Читать книгу: «Ковчег для Кареглазки», страница 25
По рации с позиций никто не ответил. Куда запропастился Сидоров? Окулярный сканер засек на Стене большую черную тушу, ползающую по вертикальным поверхностям. Это тот самый вожак? Что за идиотская татуировка «ХТК»? Она казалась знакомой. Где же он ее видел? Охотник? Но это ведь совершенно не та тварь, которая выпрыгнула из школьного окна!
Новый Охотник был настоящим демоном, и он был похож на отца всех этих слепней. Возможно ли, что неоморфы из коконов оказались троянским конем, запущенным внутрь Крепости для прорыва обороны? Слишком умно для тварей, слишком… даже если предположить, что они эволюционировали, начав приводить потомство, и путем еще одной метаморфозы превращаются во что-то новое, такое – это чересчур. Тут нужна наука… тут нужна Лена.
Следом за Охотником на Стене появились и обычные морфы. Пацаны поливали их из огнеметов. Гранатометы и крупнокалиберное оружие… а вот и Сидоров – хвала Богу! Сражение вспыхнуло с новой силой, пулеметы выкашивали прорвавшихся тварей, и было очевидно, что люди так просто не сдадутся. Вдруг Горин понял, что сейчас он бы с удовольствием перекроил несколько последних лет, оказав жене максимум помощи для создания ее мифического лекарства. Тогда их энтузиазм был бы подкреплен чем-то большим, чем предсмертное отчаяние… у кого есть надежда – есть все.
****
Что-то было в Мануйлове такое, что не позволяло мне даже предположить, что мы способны подружиться. Не знаю… милый парень, на Светлой стороне, но вся эта неуклюжесть, грубость, нескладность какая-то… Просто бесит! Ну, берешься ты спасти человека с простреленным плечом, сломанным ребром и пробитой печенью – нафига хватать его за окровавленный бок и тащить полумертвого, постоянно подергивая?! Я, сука, и так едва дышу, мой пес только что погиб, а он волочет меня, как сдохшую кошку, и что-то комментирует левитановским басом – до дрожи, ей Богу! А мне дрожать-то нельзя, и так телипает, как проклятого.
Я почти отрубился, когда мы застыли за старым дубом, сразу на выходе к плацу. Егор приставил палец к губам – тсс… Не, вы осознаете? Он прифигачил свой палец к моим губам, чтоб я молчал. Кто же будет испытает симпатию к такому человеку, если только ты не Анастейша Стил? Я понимаю, что Милана и так молчит, ни слова не проронила после выхода с фермы, видать убийство собаки ее мощно закоротило. Но и меня заткнуть можно было менее вульгарно.
На противоположной стороне метались силуэты, и слух уловил стрекотню. Бляха-муха! Краклы! Прям у Логоса!
Они кружили вокруг здания, словно намагниченные, иногда ломясь в двери, но безуспешно. Мне показалось, что это необычные трескуны – это были какие-то мелкие черные засранцы, карабкавшиеся по стенам и заглядывавшие в зарешеченные окна второго этажа. На что еще они способны?
Мануйлов заглянул мне в глаза вопросительно и даже трепетно, только вот после его вонючего стержня у моего рта я не мог смотреть на него доброжелательно. – Что делать? – услышал я шепот у своего уха.
Викрамов стыд! Что ж тебе надо от меня?! Я бы сейчас убил его, если бы обладал достаточной силой. Мои глаза вдруг засекли что-то в другом углу плаца. В одном из штабных окон ярко вспыхнул свет и тут же погас, но мне хватило этого, чтоб увидеть в помещении военных, обустраивающих пулеметное гнездо на подоконнике.
Несмотря на мое состояние физическое, интеллектуальное оказалось на высоте – я в мгновение ока распределил по полочкам шансы всех наших дальнейших поступков и расставил приоритеты. Я притянул Егора за голову и в отместку неловко схватил его за губу.
– Я пойду в Логос, мне нужно вытащить Елену Ивановну из этой западни. А ты отведи девочку в штаб. Там она будет в безопасности. Во всяком случае, пока что, – изложил я свою придумку.
Мое решение выглядело самоубийственным, и ясен пень, вы его не поймете. Но как помните, я всегда чувствовал, что мне уготовано что-то великое – так вот, пусть это будет оно. Спасение Кареглазки, царицы несостоявшейся Спермофермы.
– Ты сможешь? – удивился Егор. – А как ты туда попадешь?
– Думаю, через двери.
– Ты ранен, там морфы. Ты суицидник? Никогда бы не подумал, – сыронизировал он.
– Иногда лучше не думать, – рассердился я. – Иди давай.
– Тогда я отведу Милану и вернусь на той машине, – Мануйлов показал в сторону искрящей от залпов Стены, где поодаль в окружении кранов стояла пожарная машина. – Пролезешь на лестнице.
Мне эта мысль понравилась и я согласился. Солдат ушел, а я опустился под деревом, надеясь посидеть – но нет, тело потребовало возлечь, так как силы меня покинули. Не знаю, сколько времени прошло, когда вернувшийся Егор меня растормошил. К счастью, он нормально отвел Милану в штаб, да и я не стал пока что блюдом мясной кухни. Предложил выпить – я отказался. Моя новая норма жизни – я так надеюсь…
Вскоре мы на машине оказались под окнами медчасти. Когда к нам бросились слепни, я уже благополучно взобрался по лестнице и попал внутрь. По знакомым коридорам и лестничным маршам я устремился вниз, ведомый открывшимся вторым дыханием. Кареглазка, я иду!
И да – это был последний раз, когда я видел Егора Мануйлова.
****
Горин понял, что слепни не случайно караулят медчасть. Было единственное логичное объяснение – там находилась Лилит. Продвижение Охотника также следовало траектории максимального приближения к Логосу. Сейчас вожак уничтожит оборону Крепости и окажется там, где ему надо. Судя по всему, неоморф спешил, он прекратил укрываться, идя на таран сквозь свинцовый дождь и огненную завесу.
Полковник не знал, что на самом деле Охотник получил что-то типа сенсорной контузии – сначала его сильно ослабило превращение покалеченных едоков в слепней. Затем же, спеша проникнуть в прорыв, устроенный «новым поколением», он подвергся мощному обстрелу и одновременно преодолел шквал пламени из огнеметов. Результатом стала травма горлового хоботка, из-за чего нарушилась эхолокация, а также отказали инфракрасные рецепторы – что, фактически, сделало его слепым. Была нарушена и телепатическая связь с неоморфами. И все же, пока что ему удавалось пробираться к Маре – попутно истребляя людей на крепостной стене.
Горин набрал биоцентр по внутренней связи. Длинные гудки, долго никто не брал трубку… пока, наконец, в телефоне не ответили неловким молчанием.
– Лена, алло! Лена? Лена, да скажи что-нибудь, я знаю, что ты там! – он сорвался на крик. – Да не желаю я тебе зла! И твоего мудака тоже не трону – Лена, ответь!
В трубке продолжали молчать.
– Короче, Лена, хотел просто предупредить. Вожак всех этих стай, напавших на нас – это Охотник, тот, на которого нас вывел твой выродок. И он пришел за монстроматкой. Он идет в Логос, слышишь? – в трубке зашуршало, но ответа не последовало, и Горин решил закончить монолог. Он все же надеялся, что жена слышит его. – Будь осторожней, Лен. Прости меня…
На душе стало чуток легче, хотя не настолько, чтоб уверенно настаивать – просите прощение, это очищает. Не шибко и очищает, – подумал Горин.
Еще минут через десять рация затрещала, и в батальном гуле донесся голос Сидорова. Значит, еще жив. Не все так плохо.
– Говорит Альфа! – зычным голосом, не дающим повода усомниться в здравом состоянии говорившего, полковник обратился ко всем командирам на Стене.
– Ввожу план «Акрополь»! Приказываю обеспечить отход подразделений. Первыми отступают боевые расчеты секторов 1, 3, 5, 7…. – он закончил перечисление нужных секторов и добавил. – Повторяю – отход в штаб! Остальные – прикрывают согласно плана.
– Здесь остаются все боеприпасы, – вздохнул в динамике Сидоров.
– Это хорошо, Степа, – успокоил его полковник. – Выполняй. Вся эта взрывчатка нам пригодится.
Закончив разговор, Горин заметил Егозина наготове с боевым вертолетом Ми-28. Это был тот самый Опустошитель, которому полковник уготовил роль спасителя Крепости: топливные баки заполнены до краев, узлы подвески заряжены вооружением, снарядами и ракетами. Опустошитель против Охотника – в самый раз.
– Коля! Наконец! – роботизированные конечности понесли его к пилоту.
– Вам прилечь нужно, в палату! – тараторил Свинкин. – Я капельницу поставлю…
– Нет! – отрезал Горин. – Просто еще раз уколи свое зелье. И все, – он посмотрел санитару в глаза. – Спасибо за службу, Ваня.
****
Когда Афродита очнулась, она каким-то образом очутилась снаружи фермы. Вокруг гремело, искрилось и горело, столбом стояла пыль, откуда-то валил густой черный дым, а люди и свиньи кричали, как резаные. Словно бредовый сон.
Что-то было не так. Рефлективно она ощупала голову и поняла – исчез роскошный парик, которым были прикрыты ранее обскубленные пацанские волосы. Неприятно… ну, и черт с ним!
Мимо пробежали две испуганные женщины, вслед за которыми промчались нечистые. Хоп! – и твари повалили жертв, впиваясь в них зубами. Она постаралась найти укромное место, но ей не дали и сдвинуться – прямо перед носом выскочил морф. Он остановился, подозрительно надувая ноздри – его привлек запах крови от распоротой руки.
Дита даже прекратила дышать. Тварь недовольно фыркнула и убежала. И еще одна проскочила мимо, совершенно не обратив на нее внимания. Но почему? В чем причина их игнорирования? Взгляд случайно остановился на тыльной стороне ладони – язвочка взялась коркой, из-под которой выглядывал не гной, а здоровая, розовая кожа. Она выздоровела? Ковчег избавил ее от уродства?! Она засмеялась, сначала тише, а затем все громче и громче, в конце затрясшись в гомерическом хохоте. Она была счастлива – впервые за много лет.
– Отец, ты видишь? – кричала она, став поперек дороги и расставив руки, как мессия. – Теперь я достойна твоей любви?! Я – изменю этот мир, и он никогда не будет прежним!
****
Лошадиная доза морфия активировала последние силы Горина, и он уселся рядом с пилотом. Спустя минуту винты завертелись, разгоняя воздух и предвосхищая тотальное истребление.
С ожесточенным боем и не без потерь первая группа отступления скрылась за тяжелыми бронированными дверьми Куба. Отход начала вторая группа, а сверху остались всего два отделения, которые должны были уйти последними – фактически, смертники. Но Горин больше не мог допустить гибели ребят. Под воздействием наркотика, каждый стал его сыном, его Даней.
Полковник открыл огонь из автоматических пушек, вышибая мозги краклам, заполонившим опустевшую Стену. Выпустил ракеты, взрывая топливные цистерны и поддоны с боеприпасами.
Уже на плацу вторую группу атаковали слепни, и даже плотный огневой контакт с трудом их сдерживал – черные твари то и дело выхватывали пацанов из строя. Горин кивнул пилоту, и вертолет спикировал, поражая неоморфов с тыла.
Оставшиеся солдаты на Стене также нырнули в люки, загоревшись надеждой остаться в живых. Вторая группа исчезла в штабе, а вертолет взлетел над наблюдательными башнями. Сейчас на Стене собралось не менее половины всех трескунов. Но они спускались в Илион, поэтому действовать нужно было быстро.
Ми-28 понесся вдоль фортификации, оставляя за собой полыхающий шлейф. Ракеты вспыхивали как огромные спички и неслись вниз – прямо на бруствер. Обогнув Крепость, Опустошитель развернулся на новый круг.
Укрепления взрывались вместе с боеприпасами. Пламя от топливных бочек пожирало тварей, а осколки мин отсекали конечности и головы. Внезапно на парапете перед вертолетом появился Охотник. Рука Горина молниеносно сжала гашетку, пронизывая неоморфа тысячекратными дозами свинца. Горючее, разлившееся по крепостному проходу, загорелось тонким огненным язычком, который мчался дальше и дальше.
Охотник спрыгнул со Стены прямо на Ми-28, одновременно его блестящее эбеновое тело продолжало сотрясаться от поглощаемых пуль. Вспыхнувшее пламя сзади, от взрыва цистерны с керосином, застало супермонстра врасплох – его поглотил огненный столб, прекративший расширяться как раз перед курносым вертолетным носом. Полковник еще с минуту сжимал гашетку, продолжая расстреливать огонь, в котором исчез Король краклов.
Пламенный язык в боевом ходе достиг поддонов со снарядами. Мощный взрыв сбоку всколыхнул воздух огненной бурей – Ми-28 тряхнуло, а осколки изрешетили вертолет.
Егозин выронил штурвал, повалившись на панель, и Опустошитель потерял управление. Накренившись, он спикировал вниз и спустя мгновение врезался в сторожевую вышку, вспыхнув, как фейерверк с разлетающимися винтами.
Башня рухнула. И вся Стена стала валиться, взрываясь напалмом… сжигая морфов и погребая их под завалами.
Глава 24. Дракон
Первый младенец оказался мертворожденным. Маленький серокожий морф, сморщенное тельце с уже крепкой костной системой, дитя монстров, имевшее еще меньше человеческого подобия, чем его родители. Огромная пасть на всю голову, уже с острыми зубками, но без хоботка – он спрятался глубоко в глотке как нераскрывшийся бутончик. Я его назвал Лепрозорием – слава Богу, мы были в защитных костюмах.
Лилит при родах скоропостижно скончалась – остановилось сердце и исчезло дыхание. Нервная система еще работала под воздействием вируса INVITIS, конечности подергивались, но монстромать однозначно отправилась в иной мир – я думаю, это был ад для упырей.
«Если бы он не был мертв, его следовало бы усыпить» – заметил я, с трудом сдерживая рвотные позывы при виде маленького страшилища. Хотя, тошнота могла иметь и другое объяснение, медицинского характера. По крайней мере, так говорила Кареглазка, изучившая мои ранения и напихавшая меня анальгетиками и другими препаратами неизвестного предназначения.
– Я помогаю тебе, а не отравляю, – сказала она, требуя обнажить ягодицу для последнего укола. – Адреналин. Временно это приведет тебя в норму. А потом – постельный режим.
– Постельный режим – только с тобой! Жду с нетерпением! – довольно сообщил я.
Сейчас у нас с ней все было прекрасно. Я добрался на нижние этажи – не скажу, что это было просто – я то и дело полз словно гусеница по коридорам и лестничным маршам. Наконец, из последних сил я затарабанил в дверь биоцентра – и Лена обрадовалась, обнаружив меня на пороге. Она одобрила идею спрятать Милану в Кубе. И разрыдалась, узнав о печальной участи Цербера. А затем ошарашила Зойку и поцеловала меня. Ведь Бергман еще не была в курсе наших романтических отношений.
Нежно прикусив верхнюю губку Кареглазки, я не отпускал, пока она не ущипнула меня за задницу. Много работы, объяснила она. Естественно, Цербера-Ковчега мы потеряли, а Илион захлебывался в атаках трескунов. Надо бы поскорее разобраться с монстроматкой и уматывать.
Второго детеныша пришлось извлекать, разрезав Лилит. Бергман оставила всякие приличия и во всю материлась, требуя усыпить подопытных в виварии. Ей постоянно слышались стрекотня и скрежет. Крылова уступила и как раз Зойку и отправила – больше и некому было. А Лена тем временем искусно сделала Лилит кесарево сечение, словно только этим и зарабатывала на хлеб.
– Божечки ты мой! – ахнула она, вытащив из разрезанной матки нечто окровавленное.
Только из любопытства я заглянул за ее плечо. На меня смотрели хоть немного и затуманенные, но синие-синие глаза. Как ультрамарин. А затем раздался крик, и младенец заголосил на весь Логос. Второй новорожденный выглядел полностью как человеческий младенец – сморщенный-скукоженный, белокожий и даже немного симпатичный.
– Они убили свою мать, – прозрела моя рыжая умнячка. – Точно! Один ребенок умер и отравлял Лилит изнутри. А второй – вызывал отторжение организма. Это невероятно!
****
Из развалин выползло рельефное черное тело, потрепанное и обгоревшее. Охотник все также стремился вернуть Мару, хотя силы его были на исходе. Психический контакт с новым поколением был слабым, но достаточным, чтоб определить нужное направление. Опершись на сломленную бетонную плиту, он выпрямился, шея вздулась жилами, а по спине прошла мышечная судорога.
Биомеханический организм пришел в движение и Король уже был на полпути к Логосу, когда получил удар сзади. Боль всего лишь играла роль индикатора опасности, поэтому, разворачиваясь в сторону источника, он оставался хладнокровным. И тут же получил новый сокрушительный удар. И еще один – в голову, прямо над пастью.
Горин был настроен решительно, хотя экзоскелет повредился и едва удерживался в вертикальном положении. Он обгорел, сам уже превратившись в чудовище, на лысой голове вздыбилась ошпаренная кожа, разорванная щека трепыхала побуревшими шматами, а все тело, фактически, являлось голым мясом. По сути, только боевая оболочка позволяла полковнику оставаться в строю – внешний скелет стал основным, а металлические ремни зажали кишечник, не давая ему вывалиться.
Под ногами валялся последний шприц с морфием.
Роботизированные руки орудовали двумя большими кинжалами, которыми Горин, словно в танце, ловко вспарывал плотную шершавую шкуру неоморфа. Охотник практически не видел, кто его атакует, его челюсти несколько раз лязгнули совсем рядом с лицом полковника, когти проскочили вблизи шеи. В ответ Горин вспорол на эбеновой шкуре еще две дыры и провел длинную борозду в туловище вожака.
Взбешенный супермонстр стал прыгать, суматошно нанося удары во все стороны. Это принесло эффект – поврежденный экзоскелет стал менее подвижным, и внезапно зубы неоморфа все же настигли человеческую шею, с хрустом перекусывая позвонки. Экзоскелет с громыханьем завалился, а Король краклов немедленно воссел сверху, неспешно, будто с удовольствием погрузив когти вглубь обожженной плоти.
Мощный выстрел разнес Охотнику челюстные кости.
– Ты же знаешь, дружок – я ни за что на свете не пущу тебя к моей жене, – ладонь Горина с трудом удерживала пистолет, но он ухмылялся.
Король взревел, и стрекот морфов во всем Илионе прекратился. Он выбил пистолет и впился в лицо вояки разорванной челюстью – обгладывая мясо до костей. Когти снова проникли вовнутрь… и через мгновение он извлек большое, еще трепещущее человеческое сердце.
Пульсирующий мешочек исчез в распахнутой пасти, брызнув кровью, и неоморф снова взял путь на Логос. После сражения с человеческим вожаком он стал еще слабее, из-за чего испытывал раздражение. Или его ярость была спровоцирована потерей ментального следа Мары?
****
Бергман вернулась чересчур быстро. Я сразу понял, что это плохо.
– Они вышли! Они вылезли! – заголосила она, вбежав в операционную и захлопнув дверь.
– Ты же закрыла люк? – спросил я, имея в виду бронированную дверь от вивария.
– Я не успела. Хотела войти, а они набросились! – лепетала Зоя. – Надо убегать, они скоро будут здесь. Я захлопнула дверь в предбаннике, но она хлипкая. У нас есть минут десять от силы – а может, и нет.
Захотелось наподдать ей, но я сдержался. Хочешь ли ты, чтоб какой-нибудь мудак бил твою дочь? – однажды спросила Кареглазка. Когда я обдумал это, то понял – нет, не хочу. Черт с тобой, белобрысая тупица!
Мы потеряли все – и в то же время, у нас еще оставалось самое ценное – мы сами, наши жизни. Краклы рядом, краклы сверху – мы оказались меж двух огней. И Кареглазка кое-что знала.
– Нам нужно уйти отсюда. Морфы пришли за Лилит – отдадим ее. И мертворожденного. Отвлечем внимание. Главное, придумать потом, как сбежать?
– И куда, – добавил я.
– В штаб, естественно, – бескомпромиссно констатировала Бергман.
Времени было в обрез, поэтому мы быстро собрались. Лена понесла синеглазое дитя Лилит, мальчика с человеческим обликом, а я с помощью Зои катил тележку-каталку с привязанными трупами монстроматки и Лепрозория. По пути, в течение тех 5-10 минут, что мы скакали по лестничным маршам, как кенгуру, елозя каталку по ступенькам (лифт не работал), мы переговорили. В частности, я высказал гипотезу, что мальчик является результатом горизонтального переноса генов после укуса Цербера.
– УКУСА?! – вопросила Кареглазка, хотя по ее лицу казалось, что она нескоро сможет что-то сказать. – Ты хочешь сказать, что Чапа укусил Лилит, и ты ничего об этом не сказал?
– Ну да, – ответил я, – а что такое? Откуда я знаю, что это важно? Я вообще-то переживал, чтоб Цербер не превратился в трескодога. Ты вдруг чего говори, что важно, я ведь мысли читать не умею… Кстати, откуда ты знаешь, что Охотник пришел за монстроматкой?
Тут девушка замолчала, и хотя я настаивал на ответе, я так его и не услышал.
Мы добрались в вестибюль – выше была уже медчасть. Дверь, ведущая наружу, торохтела так же, как и внизу – откуда мы сбежали. Надо было решать, как поступить.
– Теоретически мы можем спуститься с крыши по лестнице с пожарной машины. Но это будет нелегко – я ранен, ты с ребенком, – озвучил я свои мыслительные построения.
– Нет. Мы выкатим каталку на улицу через черный ход. Очень быстро. Вернемся сюда и подождем, пока твари не среагируют – и уберутся на другую сторону здания. Тогда мы побежим к штабу, возможно, поедем на машине, о которой ты сказал, – торопливо объяснила собственный замысел Лена.
Моя ж ты прелесть! Вот только реализовать задуманное мы не успели. Мимо, шумно хекая, проскочил Ливанов и скрылся в направлении приемного отделения, где и находился запасной выход. «Стой!» – заорал я, да было поздно, мы услышали, как хлопнула дверь за начмедом.
– Туда теперь нельзя. Он привлечет морфов, – печально констатировала Кареглазка.
Мы растерянно поглядывали друг на друга, когда сзади послышался стрекот, настолько настойчивый, словно нас приглашали к столу с кавказским гостеприимством, не принимающим отказа. Вот только мы сами должны были сыграть роли люля-кебабов. Я осторожно потянул Кракобой за рукоять, а Лена сказала: «Виктор». То есть этого недорослого упыря-подростка, стоящего на выходе с лестничной клетки, она знала. Еще и имя ему дала – вся в меня.
Бергман завопила и бросилась к внешней двери. Дебилка. Еще хуже было то, что она реально отворила дверь. Я знал, что после этого она умрет, но такого бесславного конца не ожидал. Зоя засмеялась, как сумасшедшая, а потом ойкнула, и все. Неловко цепляясь за голубую панель, она шмякнулась на пол, под конец, кажется, выпустив газы.
В двери возвышался Охотник. Это было совершенно не то чудовище, которое я встречал раньше, и в то же время, однозначно то – больше таких татуировок не могло быть. Выглядел он очень потрепанным, черная кожа шипела, словно только что снятый со сковороды баклажан, раскрытая пасть была похожа на разорванную быком красную тряпку, а туловище было изуродовано миллионом ран и ожогов.
И черный ящер, и Виктор одновременно направились в центр фойе. Я отодвинул Кареглазку за себя и приготовился. Они побежали, я же встал в стойку – и все раны напомнили о себе адской болью. Младенец заорал на всю округу.
Твари почти достигли нас, когда Виктор прыгнул. Я не сразу понял, что произошло. Он промахнулся? И даже, когда стало понятно, что нет – его мотивы остались неизвестными.
Юнец сбил Короля с ног. А затем накинулся на него, отрывая куски плоти.
Охотник пытался сбросить противника… но не получалось, а пасть промазывала раз за разом – пока он не вогнал когти Виктору под лопатки. Кракленыш вырвался, лишившись крупного мясного ломтя, и снова замельтешил вокруг ящера, который дрался, словно он подслеповатая развалюха. Виктор пользовался этим на полную катушку – он норовил свернуть шею неоморфу, непрерывно вгрызаясь в аспидную тушу.
Охотник выглядел разъяренным, очевидно, он желал быстрее уничтожить неожиданного неприятеля и добраться к Лилит – поэтому я оттолкнул каталку в сторону. Ни к чему рядом такая бомба замедленного действия.
Мы с Кареглазкой направились к лестнице, все больше ускоряясь с увеличением дистанции, вплоть до самих ступенек – тогда мы даже побежали трусцой наверх. Последнее, что я увидел – как неоморф швыряет тело монстроматки… а дальше – бой Георгия Победоносца с Драконом, только имеющий иной финал.
Охотник оказался под юнцом, но в этот раз челюсти ящера настигли цель, и голова Виктора скрылась в пасти супермонстра.
Мы поднялись выше, и больше не видели, что происходит в вестибюле. Я только услышал, как там что-то грохнулось. Думаю, Виктор погиб – царство небесное, если таковое существует для краклов.
К сожалению, мы выиграли не слишком много времени.
****
Ливанов просеменил задним двором и с облегчением констатировал исчезновение морфов перед фасадом. Повсюду стреляли, на Стене что-то взрывалось, но стрекот слышался только внутри медчасти. Помятая дверь была распахнута, все твари, вроде, находились в здании – но это было совсем рядом, а потому промедление было смерти подобно. Единственный вариант спасения – попасть в Куб, а среди всего этого хаоса туда еще надо добраться, что для габаритного начмеда было трудностью. К счастью, под лазаретом стояла пожарная машина.
Водительское сидение окровавлено, ну и хрен с ним. Игорь Анатольевич кряхтя влез за руль, завел двигатель и тронулся, подпрыгивая на бордюрах.
Что-то мелькнуло… тварь запрыгнула на распахнувшуюся дверцу, пиявкой вцепившись в толстую лодыжку. Зараженный, еще не прошел через метаморфозу. Начмед рассмотрел лицо – Мануйлов, вечно страдал с почками. Теперь не будет страдать.
Все попытки стряхнуть горлодера были безуспешны, пока огромный гаечный ключ не проделал дыру в его башке. Мануйлов свалился под колесо и доктор насладился, когда голова зараженного была переехана и раздавлена, как сдутый мяч.
Возле штаба Ливанов заорал во весь голос, чтоб его впустили. «НЕТ!», – ответил в окошко какой-то сержантишка, похожий на длинный бобовый стручок. Князев? «Да я с тебя шкуру спущу!» – вопил начмед, и уже собрался разнести входную дверь машиной, когда там отворилось, и его быстро втащил внутрь такой родненький Сидоров.
– Что у Вас с ногой, Игорь Анатольевич? – подозрительно прищурился лейтенант, потрушивая ржавой бородой. – Вы инфицированы?
Главврач весь покраснел и вспотел, ему было трудно дышать от такой дерзости. Еще и солдаты в холле ощетинились стволами.
– Кто, я?! – сорвался он на крик и невзначай посмотрел вниз. – Как вы смеете?
Окровавленная брючина на лодыжке напомнила ему о Мануйлове. И удивила – разве тот прокусил его штаны? Когда? Да не может быть!
– Вы мне ничего не сделаете! Пошли все нахер! – закричал Ливанов, но из горла вырвалось жалкое бульканье.
Неожиданно проворно он метнулся к ближайшему парню и прижал рот к пульсирующей яремной вене. Раздался выстрел, но доктор уже двигался к новой цели, к напуганной женщине под стендами в коридоре.
Сидоров конвульсивно вжал спусковой крючок, нашпиговывая холл пулями, ребята рядом подключились к истерической пальбе, но пока они остановили начмеда, тот успел перекусать часть из них.
– Стойте на месте! – заорал Степан на испуганных солдат. – НЕ ДВИГАТЬСЯ!
Он многозначительно кивнул Тимуру Татарину, и они разом накрыли огнем искусанных сослуживцев.
На пороге вестибюля ухмылялся сержант Князев – он подмигнул лейтенанту, а затем стал палить в него, и во всех незараженных. Князев тоже оказался инфицированным – и рядом с ним нарисовался еще один такой же «террорист».
Татарин упал с простреленным животом. Сидоров укрылся за диваном, а затем уложил сержанта… но пропустил угрозу с тыла – и женщина с коридора вгрызлась в плечо.
В хаосе взаимного расстрела и массового инфицирования Степан вытащил пистолет.
– Если офицер хорош – он не доживет до старости, – вспомнил он одну из любимых шуток Босса.
Сидоров засмеялся и продолжал смеяться, пока хохот не заполнил весь первый этаж, превращаясь в жуткое хрипение. А затем он прекратил это пулей в висок.
****
Я знал, что Охотник преследует нас. Это было слышно по стрекоту, пробиравшему до гусиной кожи, по скрежету когтей о кафель, по грузным шагам… Не существовало ничего, способного остановить супермонстра. Никого. Кроме меня. И у меня был план – ну, так… даже не план…
– С крыши переберись на пожарную лестницу, – попросил я Кареглазку, остановившись на последнем этаже. – Сможешь уехать на машине к штабу. Наверное, тебе будет лучше туда.
– Что?! Я без тебя никуда не пойду! – возмутилась Лена.
– Я приду, – успокоил я любимую, погружаясь в карамельную патоку ее глаз. – Я задержу эту тварь. Сброшу в шахту лифта. И приду. Просто ты должна знать, что делать, вдруг меня не будет, – я запнулся. – Я смогу его остановить, я уверен, – соврал я. – Иди! – и подтолкнул ее, деловито взвешивая в руке Кракобой.
Кареглазка хотела что-то сказать, замялась, а затем впилась губами в мой рот. Аромат жасмина забил дыхалку, и мне очень сильно захотелось сбежать вместе с ней. Это было бы максимально по-менаевски… но я прекрасно понимал, что вдвоем мы однозначно погибнем.
– Жаль, что нельзя повернуть время вспять, – прошептала Лена. – Эти дни мы могли провести совсем иначе… – и она скрылась в двери, ведущей на крышу.
Я же грустно присел на ступеньке, поджидая своего врага. Фактически, это я привел его сюда. Наши пути пересеклись и не разойдутся, пока один из нас не сгинет.
Поэтому, едва Охотник достигает моей лестничной площадки, я обрушиваюсь на него так неистово, насколько способен – сцепив зубы и превозмогая боль. Кракобой пролетает рядом с ящером, но тот изловчается и избегает удара. Тогда я врезаю ему ногой, сбросив на несколько ступеней, и в этот раз мое орудие находит его макушку. Слышится хруст костей, и я с упоением бью, бью…
Супермонстр сшибает меня, но натыкается на пистолет, громыхнувший ему прямо во чрево. Он падает, и я едва вылезаю из-под мерзкой туши.
В щиколотку вонзаются когти и подтягивают меня… перевернувшись на спину и задрав гвоздодер над собой, я с размаху накрываю им Охотника – и штыри пронзают его череп.
Он истошно верещит, трепыхая надо мной разодранной пастью.
В нем открывается большая резаная дыра, ножевая рана – и я затыкаю ее гранатой.
Взрыв сотрясает эбеновую громаду, вытряхивая потроха, и поверженный неоморф валится – но при этом загоняет когти так глубоко, что они вспарывают меня насквозь. Яростное бесстрашие мгновенно выветривается. Остается лишь призрачная надежда, что Кареглазка сбежала…
Охотник лежит недолго – уже вскорости он поднимается и направляется на крышу. Да, я его хорошо вздрючил, но убить не смог. С крыши доносятся крики, и я понимаю, что Лена не успела сбежать. Конечно, это было так глупо… она и не могла успеть! Нет, нет – НЕТ! Несмотря на свое умирание, пытаюсь ползти, но кровь хлещет, как в дырявое сито. Нет – я не позволю убить ее!
Ты будешь прекрасной мамой
С глазами из янтаря,
Окутаешь волосами
Любимых детей, и меня.
Согреешь любовь руками,
Наполнишь миры мечтой,
И вечность уснет между нами.
И жизнь возродится вновь…
Сверху доносится шум, и что-то тяжелое падает рядом. Последнее усилие дается с безумным страданием – я поворачиваю голову и вижу ее.
Кареглазка лежит с располосованным горлом, и кровь бьет фонтаном. Мои глаза встречаются с ее – они уже застыли стеклышками, прекрасными мертвыми бриллиантами. Я кричу, и мой крик тонет в хаосе резни…
