Читать книгу: «Грязные крылья ангелов», страница 8
– Что позволено Юпитеру, не позволено быку, – сказал я ему, сильно, впрочем, сомневаясь, что он поймет.
Он не понял. Завелся с пол-оборота и даже сделал два шага в мою сторону.
– Кого это ты назвал быком?
Второй детектив жестом остановил его.
– Осади, Костя. Сдается мне, Тим просто кого-то цитирует.
– Плевать мне, цитирует он или нет. Если еще раз что-нибудь подобное вякнет, я ему все зубы повыбиваю.
– Он больше не будет нас злить. Правда, Тим?
– Если вы перестанете давить на меня.
– Никто на тебя не давит. Мы просто беседуем.
– Не очень-то похоже.
– Почему ты не сказал капитану, что Лавров был твоим клиентом?
– Я и сейчас не говорю, что он был моим клиентом. Это всего лишь ваше предположение. Ничем, заметьте, не подтверждаемое… Но даже если вы правы… Даже если Лавров действительно был моим клиентом, я имею полное право ничего вам не рассказывать. И ничего вы тут поделать не можете. Так что не надо мне угрожать, парни.
– Разве тебе кто-то угрожает, Тим?
Мы обменялись холодными улыбками.
– Возможно у вас, ребята, и нет других занятий, – сказал я, – вы ж на зарплате, вам беспокоиться о куске хлеба не надо. А вот у меня полно дел. Так что если вопросов больше нет, то… – я развел руками, – было приятно с вами поговорить.
Они переглянулись.
– Сделай одолжение, – сказали первый детектив, – не путайся под ногами.
– А то можешь попасть в статистику несчастных случаев, – добавил второй.
Я не стал на это ничего отвечать.
Детективы ушли.
Распахнув окно, я высунулся наружу и убедился, что они сели в свою убогую колымагу и отвалили.
Потом бросился в кресло и закурил. Снизу доносился шум машин, гул городской жизни, а я сидел, курил и размышлял.
26.
Иногда моя работа именно в этом и заключается – я просто терпеливо хожу туда-сюда, разговариваю с разными людьми и пытаюсь найти ответы на вопросы. Иногда из этого получается что-то стоящее. А иногда – ни черта не выходит…
Как я говорил, из дома Лавровых я вышел со странным ощущением, что меня пытаются надуть. Обвести вокруг пальца, как последнего лоха.
Это было не самое приятное ощущение. Мне не нравится, когда меня принимают за дурака.
Отыскав в телефонной книге адрес студии звукозаписи «Новые имена», я сел в машину и отправился в Авангард.
Этот район официально считается культурным центром Ильинска и по праву слывет одним из самых необычных мест города. На человека, впервые переступившего его границы, Авангард производит странное впечатление. Роскошь тут соседствует с нищетой. Чуть ли не бок о бок стоят ярко освещенные высотки с шикарными квартирами, в которых живут преуспевающие дельцы от мира искусства и темные лачуги, где ютятся те, кого удача обошла стороной. Шикарные кинотеатры и выставочные залы расположены рядом с тесными и темными студиями никому не известных художников и музыкантов. Популярные теле- и радиоведущие устраивают пышные вечеринки в дорогих ночных клубах, а девочки, мечтающие стать моделями, и мальчики, сочиняющие свои первые книги, дрожат от холода в каморках на неотапливаемых чердаках.
Жизнь в Авангарде – это постоянный круговорот. И нередко персонажи Большой Авангардистской Пьесы неожиданно меняются местами. Тот, кто еще вчера был на коне, сегодня оказывается втоптанным в грязь и забытым. А тот, кто уже смирился с мыслью, что он – законченный неудачник, вдруг обнаруживает себя на гребне успеха. Что тут скажешь? У судьбы – нездоровое чувство юмора.
Рудольф Юшманов, владелец звукозаписывающей студии «Новые имена», был одним из тех, кто сумел выбиться в люди и, не стесняясь, демонстрировал это. Его офис находился на четвертом этаже совсем нового здания на одной из самых оживленных улиц. Все в этом офисе, начиная с миловидной секретарши и заканчивая явно дорогими абстракциями на стенах, говорило о том, что его владелец – человек преуспевающий.
Секретарша продюсера сначала не хотела пускать меня к шефу, но в конце концов я убедил ее, что дело – архиважное, и она сдалась.
Рудольф Юшманов оказался человеком небольшого роста с резкими порывистыми движениями. У него было продолговатое лицо, внушительный подбородок, правильно очерченный, немного припухлый рот и прямой римский нос. Лицо человека, рожденного, чтобы побеждать.
– Здравствуйте, – сказал он, приподнимаясь из-за стола и протягивая мне руку. – Чем могу помочь?
– Я хотел бы задать вам несколько вопросов относительно одной нашей общей знакомой.
– Простите… Вы из полиции?
– Нет. Я… я занимаюсь этим делом в частном порядке.
– О! Понятно. – Он опустился назад в свое кресло и жестом предложил мне сесть напротив. – Так о ком речь?
– О Виктории Лавровой. Певице из ночного клуба «Пеликан».
У него на лбу появились две вертикальные морщинки.
– Виктория Лаврова? Я что-то не припом… – тут лицо его внезапно просветлело. – А! Вы, наверное, имеете в виду Викторию Будницкую!
– Да. Именно. Лавровой она стала после замужества.
– Ну да, ну да. Я не сразу сообразил, что речь идет о ней.
– Вы ее помните?
Юшманов закатил глаза.
– Я вас умоляю! Что за вопрос?!
– Обыкновенный вопрос, – пожал плечами я.
– Помню ли я Вику?! – воскликнул продюсер и хлопнул себя по ляжке. – Да я буду помнить о ней даже когда собственное имя забуду!
Его бурная реакция меня позабавила, и я спросил:
– Неужели?
– Она – мое самое большое разочарование за последние несколько лет.
– Вот как?
– Представьте себе! – Он посмотрел на меня в упор. – Вы ее видели?
– Да, видел.
– Тогда вы должны понять. Вика – не просто красивая девушка. Она еще и чертовски талантливая. Чертовски! – Юшманов сложил пальцы щепоткой, поднес их к губам и изобразил поцелуй. – Скажу вам по секрету: подлинный божий дар встретишь нечасто. За двадцать лет, что я провел в этом бизнесе, мне, может, всего раза три или четыре улыбнулась удача. Да, да, да! Три или четыре раза за два десятка лет! Ко мне приходят десятки девочек и мальчиков, которые хотят петь. Но только единицы из них умеют петь! И только единицы из единиц обладают Даром! Конечно, чтобы не умереть с голоду, приходится возиться со всеми, у кого есть хоть какие-то способности! Некоторые из них неплохо продаются. Но если вы спросите меня, талантливы ли они, я отвечу: нет! Нет, нет и нет! Им просто повезло! Они-то, разумеется, так не думают! Они воображают, что, записав пару дисков и открыв свой блог в Интернете, стали звездами! Черта с два! Звезды! Господи Боже! Да они не более чем глянцевые сенсации. Однодневки. Я это знаю, когда берусь за них. – Он испустил тяжелый вздох. – Да, я это знаю. Но что поделать?! Мы все – участники тараканьих бегов!
– А Вика, значит, была одним из редких исключений?
– Редчайшим, я бы сказал, исключением!
– Расскажите, как вы с ней познакомились, – попросил я.
– Она пришла ко мне на прослушивание… – Юшманов прикрыл глаза и сделал паузу, как будто хотел перенестись в тот день, о котором шла речь. – Вы слышали, как она поет? Нет? Вы многое потеряли! У нее был теплый блюзовый голос… Кошачья манера исполнения… Черт побери! Эта девушка была само искушение! Я мог бы сделать на ней состояние!
– И вы предложили ей контракт?
– Кто вам такое сказал?
– Разве это неправда?
– А вы бы на моем месте что сделали?
– Ну…
– Да, я предложил ей контракт!
– Что, вот так сразу?
– Конечно! О чем тут было думать? Говорю же вам: таланты встречаются не так часто, чтобы ими можно было разбрасываться! И талант сразу видно. Его не спрячешь. Он либо есть, либо нет. Точка!
– У Вики талант был?
– Еще какой!
– Как она отреагировала на ваше предложение?
– Сначала-то мне показалось, что мы поняли друг друга. Я не жалел красок, чтобы расписать ей будущее! И клянусь вам, в моих обещаниях не было ни слова лжи! Я действительно мог сделать из этой куколки звезду! С ее данными это было как пописать!
– Значит, она согласилась?
– Вот именно!
– И что было потом?
– Мы начали работать. Я не жалел на нее ни денег, ни времени. Знал, что все окупится с лихвой. Мы работали как проклятые… – Он ненадолго умолк. – Потом я устроил ее на работу в ночной клуб. Этот, как его…
– «Пеликан».
– Ну да. Правильно. «Пеликан». Приличное заведение. Приличные люди. Вика набиралась опыта. У нее была своя аудитория. Мы готовились к записи альбома.
– И вдруг она вышла замуж.
– Если бы я знал, что все так обернется… – Юшманов снова закатил глаза. – Черт побери! Я обещал ей лучшие сцены страны! А она выскочила замуж!
– Женщины – они такие, – сказал я. – Им замуж невтерпеж.
– Ну кто мог знать, что моя золотая курочка мечтает о романтике и этой… как ее… большой любви?! – продолжал сокрушаться Юшманов. – Кто мог это знать, спрашиваю я вас?!
Я пожал плечами.
– И все! – сказал он с интонацией полной безысходности. – Все мои планы рухнули! Только что я представлял себя миллионером! Я воображал себе новый дом, хорошую машину, отдых в Европе… И вдруг все мечты отправляются коту под хвост! А что остается у меня? Сплошной когнитивный диссонанс и алопеция на нервной почве! Ни кусочка смысла жизни!
– Я что-то не совсем понял. Вика отказалась от работы с вами, потому что встретила Лаврова?
– Ну я же об этом и говорю!
– А как одно могло помешать другому?
Юшманов посмотрел на меня так, словно перед ним был выпускник класса для слаборазвитых детей.
– Он запретил ей петь.
– Кто? Лавров?
– Разумеется, Лавров. Кто же еще?!
– Почему?
– Откуда я знаю, почему?! Может, он решил, что теперь она – его собственность?! Может, для него было невыносимо видеть свою молодую жену, окруженную толпой поклонников?! Он ведь, знаете, уже немолод… Не суть важно, почему он так решил. Важно – что я оказался у разбитого корыта.
– Это Вика сказала вам, что не будет подписывать контракт, потому что муж запретил?
– Ну, строго говоря, она выразилась немного иначе. Она не произносила слова «запретил». Но смысл ее слов был такой. Ручаюсь.
– Что именно она сказала? Вы можете вспомнить?
Юшманов откинулся в кресле и приложил ладонь к глазам.
– Постойте-ка… Она сказала… что-то вроде: «Мой муж не одобряет того, чем я занимаюсь. Он хочет, чтобы я оставила сцену». Вот так! Господи Боже, черт побери! В нашем отравленном феминизмом мире только одна женщина из тысячи готова подчиняться требованиям мужа! И надо же мне было нарваться именно на эту одну из тысячи!
– Да, не повезло вам.
– Еще как не повезло!
Мы посидели в молчании минуту-другую. Потом я спросил:
– Вы знаете, что он умер?
– Кто? – округлил глаза продюсер.
– Лавров.
Юшманов вскинул руку ко рту и часто-часто заморгал. Этот чисто женский жест разбудил мою дремавшую до того подозрительность. Я вдруг подумал: а не играет ли он?
– Лавров… умер? – спросил Юшманов спустя минуту.
– Да. Вчера вечером.
– Как это случилось?
– Его застрелил грабитель.
– Застрелил? Черт, ну надо же! – Морщинки снова прорезали его лоб. – Нет, я не знал об этом. Это правда?
– Вы могли бы услышать об этом по радио. В новостях.
– Я не слушаю новости.
– Как видите, иногда следует.
– Его поймали? Грабителя?
– Нет, – покачал я головой. – Пока нет.
Он взъерошил волосы.
– Ну вы огорошили!
– Да уж.
Юшманов надолго погрузился в раздумья. Я не спускал с него глаз.
– Для вас эта новость носит двойственный характер, так ведь?
Он вытаращился на меня.
– Что?
– Я говорю: для вас эта новость может считаться и плохой, и хорошей одновременно.
– То есть как это?
– Вы теперь можете попробовать снова подкатить к Вике со своим предложением. Мужа, который мешал ее карьере, больше нет.
Он чуть в кресле не подскочил. Схватился за волосы и воскликнул:
– Черт возьми! А ведь, правда, можно! Не сейчас, конечно, чуть позже… Но ведь можно попробовать! – Глаза его сверкали неподдельным воодушевлением. – Приятель, да вы просто… – Он вдруг осекся. – То есть… я хотел сказать… жаль, конечно, Викиного мужа и… Черт! На что вы намекаете?
– Я? Ни на что! А на что я, по-вашему, могу намекать?
– На то, что я… – он наморщил лоб, посмотрел на меня в упор и оставил фразу незаконченной. – Вы сами знаете, на что…
Я обезоруживающе ему улыбнулся.
– Да бросьте! Ни на что я не намекаю!
– А мне показалось, что очень даже намекаете!
– Говорю же вам: нет, нет и нет!
Он не сразу сменил гнев на милость. Сидел, надувшись, как дурнушка на балу. Потом спросил:
– Думаете, Вика согласится снова работать со мной?
– Мне трудно сказать. Я с ней почти незнаком – всего только один раз и разговаривал.
– Возможно, согласится. У нее ведь талант. Нельзя так просто закапывать в землю свой Дар!
– Она жалела, что на карьере певицы пришлось поставить крест?
– Ну, трудно сказать. Я до конца в этом не разобрался. С одной стороны – вроде бы да, с другой – она ведь получила неплохую компенсацию. Этот ее муж – человек богатый, я слышал.
– Что ж, попробуйте. Может, и выгорит.
– Черт побери, Господи Боже! – опять завелся он. – Да я наизнанку вывернусь, чтобы ее уговорить! Надо, конечно, выбрать удобный момент… Ну, это я умею…
Обо мне он уже явно не думал – все его мысли были направлены на другое. В нем говорил профессиональный делец, а я… я для него был уже в прошлом.
– Как она сейчас выглядит?
– Восхитительно, – сказал я.
– Я ее уговорю! Я это умею! У нее будет все, что она только пожелает!
– Вы забываете, что она теперь богата. Деньгами ее не соблазнить.
– Что? А, ну да, конечно… – Морщинки у него на лбу стали глубже. – Надо будет что-то придумать! Сыграть на тщеславии! Или на том, что творчество – лучшее лекарство от депрессии! Господи, да дайте мне только время, и я что-нибудь придумаю!
Его манера говорить одними восклицательными предложениями начала меня утомлять. К тому же, я, кажется, узнал все, что мог узнать.
– Адрес Вики есть в телефонной книге, – сказал я и поднялся. – Спасибо за то, что уделили мне столько времени.
– Ну что вы! – сказал он, провожая меня до двери. – Это вам спасибо!
27.
Я ехал по улице и в голове у меня вертелись эта девушка-женщина, этот беззащитный ангелочек, излучающий сексуальность и явно что-то скрывающий, громила-охранник, утверждающий, что у него проблемы с банком, а сам разбрасывающийся деньгами направо и налево, музыкальный продюсер, упустивший свой шанс и теперь получивший возможность реабилитироваться, и, конечно, Юрий Викторович Лавров, ныне покойный.
Я составлял из имеющихся персонажей различные комбинации, тасовал их так и эдак, переставлял с места на место, но в результате неизменно получал одно и то же – шиш с маслом.
Разгадка была где-то рядом, я чувствовал это…
Остановившись у знакомого кафе, я зашел внутрь и выпил три чашки крепкого кофе.
Потом снова сел в машину и поехал было в офис, но где-то на полпути передумал, развернулся и покатил в Северо-Западный.
То, что я собирался сделать, немного противоречило не только Уголовному кодексу, но и элементарному здравому смыслу. Однако что-то как будто подталкивало меня. Я отчетливо чувствовал направление, в котором следовало двигаться, но весьма смутно представлял себе цель движения. Мне вспомнились слова Лаврова, сказанные им у меня в кабинете: «Я привык доверять своей интуиции. Без вопросов и возражений». Наверное, это можно было сказать и обо мне.
Отыскав дом, в котором, если верить сведениям, полученным от Ушана, жил Ник, я посидел в машине, поглядывая на окна и размышляя. Дом был угловой, относительно новый и с виду вполне приличный: подростки еще не успели исписать его стены похабщиной, а прочие жильцы – осквернить продуктами собственной жизнедеятельности. На входных дверях не было кодовых замков, что значительно упрощало мою задачу.
Прежде чем приступать к основной фазе задуманной операции, я решил провести разведку боем.
Позвонил в справочную, назвал телефонистке адрес и имя Ника. Она любезно продиктовала мне номер его домашнего телефона. Я поблагодарил ее и набрал названный номер.
Длинные гудки. Я сбросил и через несколько минут позвонил еще раз.
Снова длинные гудки.
Порывшись в бардачке, я отыскал набор отмычек и положил их в карман.
Вошел в подъезд и поднялся на лифте на восьмой этаж. Отыскал квартиру с номером тридцать один. Остановившись у двери, прислушался. В квартире было тихо. Я посмотрел вдоль коридора – никого. Вытащил из кармана инструменты и принялся возиться с замком. Полезные навыки работы с отмычками я приобрел несколько месяцев назад – один знакомый опер приоткрыл мне некоторые секреты увлекательной профессии вора-домушника. Просто так, по дружбе. Полученными сведениями я пользовался исключительно редко. И всегда – в интересах клиента. Никогда – для собственного обогащения.
Некоторое время я пытался открыть замок. Признаюсь честно, ладони немного вспотели. Наконец получилось – дверь отворилась. Я вытер рукавом пот со лба. В коридоре по-прежнему было пусто. Я положил отмычки в карман и вошел, закрыв за собой дверь.
В квартире не раздавалось ни звука.
Отдышавшись немного, я начал осматриваться. Жил Ник красиво, ничего не скажешь. Он снес все перегородки и объединил гостиную, прихожую и кухню. Получилось большое просторное помещение, по размеру напоминающее залу. Барная стойка отделяла кухонную зону. В комнате по периметру были расставлены диваны и кресла. Мебель была выбрана со вкусом, цвета тщательно подобраны. Наверняка здесь поработал профессиональный дизайнер. В квартире царил обычный холостяцкий беспорядок: на диване валялись глянцевые журналы, на столике стояли пустые пивные бутылки, на одном из кресел лежала скомканная мужская футболка. Вообще, сразу чувствовалось, что это – берлога. Настоящее мужское логово. Женщине здесь было бы неуютно.
Я обвел взглядом комнату. Ничто не привлекло моего внимания. Откровенно говоря, я вообще не очень хорошо представлял себе, что рассчитывал здесь найти. Действовал наудачу. Надеялся, что когда увижу что-то, что должен увидеть, внутренний голос подаст мне знак. Скажет что-нибудь вроде: вот то, что ты ищешь.
Внутренний голос, однако, пока молчал. Не подавал никаких признаков жизни.
Я прошелся по гостиной, заглянул за барную стойку, открыл кухонные шкафчики и ознакомился с их содержимым. Ничего особенного. Какая-то посуда, какие-то продукты – обычные вещи.
Я прошел через гостиную и заглянул в спальню. Там стояла большая незаправленная двуспальная кровать и шкаф-купе с зеркальными дверцами. Я открыл шкаф.
В нем на плечиках висели костюмы, брюки, рубашки.
Я просмотрел ярлыки.
Lanvin, Prada, Kenzo, Francesco Smalto.
На специальной полочке рядами стояли туфли.
Fabi, J.M. Weston, Baldinini.
Я почесал в затылке. Похоже, дружище Ник был щеголем. Не очень хорошо ориентируясь в мире современной мужской моды (все мои знания в этом вопросе почерпнуты из рекламных плакатов), я все же решил, что этот гардероб обошелся в небольшое состояние.
На нижней полке стояли коробки из-под обуви. Я мельком взглянул на них и хотел было закрыть шкаф. Но что-то меня остановило. Сам не знаю почему, я присел на корточки и стал открывать коробки одну за другой. В самой нижней меня ждал сюрприз.
Когда я взглянул на содержимое этой коробки, в голове у меня щелкнуло.
– Упс! – сказал я вслух.
Все вдруг стало понятно. И одновременно – запуталось пуще прежнего.
Я все еще стоял и смотрел на свою находку, когда услышал, как в замке входной двери поворачивается ключ.
28.
Я застыл на месте. Мышцы словно одеревенели. Я превратился в камень. Только сердце в груди колотилось как сумасшедшее.
– Что за… – произнес голос за моей спиной. Потом раздались быстрые приближающиеся шаги.
Я резко обернулся.
В дверях стоял Ник. Он закрывал собой весь дверной проем. Я понял, что попался. Положение было – хуже не придумаешь. На мгновение у меня мелькнула мысль спастись бегством через окно, но я вовремя вспомнил, что этаж – восьмой, и остался стоять, где стоял. Мне приходилось видеть тела тех, кто сиганул с такой высоты… зрелище не для слабонервных, скажу я вам.
Маленькие глазки Ника налились кровью, он смотрел то прямо мне в лицо, то на коробку, которую я все еще держал в руках. Выражение его лица мне не нравилось. Совсем не нравилось.
Между нами находилась кровать, и это затрудняло маневренность Ника, а мне давало хотя бы крохотное, но все же преимущество. Я лихорадочно соображал, как его лучше использовать, но ничего более или менее стоящего не придумывалось. Еще минуту назад я хвалил себя, говоря: с головой, Тим, у тебя все хорошо. Рано я радовался. Сейчас стало очевидно, что с головой у меня, может, и хорошо, а вот с мозгами плохо. И в самом ближайшем будущем может стать еще хуже.
Буйвол, – некстати вспомнились мне слова Ушана. – Так звали Ника на ринге. Он не дерется. Он избивает. Делает из человека котлету.
От этого воспоминания я покрылся холодным потом.
– Так, так, – сказал Ник. – Ну и что будем делать?
Я почему-то был убежден, что мое предложение отпустить меня с миром Ник не примет, поэтому промолчал.
– Поставь коробку, – приказал он.
Я взглянул на свою находку. В коробке лежали автоматический пистолет калибра 9 миллиметров, несколько золотых колечек, кулон в форме полумесяца и сережки. Пистолет мог быть заряжен, а мог быть и пуст… Я мог успеть схватить его, а мог и не успеть…
Словно прочитав мои мысли, Ник предупредил:
– Не вздумай шутить со мной.
Я прикинул свои шансы… и не стал рисковать. Медленно поставил коробку на кровать и снова выпрямился. Ситуация была, мягко говоря, неприятной. Я не представлял, как буду выкручиваться. Единственное, что мне пришло в голову – надо говорить. Когда человек говорит, он не замечает, как идет время. А я хотел выгадать хотя бы немного времени.
– Ты мне сразу не глянулся, – сказал Ник. – У тебя слишком длинный язык и слишком любопытный нос, который на этот раз ты сунул не туда, куда следует.
– Похоже на то, – согласился я.
– Еще как похоже.
– Это печальная новость. Я буду рыдать над ней.
Ник растянул губы в сухой и мертвой улыбке.
– Я могу сделать так, что будешь.
Я знал, что он и в самом деле может. И это заставляло меня нервничать.
– И откуда ты такой любопытный взялся? – спросил Ник с искренним удивлением.
– А я все время здесь был, – ответил я простодушно.
Он впился в меня злым взглядом.
– Как ты попал в квартиру?
– В форточку влетел. Как Карлсон.
Он начал багроветь. Глазки опять превратились в узкие щелки.
– Ты со мной не остри, Карлсон. А то я тебе пропеллер вырву и в жопу засуну. Посмотрим, как ты тогда полетаешь.
– Это угроза?
– Еще какая угроза. Даже не сомневайся.
– А с этим что собираешься делать? – спросил я, кивком указывая на коробку.
– Не твоя забота, – отрезал он. Потом вдруг нахмурился и спросил: – Как ты вообще про это пронюхал?
– Сложил кое-какие факты.
На лице у Ника отразились непонимание и подозрительность.
– Какие еще факты? – насторожился он.
– Те самые, которые рано или поздно сложит и полиция.
Он довольно долго молчал, обдумывая мои слова. Потом сказал с ухмылкой:
– Ничего у тебя нет, малый. И у легавых тоже ничего нет. Иначе они бы меня уже взяли.
В этом был резон. И я бы, наверное, купился, но… я видел, как блестят у Ника на шее маленькие капельки пота. Он нервничал. Хотел выяснить, что мне известно. Ему просто необходимо было это выяснить. Я решил подыграть ему. Кивнул на коробку.
– Надо было утопить «Беретту» в реке, – сказал я.
– Таких «Беретт» в городе знаешь сколько? – хмыкнул Ник.
– Но гильзы, найденные на месте убийства Лаврова, подойдут только к этой, – гнул свое я. – Баллистики докажут это в два счета.
Я наносил удар наугад. Мне хотелось посмотреть на его реакцию, чтобы проверить свою догадку.
– Баллистикам еще надо заполучить этот ствол, – сказал Ник.
Я понял, что попал в яблочко. Это значило, что живым он меня отсюда не выпустит. Живой я ему совершенно ни к чему – мне слишком многое известно.
– Мне кажется, они его не получат, – продолжал Ник, поигрывая мускулами. – И еще мне кажется, что пора сворачивать наш базар.
– Собираешься убить меня?
– Другого выхода, похоже, нет, – пожал он плечами. – Раз уж я все это начал, придется идти до конца… Ты, между прочим, сам во всем виноват. Не надо было соваться ко мне. Серьезно.
– Ах, вот как?
– Она мне все рассказала… И я не знал, что с тобой делать. По большому счету тебе и в самом деле ничего не было известно. И сели бы ты отвалил в сторону, оставил нас в покое… я бы тебя, наверное, и трогать не стал… Но ты залез в мой дом, рылся в моих вещах… нашел то, что никому не надо бы видеть… теперь это для меня личное. Сам понимаешь. Вопрос теперь стоит так: или ты, или я.
– А я-то, дурак, думал, что речь идет о шантаже, – сказал я, выдавив из себя улыбку.
Ник ухмыльнулся.
– Никакого шантажа, малый. Она сама предложила мне эти деньги.
– За то, чтобы ты избавил ее от мужа?
– Я просто хотел подзаработать.
– Почему она хотела от него избавиться? Он же дал ей все, что она хотела?
– Я не спрашивал у нее – почему. Я же не психоаналитик.
– И все-таки интересно…
– Единственное, что тебя должно интересовать – твоя собственная шкура…
Ник осторожно двинулся в обход кровати. Я понял, что разговоры действительно кончились, и пришла пора действовать.
После достопамятных переговоров с бандой футбольных фанатов (мы говорили об этом в начале, помните?) я взял несколько уроков рукопашного боя у приятеля, занимающегося разными видами восточных единоборств. Не носить же с собой обрезок трубы все время, правда? Показывая, как правильно ставить блоки, как делать подсечку, как предугадывать самые опасные удары противника, приятель поделился со мной и кое-каким тайным знанием. В частности, он сказал: если когда-нибудь придется иметь дело с классическим боксером, помни: в уличной драке такой боец обречен. Его беда в том, что он патологически не умеет беречь собственные колени и яйца. Его этому просто не учат. И еще: оказавшись в критической ситуации, забудь о правилах хорошего тона и спасай свою жизнь. Бей по глазам, горлу, коленям, бей в пах, в голень. Причем бей изо всех сил. Потому что если ударишь вполсилы, то не вырубишь противника, а только разозлишь его. И уж будь уверен, он-то тебя не пожалеет…
Я не знал, является ли Ник ортодоксальным боксером… он же участвовал в подпольных боях, но ситуация была самая что ни на есть критическая. Я решил воспользоваться советом мастера. Другого выхода все равно не было.
Когда Ник приблизился, сдавленная пружина, которая закручивалась у меня внутри, начала стремительно разжиматься. Я швырнул в него стоявшую на тумбочке ночную лампу и прыгнул через кровать. Реакция у Ника оказалась просто молниеносной – я выиграл только какие-нибудь пару наносекунд. Отбив лампу рукой, он попытался схватить меня, но зацепил только полу пиджака. Я рванулся что было сил, пытаясь вырваться. Пиджак затрещал по швам. Я выгнулся и выскользнул из пиджака. Едва не потеряв равновесие, вывалился в гостиную. Пришлось ухватиться за косяк, чтобы не упасть.
Ник налетел на меня как…
Буйвол! Его звали Буйвол!
Он был лет на пять моложе, килограммов на двадцать тяжелее и руками работал просто на загляденье. Если бы я наблюдал бой со стороны, я бы, наверное, восхитился его техникой. Но поскольку форшмачил Ник именно меня, было не до восхищения. Наклонив голову и прижав подбородок к груди, я пытался уклоняться от его ударов. Он был таким быстрым, что это казалось невероятным. Удары в голову, сыпавшиеся один за другим, ослепляли меня. Перед глазами плыли разноцветные круги, во рту стоял соленый вкус крови.
В моей профессии время от времени приходится пускать в ход кулаки, но никогда еще я не сталкивался с таким сильным противником. Никто и никогда не молотил по мне с такой силой и ненавистью…
Увидев прямо перед собой искаженное злостью лицо Ника, я ударил правой, но моя рука встретила лишь пустоту. С профессиональной легкостью Ник ушел в сторону и ответил коротким ударом левой мне в челюсть. Зубы мои клацнули, я едва не откусил себе язык и что было сил заехал противнику в ухо. Он влепил мне в челюсть своей правой. Это было как удар молотом. Я отлетел на середину комнату и только чудом устоял на ногах. Почувствовал, как по подбородку побежала струйка крови, и вытер ее тыльной стороной ладони.
Не надо было быть семи пядей во лбу, чтобы сообразить: долго я против Ника не продержусь. Бесчисленные голливудские фильмы приучили меня к хэппи-эндам. Я привык думать, что главный герой обязательно остается в живых… но сейчас от моей былой уверенности в счастливом финале не оставалось и тени. Сплевывая кровь и глядя на безумную улыбку на лице Ника, я подумал: Господи, сейчас он просто забьет меня до смерти!
Мы стояли лицом к лицу и смотрели друг на друга. Взгляд Ника – пустой взгляд убийцы – испугал меня. Почувствовав мой страх, он ухмыльнулся и пошел на меня.
Я встретил его прямым ударом в лицо и разбил ему нос. В ответ он обрушил на меня целый град ударов. Его кулаки врезались мне то в лицо, то в ребра. Я задохнулся от боли, в глазах потемнело. Ник лупил меня методично, как грушу. Я сопротивлялся с животным отчаянием, но он был явно лучше подготовлен. Я чувствовал, что слабею, вошел в клинч, обхватил его руки, пытаясь выгадать хотя бы короткую передышку. Ник оттолкнул меня. Я пнул его под коленную чашечку. Один раз. Другой. Он скривился от боли, покачнулся, но не упал.
Ага! Колосс все-таки покачнулся!
Я попытался дотянуться до его горла, но Ник отбил мою руку и нанес сокрушительный удар в лицо. Я снова отлетел назад, наткнулся на журнальный столик, запутался в собственных ногах и упал-таки. Тотчас же меня охватила паника. Падать нельзя ни в коем случае – это правило каждый мальчишка усваивает еще в школе. Лежачего не бьют только в романах про мушкетеров. В реальной жизни лежачих бьют. И еще как.
Превозмогая боль, я встал на ноги. Так быстро, как только смог. Ник уже был рядом. Он хромал, кровь текла у него из носа и заливала ковер. Расшвыривая стулья, он приближался с явным намерением свернуть мне шею.
Сжав зубы, я ждал его приближения.
– Конец тебе, сука недобитая, – прохрипел Ник.
Я сделал обманный финт левой, но он не купился – как-никак профессионал. Легко отмахнулся от моей правой, и его кулак-кувалда врезался мне под сердце. В горле у меня заклокотало, дыхание перехватило. Я упал на одно колено. Ник нанес мне удар сверху по голове. Ощущение было такое, как будто на меня обрушился потолок. Еще одного такого удара я бы не перенес.
Настал момент истины. Собрав последние силы, я заехал Нику локтем между ног. Это был хороший удар! Черт, просто отличный! Плевать, что не спортивный! Ник взвыл от боли и повалился на пол. Я возликовал. Но рановато – сдаваться он пока не собирался. Его ботинок заехал мне в живот. Я успел подставить руку и смягчить силу удара, но все равно было больно.
Я бросился на Ника. Он все еще сжимал руками свое расплющенное хозяйство и ловил ртом воздух. Это давало мне шанс. Я принялся колотить его обеими руками. Никогда никого в своей жизни я так не бил. Он пробовал отбиваться, но теперь преимущество было на моей стороне. Усевшись на него верхом, я зажал его руки коленями и бил, бил, бил… Он харкал кровью и отчаянно извивался, пытаясь вырваться. Но я знал, что если он вырвется – мне конец. Схватив Ника за голову, я несколько раз приложил его затылком об пол. Только после этого он наконец затих.
