Читать книгу: «Легенды, были и сказки Крыма», страница 7

Сказка старого Аю-Дага

Когда я работал вожатым в «Артеке», пошли мы однажды с отрядом в поход на Медведь-гopv. День был солнечный, жаркий.

Долго шли, устали. А на вершину поднялись, сил и вовсе нет. Сделали привал. Кто бутерброд жует, кто песни поет. Тут ветерок задул, прохладой потянуло. И вроде как голос раздался.

Притихли ребята, прислушались. Прислушался и я. А голос все громче. Это мы уже потом узнали, что Медведь-гора один раз во сто лет говорить начинает. И услышали мы историю интересную. Хотел я ее раньше рассказать, да все никак собраться не мог. Только сейчас и решился. Так вот, слушайте.

Давным-давно, когда на земле не было богатых и бедных, на морском берегу в густых лесах жили люди и звери. Дружно жили. В нашем медвежьем племени всегда мир да покой. Да и что делить? Еда в те времена была в достатке.

Хлеб и виноград Человек растил. Пичуги мошек клевали да песни щебетали. Я, тогда еще молодой медведь, с друзьями-товарищами грибы да ягоды собирал. Зверюшку какую когда-никогда промышлял. А любимым нашим делом было мед добывать. Бывало, и сам всласть поешь, и Человека угостишь.

Благодарит Человек, улыбается. Дело вроде как и безделица, да только от дела доброго и самому в радость и другим приятно.

Долго так жили. Случился как-то шторм. Море Черное, когда сердится, много беды творит. Так и в тот раз. Свистит ветер, грохочут волны. Гляжу, далеко-далеко корабль тонет. Помочь бы, да не доплыть. Из наших медведей кто посмелей, вплавь собрался. Да куда там. И Человеку не поможешь, и сам голову положишь.

А наутро, когда солнце встало, глядим – обломки корабля на берегу. А среди них сверток. А в нем что-то шевелится. И голосок такой тоненький-тоненький. Смотрим, а там маленькая девочка.

Вытерли мы ее насухо. Переодели да накормили. Жалко стало, одна осталась в живых со всего корабля, а стихию победила.

Полюбилась она нам и назвали мы ее Никой. На языке Человека имя это – Победа.

Жила Ника среди нас – горя не знала. Песни пела да хозяйством потихоньку занималась. Год за годом шел. Все старше становилась Ника. Минуло ей шестнадцать.

Как-то собрались мы с братьями-медведями в горы. Любимицу нашу дома оставили. Простились и строго-настрого наказали быть осмотрительной.

Пошла Ника купаться. Глядит, а на берегу – лодка. В ней молодой красивый юноша. Рассказал он, как еще подростком угнали его разбойники в рабство. Продали на другой берег моря. Но рвался юноша в родные места. Отважился однажды бежать. Сел в лодку и поплыл. Много дней носило его по волнам. Кончилась пища и выпита последняя вода. К счастью, прибило его к берегу.

Не знала Ника, как мы отнесемся к чужестранцу. Спрятала его в месте укромном, под скалой прибрежной.

С того дня стала навещать его каждый день. Еду и питье приносила. Развлекала как могла. Рассказала Ника о своей жизни. Рассказал юноша о своей. О том, как живут люди в его краях. И чем больше они узнавали друг друга, тем ближе становились их сердца. Она пела ему свои песни, он ей – свои.

Так прошло время. И однажды Ника и юноша поняли, что любят друг друга. И решили бежать. Ведь скажи они нам о своем решении, ни за что бы мы их не отпустили.

Смастерили они мачту с парусом и к лодке приладили. Впрок еды заготовили и стали ждать ветра попутного.

Хорошо помню тот день. Я с друзьями как раз отдыхал после охоты. Вдруг гляжу, а от берега лодка отчалила. И в ней – Ника. В нашу сторону смотрит, рукой машет, а на глазах слезы.

Бросились мы к морю. Ужасен был наш гнев. Страшен был рев. Заметались мы по берегу, видя, что теряем навеки любимицу нашу. Но все дальше и дальше неслась в даль голубую лодка.

Что было после – не помню. Обессилев, упал я на берег. Так закончился день. Пришла ночь. В свете звезд я понял все. Понял, что любовь к юному пришельцу, любовь к Человеку, победила в Нике привязанность к нам.

Настало утро. Но так велико было мое горе, что сил подняться уже не было.

Вот и лежу я здесь с тех пор.

Медведи из этих мест ушли и разбрелись по горам. До сих пор в память о моих товарищах некоторые места Крыма названы их именами. На горе Басман – шахта Медвежья. Пещеры у Ай-Петри зовут Аю-Тешик и Аю-Коба. Значит это – медвежье ухо и медвежья пещера. Около Старого Крыма – Аю-Кая – медвежья скала.

Не знаю, как справился бы я со своей потерей, если бы не забота Человека. Велик его ум. Добро живет в его сердце. В том месте, где последний раз ступила на берег Ника, построил он свое жилище. Это как раз у моей левой передней лапы. Счастливо зажили по соседству со мной люди. Свое поселение они назвали Партенит. Год от года оно становилось все больше. Каменным домам с черепичными крышами стало тесно в долине. Они стали подниматься все выше и выше к вершине. Радовался я такому соседству и помогал Человеку, чем мог. Прошло много десятков лет, и на моей спине выросло целое городище. Прижались в нем друг к другу шесть поселений. Выжить в те времена помогла Человеку вера в Бога. В благодарность ему одна за другой встали на вершине шесть церквей.

Сейчас в это трудно поверить, но в этих землях жили печенеги и тавры, римляне и скифы, сарматы и византийцы, русичи и греки, армяне и генуэзцы. Да всех и не упомнишь. И каждый из народов земле обетованной в разное время давал свои имена: Дори, Таврия, Скифия, Готия…

Я помню те давние времена, когда вокруг, сколько хватало глаз, не было ни одной дороги. В этих краях никто ни на чем не ездил. Это было очень давно. Люди ходили пешком, а поклажу свою несли в руках. А вместо привычных дорог были извилистые тропинки.

Я помню те времена, когда тропинки у моих ног стали шире. Это коровы да овцы, прирученные Человеком, переходили с места на место.

Потом Человек сел на лошадь. И пошло-поехало. Но и ехали не только верхом. Приспособили двухколесные арбы и неуклюжие мажары. Человек додумался даже мне па спину проложить дорогу. Ее остатки сохранились до сих пор.

Закипела жизнь в поселениях. Суетятся люди у небольших загонов. Там домашний скот – их главное богатство. Были здесь волы и козы, бараны и лошади, свиньи и коровы. Трудятся люди на крошечных участках рядом с домами, обхаживая инжир да оливки, виноград да рябину. А рядом у пылающих горнов – кузнецы. Они умельцы делать не только наконечники к стрелам да копьям. Мастерят якоря и посуду разную.

Чуть не в каждом доме женщины, что лепили из глины незатейливую кухонную утварь. Трудились прямо на улице у своей печи. Бывало обед готовят, а руки то одну безделушку сделают, то другую. То миску, то кружку – и в печь. Это чтоб крепче была.

А были еще настоящие мастера-гончары. Руки у них золотые. Ну просто кудесники. Замесят глину и хоть что из нее получат.

Нужно дом от дождя и снега укрыть? Вот вам черепица плоская да гладкая.

Нужно ребятишек позабавить? Получайте малыши свистульки да игрушки.

А нужно для хозяйства посуду разную – сделают – заглядишься. Хоть рыбу засолить в ней, хоть вино иль масло впрок заготовить. Творили мастера пифосы и кувшины, амфоры и горшки всевозможные. Все из глины. Вот какие умельцы были.

Гордились рукотворными делами своими. И чтоб слава гончара множилась – ставили клеймо специальное. Знает Человек, что сработано на славу. Радуются люди, мастеров добрым словом поминают.

А какие ловкие были рыбаки. На столе у них не переводились кефаль и устрицы, камбала и смаридия, скарпена, скумбрия, голея.

Славились эти места торговлей. Со всего света вездесущие купцы плыли и ехали к торжищу в Партенитах. Покупали и продавали товара множество. В прибылях уезжали, Медведь-гору словом хорошим поминали.

О краях своих, сердцу близких, люди стали песни слагать, легенды рассказывать. Так родилась одна из них. Это история о скалах-близнецах Адаларах. Вот послушайте.

***

Стоял на моей вершине величественный замок. Далеко видны были его башни. А еще дальше шла слава о его владельцах – князьях Петре и Георгии. Были они близнецами. Перед смертью их мать, княгиня Елена, завещала им жить в мире. Мало бывали братья в замке. Время проводили то на охоте, то в походах. И всегда были они неразлучны. В бою – рядом, на пиру – вместе. Много верных слуг было у молодых князей. Но преданнее всех был старый Нимфолис. Вид имел страшный: борода зеленая, глаза огнем горят, а силища небывалая. Во всем юноши слушались его. Пришла пора Нимфолису умирать. Сказал он:

– Пришел я с вами проститься. Даю вам на прощанье два перламутровых ларца. Вы постигните тайну живущего, узнаете, из чего состоит мир. Но знайте: подарок должен служить только для радости познания. Горе будет, если его приспособить для корыстной цели или насилия.

Бросились братья к ларцам, открыли их. В одном костяной жезл со словами: «Подними его – и расступится море. Опусти его – узнаешь обо всем, что есть в пучине».

В другом – два серебряных крыла с надписью: «Привяжи их – и понесут тебя, куда захочешь, узнаешь там все, что пожелаешь».

Рады братья подаркам. Жить интереснее стало. Захотят – в высь голубую поднимутся. Захотят – на дно морское опустятся.

Но вот услыхали как-то Петр и Григорий, что в далеком славном городе две сестры живут, девушки-близнецы. Красивые и стройные. Смелые такие, что взор свой гордый ни перед кем не опускают.

Налетели братья на город славный. Жителей побили, сестер силой взяли. А силой взятое – не любовью взятое. Насилие и любовь никогда рядом не живут.

Привезли сестер в замок. Да не по нраву гордым орлицам жить в клетке. Отвергли они любовь молодых князей. Ничего не осталось в сердце, кроме презрения и ненависти к братьям.

Решили те любой ценой купить любовь девушек. Пришли и говорят:

– Не заставляйте нас горевать, не мучайте. Скажите, что вы хотите за свою любовь?

Отвернулись гордые девушки, только и сказали:

– Свободу нам раньше дайте, а потом будем говорить на равных.

Отказались братья. И чего только не делали, чтобы заставить их улыбнуться. Сестры оставались холодны и молчаливы.

Решили тогда братья рассказать о ларцах сокровенных. Надеялись этим получить любовь девушек. Ослушались завета старого Нимфолиса, что предметами волшебными нельзя пользоваться для корысти.

В один день подвязал Георгий коню своему крылья. Уселись братья с сестрами, и понеслись ввысь. Летят, облака за спиной оставляют. Громы-молнии мимо проносятся. К вечеру смотрят, а солнце совсем рядом. Вдруг раздался голос старого Нимфолиса:

– Назад!

Задрожал Георгий, повернул коня. Понеслись они вниз, да так быстро, что дух занялся у сестер. Без чувств опустились они на землю. А как в себя пришли, молвили насмешливо и дерзко:

– Не долетели вы до солнца, забоялись. Бежали, как трусливые зайцы. Недостойны вы нашей любви.

Гневно глянули братья. Нахмурили брови.

На другой день запряг Петр коней в колесницу и поехали они к морю. Поднял жезл – расступилась пучина. Понеслись вглубь, где дивный дворец стоял. Явился вдруг Нимфолис и предупредил:

– Петр, замысел твой нечестивый. Приказываю тебе вернуться, не то сам погибнешь и других погубишь.

Не послушался Петр. Только сильнее хлестнул быстроногих коней. Разгневался царь морской. Грянул трезубцем один раз – умерли братья. Грянул второй – сестер убил. Сомкнулась пучина над колесницей. А вскорости в море всплыли тела. Соединились они в камне навеки.

Увидел Человек в море скалы-близнецы и назвал их Адаларами. Смотрят они на серые уступы и думают о том, как скорбно кончаются попытки взять силой что-либо от души человеческой.

***

Но не только в легендах гибли люди. Много раз в этих местах случались битвы кровавые. Это было, когда богатые хотели стать еще богаче, хозяев с земли отцовской выгнать.

Однажды пришли с востока кочевники-хазары. Пядь за пядью подчиняли себе земли крымские. Дань высокую налагали на побежденных. Дошла очередь и до наших мест.

– Не бывать нам под сапогом хазарским, – решили крестьяне да ремесленники.

– Поведу я вас, братья, на битву справедливую, – сказал епископ Иоанн Готский.

Давно знали люди священника. Принимали за брата старшего. Родился он в Партенитах, основал монастырь святых Апостолов на Медведь–горе. Чем не голова восстания?

Схватились с хазарами насмерть. Дрогнул враг. Побежал. Потеснили пришельцев с земли своей.

Но собрались хазары с силой, набежали, лютой смертью замучили зачинщиков. Поля да луга повытоптали. Городище разрушили.

Кто в живых остался, в горы убежали напасть великую переждать. Ну, а мертвых, кого успели, схоронили на спине моей, на поляне широкой.

А как ушли враги, потянулись назад жители. Дома отстроили, поля засеяли. А чтоб от врага уберечься – стену высокую строить начали.

Дело долгое, да в труде кручина забывается. Камень за камнем поднималась крепость.

Вновь зажили люди в родном городище. Покойно им за высокой стеной. Зоркие часовые стояли на башнях. Воины впрок запасали ядра из каменьев тяжелых. Как придет неприятель, несдобровать ему от стрельбы катапульты.

Другие воины укладывали в кучки мелкие галечные пули для пращи. Берегись, враг незваный!

Так и жил со мной рядом все годы Человек.

Мирное время сменялось войной. Не давал теплый наш край покоя захватчикам. Как не хазары, так генуэзцы или половцы, татары или турки несли с собой беду и разрушения.

И карабкались люди в укрепления, где жить было всего безопасней. В долине они трудились. Долина их кормила, одевала. А родной кров был на вершине.

Как появлялся враг на крымской земле, бежали люди ко мне. Стены неприступные, скалы высокие, ущелья непроходимые да леса дремучие берегли Человека от злых завоевателей.

И коль счастье было на стороне партенитцев, уходил неприятель ни с чем.

Однажды пришли в городище захватчики. Людей побили, храм разорили. А еще случилось в то время землетрясение невиданное. Разошлись трещины в моем старом теле. Пропали родники, пересохли источники, и вода навсегда ушла глубоко под землю. Не смог без воды Человек жить на моей вершине. Только и остались там всего несколько человек – крымские греки. Потомки тех православных христиан, руками которых были построены церкви. Но и их русская царица приказала переселить обживать степи возле моря Азовского. Так и ушли отсюда люди. А развалины церквей остались стоять здесь. Но далеко шла молва о красоте их и великолепии. Узнал об этом князь Потемкин. Распорядился две мраморные колонны и резные капители увезти в Екатеринослав. Украсили ими тамошнюю церковь. А услышал граф Воронцов о красотах здешних – увез колонну в свой алупкинский парк.

Грустно мне стало, одиноко.

В гости не пойдешь – стар я стал. А без друзей сами знаете – никак. Вот и сдружился я с ортеки. Это, знаете, птички такие. Их еще перепелками зовут. Знакомство наше чудно началось. Они с приятелями на зиму за море улетали. Там в теплых краях холода переждут, а по весне – обратно. Как-то летят они домой. Видать, долго летят. Некоторые вовсе из сил выбились. Ну, я возьми да скажи, мол, давайте садитесь рядышком, отдохните да сил наберитесь. С тех пор каждый год весной да осенью подолгу у меня гостили. Раздолье им здесь. Я их и от ветра загорожу, и орешками да ягодами накормлю. А они у меня в шерсти, ну в лесу значит, мошек-букашек повыловят. И им сытно, и мне польза. И всегда они по правую лапу от меня садились. Место это решил я назвать Артек. Сами понимаете, что в честь моих друзей–товарищей.

А как-то лет двести тому здесь поселилась таинственная женщина. Шляпа черная. Перчатки черные. На шее шарф черный. И костюм с головы до ног тоже черный. Все было в ней загадочно. Даже имя ее настоящее люди не знали. Она скакала на лошади и говорила по-французски. И никто не знал, кто она и откуда.

Но однажды я проведал о ней страшную тайну. Настоящее имя всадницы этой – графиня де Ла Мотт. Ее далекие предки были не кто-нибудь, а короли Франции. Известный род Валуа. Потом они обнищали. Графиня вышла замуж за жандарма. Денег не хватало, и единственной ее мечтой было быстро разбогатеть. Да вот только наследство ей никто не оставлял, а работать графиня не умела. Да и не положено было графиням в те времена трудиться. То у одного вельможи попросит, то у другого. Так и жила на подачки. Как вдруг случай свел ее с королевой Франции Марией-Антуанеттой. Не захотела графиня жить честно. Задумала ограбить королеву.

Однажды придворные ювелиры сделали для Марии-Антуанетты ожерелье красоты невиданной. Посмотрела королева – залюбовалась. Ничего лучше не встречала она в своей жизни. А как раз в те времена собирался в кругосветное путешествие знаменитый мореплаватель Лаперуз. Не хватало денег капитану, чтоб экспедицию снарядить. Подумала королева и решила по-королевски:

– Чем деньги на красивую безделушку тратить, снаряжу я лучше корабль Лаперузу.

Как решила, так и сделала. А ожерелье велела снести назад ювелирам. Поручила это графине де-Ла Мотт.

Да не тут-то было. Затеяла та игру нечестную, интригу грязную. Почерк ювелиров подделала – расписку королеве от них принесла. Почерк королевы подделала – ювелирам «королевское» письмо передала. Втянула в авантюру и королеву, и короля Людовика XVI, кардинала де Рогана и многих придворных. Даже мистик и чародей граф Калиостро был замешан в этом деле. Но все тайное рано или поздно становится явным.

Поймали графиню, в Бастилию посадили. Но так хитра была воровка, так запутала дело, что в преступлении так и не созналась. Исчезло ожерелье.

Суровым был приговор суда. Жанну де Ла-Мотт клеймили, высекли кнутом на торговой площади в Париже и навечно заточили в крепость.

Только приключения ее на этом не кончились. Бежала она из тюрьмы. Очутилась в Лондоне. Там издала свои мемуары и стала жить припеваючи. Но по пятам шла французская полиция. Снова бежала и на этот раз поселилась в Apтеке. Здесь она и жила до старости.

Кого только не было у меня в гостях. В основном, конечно, люди хорошие и умные. Помню путешественников да ученых, писателей и художников. Всех не перечтешь. Для меня пел Федор Иванович Шаляпин. В здешних местах бывал великий поэт Александр Сергеевич Пушкин. Бродил он тут да гулял. А потом вот что написал:

– В горах дорогою прибрежной

Привычный конь его бежит,

И зеленеющая влага

Пред ним и блещет и шумит.

Вокруг утесов Аю–Дага.

Однажды гляжу – идет человек. Высокий, стройный. Ну, думаю, путешественник в гости пожаловал. А он остановился, огляделся. У ног море плещется. Галька в волне шуршит. Солнце глаза слепит.

Пошел человек по берегу. Посмотрел внимательно направо да налево, вроде искал что-то. Поднялся по склону, а там по аллейке – к старому дому. Тишина кругом, покой. Лишь чайки покрикивают в небе.

Шел тогда 1924 год. Только закончилась гражданская война. Полегли бойцы на войне, стали сиротами дети. Голод в стране, холод. Трудно ребятам без тепла отцовского. Кто о них позаботится?

Но нашлись в стране люди добрые. Решили в Крыму построить лагерь пионерский. Одним из них был Зиновий Петрович Соловьев. Приглянулась ему площадка у моря. Прикинул глазом хозяйским:

– Вот здесь палатки с кроватями поставим. Тут кухню. Тут купаться да загорать.

И застучали у моего подножия молотки, запели пилы. Лихо работали молодые строители.

Как ни жаль было, но артековской тишине и покою конец пришел. Выросли в зелени парка четыре палатки. Полы деревянные, потолки брезентовые, высокие. Тумбочки свежеструганные, лесом пахнут.

Смотрю я, как ладно все выходит. Ничего для пионеров не забыли. Мачта для флага прямая, как струна. Столовая на свежем воздухе. А приболеет кто – изолятор тут же. Электричества нет? Не беда. Чтобы ночью светло было – керосиновые лампы на улице повесили.

Приготовился лагерь, ждет пионеров. Столпились сотрудники на входе, волнуются. На дорогу поглядывают.

Тут закричал кто-то:

– Едут, едут!

Смотрят взрослые, а на телегах ребята мал мала меньше. Ручонки худые, лица бледные. С ними немудреные пожитки в рюкзачках да чемоданчиках. Окружили их, разговорились. Оказалось, что новичков восемьдесят человек.

Вот какие они были, первые артековцы. Потом была первая барабанная дробь. Был первый сигнал горна. И первая пионерская линейка. И день этот первый – 16 июня 1925 года – стал первым днем большой жизни первого на земле детского лагеря.

Зазвучали песни звонкие. Зажглись костры пионерские. Сотнями улыбок засветился этот чудесный уголок земли крымской. Заметил я тогда, что от смеха дети растут быстрее, а взрослые живут дольше. Весело ребятам рядом со мной. Да и мне не скучно.

Однажды темной ночью налетел на лагерь ураган свирепый. Рвал палатки и валил деревья. Напугал до смерти детей страшный ветер. Насквозь промочил ребят холодный ливень.

Да не растерялись вожатые. В мгле непроглядной, вспышках молний и грохоте волн повели артековцев вверх к маленькому поселку. Укрылись от дождя ребята, переждали непогоду.

А утром, когда солнце встало, вернулись к своим палаткам. Смотрят, а палатки исчезли. Кругом на земле подушки и тумбочки, кровати и одеяла валяются.

Засучили рукава ребята и вожатые. Потрудились на славу, и к вечеру лагерь было не узнать.

Задумались после этого взрослые. Решили вместо палаток брезентовых крепкое жилье поставить. Решили – сделали. Так появились у моря голубые домики с блестящими оцинкованными крышами. Засветились электролампочки. Побежала по трубам свежая вода из горных источников.

А еще задумали построить новый лагерь, чтобы дети могли жить в нем круглый год. И родился Верхний лагерь.

Приехал однажды туда писатель Аркадий Гайдар. Любили артековцы и его, и его книги. Познакомился и я с ним. Пригласил в гости. Пришел он. Гляжу – выправка военная. Глаза светлые, добрые. Рассказал мне, что юность свою в боях провел. Саблей острой с врагами насмерть рубился. Как память о походах былых шрамы глубокие носил. Не давали они покоя ему, болью тяжкой мучили.

А я возьми да покажи ему место одно сокровенное. Никому про то не рассказывал, что на спине моей есть камень волшебный – Горячий камень. Кто его на самую вершину снесет и там разобьет на части, тот вернет свою молодость и начнет жить сначала.

Ничего не сказал писатель. Ушел.

На следующий раз приходит и говорит:

– Спасибо тебе, конечно, Аю-Даг. Но что это люди подумают, завидев меня молодым. Не сумел, значит, одну жизнь прожить так, как надо, не разглядел своего счастья и теперь хочет все начать сначала. Да и зачем мне иная жизнь, когда и моя прошла трудно, но ясно и честно!

Согласился я с писателем:

– Верно сказано.

И решил я тогда еще один секрет рассказать. Кто встанет на Горячий камень и желание доброе загадает, то желание обязательно сбудется.

Загадал желание писатель и уехал. Оказалось, что решил он книжку обо мне и об «Артеке» написать. Как загадал, так и исполнилось. А вы не читали книжки эти? «Военная тайна» и «Горячий камень» называются.

А я мечтал, чтобы рос «Артек», чтобы за лето в нем отдыхали сразу тысячи ребят. И моя мечта стала сбываться. Из крошечного палаточного городка он вырос в громадную детскую страну. Взрослые передали лагерю санаторий «Суук-Су». Росли новые здания, хорошела артековская земля.

Но вот однажды…

Встали ребята утром на зарядку. Не поймут, в чем дело. Горны не звенят, музыка не играет. Не смеются вожатые. Посмотрели внимательно и поняли, что случилось что-то страшное. И тут разнеслось по Артеку страшное слово – «Война».

Напал враг на землю нашу. Стал теснить Красную Армию. Хотели мальчиши-артековцы на подмогу прийти, да не берут их на фронт. Малы еще. А враг тем временем город за городом захватывает.

Задумались мальчиши, решили:

– Коль нельзя на фронт – в тылу помогать будем.

И поехали от линии фронта подальше. Вскорости на место приехали. Отдохнуть бы им с дороги. Да не такие люди артековцы. Фронту помощь ой как нужна.

А на полях урожай отменный. Взялись мальчиши за работу. Помогли урожай собрать. Тут и зима наступила.

Слышат мальчиши, а на западе гул канонады. Смотрят мальчиши – полыхают зарницы далекие. Поняли мальчиши – худо приходится Армии Красной. Эшелон за эшелоном мчат на запад пушки да танки. У бойцов лица суровые. А с фронта раненые едут. Стали артековцы в госпитале трудиться, семьям фронтовиков помогать. Уезжают красноармейцы крепкие да здоровые. Благодарят артековцев за дела полезные.

А над «Артеком» тем временем тучи черные. Пляжи фашисты взрывали, кедры да кипарисы рубили, дворец пионерский сожгли. Комнаты светлые и музей артековский под конюшни приспособили. Где раньше строй пионерский ходил, нарыли оккупанты траншеи и окопы. Пылал «Артек», отданный врагу на поругание.

Подошли как-то к моему подножию фашисты. Злобу выместить на горе захотели. Взорвать меня удумали. Да не тут-то было. Повел я плечами могучими и бросил каменья на головы вражьи. Отбежал враг, как пес побитый. Больше ко мне не подходил. А камни те до сих пор у лап моих лежат, как упоминанье о лихой той године.

Однажды приплыл к моему берегу корабль краснозвездный. Увидели его фашисты, вызвали свору бомбардировщиков. Заметались те. Пулеметами да бомбами плюются, а сделать ничего не могут. А корабль наш пушки свои боевые на кресты черные навел и знай себе палит. Вот один стервятник в море рухнул. Только дуга дымная от него и осталась. Вот еще один жизнь свою бесславную кончил. Тут и ночь пришла. Под ее покровом исчез корабль геройский. Только к берегу моему после боя волны вынесли тело матроса погибшего. Хотел я его схоронить, да не успел. Набежали фашисты да втихую закопали героя, чтоб никто про то не проведал. Спрятали под скалой высокой, а холмик могильный с землей сровняли. Только я это место запомнил и сберег до дней светлых. Ведь были они, эти дни победные, уже не за горами.

Загремели пушки советские, задрожали фашисты. Вот она, думают, расплата идет за дела страшные. Бросились враги к Гурзуфу, а оттуда к Ялте и Севастополю. Бегут, спотыкаются. А наши танкисты и пехотинцы уже тут как тут.

Посмотрели на «Артек», ужаснулись.

– Камня на камне враг не оставил. Линейки пионерские уничтожил, дома и парки сжег, аллеи да клумбы разворотил.

Сказал тогда седой красноармеец:

– Как же это надо детей ненавидеть, чтобы такое вот преступление совершить. Разве ж детишки в чем виноваты? Разве ж у немцев у самих детишек нет?

Позвал я тогда в «Артек» людей работящих.

– Давайте, – говорю, – за дело возьмемся. «Артек» из руин поднимем.

Закипела работа. Еще война не кончилась, а ожил лагерь. Запели горны, поднялись флаги на мачтах. Взвились в ночи костры пионерские.

Не всем суждено было вернуться с войны той жестокой. Собрались артековцы, вспомнили товарищей своих погибших и поставили на высокой площадке над морем плиту белую, мраморную. Написали на ней:

«Они были артековцами:

Тимур Фрунзе

Иван Туркенич

Гуля Королева

Володя Дубинин

Рубен Ибарури

Витя Коробков».

Проходят мимо люди – голову склоняют.

На другой артековской круче, у скалы, поставили еще один памятник. В память о Неизвестном матросе, погибшем у артековских берегов. Идут мимо артековцы, минутой молчания героя поминают. И мечтают о мире. И чтобы весь свет об этой мечте знал, посылают по морю письма необычные.

Теперь уже никто не помнит, кто и когда затеял в «Артеке» бутылочную почту. Но традицией это стало. Закупорят ребята в бутылки записки. Белокрылый теплоход повезет их далеко-далеко. И отправит по волнам Черного моря. Подхватит течение такое письмо и будет носить может быть, месяц, может быть, год. Найдет на берегу такое письмо человек где-нибудь в Турции или Болгарии, и прочтет. А там мысли хорошие:

– «Мы хотим мира! Долой фашизм! Да здравствует дружба всех детей планеты!»

***

Однажды посмотрел я в небо. Летит что-то. Высоко-высоко. Звезда не звезда. Для самолета больно далеко. А внизу в лагере вдруг шум раздался. Горнисты общий сбор трубят. Дети смеются, обнимаются. А по радио голос:

– «Говорит Москва! 12 апреля 1961 года в Советском Союзе выведен на орбиту вокруг Земли первый в мире космический корабль-спутник «Восток» с человеком на борту…».

Что тут началось! Вожатые и ребята в ладоши хлопают, песни поют. И решили героя–космонавта Юрия Гагарина избрать почетным пионером «Артека». И послали ему об этом телеграмму.

А время спустя сам, Космонавт № 1 приехал в гости. Да не один, а с Космонавтом № 2 Германом Титовым.

Много лет с тех пор прошло, а встречу эту я хорошо помню. Вспоминаю и других людей замечательных. К лучшим ребятам страны приезжали в гости лучшие люди планеты. Спортсмены и артисты, писатели и композиторы гордились дружбой с артековцами. Никого не удивляло, что взрослые тоже мечтали приехать сюда в гости. И они сразу как бы тоже становились артековцами. А уж артековцев не спутаешь ни с кем. «Артек» и заряд, полученный здесь, – это навсегда. Это тот сказочный родничок, что пополняет силы Человека все годы.

Даже жизнь свою артековцы делят надвое. Первая половина, эта та, что была до «Артека». Вторая – после. А посередине самое главное и светлое – «Артек». И для вас, друзья мои, «Артек» тоже навсегда. А уезжать станете, будете плакать. Даже мальчишки. И всю жизнь будете помнить «Артек». Пройдет время, но обязательно каждый из вас сюда приедет. Кто раньше, кто позже, но приедет непременно.

Тут голос Медведь-горы стал затихать. Прислушались мои ребята, а он все тише и тише. Последние слова были уже не слышны.

Вдруг в стороне раздался шорох. Смотрим, а из дупла громадного дуба старичок маленький выбирается. Увидел нас. Прыг за дерево и бегом.

– Абсолют! Абсолют! – закричали ребята.

Они узнали его. Приходит в лагерь он всегда после обеда. И пока он бродит по Артеку и мурлычет свою песенку, в лагере стоит абсолютная тишина. Все спят.

Посмотрел я на часы. А время на обед собираться. Сложили мы вещи и пошли.

Некоторые, кому я эту историю раньше рассказывал, мне не верили. Не может, видите-ли, каменная гора говорить. Тогда я вместе с отрядом поднялся на Горячий камень и загадал желание:

– Хочу, чтобы напечатали книжку об Аю-Даге.

Загадал, а сам думаю:

– Сбудется обязательно. Ведь если книжки не будет, решат, что я сам все напридумал.

Так и родилась эта книжечка.

А вы после этого хотите верьте – хотите нет. И если есть у вас мечта сокровенная, сделайте как я. Поднимитесь на Аю-Даг, встаньте на Горячий камень, глаза закройте и задуманное произнесите. И если сердце ваше доброе, людям открытое, а желание светлое и помыслы чистые, то оно обязательно сбудется. Вот увидите.

Я это знаю точно!