Читать книгу: «А если снова с чистого листа», страница 3
Через день Альбина, будучи в областном центре по хозяйственным делам, заехала к нему. Он держал лицо, но явно из последних сил. Не канючил и не требовал, просто сказал, что с последней отсидки о диагнозе знал и надеялся умереть в родной богадельне. Но не дано. Альбина осторожно ему сказала:
– Понимаешь, мы вроде бы как кровью с тобой повязаны. Не случись нас в том крыле, песец бы родной богадельне. Хоть мебель на каменном полу была складирована, но над ней деревянные перекрытия. По ночному времени не все бы проснулись… лежачие опять же. И если бы вход огнём перекрыло, старикам с первого этажа вряд ли удалось в окно выпрыгнуть, больно у нас фундамент высок. Не пришёл бы ты мне помогать, одна я бы, может, не справилась. И словил ты меня, такую грузную, просто чудом. Двоих спас! Так что вся богадельня тебе обязана, а я лично за себя и за сына своего не рождённого по гроб жизни должна. Я ещё с Анастасией Ивановной посоветуюсь, но план у меня таков. Постарайся свою историю болезни утащить. Как управишься, звони, приедем, заберём. Как говорится, нет дела – никто не ищет тела. Мне недели через три в декрет. Это время неофициально в интернате пересидишь, а потом я тебя заберу. Конечно, оба мы не мобильные, но как-нибудь выкрутимся, и я тебя дохожу. Скажу откровенно: я сама в бегах от бывшего мужа. Даже в фиктивный брак вступала, чтобы спрятаться, но получилось неудачно, продали меня.
– Эй, сестрёнка, а если мы с тобой тоже фиктивный брак заключим? Будет у тебя снова любимая девичья фамилия. И даже разводиться не потребуется, врачи обещают, что овдовеешь быстро.
– Может, и так. Обмозгуем. До встречи!
Для Альбины полной неожиданностью стал решительный отказ Анастасии Ивановны помочь тому, кто спас дело её жизни. Мол, после пожара в интернате бесконечные проверки, никак нельзя держать незаконного пансионера. В полной растерянности она вышла за ворота, решив пройтись. Подумав, отправилась в сельскую администрацию, чтобы договориться с Сашей о регистрации. А она удивила её, сказав:
– А я её уважала. Ну, что ж, ошиблась. Делаем так. Как только он будет готов, звони мне. Мы с тобой заберём его, брак ваш я зарегистрирую прямо в машине на коленке и довезу до Маши. Сдашь ей свой паспорт, и несколько дней он проживёт на её даче, там печка, продержится. Пишешь заявление на отпуск, а из него плавно уйдёшь в декрет. Ну, и ищи жильё.
Назавтра она уже сдавала материальные ценности по описи. Анастасия Ивановна очень возмущалась тому, что Альбина покидала интернат в трудную для него минуту, но та отрезала: «Не люди для интерната, а интернат для людей. И то не для всех, как оказалось». Подгоняло её то, что на местном коммерческом канале, оказывается, накануне передача прошла. Там Альбину показали крупным планом на носилках, да ещё в порыве гнева она про умышленный поджог говорила. А она даже не заметила, что её снимают! Так что пришлось не Бережкову, а ей на даче скрываться и лихорадочно искать съёмное жильё. Как говорится, рассмеши бога, рассказав ему о своих планах.
Когда он позвонил, Альбина даже почувствовала облегчение, хотя жилья она покуда не подобрала. Перезвонила Саше и пошла на остановку, чтобы автобусом доехать до города. Дрожащий Володя уже сидел на заднем сиденье Сашиного автомобиля.
– А коляска-то где?
– В багажнике.
– Ты замёрз?
– Нет… переволновался…
– Нет оснований для волнений, братишка.
– Ничего себе братишка, – захохотала Саша. – Я же вас только что собралась провозгласить мужем и женой, мысленно, правда. Привыкай, а то сейчас всю заздравную речь произнесу: «Именем Российской Федерации…», да ещё целоваться заставлю.
Они уже собрались оформлять бумаги, когда вдруг у Альбины болью скрутило живот. Он и до этого у неё побаливал с тех пор, как поселилась на даче, и она понимала, что надо бы к врачу, но всё надеялась отлежаться.
– Э-э, – испуганно заблеял новобрачный.
Саша поглядела на неё, матюгнулась и, бросив папку, схватилась за руль:
– Ближе всего тут больница скорой помощи!
Когда её, уже почти пришедшую в себя, привезли на каталке из операционной, палатная врачиха прослушала её живот и сказала:
– За беременность не волнуйся, ты просто в рубашке родилась, что сюда попала. У нас врач, что тебя принимал – у него чуйка, да ещё на той неделе был подобный случай, тоже аппендицит, и тоже на третьем триместре. Только у той не сразу разобрались, и всё хуже кончилось. А у тебя всё вовремя, лапаротомией обошлись. Так что полежишь у нас в патологии, и к концу недели выпишем.
Как только её оставили в покое, она схватилась за телефон. Саша ответила спокойно, что оформляет Бережкова в санаторий, находящийся в черте города. На благодарности и обещание сразу расплатиться, грубая Саша буркнула, что не одна Альбина хорошее помнит. Пусть радуется, что скрутило её сейчас, а не несколькими часами раньше, когда она одна-одинёшенька сидела в дачном посёлке.
– Ох, за последние месяцы я в такие пертурбации попадала, но спасалась, и каждый раз мне говорили, что в рубашке родилась. Может, всё обойдётся? Может, рубашек этих на мне слоями как на капусте?
Но рубашки кончились.
– Всё, Альбина, беги, – сказала ей Саша по телефону через пару дней. – Мне Володя Бережков позвонил из санатория. Был у него кто-то, и, судя по описанию внешности, твой Смирнов. А значит, продала тебя Анастасия Ивановна, потому что о твоём решении забрать его больше никто не знал. Бережков не рискнул позвонить тебе, потому что технических возможностей твоего бывшего не знает. Мне приехать за тобой?
– Нет, не успеешь, уходить надо немедленно. Если удастся, я тебе знак подам и Володю заберу.
Придерживая свой огромный живот двумя руками, она зашла в ординаторскую. Пусто. Подошла к рабочему столу, прислонилась животом к нему и принялась перебирать истории болезни. Почти сразу наткнулась на свою, пролистала и оторвала с последнего листа квитанцию на сданные в приёмном покое вещи, сунула в карман казённого халата и поплелась к двери, чуть не попав под её удар.
– Что вы здесь делаете?
– Мне нужно выписаться… срочно…
– Об этом не может быть и речи! В пятницу!
– А пораньше?
– Идите, Смирнова, не мешайте работать.
Ну, не мешать – так не мешать. Вернулась в палату, запихнула в пакет сумочку и прочие вещи и двинулась на выход. На вопрос соседки, куда намылилась, ответила, что к ней пришли проведать. Спустилась в приёмный покой, забрала одежду и спряталась за лифт, чтобы одеться. Хотела выйти по пандусу, по которому подъезжали машины скорой помощи, но увидела с него, что у ворот стоит полицейская машина, и рядом с ней Артур. Ишь, какие силы привлёк! Может, стоит пообщаться, не будет же он убивать её в присутствии должностного лица? Нет, он совсем псих в последний год, не стоит рисковать здоровьем своим и малыша. Вернулась к лифту, поднялась на второй этаж, повернулась к выходу в холл, где пациенты общались с посетителями, но потом раздумала. Лучше выйти через поликлинику, там сейчас столько народа, что затеряться не составит труда. Так и оказалось. Спустилась с широкого заснеженного крыльца и увидела, как из такси женщина помогает вылезти старушке.
– Вы свободны? – спросила таксиста.
– Куда поедем?
– На автовокзал.
– Вообще-то… а, ну ладно, – промямлил он.
Она сообразила, что такси не местное и спросила:
– А вы откуда?
– Из Ефимовска.
– А мне туда и надо, – ответила не задумываясь. – Точнее, в район, деревня Бережки.
Решила, что так распорядилась судьба. Уезжать надо из города, а куда – ей всё равно. И таксист обрадовался, сказав, что на автовокзал тогда ехать не стоит, попутчиков можно взять у трамвайного кольца. Назвал цену поездки с тремя или двумя попутчиками, её устроило. Предложил пересесть на переднее сиденье. Альбина согласилась, смеясь, что сзади двое к ней не втиснутся, даже если особо худенькие попадутся. И по дороге болтала с попутчиками, сообщив, что в большом городе замучили аллергии, поэтому решили с братом-инвалидом месяц-два пожить в этой деревне, откуда родом её отец, на что неожиданно получила от попутчицы предложение снять дом её тётки, который после её смерти пустует.
Попутчица жила в центре деревни, куда их довёз таксист и, развернувшись, повёз остальных попутчиков дальше, а райцентр, и уже через полчаса она, заплатив какие-то смешные деньги и познакомившись с правилами эксплуатации газового отопления, оказалась в маленьком домике, зажатом между двумя большими зданиями красного кирпича. Всё это относилось к бывшей школе, «оптимизированной» много лет назад, и переделанной под жильё. Этот самый домик был прежде школьными мастерскими.
Жизнь в деревне оказалась занятной. Если в большом городе, живя в собственном доме, соседей знала в лицо и только здоровалась при встрече, никогда не вступая в разговоры, а в многоквартирном доме на соседей вообще внимания не обращала, то тут все знали всех, и не только соседей. Поразила Альбину одна бабка, которая даже не из соседнего дома. Она заявилась на следующий день после заселения, без стеснения расспросила обо всём, гаркнула через забор:
– Вась, картошки подкинь ведро, не тащить же беременной от меня!
Удивительно, но буквально через десять минут сосед ведро картошки принёс, категорически отказавшись от денег, сказал, что почти родственник хозяйки этого дома, которая умерла недавно, что рад знакомству и вообще тому, что не молодняк рядом будет жить, от которых только громкая музыка. На вопрос, откуда в деревне молодняк, ответил: «А как же, в фермерском хозяйстве только молодые работают». Он попрыгал на крыльце и пошёл домой за доской, которую пришпандорил на крыльцо взамен той, которая прогибалась: «У тебя вес, знаешь ли». Ещё больше он обрадовался привезённому через неделю Машей Володе и за двадцать минут соорудив пандус на том же крыльце для его коляски.
– Вы его не гоните, – шепнула бабка, – У него дочка замуж вышла в город, вот-вот родить должна второго. И овдовел недавно. Потерянный ходит, не дай бог, запьёт. На людях-то легче.
– Как так? Ему на вид сорока не дашь.
– И нету, милая моя, эта шалавища, дочка-то его, родила первую, когда ей и шестнадцати не было.
Бережков полюбил сидеть во дворе, подложив подушки в инвалидную коляску и закутавшись в ватное одеяло поверх куртки. Ночи ещё были морозные, но днём светило солнце, и на огороде виднелись проталинки, а в канавках журчала талая вода.
– Как хорошо на родине, сестрёнка, – щурясь на солнце, говорил он. – Даже жить хочется!
– Не для того мы из больницы сбежали, чтобы плохо жить, – отвечала она. – Живи, Володенька.
Сосед, услышав «сестрёнка», оживился:
– Так вы не супруги? А может…
Это так рассмешило Альбину, что она долго не могла успокоиться. Потом сказала, что с тех пор, как развелась с первым мужем полгода назад, уже дважды пыталась выйти замуж. За вторым была замужем неделю, потом он утонул. Третий мужем стать не успел, только собрались расписаться, как ручка у неё выпала из рук от приступа аппендицита. Ей сказали, что это синдром чёрной вдовы, и она поклялась, что больше ни на одного мужика не глянет.
Сосед отнёсся с пониманием. А Бережков потом с осуждением сказал:
– Ты что смеёшься над человеком?
– А тебе не жалко такого маленького? Я рядом с ним человек-гора! Володя, я сама собой брезгую, а представить себя перед мужиком… да тьфу!
При том, что его порыв к сближению был каким-то идиотским, этот Василий дураком не был, он был потерянным, и всем пытался помочь. Помогал соседям с ремонтом, вечно бабки к нему какую-то старую бытовую технику носили. А поговорив с Володей, долго мотался по бережковскому кладбищу, показывая ему с камеры могилы, и разыскал-таки захоронения бабушки и прадедов. И старый зэк прослезился:
– Я думал, что в богадельне кончусь. Вроде, и неплохо там было, всё ж не в тюрьме. А вот же перед смертью в нормальном доме пожил, среди нормальных людей, совсем недалеко от того места, где дом родной стоял. Аль, я ведь в эту школу до восьмого класса бегал! А в землю родную лечь… это же я вообще человеком умру!
Глава третья. ОТ ПОМИНОК ДО КРЕСТИН
За столом ни единого доброго слова в адрес покойного не прозвучало. А ведь кое-кто из земляков Володю признал. Севшая рядом с Альбиной бледная худенькая женщина сказала, что с четвёртого класса с ним училась, он к ним попал, когда на второй год остался. Вон напротив бабка с трубным голосом – эта отцу сестра родная. И даже покойная хозяйка дома, в котором Бережков три недели прожил, ему троюродной тёткой приходилась. И все вроде бы царствия небесного ему желали, а потом, забывшись, называли паршивцем. А добром поминали его бабушку, которая всю жизнь трудилась, дочь подняла, внука вырастила, а умирала в одиночестве. Так что Альбина встала потом и сказала, что знала покойника всего несколько месяцев, но спас он её от смерти, за то и взялась она его дохаживать, тем более, они в какой-то отдалённой степени родства или свойства, в девичестве она Бережковой была, и папа её отсюда родом. Тут все оживились и сочлись родством. Родни в Бережках не обнаружилось, но знакомые отца нашлись, бабка с трубным голосом по школе его помнила.
На следующее утро Альбина погрузила в такси свои скромные пожитки и отправилась в Уремовск. Ей с утра нездоровилось, поясницу тянуло. С опаской подумала, как бы не стало хуже в дороге, ведь срок подходил уже через неделю. Когда вышли на трассу, водитель прибавил скорость, она наконец-то нашла удобное положение и стала задрёмывать. Вдруг он громко сказал: «Коробочка!» и резко свернул в сторону. Машина прыгнула с обочины через придорожную канавку, к счастью, неглубокую, и поскакала по полю. Послышался какой-то треск, водитель крикнул: «Ложись!» и вывалился на пашню, открыл заднюю дверь и стал тянуть Альбину на себя. Она выставила наружу ноги, и тут её окончательно скрутило.
Дальнейшее помнилось смутно, что-то кричал в телефон таксист, шумно дышала от боли она, потом, вроде, отпустило, потом над ней склонился полицейский и спросил, может ли она идти, на что ещё один голос отреагировал матом. Потом её грузили на носилки, и её опять скрючило. Но она всё-таки успела сказать, что всё для роддома у неё в сумках.
Через какое-то время скорая помощь остановилась, и носилки с грохотом вкатились в вестибюль. Альбина долгое время лежала, а потом повернулась на бок и попыталась сесть. С криком к ней подлетела медичка в розовой пижаме, призывая не двигаться, на что она фыркнула:
– Мне здесь рожать? И прямо в пальто?
Носилки снова куда-то поволокли. Ей помогли с них слезть и предложили сесть на кушетку. Медичка взяла её бумаги, села оформлять, а потом сорвалась с места и убежала.
– Эй, тут кто-нибудь будет работать?
– Женщина, вы у нас тут не одна.
– Мне самой у себя ребёнка принимать?
Позже выяснилось, что родильное отделение в Ефимовске и вовсе пустым оказалось. Пациенток ни души, а из персонала одна санитарка. Потом прибежала дежурная акушерка и успела-таки принять роды. И с чего это при последней госпитализации ей говорили, что в её возрасте, да с таким крупным ребёнком, да ещё первые роды естественными быть не могут – только кесарево!
Назавтра пришла другая санитарка, очень говорливая особа, и вывалила на неё все новости. По поводу её доставки сюда сказала, что было нападение на местного туза, фамилию которого Альбина пропустила бы мимо ушей, ей без надобности, только ведь фамилия эта Веневитинов! Не Славкин ли родственник? Да нет, не должно, они с Катькой его богатства бы не упустили. Туз почему-то ехал без сопровождения охраны, одной машиной. Санитарка предположила: «С чужой бабой, вот и скрытничал». Две машины взяли его машину «в коробочку», то есть сжали с двух сторон, не давая ехать. Альбинин таксист оказался опытным, из бывших военных, очень вовремя ушёл в сторону, иначе эти джипы его машинёнку бы раздавили. Они и так ему вслед из автомата пульнули. Повезло, только дверцу пробили. Те, на кого напали, все ранены и в тяжёлом состоянии, их в Новогорск санавиацией вывезли. Насчёт здешнего родильного отделения сказала, что местные роженицы предпочитают заранее ложиться в свой областной перинатальный центр, но чаще даже едут в Уремовск, он по расстоянию ближе, Ефимовский район граничит с Уремовской областью. А здесь рожают только по экстренной, бомжихи, цыганки и бедняки. Вот и сейчас нет никого… почти. Как-то она с последней фразой запнулась, но Альбине некогда было вдумываться в этот словесный понос.
А ночью она проснулась от детского плача. Тихий, отдалённый и однообразный какой-то. И безнадёжный. Она в боксе лежала с сыном, вскочила к нему. Спит её богатырь. Посмотрела в телефон: да она его только час назад кормила! А спать невозможно, душу рвёт этот плач. Вышла в коридор и пошла на звук. Вот и источник её тревоги, свет горит в боксе. В кроватке тихо плачет ребёнок. Ой, какой маленький, наверное, личико вдвое меньше Илюшиного. Как под гипнозом, даже не задумываясь, взяла на руки кроху и села на кровать, предназначенную для матери этого ребёнка, но на которой даже не было постельного белья. Распеленала, сменила памперс, снова запеленала и приложила к груди. Вот удивительно, как отличаются младенцы по запаху. У сыночка запах молочный, а от этой бедняжки пахнет лекарственной горечью, но отторжения не вызывает. Кстати, о запахе, только сейчас поняла, что в Артуре больше всего её раздражало. Отвращал запах, причём возникло это с первого дня беременности. И виноват в этом, пожалуй, её Илюшенька. Это он чужого мужика отвергал. Хотя его биологического отца Альбина вспоминала тоже с чувством гадливости.
Заснула малышка. Альбина поспешила назад, к себе в палату, к сыночку. Отключилась моментально, стоило только привалиться к подушке.
Утром появилась заведующая отделением. Ну, какое отделение, такая и заведующая. Роженица третий день госпитализирована, а врачей ещё в глаза не видела. А эта дама сходу стала ей какие-то бумаги подсовывать.
– Что это?
– Это формальность, расписывайтесь.
– Я зрелый человек, никогда не подписываю непроверенных документов. Оставляйте, ознакомлюсь – тогда подпишу.
Та попыталась эти бумаги из рук Альбины вырвать, а когда поняла, что дело это безнадёжное, заюлила, стала лепетать что-то насчёт сбежавшей роженицы, оставившей свою дочку в роддоме и не написавшей отказную, и теперь бедного ребёнка надо оформлять в дом младенца, а усыновление без отказной не оформляют. А если бы записали её как от Альбины двойнёвую, и она бы от неё отказалась, то на ребёнка бы приёмные родители нашлись.
– Бред, – рявкнула Альбина на эту мелкую пакость с высоты своего немаленького роста. – Я просмотрю эти документы, а вы зайдите через пару часов. И учтите, ко мне сегодня следователь должен прийти. Если я не услышу внятных ответов на все мои вопросы, вам не поздоровится!
Сразу после этого разговора в бокс просочилась со шваброй говорливая санитарка. Альбина ей кивнула:
– Выкладывай всё про девочку.
Баба оживилась и застрекотала. Насколько точны были её сведения, Альбина даже не пыталась предположить, но решила, что истина всё равно ближе к ней, чем к этой врачихе-аферистке. Со слов санитарки, юная мамаша – студентка первого курса колледжа, шестнадцати нет ещё, дочь приличных родителей. И юный папаша тоже из почтенной семьи. Девочка появилась на свет чуть недоношенной, и преждевременные роды были, похоже, этой мамашей спровоцированы. Девчонка удрала сразу, мать её обратилась к заведующей с просьбой её документы изъять и записать дитя на какую-нибудь бомжиху, чтобы не позорить честное имя благородных родителей. Предпринималась попытка подключить родителей юного папаши, но те поелозили ватной палочкой во рту младенца и на следующий день заявили, что по экспресс-анализу вероятность отцовства ноль процентов: «Как пить дать, брехня, наверняка анализ не делали, а вот заведующей на лапу точно дали». В общем, заведующая вся в шоколаде, полученном от благородных родителей, а ребёнок в собственном дерьме, хотя по бумагам не существует, и в отделении его как бы нет. А Альбина сюда с полицией доставлена, так что зря заведующая с ней связалась. Тут Альбина её прервала и сказала, чтобы та свою начальницу сюда позвала.
– Вот, отказную я порвала, – сказала она. – Переоформляйте полностью все больничные документы, как будто я у вас с самого начала наблюдалась с многоплодной беременностью, родила и детей забрала. Оформляйте мне свидетельства о рождении на двоих детей. Вот свидетельство о браке, фамилия их будет Веневитиновы. Ничего, лично побегаете с оформлением, я у вас большую головную боль снимаю. Но и вы учтите, никакой информации биологическим родственникам! А то одумаются через месяц или через десять лет, начнут права качать. Скажете, что отказную я передала из рук в руки приёмным родителям, а вы действовали через посредницу и даже фамилии их не знаете.
– А вы уверены, что не захотите потом от неё отказаться?
– Я её уже приняла, я её кормила дважды. Только вы санитарку свою как-нибудь изолируйте, больно она у вас информированная и общительная.
– Её не заткнёшь, – подумав, сказала врачиха. – Сделаем так. Вы уедете с сыном, девочка останется здесь. На такси доедете до моего дома и часок там посидите. За это время я санитарку куда-нибудь отправлю и привезу ребёнка домой. А вы уже дальше… как хотите.
Через пару дней Альбина ехала на такси в Утятин. Так получилось, что позвонила Вавилову, а он заныл, что не может сразу освободить её квартиру и предложил пожить в этом курортном райцентре, где прекрасная экология, тишина, кругом леса, озёра и прочие радости. И Смирнов далеко. Этот аргумент оказался самым весомым. Она не могла понять его желания с ней встретиться, но опасалась. С ребёнком она была беззащитна, а тем более с двумя.
Потом она часто вспоминала эти свои сомнения по поводу переезда, гуляя ли по улочкам маленького города или укладывая детей спать в коляске во дворе в кружевной тени яблони. Разве могла она так размеренно жить в областном центре с его автомобильными пробками, загрязнённым воздухом и нервными прохожими? А здесь они сколько угодно находились на свежем воздухе, только раз в два дня забредая в сетевой магазин за продуктами или на рынок за свежими овощами и фруктами. И всё в шаговой доступности, да и весь город можно было обойти за час. Через пару месяцев она всерьёз была настроена, чтобы использовать материнский капитал для покупки здесь жилья, да хотя бы этого крошечного домика в самой непрестижной городской слободе, называемой Ветошники. Вполне можно здесь жить, пока дети маленькие. А для их взрослой жизни есть у неё квартира в областном центре. Правда, с работой здесь тяжело. Ну, да она неприхотлива, хоть в санитарки устроится. Плюс за аренду квартиры выплаты. Словом, как-нибудь проживут они втроём.
Да, этот город – внезапная её удача. В рубашке она родилась… ой, только не это! Вспомнились её «рубашки», что после развода накопились, и озноб по телу пробежал. Села считать. Сначала её ограбили. Ладно, это была провокация с её стороны, можно не учитывать. Потом её Артур жестоко избил. Затем её топили. Следующая «рубашка» накрыла её пожаром… да, там ещё падение было на мокром полу, и не спаслись бы они с сыном, если бы инвалид самоотверженно руки не подставил. Что там дальше, аппендицит? И своевременный побег от Артура. А как попала в бандитскую разборку на дороге? И ни бандитская машина не задавила, ни такси не перевернулось, ни под автоматную очередь не попала. Ну, не могла она не забрать доченьку Инночку, ведь может быть, эта цепь счастливых случаев специально вытянулась от Альбины к солнышку этому курносому? Вон коляска ходуном ходит, доченька крутится, ножками сучит, но молчит. А стоит Илюшеньке проснуться и зареветь, как она следом запищит, пытаясь на себя мамино внимание перетянуть.
Лето удивительно щедро нынче. Дождей мало, стоит прекрасная погода, если бы не её статус кормящей матери, она бы каждый день плескалась в озере. Дети подросли, но пока не нуждаются в прикорме, материнского молока хватает. Округлилось личико у Инночки, теперь она не выглядит заморышем рядом с малоподвижным братом, который родился богатырём в четыре с половиной килограмма весом. Но всё равно их непохожесть режет глаза окружающим. А ещё Альбина здорово похудела. Даже не столько похудела, сколько воды из тканей ушло. Она не может себе позволить диету, ведь двоих кормит, но понемногу качает пресс и руки-ноги. Вздыхает, проходя мимо зеркала, потому что на лице проступили морщины, как говорится, все сорок два года налицо. Ей ещё предстоит забирать детей из садика и слышать: «За вами бабушка пришла!» Будь у неё денег побольше, задумалась бы о пластике лица и корректировке фигуры. Но расходов слишком много, на одних памперсах разоришься!
Мысли о тюнинге внешности прервал телефонный звонок. Вавилов звонил, что её разыскивают по месту регистрации. Нет, не Смирнов, дама. У него сейчас приглашённый столичный повар в этой квартире живёт, вот к нему она обращалась, номер телефона оставила. Что за женщина? А посмотри, вот с камеры ресторанной снимок. Да-да, дама настойчивая, по месту работы Вавилова разыскивала, но он в тот день к родственникам ездил. Чёрт побери, вот и потребовалась очередная рубашка, чтобы от беды прикрыть. Хоть и неважного качества изображение, а узнаваемое: заведующая родильным отделением Ефимовской ЦРБ.
Некоторое время Альбина находилась в ступоре. Но, имея двух грудных детей, временем не располагаешь, чтобы тормозить. Пришло время кормить, переодевать, укачивать. Нет, лучше пройтись, у ребятишек колясочный рефлекс, в движении они быстро засыпают. Вышла на улицу и покатила в центр, заодно надо приглядеть одежду для детей на осень. Брела, пытаясь собрать мысли в кучу. В сквере мужик на неё так зыркнул, вроде как знакомый. Может, просто встречала на улице, городок же небольшой. Но что-то тревожное во внешности, какое-то ожидание беды. Очередная пакость? И что с ней делать? Бежать? Нет уж, хватит, набегалась.
Альбина присела на скамейку, оставив коляску на дорожке, чтобы звонок детишек не разбудил, и набрала оставленный врачихой номер.
– Я вас предупреждала, чтобы никакой информации биологическим родственникам! Что случилось?
Та зачастила, что с молодым папашей случилось несчастье, он разбился на машине и, скорее всего, останется парализованным, так что теперь бабушка по отцу жаждет вернуть внучку.
– Вы что, думаете, если эта история всплывёт, вы останетесь на свободе? Да вас закатают на вполне реальный срок, а учитывая, что вы делали это не бесплатно, ещё и домик ваш под конфискацию попадёт.
– Но, может, ваше сердце откликнется на страдания матери…
– Да бросьте вы эти розовые сопли! Эта мать подделала тест ДНК, и страдания внучки ей были до фонаря.
– Я прекрасно понимаю, но они грозятся нанять частного детектива. А найти вас не составит труда.
Альбина это тоже понимала. Ненадолго задумалась, а потом её осенило:
– Значит, так. Куда там они на операцию этого мажора везут, в Израиль? Скажите им, что у девочки выявлена сердечная патология, какая – вам как врачу придумать нетрудно. Приёмные родители собирают деньги на операцию. Они в отчаянии, и если бабка оплатит операцию девочке и заберёт её с собой туда, то они от ребёнка откажутся в пользу биологических родственников. А если не хотят с больным ребёнком возиться и деньги тратить, посоветуйте им сперму заморозить, в Израиле это, говорят, принято. Сделают себе внуков хоть полную кошёлку, здоровеньких и заданного пола.
Врачиха вздохнула с облегчением:
– Это вы здорово придумали. Мадам с большими претензиями, ей больная внучка ни к чему.
Уже через час перезвонила, и с радостью сообщила, что только она кинула мадам идею про запас спермы, и внучка ей стала не нужна, мы, мол, внука закажем. Тысяча извинений понеслись от врачихи в адрес Альбины и заверения, что никогда больше она её не потревожит.
Фу, ну хоть от этой напасти удалось отбиться!
Альбина сунула телефон в карман коляски и решила дойти до берега. У неё всё ещё тряслись руки от пережитого стресса, а плеск воды успокаивал. И вот когда она выбралась к реке и села на деревянные мостки, спустив ноги в воду, лицо встреченного мужика внезапно всплыло в памяти, и она выдохнула: таксист! Тот самый, что умело ушёл от столкновения и тащил её из машины. Но он же из Ефимовска! Шёл по скверу пешком, то есть не проездом здесь. Может, отдыхать приехал или в гости? Стало понятно, почему возникло ощущение грядущей беды, это не предчувствие, а память о пережитой опасности. Но опять в душе поднялась паника: а вдруг как опять что-то против неё? Она себя успокаивала, вспоминая, что о нём санитарка говорила: то ли отставной военный, то ли контрактник. Чёрт, что же так тесен мир? Ещё не хватало Артуру в Утятин на отдых приехать!
И через несколько дней встреча состоялась. Не с Артуром, к счастью. С тем самым таксистом.
Чтобы не было неприятных встреч, Альбина предпочитала ходить по безлюдным местам. Поэтому, пройдя по необходимости через рынок, пересекла сквер и по Храмовой улице двинулась к тянущейся параллельно берегу улице Чирка. Она спустилась к реке и пошла по тропинке мимо глухих оград особняков, выстроенных в последние годы. Этот микрорайон в народе назывался Хамские выселки. Альбина покосилась на кирпичные ограды и согласилась с названием: есть же, в конце концов, санитарные нормы строительства, нельзя строиться так близко к воде! А эти… удобно устроились. У каждого мостки напротив калитки, выходи да ныряй. У кого-то эллинг, слип от него, катерок у причала покачивается. Вот мужики стоят покуривают, все трое быки под два метра, то ли спортсмены, то ли бандиты. А из-за забора тихий однообразный младенческий плач. Она даже споткнулась:
– Господи!
– И чем вам детский плач не понравился, – набычился самый неприятный из них. – У самой вон… двое, – и без стеснения заглянул в оба отделения коляски.
– Сиротский плач, – вырвалось у неё. – Так плачут брошенные младенцы.
У мужика желваки на скулах задвигались.
– Идите, посмотрите, – подошёл он к ней вплотную. – Ну, где тут сирота?! Коля, открой калитку.
– Здравствуйте, – тихо сказал ей этот Коля.
– О, таксист, – опять у неё язык раньше мозгов включился. – Как вы здесь оказались?
– Вот, Дмитрий Михайлович пригласил работать водителем.
–– А, так это тот самый, из-за которого я раньше времени родила? Веневитинов?
Через паузу этот Дмитрий Михайлович тоже задал вопрос:
– Так это твоя пассажирка? Не бойтесь, не обижу, заходите.
Альбина пожала плечами и двинула коляску к калитке. Во дворе на дорожке стояла навороченная коляска, которую яростно трясла высокая и очень худая молодая девушка.
