Читать книгу: «Грязные крылья ангелов», страница 9

Я упал на него и какое-то время лежал, собираясь с силами. Странно, но никто не стучал в дверь. А ведь мы наверняка подняли на уши весь дом – такую бойню нельзя провести втайне от соседей.

Пошатываясь, я встал на ноги. Голова слегка кружилась.

Я стоял над ним, тяжело дыша и размазывая по лицу кровь. До моего сознания еще не дошло, что я победил. А когда дошло, я не почувствовал ничего, кроме страшной усталости.

– Сволочь! – сказал я. И повторил: – Сволочь!

Потом вытащил у Ника из брюк ремень и связал им руки поверженного противника.

После этого побрел в ванную приводить себя в порядок. Взгляд, брошенный в зеркало, заставил меня застонать. Вместо лица был сплошной синяк, губы распухли, из носа текла кровь, один глаз заплыл – ни дать ни взять персонаж фильма ужасов. Внутренности полыхали огнем, но ребра, кажется, были все целы. Голова гудела, как карнавальный барабан. Перед глазами летали какие-то мухи…

Я осторожно умылся и кое-как отряхнул одежду.

Вид мой от этого лучше не стал. Выглядел я не краше мертвеца.

Вернувшись в гостиную, я посмотрел на Ника. Он все еще был без сознания.

Я отыскал телефон и позвонил в полицию.

29.

Через десять минут после моего звонка квартира Ника была набита полицейскими под завязку. Тут были несколько патрульных, криминалисты, фотограф, медицинский эксперт, те двое детективов, с которыми я встречался днем, и, конечно, сам начальник полицейского участка № 21 капитан Комаров.

Детективы допрашивали Ника, который еще не совсем пришел в себя и, сидя на полу, тряс башкой, пытаясь сосредоточиться на вопросах, которые ему задавали. На руках у него были наручники, но один из патрульных, стоявших рядом, на всякий случай держал руку на расстегнутой кобуре. На мой взгляд – совсем не лишняя мера предосторожности. Эксперты и фотограф были в спальне – колдовали над коробкой из-под обуви, найденной мною в шкафу Ника. Они были просто счастливы, что не надо возиться с трупом или еще чем-нибудь похожим, и потому обменивались шуточками и вполголоса посмеивались. Медэксперт обрабатывал мои раны. Капитан Комаров молча стоял рядом и наблюдал. На лице у него было написано неодобрение. Я знал, что это неодобрение относится ко мне. И понимал, что оно вполне заслуженно.

– Все, – сказал медэксперт, закончив с моими ссадинами и ушибами. – Жить будешь. Но я бы посоветовал обратиться в больницу – не исключено сотрясение мозга.

– Спасибо, – сказал ему я.

Он кивнул и отошел посмотреть, что с Ником.

– Рассказывай, – предложил мне капитан, садясь рядом.

– Для начала мне нужна сигаретка.

Он дал мне сигарету и зажигалку и повторил. На это раз приказным тоном:

– Рассказывай.

И я рассказал ему все: начиная с визита Лаврова и заканчивая своей находкой в шкафу Ника. Умолчал только о ночи, проведенной мною в квартире Регины – это к делу не относилось. Капитан слушал молча, не перебивая – как умеют только лучшие из них. Время от времени он хмурил брови и качал головой. Насколько я понимал, это означало, что у капитана будут ко мне вопросы. Что ж, этого следовало ожидать.

Выслушав мой рассказ, капитан укоризненно сказал:

– Выходит, ты водил меня за нос, Тим.

– Никак нет, – возразил я. – В тот момент я и сам еще ничего не знал. Кое-какие сомнения у меня появились только после разговора с женой Лаврова.

– Надо было прийти с ними ко мне.

– Капитан, вы ведь работаете с фактами. А у меня ничего, кроме туманных подозрений, не было.

– Иногда и нам приходится иметь дело с сомнениями и подозрениями. Скажу тебе больше: мы – большие спецы по работе с ними.

– Что ж, я этого не знал. В следующий раз буду иметь в виду.

Он покачал головой.

– Почему-то я не очень тебе верю.

– Это в вас говорит профессиональный скептицизм.

– Как думаешь, почему она это сделала?

Я неопределенно пожал плечами.

– Кто знает?

– Из-за денег?

– Может быть… А может быть и нет. Почему бы не спросить об этом у нее самой?

– Обязательно спросим. – Капитан устало вздохнул. – Ты, кажется, снова пытаешься учить меня, как делать мою работу.

– В качестве компенсации могу предложить не упоминать мое имя в отчете. Запишите все лавры на собственный счет. Я не обижусь.

– Чтобы составить такой отчет, придется здорово пофантазировать.

– У вас в участке наверняка найдется хотя бы один сносный фантазер.

Капитан поднялся и посмотрел на меня сверху вниз.

– Сейчас можешь ехать домой. Отлежись. А завтра с утра жду у себя в кабинете.

– А можно мне поехать с вами к Лавровой?

– Это еще зачем? – подозрительно прищурился он.

– Хочу послушать, что она скажет.

– Я тебе потом расскажу, что она скажет.

– Ну ладно вам, капитан… – заканючил я. – Я ведь преподнес вам убийцу на блюдечке. Он мне, между прочим, дорогой ценой достался.

– Если бы этот громила тебя завалил, у нас был бы еще один труп.

– Но ведь он меня не завалил.

– Тебе просто повезло.

– Капитан…

– Ну куда ты в таком виде? – вздохнул он. – Перепугаешь Лаврову до смерти.

– Вас она испугается больше.

Он помолчал и, уступая, махнул рукой.

– Ладно, поехали. Не отстанешь же.

Капитан отдал несколько распоряжений своим подчиненным и, прихватив парочку патрульных, мы отправились в Холмы.

30.

Мы – четверо мужчин, чувствовали себя неловко оттого, что приперлись, чтобы предъявить обвинение в убийстве хрупкой девушке-женщине, с образом которой страшное слово «убийство» вообще никак не ассоциировалось. Чувство неловкости усугублялось тем, что на Лавровой были обтягивающий свитер и узкая юбка. Ее красивые ноги были выставлены на обозрение, а грудь натягивала свитер так, что казалось, вот-вот вырвется наружу. Она сидела в независимой позе, положив ногу на ногу и чуть откинув назад голову, нисколько не стесняясь того, что мы на нее пялимся. А мы пялились. Пялился я. Пялился капитан Комаров. Пялились патрульные. Черт побери, и вы бы пялились, если бы были там. Такая уж это была женщина. От нее исходил аромат сладострастия, и единственное, о чем вы могли думать, глядя на нее, был секс.

Думать о сексе сейчас было совсем некстати, но мы о нем все-таки думали, и от этого становилось еще более неловко.

Лаврова, казалось, не замечала нашего состояния.

Мне вспомнилась знаменитая сцена допроса героини Шарон Стоун из «Основного инстинкта». Ситуация выглядела похожей. Я искренне надеялся, что ни в какие такие игры Лаврова с нами играть не станет: мы могли этого и не выдержать. Ей-Богу.

– Я ждала вас, – сказала она просто, как будто речь шла о самом обычном визите вежливости. – Сначала еще надеялась, что все это сойдет нам с рук, но после вашего визита, – кивок в мою сторону, – поняла, что рано или поздно нас схватят.

– Вы наделали слишком много ошибок, – сказал я.

– Да, – согласилась она. – И первой из них было мое замужество.

– Два дня назад, сидя у меня в кабинете, ваш муж говорил, что он – один из немногих счастливцев, женатых на ангеле.

– Не так-то просто остаться ангелом, когда вокруг столько грязи, – сказала она.

Не знаю, как насчет капитана и патрульных, а меня это ее почти олимпийское спокойствие просто пугало. На красивом (даже кровоподтек не мог испортить его) лице Лавровой не выражалось абсолютно никаких чувств. Как будто она надела маску.

– Откуда у вас эти синяки? – спросила она у меня.

– Свел знакомство с вашим старым другом, – ответил я.

– С Ником?

– Угу.

Она посмотрела на меня почти с уважением.

– Сарандо во всем признался, – вмешался в нашу беседу капитан. – Так что запираться не имеет смысла.

– А я и не запираюсь, – сказала Лаврова и замолчала, глядя в пол.

Мы тоже не произносили ни слова. В комнате стояла такая тишина, что слышны были гудки буксиров на далекой реке.

– Вы, наверное, считаете меня чудовищем? – спросила она наконец, взглянув на капитана. Он тут был сейчас главным, и ей необходимо было знать, как себя вести.

– Я стараюсь не навешивать на людей ярлыки, – ответил капитан.

– Но у вас ведь есть какое-то мнение.

– Безусловно.

– Я – чудовище?

– Это решит суд, – отрезал он.

Снова повисла гнетущая тишина. Я вдруг подумал о том, что, наверное, не следовало мне приезжать. Надо было отправиться домой зализывать раны. Это было бы лучше всего – в этой гостиной я по-прежнему чувствовал себя лишним.

Но я уже был здесь.

– У меня не было времени узнать мужа как следует до свадьбы, – сказала Лаврова. – Все так быстро произошло… Он вскружил мне голову. Окружил вниманием, заботой, нежностью. Дарил дорогие подарки. Возил в путешествия. Был остроумен, учтив, привлекателен. Мне было с ним хорошо… Я совсем не замечала его возраста. Даже не думала, что у нас что-то может пойти не так… до тех пор, пока не улеглись первые восторги, и я не обнаружила себя запертой в этом доме с кольцом на руке. – Она поправила прическу. – Это оказалось ужасно…

– Что именно оказалось ужасно? – спросил капитан.

– То, чего Юра от меня хотел.

– А чего он хотел?

– Ему нужна была типичная степфордская жена.

– Кто-кто?

– Вы что, не видели этот фильм?

– Какой фильм?

– «Степфордские жены».

– Нет, не видел.

– Там еще Николь Кидман снимается.

– Мне не нравится Николь Кидман.

– Почему? Она неплохая актриса. И красивая женщина.

– Мы здесь не для того, чтобы обсуждать достоинства голливудских старлеток, – сказал капитан строго.

Лаврова сникла.

– Да, конечно, – сказала она упавшим голосом. – Извините.

– Так чего же хотел от вас муж?

– Он целыми днями пропадал на работе. А я должна была сидеть в четырех стенах и ждать его возвращения. Хранить, так сказать, очаг. Олицетворять уют… – Она усмехнулась. – А когда он возвращался, я должна была в красивом фартуке и вечернем макияже подавать ему ужин…

– И что в это плохого?

– Ничего. Кроме того, что тоска смертная.

– Никто не заставлял вас выходить за него замуж.

– Говорю же вам: я и понятия не имела, какой образ жизни мне придется вести… Юра настоял, чтобы я оставила сцену. Сказал: не хватало еще, чтобы его жена пела в каком-то ночном клубе! Ладно… Я пошла на это ради него…

– Вы получили неплохую компенсацию.

– Мне не нужны были его деньги. Мне нужно было его внимание.

– Вот как? Деньги, значит, тут совсем не при чем?

– Вам в это трудно поверить, да? – усмехнулась Лаврова. – Возможно, вам также будет трудно поверить в то, что обеспеченная жизнь – еще не синоним счастья. Что я была гораздо счастливее, когда у меня не было всех этих миллионов. Что я нигде не чувствовала себя такой одинокой, как в этом доме… Юра отвадил от дома всех моих бывших подруг. Они, видите ли, не умели себя вести в приличном обществе! Он контролировал каждый мой шаг, все время говорил, что можно делать, а чего нельзя… – Она вдруг замолчала, обвела всех нас взглядом и покачала головой. – Господи, ну зачем я вам все это рассказываю?! Вы же все равно не сможете меня понять…

Она была права: мы этого не понимали. Никто из нас.

– И тогда вы решили его убить? – спросил капитан.

– На развод Юра ни за что бы не согласился. А я не хотела ломать себе жизнь. Не знала, что делать… Потом вспомнила о Нике… Я слышала, что у него есть связи в криминальной среде. Подумала, может, он сможет мне помочь. Я поехала в клуб, нашла Ника и все ему рассказала. Он сначала не соглашался… Тогда я… я пообещала ему денег…

– Сколько?

– Десять тысяч долларов.

– И он согласился?

– Да… Но потом мне пришлось дать ему еще.

– Он вас шантажировал?

– Наверное, можно и так сказать… Но это ведь не будет считаться смягчающим обстоятельством?

– Нет.

– Я так и думала.

Она вдруг закрыла лицо руками и заплакала.

Представление закончилось.

– Одевайтесь, – сказал капитан. – Мы едем в участок.

Больше делать тут было нечего. Не прощаясь ни с кем, я незаметно выскользнул сначала из гостиной в холл, а оттуда – на улицу. Сел в свою машину, завел двигатель и выехал за пределы поместья, думая только о том, как бы поскорее оказаться дома и забыть всю эту историю.

От реки тянуло прохладой. Раскаленное солнце опускалось за деревья. Приближался вечер.

А за ним должна была наступить ночь – время для тех, кто верит, что ангелы существуют.