Читать книгу: «Однажды в Берлине», страница 3
Глава 6
Лили Штейн сидела перед окном своей комнаты и тоже курила. Родители уже закрыли на это глаза, а брату вообще было плевать на сестру. Лили была белой вороной в их семье.
Девушке было двадцать пять.
Она росла обычной примерной девочкой, носила банты, играла дорогими куклами. Когда пришло время Лили пошла в школу, где показывала очень хорошие результаты. Она даже собиралась поехать в Цюрих, чтобы поступить в университет. Но отец воспротивился. Он не собирался давать дочери высшее образование. Всё, что он хотел, так это то, чтобы Лили вышла замуж и нарожала ему внуков. Но у девушки такого в планах не было. Она вообще не собиралась выходить замуж. Ещё учась в школе, она дала от ворот поворот Вильгельму Майеру. Тогда родители были не против. Но когда в восемнадцать лет Лили взбрыкнула против очередного ухажёра, родители заволновались. Тогда она ещё надеялась, что сможет добиться того, чтобы ей позволили получать высшее образование. Надеялась ещё и в двадцать. Но когда ей исполнился двадцать один год, к ней посватался очередной «жених», девушка встала на дыбы. Она не собиралась подчиняться никому: если ей не позволили учиться, то она не выйдет замуж!
Но на самом деле причина была в другом: Лили Штейн нравились девушки.
Чтобы ещё больше позлить родителей, она устроилась работать официанткой в кафе. Отец ничего не мог поделать с дочерью. Другой родитель силой бы выдал несносную дочь замуж, но старый офицер не оставлял надежды, что его дочь образумится.
И вот он ей сказал, что они с матерью уезжают, надеясь, что дочь осознает свою ошибку и поедет с ними. Рядом была Швейцария, богатая страна, а значит – завидные женихи. Но Лили отказалась. Тогда Штейну ничего не оставалось делать, как выполнить своё обещание и переписать квартиру на Лили. И сказать, что больше она от него не получит ни пфеннига. На что девушка просто пожала плечами.
А теперь она сидела перед открытым окном, курила и думала об Катрин Шван. Она не собиралась встречаться с тем молодым офицером… Почему? Какая у неё была на то причина? Лили хотела это выяснить. И если её надежды оправдаются, то они смогут вдвоём наслаждаться жизнью. В её квартире.
Вечером следующего дня Келлер сидел в гостиной и ждал в гости своего давнего товарища Рюдгера Лохмера. Они не виделись примерно полгода, и фон Гинсбург решил, что это нужно исправить.
С Лохмером они познакомились более десяти лет назад в баре «Эльдорадо» (Прим. До прихода к власти Гитлера бар был популярен среди гомосексуалов). Конечно, ни тот, ни другой не считали себя педерастами, но порой пользовались услугами тамошних мальчиков, готовых за копейки им отсосать. Или на то чтобы они им вставили. Иногда Лохмер и фон Гинсбург развлекались и вдвоём. Но это был их маленький секрет, и узнай о нём посторонние, не избежать им виселицы.
После смены власти бар закрыли, а проститутов, тех, кто не успел вовремя исчезнуть, казнили.
Хлопнула входная дверь и Келлер увидел, что пришла Шван.
– Катрин! – позвал он.
Девушка встала в проёме двери и вопросительно посмотрела на мужчину.
– Ты не хочешь сказать «добрый вечер, Келлер»?
Шван вздохнула:
– Добрый вечер, Келлер. Ты позволишь мне пойти в свою комнату? Я устала.
– Иди. Но скоро придёт мой друг и я бы хотел, чтобы ты поужинала с нами.
– А я могу отказаться? – без всякой надежды спросила девушка.
– Пожалуйста, – обворожительно улыбнулся мужчина, на что блондинка закатила глаза. Мужчина, наверное, думал, что он – душка. Хотя в глазах светился явно не добродушный взгляд.
– А фрау фон Гинсбург? – поинтересовалась она.
– Она сегодня гостит у подруги. Так что я бы хотел, чтобы ты разбавила нашу мужскую компанию.
– Хорошо, Келлер, – вздохнула Катрин. – Только ненадолго. Мне завтра ещё на работу.
Она понимала, что не стоит злит Келлера отказом. А ещё ей надо придумать, как Ангеле не поехать в дом Лохмера.
Сегодня ещё до окончания смены начальник вызвал Ангелу к себе в кабинет и Шмид, проходя мимо Катрин, шёпотом попросила её не ждать. Шван хотела схватить подругу за руку, но брюнетка быстро прошла мимо Шван и проследовала за Лохмером с гордо поднятой головой.
Блондинке тогда вдруг подумалось, что именно вот так шла на гильотину Мария-Антуанетта.
В дверь позвонили минут через пятнадцать.
– Открой, – улыбнувшись, попросил Келлер Катрин, но в голосе улавливались приказные нотки. Чёрт, если так будет продолжаться, то она не выдержит полтора месяца и ей придётся искать временное жильё до того, как сможет переехать к Лили. И она скорее врежет этому самодовольному самцу между глаз, соберёт свои вещи и уйдёт. Она найдёт, где жить. Даже если это будет комнатушка как у Ангелы. Уж лучше так. Чем терпеть всё это.
Катрин открыла дверь квартиры и замерла, как вкопанная. Перед ней стоял гер Лохмер, начальник телефонной станции собственной персоной! Так значит он и Келлер – друзья? Этого ещё не хватало!
В руках Рюдгера были цветы, бутылка шнапса, а подмышкой – коробка конфет.
– Рюдгер, это ты? – послышался голос из гостиной.
– Фрёйлин Шван, вы меня впустите? – улыбнувшись, прошептал мужчина. Катрин отошла в сторону, давая возможность Лохмеру войти внутрь. – Да, это я! – мужчина посмотрел на всё ещё пребывающую в ступоре Шван и всучил ей цветы и конфеты.
– Рюди, ах ты сучёнш, – Катрин грубовато оттолкнули, и она увидела, как Келлер накинулся на Рюдгера с жаркими объятиями.
– Я, чёрт тебя дери, попросил тебя так меня больше не называть, – с деланным недовольством рассмеялся Лохмер, – Нам уже давно не двадцать!
– Да ладно тебе! Кетхен, лапуля, накрывай на стол уже, чего стоишь как столб!
Келлер вдруг наклонился и жёстко поцеловал девушку в губы, схватив ту за лицо.
– Блять… – пробормотала девушка уже на кухне. Она с трудом сдержала себя, чтобы не дать мужчине по яйцам – Кетхен…
– Так значит, ты у нас начальник телефонной станции и Катрин работает у тебя?
Шван скрепя сердце исполняла роль доброй домохозяйки, раскладывая по тарелкам кусочки «зауэрбратен» (Прим. свинина, замаринованная на неделю в вине, уксусе и приправах и позже запечённая) и картофельные шарики. Всё это заблаговременно приготовила мать Келлера.
– Да, но я через два-три месяца отправляюсь на фронт. Только пройду переподготовку и получу повышение. Хочу всё-таки горным егерем, если повезёт.
Фон Гинсбург понимающе хмыкнул. Друга всегда тянуло в горы, сколько он помнил.
– Это отличные новости, надо выпить за это! – Келлер плеснул в две рюмки шнапс. – Как я тебе завидую, Рюдгер! А меня вот списали в тыл, – мужчина помахал искалеченной рукой. – Чёртов снаряд.
– Главное, что тебе только руку оторвало, а не что-то другое. О, Катрин, прошу прощения, – извинился Лохмер.
Шван ковырялась в своей тарелке.
Мужчины выпили и Келлер сразу же ещё налил. Потом фон Гинсбург начал рассказывать про войну и Шван стало совсем тоскливо. За всеми этими рассказами мужчины выпили всю бутылку. И Келлер попросил девушку принести ещё одну из бара. Когда бутылка была на столе, Келлер взял Катрин за руку и, поцеловав в ладонь, попросил:
– Лапуля, принеси-ка нам ещё пива из холодильника, будь душкой.
И шлёпнул её по попе. Этого Шван уже не вытерпела.
– Слушай, Келлер, а не пошёл бы ты и сам не принёс своё грёбаное пиво! Я тебе не служанка! – недовольно воскликнула она.
У мужчины заиграли желваки, а глаза налились кровью. Но тут рассмеялся Рюдгер, пытаясь разрядить напряжение.
– Да ладно тебе. Катрин устала после работы и имеет право отдохнуть. Вот когда она станет доброй женой, и не будет работать…
Шван, нахмурившись, переводила взгляд с одного мужчины на другого и обратно. Лицо Келлера, наконец, приобрело нормальный цвет, и он улыбнулся.
– Да, ты прав. Прости меня, родная. Думаю, что ты можешь нас оставить. Тебе, наверное, уже наскучили наши мужские разговоры.
Выражение лица блондинки было наполнено лёгким сарказмом и её взгляд говорил: «Да неужели? Мне позволено уйти?»
Девушка ушла в свою комнату, но дверь оставила приоткрытой. Мужчины уже были подшофе и говорили достаточно громко. А Катрин была уверена, что Лохмер обязательно вспомнит про Ангелу. Она знала, как мужчины, подобные Келлеру и Рюдгеру, любят хвастаться своими подвигами.
Разговор и правда перешёл на Шмид, как и ожидала Катрин.
– Ты знал, что твоя невеста привела на работу жидовку?
Шван нахмурилась. «Невеста»? Она не ослышалась? Вот значит, что значили слова о «доброй жене».
– Ну, чисто технически… – Катрин услышала смешок Келлера, – она ещё не моя невеста. Но я собираюсь это исправить. И ты взял?
– Конечно. Ты как думаешь?
Послышался мужской гогот.
– Я, правда, ещё не уложил её в койку, но это дело времени. Я завтра везу её к себе домой. Могу пригласить в гости и тебя.
Катрин в ужасе распахнула глаза и с трудом сдержала гневный возглас. Нет! Этого нельзя допустить! Ангела наедине с Лохмером и фон Гинсбургом?! Что они сделают с бедной девушкой?
– Я не прочь. Я ещё никогда не трахал еврейку.
– Это нужно исправить. Кстати, мне кажется, что они не просто знакомые. Они подруги. Ты смотри, Келлер. Не гоже будущей жене гауптштурмфюрера водить дружбу с такой швалью.
– Я это исправлю, Рюдгер, не переживай. Катрин у меня забудет быстро, как дружить с евреями.
Келлер проводил Рюдгера и направился прямиком к комнате Катрин. Та сделала вид, что спит. Она сейчас не хотела ни видеть, ни слышать мужчину.
– Кетхен… – чуть слышно позвал её Келлер. Но ответа не было. – Слушай, – совершенно спокойным тоном продолжил мужчина, – если ты не спишь, то внимательно меня выслушай. Я тебе запрещаю общаться с Ангелой Шмид. Если ты хочешь, чтобы с девкой всё было хорошо, то ты забудешь её: где она живёт, как выглядит. Всё! Ты меня поняла? А ещё мы завтра пойдём в магазин и выберем тебе кольцо на помолвку. Рюдгер дал тебе выходной.
Тут Шван не выдержала и села в кровати, чуть не уронив одеяло, но успев прикрыться.
– Кольцо? С чего ты взял, что я соглашусь выйти за тебя? – возмущённо воскликнула она.
– Потому что мне нужна жена. Ха, ты всё-такие не спишь! – с каким-то ехидством крикнул мужчина.
– Слушай, – Катрин сглотнула. – Я согласна забыть об Ангеле, но вокруг полно других девушек.
– А я хочу тебя! – Келлер схватил Катрин за подбородок и больно сжал. Но голос его оставался таким же ровным. А вот глаза напоминали две холодные льдинки. – Если ты мне откажешь, то завтра же в полицию поступит анонимный донос, что Ангела Шмид – вражеская шпионка. Ты меня поняла?
Шван дёрнула головой. Слёзы боли и отчаяния вдруг подступили к глазам, а в горле встал ком.
– Я с ней должна поговорить, Келлер. В последний раз. И всё, обещаю, что я больше не вспомню о ней.
– Да что тебе до неё? – не понял Келлер и вдруг замолчал. Его пронзила догадка. – Вы что? Трахаетесь? Да ты понимаешь, что это значит?
– Нет! – хлестанула словом Катрин. С чего это вдруг у мужчины появились такие мысли? – И не смей так говорить. Это ты – трахаешь уличных девок. А Ангела мне просто подруга… Была.
– Ну хорошо, если так, – он отпустил её подбородок. – Но если нет, то я самолично опущу нож гильотины на её шею, а её отпрыска пристрелю. Ладно, можешь встретиться с ней в последний раз, чтоб не думала, что я такой уж изверг.
Фон Гинсбург грубо схватил Катрин за волосы и, притянув к себе начал целовать, проникнув языком в рот девушки. Шван понимала, что в данной ситуации сопротивление бесполезно и она позволила Келлеру его действия, надеясь, что сегодня он всё же не зайдёт далеко. И, правда, мужчина заставил сбросить одеяло и больно потискал её грудь. Оторвавшись от губ девушки, он улыбнулся.
– Не сегодня, лапуля, не сегодня, – он тихо рассмеялся. – Я же не могу спать с добропорядочной фрёйлин. Вот будет объявлено об официальной помолвке, вот тогда ты станешь моей. А пока спи, любовь моя.
Келлер вышел, а Катрин упала лицом в подушку и разрыдалась. Она не знала, что делать. Девушка была в отчаянии. Она боялась своего будущего мужа, но ещё больший страх у неё был за Ангелу. Что будет с ней? Ведь Келлер мог забрать данное обещание, как и Лохмер. Ей как-то нужно помочь Ангеле.
Девушке нужно покинуть Берлин и как можно скорее. Но её трудовая книжка была в шкафу у Лохмера. И куда она сунется со своим жёлтым паспортом?
Как же всё быстро закрутилось. Буквально недавно она встретила брюнетку и радовалась, что у неё появилась подруга. А теперь вдруг она вынуждена выйти замуж за гауптштурмфюрера СС Келлера фон Гинсбурга.
И тут Шван вспомнила Лили. Она тогда сказала, когда они курили, что её отец когда-то работал в паспортном столе и в своё время пытался пристроить Штейн паспортисткой. Это был один шанс на миллион. Его даже шансом с натяжкой можно было назвать. Но всё же, может быть стоило попытаться?
Катрин встала с кровати и вытерла слёзы. Через стенку слышался громкий мужской храп. Девушка поморщилась. Но Келлер спал, а значит, она могла спокойно открыть окно и покурить, чтобы успокоить нервы. Интересно, они полностью допили вторую бутылку?
Катрин плеснула в кружку примерно пятьдесят грамм и вернулась в комнату. Она открыла окно и закурила. Попивая алкоголь мелкими глоточками, девушка думала о Ангеле. Ей безумно хотелось оказаться сейчас в её маленькой квартирке и просто обнять. Сказать, что она защитит её ото всех бед на свете.
– Ангела… – прошептала Катрин, глядя на луну.
Шмид проснулась и открыла глаза. Ей вдруг показалось, что она слышит голос Катрин. Но в комнате кроме неё и Роберта никого не было.
Сегодня она снова прошла через унижение в кабинете гера Лохмера. А завтрашний день можно точно назвать экзекуцией. Она понимала, что начальник телефонной станции тот ещё извращенец. Но она вытерпит, вытерпит ради Роби. Но что потом? Что будет с ними через месяц или через год? Условия жизни евреев ухудшались день ото дня. Катрин обещала что-нибудь придумать. Но сможет ли? Девушке в это верилось с трудом. Нужно было что-то предпринимать. И Ангела решила. Она согласиться на всё, что предложит Лохмер, главное, чтобы тот платил деньги. Они потуже затянут пояса, а она начнёт откладывать. Когда сумма будет более или менее достаточной, они постараются сбежать из Берлина. И пусть трудовая книжка останется на телефонной станции. Это не важно. Куда уехать, это она решит позже. Нужно всё серьёзно обдумать. А что будет с Катрин? Её экзекутор обмолвился, что его друг, фон Гинсбург, намерен жениться на девушке, которая снимает у него комнату. А значит, у неё всё будет хорошо. Жене офицера СС ничего не может угрожать. А она, Ангела, должна в первую очередь думать о сыне. Как ни больно было брюнетке думать о том, что когда-нибудь её придётся расстаться с блондинкой навсегда, она ничего не могла с этим поделать. Такова горькая правда жизни. Она быстро забудет её, ведь они были знакомы всего несколько дней.
Лейтенант Трумэн откинул тетрадь. В нём всё клокотало от ненависти к двум немцам. Это недочеловеки! Бедная Ангела Шмид.
Но мир должен узнать историю этой девушки. Он уже сделал кое-какие намётки и понимал, что история, наверняка, будет тяжёлой, но она стоила того, чтобы увидеть свет. Он ещё не смотрел в конец дневника. Ему было немного страшно, несмотря на то, что он был солдат и многое повидал. Он боялся, что дневник оборвётся на половине, а это значило бы, что девушка погибла. И это скорее всего. Но мужчина не хотел думать об этом. Уэйн поднялся с койки, положил тетрадь в «Mein Kampf», который нашёл в одном из разграбленных домов. Книгу он сохранил, несмотря на то, что это был манифест главного фашиста Германии. К этой книге мужчина относился просто как историческому документу, считая, что даже такие книги нужно сохранять. Нельзя безумно уничтожать всё подряд.
Положив книгу в свой мешок, мужчина покинул дом, в котором квартировал и направился в бар. За стойкой он увидел Янга и подсел к нему.
– Ты не против? – спросил он.
– Нет, сэр, – улыбнулся парень. В руках у него было письмо, а на столе лежало фото миловидной девушки, похожей на Билли.
Уэйн попросил бармена бутылку пива и, отпив глоток, взял фото девушки в руку.
– Твоя сестра?
– Да. Элис. Я скучаю по ней.
– Ничего, Билли, – не по уставу назвал Уэйн рядового, по имени. Но они сейчас отдыхали. И похлопал по-приятельски по спине. – Скоро домой. И ты сможешь обнять свою сестрёнку.
Глава 7
Катрин открыла глаза.
Осеннее утро было таким, каким и положено быть осеннему утру: серые тяжёлые облака нависли над Берлином, готовые пролиться дождём.
На душе Шван было так же пасмурно. Но девушка не хотела верить, что всё кончено. Что она выйдет замуж, что фон Гинсбург запрёт её в этой квартире и лишит кислорода. Лишит её свободы, а значит и жизни. Нужно было что-то думать и решать. Нужно было как-то действовать.
Мысли Катрин перекинулись на Ангелу. Как так случилось, что всего за несколько дней Шмид ей стала на столько родной, что она беспокоится и о её жизни? По идее, ей должно было быть наплевать на еврейку. Пусть сама выпутывается из сложившейся ситуации! Но нет. Катрин не могла так поступить. И дело было даже не этих в необъяснимых чувствах, которые возникли в сердце девушки. Или всё-таки в них? И ещё был Роби, малыш с пухлыми щёчками и карими глазами матери.
Катрин накинула халат и пошла в ванную. До приезда Келлера девушка не задумывалась о наличии шпингалета в комнате, даже не пользуясь им, когда принимала душ или ванну. Но теперь была рада, что тот всё-таки был.
Закрывшись, Шван скинула одежду и стала набирать ванну. Скоро счастливые деньки, когда она могла блаженно нежиться в пене, закончатся. А пока она ещё может немного расслабиться. Но девушка не переставала думать, как ей избежать ненавистного замужества и не подставить при этом Ангелу. Поможет ли Лили? В этом Катрин была не уверена. Зачем немке подставлять себя, пытаясь выправить фальшивые документы евреям? И если она расскажет Штейн о своей подруге и её сыне, не сделает ли она этим ещё хуже?
Катрин с головой опустилась в воду, зажав нос пальцами. Так можно свихнуться! Лёжа под водой, девушка всё прокручивала в голове разные варианты того, как она сможет избежать замужества и при этом не уничтожить подругу с ребёнком.
Выйдя из ванной комнаты, Шван повела носом. Похоже, фрау фон Гинсбург вернулась из гостей и готовила для сына завтрак. Женщина пекла свои фирменные булочки из картофельного теста. Катрин пробовала их и честно сказать, они ей очень понравилось, что скрывать.
Девушке удалось незамеченной прошмыгнуть в свою комнату, пока Клара суетилась у плиты с омлетом. Женщина очень любила своего Келлера и считала, похоже, его самым лучшим сыном на всём целом свете.
Катрин сушила волосы полотенцем, когда вдруг поняла, что она уже не одна в комнате. Она резко обернулась и встретилась взглядом с глазами холодного голубого цвета.
– Келлер! Тебя не учили стучать? – блондинка поморщилась. На Келлере сегодня не было ничего, кроме домашних брюк: он был босиком и без майки, так что девушка могла лицезреть его волосатую грудь. Скорее всего, мужчина направлялся в душ. В отличии от многих мужчин, Келлер мылся каждый день и следил за собой. Если бы Шван не была той, кем она была, то скорее всего она обратила бы своё внимание на гауптштурмфюрера и была бы счастлива. Наверное.
– Это мой дом, Кетхен, не забывай, – улыбнулся мужчина и сделал шаг к девушке.
– Твоя мать дома… – предупредила Шван.
– Я знаю, – фон Гинсбург сделал ещё шаг, и Катрин оказалась прижатой к подоконнику. Келлер взял из её рук полотенце и кинул на кровать. Он провёл пальцами по щеке девушки. Нежно. Заправил влажный локон за ухо. Катрин посмотрела в сторону двери. Та была открыта. Наклонился к шее и вдохнул аромат, исходящий от чистого тела блондинки, коснувшись легонько губами её кожи. Шван не могла понять, с чего вдруг столько ласки?
– Келлер? – послышался голос из прихожей. И тут же в дверях появилась Клара. – Ой, – смутилась она.
– Мама? Прости, – мужчина обернулся и улыбнулся. – Я не хотел тебя смущать. Но раз ты это увидела, – он взял девушку за руку. – Я просто зашёл пожелать Катрин «доброе утро». Мы хотели сказать об этом за завтраком, но раз ты увидела…
– Неужели? – догадалась Клара.
– Да, мы сегодня идём выбирать моей невесте кольцо, – широко улыбнулся мужчина. Казалось, он был искренне счастлив и влюблён.
– Келлер! Катрин! Мои родные! Как я рада… Всё, не буду вам мешать. Завтрак скоро будет готов, я вас жду, – суетливо пробормотала женщина.
Когда за фрау закрылась дверь, нежность Келлера точно водой смыло. Он грубо схватил её за лицо и посмотрел в глаза:
– Ты не забыла про наш с тобой уговор?
– Почему я, Келлер? Почему ты хочешь жениться именно на мне? – недоумевая спросила блондинка. Она честно не понимала мужчину, почему именно на ней он остановил свой выбор. – Вокруг полно девушек, которые с радостью примут твоё предложение!
– Потому что ты нравишься моей матери, – он резко отпустил её подбородок. – Я хочу, чтобы она была счастлива. Да и мне, как ни странно ты тоже нравишься. Кстати, мама мне рассказала, кто был твой отец. Так что, если Шмид тебя не остановит от свадьбы, это сделают твои родители. Я подниму документы и сообщу в полицию, что твой отец участвовал в путче против фюрера.
– Я тогда была ребёнком! – попыталась защититься девушка.
– Не таким уж ты была и ребёнком, лапуля. К тому же после ареста твоих папочки и мамочки ты сбежала из Берлина. А кто сбегает? Правильно! Догадливая девочка. Если не хочешь закончить свои дни в концлагере, где, чтобы выжить, тебе придётся стать шлюхой, то ты выйдешь за меня замуж!
Шван закрыла глаза. Келлер припёр её к стенке. Ну зачем она рассказала фон Гинсбург о своей жизни? Ну кто её тянул за язык? Сама себе ещё глубже выкопала могилу.
Катрин почувствовала, как мужские руки развязывают пояс её халата и она, открыв глаза, попыталась воспротивиться. На что получила лишь усмешку. Через мгновение халат валялся у ног, и Катрин стояла перед мужчиной в одной тоненькой сорочке, которая ничего не скрывала. Облизав губы, Келлер скользил взглядом по телу блондинки.
– Снимай! – наконец приказал он.
Катрин покачала головой.
– Я сказал, снимай! – прошипел мужчина. Не получив ответа, он рванул ворот сорочки, и тонкая ткань затрещала и порвалась. Сорочка упала к ногам девушки, и перед мужчиной предстало прекрасное юное тело, как у греческой богини с прозрачной мраморной кожей: круглые плечи, небольшая упругая грудь, округлые бёдра. Взгляд мужчины вожделенно скользил по телу, пока не остановился на гладковыбритом лобке. Такое он видел только у проституток. У других женщин, которые побывали в постели с ним, как немок, так и с завоёванных территорий, между ног всегда были волосы. Но Келлера это скорее возбудило ещё больше. Он сглотнул, чувствуя, как нарастает в нём желание. Его рука было потянулась к груди, но он смог взять себя в руки. Фон Гинсбург грубо погладил её по щеке и прошептал:
– Будь готова через десять минут. Поняла? – так как Шван молчала, он дал ей лёгкую пощёчину. – Ты поняла меня?
– Да, Келлер, я тебя отлично поняла, – сквозь зубы, сдерживая слёзы бессилия и злости, ответила Катрин.
– Вот и отлично… – мужчина всё же не удержался, он жёстко схватил Катрин одной рукой за ягодицу, а другой за грудь, прижался к её обнажённому телу. Она почувствовала его орган, который даже сквозь брюки показался большим и закрыла глаза, уже готовая ко всему. Но фон Гинсбург резко её отпустил и толкнул на кровать.
– Не сейчас, лапуля. Вечером, – уже возле двери он обернулся и повторил. – Десять минут. А потом мы позавтракаем. А позже пойдём, погуляем и куплю своей невесте кольцо и что-нибудь ещё, – он наклонился, и подняв с пола порванную сорочку, кинул той в девушку. – Тебе нужно обновить гардероб.
И быстрым шагом направился в ванную комнату, чтобы под холодным душем снять напряжение.
Блондинка встала с кровати, скинув с себя ткань и со злостью пнула лежащий на полу халат.
– Я убью тебя, гауптштурмфюрер фон Гинсбург! Даю слово, я убью тебя! – прошептала девушка.
Ровно через десять минут дверь в комнату Катрин снова открылась. Девушка сидела перед зеркалом и наносила ярко-красную губную помаду. Восхищённый взгляд Келлера, который тот не смог скрыть, дал девушке понять, что она затеяла опасную игру, ступив на очень тонкий лёд. Раз на неё так посмотрел её «жених», значит, она будет сегодня в фаворе. Но ей безумно хотелось позлить мужчину.
Фон Гинсбург был при полном параде: в форме офицера СС, гладко выбрит и с зачёсанными назад волосами, уложенных с помощью геля. И пах он тоже, как влюблённый жених.
– Любимая, мы тебя ждём, – с улыбкой того же влюблённого жениха проворковал мужчина.
– О, Келлер, – обворожительно улыбнулась Катрин. Её голос звучал чуть громче обычного, чтобы слышала фрау фон Гинсбург. Тон девушка сделала как можно обворожительнее, хотя глаза, смотревшие на мужчину, были словно кусочки льда. – Извини меня. Я уже готова.
Катрин встала со стула и, пройдя мимо мужчины и легонько коснувшись пальчиками его щёки, обдала его ароматом цветочного шлейфа. Мужчина чуть не взвыл, чувствуя, как в нём снова начинает расти желание. Но ничего, он ей покажет сегодня ночью! Он больно схватил Катрин за запястье, хотя на его лице было всё то же восхищённое выражение. Девушка удивлённо обернулась.
– Скоро я сотру эту помаду шлюхи с твоих губ… – прошептал Келлер, чтобы его слышала только Катрин.
– Ты делаешь мне больно, дорогой, – с той же обворожительной улыбкой прошептала девушка. – Это будет позже. А пока позволь мне наслаждаться моей помадой.
– Сука… – прошипел мужчина, но руку отпустил.
– Девочка моя! – фрау фон Гинсбург появилась в дверях столовой. – Ты выглядишь очаровательно!
Катрин покрутилась вокруг себя так, чтобы полы её платья и волосы начали развеваться, словно на ветру.
– Фрау, только вы и заметили это, – обиженным тоном проворковала блондинка, глянув на мужчину, который стоял, оперевшись плечом о косяк двери и скрестив на груди руки. На его губах блуждала мечтательная улыбка, но Катрин знала, что за этой улыбкой прячется волчий оскал.
– Сынок, ну что ты! – Клара осуждающе покачала головой. А Келлер смотрел на Катрин и понимал, что если физически он сможет себе подчинить Катрин Шван, то вот морально сломить девушку, если он и сможет, то с большим трудом. В этой девушке было слишком много внутренней силы. Это его и восхищало, и приводило в лютую ярость одновременно. «Ну, ничего, дорогая, посмотрим, что ты запоёшь ночью…» – подумал про себя мужчина, а вслух сказал:
– Да у меня просто нет слов, мама! Катрин самая замечательная девушка на свете!
– И ты тоже можешь звать меня мамой, – улыбнулась женщина, беря девушку под руку. Катрин обернулась и, посмотрев на фон Гинсбурга, подмигнула ему. Она увидела, как на щеках его заиграли желваки и он, поднеся руку к своему горлу одними губами сказал:
– Я убью тебя!
Катрин отвернулась, она постаралась держать себя в руках. Но от взгляда гауптштурмфюрера у неё пробежала по спине мелкая дрожь, и ей стало страшно. Она поняла, что Келлер, не моргнув глазом, на самом деле может убить её. Она знала, что, начиная с 1933 года и до объявления войны, Келлер фон Гинсбург работал помощником директора в Дахау. (Прим. Концентрационный лагерь, основанный 22 марта 1933 года, неподалёку от Мюнхена. До начала Второй мировой войны в Дахау содержались люди, считавшиеся по разным причинам «загрязняющими» арийскую расу. Это были политические противники нацистского режима, прежде всего коммунисты, социалисты, оппозиционные режиму священнослужители, а также душевнобольные, проститутки, наркоманы и др.)
Катрин решила сыграть из себя будущую примерную жену, зная, что это будет бесить Келлера. Пока мужчина подвигал матери стул, Шван разложила омлет по тарелкам и разлила по стаканам апельсиновый сок. Первую порцию она поставила перед мужчиной, как будто ненароком задев его плечом и едва не расплескав сок на форму.
– Ой, прости дорогой, – она видела, как тот с трудом сдерживал свой гнев. Мужчина выдавил из себя улыбку и пробормотал:
– Всё хорошо, любимая.
Потом омлет и апельсиновый сок были оставлены перед фрау фон Гинсбург и уже после этого Катрин села сама со своей порцией.
– Келлер, тебе сделать бутерброд? – проворковала Катрин, указывая на картофельные булочки.
– Спасибо. Я сам, – буркнул мужчина. Он с трудом сдерживал свою злобу, которая клокотала в нём. Шван чувствовала это. Она понимала, что скоро ей придётся за это расплачиваться, но сейчас она хотела получить от этого удовольствие.
Катрин едва сдерживала смех, видя с каким трудом даётся мужчине любезность. А фрау фон Гинсбург будто бы ничего не замечала, радуясь за сына и за Катрин.
После завтрака Катрин с Келлером выпили кофе, а Клара свой неизменно-любимый фруктовый чай. Келлер вдруг сообщил, что вчера ему пришло предложение вновь вернуться в Дахау.
– И что ты ответил, сынок? – спокойно спросила его мать. То, что она спокойно воспринимала работу сына в таком месте, блондинка не могла понять. Но это говорило о том, что машина пропаганды работала полным ходом.
– Я сказал, что очень рад предоставленной мне возможности, но попросил небольшую отсрочку, сказав, что у меня скоро свадьба, – мужчина погладил руку Шван. – Мне дали ещё месяц отпуска. Так что чем скорее мы поженимся, Катрин, – Келлер поцеловал девушку в макушку. – Тем лучше. Что скажешь?
– Как жаль, что ты уедешь так скоро… – вздохнула пожилая фрау.
– Дела страны превыше всего, мама.
Катрин «прискорбно» вздохнула.
– Мне так не хочется покидать этот дом. Вы мне стали настоящей матерью, Клара.
Келлер достал карманные часы и посмотрев, сказал:
– Мама, мы, наверное, пойдём с Катрин. Хочу сводить её в кино и по магазинам. Скоро нас не жди.
Катрин сидела в зале с Келлером и смотрела фильм «Квекс из Гитлерюгенда», который рассказывал о мальчике, отец которого был безработным коммунистом и любителем выпить. Сам же мальчик проникся идеями национал-социализма, за что и погиб.
Выходя из кинотеатра, Катрин не могла отделаться от паршивого чувства: что будет, если Роберт вдруг станет таким же? Ведь его отец – немец. Да, людям успешно промывали мозги. Если мальчик узнает, кто его настоящий отец (кто из… – Шван чуть не передёрнуло от воспоминаний от откровений Ангелы)
– Что с тобой? – Келлер почувствовал что-то.
– Всё хорошо, – отмахнулась девушка. – Я всё ещё под впечатлением от фильма.
– Я хочу сына, – вдруг сказал мужчина.
– Ну, это так быстро не получится, – усмехнулась Шван.
– А ты уж постарайся. Благодари бога, что я не беру тебя с собой. Быть может.
– Какое счастье! – девушка закатила глаза. На самом деле она была очень рада услышать, что остаётся в Берлине. Катрин боялась, что Келлер заберёт её с собой в Дахау.
