Читать книгу: «Хорс: о чем молчит школа», страница 15

Шрифт:

– Не надо, отпускает. – Артем застыл в немом ужасе, осознавая всю трагичность ситуации – возможно он видит своего лучшего друга в последний раз.

– Я никуда не поеду, я все отменю, я тебя вылечу, – слеза катилась по щетине Артема.

–Вылечишь? Мне уже никто не поможет Тема, даже если бы я того хотел, – он убрал руку со стены и распрямил плечи посмотрев на друга еще теплящим жизнь взглядом.– И мне не поможешь, и он опять триумфатор. – Александр Аркадьевич преодолевая боль подошел к шкафу стоящему в зале и вынул из него толстую папку. – По всему Серега не от сердечного приступа умер, Гизурин постарался; меня тогда в городе не было, когда приехал было уже слишком поздно, вскрытия не смог добиться, тут почти все что я накопал на него, – он бросил папку на диван.

Ужас охватил Артема. Жизнь и смерть опять переплелись в один комок распутать который не подвластно никому. Он рыдая бросился на плечи друга сжав его в своих объятиях.

– Не умирай, не умирай родной, прошу тебя…

Утром следующего дня Раиса Павловна стояла у окна поливая цветы любуясь цветением белой орхидеи распустившейся два дня назад. На улице была ясная погода, теплый, свежий утренний воздух сквозь полуоткрытое окно наполнял комнату. Подняв взгляд, она увидела как будто знакомого ей человека заходящего в единственный подъезд ее дома, – «Артем!» – промелькнуло в голове. Через несколько секунд услышав не громкий стук в дверь, она не смело подошла и спросила:

– Кто?

– Раиса Павловна, это Артем, друг Александра Аркадьевича? – глухим эхом раздалось за дверью.

Она открыла. Перед ней стоял высокий, крепкий, с четкими чертами лица человек. Седина не ровными прядями уже обелила его голову, кое-где стали видны морщины, но в общем он остался таким же, каким она запомнила его первый раз повстречавшись с ним тридцать лет назад.

– Здравствуйте, – приободренным голосом, с секундной искрой радости в глазах, поприветствовал он ее. – Вы меня помните?

– Да, конечно, здравствуй Артем, заходи, – искренне улыбаясь, пригласила она. – Сколько времени прошло? Сколько мы не виделись? – Раздевайся, проходи, садись.

Артем снял обувь и прошел в комнату. Все было по старому, посередине стены стоял маленький остекленный сервант с хрустальной посудой внутри, на котором в самодельных рамках находились фотографии родных и близких. Большая книжная полка рядом, была забита до отказа. Напротив располагался диван советских времен, с деревянными прямоугольными ручками по бокам, посередине лежал круглый, разноцветный коврик ручной работы. Над диваном на стене висел ковер. Подоконник был заставлен цветами и рассадой в преддверии дачного сезона. Мирно тикал старый видавший виды будильник требовавший ежедневной подзаводки. – «Как будто и не было этих тридцати лет», – откуда-то изнутри прозвучал голос, -« Промелькнули как сон».– На секунду ему захотелось забыть обо всем, и оказаться там, молодым, полным сил и надежд учителем математики начитавшимся научной фантастики и мечтающем о чем-то великом и почти не сбыточном. Случайно взглянув на себя в зеркало серванта он увидел потерявшего все надежды, давно переставшего мечтать человека в форме цвета хаки. -« Почему?» – спросил он себя, и пока не находил ответа. На стене висела общая фотография Сергея и Раисы Павловны.

– Серега, сколько его уже нет?

– Давно, – опустив голову, прошептала она.

– Извините, я не хотел. А Иван дома? – он попытался перевести разговор.

– Ничего, я уже привыкла; нет на работе, – она присела на диван. – Ты то как? Как живешь, чем занимаешься? Почему редко приезжаешь в гости? – она уже заметила его общий потухший взгляд, сквозь который он пытался притворно улыбаться.

– Я в порядке, как комсомолец на утренней зарядке, – хриплым, понурым голосом ответил он.

– Это любимая фраза Александра Аркадьевича. Как его здоровье?

Артем изменился в лице, он почувствовал пустоту и растерянность. Не привыкший смиряться, всегда готовый вступить в схватку и биться до конца, от бессилия он стоял и молчал с поникшей головой не зная что ответить. Бессонная ночь проведенная в беседе с другом глушила своей беспощадной правдой все вокруг. Наконец собравшись с духом Артем начал разговор, который как он предвидел продлится долго.

– Он болен. Рак желудка, последняя стадия, максимум месяц.

Раиса Павловна до сих пор державшая маленькую пластиковую бутылку с водой для полива цветов выронила ее, остатки воды тонким ручейком потекли под диван.

– А как же врачи? Сейчас же есть средства? – от растерянности повторяя дежурные фразы, среагировала она.

Артем присел на стул стоящий рядом.

– Чтобы лечиться, нужно желание – жить. – Этим он кратко объяснил ей всю сущность происходящего. Как он и ожидал разговор оказался долгим и не простым, когда были поочередно перебраны и тут же отвергнуты все варианты спасения и хоть какого-либо выхода из ложившейся ситуации, в комнате воцарилась опустошающая тишина.

– Жутко мне,– нарушив ее, тихо произнес Артем.– Я завтра должен уехать, хотел все отложить, но он….– еще раз повторяя свои слова, и как будто не веря им, твердил Артем. Никого у него кроме вас нет Раиса Павловна, я даже не знаю как вас просить…

– Не беспокойся Артем, я позабочусь, – еле выговаривая, успокаивала его Раиса Павлова.

Он достал из кармана куртки небольшой прямоугольный запечатанный пакет.

– Вот… Если понадобится… – он положил пакет на сервант.

– Не надо Артем, мы справимся…

– Я оставлю вам номер телефона, если не хватит звоните, – твердым голосом, не принимая возражений перебил он вставая. – Мне нужно идти, Ивану привет передайте. – Он не спеша прошел в прихожую и начал обуваться. Потерянно взглянув еще раз на Раису Павловну и отведя взгляд в никуда. – Трудно ему будет, не любят таких как он, не нравится людям, когда их карточный домик рушат.

– Я знаю, – тихо, ответила она, подойдя и мягко положив ему руку на плечо. – Приезжай Тема, мы всегда будем тебе рады.

– Спасибо, – не прощаясь, и сделав над собой неимоверное усилие, он развернулся и открыв дверь быстрым шагом вышел.

К зданию общины ровно в десять утра подъехал черный, полностью тонированный мерседес. Посигналив и дождавшись пока откроются центральные ворота, он медленно заехал внутрь. Остановившись возле одного из подсобных помещений, из него вышел водитель и расторопно открыл заднюю пассажирскую дверь.

– Ах ты, мать твою, говорил же, не паркуйся здесь, – кряхтя и матерясь, грузно поднимался со своего места Гизурин. Навстречу ему вышел Дмитрий.

– Ну вот и жаба прискакала, – притворно улыбаясь, идя ему навстречу шептал он. – Здравствуйте, вас уже ждут, будьте так любезны, – Дмитрий указал на маленькую калитку во внутренней стене общины. Гизурин тяжело дыша, оскаля зубы улыбнулся.

– Здравствуй Дмитрий, – и переступая словно пингвин медленно зашагал к калитке. – Ублюдок, подожди у меня, – отойдя, озирая Дмитрия еле слышно пробурчал он.

Дмитрий делая вид что занят своими делами ходил вокруг машины. Дождавшись металлического грохота закрываемой калитки он безучастно посмотрел на протиравшего лобовое стекло водителя.

– Разводы одни.

– Тряпка грязная, опять маты все сложит на меня.

– В гараже специальная для стекол есть, зайдешь и сразу налево, там полочка, увидишь.

Водитель тут же направился в сторону гаража.

– Ага, туда, – махнул рукой Дмитрий. Он обошел машину и присел на корточки возле левого переднего колеса, делая вид что завязывает шнурок… – Ну вот и готово, – он встал и отряхнулся с ликующим видом.

Водитель вышел из гаража и быстро шагая в сторону машины матерился.

– Нет там ни хрена, все перерыл.

– Ну значит взял кто, – безразлично ответил Дмитрий. – Да и так сойдет.

Примерно через час мерседес выехал из ворот общины провожаемый «дружелюбным» взглядом Дмитрия. Он отошел в сторону и достал телефон; набрав номер и дождавшись ответа, он произнес короткую фразу, -« раскаялся, едет».

Мерседес плавно ехал по ровной трассе отремонтированной ровно до отворота на дачу Гизурина, Анатолий Анатольевич развалившись на заднем сиденье читал местную газету с хвалебной статьей о себе.

– Какой я хороший, самому не верится. Ай молодца, ай да я, самоуверенно пыхтя и переваливаясь с боку на бок, затуманенным взором смотря вперед на дорогу и строя новые планы на жизнь. Вдруг в тумане его мечты стал отчетливо виден дым идущий из под капота машины. – Стой идиот, не видишь дымит, – выругался он на задумавшегося о своей жизни водителя. Очнувшийся водитель дал вправо и нажал на тормоз, машина медленно остановилась на обочине. – Че сел, иди смотри.

– Анатолий Анатольевич, сколько раз я вас просил, ваши оскорбления, – почти заикаясь, пытался возразить водитель.

– У Гизурина заиграли желваки, он презрительно сморщил лицо.

– Сколько тебе лет Федя?

– Пятьдесят,– не ожидая такого вопроса, удивился водитель.

– Ты воровать умеешь?

– Нет, – еще больше смутился водитель.

– Так какова хера, ты в свои пятьдесят лет сидишь и вые….ся, кому ты нахер нужен здесь если я тебя щас уволю, что ты делать будешь Федя со своим хроническим простатитом? – все больше располяясь продолжал Гизурин. – Сейчас есть я и ты, и ты будешь делать то, что я тебе скажу. Если еще раз ты накосячишь – ты свободен. На что существовать будешь? – ликующе заключил Гизурин. – Быстро иди смотри, – снисходительно добавил он.

Водитель сжав кулаки нехотя вышел.

Гизурин увидел, как Федор поднял капот; с нетерпением ерзая на месте, он приоткрыл окно и крикнул:

– Ну че там? – Водитель не отвечал. – Вот сука, седня же уволю на .уй.– После последнего слова капот закрылся, перед ним стояли двое мужчин в балаклавах одетых во все черное, а его водитель побежал не оборачиваясь в обратном направлении. В следующее мгновение, один из них быстро сел за руль мерседеса, другой открыв заднюю дверь сел рядом с Анатолием Анатольевичем и захлопнул дверь.

– Поехали, -уверенно сказал сидевший рядом с Гизуриным, -машина сорвалась с места.

– Вы кто? – Не зная что произнести от испуга и растерянности, кое-как прохрипел Гизурин.

– Смерть твоя, – коротко ответил, сидящий рядом человек в черном.

Гизурин перебирал в голове всех своих врагов и недругов которых было достаточно. Решившись на сделку которая могла поменять многое он просчитал все риски, и придя к выводу, что не переходит дорогу никому и заручившись поддержкой Москвы, он был самоуверен и беспечен, ему и в голову не могли прийти иные варианты угрозы своей безопасности. Однако пережив многих из своих врагов, и попадав не один раз в схожие ситуации он не паниковал. – «Мало дал? Недопонял? То-то не прилетел, даже о девке забыл», – размышлял он.– «Да нет, не может быть.. Тогда кто? А может быть это просто – блеф? Ради чего?» – Придя в себя и собравшись.–«Надо бы вас прощупать, клоуны»:

– Останови машину, если сделаешь все как я сейчас скажу, может быть живой останешься, – самоуверенно прорычал он.

Через секунду Анатолий Анатольевич почувствовал что задыхается и теряет сознание от боли в районе грудной клетки. Удар был не сильным, но выверенным. Давно не испытывав ощущений надвигающейся смерти он притих и лишь изредка не смело поднимал глаза. Проехав минут двадцать машина свернула в лес, затем петляя по ухабам извилистой дороги в течении еще десяти минут они уткнулись в старое заброшенное зимовье.

– Выходим, – кратко скомандовал сидящий рядом человек в черном, и открыв двери со стороны Гизурина вытолкнул его из машины.–«Лесхоз номер семнадцать» – прочитал Анатолий Анатольевич надпись на покосившейся табличке прибитой к стене зимовья.

Сидевший на водительском месте человек зашел в зимовье и вышел оттуда держа в руках лом и лопату.

– Пшел, – Гизурин почувствовал удар в спину. Озираясь он грузно, но живо побрел вперед. Не зная что предпринять и как подступиться к делу своего спасения, его мозг выдавал лишь стандарто-заученную фразу.

– Может договоримся? – пыхтя промямлил он.

– С чертями толковать скоро будешь, вот там и поговоришь.

Только сейчас, Анатолий Анатольевич в полной мере осознал всю серьезность своего положения. –«Нет, этого не может быть, я не хочу умирать», – подгоняемая ураганом происходящего тревожная мысль ворвалась в его голову. – «Я хочу жить». – Какие земные бесы, его в сущности бессмысленной жизни били тревогу и требовали продолжения их банкета? – знал лишь он один, но он молчал, никогда и никому до селе, даже в пьяном бреду не рассказывая о них. Все вбитые ему в голову, и вшитые в его подсознание «смыслы жизни» давно были достигнуты и пережиты им, и каждый раз, маячащая на горизонте облаком иллюзий призрачная – новая цель, сулившая наживу, придавала ему сил и щедро одаривала смыслами. Покорив очередную ступень в его шитом белыми нитками мире, и видя свою безнаказанность, он серьезно стал подумывать о своем «высшем» предназначении. – «Значит так угодно где-то там», – раздумывал он на досуге, смотря в небо. Вера в предначертанность его судьбы вселяла уверенность в действиях и отметала все сомнения – ему было так легче.

Острие лома и лопаты в руке одного и его похитителей блестевшие впереди, не обещали ему ничего хорошего, и никак не входили в его планы. Отойдя от зимовья метров восемьсот в глубь леса и спустившись в неглубокий овраг, человек в черном идущий сзади скомандовал:

– Здесь,– лом воткнулся в еще до конца не оттаявшую землю. – Копай, – Анатолий Анатольевич оглянулся, как будто не расслышав сказанного. – Копай, – Гизурин взялся за холодный лом и стал лениво ковырять землю, тут-же он почувствовал холод метала в районе виска и услышал звук взведенного курка. – У меня нет времени…

Примерно через тридцать минут, оперевшись на лом, грязный, весь потный и тяжело дышащий, Анатолий Анатольевич стоял в метровой яме, размерами два метра на метр и хрипел. – Не могу, не могу больше.– Он посмотрел на ярко светящее солнце, и в первый раз в жизни в его голове промелькнула шальная для него мысль –«а почему оно вообще светит?» -Тепло даримое им и общая тишина и покой, нарушаемое лишь пением птиц, настолько шла в разрез с его положением, что происходящее казалось кошмарным сонным параличом с очень реалистичными галлюцинациями. Изредка прислушиваясь к разговорам своих похитителей он обратил внимание, что командовал тот, что был повыше ростом, второй лишь следовал его указаниям и все время молчал.

– Хватит, сойдет, – тот кто был повыше ростом, вытащил лом и лопату из ямы.

Гизурин смотрел на него снизу вверх сквозь пот застилающий глаза. Он вспомнил старые кадры кинохроники военных лет, на которых без лишнего шума расстреливали людей и всегда задавал себе вопрос, – «Почему они, зная что сейчас умрут, так безропотно шли на смерть? Какая разница, умрешь ты пытаясь спасти себя, или тебе просто пустят пулю в лоб? – Исход ведь один. Я бы зарядил в лоб кулаком своему палачу напоследок, за мной бы не стало», – тогда думал он. И вот, стоя в яме и смотря на своего предполагаемого палача, он ни о чем подобном даже не помышлял. Раздавленный морально и физически до него дошло, что рытье ямы это один из тысячи способов подавить человека и внушить ему мысль о бесполезности сопротивления. Но все же он не был самим собой, если где-то глубоко в подсознании у него не возник план своего спасения.

– Парень, парень, подожди а? – еле выговаривая, обратился он к стоящему над ним человеку в черном. – Только скажи сколько? Прямо сегодня, никаких проблем.

Откинув лом и лопату человек в черном подошел к яме.

– Ответь мне на один вопрос – зачем ты жил?

Анатолий Анатольевич вставая утром в прекрасном настроении, никак не мог предположить, что через несколько часов слово – жизнь, будет применима к нему лишь в прошедшем времени и с перепуга просто молчал.

– Отвечай.

– Не знаю, – наконец выдал он довольно правдивое умозаключение.

– Ты не знаешь, другой Гизурин не знает, третий Гизурин не знает, почему тогда от вас незнаек, остальным так худо приходится? Кто знает? Вот закопаю я тебя сейчас, жена твоя только рада будет; сын – наркоман, спустит твое состояние максимум за год, люди тебя только через слово х.. поминать будут, их твоими заездами в общину и подачками на благотворительность не проведешь. Итак, еще раз – зачем ты жил?

– Людочка, Людочка доченька, – Гизурин дрожащими руками вытащил из под рубашки кулон и зажав его в кулак почти зарыдал. – Ради нее живу.

Это была правда. Он давно не испытывал никаких чувств к своей жене, которая была значительно моложе его и жил с ней по инерции, единственный его родной сын воспитанный почти во вседозволенности и абсолютной безнаказанности в пятнадцать лет стал героиновым наркоманом и воровал из дома все, что плохо лежало, любовниц у Гизурина не было, так как мужская сила полностью отказала ему лет семь тому назад, не помогали никакие лекарства, доктора и чудо- снадобья. Единственным человеком к которому он был не равнодушен, была его приемная шестнадцатилетняя дочь Люда . Оставшись сиротой в десять, племянница его жены отличалась очень мягким, скромным и не конфликтным характером. Как-то незаметно и неожиданно для Анатолия Анатольевича он полюбил ее как родную дочь, она не смотря на его агрессию по отношению к окружающим отвечала ему взаимностью. Покупая ей очень дорогие подарки и одаривая повышенным вниманием, он оказал ей медвежью услугу, его сын- Паша, мысленно деля наследство отца, никак не рассчитывал на Люду.

– А как же остальные, которых ты обокрал? Или твоя Люда пятый элемент вселенной? – продолжал человек в черном. – Ты хоть раз прикидывал, скольких людей ты покалечил и убил идя по головам ради себя и своей Люды?

– Я не убивал, – Гизурин замотал головой так, что пот с его лица разлетелся на метр от него.

– Да ну. Вспомни, кто работал главным инженером завода, когда ты пришел туда бухгалтером? – Гизурин громко сглотнул слюну. – Ага, вспомнил. Тогда вскрытия не было, ты замял дело; а были все подозрения, что он умер не своей смертью. Другой случай, ты уже директор; пришло новое оборудование на завод, тебе нужно было устранить мешающего твоим махинациям следующего главного инженера, но вот незадача- его там не было, а вместо него погиб его заместитель, но тебе опять все сходит с рук. И десятки, десятки подобных дел, ты сегодня умрешь Толя, – человек в черном достал револьвер, проверил патрон в барабане и направил кольт на Гизурина. В это время его напарник протянул руку и дал знак- что-то не так! Обернувшись они увидели третьего человека в балаклаве, стоящего чуть поодаль; вдвоем они направились к нему.

Гизурин уже закрывший лицо руками и приготовившийся к выстрелу, расценил это как знак свыше и почти поверил, что сегодня ему удастся избежать смерти.

–Нельзя, если он умрет сейчас, его героизируют, – доказывал подошедший только что.

–Отпустить?

– Точно не убивать. Убьем, через полгода в городе ему памятник поставят.

Завидя разногласия своих похитителей Анатолий Анатольевич ликовал, в нем проснулось мистическое чувство своего «предназначения» и мании величия.

– Кишка тонка у вас на меня, меня оно хранит, – он посмотрел в небо.-Это чувство как наркотик, притупило его страх и придало смелости. Он не слышал подробностей разговора, но по жестам, движениям, и общему настрою распознал и понял то, что такие люди как он, учатся делать сразу, как только ступают на тропу больших дел, ибо без этого седьмого чувства им не выжить – разногласия среди недругов. Он не раз использовал разногласия среди своих недоброжелателей, и всегда выходил победителем. Особенно легко это удавалось сделать, когда против него были люди отличавшиеся честностью и принципиальностью, он умеючи вносил раздор между ними, а остальное они делали сами. Таких, он кратко и с насмешкой называл – «очковая интеллигенция». Поняв, что сейчас происходит нечто подобное, он приободрился.

Приготовившись к смерти и чудом избежав ее, в нем проснулись все звериные инстинкты позволившие ему дожить до его лет в отличие от большинства своих врагов. Страх почти ушел, усталость как рукой сняло, остался лишь оскал и необъяснимая для такого момента смелость и воля.

– «Щас я вас положу троих в этой же яме, интеллигенция ху.ва», – смотря на лом, прикидывал он. – «Главное длинного долбануть, остальные даже не вякнут».– Грязным рукавом он вытер пот с лица, тем самым сделав его еще более ужасным и вылез из ямы. До лежащего на земле лома было около метра, до его врагов около пятнадцати, они говорили полушепотом отвернувшись почти не замечая его. Он сжал лом в руках и стараясь не шуметь начал подкрадываться к намеченной цели. – «Зачем ты жил? Ну это мы щас посмотри кто из нас жил». – Когда до человека в черном осталось около четырех метров, он поднял лом смотря точно в затылок своей жертве и ускорив шаг приготовился ударить… Развернувшись именно в этот момент один их трех, подошедший последним с силой оттолкнул стоящего рядом …Лом с ускорением упал на землю рядом с не проронившим ни слова человеке в черном, выскочив из рук Гизурина .

Высокий человек в черном быстро сообразив что произошло, подскочил к обескураженному Гизурину и с размаху ударил его в грудь, он упал и почти потерял сознание, но инстинктивно перевернулся опасаясь новых ударов. Взяв его за ноги, вниз лицом дотащив и сбросив в яму, чудом уцелевший подошел к двум другим.

– В живых оставить?– возбужденно дыша, спросил он. – Ты иди куда договаривались, мы тут сами. – Приказывал он третьему.

– Сейчас убьешь, он героем останется, – не унимался третий. – Мы договаривались иначе.

– Планы изменились, – он направился к яме, вынимая на ходу кольт. За ним пошел третий.

Гизурин к тому моменту пришел в себя и шатаясь встал на ноги. С перепачканным в грязи, поте и кровью лицом, он был воплощением ада, пытавшимся вылезть из преисподней.

– Ну что договорились? – отхаркиваясь, обратился он к двум подошедшим. – Да ни .уя вы не договорились, – нервно засмеялся он не обращая внимания на револьвер. – Вы никогда не договоритесь. Честные все, принципиальные, один умнее другого, книжек начитались, справедливости ищете, ну раз так, тогда – .уй вам. И это вам не я говорю, это вам люди скажут, если вы к ним со своей правдой полезете, – он выплюнул сгусток слюны перемешанной с кровью. – А мы всегда договоримся; сначала вас придавим, потом сядем и договоримся. Вот ты длинный, – он ткнул пальцем в того, кого хотел только что убить. – Вижу ты парень хваткий, свое возьмешь; иди ко мне работать, я тебя не обижу… Не хочешь? Ну как знаешь, я другого найду; жрать сладко и красивых баб иметь охотников много. – Гизурин оперся на руки и стал вылезать из ямы, – двое стоящих у ямы переглянулись, но не стали мешать ему, еще один, стоящий поодаль молча наблюдал. Чуть пошатываясь Гизурин вылез из ямы, и кое-как встал на ноги. – А знаешь почему ты меня сейчас не убьешь? – Кишка тонка у тебя, я вас насквозь вижу…

Только он произнес последнее слово, как увидел револьвер направленный на него и взмах руки… затем прогремел выстрел… Почувствовав жгучую боль в районе темени, Гизурин обхватил голову руками упал на землю.

– «Неужели все?» – краткая мысль как молния озарила его пока ясное сознание. Ощупав темя, он почувствовал что вся голова в крови, однако он дышал и мог рассуждать. – «Промахнулся? Не может быть», – отчетливо вспомнив, как стоящий рядом со стреляющим отвел револьвер вверх за долю секунды перед выстрелом. –«Царапина от пули!» – осенило его. – «Сейчас будет добивать». Приподняв голову Гизурин увидел падающие пустые гильзы. – «Перезаряжает». – он инстинктивно пополз в сторону оставляя за собой кровавый след. – Не уползешь, – донеслось до него, щелчок затвора заставил остановится. – Сначала меня, – услышал Анатолий Анатольевич, как будто знакомый голос.

– Уйди, – приказывал стрелявший.

– Стреляй в меня, – повторил знакомый голос.

Тишина нарушаемая кукованием кукушки повисла в воздухе…

– Раз, два, три, четыре, пять, шесть, семь, восемь… – считал Анатолий Анатольевич лежа на земле. – «А почему молчит еще один?» – неожиданно спросил себя Гизурин. – «Почему он молчит? » – эта казалось бы несвоевременная мысль ворвалась в круговорот событий и подавила все только что пережитое им. Воскресшие злые призраки прошлых лет вновь взяли свое, заставляя по крупицам восстанавливать в памяти то, от чего Анатолий Анатольевич бежал, лишь бы забыть и никогда не вспоминать и еще раз не пережить произошедшее с ним. Так бывает что преодолев очень сложный период жизни, человек меняется и часто не в лучшую сторону. Когда другие смотря на его поступки, хватаются за голову и потерянно вопрошают, -« Как так можно?» и « Куда им?» Адресаты их ненависти, движимые лишь одним им ведомыми стимулами, не озираясь ни на кого смело действуют. Так вышло что мысль – « А почему он молчит?» была последней каплей переполнившая чашу происходивших с Анатолием Анатольевичем переживаний за последнее время. Чашу прорвало… Чувство апатии и безразличия к себе овладело им, когда высокий человек в балаклаве подошел к лежащему Гизурину, тот медленно встал с земли, отряхнулся и смело взглянув ему в глаза сказал:

– Вот он, – Гизурин указал на третьего человека стоящего чуть в стороне. – Почему он молчит? – прохрипел Анатолий Анатольевич. – Молчат, а потом в петлю лезут. Отец у меня повесился, прихожу домой, а он висит. Ты знаешь длинный что мужики у нас в стране любят это дело, первые в мире, первые бл.ть! Живут, работают, а потом без вопросов в петлю. Какая разница помрешь ты пытаясь вырваться из своего гнусного мира, или удавишься? Так нет, предпочитают не шуметь, из серой массы боятся выделится даже когда мрут, почему так? Кто им так внушил? Где их так выучили? Я так как они жить, а затем от безнадеги в петлю лезть не буду, я пошумлю как смогу, а там посмотрим… –Он вытер грязным рукавом кровь с лица медленно стекавшую ручейками с темени. – А как я могу? Да как мать природа создала, – он обвел вокруг руками. – Вот ты говоришь я инженера убил, так он тогда уже пить начинал. Кругом все рушится, а он пьет, навсегда запомню его похмельный безвольный взгляд интеллигента, ничего бы он не изменил, процесс пошел, перемоло его. Да, хотел я ему помочь, но он сам все сделал, у бырыги спирт купил и траванулся. Следующий покрепче оказался, баянист хренов, такие сделать могут, но работать каждый день за них кто-то другой должен, а это бл.ть завод, а не баян, тут новую мелодию каждый день не подберешь, херачь прощание славянки пока не сдохнешь, тоже спился бы.

– Анатолий Анатольевич глубоко дыша на время замолчал оглядываясь по сторонам. – Ты посмотри красиво то как? – казалось эта фраза, была первой искренне сказанной им за последнее время. – Ты думаешь мне нравится в дерьме жить? Да я когда по городу еду, мне страшно становится, ничего и никого не боюсь, а тут жуть такая разбирает, аж выть хочется. Это что, тоже я виноват? Нет, нет…, -Гизурин замотал головой. – Я на все на это не подписывался, – затем он смело посмотрел в глаза высокому человеку в черном. – Да и ты гляжу, тоже. Чую – мы с тобой одного поля ягоды, и мы все решать будем, а не они, – он кивнул в сторону. – Только ты своим путем идешь, а я другим, и куда нас с тобой лихая выведет, никто не знает, сегодня я в яме, завтра ты. Уж лучше так, чем от безнадеги в петлю…– Гизурин отер кровь с лица. – Стреляй, – безразлично сказал он и закрыл глаза, в памяти еще раз возник тот страшный миг его жизни когда он студентом пятого курса московского университета зашел домой… через пару секунд раздался выстрел… Открыв глаза Анатолий Анатольевич увидел стреляющего с поднятым вверх револьвером и стоящего перед ним своего спасителя, затем стрелявший подошел вплотную к Гизурину.

– Беги, – тот ничего не понимая стоял на месте. -Беги, у тебя есть минута, – новый выстрел раздался в лесной глуши, пуля вонзилась в землю возле ног Анатолия Анатольевича. Очень резво развернувшись, и то и дело оборачиваясь на троих людей в черном, он из последних сил спотыкаясь и падая через каждые пять метров бежал сам не зная куда… Только к вечеру вымотанный, грязный, оборванный, он вышел на асфальтированную дорогу и увидев фары надвигающейся метрах в пятидесяти машины, лег на дорогу и потерял сознание…

– Найди мне его, найди , три дня уже прошло, а у вас вообще ни хера нет. Их было трое, один из них точно местный, я его голос где- то слышал, вспомнить не могу, – Гизурин взялся за перебинтованную голову. – Да ему и двадцати не было, сопляк совсем. Ты профессионал, или тебе только в магазине лапшу китайскую охранять?

– Вычислим не беспокойтесь, – стоя перед ним, оправдывался статного вида мужчина средних лет в солидном черном костюме. – Максимум два дня.

– Не может быть чтоб никаких следов, в сожженной машине ничего?

– Там ничего.

А где чаво Леша, где чаво? – дико заорал Гизурин и швырнул вазу стоящую на столе о стену кабинета. Отойдя он посмотрел на собеседника. – Москва ни при чем, все остальные «доброжелатели» тоже ни при чем, тогда кто?

– Это были первоочередные версии, теперь мы можем с уверенностью сказать, что надо искать в другом направлении, – дежурной фразой ответил Алексей.

– Ты мне тут телевизор не включай, я тебе давно сказал – один из них местный, здесь ищите, здесь, – заорал он еще громче. – Гоша куда исчез? Родственников нашли?

– К сожалению не нашли, живых родственников у него нет.

– Чую Гоша тут тоже повязан.

Он обернулся к стоящему рядом по стойке смирно интеллигентного вида молодому человеку в очках.

– Что по сделке?

– Все как нельзя лучше Анатолий Анатольевич, – льстиво ответил тот. – После вашего похищ…инцидента, – быстро поправился он. – Мы преподнесли все как происки незримых врагов, пытающихся помешать крупной сделке местно бизнесмена, неустанно думающем о экономическом благосостоянии города, – он протянул папку с бумагами.

Гизурин нехотя пролистал бумаги, закрыл папку и кинул ее на стол.

– Что у нас там завтра? – смягченным тоном, лениво спросил он.

– Завтра первое мая – митинг, вы выступаете последним. –Гизурин зыркнул на него, как лев на ягненка. – Извиняюсь – крайним, – опять поправился он. – Да и можно вас попросить, – добавил интеллигентного вида молодой человек.

– Чяго еще? – выпучил глаза Анатолий Анатольевич.

– Не снимайте пожалуйста бинты, так будет лучше.

– Ладно, – Гизурин сделал недовольно-вопросительное лицо. –Никак не пойму, зачем мне митинг?

– Для того чтобы все прошло гладко, небольшие затраты и усилия необходимы. В дальнейшем это окупится, поверьте мне.

Вдруг дверь кабинета открылась, на пороге стоял его сын Павел и с идиотской улыбкой смотрел на отца.

– Так все, все свободны, Леша тебе два дня, – грозя указательным пальцем, распорядился Анатолий Анатольевич.