Читать книгу: «Непобедимый. Право на семью», страница 3

7
Полина

– Боксеры все отбитые, – изрекает Мира деловито и фыркает.

– Сказала дочь и сестра чемпионов, – лениво отзываюсь я.

Стрельнув взглядами в сторону ринга, на котором в этот момент спаррингуется Миша, не сговариваясь, перекатываемся с животов на спины. Скользим по мату, пока не оказываемся плечом к плечу. Все движения неосознанные, отработанные годами и синхронные. Замираем, когда волосы – ее светлые и мои темные – смешиваются.

– Говорю, как есть, – тем же тоном продолжает подруга. Сплетая под грудью пальцы, умудряется ими жестикулировать. – Вот я бы ни за что не связала свою жизнь с кем-то из этой системы.

– Но ты же сама любишь бокс, – возмущаюсь, не повышая голоса.

– Бокс. Но не боксеров, – акцентирует Мира.

– Как можно их не любить? Не восхищаться? Это же… Такая сила! Такая мощь! Такая энергия! – тем же шепотом выдаю все нужные интонации, чтобы отразить свой восторг.

Мечтательно вздыхаю. Перед глазами, конечно же, только Тихомиров стоит. Сдерживаюсь, чтобы не приподняться и в ту же секунду не найти его взглядом.

– Это все, конечно, круто, – соглашается Мира. Заполняя паузу, какой-то четкий снисходительный звук издает. – Но они же… – взмах рукой по воздуху. – Запаянные.

– Мой папа – нет.

На первых секундах протеста именно он всплывает в мыслях.

– Это сейчас. Ты просто не знала его молодым, – выдает Мира тоном признанного эксперта. – Вот взять хотя бы моего… Из-за чертового бокса он четыре года даже не знал о существовании Миши! – шепчет выразительно, слегка повернув ко мне лицо. – Ты же читала «Птичку для чемпиона»? – вопрос риторический, потому как подруга знает, что читала. Но я все равно машинально киваю. – Бабуля уверяет, что все, как есть, описала. Без прикрас. Там все правда.

Это я тоже знаю. Но… Там обстоятельства!

– Ну, Медведь же ее любил! – болею, как за любимых персонажей, а не как за реальных людей. – Просто… Так сложились обстоятельства! А твоя мама… Она слишком робкая. Если бы она позвонила, написала, сообщила о сыне… Хоть что-то сделала! Все было бы иначе!

– Да при чем здесь сын? Он в принципе не должен был ее бросать! А ведь бросил! Ради этого долбаного бокса.

Не первый раз поднимаем эту тему. Не первый раз спорим. Как умеем только мы с Мирой – шепотом, но с яркими интонациями.

– Это ей не надо было его отпускать! Он прощался, а она что? Стояла и удачи желала! Вот я бы… – на эмоциях дыхания не хватает. – Я не такая! Я своего добьюсь! Еще до свадьбы! Вот увидишь, Мирочка.

– «Своего» – это ты о чем?

– О любви, конечно!

– Хочешь, чтобы Миша в тебя втрескался?

– Ну да…

– Не обижайся, но ты как-то слишком легко ему досталась, – заключает подруга, как всегда, откровенно. – Зачем сразу соглашалась? Явился, сделал предложение, а ты и сдалась со всеми потрохами! – очень редко она меня ругает. А тут прямо-таки проходится по моей гордости. И не возразить ведь! Так и выглядит. – Надо было заставить его побегать! Добиваться! – шипит Мира выразительно.

– Хм… – тяжело выдаю я. В голове безумно крутятся шестеренки. Идей столько генерируется, что какую-то одну сложно ухватить. – Время еще есть. Думаешь, следует заставить его понервничать?

– Непременно! А то такое чувство, что он на тебе женится только потому, что ему время пришло, а ты – подходящая партия.

Я морщусь и бросаю в ее сторону хмурый взгляд.

– Говорю, как есть, – привычно разводит руками.

– Знаю, – киваю, не скрывая огорчения. – Он заявил, что после свадьбы… все будет, как он пожелает.

– А ты что?

Пожимаю плечами, мол, что я могла ответить.

– Сказала, что в таком случае будем воевать.

– Ой-ё… Принцесса Аравина выходит на тропу войны!

– Именно.

– Жалко Мишу… – вздыхает Мира и тут же смеется. – Хотя… Ничего ему не будет! Как бы ты уцелела, м?

Наши взгляды встречаются, на долгое мгновение замирают. Знать бы самой… Я, конечно, как говорится, не лыком шита. Голова работает и сил хватает. Но, стоит мне оказаться рядом с Тихомировым, я не то что все навыки теряю, а как будто саму себя. Становлюсь подвластной ему. И самое опасное, меня саму завораживает это состояние.

«Хочу, чтоб он меня любил», – упрямо напоминаю себе.

А когда я не добивалась того, чего хочу?

Приподнимаясь на локти, задумчиво смотрю на Тихомирова. Едва он поворачивается, по коже уже знакомая дрожь рассыпается. Между нами словно нить электричества прокладывается. Неужели бьет только меня? Как проверить?

– Едешь домой?

С удивлением замечаю, что Мира уже встала. Стоит, отряхивая шорты.

– Не домой, а в ателье. Забыла? – тоже поднимаюсь. – Ты должна быть со мной.

– Черт… Точно, – спохватывается. – Погнали тогда?

– Угу, – и снова тянусь взглядом к рингу.

Миша больше не смотрит. Активно работает. Выпирающие мышцы непрерывно красиво перекатываются, демонстрируя не только ту самую физическую мощь, которая меня так захватывает, но и внушительную выносливость. Уверена, что у него даже дыхание не сбивается.

А я вдруг представляю, какая горячая у него сейчас кожа, сколько силы и энергии под ней кипит… И мечтаю прикоснуться. От этих мыслей краснею и быстро опускаю взгляд.

– А со шлейфом ты серьезно? Девять метров? Ты хоть представляешь, сколько это? Ты же идти не сможешь!

– Научусь, – бубню упрямо.

– Ой, – пищит Мира. – А мне же еще в банк заскочить нужно. Папа меня убьет, если не решу вопрос… Там только личное присутствие. Пару минут, но все же.

– Заедем вместе, – предлагаю я.

Но в этот самый момент слышу властный окрик Миши:

– Полина, сюда иди.

В висках будто что-то щелкает.

Чего это он при всех мне таким тоном указывает?

– Скажи, что занята, – подсказывает Мира.

– Ну уж нет, – решительно тяну я.

– Папа уходит… – бормочет для нас. А потом и во всеуслышанье выдает реакцию: – Пап, ты уже свободен? Заберешь меня?

– Про банк помнишь? – отзывается дядя Тимур.

– Ну, да. Как раз подбросишь меня, и все решим.

– Ты хотела сказать, решишь?

– Как обычно! – смеется Мира. Спешно оборачивается ко мне. – Так ты остаешься? В ателье встретимся?

– Да.

– Держись, принцесса Аравина, – подмигивая, поднимает сжатую в кулак руку и слегка ею трясет.

Дядя Тимур смеется и качает головой. Для него мы, очевидно, все еще выглядим, как дети. А может, что-то свое вспоминает? Стоит допустить последнюю мысль, и в голове всплывают моменты из книги о нем, где он выказывал особую зацикленность на своей Птичке. Смущаюсь и вместе с тем набираюсь необходимой смелости.

«Тоже так хочу!»

«Не держись, принцесса Аравина. Держись, Непобедимый!»

Прощаюсь с близкими и решительно направляюсь в сторону ринга.

8
Полина

– Я – кремень, – шепчу себе по пути к рингу.

Пусть Тихомиров сколько угодно меня нюхает и даже трогает – дрожать и вздыхать я не буду. Пусть он по мне с ума сходит! Сначала он… Однако с каждым шагом моя решительность тает. Всему виной, конечно же, взгляд Миши. Разве обязательно так пристально и непрерывно наблюдать за моим приближением? Кто так вообще делает?

– Что ты хотел? – бойко стартую я.

Останавливаясь, упираю руки в бока. И очень надеюсь, что гуляющих по моей коже мурашек визуально не отследить. Черт, в следующий раз поверх короткого спортивного топа натяну футболку.

Пытаюсь смотреть Мише в лицо, но его глаза не дают такой возможности. Они прожигают и вызывают внутри меня ту самую искрящуюся дрожь, с которой я приняла решение бороться. Опускаю взгляд на его голую бугристую грудь. Тихомиров такой огромный против меня, что именно она оказывается на уровне моих глаз. Пялюсь, не моргая, пока слизистую не начинает жечь.

Почему он такой большой? И даже если так… Папа, дядя Тимур и мои братья тоже далеко не мелкие. Все у нас от природы крупные, плюс плотно на спорте. И все же только с Мишей у меня возникает ощущение, что он замещает собой все пространство и отбирает у меня кислород.

Черт, вот только учащенного дыхания мне снова не хватало!

Как ему удается?

И чего он так долго не отвечает? Сколько можно меня разглядывать?

– Полина, – наконец, окликает Тихомиров, каким-то особым способом перебирая каждую букву в моем имени. – Ты можешь посмотреть на меня?

– Да, конечно, – пищу я, резко вскидывая голову.

Чересчур живо демонстрирую непринужденность, которой внутри меня и в помине нет.

Едва наши взгляды скрещиваются, Миша вновь повторяет этот чертов трюк – смотрит, вытесняя весь мир. Что за немой диалог? Вздрагиваю, конечно. Дыхание, как я ни контролирую его, срывается. Переходит на частый и высокий ритм. Сердце и вовсе с ума сходит. Хорошо, что хоть его увидеть невозможно. И без того я, очевидно, работаю сейчас, как машина с мыльными пузырями. Только я вместо пузырей выпускаю сотни сердечек.

– В последнюю нашу встречу я был груб с тобой?

– Это вопрос? – растерянно переспрашиваю я.

Не знаю, куда девать собирающуюся во рту слюну, как дышать автоматически и не превышать норматив по движениям. Все эти действия – то плечами пожала, то поежилась, то поправила волосы, то взмахнула рукой – наверняка выглядят странно. И обличающе.

Черт возьми…

– Да, Полина, это вопрос.

И едва он подтверждает, я в своей эмоциональной манере выдаю:

– Да, ты перегнул со своими указаниями и вообще…

– Я не хотел.

– Что?

Отчего-то его ровный тон тормозит меня, как лассо мустанга в прерии. На скаку.

– Я не хотел быть с тобой грубым, – так же спокойно повторяет Миша. – Так получилось только потому, что мы не обсудили основные правила.

– Какие еще правила? – я своего изумления уже не скрываю. – Кроме ребенка, которого ты собираешься мне сделать, и «будь покорной», существует еще какой-то свод?

– Безусловно, – невозмутимо отзывается Тихомиров. – Во всех сферах должны быть свои правила. Это значительно облегчает понимание и дает четкое представление о возможных действиях.

– Каких действиях?

– Что допустимо, а что – нет.

– Что же ты считаешь недопустимым? – настороженно шепчу я.

– На самом деле у меня таких пунктов много, – заявляет мой кумир.

– Ты точно Миша Тихомиров? Звучишь сейчас, как какой-то диктатор, – язвлю я.

Его это нисколько не смущает.

– И это мы должны обсудить подробнее. Когда тебе будет удобно?

Меня так и подмывает ответить, что никогда. Но я ведь сама заинтересована в том, чтобы что-то изменилось между нами. Причем изменилось кардинально.

– Давай завтра вечером, – выговариваю я почти спокойно. Отодвигаю встречу, чтобы иметь возможность подготовиться. Стоит хорошенько подумать о том, какие условия выдвинуть со своей стороны, чтобы «не продешевить» и… создать определенную провокацию. – Тебе подходит? – уточняю идеально вежливо.

– Да, отлично, – кивает Тихомиров. – Я заберу тебя в семь.

– Хорошо, – повторяю его движение. – Теперь я могу идти? Знаешь, – важно, как бы между прочим, замечаю я, – у меня еще дела…

Договорить не успеваю. Да что там! Забываю обо всем и о необходимости дышать, когда Миша шагает ко мне, наклоняется и без каких-либо предупреждений прижимается губами к моим губам. С опозданием осознаю, что его крупная сильная ладонь в этот момент давит мне на затылок, а сама я испуганно упираюсь нервно стиснутыми кулаками прямо в его горячую и одуряюще твердую грудь.

Это не настоящий поцелуй. Он не раздвигает мои губы, не пытается их сминать и как-то захватывать. Непобедимый просто прижимается ртом к моему рту, и тем самым запускает под моей кожей в оцепеневших от напряжения мышцах жгучие молнии.

Не знаю, сколько длится это мгновение, но я, кажется, успеваю смотаться в космос. Плавно шмякаюсь обратно, когда Тихомиров отрывается и напоследок обжигает мои губы своим дыханием. От этого их так сильно щиплет, что я не в силах сдержать нервное движение языка – облизываюсь.

– Можешь идти, – отпуская на словах, взглядом держит.

Пошатнувшись, мягко отталкиваюсь, чтобы встать обратно на всю стопу. Потому как, оказывается, в процессе я сама к нему тянулась. Шумно выдыхаю и резко разворачиваюсь. Не прощаясь, ухожу. Шагаю при этом, как робот. Губы нестерпимо покалывает – я их уже кусаю. Под кожей носятся волны жара. В голове творится полнейшая сумятица.

Он будет так делать всегда?

Ну да, ведь в этом ничего запредельного нет. Но, Божечки, как же я буду это переживать? А если Миша дальше пойдет? Меня целовали раньше. Целовали по-настоящему. Я же не совсем дремучая. Просто… Что-то не так именно между нами. Между мной и Тихомировым. Он лишь прикасается, а меня насквозь прожигает током. Шарашит так, что я выстреливаю.

Это странное состояние немножко спадает, но полностью не проходит. Ни через час, ни через два. Хожу по ателье, разговариваю с мамой, Мирой и тетей Полиной, позволяю снять мерки… И думаю, думаю, думаю… Целый день Миша в мыслях. И, конечно же, рикошетом в сердце. Оно тонко-тонко, будто натянуто, бьется в груди. Беспокоится, пытается что-то сказать и непрерывно рвется к Тихомирову.

– Девять метров, ты уверена? – десятый раз переспрашивают то мама, то Мира, то дизайнер.

Только тетя Полина молча улыбается. Она принимает любые варианты и любит исполнять желания.

– Нам придется нанять целую свиту, чтобы таскать за тобой этот шлейф, – бормочет мама.

– Проблема, что ли? – пожимаю я плечами.

– Не столько в этом, сколько в твоем удобстве.

– Пусть сделают отстегивающийся, – предлагает тетя Полина.

Мама смеется и только качает головой.

– Одумайся, пока не поздно.

– Нет, – решительно отсекают я. – Сказала, девять метров – значит, будет девять.

9
Непобедимый

– Ты закончила? – смотрю на практически нетронутое мороженое.

Перед этим два блюда унесли в подобном состоянии.

– Да, – выдыхает Полина и зачем-то прячет руки под стол. – Я нервничаю и хочу, чтобы это быстрее закончилось, – выпаливает так, словно долго держала эти мысли в себе.

Я напрягаюсь. Отстраненно отмечаю, как раздувшиеся мускулы натягивают рубашку.

– Закончилось что? – уточняю выдержанно.

– Этот… – шепчет Полина и срывается. Совершив глубокий вдох, делает новую попытку: – Этот разговор. Все наши беседы будут такими неловкими?

Некоторое время я просто не знаю, что ответить. Изучаю ее лицо, смотрю в глаза – можно сказать, по привычке. Пытаюсь разгадать причины нервозности.

– Что заставляет тебя испытывать неловкость?

– Ты, – незамедлительно отзывается Полина.

– Чем именно?

– Собой, – сечет таким тоном, будто все очевидно, и это я странные вопросы задаю. – Присутствием, взглядом, какими-то требованиями…

В этот момент у меня возникает весьма непривычное чувство. Растерянность. Пытаюсь, конечно, понять, что именно делаю не так. И осознаю, что попросту не знаю, как еще можно поступить.

– Не присутствовать и не смотреть я не могу, – заключаю коротко. – Ты должна ко мне привыкнуть.

– Я привыкшая к тебе, Миша. Просто… После того, как ты сделал мне предложение, наши отношения стали совсем другими. Вроде ничего и не происходит, но я… Я будто непрерывно в напряжении нахожусь. И никак не могу к этому адаптироваться. А ты, ко всему, еще и постоянно давишь на меня.

– Я не давлю, – отражаю ровным тоном.

– Давишь, – заверяет Полина, явно находясь на эмоциях. – Еще как давишь!

Я же, действуя на инстинктах, выкатываю неоправданно жестко:

– И что теперь?

Выход ищу не в том, что я должен меняться. А в том, что ей бы следовало адаптироваться быстрее. Просто потому что с ее стороны этот процесс все еще возможен и при этом менее энергозатратен.

– Вчера, когда ты обмолвился о правилах, я подумала и приготовила свои условия, – сообщает принцесса все так же взволнованно. – Точнее, условие только одно.

– Хорошо. Озвучивай.

– Никаких правил не будет – вот мое условие.

– Не понял, – грубовато тяну я.

В самом деле, конкретно подвисаю.

– Я приняла твое предложение и твое желание сразу же завести ребенка. На этом все, – звучит Аравина сейчас весьма уверенно. Должен признать, такая позиция вызывает удивление. И, безусловно, уважение. – Больше никаких правил. Я не буду облегчать тебе задачу. Ориентируйся так же, как и я – на ходу.

Не успеваю анализировать все, что чувствую. А чувствую непривычно много. В какой-то крохотной точке за грудиной вспыхивает жар и стремительно распространяется по всему периметру. За ребрами какие-то спазмы, странная пульсация и даже зуд возникают, пока я, вроде как все так же спокойно, смотрю на Полину.

– Какую задачу?

Краснеет, прежде чем дает ответ.

– Влюбиться в меня.

От неожиданности замираю. Полностью цепенею, в надежде, что это упростит и ускорит понимание. Но вместо этого развивается стойкое ощущение, что сознание меня покинуло вначале этой беседы.

– И еще, – добивает Полина. – Я решила, что до свадьбы уеду.

Это уже вконец зашквар.

– Куда уедешь? – тем же ровным тоном уточняю я.

Взгляд увожу впервые с момента нашей беседы. Даю себе время остыть и подумать. Но в реальности это оказывается не так уж и просто.

Что, мать вашу, вообще происходит?

– Мы с Мирой давно планировали, что сразу после моего восемнадцатилетия куда-нибудь вместе поедем. Скорее всего, даже несколько стран посетим. И я вчера подумала… Откладывать нельзя. Если мы поженимся, возможно, это будет мое единственное путешествие без семьи.

Именно эти слова рождают настоящее кипучее варево в моей груди. Долго молчу, только чтобы подавить и не выдать чего-нибудь лишнего.

– Ты не можешь мне запретить, – задушенно тарахтит Полина, когда пауза чересчур затягивается. – Я имею право отдохнуть, подумать, собраться с силами, как-то настроиться… Ты сам признал, что отбираешь у меня… все, – выдыхает с нарастающей паникой. – Я должна свыкнуться, подготовиться… Я просто…

– Давай так, – обрывая этот поток, делаю знак официанту. – Принесите девушке воды, – коротко прошу, толком не взглянув на подошедшего парня. Фокусируюсь на Полине исключительно. И едва официант уходит, слегка усиливая давление, даю добро на своих условиях: – Ты поедешь. Через две недели.

– Почему через две? Что сейчас?

– Будешь приходить в зал, ресторан, парк, ко мне домой, – перебираю места без определенного плана. – Везде, куда я скажу.

Полина хмыкает и качает головой.

– Куда ты скажешь… – повторяет с каким-то недовольством. – В чем твоя проблема, Тихомиров? Почему ты не говоришь «будем встречаться», а используешь этот повелительный тон с односторонней формой глагола «будешь»?

Подоспевший с водой официант и Полинины неспешные глотки дают мне лишних полминуты форы, чтобы осмыслить ее слова и сформировать какой-то ответ.

– Не потому что хочу как-то обидеть, принцесса, – считаю самым главным донести именно это. – Ты знаешь, как я к тебе отношусь.

Полина замирает. Кажется, умышленно тормозит какие-то процессы в себе. Я не свожу взгляда в надежде, что она все-таки расколется.

И это происходит.

– Как ты ко мне относишься? – выпаливает, краснея.

– Очевидно, что у меня к тебе полный набор, – выговариваю я, не сбиваясь с ритма. – Я на тебе женюсь и хочу, чтобы ты стала матерью моих детей, – выдаю основные аргументы.

Но Полине, судя по реакции, мой ответ по вкусу не приходится.

– Что не так? – спрашиваю прямо.

Ходить кругами – не мое. Предпочитаю говорить, как есть.

– Ничего, – бормочет она, опуская взгляд. – Просто… Просто это не то, что я хотела услышать.

– Скажи, что хотела, – прошу, возможно, слишком требовательно.

Она лишь мотает головой. Даже взгляд не поднимает.

– Давай пойдем уже… Пожалуйста… Я устала.

Дорога домой проходит в молчании, что со стороны Полины непривычно. Раньше она всегда болтала без остановок. Не нужно было поддерживать диалог, она сама справлялась. Почему же сейчас возникло это дикое напряжение? Что не так, блядь?

Во дворе дома принцесса явно сбежать пытается. Только запутывается в подоле платья, едва успеваю поймать.

– Ты со шлейфом хорошо подумала? – шучу, чтобы как-то сбить накал.

И снова мимо. Не улыбается принцесса. Даже отвечать не утруждается.

Сцепляя зубы, увлекаю ее в сторону того самого сада, где чуть больше недели назад сделал предложение.

Полина заметно нервничает, но не протестует. Ждет, что что-то скажу. Я собираюсь. Но едва припираю ее к металлической конструкции, между нами скользит темнота. Дыхание смешивается и как будто нагревается. Запах ее все внутри разбивает. Оставшееся пространство сотрясает острыми и яркими разрядами электричества. Мир до размера ее дрожащих губ сужается.

– Не надо… – эта растерянная просьба звучит, как стон.

И я, вытесняя остатки раскаленного воздуха, впиваюсь ртом в ее губы.

10
Полина

Прижатая мощным телом Тихомирова, я не имею возможности пошевелиться. Давление настолько сильное, кажется, что он эту несчастную металлическую конструкцию вместе со мной завалить решил. Беспомощно дергаюсь – тщетно. Властно раздвигая мои губы своими, Миша скользит в мой рот языком. И едва это происходит, я вспыхиваю, как спичка. За секунду сгораю. А потом начинаю мучительно и вместе с тем сладко тлеть.

В первое мгновение Миша действует неторопливо, он как будто пробует меня. Дегустирует с какой-то потрясающей и пленительной медлительностью. Словно я – изысканный уникальный деликатес, а он – очень долго этого ждал. Одновременно с этим Тихомиров знакомит со своим вкусом меня. Никаких особых движений, его губы просто растирают мои, а язык всего лишь находится в моем рту.

Веки тяжело опускаются. Все, кроме колотящегося в груди сердца, прекращает работу. А мир вокруг нас, напротив, ускоряется и принимается вращаться со стихийной силой.

Мне до страшного жарко. И до ужаса хорошо.

Я бы не сдвинулась с места, даже если бы существовала возможность спастись. По-прежнему держусь только за Мишу. Через рубашку впиваюсь в его плечи ногтями, как кошка. Иначе, кажется, улечу, как воздушный шар.

А потом… Тихомиров как будто срывается и начинает меня целовать. Жарко и жадно. Голодно и откровенно. Страстно и покоряюще. Мое бедное влюбленное сердце взрывается, не нарушая целостности оболочки. И, продолжая гореть, раздувается, словно тот самый подсоединенный к насосу шарик. По венам не кровь струится, а самый настоящий электрический ток. Оживаю, как гирлянда. Трещу так, будто контакты коротит.

Опыта у меня, конечно же, ноль. Но я чувствую возбуждение и какое-то сокрушающее статическое нетерпение, не только в покоряющих движениях прирожденного чемпиона. Кроме этого, в низ моего живота упирается смущающий шокирующе большой и от этого пугающий мужской половой член. Вместе с этим у меня не возникает желания оттолкнуть Тихомирова и сбежать. Он меня завораживает, словно тотем какого-то шамана. Шевельнувшись, ненароком инициирую трение и тотчас снова замираю, будто парализованная. Только Миша воспринимает мое движение как провокацию – в следующую секунду еще крепче сжимает и уверенно толкается «тотемом» в низ моего живота. Мне бы хотелось сказать, что я с достоинством выдерживаю эту неожиданную пытку. Но нет. Если быть честной, я потрясенно стону Тихомирову в рот и, крупно вздрагивая, взбалтываю ту часть себя, где кипит уже шампанское. Мюзле слабеет, и мощная волна вырывается, расплескиваясь бурлящим восторгом по моей груди. В самом низу живота возникает ощущение, будто мне туда резко сыпанули искрящего жара.

Собиралась строить холодную неприступность, а вместо этого горю, искрю, киплю и плавлюсь в руках Тихомирова. Что же делать? Как это остановить? Он ведь целует так, словно я не просто мать его будущих детей… Целует так, будто тоже что-то ко мне чувствует. Словно горит не меньшим огнем, хоть и умеет его скрывать. Будто так же, как и я, сходит с ума. Словно тоже любит меня.

Что бы ни вещал голос разума, сейчас я не хочу, чтобы Миша меня отпускал. Он открывает и пьет меня. А я как будто пьянею. Сама себе не принадлежу. Лишь ему. Ничего не контролирую. Не просто даю хозяйничать у себя во рту, позволяю стирать свой вкус и забивать своим. Добровольно упиваясь, повторяю за Тихомировым каждое его движение.

За считанные минуты как будто световые года преодолеваю и на полжизни взрослею. Еще сильней люблю его… Еще неистовей. И загасить эти чувства у меня нет никаких возможностей.

Меня вовсю лихорадит. Миша эту дрожь ловит ладонями. Гладит меня… Трогает там, где не должен. Или должен… Он отстраняется, чтобы дать мне вдохнуть, прежде чем скатать вниз ткань платья и накрыть ладонью мою грудь. Я вдыхаю, а вместо выдоха крякаю и булькаю.

– Что ты…

Короткий зрительный контакт накрывает меня темнотой его страсти. Стыдом мое тело заливает одновременно с тем, как возобновляется поцелуй. Стону, когда его огромная горячая и слегка шершавая ладонь, смещаясь, задевает мой затвердевший сосок. На самом деле, если бы не язык Тихомирова у меня во рту, я бы закричала, такие сильные ощущения рождаются внутри меня. Это уже не извергнувшееся шампанское. Это целый океан, которому никак не удается уместиться в моем теле.

Если я не лишилась чувств в свой день рождения, то сейчас подбираюсь крайне близко к этому. Меня уже серьезно колотит, и я попросту боюсь любого его движения. Не выдержу силы своих эмоций.

Очевидно, Миша это понимает. Потому и не двигается больше. Продолжая целовать, на первый взгляд кажется, будто просто примеряется и согревает. На самом же деле навсегда оставляет следы, смешивая наши биологические материалы. Я уже ничего кроме его запаха не чувствую. Даже ароматы цветов пропадают, будто резко наступили холода.

Пытка прекращается так же неожиданно, как и начиналась. Тихомиров отстраняется от моих истерзанных губ и осторожно возвращает лиф платья обратно.

Когда смотрит в глаза, я взрываюсь:

– Что это было?

Меня по-прежнему трясет. Еще и он… Пронизывает горящим взглядом, словно каждую убегающую секунду жалеет, что остановился.

– Хочу, чтобы ты ко мне привыкла, – отвечает, как всегда, откровенно.

– Разве… Разве так делают? – на эмоциях слегка шлепаю его по плечу. – Ты меня испугал! – голос падает до задушенного шепота.

Обхватывая себя руками, пытаюсь справиться с дрожью.

– Будет гораздо хуже, если в нашу брачную ночь случится все сразу, – оповещает Миша тем же ровным, практичным тоном. – Поэтому в ближайшие две недели я буду знакомить тебя с собой постепенно.

На это заявление ответа у меня не находится. Я просто смотрю на него и дрожу.

– Иди сюда, – зовет после выдоха и какой-то выразительной перестройки – он на мгновение моргает и смотрит уже иначе. Сдержанно, будто даже равнодушно. Этот взгляд мне знаком, он меня успокаивает. Почти не сопротивляюсь, когда Миша притягивает к себе. – Постарайся выровнять дыхание. Вдыхай медленно и глубоко. Так же неторопливо выдыхай, – инструктирует таким сухим тоном, каким работают спортивные тренеры со своими подопечными.

Я машинально подчиняюсь. И все равно расстраиваюсь.

– Я тебе не ученица, – шепчу упрямо. – Я – твоя будущая жена. Возлюбленная, – умышленно уточняю.

Верю в то, что, если я сама буду говорить о любви, быстрее удастся направить Тихомирова. Только вот от себя говорить, конечно же, не буду. Первой ни за что не скажу!

Измучаю себя и его, но добьюсь.

Твержу себе это, прижимаясь дрожащими губами к выемке над ключицами Миши.

– Ты как пойманный в силки звереныш, принцесса, – озвучивает мои мысли Непобедимый. – Расслабляйся. Не трогаю ведь. Дыши.

– Дышу.

– И все с какими-то перебоями.

– Хорошо, что для тебя всегда все легко, – сержусь я.

– Не всегда легко.

Выдает это и замолкает. А я замираю, не зная, что думать. Прикрывая глаза, шумно выдыхаю и, вжимаясь в теплое и крепкое тело Тихомирова, наконец, расслабляюсь.

– Послезавтра у меня полностью свободный день, – сообщает после паузы. – Поедем за город.

Сцепляя зубы, терплю эту констатацию. Сил, чтобы спорить, не осталось.

– И куда именно?

– К озеру.

Догадываюсь, о каком конкретно месте речь. Мы там частенько отдыхали в детстве с родителями.

– Далеко же… Пока доберемся… Пару часов, и назад придется ехать, – размышляю я.

– Не придется. Мы с ночевкой, принцесса.

– Только вдвоем? – задыхаюсь я.

– Безусловно, только вдвоем, – сухо заверяет Тихомиров.

И меня вновь охватывает сумасшедшее волнение.