Читать книгу: «Красная строка. Сборник 3», страница 14
В последнем письме он просил у друзей прощения и, в частности, у Сони за то, что медаль, которую потерял Славик, нашел он, но не признался сразу. Хотел поиграть дома в солдата-героя. А позже было стыдно признаться, что медаль у него. Так и жил с камнем на сердце всю жизнь. Медаль лежала в шкатулке под письмами. Дрожащей рукой мать достала её, положила на ладонь и другой ладонью погладила.
– Ты уж прости его Соня, я ничего не знала. Нашла в его ящичке, где его всякие безделушки лежали.
Соня взяла медаль, и всё явилось ей, как в тот самый день. И их игра, и медицинская сумка, и потерянная медаль, и расплата за неё. Славик молчал, опустив голову. На тумбочке у телевизора немым укором обжигал сердце портрет солдата с чёрной лентой. Соня подошла, взяла в руки рамочку, прижала к груди. И неожиданно почувствовала Саньку. Не этого взрослого, ответственного, какого не знала она, а Рыжего бескорыстного мальчугана по военным играм Саньку, который не пожалел ни ремня, ни пилотки со звездой для друга и только не справился с медалью, удержал, как будто готовил себе горькое пророчество будущего подвига.
Михаил Фадеев
Кот Митька, Римма Павловна и Самолетик
На попечении моей супруги Риммы Павловны три мужика – кот Митька, наш сын Арсений и я – всех накорми, обстирай и лоток вытряхни, а ещё и на работу каждое утро. Чтобы не очуметь, жена развлекает себя по ходу дела чем может. Про нас с сыном опустим пока, потому что как раз сейчас Римма Павловна варит еду для Митьки, сегодня у него на обед овсянка с печенью. Учуяв печёнку, Митька бежит на кухню – орать и путаться под ногами. Зная, что по первому требованию никто ничего от Риммы Павловны не получит и ритуально мучим будет ожиданием, пока не замечен окажется, он выработал свой собственный, по сути – ответный ритуал, а уж тут – чья магия возьмёт-переборет – женская или кошачья. Митька орёт: «Ма! Ма!» Римма Павловна – специалист по выращиванию лабораторных мышей, сотрудник академического института, да еще и заговоры знает, к ней на телеге не подъедешь:
– Какая я тебе мама! Скажи: «Римма»!
Митька гнет свое:
– Ма, ма!
– Бестолочь, жрать не дам, скажи: «Римма»!
– Ма-а-а-а! – Не справляясь с удвоением согласной, старательный Митька удваивает и утраивает гласные – вопль на всю квартиру.
– Скажи: «Рима», – сжалившись, упрощает задание Римма Павловна.
– И-и-ма-а! Мра-а! – орет в ответ Митька.
– Кыш, дурак, не лезь, пусть остынет!
– И-и-ма-а!
Удовлетворившись достигнутым и остудив варево, Римма Павловна ставит Митькину миску на пол: жри мол! После обеда, расслабившись, она компенсирует ритуальную грубость лаской – уже просто от души – и, глядя, как зевает и потягивается кот, поет: «Сла-адкий Ми-и-тя»! В следующий раз она мучить кота не будет – сварит заранее, к сроку согреет и позовет: «Митенька, иди скорей кушать, сладкий котик!» Кот, роняя мебель, стремглав рванет из глубин квартиры на кухню. Точно так же с криком «Има-а-а!» он несется на звук отпираемого замка, когда Римма Павловна возвращается с работы или похода по магазинам – Арсения и меня он так не встречает, как он различает входящих непонятно, но не ошибается никогда. Вскоре, однако, выяснилось, что человечья наука в кошачьей голове долго не живет и вновь оголодавший Митька опять заявил близкородственные права:
– Ма! Ма! – донеслось из кухни не далее, как вчера.
Римма Павловна ему:
– Слушай, ты ведь обожрался уже!
– Не-е, ма!
– Не так, у меня свои дети есть, ишь, самозванец! Скажи: «Римма», получишь.
– Имау, ма, да-ай! – несется в ответ.
Прочитавших этот рассказ энтузиастов прошу не набрасываться на своих домашних питомцев и понапрасну котов не мучить. Дело в том, что необходимые навыки для интересного результата прежде нужны вам самим, особенно свойство в нечленораздельном гвалте «выслушивать» именно то, что вы хотите услышать, и вообще уметь подыгрывать партнеру в игре. У меня это качество, слава богу, развито, а потому история имела развитие.
В Митьку влюбилась Алиса, маленькая дочка моего приятеля Димы Худякова, с которым мы и крымские дороги топтали, и Ловозёрские тундры в центре Кольского полуострова для себя открыли. Он привел ее первый раз к нам в гости, и Алиса была просто очарована грацией черного карликового «пантера», хотя и не сказать, что наш увалень проявил в этом отношении какую-то активность, Алиса сама разглядела в коте все, что ей было нужно – именно то, что увидела. Через пару дней Римма Павловна нанесла друзьям ответный визит. Мы с Митькой остались дома, но вскоре позвонил Дима:
– Миш, тут с тобой Алиса хочет поговорить.
– Слушаю, дорогой Самолетик!
– Дядя Миша, как там ваш Митька, я по нему очень скучаю!
Тут надо пояснить, что незадолго до этого Алиса посмотрела довольно удачный с точки зрения детской психологии украинский мультфильм про героический самолетик Лип, доставивший больного мальчика из горной области в центральную больницу. После чего Димина дочка потребовала обращаться к ней не иначе как «Самолетик».
– Дорогой Самолетик, – отвечаю я, – тебе Митьку позвать? И говорю мимо трубки: – Митя-Митя, тебя к телефону! Как кто? Твой Самолетик! – и снова Алисе: – Передаю ему телефон, только говори недолго, а то ему тяжело трубку держать.
– Ой, а он умеет?
– Умеет, умеет, тетя Римма научила, она же с мышами работает, но говорит он коротко и только по телефону, вот будешь у нас дома, начнешь с ним заговаривать, а он не сможет ответить, так что не обижайся на него тогда… – И далее приглушенным тоном: – М-р-р, Самолетик? Как поживаешь? И я хорошо, хозяева добрые, мясо дают каждый день!
Это я на ходу придумал про неумение кота говорить без трубки, дабы предотвратить возможные недоумения девочки при встрече с Митькой воочию, и дальше продолжал измененным псевдокошачьим голосом какую-то околесицу нести. На этом первый сеанс связи Алисы с Митькой был закончен, а вскоре и Римма Павловна подошла:
– Ну и задурил ты девчонку, старый дурак! Поговорила она с тобой, отдает папе трубку и объясняет: "Митька такой умный, по телефону со мной говорил!" Мы все: «Да как может кот?! По телефону!» – «А он вот так (она показала ручонками) передними лапками трубку держит и разговаривает – мурлычет и по-человечьи тоже, а без телефона он не может еще, учиться надо, тетя Римма, вы его научите и так говорить тоже – мне очень нужно!» Пришлось пообещать.
– Учи-учи, академия, – говорю, – не всё мышей воспитывать! И ведь получается у тебя!
К сожалению, ничего более умного, чем «Ма» и «Има» в голодном состоянии и то при нарочитом обострении моего слуха, Митька так и не изрек с тех пор, хотя уж не молод и ожидать от него прорыва в науках не приходится, увы – хоть бы так жил подольше и ладно! Разве что в Сколково с ним переехать – там финансируют, слышно, нехило подобные проекты – и положить остаток своей и кошачьей жизни на это.
Алиса приходит в нашу квартиру именно к коту, тот выходит, она здоровается с ним, гладит, гладит и заговаривает печально: «Ну, Митенька, поговори со мной так!» Кот – ни гу-гу, к тому же скоро смывается застенчиво, чтоб отсидеться в малодоступном месте – держит кошачью марку.
Вскоре Худяковы переехали в Троицк, наши встречи стали редкими, но телефонная связь продолжилась, а Алиса подросла и однажды догадалась, что Митьке подыгрывает дядя Миша. Тогда умная девочка разделила собеседника на «Митьку маленького», которому тут же пришлось замолчать (мы объяснили ей, что он при этом о трубку мордочкой трется) и «Митьку большого», который по-прежнему рад стараться и несет в трубку всякую чушь. Повзрослевшая Алиса, уже школьница младших классов, великодушно слушает и, чтобы доставить дяде Мише удовольствие, делает вид, что по-прежнему верит в говорящего кота.
Виктория Чикарнеева
Одним утром
1
Елизавета Семеновна не видела внука целый год. Дочка пообещала привезти Владика на летние каникулы. Бабушка радостно ждала его, представляя, как крепко обнимет и потреплет по розовым щечкам. Но встретив Владика, ахнула, удивившись, насколько он стал щупленьким и бледным.
– Ничего, внучек… Я тебя тут живо откормлю, – обещала она, – у меня скучно не будет. Данька каждый день в гости заходит, будешь с ним играть.
Мамы Владика и Данилы были родными сестрами. Некогда жили в одном селе и даже в соседних домах. Семь лет назад все изменилось. Родители Влада переехали в Петербург и забрали мальчика с собой. Их дом остался на плечах Елизаветы Семеновны. Родители Данилы не рискнули менять насиженное место.
Владик рос спокойным и задумчивым. На лбу извилистыми узорами тянулись тоненькие венки, а под глазами проступала синеватая дымка. Щеки казались впалыми и желтыми. Ребенок был на голову ниже сверстников, по комплекции напоминал худенькую девочку-первоклассницу. Родители бесконечно водили сына по больницам. Врачи проводили нужные анализы, а после проверки разводили руками и просили мать не торопить события.
Владик медленно бегал и не умел подтягиваться, плохо играл в футбол и получил прозвище «главного мазилы». Он стеснялся своего худого тела и с завистью смотрел на рослого и быстрого Данилу, с легкостью перепрыгивающего через забор. Они были одногодками, но Данька в свои десять лет выглядел на двенадцать. Вечерами тайком от брата Влад запирался в комнате и отжимался, пока перед глазами не мелькали мурашки. Через силу, чувствуя подступающую тошноту, Влад съедал все, что ему предлагали. Каждое утро раздевался по пояс, вертелся около зеркала, смотрел на торчащие ребра и выдающиеся худые плечи.
Елизавета Семеновна родилась сразу после войны. Хорошо помнила, как в детстве сосало живот от голода, и она с подругами ела листья лебеды. Помнила сладость душистых цветов акации и терпкий вкус недозревших абрикос. Прошло уже много лет после голодного детства, но бабушкин холодильник всегда был полон еды, а полки в подвале ломились от разносолов. По утрам она варила молочную кашу, добавляя щедрый кусок домашнего сливочного масла. Жарила блины с оладьями, пекла румяные пирожки с малиной и вишней, с зеленым луком и яйцами. Лепила пухленькие вареники, сдобренные сметаной. Готовила наваристые борщи и супы на утином мясе.
– Кушай, внучек, кушай! А то приехал со своего города, как глиста тощий…
– Спасибо, бабушка!
– Совсем тебя родители не кормят! Морят голодом дитя! – продолжала возмущаться.
– Я дома тоже хорошо ем. Просто у меня сложение такое. Худощавое! – пытался защититься Владик, вспоминая, как о нем говорили врачи.
Данила приходил в гости по несколько раз в день. Задирал брата, прозвал его слабаком, делая это тайком от родителей и бабушки. Владик болезненно реагировал
– Я не слабак, ясно тебе!
– Да? Давай на руках бороться… Слабо? – продолжал задирать Данила.
Мальчики ввязывались в спор. Данька вальяжно подходил к письменному столу и смахивал на пол все вещи. Снимал майку, оставаясь раздетым по пояс. Подрагивал плечами, как делали герои любимых боевиков, разминал руки. Владик просто ждал.
Они садились друг напротив друга и крепко хватались за руки. Влад закрывал глаза, крепко стискивал зубы, даже рычал, пытаясь одолеть брата. Даниле хватало полминуты, чтобы одержать верх.
– Ну что, съел, да! – С радостью вскрикивал Даня, – а говоришь мне, что не слабак…
– Ничего, мы еще посмотрим, – отвечал побежденный Влад, надеясь, что к концу лета одолеет брата.
– Я тебя сильнее во всем? Не веришь? – подначивал Даня, – пошли на турник подтягиваться. Или побежали километр наперегонки?
– В следующий раз – нехотя отвечал Влад, понимая, что проиграет.
На этом споры заканчивались. Даня, чувствуя превосходство, уходил на улицу к друзьям. Владик оставался дома и читал новую книгу. Родители оставили сыну планшет, но строго требовали играть не больше часа в день. Владик соблюдал правило, после пройденного тура, он клал игрушку на место, в верхний ящик стола.
Мальчик много читал, его завораживали приключения. Воображение играло, всякий раз он оказывался в каюте у смелого и грозного капитана, направляющего корабль на поиски затерянных миров. Через день бросался спасать галактику, рассекая космос на летающей тарелке. Потом отправлялся в опасное путешествие по пустыне, сражался с разбойниками и одичалыми племенами, защищал богатства каравана.
– Владик, пошел бы к Дане, погулял с ним – выдергивала его бабушка.
– Ага, сейчас дочитаю страничку, – отвечал внук и продолжал читать еще несколько часов подряд.
Вечерами он нехотя выходил на школьное поле к Даниле и его друзьям. Владик побаивался не то мяча, не то дико кричащих пацанов, сносящих все на своем пути. Плохо пасовал и не умел стоять на воротах, ошибался в силе удара, а когда ему улыбнулась удача, и пришлось бить пенальти в пустые ворота, мальчик разогнался, поскользнулся на траве и упал, так и не ударив по мячу.
– Вот слабак! Больше не выходи на поле, не позорь меня, – со злостью выговаривал Данила по дороге домой.
Владик шел молча. Его душили слезы, но разрыдаться при брате он не мог.
2
Кроме футбола у Данилы была еще одна страсть: рыбалка. Пару раз в неделю он заводил будильник и вставал в пять утра. На цыпочках прокрадывался на кухню, чтобы не разбудить родителей, брал несколько бутербродов, приготовленных еще вечером, бутылку с водой и бесшумно выходил из посапывающего дома. На пороге уже стояла удочка, ведро для рыбы, сачок и баночка с приманками.
Иногда папа брал его с собой в город, мальчик заходил в магазин для рыбаков с нескрываемым интересом рассматривал новенькие спиннинги, блестящие воблеры и блесны. Заслушивался разговорами мужиков, выбирающих очередные снасти. С наслаждением смотрел на большую надувную лодку, представляя, как однажды станет взрослым, купит ее и поедет удить рыбу.
Влад не раз просился с Даней на рыбалку. Мечтал, как закинет удочку и поймает огромную рыбину, какую брат никогда не ловил. Данила постоянно отнекивался: то забыл позвать с собой, то решил пойти на рыбалку в последний момент, даже соврал, что однажды заходил за братом, но не смог разбудить.
– Хочешь, я за рыбалку дам тебе планшет на две недели?
Предложение оказалось заманчивым. У брата был новенький планшет в кожаном чехле. Сенсор работал замечательно, не то что у Дани (его китайский фальсификат тормозил и уже давно просился в мусорное ведро). У Владика было закачано не меньше десяти стрелялок и гонок, работающих без интернета.
– По рукам! – согласился Даня.
Вечером Данила крутил в руках планшет, умело водил по экрану и изучал приложения.
– Вот это вещь, я понимаю! – с завистью вздохнул, – идем утром на Дарьевский мост, там хорошо клюет.
Мальчик ушел с футбольного поля раньше обычного. До глубокой ночи просидел в комнате, не расставаясь с игрушкой.
3
– Данька! Данька, вставай! – разбудил его голос. Цепкие и холодные пальцы сдавили теплое плечо и выдернули из сна.
– Ну что еще, – недовольно пробормотал мальчик.
– Данька, ты же обещал, что мы идем на рыбалку…. Я тебя с шести утра жду! – выговаривал Владик.
– Я проспал… – сел на постели и заметил, что часы показывали восемь, – ладно сейчас соберемся и пойдем.
Владику хотелось кинуться на брата и бить кулаками по его спортивному телу. Но мальчик лишь молча сжал кулаки, ногти до крови вжались в мягкую кожу ладони. Даня медленно, как бы издеваясь над братом, собрал снасти, нарезал пару бутербродов, взял хлеба, потому что червей забыл накопать.
В девять утра они тронулись на речку. Солнце ярко светило и согревало южным теплом. Легкий ветер трепал волосы мальчиков. Влад представлял, как вытянет огромную рыбину, а потом сделает фотку и отправит маме.
Даня хотел спать и думал лишь о том, как бы отстоять пару часиков на мосту, чтобы несносный брат – зануда и слабак – отстал от него. А потом вернуться домой и снова играть в стрелялки.
– Ты всегда на мосту ловишь? – спросил Владик.
– Ага. Иногда хожу в другие места, но это далековато, придется еще два часа топать.
К полудню солнце жарко палило. В ведре плавали две маленьких рыбешки. Улов оказался незавидным, фотографировать было стыдно. Разговор не клеился. Владик пытался рассказать о том, как мама водила его в Эрмитаж и военный музей, а папа вывозил в лес, где они собирали голубику.
– Нашел чем хвастаться! А мы клубнику собираем ведрами, – ответил Даня, – скоро пойдем домой. Печет сильно, да и клева нет, – продолжил мальчик.
– Ты хорошо плаваешь? У нас бассейн в школе есть, тренер даже нырять меня научил, – снова пытался завести разговор Владик.
– Ой! Нужен мне твой тренер! – с завистью ответил Даня, – я и сам научился нырять. Даже сальто могу делать.
Владик уже вынул удочку и готовился уходить, как у Дани заклевало.
– Клюет, клюет! – закричал он, пытаясь вынуть рыбину, но нечего не получалось, – ух ты здоровая какая!
Влад схватил сачок и быстро подал Даниле.
– У меня в шортах телефон. Сними, как я ее вытаскиваю. Только быстрее, пока не удрала, зараза.
Владик вынул смартфон из кармана, включил камеру и начал снимать.
– С другой стороны сниму сейчас! Вот так видос будет! – крикнул он Дане и неожиданно поскользнулся. Телефон выпал из рук и упал в реку. Мальчики замерли, молча наблюдая, как он тонет в темной воде. В этот же момент рыбина соскользнула с крючка.
– Прости, прости, Даня! Мы тебе новый купим! – виновато говорил брат.
– Слабак! Даже снять видос нормально не можешь! – со злостью кричал Данила, толкнул Влада в плечо! – Размазня! Бери и доставай его!
– Я не слабак и не размазня! – сказал Влад. Перелез через перила и нырнул в реку.
– Стой! Там же коряги торчат! Разобьешься! – Закричал Данила. Но ступни Влада уже скрылись под водой.
Мальчик с ужасом смотрел на мутную реку, вспоминая, как в прошлом году здесь разбился его друг – Колька. Он также нырнул с моста, ударился головой. Кольку вытащили из реки, смогли спасти, но он остался инвалидом.
Мальчик еще несколько секунд смотрел на волнующуюся воду, но Влад не выныривал. Даня сел на край моста, аккуратно опустился в реку, вдохнул полную грудь воздуха и нырнул. Глаза невыносимо резало, в мутной воде ничего не разобрать. Руками он нащупал глинистое дно, рядом острые коряги. Воздуха не хватало, и Даня выплыл, снова набрал полную грудь. Опять темнота. «Только найдись, только выживи!» – молил про себя.
Наконец рука нащупала что-то мягкое. Даня схватил брата за футболку и поплыл наружу. Владик начал судорожно хватать ртом воздух, цепляться за брата. Даня вспомнил о правилах спасения, подхватил мальчика рукой под подбородок и с трудом доплыл до глиняного берега.
Они сидели рядом друг с другом.
– Я не нашел твой телефон. Прости! – наконец, заикаясь, сказал Владик, – запутался шортами в коряге, воздуха стало не хватать… и больше ничего не помню… Спасибо, что спас!
– Никогда так больше не делай! Ты не слабак, слышишь, не слабак! – закричал Даня, размазывая слезы по щекам.
Владик ничего не ответил. Его била крупная дрожь, но не от холода, а от страха.
Дмитрий Шостак
Прогулки по воде
Закрывая дверь своей квартиры, Евгения Дмитриевна вспомнила о забытом кошельке и так резко вернулась назад, что столкнулась с собственным запахом. Это был запах старомодных духов, слегка неприятный запах изо рта, запах пудры и, как ей показалось, нафталина. Впервые за свои 43 года Евгения Дмитриева осознала, что слышит этот запах уже давно. Это был запах одинокой старости. Уже в лифте у неё навернулись слезы. Настроение было испорчено окончательно где-то между пятым и четвертым этажом. Идти на фирму не было никакого желания. Евгения Дмитриевна очень серьезно относилась к алкоголизму, и сейчас это было вполне обдуманным решением. Депрессия, как голодная акула, услышав запах негативных мыслей, накинулась на Евгению Дмитриевну, растерзала все хорошие воспоминания, не оставила не одного, и сейчас вся жизнь ей казалась пустой, неудавшейся. Еще примешивался комплекс возраста, мол «куда мне, уже поздно что-либо менять». Во всем городе не нашлось бы более несчастного человека, чем стоящая сейчас у винного прилавка Евгения Дмитриевна.
После пары рюмок коньяка вся эта история уже не казалась такой трагичной, что ей, собственно, ещё нужно было. Маленькое производство по разливу минеральной воды всегда приносило небольшие, но для скромной жизни в небольшом городке, приличные деньги. Единственное, что удручало, это плохие отношения с дочерью, но здесь поступаться принципами она не хотела. Вообще, надо сказать, принципы играли важную роль в её жизни. Евгения Дмитриевна считала, что благодаря её принципам она смогла встать на ноги, когда её бросил муж с трёхлетней Настюшей, организовать производство воды. Да много еще было «побед» благодаря принципам. Но одного она не добилась – найти подходящего мужчину ей так и не удалось. И Евгения Дмитриевна решила: раз у неё не было счастливого замужества, так уж дочке она его организует. Максим ей сразу не понравился, скорее оттого, что он художник. Творческие люди, как ей казалось, мужья ненадежные, непостоянные, как и их ремесло – сегодня на коне, а завтра… И хотя они встречались уже около года, своего отношения к нему мать так и не изменила, что служило причиной многих скандалов. «Ну, ничего, будет у меня дочка замужем за нормальным парнем, а не за этим. Ничего, перебесится», – думала Евгения Дмитриева, сидя с рюмкой коньяка перед телевизором, где розовощекие и холеные герои разыгрывали нешуточные страсти несуществующей жизни. И сейчас вся эта утренняя истерика казалась такой глупой и абсолютно не достойной внимания, что захотелось вспомнить, с чего она началась. Ах да, запах. И снова, словно дежавю, всплыл этот запах. На этот раз она отчетливо поняла, что впервые услышала его в тот вечер, когда она разругалась с дочерью и та уехала к Максиму. Это случалось и раньше. И она всегда возвращалась, но в тот вечер был этот запах, даже не запах, а чувство, что сейчас что-то изменилось. На следующий день, когда мать была на производстве, дочка вернулась домой, чтобы забрать вещи, оставив записку, что будет жить у Максима, и что не хочет, чтобы мать вмешивалась в её жизнь. Тогда эта записка возмутила её. Возмущение и сейчас осталось, но в нем уже не сквозило той беспринципной правотой, как в первый раз. И тут осознание, словно пуля, вонзилось в мозг: «А ведь я могу потерять единственного близкого человека из-за своих глупых амбиций». Последняя робкая попытка не думать об этом, а продолжать смотреть сериал, была разбита начавшийся рекламой. И уже не отдавая себе отчета, она понеслась по бурной реке мыслей и предположений, где за каждым поворотом разбивалась одна иллюзия за другой.
Этой ночью её мучила бессонница. Нет нечего страшнее бессонницы во время депрессии. Ночью, когда разум находится в сумеречном состоянии, слетают все защиты и предрассудки. В таком состоянии злые мысли, не сдержанные ничем, терзают тебя всю ночь. Все её достижения: приватизированная двухкомнатная квартира, производство, дом в деревне, машина – все эти материальные эквиваленты счастья в современной жизни были поддельными, они не приносили прежней радости. А дочь? Евгения Дмитриевна поняла, что никогда не сможет принять своего будущего зятя, к которому она сама не «приложила руку». Она бы хотела принять, но все её существо противилось бы этому. Она уже не искала ответы на возникающие вопросы, а с тупой покорностью продолжала разрушать свою, казалось бы, счастливую жизнь.
К рассвету, сказав себе: «Действительно, ночь – время откровений», она уснула. И приснилось ей озеро, невероятно гладкое, а наверху луна. И будто, луна была Властительницей всего, на что падало её сияние. А от горизонта до горизонта было только озеро, отражение луны и она. Невероятное чувство единения с водой, с луной ощутила Евгения Дмитриевна, и в этот момент она пошла. Под ногами расплывались круги, и луна светила все ярче и ярче. Сознание, что к луне и воде она может обращаться как к сестрам и в то же время как к себе самой, так поразило Евгению Дмитриевну, что в этот момент она проснулась.
Из-за стресса, похмелья и бессонной ночи завтракать особенно не хотелось. За пустым чаем пришла мысль: «А не поехать ли мне на дачу, в середине июня там так хорошо, хоть проветрюсь». И тут она вспомнила сон. С тоской посмотрела в окно и пошла одеваться. Нужно было съездить на производство, предупредить, кого следует и завести документы с печатью.
Закончив все дела в бухгалтерии, Евгения Дмитриевна спустилась в цех по разливу. По-хозяйски обводя взглядом помещение, остановилась на емкостях с «сырьем». Сырье. То, что в них содержалось, не было просто сырьем. Это было живое, единое с ней существо. Евгения Дмитриевна вернулась в офис и дала указание к её приезду изменить надписи на емкостях – написать «Вода» с большой буквы. Так и не поняв до конца побуждений своего поступка, она вышла на улицу.
По приезду в деревню Евгения Дмитриевна собрала кое-какую еду в корзину и отправилась на озеро. Оно вовсе не такое, как ей представлялось по пути сюда. Никакого сходства с озером из сна не было. С накатившей волной отчаянья Евгения Дмитриевна справилась, озеро хоть и не отличалось изумительной красотой, но все же было милое. Как бездомный щенок, вроде и брезгуешь к нему прикоснуться, но и нравится тоже. Подойдя поближе к кромке воды, она задумалась: «А что я тут вообще делаю? Стоило ли ехать из города, ведь от внутренних проблем не убежишь?» На душе снова стало тревожно. Но почему-то разрыдаться и пойти в ближайший магазин за вином, желания не было. Наоборот, здесь на чистом воздухе захотелось вызвать себя на дуэль и разобраться наконец, в чем же суть этого смятения. Этот вопрос она решила адресовать воде. Произнеся его про себя, она взглянула под ноги и встретилась со своим отражением. Это был вызов. На неё смотрела слегка толстоватая, но симпатичная женщина. Она получила даже больше, чем ответ. В её жизни не было достойного мужчины. И сейчас глядя на свое отражение, она поняла, что не так уж всё и упущено. «А если не получится? Зачем еще раз разбивать себе сердце? Хм… А чем я, собственно, рискую? К телевизору с рюмкой коньяка я всегда смогу вернуться. Значит, решено, первый этап – подготовительный».
Следующие две недели сильно преобразили Евгению Дмитриевну. Свежий воздух, здоровое питание и утренние пробежки подтянули фигуру, сняли отечность с лица, появился даже румянец. Каждое утро она бегала к озеру, оно уже не было чужим, каждая деталь его пейзажа была родной и любимой.
По приезду в город её встретили те же проблемы, которые она оставила, уезжая. Производство уже полгода не росло, а в городе появились, серьезны конкуренты. Плюс взаимоотношения с дочерью. Начать Евгения Дмитриевна решила с дочки. Обиды уже прошли, и захотелось встретиться. Как раз подоспела годовщина знакомства Максима и Насти, и её решили отметить у мамы. Весь день Евгения Дмитриевна провела в подготовке, и она касалась более её самой, нежели приготовления еды и внешнего вида. Евгения Дмитриевна искренне хотела подавить в себе желание узнать, на что они будут жить, если распишутся, как скоро будут иметь детей, а главное – на какие деньги будут их содержать. Почти полностью поборов себя, она стала ждать. Одно Евгения Дмитриевна не учла: изменившись внутренне, она не изменилась в глазах дочери. Вообще, надо сказать, зачинщицей раздоров была Анастасия. Максим в них участия не принимал и, держась нейтральной позиции, пытался хоть как-то примерить Настю с мамой. В этих скандалах Максим выступал в роли предмета спора. Дочка, споря с матерью, каждый раз приписывала все новые и новые достоинства, мать с каждым разом находила всё более ужасные пороки и недостатки. Когда тема о Максиме была исчерпана, наружу всплыли подростковые и детские обиды дочери, а матери начали припоминаться неблагодарное поведение и жестокость молодости к старой женщине. И не было видно ни конца, ни края эти раздорам. Все же попытка примирения была сделана.
Уже после этого вечера, находясь в разных концах города, и мать, и дочь пришли к одному и тому же выводу: «Вместе нам жить нельзя». Нет, скандала не было. Было кое-что похуже: тягучее молчание, пустые разговоры. Не прошло и часа как молодые, решив не портить себе такой вечер, уехали. «Но, ведь я её люблю, вот только как ей это показать?». И почти одновременно, в разных концах города, мать и дочка подумали одну и ту же мысль: «Мы любим друг друга, но наша любовь невозможна, если мы вместе долгое время». Когда Евгения Дмитриева уже держала радиотелефон в руке, он вдруг зазвонил. (У вас так бывало, захотелось позвонить близкому человеку, уже встали даже с кресла, как он сам тебе звонит?) Трудно сказать, что это был откровенный разговор, но слова не были важны, тогда мать и дочь общались совсем на другом языке. Этой ночью Евгения Дмитриевна тоже не могла заснуть, но причиной тому были не страхи, сомнения, неудовольствие – это было переполненное любовью сердце.
