Читать книгу: «Легенды, были и сказки Крыма», страница 6
Стали люди думать: как сил набраться? Одни двинулись на север. Там леса густые да мороз трескучий. Другие поехали на реки раздольные.
А один доктор по фамилии Дмитриев вещи собрал да в Ялту переселился.
– Ну и крошечная деревушка Ялта, – дивится доктор. – Домики маленькие, одноэтажные. Да и тех раз два и обчелся. Церковь на холме да пристань деревянная. А как ехать в Ялту – намучаешься. Дороги железной нет. На лошади не один день тащиться надо. Редкие пароходы заходили, да и то летом.
Вот какую картину невеселую увидел Дмитриев.
Решил в Ялте Владимир Николаевич бороться с болезнями. Он даже знал как. Стал ездить по Южному берегу. Все примечает, все записывает да приговаривает:
– Какое место чудесное. Яйла ветер с севера не пускает. Хорошо! Солнце горячее землю нагревает! Хорошо! А море дышит на берег теплым своим дыханием. Без лекарств тут лечиться можно. Здорово!
Стал доктор тогда статьи да книги о климате южном писать. Читают люди да диву даются:
– Что же это получается? Мы раньше за Здоровьем по заграницам ездили, а тут курорт прекрасный совсем рядом.
Сперва один больной приехал. Помогло ему. Потом еще стали приезжать. И им тоже легче стало. Что тут началось за границей! Сердятся врачи:
– Этот Дмитриев нас совсем без работы оставит. Плакали наши денежки.
Ругаются хозяева гостиниц:
– Если русские в Крым будут ездить, кто же тогда нам платить будет?
А сердитее всех повара да продавцы:
– Не сидят в ресторанах клиенты русские. Не тратят деньги в магазинах наших. Все в Крым везут! Какой плохой этот русский доктор! Какая плохая Ялта!
Посмеивается доктор Дмитриев:
– Наш Крым не хуже вашего самого расчудесного курорта. А то, что у вас гостиницы побогаче и официанты при бабочках, это ничего. И у нас скоро такое будет.
А люди работящие стали тогда о Крыме заботиться. Сказали железнодорожники:
– А ведь правду врачи толкуют. Давайте дорогу протянем в Крым. Чтоб сподручней Человеку за Здоровьем ехать. Тут строители пришли и тоже говорят:
– Давай, ребята, за работу! Построим гостиницы и санатории не хуже заграничных.
Собрал Дмитриев однодумцев. Посоветовались они и говорят:
– Ведь солнце, море и воздух творят чудеса. Но это тогда, когда они в умелых руках. Многое умеем мы – российские врачи. А сделаем для Человека еще больше.
Доктора работали, не покладая рук. Да только денег на все нужды не хватало. Мало думала страна и министры про Здоровье человека. Плохое время было. Особенно тяжело приходилось крестьянам да учителям, бедным врачам да рабочим.
А богачи, у которых деньги большие были, строили себе в Крыму дома и дачи. Так и жили.
Решили как-то ялтинские доктора – Елпатьевский и Дмитриев с товарищами:
– Следует для бедноты санаторий открыть. А где взять денег?
Написал Чехов воззвание с просьбой присылать деньги на постройку. На дело благородное пожертвовали не только художник Айвазовский и писатель Лев Толстой. Переводы шли со всей России. Трудовой люд отдавал последнее, лишь бы больше бедных больных приехало на лечение. Так и родился в Ялте санаторий «Яузлар».
Как-то к дому Чехова привезли молодого мужчину. Был он худ и бледен. Рассказал, что служит сельским учителем. Что очень болен и хочет лечиться в «Яузларе». Рассказал еще, что шел пешком из Севастополя. Даже денег на проезд не было. Но сил хватило только до середины дороги.
Пожалел его Чехов. Сперва у себя в доме приютил. Потом к знакомому доктору устроил. Больной стал поправляться. Да так быстро. Даже доктор «обижаться» начал. Учитель выпивал по одиннадцать стаканов молока. Вот что значит климат крымский!
Антон Павлович Чехов писал: «Хорошо, если бы каждый из нас оставлял школу, колодезь или что-нибудь вроде, чтобы жизнь не проходила и не уходила бесследно в вечность». Писатель Чехов оставил людям замечательные книги. Доктор Чехов передал крымчанам дух справедливости и милосердия, любви и сострадания.
Доктор Бобров был хирургом. Мечта его – открыть на берегу моря санаторий для детей. Для таких, которые считались неизлечимыми. Болезнь эта – костный туберкулез. Его возбуждал крошечный коварный микроб. Вместе с воздухом или пищей он проникал в организм. И годами лежали больные дети прикованными к кроваткам. Слабые, с изуродованными костями – они погибали. А если и удавалось выжить, то оставались калеками.
– Как хорошо бы привезти в Крым больных малышей. Крымский климат и хорошее питание спасут их.
Выхлопотал Бобров с помощниками место пустынное у Алупки. Стали деньги собирать. Кто сколько может. Отдают бедняки последнее, да только плохо идет сбор. А толстосумы-богачи так и вовсе ничего не пожертвовали. Ругается Бобров:
– Ведь не для себя же стараемся. Будут дети здоровые – и России, и всем нам светлее жить будет. Что за люди такие богачи? В карты деньги просадят, в ресторанах прогуляют, а ближнему в беде не помогут.
Но время прошло, и настал день долгожданный. Приехали первые пациенты. Смотрят, а для них уютная санаторная усадьба с каменной оградой да дом двухэтажный. Впервые в Европе на морском берегу открылся санаторий для детей. Давайте и мы с вами запомним его день рождения – 16 апреля 1902 года.
Прошло всего несколько лет, а слава о Боброве шла по всей стране. Приезжали в Крым больные. Кто ходить не мог – бегать начинал. У кого руки не поднимались – в мяч играл других не хуже. Тысячи ребят нашли в Крыму свое Здоровье.
А как умер доктор Бобров, дело его продолжил врач Изергин. Появилась своя электростанция, рентгенкабинет и даже бассейн с морской водой.
– Мечтаю построить такое здание, – говорил Петр Васильевич, – чтобы дети купались в море воздуха. Чтоб все время обвевал морской ветерок и согревало солнышко.
Тяжело, ох как тяжело было содержать санаторий. Но самое трудное было впереди. Началась гражданская война. В Крым хлынули немцы, англичане и французы. Дети оказались отрезанными от родителей.
– Где взять деньги на продукты? – задавал себе вопрос Изергин, – ведь нужно спасать ребятишек от голодной смерти.
И собирал вместе с другими врачами кое-какие вещи. И садился в телегу, и в снег, и в дождь ехал по деревням. То там картошки добудет. То там соли выменяет. А по дорогам в те времена ездить было опасно. Нападали грабители, убивали прохожих.
Ехал однажды Петр Васильевич с мешком крупы из Ялты в Алупку. Вечерело. Вдруг из темной пещеры выскочили три бандита. Винтовки наперевес. Ухватил один лошадь и стал выпрягать ее. Другие по телеге шарят. Увидели мешок, потянули к себе. Бросился доктор на грабителей и давай кричать:
– Не отдам! Не отдам! Мое хоть все берите. А это – для детей голодных.
Скалят зубы в ответ бандиты. Вдруг выходит из пещеры главарь шайки. Глаза злые, винтовку в грудь наводит.
«Ну, – думает Изергин, – смерть моя пришла».
И еще крепче за детские продукты уцепился. А главарь глянул в лицо Изергина и дружкам команду дал:
– Ну! Оставь! Не видишь… Это ж доктор из Алупки, что детей лечит!
Вот какие времена были. Да прошли они. Собрались как-то ученые и говорят:
– Солнце, морская вода и воздух – великие лекарства. Чтобы правильно этими лекарствами пользоваться, давайте институт построим. Давайте думать, как лучше Человека лечить. Интересно, что на это врачи скажут?
А врачи тоже посоветовались и отвечают:
– Хорошо лечит крымский климат. Из всех лекарств – это самое лучшее. Давайте вместе это лекарство изучать и применять. Давайте строить институт.
И построили. Было это в 1914 году, в Севастополе. И назвали его – Институт физических методов лечения.
Год работает институт, два работает. Стараются ученые. За ними врачи не отстают. А лучше других трудится директор – известный профессор Александр Ефимович Щербак.
Говорит он:
– Восемь лет мы с вами рука об руку проработали. Больных вылечили столько, что и подсчитать трудно. И раз такой наш институт хороший, нужно ему имя присвоить. Имя человека славного и достойного.
– Давайте назовем именем Сеченова, – говорят медсестры, – нет на всю Россию ученого известней.
– Такого института, как у нас, нигде на земле нет. Один он во всем мире. И ученый Сеченов – основатель русской физиологии, тоже один, – говорят врачи.
– А еще Сеченов изучал нервную систему и работу человеческого мозга…
– Учение Сеченова сделало революцию в науке психологии…
И стали заслуги Сеченова перечислять. Уж вечер на дворе, а бурлит собрание. Так и присвоили институту имя Ивана Михайловича Сеченова.
Идет по Севастополю нянечка или профессор, рабочий или еще какой сотрудник. Про них просто так и говорят:
– Это – сеченовцы.
И имя это звучало гордо. А в Ялте тоже врачи и ученые собрались и еще один институт построили. Так и работали они на пользу Человеку много лет.
Как вдруг напала на страну нашу свободную сила несметная. Летят самолеты с крестами черными. Ползут по земле русской враги страшные. Да не растерялись сеченовцы. Больных по домам отправили. Сами оружие взяли.
– Или нам по углам отсиживаться, коль Родина в опасности. Или нам врага страшиться. Помогать будем фронту, – решили дружно.
А фашисты наступают. Вот и первые раненые пошли. Уложили доктора их на койки и давай делом заниматься. Под пулями да снарядами лечат бойцов краснозвездных.
Тут приказ вышел: эвакуировать институт. И поехали врачи и медсестры в тыл.
Долго ехали и устроились в городке далеком. Был это курорт Боровое.
Наступают фашисты. Радуются злые генералы:
– Вон сколько раненых в эшелонах на восток едет. Это наши бомбы дело злое делают.
А сеченовцы рукава закатали. Не успеет боец-красноармеец на лечение приехать, а уже на поправку идет.
– Что это за сила такая у русских? Что это за врачи такие, – орут фашисты, – сколько ни стараемся их уничтожить, а они все крепкие и здоровые.
А из Борового на фронт бойцы возвращаются. Оружие в руки – и еще крепче фашистов бьют.
Так медики боролись с немцами, пока последнего с нашей земли не выгнали. А как война кончилась, вернулись оба института в Ялту. Подумали ученые:
– Зачем порознь работать? Давайте объединимся в один институт.
Так и трудятся с той поры вместе. Дела свои добрые продолжают. Как-то позвали врачи к себе архитекторов. Те Дворец Здоровья придумали.
С колоннами высокими да окнами светлыми.
Плотников да каменщиков пригласили. Те взяли лучшие из лучших доски да камни, паркет да цемент.
Строили, строили и Дворец Здоровья построили. Так и стоит он на холме высоком. Холме Поликуровском.
Издалека его видать.
Пришел однажды сюда врач молодой. Шагами широкими похаживает. По сторонам глазом хозяйским посматривает. И думает – что еще сделать, чтоб Человеку жилось лучше. А врачи-товарищи с уважением к нему:
– Профессор наш. Академик Сергей Сергеевич Солдатченко.
А уважение, как известно, не по чину дается. Его умом-разумом да делами нужными заслужить надо.
И знает Человек, пока Врачи настоящие в этих краях трудятся, найдет он в Крыму Здоровье свое.
Уезжает Человек окрепший да веселый. Земле славной в пояс кланяется. Тепло южное в сердце хранит да врачей не забывает. И говорит напоследок:
– Спасибо тебе, земля крымская.
Легенда об Узун-Сырте
Узун-Сырт – колыбель отечественной авиации. Есть у этой горы, раскинувшейся близ Феодосии, еще одно имя – Петра Клементьева, в память о погибшем тут в 1924 году молодом летчике.
Тысячи юношей и девушек обрели здесь крылья. Со склонов Узун-Сырта стартовали будущие выдающиеся авиаконструкторы Олег Антонов и Сергей Королев, Александр Яковлев и Михаил Тихонравов, Сергей Ильюшин и десятки авиаторов, чьи имена золотыми буквами вписаны в историю нашей Родины.
Давным-давно на земле Тавриды, в том месте, где горы встречаются с морем, завели спор чайки с орлами – кто дольше продержится в воздухе.
Пенится море. Брызжут волны, бьют об угрюмые скалы. Над пучиной носятся стрелами чайки. Смеются над орлами, хохочут:
– Ха-ха-ха!
Свищет ветер, гнет к земле вековые деревья. Да нипочем он орлам большекрылым – парят себе в вышине. Попробовали было орлы-первогодки на смех поднять собратьев своих морских. Приструнил их вожак:
– Не к лицу нам, гордым орлам, смеяться над соперниками.
Смолкли птицы, сели на землю. Стали сил набираться. Никогда прежде не видела Таврида столько крылатых.
Вот ночь прошла. Ветер стих. Все ждут начала. А как солнце вынырнуло из-за моря, берег был белым от числа несчетного чаек. Куда ни кинь взор – все белым-бело. Серыми стали холмы голубые от орлов молчаливых.
Тут клич раздался. Взмахнули крыльями птицы. Над родной стихией, морем безбрежным, кружатся игривые чайки. Легко понеслись в поднебесье орлы. Над долиной зеленой, горой, изогнувшейся длинным хребтом, реют они величаво.
Разбежавшийся ветер морской обтекает красавицу гору, держа на своих плечах птиц.
Вот уже солнце в зените, а спору не видно конца-краю. Ни одна, даже самая слабая, птица, не покинула лагерь собратьев.
А как солнце устало и стало за море садиться, тут средь чаек заметилась тяжесть и усталость в полете. Взмахи иных становились все реже. Ветер могучий крепчал между тем, затрудняя движенья. Вот уж брызги соленые каплями слез накатились на перья. Так одна за другой стали чайки садиться на волны и гальку. Обессилел вожак. Грудь вздымалась, а сердце, готовое вырваться от досады, стучало что мочи. Понял он, что в споре не первый.
Ну, а что же орлы? Тут и звезды зажглись, а они все летают. Нипочем им ни ветер, ни ночь.
С криком горечи чайки на них свой взор устремили, разом головы подняв в небо ночное. Ничего не поймут возбужденные птицы. Где же звезды? Почему не сверкают?
Высоко в поднебесье, ветру навстречу могучие крылья расправив, встали ровной струной орлы над отрогом. Набегающий ветер бросал к небесам свои силы. Натолкнувшись на гору, устремлялся он ввысь и держал на плечах своих птиц величавых.
День прошел, а орлы все летают.
Два прошло, а им все нипочем.
Победили парители в споре, доказав свое совершенство. Говорят, что кто-то из птиц до сих пор там летает, очарованный счастьем парения.
В память о том историческом споре гору ту окрестили орлы Узун-Сыртом. Значит это – «длинный хребет». А местности дали название чайки – Коктебель. Что по-птичьему значит – край холмов голубых.
Минули годы. Шел как-то по местам этим путник. Солнце светило ярко. Ветер дул сильно. Очаровал человека склон-великан. Залюбовался он парящими над ним птицами. И крепко задумался. С чего это орлы, ни разу крыльями не взмахнув, часами летают над Узун-Сыртом? Было это в начале двадцатого века. А путника звали Константин Арцеулов. Необычный был человек. За что бы ни брался, все выходило отменно. Особенно хорошо рисовал. Дар этот, видно, перешел к нему от деда – выдающегося художника Ивана Константиновича Айвазовского. Но больше всего на свете он любил летать. Одним из первых в России он стал строить планеры – простейшие летательные аппараты без мотора для полета человека. Разгонишь такую птицу со склона ветру навстречу, и летишь. Вот беда только, что гор высоких да пригодных для полетов мало. Если бы перед горой была широкая долина, где ветер смог бы набрать силу. Еще нужно, чтобы был крутой склон. Натолкнется на него поток и понесется ввысь.
Посмотрел Арцеулов на гору, всплеснул руками:
– Да ведь Узун-Сырт – это просто находка!
Именно такую гору искал молодой летчик. Обрадовался, стал рассказывать знакомым о потоках восходящих.
Однажды шел он с художником и поэтом Максимилианом Волошиным из Коктебеля в Феодосию. Объяснял особенности горы, а потом взял да предложил товарищу подбросить шляпу над головой. Хоть была она тяжела, подхватило ее, как пушинку, да бросило высоко-высоко.
Что стало со шляпой, не знаю, да только через несколько лет приехали на гору планеристы. Убедил их Арцеулов, что лучшего места для состязаний не найти.
Было это в 1923 году. Сдружились люди с Узун-Сыртом. Часто меж собой величали его просто – Гора.
Сядет пилот в кабину. Друзья растянут резиновый жгут – амортизатор. Как из большой рогатки выстрелят планер. Возьмет пилот один руль –повернет направо или налево. Другой руль возьмет – выше поднимет свою птицу или вниз полетит.
Вначале летали недолго – всего несколько секунд. Потом несколько минут. А научившись, парили часами, как птицы.
Завидовала Гора людям и их смекалке. Ведь спортсмены сами мастерили свои планеры из дерева. Склеят реечки да досточки. Скрепят болтами да гайками. Крылья тканью обтянут, краской покрасят – и в полет.
Смелые люди – планеристы. Они и конструкторы, и испытатели. Научатся летать на планере, потом за штурвал самолета садятся.
Но это только в сказке все хорошо да гладко. Бывало и такое, хоть и очень редко, что ломались в воздухе планеры. Парашютов тогда не хватало. Не все летчики даже на больших самолетах с ними летали. И если беда случалась – горе было великое.
Как-то стоял яркий день. В небе висели белые барашки облаков. Десятки друзей наблюдали за полетом Петра Клементьева. Удачно вел он свой самодельный планер. Как вдруг его бросило вверх.
– Значит, в сильный поток попал,– догадались товарищи.
Тут раздался треск. Сложились крылья. В обломках планера рухнул паритель на землю…
Плакали парни, слез не стесняясь. Жалко друга – летчика бесстрашного. Да слезами горю не поможешь.
– В память о погибшем хорошо бы назвать его именем Гору, – предложили пилоты.
Согласился Узун-Сырт, мудро рассудил:
– Пусть будет у меня два имени. Что в этом плохого? Вправду ведь, дела и память – самое великое, что оставляет на земле после себя Человек.
Схоронили Петра Клементьева, но дела своего не бросили. Сотни пришли на смену одному. Время было такое – без крыльев человеку никак нельзя.
Еще крепче взялись за учебу планеристы. Летать стали выше. Летать стали дальше.
Приехала как-то на Гору девушка. Глаза задорные, улыбка веселая. Сама красивая да высокая. Первой стала приходить на учебу. Больше всех книжек читала. А летать научилась – залюбуешься.
Год прошел, говорят ей:
– Научилась всему, что нужно. Теперь ты равная среди равных.
А она настырная, трудом да упорством вперед вырывается. Починить если что – лучше других сделает. Взлетит в небо голубое – не угонишься.
Еще год прошел, говорят ей:
– Научилась тому, что знают лучшие. Теперь ты равная среди лучших.
А седой Узун-Сырт возьми да спроси ее:
– А что, планеристка Маргарита Раценская, лучшей в мире среди девушек быть по плечу тебе?
Призадумалась та. Лучшей быть – летать других дольше.
Ничего в ответ не сказала. Ушла думу думать.
Прошло время в тренировках упорных, занятиях трудных. Как–то говорит Маргарита товарищам:
– Сил набралась и знаний хватает. Дольше всех хочу над Горой летать.
Вот однажды утром осенним села Маргарита в планер. Шлем застегнула, приборы проверила. Дорога под облаками предстояла долгая – от рассвета до заката. Такой был мировой рекорд. И Раценская решила его побить.
Взмахнули на старте флажками. Словно птица, взметнулся планер со склона. Посмотрела вокруг. Рядом, точно в вальсе кружат ее друзья. От одного края Горы к другому летает Маргарита. Час прошел. Другой прошел. Пригревает солнце. Горячий воздух поднимает ввысь ее планер. Облака совсем рядом. Бегут стрелки по циферблату. Так прошло еще время. Трудно сидеть в кабине, тесно. Занемели руки, отекли ноги. Да встать нельзя.
Смотрит Маргарита, а рядом орел летит. Он в сторону – она за ним. Он вверх – она туда же. Так и летали они рядом, в одном потоке.
Так день и прошел. Солнце садиться стало. Быстро стемнело. Чтобы Гору лучше видно было, костры зажгли.
Летит Маргарита, песни поет да шоколад жует. Посмотрит на крыло – огонек горит. Вниз поглядит – фары машин да костры видит.
Тут ветер стихать стал. Посадила она планер, а навстречу товарищи. Целуют, поздравляют:
– Молодец, Маргарита!
А на следующий день газеты написали – она установила мировой рекорд. Пробыла в воздухе почти шестнадцать часов.
Вот так Маргарита!
Но тут грянула война. Задумались планеристы – как помочь стране? На птицу без мотора пушку да пулемет не поставишь, чтобы врага с воздуха разить. Бомбы не загрузишь, чтобы сбросить на неприятеля сверху.
На выручку пришла Гора и подсказала:
– Давайте на больших планерах грузы возить. Как маленький буксир тянет большую баржу, так самолет за собой будет по воздуху тянуть планер с солдатами да боеприпасами.
Так и решили планеристы.
– Да куда вам без пушек, – сказали истребители.
– Да не справитесь без брони. Убежать не успеете, моторов-то нет,–говорили штурмовики.
– Как нападут на вас в воздухе враги-фашисты, одни щепки полетят от ваших деревянных планеров,– сказали бомбардировщики.
Усмехнулись тогда планеристы. И видно было, что хитрость они какую-то удумали. Да об этом до поры до времени никому не говорили. А секретному замыслу научила их Гора.
Скрывали – скрывали они свою хитрость, да партизаны про их смекалку рассказали. Когда враг нашу землю занял, задумались партизаны – откуда брать продовольствие да боеприпасы? Самолет в лесу на поляну не сядет. Как быть? А планеристы возьми и предложи – давайте будем всякие нужные вам грузы по ночам привозить. А аэродром нам не нужен. Сесть сможем на полянку. Летим мы высоко. Мотора нет – нас не слышно. Огни на крыльях не включим – не видно нас.
– Точно бабочки ночные,– пошутили некоторые.
Так всю войну помогали планеристы партизанам.
Вот какой совет дала им Гора.
Отгремели бои. Стали слетаться на Узун-Сырт спортсмены. Заведут самолет, заревут моторы. Подхватят планер – и в небо. Отцепится планерист и давай от облака к облаку путешествовать.
Хорошо!
Да вот беда. Уж больно велики крылья у планера. Для старта на буксире за самолетом большой аэродром нужен. Да и самолетов на всех не хватает. А летать очень ребятам да девчонкам хочется.
Думали-думали. Вот если бы такие крылья придумать, чтобы в пакет сложить, на плечо, и в горы. Там эту птицу собрать – и в полет.
А Гора возьми и подскажи:
– А вы вместо дерева тонкие трубки из металла приспособьте. А на крылья ткань попрочнее.
Поломали ребята голову, подумали. На завод пошли – легкие трубки алюминиевые нашли. На фабрику пошли – материал прочнее прочного попросили. Болтами скрепили, тросами растянули. Каркас получился. Сшили крылья из материи – воздушный парус вышел. А чтоб управлять сподручней – треугольную трапецию устроили.
Красота!
На пригорок забрались да ветер выждали. Пристегнулся умелец к трапеции. Поднял в руках сильных машину свою расчудесную. Изловчился и побежал. Подхватил его ветер и поднял над землей. Летит Человек, радуется. А Гора советует, как вправо повернуть, да как влево.
Коротким был полет. Так ведь все первое всегда быстро происходит.
Научились летать одни. Потом научили других. А те еще кого научили. Так и пошло с тех пор.
Вот только никак не могли найти название своей чудо-птице. Когда русские слова все перебрали, стали пробовать иностранные. Да все нескладно получалось.
Так бы до сего дня летали на птице без названия да, говорят, снова Гора выручила. Вот как дело было.
Закончились однажды полеты. Положили ребята свои крылья на траву. Сели чай пить. Вспоминали кто как летал. Вдруг что-то как послышалось. Одни говорят – чайник пыхтел. Другие – будто из долины донес ветер слово незнакомое: «Дельта… Дельта».
Посмотрели ребята на своих чудо–птиц. А ведь и правда. Крыло похоже на греческую букву «дельта». Подумали и решили, что назовут свои крылья – «дельтаплан».
А Гора прозвала тех мальчишек дельтапланеристами. Вначале необычно было. Уж больно длинное слово. Теперь все привыкли.
Те ребята уже выросли, но все равно приезжают. Так было. Так будет всегда. Пролетят годы, и их дети, а потом дети их детей тоже приедут. Потому, что любовь к Горе передается. Переходит, как светлое чувство благодарности за минуты счастья, название которому – полет.
Вспоминаю, как однажды Гора удивилась. Было это в конце 1988 года. Пришел я с друзьями на склон. За плечами – рюкзаки большие.
Тогда, наверное, Гора сказала:
– Туристы пожаловали!
Вот только не стали мы палатки ставить. Достали из рюкзаков и расстелили на земле свои чудо-самолеты. Были это не то парашюты, не то планеры. Пристегнули подвесные системы, дождались встречного ветра. Разбежались и полетели!
Ну и чудеса!
Вот если б ковер-самолет полетел, и то удивления меньше было бы. А тут вроде матраца большого. А строп-паутинок видимо-невидимо. Потянешь правой рукой – повернешь направо. Левую руку наклонишь – влево улетишь. А отпустишь обе руки – вверх к облакам понесешься.
Услышала Гора, как меж собой мы птицу эту диковинную парапланом называли. Не думала, не гадала, что на таком вот самолете летать можно. Подумала, подумала Гора и решила, что людей этих парапланеристами назовет. Так и пошло с той поры.
Месяц прошел, другой. А нас все больше да больше.
И решили мы объединиться и создать Ассоциацию парапланеристов СССР «Союз». А автору этих строк пилоты оказали доверие и выбрали президентом молодой организации.
Тут стали нам задавать вопросы:
– Где можно научиться летать на параплане?
И родилась на Горе «Школа парапланеристов «Коктебель». А первыми инструкторами стали Евгений Белоусов и четыре Сергея: Жукарин, Белорусов, Шеленков и Рожко.
Смотрит на нас Гора, усмехается. Ну все как когда-то у планеристов. Сначала сверху вниз сигали да секунды считали. Потом с утра до ночи летать стали. Научились, значит.
– Вот это птица так птица. Всем самолетам самолет,– решила Гора.
Ни аэродрома с буксировщиком не нужно, как у планера. Ни труб длинных, как в дельтаплане. Рюкзак на плечо, да летай сколько душе угодно. Был бы ветер покрепче, да желание посильнее.
Не нарадуется Гора, глядя, как ловко все у парапланеристов получается. А сама провожает их взглядом и думает:
– Как велик Человек. Как мудра его мысль. Как любить нужно землю свою, чтобы ввысь уноситься с мечтой о небе, а на землю стремиться с любовью к Родине своей великой.
Течет время. Уходят из жизни люди-птицы.
Собрались однажды летчики и поставили на каменном выступе Узун-Сырта памятник. А на нем слова: «Пионерам советского планеризма, конструкторам, пилотам – в честь 50-летия. 1923 – 1973». Кто бы ни ехал мимо, обязательно увидит его.
Собрались планеристы, люди неравнодушные, сердцем окрыленные, и решили создать музей легендарной Горе. И родился Музей планеризма прямо на вершине, в планерном центре.
Долгое время собирал я материалы и экспонаты об истории дельтапланерного и парапланерного спорта. Собрались вместе пилоты и построили в центре Феодосии «Музей свободного полета». Его торжественное открытие состоялось 22 сентября 1990 года. Первые пятнадцать лет мне посчастливилось возглавлять его дружный коллектив.
Сказочная Гора. Небывалое место. О седом Узун-Сырте говорят сразу три молодых музея. Заслужил, значит.
Решил я сделать ещё одно доброе дело для Горы. Собрался и написал для вас, ребята, эту историю.
