Читать книгу: «Вокализ», страница 11

– Я в высшее военное училище поступать хочу, может быть, в пограничное, но вначале хочу в Суворовское училище пойти, – сказал Миша.

– Там конкурс большой, – сказал Алёша и задумался.

– А я в медицинский институт, давно решила, – сообщила Алинка.

По вечерам разводили костёр на участке, недалеко от дома, приходила тётя Вера, иногда дядя Коля, смотрели на огонь, языки пламени завораживали, разговаривали, и всем было тихо и радостно. Иногда были особенно ясные звёздные ночи, короткие, как белые ночи на севере. В одну из таких ночей, когда все стали расходиться, к Алинке подошёл Миша и протянул ей небольшую коробочку.

– Возьми… на память обо мне.

– Спасибо.

Она открыла коробочку, там лежал солдатик, сделанный из металла и покрашенный разноцветной краской. Краска местами стерлась, местами её не было совсем, видно было, что солдатик старый и любимый.

– Зачем, оставь себе, тебе же он дорог.

– Это для тебя.

Вскоре приехал папа и отвёз Алину и Алёшу домой.

В августе того же года Миша поступил в Суворовское училище, потом в высшее военное училище погранвойск, а потом он оказался в одной из горячих точек.

…родные получили «груз 200»…

В книжном шкафу Алины стоит солдатик, сделанный из металла, когда-то давно покрашенный разноцветной краской, теперь уже исчезнувшей, рядом с солдатиком фотография, на ней – старый причал, Алёша, Алина, Миша и счастье.

Просто было лето…

Дивеево, акафист и серёжка

Анюта – Анна Петровна – собиралась в Дивеево. Готовилась к поездке старательно – читала литературу о Дивеевском монастыре, Четвёртом Уделе Богородицы, о батюшке Серафиме Саровском, выучила новые молитвы, просила благословения, и многое другое входило в это понятие «готовилась», многое из того, что остаётся только в твоей душе и только для тебя. Сначала думала ехать с подружками, но что-то её остановило. Поняла Анюта, что ехать в Дивеево нужно только одной, что необходима в этой поездке молчаливая сосредоточенность и… тишина… тишина в себе самой.

Ехала Аня с паломнической службой из Москвы на поезде до станции Сатис, куда прибывали в пять часов утра. За окном – тёмное, хмурое осеннее утро и лес, лес… без признаков жизни.

«Как же я? – испугалась Аня. – А вдруг автобуса не будет, и станция в глухом лесу…»

На станции из своего почти пустого вагона выходила она одна, однако, сойдя с поезда, увидела вдали автобус и небольшую группу людей, идущих к нему от поезда. Собралось пятнадцать человек – были две семьи с детьми, несколько молодых девушек, юноша, женщины и мужчины средних лет.

Экскурсоводом была симпатичная стройная девушка, звали её Мария, и весь путь до Святого источника она вдохновенно рассказывала о Серафиме Саровском и Дивеевском женском монастыре. В Святой источник окунулись с молитвой три раза те, кому это было по силам – на улице утром было ноль градусов, но все набрали святой воды, а потом поехали размещаться по гостиницам.

Весь этот день и следующий до обеда паломники были у святых мощей Серафима Саровского, у иконы Умиление, ходили по Канавке Божией Матери, стояли на службах, были во всех Соборах Дивеевского женского монастыря, который удивил и покорил своей красотой, чистотой, ухоженностью, обилием цветов и садов, больших и маленьких. Погода наладилась, прояснилась, и на фоне голубого неба сверкали золотом купола великолепных соборов монастыря.

На следующий день после обеда поехали в Арзамас, по дороге Мария рассказывала об истории этого удивительного города, одного из центров Православия. Заканчивая свой рассказ, добавила:

– Мы будем в нескольких Храмах Арзамаса, а также в женском Николаевском монастыре, где увидим особенную икону Божией Матери Избавления от бед страждущих, которая прославилась чудом: на прежде почерневшей иконе высветились и очищаются постепенно лик Спасителя и Матушки Божией. Советую всем купить эту икону и акафист к ней, а дома читать, читать, читать этот акафист, – и добавила: – со временем поймёте и вспомните меня.

***

Анюта вернулась в Москву, потрясённая увиденным, услышанным и тем, что стало ей понятно… кажется, понятно.

Москва закружила заботами, делами, хлопотами. В день приезда домой, после обеда Аня обнаружила, что потеряла одну серёжку, которая как-то выпала, хотя в другом ухе была, и выпала серёжка именно сегодня и именно дома. Анюта искала серёжку везде, где только можно – и пол по всей квартире вымыла, и вещи свои пересмотрела, не нашла.

Вспомнив про акафист, Анюта стала читать его, и снова читала и читала. Она была не просто расстроена, а плакала весь день, не спала ночь, и на следующий день не могла никак успокоиться. Эти серёжки в детстве подарила Анюте её крёстная из Ленинграда, которую она очень любила. Было у Ани много разных серёжек – дорогих и не очень, которые дарили, и те, что покупала сама, но все эти серёжки она наденет, поносит и снимет, а эти, небольшие, скромные, с маленьким сине-фиолетовым камешком она почти не снимала, а просто жила с ними. Вот поэтому и не могла Анюта никак успокоиться и все думала:

– Найти бы серёжку… иду, а она на полу… вот чудо было бы!

К обеду на следующий день забежал старший сын – проведать, перекусить. Анюта мыла посуду и вдруг услышала:

– Мама, а что это серёжка в твоей комнате на полу валяется!

– Подожди, подожди, я посмотрю!

Анна вбежала в комнату – недалеко от дивана, почти в центре комнаты на полу лежала её серёжка… да, это была её пропавшая серёжка… она расплакалась от радости, а потом подумала: «Как же так? Я ведь пол мыла так тщательно… это акафист…»

И потом, в течение года Анюта читала акафист иконе Божией Матери Избавление от бед страждущих постоянно, это стало правилом, а перед важными и ответственными моментами обязательно, и как-то всё благополучно завершалось и решалось.

На следующий год также осенью Анюта снова была в Дивеево и Арзамасе, экскурсоводом была женщина средних лет, но Анюта вспоминала Марию. Выходя после вечерней службы из Арзамасского Николаевского женского монастыря, на площади Анюта вдруг увидела Марию – экскурсовода прошлого года и та узнала её. Они встретились как давние знакомые, обнялись, а Мария, улыбаясь, спросила:

– Читали?

Анюта поняла, что значило «читали?» и всё рассказала – про серёжку и про другие хорошие события.

– Спасибо, Вам, Мария, спасибо.

– И вам спасибо за рассказ. На всё Воля Божия.

Анна понимала, что нельзя ставить рядом слова Дивеево, акафист и серёжка. Но она была простым грешным человеком и, вспоминая Святое Дивеево, Анна теперь вспоминала и свою простенькую серёжку с маленьким синим камешком.

Ирония «Иронии судьбы»

Каждый год 31 декабря в восемь часов вечера они звонили друг другу, она из Ленинграда-Петербурга, он из Москвы. Звонили, поздравляли, поднимали бокал вина за прошлое, настоящее, будущее, шла «Ирония судьбы», они знали этот фильм почти наизусть. Так было. Но в этом году вмешался чужой, и хрустальный Замок был разрушен.

– Потому что хрустальный? Надо было деревянный? Из бруса что ли?

« …производство деревянных домов из профилированного и клеёного бруса по индивидуальным проектам. Профилированный брус массив – 145 х 195 мм, 100 х 100, 100 х 80".

– Тебе какой больше нравится? 100 х 100?

«…мне нравится, что вы больны не мной, мне нравится, что я больна не вами…»²⁰

– Нет, наверное, 145 х 195 прочнее, да? И теплее.

«…что можно быть смешной, распущенной, и не играть словами…»

На подоконник прилетели три синички, бегают, суетятся, мурлычат:

– Ци-ци-фи, ци-ци-фи…

– Хлебушка покрошить что ли? Нет, лучше семечек бросить. Открою форточку, а вдруг они улетят?

«…и не краснеть удушливой волной, слегка соприкоснувшись рукавами…»

– Вот уже две синички улетели, осталась одна и стучит в окно, внимательно изучаем друг друга.

«… спасибо вам и сердцем и рукой за то, что вы меня, не зная сами, так любите…»

– Кто-то известный давно рассказывал: «Два поезда идут из пункта А и пункта В по одной полосе в одно время навстречу друг другу и… не встречаются. Почему? Рассказчик делал многозначительную паузу и отвечал: не судьба!»

«…за солнце не у нас над головами…»

– Ипполит уже под душем трёт спину мочалкой… в пальто. Мне нравятся деревянные дома в стиле шале… хорошо, не сердись, пусть 145 х 195.

«…за то, что я… увы…»

Они знали друг друга так давно… ей казалось, от сотворения мира, он говорил сто десять тысяч лет. Встретившись в далёкой юности, когда рождается первая любовь, они потерялись в бурном водовороте жизни. Но неисповедимым путём однажды, семь лет назад, случайно и радостно они встретились вновь – во всемирной паутине интернета и стали общаться. Но так было до… чужого.

Легендарный фильм закончился. Закончилась и Ирония Судьбы, начавшаяся тысячу лет назад, когда вспыхнула на долю мгновения яркая маленькая точка в чёрной бесконечности Вселенной.

Та сентябрьская ночь на берегу большого озера среди хвойных северных лесов была необычно тёплой и ясной. Они разворошили стог сена, стоящий на поляне вблизи озера, расстелили сухую душистую траву на тёплую землю, накрылись его большой телогрейкой. Пахло свежестью близкой воды, сеном, хвойными ветками и сосновой смолой. Над ними в Божественной красоте Мироздания распахнулось всё небо миллиардами звёзд, ярких, ослепительно недоступных, далёких и близких.

– Протяну руку, и звезда в моей ладони, – он обнял её, прижал к себе, – ты звёздочка моя ясная.

– Смотри, вспыхнула яркая маленькая точка, вот здесь – слева от Большой Медведицы.

– Я видел.

– Звезда упала, ещё, ещё, ещё… звездопад!

– Звездопад! Я загадал.

– И я загадала.

– Люблю наш старый дом, он помнит родителей, и яблоневый сад, особенно в мае, когда цветущие, белые, пушистые ветки, пахнущие весной и манящим обещанием счастья – прямо в открытые окна, прямо на веранду. И сирень под окном, и огромный куст шиповника, цветущий с мая по октябрь. Да-да, надо рассадить, ты прав. А летом намнёшь в миску клубнику размером с яблоко с сахаром и молоком, дети любят: «Мама, дай ещё!» На ужин малосольные огурчики со своей грядки с картошкой, укропом: «Мама, как вкусно!» – и стучат, стучат ложками. Кричу им: «Вы на дуб высоко не забирайтесь, видела, лестницу смастерили, я всё знаю, смотрите у меня!» А осенью – яблоки, румяные, душистые, сочные – угощайтесь! Люблю вечером перед закатом посидеть с тобой на крыльце. Тихо. И такая благодать…

Муж обнял за плечи, вспоминали, вспоминали…

Всю жизнь они были вместе. Телефон замолчал. Навсегда – она поменяла номер и адрес электронной почты. Два поезда из пункта А и пункта В, идущие по одной полосе, в одно время навстречу друг другу не встретятся.

Никогда.

Как надо – не надо сдавать экзамен

Илюша учился в известном московском вузе. В те давние времена каждая семья в нашей стране выписывала газеты и журналы, в том числе «Науку и жизнь», «Технику молодёжи», «Литературную газету», «Иностранную литературу» и многие другие, а книги и собрания сочинений трудно было купить, представляете, трудно было купить книги, таким спросом они пользовались… и в библиотеках за хорошими книгами были очереди.

Институт Илюши был техническим, изучать приходилось не только математику и физику, которые он хорошо знал и любил, но и многочисленные технологии – узкие специфические предметы, которые, безусловно, нужны, но учить их…

На третьем курсе был у него один такой узкоспециализированный предмет технология… чего-то важного, целый семестр. Вёл этот предмет преподаватель, внешне очень похожий на человека в футляре, всегда одетый в строгий, наглухо застегнутый тёмный костюм и белую рубашку с галстуком, был он аккуратным, строгим и педантичным, звали его Василий Петрович.

На беду всех студентов-прогульщиков преподаватель этот читал не только лекции, но и вёл практические занятия. Илюша, посетив ровно две лекции и столько же практических занятий, понял, что он не выдержит… всякие-разные сцепления, соединения, подключения, схемы… не выдержит… ну вот скучно было ему… бывает… И он перестал ходить и на лекции, и на практические занятия. Вообще перестал.

Илюша попросил старосту группы Наташу отмечать по возможности, что он есть на практических занятиях и лекциях… ну хотя бы иногда. Но вскоре выяснилось, что Василий Петрович сам лично отмечал студентов на своих лекциях и на практике. Первое время отсутствие Илюши он, казалось бы, не замечал, но ближе к середине семестра староста Наташа стала всё чаще и чаще при встрече с Илюшей говорить:

– Тобой интересуется Василий Петрович… тобой интересуется Василий Петрович…

А к концу семестра это её «тобой интересуется Василий Петрович» стало звучать как первые молнии на фоне мрачных туч, готовых разразиться раскатами праведного грома и гнева. Но Илюша всё так же не ходил к Василию Петровичу ни на лекции, ни на занятия.

Приближалась сессия, и он понял, что впереди его ждут тяжёлые времена. Соседняя группа сдавала эту узкоспециализированную технологию на пять дней раньше, чем группа Илюши. Он пришёл на экзамен к соседней группе, взял у аккуратных девочек, сдавших экзамен, конспекты лекций Василия Петровича, а также, что было более существенно, узнал, какие дополнительные вопросы задавал преподаватель. И выяснилось, что больше всего Василий Петрович любил спрашивать формулу какого-то хитрого, но очень важного сцепления-соединения-закругления-узла.

И всё бы ничего, но в этой самой формуле в числителе было шесть знаков и в знаменателе шесть знаков – разные синусы-косинусы-логарифмы-альфа-бета-гамма, но что важнее, про каждый знак можно было написать ещё по десять формул. То есть, в этой формуле, по сути, был весь предмет! Кто учился в таких вузах, тот поймёт.

Посмотрев конспекты лекций, Илюша понял, что всё-таки надо открыть учебник, и он открыл толстый учебник первый раз. В последующие четыре дня весь мир для него перестал существовать, весь мир был сконцентрирован абсолютно и исключительно только в этой узкоспециализированной технологии.

Но, как потом говорил Илья: «Я настроился и “заложил” всё в голову». Это было непросто.

Он пришёл на экзамен. Ни до, ни после этого случая он не сдавал экзамен в первой пятёрке, но в этот раз пошёл сдавать первым. Никаких шпаргалок у него не было. Илюша взял билет и хотел пойти готовиться в зал.

– А вас, молодой человек, прошу сесть здесь, – сказал Василий Петрович, указав Илюше на стул, стоящий за столом прямо перед ним.

– Я готов, – через три минуты сказал Илюша.

Василий Петрович спросил основные моменты по вопросам, сделал паузу и произнёс:

– А теперь дополнительный вопрос. Напишите и объясните мне формулу…

И он сказал про ту самую формулу с 12-ю знаками и с 10-ю формулами к каждому из этих знаков. Илья безошибочно тут же написал эту умопомрачительную формулу… лицо преподавателя выражало крайнее удивление.

– Объясните мне значения знаков этой формулы.

И Илюша без подготовки дал чёткий ответ и всё объяснил. Василий Петрович был не просто удивлён, он был потрясён. Он взял зачётку Илюши, его рука замерла над строчкой «оценка», а спустя минуту написал «хорошо». Ну не мог он, не мог поставить «отлично», хотя по ответу должен был, но не смог.

Илюша потом рассказывал друзьям, что вся эта узкоспециализированная технология вместе с гигантской формулой «стояла», как он выразился, у него в голове ещё очень, очень долго. Наверное, так не следует сдавать экзамен, но то были другие времена, и они были.

Теория струн – Вечность

Красиво – Теория струн…

Но это не о «струнах души», не о струнах гитары, виолончели, это не о музыке. Хотя, хотя, о музыке, но другой – музыке физики и музыке математических формул, сверхсложных, умопомрачительно-сложных математических формулах. Теория струн – это теория о строении микро- и макро- Мира, о строении Вселенной, о строении Всего и о Начале Всего.

Из немногих передач, которые смотрю по телевизору, особенно люблю и выделяю те, что о звёздах, галактиках, чёрных дырах, красных и белых карликах, о Большом взрыве – словом, всё о Вселенной. Смотрю их как зачарованная, бросаю все дела, смотрю, смотрю, слушаю… Стараюсь запомнить.

После передачи иду к мужу и всё ему пересказываю… обязательно, всегда, он терпит. Потому что не могу не поделиться восторгом и удивлением от увиденного и услышанного и потому что хочу хотя бы так запомнить. Но забываю многое, и говорю, когда смотрю снова:

– Мне кажется, это что-то новое!

Мои домашние смеются:

– Сколько можно смотреть одно и то же!

– Одно и то же? Правда?

Но я всё равно поражаюсь, восхищаюсь и радуюсь бесконечной красоте Мироздания, звёздам, Млечному пути, кометам, планетам… и как Всё началось?… как Всё было?

***

Есть теория Большого взрыва, согласно которой в начальный момент Вселенная находилась в состоянии сингулярности – бесконечной плотности и температуры вещества. Эта точка сингулярности появилась где-то 13-19 млрд лет назад. А до момента Большого взрыва якобы не было Вселенной и не было ничего, кроме бесконечного пространства. Не было даже времени.

По Теории струн сингулярности нет, а Вселенная имеет минимальный размер сжатия, после которого она вновь начинает расширяться… и так бесконечно… так всегда. Вселенная(-ые?) существует всегда. По Теории струн наш мир это не три пространственных измерения – ширина, длина, высота, а десять и даже одиннадцать измерений.

По Теории струн все известные элементарные частицы – это микроскопические суперструны, колеблющиеся в многомерном пространстве. И есть совершенно фантастические, невероятные для моего скромного воображения космические струны, которые идут через всю Вселенную, они сворачиваются в кольца, скручиваются, рвутся, концы их могут соединяться… и они несутся со скоростью близкой к скорости света. Вы можете всё это представить?

Кроме того, эти загадочные струны Вселенной при минимальном диаметре – меньше атомного ядра! – обладают огромной плотностью, и один метр – один метр! – такой «ниточки» весит… больше Солнца! Вы можете не верить. Моё воображение… замирает.

Да, никто не видел эти невероятные фантастические микро- и макро-струны, они были открыты с помощью, нет, не телескопов, а таких же фантастически сложных математических формул, формул, подобных музыке – музыке струн. Открыты волшебниками – выдающимися математиками, физиками, нашими современниками.

Доказаны струны были косвенным путём с помощью современных телескопов – во Вселенной обнаружили особые «гравитационные линзы». «Гравитационные линзы» образуются, когда лучи света от далёкого объекта изгибает поле тяготения другого объекта – огромного, гигантского, подобно массивной галактике, и сверхплотного – это и есть космические струны.

Большой адронный коллайдер построили, кстати, и для доказательства Теории струн в том числе. Теория струн постоянно развивается и претендует стать Единой Теорией Всего.

Давно обратила внимание – у астрономов любой страны, рассказывающих на разных языках о своей работе, всегда блестят глаза, и говорят они так увлечённо, с таким азартом, и я их понимаю.

Ясная ночь, купол обсерватории медленно поворачивается, глаз телескопа смотрит в Вечность. Остановитесь, посмотрите на звёзды светлой прозрачной ночью и вам откроется Небо.

Петров день

Пёстрая толпа мужчин, нарядно одетых женщин и детей садилась в пригородный автобус. У многих в руках были летние яркие букеты цветов – ромашки, садовые колокольчики и васильки, ноготки-календула, маки, розы белые и красные, дельфиниум, разноцветные лилии – ослепительно белые, кремовые, розовые.

– Зоечка, какой у тебя красивый букет – одни цинии, но разных цветов, вот эта мне очень нравится – ярко-жёлтая, а в серединке коричневато-красная.

– Это циния Хаге, люблю эти цветы, неприхотливые, цветут с июня до осенних заморозков. У тебя, Люда, астильба хороша, особенно алая. Дашь отросток?

– Конечно, приходи, сегодня ведь праздник большой – День Петра и Павла.

– Да, девочки… Петров день. Пётр и Павел час убавил.

– Знаем, знаем, а Илья Пророк два уволок.

– Баба Катя, у тебя в палисаднике клематис дивный просто! Цвет необыкновенный – насыщенный сиреневый, а рядом ещё и розовый, и белый.

– А я в этом году новый заборчик-оградку для клематиса сделала, повыше, да подкормила по весне перегноем, вот он меня и радует перед окошком, рядом с крылечком, сяду вечерком да любуюсь…

– Людочка, поделись астильбой, я тебе флоксы дам. Видела у меня новый сорт, лепестки двухцветные – бледно-сиреневые с белым.

– Не видела, где же ты их посадила?

– За домом, под окном, зайди, посмотришь.

– Как-нибудь загляну.

Разговор становился общим, от цветов плавно перешли к кабачкам, огурцам, помидорам… и про перец не забыли, и о цветной капусте вспомнили.

У окна автобуса сзади сидела молоденькая девушка, в руках у неё был особенный букет – только гипсофила, крохотные цветочки которой, собранные в пышные соцветия, создавали нежнейшее, воздушное синевато-серое облачко.

Ольга Сергеевна загляделась на букет гипсофилы и на очаровательную девушку, такую же нежную, одетую в скромную белую блузку, длинную юбку в мелкий горошек, платочек на голове, без грамма косметики на свежем румяном, как ясная утренняя зорька, личике.

Перед посёлком с Храмом Петра и Павла притихли, замолчали. Все торопились на исповедь, приезжал Митрополит – Владыка, и праздник для Храма был престольный – День святых апостолов Петра и Павла.

Длинная очередь на исповедь, батюшка-настоятель терпеливо выслушивает всех, иногда переспрашивает что-то, уточняет, кому-то задаёт вопросы, кивает головой, смотрит пытливо, видно, что знает всех, и слушает, и слышит.

Перед Ольгой Сергеевной целая ватага мальчиков из Хорового лицея, они одеты строго – в белые рубашки и чёрные брюки, их исповедуют без очереди, настоятель знает и называет каждого по имени, сегодня для юных певцов важный и торжественный день – Архиерейское богослужение. Молодая женщина встала рядом, видно, что хочет пройти быстрее, без очереди, голову опустила, крестится.

«Да и на здоровье, пусть идёт, коль торопится, – подумала Ольга Сергеевна и пропустила впереди себя, а присмотрелась, у неё животик на шестом-седьмом месяце, вспомнила о своих. – Как там жена старшего сына? Ждёт ведь второго… и жара такая установилась».

– Оля, ты записку приготовила? – спросила подруга Таня, стоявшая рядом.

– Записку о грехах?

– Ну да.

– Нет, давно уже не пишу, так скажу.

– Вот и я так же думаю, Оленька.

Молодые люди спортивного вида с толстыми золотыми цепочками на шее рвутся вперёд.

– Оля, что ты всех пропускаешь? Не успеем.

– Успеем, пусть идут, видишь, как стремятся, это же хорошо, Танюша.

Зазвонили праздничным перезвоном колокола, началась Архиерейская служба. Золотые ризы, трепетно горящие свечи, запах ладана, иконы и цветы, цветы… и склонённые в молитве головы.

Мальчики из Хорового православного лицея торжественно запели распев Бортнянского на греческом. «Ис полла эти деспота!» – уносились к небесам ангельские детские голоса.

– И всех, и за вся! – мощным, величественным басом пел протодьякон.

…светлые лики… светлые лица… таинство Святого Причастия…

– И не устала, и не кончалась бы эта служба! – шепнула подруге Ольга Сергеевна.

– Да, Олечка, не кончалась бы. Как же хорошо, Боже мой!

«Верую во единаго Бога Отца, Вседержителя, Творца небу и земли, видимым же всем и невидимым…» – хором, торжественно повторяли за протодьяконом все.

– И всех, и за вся!

Ясное голубое небо, зелень старинного парка, белоснежный Храм и Волга без конца и края.