Чужая школа

Все совпадения с реально существующими людьми, местами или событиями случайны, книга с начала и до конца является авторским вымыслом.

 
Буквы разные писать
Тонким перышком в тетрадь
Учат в школе, учат в школе,
Учат в школе.
Вычитать и умножать,
Малышей не обижать
Учат в школе, учат в школе,
Учат в школе.
Вычитать и умножать,
Малышей не обижать
Учат в школе, учат в школе,
Учат в школе.
 
 
К четырем прибавить два,
По слогам читать слова
Учат в школе, учат в школе,
Учат в школе.
Книжки добрые любить,
И воспитанными быть
Учат в школе, учат в школе,
Учат в школе.
Книжки добрые любить,
И воспитанными быть
Учат в школе, учат в школе,
Учат в школе.
 

Отрывок из песни «Учат в школе»

Пролог

Тишина и мертвый покой поразили бы случайного свидетеля, ежели бы он каким-то чудом оказался в этом заброшенном многие эпохи назад гигантском зале. В нем царили затхлость и полная темнота. Ничто не нарушало вечный покой, да, наверное, и не могло. Некому было сюда приходить, некому было даже помнить, что это место вообще существует – давным давно ушли в небытие последние из тех, кто знал о существовании гигантского ритуального зала, являвшегося частью куда более грандиозного сооружения, о котором, впрочем, тоже все позабыли. Здесь не было ничего – ни шевеления, ни дуновения ветерка, ни даже легкого шума. Тишина, разруха и пустота. Отсутствие воздуха и дикий, леденящий холод. Никому не дано было знать, сколько тысяч или даже миллионов лет все это длилось, да никого это, впрочем, и не интересовало.

Тысячелетия шли за тысячелетиями, но все оставалось по-прежнему. Уставший от бесконечного одиночества и отсутствия надежды хоть на что-либо древний разум изредка просыпался, не обнаруживал никаких изменений и снова засыпал, надеясь, что однажды ресурсы закончатся, и его наконец-то не станет. Слишком надоело бессмысленное, никому не нужное существование. Он невыразимо устал и давно ничего не хотел.

Однако в какой-то момент что-то изменилось. Сначала послышалось странное щелканье, затем нарастающий низкий гул. По скрывающимся в темноте далеким стенам хлестнуло волной синих энергетических разрядов, на потолке неохотно зажглось несколько сотен разрозненных световых панелей, большинство из которых давным-давно пришли в негодность, но некоторые, как ни удивительно, все еще были работоспособны. Их создатели даже такую мелочь, как световые панели для космических объектов, создавали с тысячекратной степенью надежности.

Резкое, неожиданное пробуждение заставило древний разум встряхнуться и вырваться из сонной пелены. Он далеко не сразу понял, что происходит, а когда понял, несказанно изумился. Разве станцию не исключили из кластера еще тогда, когда она опустела? Это должно было произойти автоматически! Однако не произошло, и теперь сюда вскоре перенесет спасенных. Причем, детей! Одаренных детей – высшую ценность мироздания. Но они же здесь погибнут! Нужно срочно активировать систему жизнеобеспечения хотя бы в этом зале. И древний разум поспешно принялся за работу, активировав немногих уцелевших дроидов.

Он едва успел восстановить атмосферу и плюсовую температуру до того момента, когда ритуальная гексаграмма засветилась призрачным, пульсирующим светом и выплюнула из себя около двух десятков гуманоидов, кубарем покатившихся по пыльному металлическому полу. Ну вот они и прибыли. Теперь все пойдет по-другому. Может, и ему удастся найти себе новый смысл жизни. Древний разум очень на это надеялся.

Глава 1

Звонок будильника вырвал Ивана Афанасьевича из тяжелого сна, в котором за ним кто-то гнался, кто-то темный, страшный и неумолимый.

– Фу ты, пакость какая… – вытер рукой со лба холодный пот директор школы. – Приснится же…

Да, давно ему не снилось кошмаров. Пожалуй, со времен службы в армии, а тому уже больше сорока лет. Он покачал головой, почесал бороду и бросил взгляд на циферблат будильника на столе напротив. Всего-то половина седьмого, можно было бы еще поспать, так ведь не заснет. Противно болела и дергала нога, сегодня явно придется ходить с палочкой, покалывала печень, ныла поясница, давала о себе знать несильными судорогами старая рана на спине – еще в Афганистане получил, во время упомянутой уже срочной службы. Да, не заснуть. Вставать не хотелось, однако придется – в глотке пересохло, да и белого друга навестить не помешает.

Иван Афанасьевич облизал сухие губы и с тоской посмотрел на стакан с водой, стоявший рядом с будильником. В этот момент все и случилось. Стакан медленно поднялся в воздух и не спеша поплыл в сторону ошалевшего от этой картины директора. Такого не могло быть просто потому, что не могло быть никогда! Однако собственные глаза говорили Ивану Афанасьевичу обратное: стакан все так же плыл по воздуху к нему, а подплыв, ткнулся прямо в ладонь. Директор взял этот стакан и уставился на него вытаращенными глазами. Затем залпом выпил воду и задумался.

Ведь это не первый странный случай, черт возьми! Просто раньше он старался не обращать на такое внимания, убеждая самого себя, что ему почудилось. Похоже, не почудилось, и в школе № 3 города Сафроновска действительно происходит что-то странное. А уж если вспомнить шепотки окрестных бабок о том, что ее построили на проклятом месте, где испокон веков никто не селился, так вообще появляется повод задуматься. Похоже, эти слухи возникли не на пустом месте.

Иван Афанасьевич принялся лихорадочно вспоминать все, что он порой замечал, но старательно не обращал внимания, не веря, что такое в принципе возможно, и тем самым обманывая самого себя. Несколько эпизодов всплыли в памяти, и он тихо выругался. Взять хотя бы тот, когда дети перекидывались портфелями в раздевалке – эти самые портфели всегда оказывались у них в руках, ни один ни разу не упал, даже если летел из противоположного угла, делая по дороге пару виражей. А если вспомнить, как дежурные мыли пол? Ведь видел же, что тряпка сама елозит по этому самому полу! Почему не обратил внимания? Решил, что показалось? А мел, прыгающий в руку учителя? Ведь и с ним такое не раз случалось! Но это почему-то казалось правильным, само собой разумеющимся.

Потом вспомнилось, как Николай Иванович, физрук, в одиночку таскал и монтировал в спортзале тренажеры, которые один человек, насколько бы силен он ни был, поднять просто не сможет. А на вопросы бывший майор морской пехоты отшучивался, он хорошо умел уходить от неудобных вопросов, еще на службе научился. Также перед глазами встала картина, как страницы книги сами собой перелистывались перед Ефимом Наумовичем, учителем химии и биологии. Другие не отставали. Но Иван Афанасьевич закрывал на все это глаза, слишком такое выбивало из колеи, шло вразрез со всем, во что он верил.

Похоже, больше нельзя делать вид, что в школе ничего необычного не происходит. Происходит, еще как происходит! Решив еще раз проверить, директор опустил взгляд на стакан, который все еще держал в руке, и пожелал, чтобы тот улетел обратно к столу и опустился на его поверхность. Это тут же произошло. Ивану Афанасьевичу стало слегка не по себе. Ну не был он раньше колдуном или экстрасенсом! Не был! Так каким же образом стал?! В церковь, что ли, сходить? Покаяться? Может, и придется.

За размышлениями, приготовлением и поглощением нехитрого завтрака прошло время до отправления на работу. Иван Афанасьевич всегда ходил туда пешком, благо жил всего в пяти кварталах от построенной три года назад на средства богатого спонсора школы № 3. Если честно, особой необходимости в ней не было, имеющиеся две школы полностью закрывали потребности Сафроновска, крохотного и мало кому известного городишки в Южной Сибири. Но городское начальство, понятно, от подарка мецената отказываться не стало, тем более, что тот оборудовал школу настолько хорошо, что местные жители ходили туда, как в музей. Особенно поражали компьютерные классы, оборудованные по последнему слову техники, даже голографический проектор имелся. Кабинеты химии, физики и биологии удивляли не меньше.

Также упомянутый меценат выстроил в Сафроновске трехэтажную больницу и до сих пор спонсировал ее, платя огромные, по местным меркам, зарплаты врачам и даже медсестрам с санитарками. До сих здесь и не слышали о зарплатах в сто тысяч у той же нянечки. Понятно, что стремились устроиться в школу и больницу очень многие, хоть кем-то, хоть как-то, ведь немало горожан и до сих получали по двадцать, а то и по пятнадцать тысяч в месяц. А цены росли. Выживали натуральным хозяйством, картошка почти у каждого была своя, как и овощи с огородов.

Одно только очень не нравилось местным жителям. Новую школу построили на проклятом месте, Лысом холме, на который даже дети не забирались, тянуло от него какой-то потусторонней жутью. Старики все поведали приезжему архитектору, но тот только скривился и пробормотал что-то о глупых предрассудках невежественных обывателей. Может, он был и прав, поскольку после постройки школы ощущение жути от холма больше не шло.

Многие родители перевели детей в третью школу, которая по сравнению с двумя городскими буквально сияла новизной, а уж как она была оборудована! Наверное, только в Москве и Петербурге имелось нечто подобное. На открытие приезжал сам омский губернатор, так даже он удивился тому, что имелось в провинциальной школе. Директором меценат пригласил заслуженного петербургского учителя Ивана Афанасьевича Нестерова, имевшего несколько государственных наград. Тот потянул за собой всю свою команду – завуча, преподавателей химии, биологии, математики, физического воспитания. Все они получили квартиры в единственном на весь город десятиэтажном доме, построенном для врачей и учителей тем же меценатом.

В школе было выделено двадцать мест для малоимущих учеников и десять для сирот из небольшого сафроновского детского дома. После открытия педагогический коллектив с энтузиазмом приступил к работе. К сожалению, далеко не все удавалось так, как хотелось. Хулиганы оставались хулиганами, а малолетние шлюхи – малолетними шлюхами. И последних оказалось на удивление много для небольшого городка. После расспросов и разговоров с местными жителями вырисовалась очень неприглядная картина. Оказывается, Сафроновск славился безотказными молоденькими проститутками, часто еще школьницами. И затягивали в это дело многих, поначалу о таком и не помышлявших девочек. Именно проституция составляла основу благополучия довольно большого числа жителей города. Даже мэр с помощниками оказались замешаны в эту грязь. Конечно, неявно, но свой жирный кусок от держателей притонов они получали, за что прикрывали тех от полиции и прокуратуры.

Иван Афанасьевич однажды лично набил морду осмелившемуся появиться в его владениях главному городскому сутенеру, Семену Беззубому, совместив кличку с реальностью – тот лишился передних зубов и теперь щеголял золотыми, как урка в семидесятых. Директор запретил этой сволочи появляться возле школы, пригрозив, что поднимет все свои старые связи в МВД и ФСБ, и тогда сутенеру придется солоно. А связи у него имелись, и немалые, это знали в городе все, поэтому старого учителя и не трогали, другому давно заткнули бы рот. Беззубый решил не рисковать и отступился, однако вылавливал старших девочек в других местах, капая им на мозги и суля золотые горы. Как ни жаль, находились наивные дурочки, которые на это велись. А в центральную гостиницу Сафроновска то и дело наезжали из областного центра, а порой даже из Москвы и Питера солидные господа, желавшие побаловаться молодым мяском. Это началось еще в лихих девяностых и продолжалось до сих пор. Об происходящем все знали, но никто ничего не предпринимал, слишком многим в городе это было выгодно.

Жалобы Ивана Афанасьевича оставались без ответа, наоборот, ему настойчиво советовали отступиться и не лезть не в свое дело, а то ведь могут быть неприятности. Однако старый учитель не мог позволить себе закрыть глаза на совращение несовершеннолетних девушек и собирался завтра ехать в Москву, к старому другу, ныне полковнику ФСБ. Тот подскажет, что можно сделать, сил терпеть этот кошмар больше не было. Видеть, как еще вчера хорошая, скромная девочка на глазах превращается в развязную шлюху, было физически больно, это следовало остановить любой ценой, даже если этой ценой станет жизнь Ивана Афанасьевича. Он был готов ко всему.

Собравшись, старый учитель погладил портрет жены в траурной рамке, она умерла четыре года назад, и ему очень ее не хватало. А затем покинул квартиру, не зная, что уже никогда в нее не вернется.

Неспешным ходом добравшись до школы за четверть часа, Иван Афанасьевич поздоровался с как раз вышедшим из подвала завхозом, Егором Кузьмичом Бойченко, хитрым, всегда хмурым лысым мужичком, зато мастером на все руки, потому его и приняли на эту должность. Директор ни разу не пожалел о своем решении – все в школе работало как часы.

– И вам поздорову, – недовольно пробурчал Кузьмич. – Иван Афанасьевич, ну не знаю я, как энти проклятые бомжи сюда забираются и чего их в школу тянет, будто им тут медом намазано! Седня опять троих из подвала вытурил! Вчера двоих! Это чего ж деется, а? Совсем охренели! А участковый ничо делать не хотит! Я ему уж пять заявлений накалякал! Бурчит, что пока, мол, не убили али не украли, все в порядке. А что энти вонючки мне весь подвал изгваздали да обоссали, энто как?!

Действительно, школа переживала какое-то нашествие бомжей. Буквально все бездомные не только из города, но и из окрестностей стремились хоть раз переночевать в школьном подвале, утверждая, что после этого все болячки проходят. Один вообще заявил, что забыл про цирроз печени. А как бомжи ухитрялись пробираться в запертый подвал и вовсе оставалось загадкой. Но не проходило дня, чтобы завхоз не выдворял оттуда одного-двух.

– Не знаю я, что с этим делать, Егор Кузьмич, – развел руками директор. – Гоняйте их, я вам премию выпишу.

– Лады, Иван Афанасьевич, – сразу подобрел завхоз. – Пойду дальше трубы проверять, чегой-то мне их поведение не нравится, где-то течь.

Директор кивнул ему и отправился дальше. Войдя в учительскую, он поздоровался с присутствующими, а присутствовали далеко не все – двадцатое августа только, многие еще не вышли из отпусков. Возле стола слева стояла новенькая учительница русского языка и литературы, Ирина Васильевна Томилина, совсем еще девочка, сама выглядящая десятиклассницей. Не очень красивая, но милая. Она тоже поздоровалась и радостно улыбнулась Ивану Афанасьевичу.

– Приветствую, – прогудел Константин Петрович Воложанин, трудовик, кряжистый сибиряк с окладистой, ухоженной бородой. По постановлению президента в школах России два года назад снова ввели уроки труда, пришлось срочно искать преподавателя, причем непьющего, что было труднее всего. Нашел, и очень хорошего.

– И вам доброго дня, – поднял голову от планшета Ефим Наумович Дейнего, одесский еврей, сбежавший из Украины после событий второго мая две тысячи четырнадцатого года и с тех пор люто ненавидевший бандеровцев, желая им всяческих несчастий. В школе он преподавал химию и биологию – Слышали, эти сволочи опять Донецк обстреляли! Ну когда же наши начнут воевать всерьез, а не на полшишечки?!

– Тише, Ефим Наумович, тише, – выставил руки перед собой директор. – Я полностью разделяю ваше негодование, но от нас ничего не зависит. К сожалению. А теперь, коллеги, я хотел бы обсудить…

Его прервала распахнувшаяся настежь дверь, в которую буквально влетела завуч, Мария Степановна Холмогорова, сухощавая пожилая женщина, чем-то сильно похожая на Минерву Мак-Гонагалл из фильмов о Гарри Поттере. Она прекрасно знала об этом сходстве и порой подчеркивала его, держа указку, как волшебную палочку, и с интересом наблюдая за реакцией учеников и родителей. Коллеги к ее чудачествам давно привыкли. А дети за глаза прозвали старой кошкой.

– Нет, это чистой воды безобразие! – с порога высказалась завуч. – Просто безобразие!

– Что случилось, Мария Степановна? – поинтересовался Иван Афанасьевич.

– Девочки наши, десятиклассницы! – агрессивно заявила та. – Маша Старцева опять на своем мопедике заявилась одетая так, что у меня чуть когнитивный диссонанс не случился! Вы бы видели цвет и раскраску ее куртки! Это же жуть какая-то!

Директор улыбнулся. Да, одевалась упомянутая девочка действительно нестандартно. Но его беспокоило по ее поводу совсем другое. По школе ходили настойчивые слухи, что Машка дает, и были они, похоже, не только слухами, поскольку учителя пару раз выпроваживали девушку из мужского туалета. Белокурая, симпатичная, но далеко не красавица. Почему-то Семен Беззубый обихаживал Машу больше, чем других ее сверстниц. И неизвестно, не поддалась ли на его уговоры сирота при живой матери-алкоголичке. Пока было известно, что подрабатывает девочка в свободное время в местном «Вкусно – и точка», а там потогонка, да и платят копейки. Могла и соблазниться «легкими» деньгами.

В школе, как уже говорилось, были такие компьютерные классы, что оставалось только завидовать, и Ивана Афанасьевича уговорили разрешить на лето открыть для учеников компьютерный кружок, который взялся вести на общественных началах Ефим Наумович, поскольку неплохо разбирался в вычислительной технике и часто подменял болезненного учителя информатики. Он мотивировал это тем, что пусть лучше дети сидят за мониторами под присмотром, чем ищут себе приключений на пятую точку. Иван Афанасьевич подумал немного и согласился. Действительно, лучше.

В итоге даже летом в школе было довольно шумно, десяток-другой учеников всегда находились здесь, обсуждали что-то свое, смотрели фильмы на большом экране, благо проектор имелся, вместе играли в разные онлайн-игры, учились программировать и создавать сайты. Ефим Наумович, невзирая на свой вид строгого учителя, умел находить общий язык с детьми, вокруг него всегда толпились разновозрастные мальчишки и девчонки.

– А кто следит за детьми в компьютерном классе? – встревожилась Мария Степановна.

– Сережа Хрущ, – ответил биолог. – У него не забалуешь.

Завуч успокоенно кивнула. Действительно, первый силач школы баловства не терпел и порядок наводил быстро и жестко, учителя ему доверяли и часто оставляли на него малышей, с которыми парень умел обращаться на удивление хорошо, сказывалось детдомовское прошлое. Родная тетка не сразу забрала его к себе после смерти родителей, погибших в автокатастрофе, и Сережа провел несколько лет в детдоме. Вот только тетке он оказался не слишком нужен, взяла она племянника только потому, что так положено. В школе он накоротке сошелся с физруком, Николаем Ивановичем Сафроновым, бывшим майором морской пехоты Тихоокеанского флота. Ивану Афанасьевичу его порекомендовал старый друг, и с тех пор физрук был в его команде, переходя вместе с лидером из школы в школу. Сереже Сафронов посоветовал поступать в военное училище, и парнишка всерьез к этому готовился.

В учительской словно призрак возник Николай Иванович, он умел ходить совершенно бесшумно, что было удивительно при его габаритах. Невысокий, но очень мускулистый седой мужчина с офицерской выправкой двигался так, что дух захватывало. Немногих избранных он обучал боевым искусствам, но брал далеко не всех желающих. И прежде всего никогда не брал хулиганов, способных использовать его науку ради злых дел.

– Вот все и собрались, – улыбнулся физруку Иван Александрович. – Коллеги, я хотел поднять очень важный вопрос, на который мы все уже год старательно не обращаем внимания.

– И что же это за вопрос? – явно удивилась Мария Степановна.

Директор молча протянул руку вперед, и классный журнал, лежавший на дальнем столе, прилетел ему в руку.

– Думаю, все уже заметили, что в этой школе мы приобрели некие странные способности, – констатировал он. – Я многое видел, но закрывал на это глаза, заставлял себя не обращать на необычные происшествия внимания, не желая расставаться с привычным мировоззрением. Но сегодня утром реальность оказалась таковой, что дальше так вести себя стало нельзя.

– Да, заметили, – тяжело вздохнула завуч и провернула тот же фокус с куском мела.

Остальные учителя, кроме изумленной до предела новенькой, Ирины Васильевны, молча кивнули, и каждый что-то показал. Николай Иванович вообще зажег над ладонью белый огонь, от которого явственно потянуло жаром. Константин Петрович взглядом скрутил два толстых гвоздя воедино, а затем сплавил их. Ефим Наумович с улыбкой стянул влагу из воздуха в водяной хлыст, светящийся призрачным светом, и негромко сказал:

– А я все думал, когда же хоть кто-нибудь решится об этом заговорить… И, если честно, думал, что первым будет либо Константин Петрович, либо Николай Иванович. Но никак не вы, Иван Афанасьевич. Ошибся, получается.

– Считали меня слишком приземленным? – приподнял бровь директор.

– В общем, да… – смущенно признался биолог. – Извините…

– Да не за что, – усмехнулся Иван Афанасьевич. – Я действительно всегда предпочитал реальность любым фантазиям. Но вот это, – он снова усилием воли поднял в воздух журнал, – уже не фантазии.

– И что вы предлагаете с этим делать? – хмыкнул Николай Иванович. – Вы же понимаете, что наше родное государство нас в лаборатории засадит и никогда оттуда не выпустит? Кто как, а я подопытным экземпляром становиться не желаю и не собираюсь.

Директор вздохнул. Физрук, после того, как его в начале нулевых вышвырнули из армии без выходного пособия, очень обиделся на государство и не доверял ему ни в чем. Ситуация давно изменилась, но Николай Иванович продолжал тешить и лелеять свою обиду. Никакие доводы на него не действовали, не верил он в изменения. Даже когда началась СВО ради защиты жителей Донбасса от нацистов, не поверил, бурча, что это опять ради какой-то гнусности делают. Ведь у власти все те же поганые капиталисты.

– Послушайте, но ведь если мы это можем, то дети, получается, тоже? – побледнела Мария Степановна.

– Так, а вот это мне в голову почему-то не пришло… – встал севший было Иван Афанасьевич. – Видел же не раз фокусы всякие в их исполнении. Пойдемте-ка в компьютерный класс, поспрашиваем.

Учителя дружной гурьбой покинули учительскую и двинулись по коридору в сторону большого класса, в котором имелось больше тридцати компьютеров и прочая аппаратура. К счастью, никто в городе не обворовывал детей. Как стало известно директору, в Сафроновск ненадолго приезжал вор в законе и заявил, что тот, кто обворует детей, учителей или врачей, будет иметь дело с ним. Местный преступный мир впечатлился и взял школу под негласную охрану. Насколько понял Иван Афанасьевич, это произошло с подачи мецената. Он каким-то образом договорился с ворами. Директора совершенно не интересовало, каким. Главное, что на его вотчину никто не покушался. Кроме разве что бомжей, пробиравшихся в подвал. Но даже они ничего не воровали.

В классе оказалось довольно многолюдно. Восемь будущих десятиклассников, трое ребят и пять девушек. Гена Койтов, страстный любитель аниме и косплея напялил на себя какой-то странный комбинезон, ему помогала в его хобби старшая сестра, швея. Сергей Хрущ, как всегда мускулистый и основательный, краем глаза приглядывал за младшими, чтобы чего не учудили. Витя Хмуров увлеченно изучал изображения какого-то мотоцикла на экране, он пока ездил на мопеде, но все равно называл себя байкером. Над парнишкой посмеивались, но добродушно.

А вот девушки вызывали у Ивана Афанасьевича куда больше беспокойства. Особенно две – Маша Старцева и Галя Дурново. Если первая ярко одевалась, красилась как шлюха и гордо называла себя таковой, то вторая выглядела скромно, мало с кем общалась, но в этом тихом омуте явно водились очень большие черти. У директора с юности был острый нюх, о чем мало кто знал, он не раз ощущал идущие от Гали мускусные запахи, так пахла его жена после брачных игр. Ночью девушка явно была с мужчиной, и, судя по запахам, не с одним. Иван Афанасьевич прекрасно понимал, что это значило, ее, похоже, паскудный Беззубый сумел убедить, но поговорить с Галей никак не получалось, на контакт она не шла.

Три другие десятиклассницы были, к счастью, еще невинны, это опытному человеку было ясно, как божий день. Хотя Валя Семенова, сейчас изучаюшая крой роскошного бального платья, явно станет в будущем роковой женщиной. Пока она была не слишком красива, но уже видно, какой станет через несколько лет. Парни будут у ее ног штабелями лежать. Зина Горяева в наушниках смотрела какой-то приключенческий фильм. Мелкая трещотка и отчаянная балаболка, такой она, похоже, и останется, способна любого заговорить. Влада Коротенко увлеченно читала на каком-то сайте очередной любовный роман, до которых была большая охотница.

Восемь пятиклассников и два третьеклассника сгрудились возле большого игрового монитора и явно во что-то играли, поскольку то и дело слышались азартные возгласы наподобие: «Ну, наподдай ему!», «Налево иди, налево!», «Тут ловушка, обходи!». Иван Афанасьевич с улыбкой посмотрел на них. Пять мальчиков и пять девочек, правда среди последних две, Лариса Субботина

и Аня Кайнеберг, были явными пацанками и носились по улицам с мальчишками.

Зато остальные три, Аня Смирнова,

Ксюша Гартова

и Марина Мироненко,

на первый взгляд казались примерными девочками, хорошо учились и слушались учителей, но у каждой имелась своя червоточинка.

Из мальчиков директору больше всего нравился Ваня Луговой, белокурый и очень симпатичный, когда подрастет, девушки к нему буквально липнуть станут. Страстный любитель фантастики, как и Ефим Наумович, скрывавший свою, как он говорил, пагубную, страсть от коллег. Мальчишка смог вычислить химика по заинтересованным взглядам, которые тот бросал на принесенные в школу новые книги Лукьяненко и Злотникова. После чего зажал учителя в углу и разговорил. С тех пор они не раз обсуждали прочитанное. Иван Афанасьевич наблюдал за этой эпопеей с улыбкой, он про страсть Ефима Наумовича знал и одобрял ее, сам на досуге любил почитать что-нибудь эдакое, про космос.

– Дети, внимание! – заговорил директор, выйдя в центр класса.

Ученики неохотно начали оборачиваться к нему, отрываясь от экранов. Однако рассказать о своих новых способностях Иван Афанасьевич не успел.

Стены класса внезапно стали красными, по ним поплыли какие-то непонятные символы, послышался нарастающий низкий гул, все вокруг затряслось, словно в лихорадке. А затем послышался идущий одновременно со всех сторон нечеловеческий, пугающий голос:

– Внимание, до полного уничтожения школы остался один ларс. Всем приготовиться к переносу!

Дети повскакивали из-за компьютеров, учителя принялись оглядываться, не понимая, что происходит, но больше ничего сделать не успели. По классу пробежала волна света, и он мгновенно опустел.

Весь Сафроновск видел, как стоящая на Лысом холме третья школа внезапно вспучилась, словно ее раздули изнутри, и с диким грохотом обрушилась, превратившись в груду развалин. Зазвучали тревожные сирены, горожане толпами побежали к холму, а добежав, принявшись лихорадочно разбирать завалы в надежде найти хоть кого-то живого. Однако, странное дело, в развалинах не обнаружили ни одного тела, хотя школа пустой точно не была, кто-то видел заходивших туда учителей и учеников. Еще кто-то заметил недавно приехавшую на крошечном мопедике белокурую девушку в кожаной куртке попугайской расцветки. Этот мопедик, кстати, тоже куда-то подевался.

Следственный комитет без промедления возбудил уголовное дело о теракте, на дыбы от возмущения встала вся страна – давно в России не взрывали школ. Поэтому виновных отыскали на удивление быстро. Как выяснилось, местные мафиози очень не хотели, чтобы наступивший им на хвост директор добрался до Москвы, однако сами себе подгадили. Столичные следователи, а резонансное дело о взрыве школы у местных, скупленных на корню правоохранителей уже на второй день отобрала столица, быстро выяснили в чем тут дело, и подпольные бордели Сафроновска были все до единого закрыты, а их держатели и сутенеры отправились до конца жизни валить лес. Посадили даже мэра с помощниками. Однако куда подевались тела погибших, так и осталось загадкой.