Читать книгу: «Охотник», страница 10
Глава 13
Крейт сидит за дубовым столом, синий свет лампы падает на лист, рука старательно выводит буковки.
«Достопочтенный Фовон. Два ученика сбежали, мы не знаем, как они пробрались через охрану и стену, ливень смыл следы.
Поисками занимается Риктор. Смею заверить, беглецы будут найдены и наказаны»
А.С. Крейт
Дверь резко открылась, чуть не слетев с петель. Ворвался ветер, вгоняя дождь. На пороге встал великан, держа за шкирку двух мальчишек. Юные тельца полетели на пол.
– А-я-яй, как нехорошо. Сбежать из дома. Вас тут кормят, обувают, учат, а вы в лицо плюёте. Риктор, тащи вниз.
Тёмная, освещённая факелами, круговая лестница ведёт в окровавленный, задушенный криками подвал, камеру пыток.
Риктор закрепил голову, конечности рыжего мальчика пока тот смотрел испепеляющей ненавистью.
Из-за полога, вытирая от крови руки о мясницкий фартук, вышел улыбающийся Доктор.
– Риктор! Неужели принёс новые испытательные куклы? Ох, как я рад!
– Крейт хочет, чтобы ты немного их обработал.
– Немного? – обиженно удивился Доктор. – Нет! Я так не смогу! Что за издевательства над тонкой душой творца?!
– Не больше, не меньше, Док, – чеканя слова, сказал Риктор.
– Ты разбиваешь мне сердце, дружище!
– Начинай.
Доктор печально вздохнул, натягивая запачканные кровью перчатки.
Безволосый мальчик беспомощно смотрел, как Доктор занёс длинную иглу над глазом.
Риктор, направляясь к лестнице, услышал крик боли с примесью обиды и отчаянья.
Крейт сидел в кресле, читал «Правда в силе».
– Всё в порядке? – спросил он, подняв брови.
– Да.
Риктор встал у окна, бессмысленно смотря на дождь. Крейт вернулся к книге.
– А мне вот интересно, ты хоть когда-нибудь чувствовал? – неожиданно спросил он.
Риктор медленно, как робот, повернул голову.
– Возможно, – сверля красными глазами стену, сказал великан.
– А сейчас?
Риктор посмотрел на руку, схватил большой палец, послышался хруст.
– Мне чужда боль, – сказал он, вправляя палец.
– А кроме неё? Что у тебя в голове? Есть голос? О чём ты думаешь?
Риктор посмотрел на него. Крейту показалось на секунду, что красные, похожие на точки, глаза удивлены.
– Не о чём.
Крейт встал, бросил книгу в кресло.
– Ладно, пойдём.
Крейт направился к лестнице. Риктор остался стоять, как камень. С натугой, будто рука привязана к ящику с кирпичами, дотронулся до лица.
– Эй, каменюга, идёшь?! – крикнул Крейт.
Доктор радостно развёл руки.
– Кре-е-ейт. Хочешь посмотреть на страдания? Если зайдёшь туда, – Доктор показал на полог, – увидишь то, что изменит тебя.
Крейт учтиво улыбнулся.
– Оу, спасибо, но мне нравится мой разум, не хочу менять.
Доктор запрокинул голову, захохотал.
– Продолжишь? – спросил Крейт.
– Конечно! Конечно.
Доктор схватил молот, подошёл к рыжеволосому мальчику. Ноги захрустели, затрещали под тяжёлыми ударами. Мальчик открыл рот, выгнулся дугой, но не закричал.
Крейт подошёл к нему, шепнул на ухо:
– Запомни этот момент…
Ренар почувствовал, что кто-то тыркает в плечо. Он выхватил меч.
Кончик клинка почти достал до горла.
– Это я! Это я! – закричал молодой матрос.
– Что случилось? – спросил Ренар.
–Там… вам лучше самому увидеть.
Ренар вставил меч в ножны.
– Пойдём.
В каюте темно, солнце ослепило его. Он вышел на мостик, как нищий, полуголый, в одних штанах, без обуви. На торсе и спине многочисленные шрамы и отметины. Матросы смотрели с уважением и страхом.
– Так что случилось? – спросил Ренар у рулевого.
– Вот, – указал рукой бородатый моряк.
Три корабля окружили «Матильду». Люди бегают на них, как муравьи в разрушенном муравейнике.
– Они что-нибудь сделали? – спросил Ренар.
– Не дают пройти, минут десять уже. Мы думали, сами справимся, но они никого не послали, ничего.
– А мы где вообще?
– Через пару часов должны войти в русло Доги. Что делать-то будем?
– Надо сигнал подать, – сказал Ренар, смотря на солнце.
– Кому? – осторожно спросил рулевой.
– Им.
– Ааааа. Зажигайте сигнальную пыль! – крикнул матросам рулевой. – А они нас за это не потопят?
– Не должны, – сказал Ренар, пытаясь разглядеть людей на корабле. – Дай подзорную трубу.
На мостике самого большого корабля стоит толстяк в расходящейся по швам адмиральской форме.
– У Хендрика были друзья? – спросил Ренар, продолжая смотреть в трубу.
– Нууууу, трудно сказать. Он много с кем имел дело, прямо так всех и не упомнишь… – сказал рулевой, смотря в разные стороны.
Ренар вернул трубу, испытующе взглянул на моряка.
– Да, – отводя взгляд, сказал рулевой. – Только не друзья. Он денег занял, прежде чем в Талс плыть.
– Видимо, это они.
Он упёр руки в перила, древесина жалобно скрипнула.
– Ладно, – сказал он, – оружие не поднимать. Ведите себя тихо и смирно.
– Это не поможет, – сказал молодой матрос, опустив голову. – Если денег не будет, нас возьмут. И корабль.
– Делайте, как я сказал.
Самый мелкий корабль притёрся к «Матильде». В окружении вооружённых моряков на борт сошёл худощавый, длинный, как тростинка, с мелкими сощурившимися глазами.
– Где Хендрик? Си’Зян? Где они? – спросил он из-за спин моряков.
– Мертвы, – ответил Ренар.
– В таком случае, кто вы?
– Я тот, кто их убил.
– В таком случае, где наши деньги?
– Наверное, вам стоит спросить у Хендрика.
– В таком случае, вам придётся пройти к господину Мелотти.
– Пойдёмте, – сказал Ренар.
Мелотти оказался тем толстяком с писклявым голосом.
– Раз Хендрика убил ты, и капитан того корабля ты, то долг выплачивать тебе, – сказал толстяк с отдышкой.
Ренар облокотился на перила, глядя на заплывшие глазки Мелотти.
– Нет, – сказал Ренар.
– Не понял? – сказал Мелотти.
– В таком случае, – сказал щурящийся худой человек, – нам придётся применить силу.
Ренар почувствовал разгорающийся огонь в груди. Он молниеносно взмахнул мечом, остановившись у шеи Мелотти. Одежда разошлась в стороны, обнажив складки. Моряки запоздало вытащили сабли.
– Мне не нравится, что преградили путь моему кораблю, и не нравится, что требуют денег, но больше всего мне не нравится то, что вы угрожаете мне. А с тем, кто мне угрожает, я делаю вот так.
Ренар пнул моряка в живот, ударил локтем в горло другому, отразив меч третьего, сбросил его за борт.
Толстяк повернулся, но Ренар схватил за шиворот, потянул назад. Мелотти упал, не в силах встать, замахал руками, как жук.
Моряки прибывали бесчисленным множеством, окружили охотника. Ренар поставил ногу на грудь Мелотти, прислонил кончик клинка к одному из подбородков.
– Ещё шаг и ваш капитан отправиться кормить рыб.
Моряки встали полукругом, ощетинившись саблями.
– В таком случае, – донёсся крик с другого конца корабля, – вам придётся покинуть наше плавучее средство!
– Обязательно! – крикнул Ренар. – Только трофей захвачу.
– Скажи кораблям, чтобы отошли, пока мой подходит сюда, – сказал Ренар толстяку.
Мелотти сжал зубы, со злостью посмотрев на охотника.
– Живо, – сказал Ренар, надавливая на меч, – или ищи голову в воде.
– Освободить проход! – пискляво завопил Мелотти.
Ренар замахал «Матильде». Рулевой, смотревший в подзорную трубу, охнул, почесал бороду.
– Чего он хочет… – пробормотал моряк, – тут же не пролезть…
– Может, на шлюпке? – предложил молодой матрос. – Вон! Смотри! Корабли отходят!
– Распустить паруса! – крикнул рулевой.
Мелотти лежит смирно, но пухлой рукой потихоньку ползёт к ноге. Ренар наступил на руку. Толстяк завизжал.
– Отпустите господина Мелотти! – крикнул худой.
– Да? А может мне ещё меч выкинуть?
– Было бы прекрасно!
Через несколько минут подошла «Матильда». Матросы скинули трап, подошли к толстяку. Моряки Мелотти дёрнулись вперёд.
– Стоять! – рыкнул Ренар, выходя вперёд. – Мы забираем его, а вы нас не преследуйте, иначе можете попрощаться с капитаном!
Матросы схватили за шкирку Мелотти, потащили, как мешок с дерьмом.
– Уходим отсюда, – сказал Ренар. – Этого в камеру.
– На корабле… мы бы могли помочь, – сказал рулевой.
– Не люблю, когда хотят помочь, – сказал Ренар одним из самых гадких тонов.
Моряк поменял взгляд.
– Что будем делать?
– Всё по старому, веди к Доге. И, если увидишь корабль, скажи мне.
В каюте беспорядок, листки, книги, лампа валяются на полу. Ренар нашёл нож у гамака, он лежал, немного показывая клинок. Ренар нежно погладил чехол, осторожно прикрепил к ремню.
Корабль тряхнуло, несколько ящиков из громоздкого стола наполовину вышли, на дне лежат скреплённые ниткой страницы. В другом – три глиняные маски, женщины, ребёнка и мужчины. В третьем – маленький, деревянный рожок.
Ренар взял страницы.
«Ост – красивейший город под священной горой Ремрей. Великий лес охраняет людей города со всех сторон, не подпускает врагов, защищает от сильнейших ветров, дождя.
Звери леса поистине прекрасны, бесподобны. Олени ходят, высоко подняв голову, как короли. Волки защищают лес с той долей учтивости, которой позавидуют аристократы.
Птицы вездесущи, что бы ни произошло, будут там, смотрят, наблюдают. Говорят, что это глаза леса. Медведи культурны, не ревут, ходят тихо, как коты, но чувствуют себя полноправными хозяевами. Кабаны сбиваются в стада, пропахивают землю в безлесье, перехрюкиваются меж собой.
Нас не трогают, даже не замечают, или не хотят замечать. Но однажды один человек увидел, как они собрались в центре леса…»
Ренар не хотел прерывать чтение. Он желал продолжения, но рвался узнать больше о Хендрике. Он вышел из каюты, попросил матроса позвать рулевого.
Бородач не заставил себя ждать.
– Что случилось? – озабоченно спросил он, закрывая дверь.
– Хендрик был на западе? – показывая страницы, спросил Ренар.
– Он жил там с семьёй, – машинально сказал рулевой, читая. – Ост… Насколько я знаю, кимляне первыми поселились вблизи великого леса. Хендрик был одним из первых поселенцев.
– А что случилось потом?
– Он не рассказывал, говорил только про семью. И то, в очень сопливые моменты.
– Так он не врал.
Бородач серьёзно посмотрел на Ренара.
– Я не помню, чтобы он врал. Последнее время был вспыльчив, ругался много, но никогда не врал.
– Так что с семьёй случилось?
– Он говорил, что потерял всех. Ничего точного. И вот этого, – рулевой потряс страницами, – никогда не показывал. Я даже не знаю что это.
– Похоже, дневник.
– Да, не думаю, что он бы хранил чужие записи, – сказал рулевой, отдавая страницы.
– Там ещё маски в ящике.
Рулевой, громко топая, прошёл к столу.
– Вот это да… Это же отпечатки лиц. Кимляне первые открыли алхимию, но Хендрик хвалился, что в Осте отличалась. Маску делали, чтобы сохранить лицо в веках. По слухам, эти маски содержат души. Вот эта похожа на лицо Хендрика.
– Выходит, что остальные – это его ребёнок и жена?
– Видимо, – сказал рулевой, рассматривая женскую маску. – Всё-таки красивая была жена.
– Спасибо, что пришёл, – сказал Ренар, мягко отбирая маску.
– Да что ты! Ты же теперь главный.
Ренар криво улыбнулся.
– Ох, пойду, а то без меня уплывут на север, – сказал рулевой.
Ренара зацепило, что бородач сказал про души. Эта мысль засела глубоко в голову, вытеснив всё. Ренар долго смотрел на глиняную маску, лицо Хендрика. И, не зная зачем, надел.
Зашатало, он схватился за стол. За долгое время Ренар впервые услышал свой крик. Настолько долгой, что даже не узнал. Перед глазами посыпались искры, картинки. Звуки смеха, рыданий, криков ударили в уши. Голова закружилась, и он упал.
Он идёт сквозь кусты. Осторожно, тихо, смотря под ноги, обходя каждую веточку. Звук замер, ветер перестал двигаться. Он учуял её, напрягся, приготовился к прыжку.
Он резко, но мягко положил руки ей на плечи. Женщина ахнула, обернулась, удивлённо улыбнулась. Он поцеловал её, пополз рукой вниз живота.
Детский крик разлетелся по лесу. Она вылетела из объятий. Он побежал за ней, на крик.
Девочка прижата к земле меж огромных лап. В глазах зверя полыхает пламя, когти роют землю.
Женщина обернулась к нему, открыла рот в крике. Он стоял в нерешительности, сделал маленький шаг назад, зацепился за корень, упал. Страх прочно проник внутрь, выгнав всё, что было. Он убежал.
Ренар не сразу понял, но он лежит на полу в каюте. Осознание себя пришло постепенно, будто складывалось в единую картину, ждало последнего кусочка.
Он глубоко дышит, руки ватные, ноги затёкшие, будто пролежал вечность.
Маска лежит рядом. Ренар помнит, когда брал, выражение лица маски. Сейчас её рот искривлён в испуге.
Ренар поднялся, ноги еле держат. Он взял маску женщины со стола, провалился в гамак.
Спустя минуты он пришёл в норму. Маска мило улыбается, высокие скулы, низкий подбородок, маленький ротик делают её красавицей. Ренар крутанул в руке, она манит, он чувствует. И вопреки рассудку, надел.
Праздник. Люди веселятся, поют, танцуют. На деревьях развешаны лампы, гуляет тёплый ветерок.
Она прислонилась к дереву, сердце наполнилось тревогой и страхом. Она думала, что как только начнётся, выйдет он. И всё будет кончено, она будет разоблачена.
Но появился другой, худой со злорадной усмешкой. Ей даже противно смотреть на него.
Он приблизился, схватил за талию, притянул. Она с отвращением оттолкнула в грудь, открыла рот, подняв указательный палец. Её губы двигались в гневе, а он наблюдал наслаждаясь.
Он повернул её, уронил на живот, задрал тунику. Она почувствовала, как ветерок прошёлся по спинке, оставив мурашки. Она заёрзала, он схватил за волосы, прошипел в ухо.
Она сжала клочок травы, по прекрасному лицу скатилась слеза.
Слова звучали тихо, но с каждым разом громче, выводя из тумана.
– Господин, господин вставайте. Нас догоняет корабль, – сказал матрос, стоя у двери.
Ренар медленно открыл глаза, он высосан до дна, как после тяжелейшего кошмара.
– Я кричал? – сонно спросил Ренар.
Матрос удивился, испугался.
– Нет.
– Я сейчас.
Маска рыдает.
– Готовьте шлюпку, – сказал Ренар матросам, выйдя из каюты, а сам спустился в трюм.
Камеры пусты, кроме одной. Тюремщик одиноко сидит на стуле, охраняемый факелом. Увидев Ренара, он подскочил.
– Капитан, я… капитан.
Он опустил голову. Ренару почему-то его пожалел. Столько неловкости, раскаяния выдал надзиратель.
«Он лишь исполнителем, не стоит винить за необдуманные поступки», – подумал Ренар.
– Отдыхай, – сказал Ренар, и пошёл к Мелотти.
Толстяк сидел, упёршись спиной в стену, смотрел в потолок.
– Хорошо выглядишь, – сказал Ренар.
Мелотти не ответил, лишь скосил глаза, скрючил лицо.
– Обезвоживание… неприятно, да? – продолжил Ренар. – Желудок смирился с голодом, но вода… без неё никак. По углам ещё не лазил? Бывает, скапливаются капельки.
Мелотти опустил голову, затравленно посмотрел.
– Скажу сразу, ты мне не нравишься. Но я стараюсь идти по правильному пути. Хоть никто не говорил, где этот путь, как подступиться. Меня никто не вёл, но я стараюсь. За нами идёт твой корабль. Есть два выход: сделать, как обещал твоим матросам, или сделать, как хочу я. Что скажешь, как сделать?
Мелотти посмотрел безучастно.
– Понимаю… – сказал Ренар. – Тебе всё равно. Лишь бы что-нибудь произошло. Я понимаю, но скажи: как себя чувствуешь, живя каждый день? Путешествуешь по морям, даёшь долги, забираешь. Но разве не замечаешь, что всё разваливается? Что наш островок вот-вот будет захвачен, растоптан. Всех выгонят. Ведь это и твой островок. Что ты ощущаешь? На что рассчитываешь?
Ренар упёрся головой в решётку, закрыл глаза.
– Я знаю, – сказал Ренар. – Ты думаешь, что всё рассосётся само, наладится. А знаешь в чём секрет? Не наладится.
Ренар шёл к выходу, когда Мелотти прохрипел:
– Я делаю это, чтобы выжить, и нормально жить.
Ренар обернулся.
– Жить? Негде будет жить.
Ренар подошёл к тюремщику.
– Как только камера освободиться, переходи в команду матросов.
– Да, капитан, – сказал надзиратель, сглотнув.
Рулевой насвистывает мелодию, стоит за колесом, обдуваемый ветром. Матросы вынесли Мелотти из трюма, закинули в шлюпку.
– Надеюсь, у тебя хватит ума не преследовать нас, – сказал Ренар. – Спускайте!
Мелотти лежал, будто мёртвый. С бледным лицом, не двигающимися глазами. Шлюпка плюхнулась в воду, осталась позади.
– Забавно, – сказал рулевой. – Недавно тебя тоже скидывали в воду.
Ренар обернулся с немым вопросом.
– Что ты имеешь в виду? – спросил он.
– Ты очень быстро поменял своё положение, – ответил бородач, держа руль.
– Это расценивать, как неприязнь?
Рулевой улыбнулся.
– Скорее, как комплимент.
Ренар облокотился на перила.
– Меня это одновременно развлекает и напрягает. Обычно я не плаваю несколько дней с теми, кого недавно убивал.
– Трудно быть таким? – невзначай спросил рулевой, но Ренар всё понял.
– Ты даже не представляешь насколько.
Бородач замолчал, а Ренар вернулся в каюту и надел последнюю маску.
Растянувшаяся колонна людей бредёт по лесу. Они идут с тревогой, не знают, чего ожидать. Новое место, новый дом.
Маленькая девочка идёт вприпрыжку, держа за руку женщину. Теплота разливается от живота, когда девочка смотрит на неё. Мама.
С другой стороны идёт огромный мужчина с недельной щетиной. Он несёт вещи, поглядывает назад, в шутку ругает худого друга. Девочка с улыбкой смотри на него. Папа.
Она мала, достаёт им лишь по пояс. Они кажутся ей великанами. Их ноги почти прижали её, она посмотрела вверх, их лица соприкасаются, издавая чмокающий звук. И хоть неприятен звук, она радостно смотрит на них.
Ренар вышел с лёгкостью, будто сошёл с облака. Разум чист, хотелось сделать что-то хорошее. Он посмотрел на маску, она улыбалась.
Иная сторона разума 4
В лавке тихо, попугай кусает прутья клетки, выворачивает, трясёт лапками. За заваленным книгами столом сопит седой мужчина.
Высокий рыжеволосый юноша тихо вошёл. Он огляделся, подмигнул попугаю, нажал на звонок. Продавец подскочил.
– Да, да, тарийская смесь продаётся без рецепта, – сонно проговорил он.
– Меня больше интересует моларийская краска.
Продавец сразу проснулся.
– Мы закрыты, до свиданья.
Юноша упёр руки в стол, в комнате потемнело.
– У тебя есть два варианта, – тихим, будничным, словно пьёт чай, голосом сказал юноша, – либо ты сейчас рассказываешь кое-что про клан. Либо больше никому ничего не расскажешь.
Он улыбнулся, показывая длинные, неестественно белые резцы.
– Я обычный торговец, продаю книги, – пугливо сказал мужчина. – Ну, может небольшие лекарства от известных алхимиков. Поверьте, я не знаю, о каком клане вы говорите. Я да…
Его перебил звук вынимания меча. Юноша обнажил на четверть.
– Ну-ну. Что вы, что вы. Я вам верю, вы ничего не знаете.
Меч вышел на треть.
– Ни о клане, ни о краске.
Наполовину.
– И тем более о детях, которым пихают алхимические препараты, изменяя их.
Вышел на треть четверти.
– Куда простому торговцу книгами знать, о личных алхимиках клана. Где живут, появляются, с кем контактируют. Вы же этого не знаете?
Продавец облился потом, вдавился в кресло. Попугай победно заверещал.
– Послушайте…
Меч, как змея, прополз по столу, оставляя полосу.
– Хорошо-хорошо! – крикнул мужчина, глядя на клинок. – Я расскажу.
Юноша убрал меч.
– Вот и отлично. А то вы не представляете, как трудно было вас найти. Печально, если было бы впустую, не так ли?
Продавец удобней уселся в кресло.
– Я чудом остался жив, и говорить вам всё, как я считаю, неправильно. Но обстоятельства сильнее.
Это было давно, я входил в пятёрку лучших алхимиков. Нам мало что рассказывали, держали в белой комнате без окон. Работали мы в соседней, такой же. Мы были лучшими, и с нами обращались, как с заключёнными. Я мог бы сделать вещество, которое растворило камень, из воды и пыли, а они орали и били за неподчинение.
– Оставим эти душевные подробности.
Продавец фыркнул.
– Мы делали странные вещества, контактирующие с плотью, с человеком, проще говоря. Увечили, но они это называли улучшением. Нейтрализовать нервы, чтобы не чувствовать боли, кожу жёстче, которая потягается с камнями, усиление обоняние, наверное, самое лучшие из них, но и здесь не всё отлично.
– Поясни.
Мужчина положил руки на стол, сцепив замком.
– Улучшение идёт в одну сторону. Соответственно, если делаешь отличнейший слух, нельзя вернуть обратно. Он будет всегда таковым. Ты будешь слышать шаги мух на стене, как они потирают лапками. Любую мелкую живность. Да, этот человек будет слышать приближение врага за двести метров, но в обыденных условиях будет испытывать колоссальный дискомфорт.
А нюх? Человек чувствует все запахи в радиусе пятидесяти метров, мозг перенапрягается, вскипает, как чайник, который нельзя снять с костра, а потом взрывается. Но до этого не доходило, чаще всего, кончали с собой.
Зрение. Оно не ограничилось только приёмом препаратов, необходимо было вмешательства хирургических инструментов. Рядом с глазом ставили креоковский камень. Зрачки горели красным, а зрение приобретало красный оттенок, но за это ты мог видеть, так сказать, внутренний мир любого живого существа. Поэтому у большинства охотников глаза горят красным.
Реакция и скорость. Мышцы и кости подвергали изменениям, сбрасывали ограничения тела.
– Можно поподробней?
– Да, да, конечно.
Мужчина порылся в ящике стола, вытащил бутылёк с синей жидкостью.
– Вот. Мы называли это освободителем. Спорное название, согласен, но эффектное.
– Ближе к делу.
– В общем, у человека в мозге есть ограничения по физическим показателям. Наше тело устроено немного по-другому, чем многие думают. Мы можем быстрее бегать, орудовать мечом с невероятной скоростью, распознавать очень быстрых созданий, которых обычные люди даже не замечают, но в ущерб себе. Мышцы, связки, сухожилия стираются, истончаются, а иногда изо слишком большой скорости, применения силы, рвутся. Ломаются кости. Это обычная практика, после применения этого препарата.
Человек думает, что он всемогущ, после чего пытается выжать себя на максимум. Хотя, если он выжмет даже на половину, последствия будут сокрушительны.
Вместе с освободителем убирали инстинкт самосохранения, из-за чего боец шёл в бой до последнего, не боялся. Но этого можно было избежать, понимая основные законы. К огню прикасаться нельзя и так далее. Но это зависело от интеллекта испытуемого.
– Интересно… то есть вы создавали тех, кто ничего не боялся. Как же они подчинялись?
Продавец откинулся в кресло, развёл руки.
– С этим были проблемы. Бывало, довольно часто, что охотника нашпиговывали под самую завязку, после чего остановить его могли только равные по силе. Он не боялся ничего, и если ему что-то не нравилось… было страшно. Позже придумали делать преданных, со встроенной функцией служению клану, долг, честь и тому подобная хрень.
Но тогда мы ещё такого не придумали, и почти все охотники были опасней практически любого монстра. Он был быстрее, сильнее, тише. Монстра ты мог увидеть, услышать за триста метров, и попытаться что-то сделать, а с охотником такой трюк не прошёл бы. Охотник либо убивал цель, либо умирал.
– И давно это было?
– В самом начале, как только мы начали работу. После нескольких испытаний нашли самые стабильные. Глава клана и его приспешники просили больше, мощнее. Они приводили подопытного, мы делали с ним всё, что хотели. Он либо умирал в муках, либо становился нестабилен.
Время было такое… монстры шли на людей, были за каждым поворотом, их было очень много. Я помню рассказы о павших крепостях. И что было странно, они группились, шли организованно, будто кто-то вёл. Тогда никто не мог их остановить, а только создавшийся орден, впоследствии ставший кланом, не имел ни людей, ни знаний, ни-че-го.
– Значит, некому было остановить поток чудовищ? Но как-то же это сделали.
Мужчина, запрокинув голову, захохотал.
– Да, смогли. Это была волна, огромная, как цунами. Они шли нескончаемым потоком. Крепость в перевале Брузера, вроде, была надеждой всех. Туда отправили все и всё, насколько я знаю. Если монстры проходили через него, то они попадали на города, деревни, поселения, людей. Этот перевал был своеобразным проходом. Вот там, там всё случилось. Я помню, что мне рассказывал знакомый разведчик. Их группу отправили туда, после того, как за припасами никого не прислали. Знаешь, что он там увидел?
Растерзанные тела по всей крепости, окровавленные стены, разводы, кишки, вороны клевали глаза, на колах сидели трупы монстров, было видно, что был бой. Но что самое загадочное, после этого перевала монстры исчезли, испарились, никаких следов, они не пошли дальше, как ожидали.
Но, тень меня сожри, что-то же там произошло? В крепости не было ни одного живого человека, были чудовища, которые пытались сожрать моего приятеля, но не людей. Значит, кто-то смог их остановить?
– Давай вернёмся к охотникам.
Мужчина вздохнул.
– Раньше охотники были обычными людьми. С обычными способностями. Их было много, почти как солдат. Только методы отличались. Охотники выходили ночью целой группой, чтобы забрать одного монстра, а возвращались двое, один или вообще никого.
Они продавали свою жизнь. Я ещё застал те времена, видел изуродованные тела. Там были такие раны, людей разрывали на куски. Привозили с оторванного напополам, был виден хребет, но он дышал. Без сознания, но дышал. Я не знаю, какая должна быть воля, чтобы так… держаться.
Это были обычные люди, но всё же они шли ночью убивать то, что разделается с ними за пару секунд. Они боялись, рыдали, гадили под себя, но шли. Я, честно говоря, не понимал. Я работал хирургом, и всё что я увидел там, оставило отклик во мне.
– Ну, хорошо. Но откуда взялась задумка? Алхимия получила распространение не так давно.
– Этого, к сожалению, я не знаю. Я увлекался алхимией даже тогда, когда она была вне закона. Я экспериментировал, делал разные удивительные вещи, чаще всего, с растениями. В какой-то определённый промежуток времени стало понятно, что без какой-то посторонней помощи людям не справиться. И тогда, именно тогда, пришла идея изменения людей, улучшения их.
– Знаешь, ты вот мне всё рассказываешь, отвечаешь на мои вопросы так, как я прошу. Всё в подробностях и красках, но у меня есть чувство, что ты не сказал мне очень важный кусок.
Мужчина улыбнулся.
– Встроенный блок шестого чувства. Да, сильная вещь. Насколько я знаю, это одна из последних разработок, только нестабильная, срабатывает не всегда.
Юноша испытывающе взглянул.
– Ладно. Я хочу, что бы ты знал. Нельзя вмешиваться в человеческий организм. Природа делает это сама, но со временем, которого у людей не было. Я не знаю, насколько оправданно… клан вещал, что если не сделать этого, то человек, как вид, вымрет. Церковь долго оборонялась, но сдалась, разрешила вмешаться в человеческое тело.
Хочешь знать, что мы делали? Мы делали мутантов. Это мутация. Всё, что мы там делали. От самого первого, до самого последнего. Мы изменяли людей, как хотели. Хочешь знать всё?! Мы делали людей с четырьмя руками, чтобы он был больше боеспособен. Делали безсуставными, чтобы руки можно было развернуть на сто восемьдесят градусов. И это ещё самое слабое. Это ещё была не алхимия, а, скорее, симбиоз хирургии и маленькая часть алхимии, чтобы человеческое тело не развалилось, чтобы жило.
В подвалах клана делали такое… несколько людей сшивали в одного огромного, добавляли оружие, мечи, когти и тому подобное. Я, честно скажу, не знаю, что это было. Я до сих пор вспоминаю это, как в тумане. Это существо жило… оно было живо, ходило, ветрело головой, но, правда, рефлексы были заторможены, и это был, скорее, мешок для битья, чем тот, кто может остановить чудовищ.
Клан сделал много всего, но, в большинстве своём, тайно. Никто не знал об этом, только верхушка.
– Вот мы и перешли к завершающей части беседы. Расскажи про тех, кто виноват.
– А ты, я так понял, мститель? Дезертир, готовый вершить правосудие. Я не завидую тебе, если тебя найдут. Но так же, я не завидую себе, если они узнают, что ты меня расспрашивал.
– Они даже не узнают.
– Хочу в это верить.
– Так ты расскажешь, или я зря проделал огромную работу и такой же путь?
Продавец взглянул исподлобья.
– Да, но знай, я отошёл от дел давно. Мне не особо нравилось и тогда, чем я занимался в потёмках клана, а сейчас знаю, что сделал ошибку.
– Не беспокойся, мне нужны другие.
– Тогда зачем это? Если убьёшь лишь половину, то дела продолжатся, клан не уйдёт.
– Я не этого жажду, мне не нужен клан, мне нужны определённые люди. Мне плевать на судьбы всех, кроме моей.
В глазах мужчины промелькнуло разочарование.
– А я уже подумал, что нашёлся тот, кто прекратит безобразие, издевательства над человеком, над природой.
– Не сегодня, не сегодня.
Продавец вытащил из ящика стола тонкую тетрадку.
– Здесь всё. Я хранил её для продажи, наверное, не знаю. Любая информация о клане дорого стоит. Вот я и… Главный Фовон. Крейт правая рука, Риктор – персональный громила Крейта. Лериор левая рука, но всегда в пути, нравится ему охотиться. Остальные не очень важны, но если тебе нужны именно они, то найдёшь.
Юноша взял тетрадку, полистал, взглянул на морщинистые глаза продавца.
– Я не думаю, что, если ты ушёл от плохого, ты делаешь хорошее, – сказал юноша.
Юноша двинулся к двери. Продавец напряг лоб.
– Что это значит?
– Это значит, что пора что-нибудь сделать.
