Читать книгу: «Ирий. Хроника Лады»

Ева Дреянде

Шрифт:

Дизайнер обложки Екатерина Михайловна Шрейбер

Иллюстратор Юлиана Королёва

ISBN 978-5-0062-4886-1

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Книга I

Глава 1

Часть 1

Лада медленно шла по улице, разглядывая витрины, которые сияли всеми цветами радуги в начинающих сгущаться сумерках. Мелкий тёплый дождь даже не моросил, а, казалось, висел в воздухе, от чего приходилось не идти, а как будто плыть сквозь него. Ей нравилась такая погода. Тепло, влажно, воздух наполнен летними ароматами, озоном и запахом скошенной травы. В последнее время служба городского хозяйства ревностно следила за газонами, их стригли на разный манер, придавая улицам обычного промышленного городишки немного лаконичной красоты и уюта.

Запах скошенной травы будил детские воспоминания: деревенские каникулы у бабушки, парное молоко из крынки, колодезную вкусную воду, от которой ломило зубы, такая она была ледяная.

Так сложилось, что сегодня Лада оказалась свободной. Дети разъехались по институтам, слава богу, оба сумели поступить на бюджет в хорошие учебные заведения областной столицы. А муж уже давно сгинул на просторах необъятной страны. Вспоминать его не хотелось, но в такую погоду, когда город завесила пелена дождя, голова была свободной от переживаний за детей, рабочий день закончился, а дома ждала непривычная тишина, первым в её мыслях проявился именно Борис.

Муж ушёл от них, когда близнецам едва стукнуло три года. Сказал, что устал, скован по рукам и ногам. Мол, ему нужно идти дальше, а он прозябает в этой дыре. Куда конкретно собирался двигаться, Борис не сказал, но однажды, вернувшись с работы, Лада его не застала, как и вещей, и денег, скопленных за последние несколько лет на покупку небольшого загородного участка. Честно сказать, она даже не расстроилась, настолько они были чужими. Деньги? Ну что ж, будем считать, что откупилась. Как оброк выплатила за свободу.

Ещё через пару лет ей пришло извещение о разводе. Как Борис сумел провернуть это при наличии двух несовершеннолетних детей, ей знать не хотелось. Однако сейчас, под стук падающих с карнизов капель, Лада подумала именно о муже. Странно, не было в душе ни зла, ни обиды на него. Как будто прошёл человек по её судьбе попутчиком, а на развилке каждый отправился своей дорогой. Где-то в глубине она даже чувствовала благодарность: за детей, за опыт, за появившуюся с годами мудрость. Пусть живет с миром.

Лада свернула к набережной. Редкие прохожие прогуливались парочками. Предыдущий мэр восстановил парк на берегу реки, оборудовал его детскими площадками и спортивными уголками, превратив некогда запущенный пустырь, на который и днем-то ходить было страшно, в прекрасное место для отдыха горожан. И хотя некоторые, вечно недовольные, ворчали, мол, сколько денег угрохали, набережная стала гордостью жителей и пользовалась популярностью.

Идти было приятно. Под ногами хрустел разноцветный гравий. Аллея для прогулок уже засияла светом фонарей причудливой формы. По выходным они приходили сюда с близнецами, чтобы покататься на роликах, съесть дорогое вкусное мороженое, сидя в кафе на берегу реки.

Дети. Лада не знала, что у неё будет двойня. Не разглядели врачи второго ребенка на первом УЗИ, а позже она уже и не ходила на прием. Жила в деревне у бабушки, под присмотром местного фельдшера. В один из дней вдруг почувствовала себя не очень хорошо и, испугавшись, вернулась в город, упросив Бориса отвезти её сразу в больницу. Тут-то и выяснилось, что у неё близнецы и уже пора ложиться на сохранение.

Дети появились на свет, когда на улице завывала вьюга, мороз стоял ниже сорока градусов. «Снеговички получились», – смеялась бабушка. Похожие внешне, сыновья были совершенно разными по характеру. Виктор – заводила, мозг всех шалостей, генератор идей, двигатель и деятель. Олег же, напротив, тихий, исполнительный, но при этом имеющий своё мнение, что не мешало ему боготворить брата, защищать от наказаний, часто абсолютно заслуженных.

Лада любила сыновей. Они были её отдушиной в серой, монотонной жизни. Как две маленькие искорки от новогоднего фейерверка. Яркие, взрывные, шумные. Конечно, приходилось много работать, не получалось проводить с ними много времени, от этого каждое мгновение было ценным. Слава богу и бабушке: парни росли самостоятельными, с ранних лет умели устроить свой быт, не стеснялись общаться со взрослыми. Многие коллеги удивлялись, глядя, как Олег здраво рассуждал в свои неполные пять лет, тогда как их дети ещё говорили и вели себя как малыши. Лада гордилась ими. Всегда!

Впереди показались огни речного трамвайчика. Странно, неужели работают так поздно? Вспомнился выпускной, когда родители устроили детям сюрприз, арендовав кораблик почти на всю ночь. Тот рассвет Лада запомнила, как самый счастливый момент её заканчивающегося детства.

А на следующий день она стала взрослой… Мучительно быстро. Придя домой утром, Лада застала лишь остывающие угли, оставшиеся от их большого дома, серый пепел, летающий в воздухе, и виновато озирающихся, косо поглядывающих на неё соседей. Не было ни сараев, ни конюшни, ни собачьей будки, ни любимого амбара. Злые языки огня вылизали их участок дочиста.

Лада уже плохо помнит, как прошли следующие пара дней до приезда бабушки. Какие-то люди постоянно ходили вокруг, что-то спрашивали, просили подписывать бумаги. Весь мир казался враждебным, ненастоящим, хрупким. Она забилась в «раковину», не разговаривая, не плача, чтобы не сорваться в истерику от ужаса и страшной действительности. А соседи судачили и шептались за спиной, мол, ненормальная, любой другой уже бы выл, а девчонка молчит да затравленно зыркает на всех, как волчонок.

Бабушка приехала ночным поездом, но Лада сбежала из детского приемника, чтобы встретить ее. Увидев маленькую, кряжистую фигуру, деловито шагающую по платформе навстречу, весь страх, сдерживаемый внутри, вырвался наружу потоком горьких слёз. Они сидели на скамейке в темноте железнодорожной станции, бабушкина теплая рука успокаивающе поглаживала Ладу по спине, не останавливая, не утешая, давая время выплакать всё до конца, до последней капли, чтобы ужас вымылся из души, освобождая место тому, что позволит жить дальше.

Речной трамвайчик приветливо погудел немногочисленным горожанам, прогуливающимся во влажных сумерках. Некоторые, также как Лада, с удивлением потянулись к трапу. Весёлый молодой матрос лихо соскочил на берег и принялся объяснять, что сегодня им неслыханно повезло, потому что у баркаса столетний юбилей, в честь которого решено устроить ночную прогулку для всех желающих. Лада понимающе улыбнулась и даже заговорщически подмигнула парню. Уж она-то знала: этой посудине было гораздо меньше лет. Скорее всего мальчишка-студент решил немного подзаработать себе на карман, пока начальство не видит.

Заплатив за билеты, все поднялись на палубу и разбрелись по местам, подальше друг от друга. Такой вечер располагал к размышлениям в одиночестве или романтическим вздохам, глядя на звёзды, зажигающиеся на тёмно-синем небе и отражающиеся в чёрной воде. Тучи, выплакав все слёзы, как она когда-то, растаяли, открыв взору невероятно чистые, словно отмытые, созвездия. Казалось, что трамвайчик скользит по Млечному пути, окружённый миллиардами блестящих точек.

Мама любила кататься на баркасе. Он напоминал ей о питерской юности, когда они с отцом познакомились. Поэтому каждое воскресное летнее утро устраивалась семейная речная прогулка. Мама одевала своё красивое летящее платье, панаму с широкими полями и туфли на высоком каблуке. Вставала на носу, воображая, что трамвайчик – это, как минимум, огромный круизный лайнер, шутила и напевала: «Жил отважный капитан», хитро поглядывая в сторону отца, который улыбался в ответ, стоя за штурвалом. Было столько любви в их глазах, что многие им завидовали в те моменты.

Баркас медленно рассекал глянцевые воды, тихо, без всплесков, ему тоже было что вспомнить. Одно время они с ним дружили. Лада всегда хлопала его по борту при встрече и разговаривала, если никто не видел, доверяя тайны, о которых не знал даже брат.

Про Юрку вспоминать было больно до сих пор. Порой, когда очень хотелось выговориться, она ехала на кладбище и сидела на могиле. Говорят, когда дом загорелся, брат ночевал в конюшне. Их кобыла грозила ожеребиться, он переживал и не хотел её оставлять, да так и сгинул в огне вместе с ней. Юрка был особенный, замкнутый с людьми, но добродушно открытый в общении с детьми и животными. Поэтому возле него постоянно роилась ребятня разного возраста, с удовольствием внимающая его рассказам о лошадях, коровах, а также жирафах и другой заморской живности.

В семье никогда не замечали его странности, они просто были и всё, но злые соседские языки, нет-нет, да кидали что-нибудь оскорбительное в сторону брата. Мама, если слышала, плакала, спрятавшись от всех, а отец белел лицом, но в перепалки никогда не вступал. Говорил, что бесполезно давать в морду за невежество. А вот Лада часто кидалась с кулаками на обидчиков брата. Вся детвора знала, что Юрка под её защитой, даже взрослые парни уважительно поглядывали на неё, решительно закрывающую брата, без страха стоящую перед огромными старшеклассниками.

Речной трамвайчик, сделав круг, причалил к набережной. Звёзды отступили, словно испугались городских огней, стали почти незаметными, блёклыми, как воспоминания, которые тускнеют с течением времени, уступая место чему-то новому. Пассажиры ночной прогулки разбежались по освещённым дорожкам парка. Лада тоже направилась к ближайшей автобусной остановке. На предпоследний рейс она уже опоздала, а до последнего оставалось полчаса, поэтому можно было не торопиться.

В их семье было не принято торопиться. Отец всегда учил грамотно распределять своё время, не тратить его впустую. Коллеги, порой, удивлялись, как Лада всё успевает и никогда не опаздывает, а для неё это было обычным делом. Отца она очень любила, даже скорее боготворила. Он навсегда стал эталоном мужчины, по которому Лада равняла всех встречавшихся на её жизненном пути. Борис по этой шкале не дотягивал даже до сорока процентов, но она была реалисткой и понимала, что второго такого, как отец, вряд ли найдёт. Просто знала, если выбрала мужа, меньше, чем наполовину, оправдывающего ожидания, то нечего надеяться на стопроцентную отдачу.

Лада уже почти дошла до автобусной остановки. Дорожка из гравия резко оборвалась, уткнувшись в кусок старого выщербленного асфальта. Почему-то этот факт напомнил, как отец любил столярничать. Он сам построил дом, каждый наличник выпиливал, покрывал какими-то специальными составами, казалось, колдовал над ними. После работы никогда не сидел без дела: садил деревья вдоль дороги, ремонтировал крышу в старой школе, чинил стулья и кровати в стационаре, где работала мама. Ему не платили, просто просили по-человечески, и отец помогал. «Потому что кто-то должен это делать», – говорил он соседу, который крутил пальцем у виска, искренне не понимая, зачем горбатиться за бесплатно.

Бабушка тогда так и не смогла добиться правды. Все понимали – был поджог. Не могли дом и все пристройки сгореть одномоментно, так быстро, что ни люди, ни животные не успели выскочить. Знали, подозревали чьих рук дело, но молчали, прятали улики, и в результате списали на несчастный случай. Потом землю купил местный бизнесмен и построил один из первых в городе торговых центров. Хорошее было место, прибыльное, но пропахшее дымом и кровью. Лада с бабушкой туда не ходили. На вырученные деньги купили небольшую двухкомнатную квартирку на окраине города, подальше от того района.

Автобусная остановка освещалась одной обычной лампочкой, которая раскачивалась на проводе, иногда искрила, обещая вот-вот перегореть. Её свет рождал причудливые тени, жутковатые порой. На скамейке внутри остановки кто-то заворочался, Лада испуганно отшатнулась. Пьяниц она побаивалась. Однако характерного запаха, сопровождающего алкашей, не почувствовала. Из темноты послышались невнятное бормотание и тихий шелестящий шёпот, как будто зовущий на помощь. Набравшись смелости, Лада шагнула под крышу остановочного комплекса.

Сначала показалось, что на скамье лежит груда тряпок, но она заворочалась, и стало понятно: человек. Мужчина неопределённого возраста с трудом приподнял опухшие веки, с мукой уставившись на Ладу и беззвучно открывая разбитые в кровь губы. На бомжа он не походил. Одежда, хоть и плохонькая, но чистая и опрятная. Похоже, нарвался на местную шпану, промышлявшую мелкими грабежами. Скорее всего не местный, раз связался с ними. Жители знали: проще отдать деньги, чем оказаться на больничной койке. Говорят, заводилой у них был сын местного олигарха, поэтому не могла доблестная полиция их приструнить.

Вдали показались фары последнего автобуса. Лада решительно подошла к незнакомцу, подхватила за подмышки, закинув его руку к себе за шею. С трудом подняла, поблагодарив небеса, что тот оказался весьма среднего сложения. Ввалившись в двери, она поймала удивленный взгляд шофёра Толика. Они вместе учились в школе, даже сидели за одной партой все начальные классы. Толя списывал у неё математику и русский язык, а Лада у него – природоведение. Повезло, другой водитель мог запросто высадить таких подозрительных пассажиров. Одноклассник, закатив глаза, покачал головой, словно говоря: «Опять ты, Ладка, ерундой занимаешься!» Но, главное, не выгнал, уже хорошо. Незнакомец притулился у окна, угрюмо вглядываясь в темноту снаружи.

Её дом стоял недалеко от конечной остановки. Лада заранее направилась к водителю, чтобы оплатить проезд, но Толик махнул ей рукой, мол, не надо, всё равно уже в гараж еду. Она благодарно кивнула, взвалила своего неожиданного попутчика на плечи, и они вышли на ночную улицу, где, как обычно, не горел ни один фонарь.

Часть 2

Лада проснулась рано. Птицы после вчерашнего дождя расщебетались от всей своей птичьей души. Квартира была на последнем пятом этаже, поэтому окна никогда не закрывались. Кого бояться-то?

Улица звалась Советская, располагалась на самой окраине и упиралась последними домами в лес. У Лады из окна виднелся кусочек опушки, радующий всё лето цветным разнотравьем. Пока была жива, бабушка любила эту комнату, подолгу смотрела в лес, вспоминая свою деревню. Её не стало пять лет назад. Незадолго до смерти она продала дом и переехала к ним. Говорила, что одни они у неё остались, не хочет доставлять проблем с оформлением наследства после смерти. Поэтому все вырученные за дом деньги разделила на три части и открыла Ладе с сыновьями банковские счета, не принимая никаких возражений с их стороны.

Птицы надрывались, словно у них был конкурс на самого голосистого. Небо умылось вчерашним дождем и сияло яркой лазурью. Лада сбросила одеяло, потянулась, спрыгнула с кровати. Сделала несколько несложных упражнений, разминая сонные мышцы, накинула халатик и побежала на кухню. На пороге она застыла: там во всю кипела работа.

Вчерашний незнакомец стряпал блины, ловко переворачивал их, подкидывая в воздух. Никто, кроме отца, так не умел. Порядочная стопка уже лежала на тарелке, в блюдечке белела сметана, чайник радостно пыхтел, сообщая, что вскипел. Мужчина оглянулся и весело подмигнул опухшим глазом.

– Доброе утро. Простите, решил угостить свою спасительницу завтраком.

Честно сказать, Лада напрочь забыла про незнакомца. Вот ведь недотёпа, привела непонятно кого домой, оставила на ночь, да ещё и забыла. «С ума сойти с тобой можно», – посетовал в голове бабушкин голос.

Странно, ещё вчера в холодильнике было «шаром покати». Откуда её гость разжился продуктами для кулинарии? В магазин что ли успел сбегать? Ничего себе, она поспала, даже не слышала шагов и хлопанье двери.

Лада залезла в огромный шкаф, который они между собой называли амбаром, потому что там хранилось то, что не использовалось, но выкинуть было жалко. Достала оттуда джинсы, футболку и толстовку Бориса и протянула мужчине: «Возьмите, это лучше, чем то, что на Вас сейчас». Тот взял без разговоров и ушёл в ванную переодеваться. Лада медленно накрывала на стол, задумчиво расставляя чайные чашки, стопку блинов водрузила в центре, налила сгущёнку и клубничное варенье в любимые бабушкины пиалы, тарелочку со сметаной – между ними. Любуясь прекрасным утренним натюрмортом, подняла глаза, в дверях стоял незнакомец. Он уже переоделся и выглядел совсем по-другому, моложе что ли. Где-то ближе к пятидесяти, отметила про себя Лада. Мужчина был чуть выше и худощавее бывшего мужа, поэтому джинсы оказались коротковаты и чуть мешковаты, но всё же лучше, чем прежнее одеяние.

– Отлично, – улыбнулась Лада, – давайте завтракать.

В этот момент кто-то позвонил в дверь. Странно, так рано никто не приходил. Удивление было не меньшим, когда она открыла дверь: за порогом стоял Толик.

– Привет, – смущённо улыбнулся он, – решил проверить, как ты после вчерашней поездки.

Незнакомец выглянул из кухни и, добродушно улыбаясь, двинулся в их сторону.

– Доброе утро! А оно действительно доброе, раз ещё один мой спаситель здесь, – мужчина с благодарностью пожал протянутую Толей руку.

– Ребята, давайте чай пить, – спохватилась Лада. – Толик, заходи, мой гость столько блинов напек – нам одним не съесть. Кстати, как Вас зовут? – обернулась она к незнакомцу.

– Не помню, – радостно засмеялся тот.

– Совсем? Вообще ничего? – удивился Толик.

Они уже уселись за стол, и Толя по-хозяйски разливал чай. Как-то само собой получилось, что он взял в руки табурет, мимоходом подкрутил ножку, постоянно раскручивающуюся, усадил гостя и Ладу, налил чай, долил воду и снова поставил чайник на огонь, потому что одной кружкой разговор явно не ограничится.

– Совсем не помню. Кажется, было что-то жужжащее в имени. Зачем в город приехал не знаю, но понимаю, что не отсюда я, – улыбка гостя потухла, отчего лицо сразу осунулось, постарело, стало казаться, что ему не меньше ста лет.

– Мы сегодня с Вами к бабе Нюре сходим. Она как раз на дежурстве, – успокаивающе похлопала его по руке Лада. – Надо Вас осмотреть, вдруг сотрясение.

– В больницу? – незнакомец даже посерел от страха. – Нельзя мне к врачам. Совсем нельзя.

– Не бойтесь, баба Нюра – наш человек. Посмотрит, но не выдаст, – Толик подмигнул гостю, и тот успокоился, снова посветлел и помолодел.

Удивительные метаморфозы в его облике не остались незамеченными, Толя и Лада удивленно переглянулись.

– Нам надо Вас как-то звать, – задумчиво произнесла она, – может Женя?

– Пусть Женя, – закивал мужчина.

Завтрак прошёл весело. Толя вспоминал их школьные годы, оказывается, там было много забавных случаев. После смерти родных школьные воспоминания отодвинулись так далеко, что казалось: всё это было не с ней. Слушая Толика, Лада оттаивала, смеялась от души. Женя хлопал себя по коленям и немного притопывал, когда заливался удивительно задорным детским хохотом.

Потом Толя засобирался на смену, сказав, что сейчас только принесет Жене другие брюки. Они с мамой жили в соседнем доме. Женщина часто болела, возможно, поэтому одноклассник до сих пор ходил бобылём. Распрощавшись с ним, Лада прибрала кухню, переоделась в любимые джинсы, забрала волосы в хвост и крикнула Жене, что они идут к бабе Нюре.

Часть 3

Стационар городской больницы располагался в соседнем квартале. Постройки постсоветских времен утопали в зелени парка, окружавшего всю территорию. Раньше считалось, что больным полезно выходить гулять по дорожкам и дышать свежим воздухом. Это сейчас больницы строят в центре, среди асфальта и бетона, в окружении автостоянок. Даже окна не открыть: пахнет бензином, гарью и фастфудом.

Лада любила приезжать сюда, когда мама работала здесь терапевтом. Её все знали с малых лет, поэтому некоторые приветливо кивали. Громовой голос бабы Нюры они услышали издалека. Она снова распинала какую-то нерадивую молодую уборщицу за «кривые руки» и «пофигизм». Увидев Ладу, баба Нюра всплеснула руками и, как ледокол, рассекая воздух, ринулась навстречу, раскрыв руки для объятий. Сграбастав свою «маленькую оладушку», как она её звала, косо посмотрела на Женю.

– Что-то староват хахаль-то у тебя.

– Баб Нюра, – смущённо пробормотала Лада. Её всегда вгоняли в краску Нюрины словесные обороты. – Ушибленный он. Вчера братва Кешина, похоже, отметелила так, что имя не помнит.

– А ты, конечно, пожалела, как всегда, – нахмурилась медсестра. – Ну иди сюда, болезный, посмотрю на тебя, коли Оладушка просит.

Женя всё это время стоял в стороне, любопытно крутил головой, счастливо улыбался, приветливо махая рукой пожилой парочке и молодому парню без ног, лихо раскатывающему на инвалидной коляске по дорожкам.

– Добрый день. Приятная погода сегодня, не правда ли?

Баба Нюра, которую никто не мог сбить с толку, опешила.

– И, вообще, день обещает быть замечательным, особенно для Вас, – Женя многозначительно посмотрел на пожилую медсестру.

– О чем он, баба Нюра?

– Да вот, не возьму в толк, что бормочет, – вдруг смутилась она. Затем решительно взяла Женю за руку и потащила к себе в сестринскую.

В стационаре баба Нюра работала с шестнадцати лет. Образования у неё не было, однако даже уважаемые доктора прислушивались к её словам. Говорят, Нюрина бабка, жившая в ближайшей деревне, слыла потомственной знахаркой. Лечила скотину и людей, собирала травы, ставила настойки и знала разные заговоры. Похоже, Нюре передалось то чутьё. Видела она болячки, а мелкие даже могла исцелить. Дослужилась здесь до старшей медсестры, поэтому имела отдельный кабинет, вернее сказать, комнату. Здесь же и жила.

Затащив Женю к себе, баба Нюра принялась ощупывать его с макушки. Крючковатые крепкие пальцы бежали по телу, не пропуская ни единого сантиметра. Дойдя до пяток, снова вернулась к голове. Было видно, что-то её беспокоит, но непонятно что. Мужчина с интересом наблюдал за манипуляциями, как ребёнок замирал, когда коварные пальцы подбирались к подмышкам, и начинал хихикать от щекотки, пока Нюра грозно не шикала на него.

– Сотрясение небольшое есть, но оно проблем не доставит. Траву дам, в чай клади, от головокружений, – короткими фразами выдала она заключение. – В остальном, всё на месте, но что-то не поддается мне твой организм, Евгений. Какой-то блок стоит, как защита что ли. Ты из каких мест родом?

– Не помню, – нахмурился Женя, – и разом словно постарел.

– Вот дела, – удивленно пробормотала медсестра, увидев такую резкую перемену.

– Ты тоже заметила? Мы с Толей сегодня тоже опешили от такого, – заговорщически прошептала Лада.

– С каким таким Толей? – баба Нюра быстро переключилась на более понятную тему. – Толька – водила что ли? – увидев смущение своей Оладушки, медсестра громко захохотала. – Неужели разглядела наконец, дурёха?

– Что разглядела? Он мне с Женей помог просто, – начала оправдываться Лада. Вот, вечно баба Нюра её кому-то сватала. – Толик – хороший парень, помог по-соседски.

– Ой, дурёха, – вздохнула пожилая женщина. – Почему за бестолкового замуж, не спрашивая, выскочила, а хорошего в упор не видишь?

Зная, что разговор на подобные темы может продолжаться долго, Лада схитрила.

– А про что Женя упоминал, когда говорил о замечательном дне?

Баба Нюра вдруг неожиданно покраснела, затеребила край медицинского халата.

– Сын у меня сегодня приезжает. Уж лет двадцать как обиду держал, что отца прогнала, а тут вдруг написал, что приедет. Переживаю, как бы с моим языком чего опять не ляпнуть.

Лада не знала, что ответить. Она вообще не знала, что у их Нюры есть сын.

– Всё будет хорошо, не переживай, – вдруг раздался Женин голос. – Ты добрая, хоть и громкая, шумишь по делу. Сын простил давно, только не знал, как подступиться, гордый, в тебя весь. – Лицо гостя снова светилось детской непосредственностью.

Попрощавшись и пожелав бабе Нюре удачи, Лада с Женей немного прогулялись по больничным аллеям. Так много воспоминаний было связано с этим местом.

Уже выходя из парка, Евгений вдруг метнулся куда-то в кусты и вывел мальчишку лет семи. Тот ревел, размазывая слёзы на грязном от земли лице. Из путанного рассказа выяснилось, что он пришёл с братом к отцу, который лежал в стационаре. Брат ушёл, чтобы вывести больного на прогулку, а младшему велел сидеть и ждать. Но мальчишка увидел забавного лохматого щенка и побежал за ним по парку, в результате потерялся. Женя погладил плачущего ребёнка по голове, щелкнул пальцами, и в его руке появился леденец. Удивившись, сорванец перестал лить слёзы и доверчиво потянулся за конфетой. Взяв недотёпу за мокрую ладошку, Лада повела его по центральной дорожке, наказав внимательно рассматривать гуляющих. Примерно через пять минут на них выскочил подросток лет шестнадцати, ошарашенно оглядывающийся по сторонам. «Стёпа, я здесь!» – завопил пацан и кинулся ему навстречу.

– Люблю, когда всё хорошо заканчивается, – улыбнулся Женя.

Братья благодарно помахали им и отправились в другую сторону.