Читать книгу: «Мужество мальчишки», страница 3

5 глава. Хагги

– Дедушка, у меня к тебе два дела, – сказал я деду, найдя его, засыпающего в огромную кормушку комбикорм для Арно.

– А ну-ка, интересно! – повернулся ко мне он.

– Во-первых, нужно срочно посмотреть одного утенка, он, кажется, заболел. А во-вторых, научи меня включать твою газовую плиту.

Мы зашли в дом и подошли к утятам. Они весело пиликали каждый на свой манер, все очень похожие друг на друга, ходили лапками по настилу, забирались друг на друга, толкались, хлопали крылышками, кто-то пил водичку, кто-то спал. Дедушка сразу понял, о каком утенке шла речь. Взял его в руки, провел пальцем по шейке, потрогал ему животик. На все эти действия утенок реагировал слабо.

– Эх, жаль, деньги на ветер, – произнес дедушка. – Не доживет до завтра.

– Как это? – удивился я. – Это все, что ты можешь сказать? Давай лечить его! Он же живой, он маленький, нужно что-то сделать, дать лекарства, разве не так?

– Лёнька, ты молодец, конечно, но для хозяйства еще слишком мал. Пойдем научу тебя плиту включать.

– Дедушка, да ты что?! Какая плита! Как ты можешь вот так уйти, зная, что ему нужна помощь.

– Он не ест ничего, брюшко пустое совсем, видимо, либо подавился, либо еще что. Ни корм, ни минералы не поступают, он ослаб, а им сейчас по 6 раз в сутки минимум питаться надо, поэтому хлопочи-не хлопочи, а результат очевиден.

Мне стало так гадко внутри, все сжалось от несправедливости. Я не мог поверить, что маленькое создание можно просто оставить болеть и умирать без попыток спасти.

Дедушка показал мне, как включать плиту и ушел снова во двор, а я нашел у него аптечку, отыскал в ней шприц, набрал немного воды в него, взял больного утенка в руки и из шприца попытался выдавить в его маленький клювик немного жидкости. Утенок начал немного сопротивляться, пытаясь перебирать лапками, но я держал его крепко. Много воды из шприца выливалось наружу, струйки сбегали по его мохнатой шейке и моим пальцам. Но что-то все-таки попадало ему в клювик, и я был рад даже этому. В третий заход я в шприц набрал кашицу, которую сделал из протертого творога, которым мы подкармливали всех утят, и кефира.

– Ну-ка, Хагги, иди сюда, вот это давай попробуем, – сказал я ему, почему-то само собой дав ему это имя. Утенок перестал дергаться у меня в руках, но в том, чтобы покушать мне не помогал. Немного еды все же вошло в него, и я решил, что чуть позже снова попробую. Каждые пятнадцать минут меня тянуло сбегать и посмотреть, как там Хагги. Он сидел в том же самом месте, где я его оставил, так же нахохлившись, голова была опущена, глазки прикрыты. Мне было так жаль его. Настало время выгула утят на улице. Я собрал всех здоровых утят в коробку, а моего Хагги просто понес в руке. В голове постоянно проворачивались дедушкины слова: «Не доживет до завтра». Я снова попытался попоить и покормить его из шприца и не пускал к остальным утятам, чтобы его не топтали, ему и так не сладко.

Мне было очень грустно. Я пожарил оладушки, но первый раз в жизни мне даже не хотелось их есть. Дед, правда, меня похвалил и поставил мне пятерку за такой ужин. За окном стемнело. Я снова подошел к утятам, они подвинулись ближе к лампочке, разбились на небольшие кучки, чтобы греться друг о дружку, а Хагги так и сидел обособленно. У меня все сжималось внутри. Я думал о том, что он даже не успел увидеть ничего кругом, ни свежую траву, ни пруд, ни двор, такой маленький и беззащитный сидел отдельно от всех. Я ушел в свою комнату, но мне не спалось. Я начал читать заданную на лето книгу, которую привез с собой. Обычно от чтения на ночь мне дико начинало хотеться спать, но и это не помогало. Я снова решил проведать Хагги. Подошел к их месту обитания, боясь увидеть утенка, лежащего на боку, но он так же сидел. И тогда я решил взять его к себе в комнату. Мы с Хагги набрали чистой воды в кружке и протертого творога с минеральным комплексом. Я постелил у себя на кровати старую дедушкину рубашку в клетку и принялся болтать с Хагги, уговаривая его поесть немного. Он, конечно, меня не слушался, поэтому я несколько раз за ночь кормил его из шприца.

Я проснулся утром от лая Буча, он низким звонким голосом прогонял мимо пробегавшую кошку. Тут меня просто передернуло! Хагги! Я осмотрелся, на кровати его не было. Неужели я не заметил и задавил его ночью?! Что же я наделал? У меня заколотилось сердце и затряслись поджилки.

– Хагги, маленький, где же ты? – сказал я.

Тут что-то зашевелилось под рубашкой деда. Я откинул край и увидел там моего утенка. То ли мне показалось, то ли очень хотелось в это верить, но было впечатление, что он был более живым, чем вчера. Он так же сидел и никуда не собирался двигаться, как и раньше, но глаза сегодня у него были открыты, нахохленности не было, и утенок перетаптывался с лапки на лапку. У меня прямо поднялось настроение. Я взял Хагги и отнес его к своим собратьям, потом быстро побежал на кухню, набрал новой, чистой воды, свежего протертого творога с кефиром, снова сделал кашицу и через шприц выдавил эту порцию завтрака в маленький клювик моего подопечного. Потом покормил всех других утят, проверил, что каждый из них чувствует себя достаточно хорошо, и пошел во двор искать деда.

– А, вот ты где? – сказал я, найдя его с Бучем около калитки. – Я искал тебя во дворе, потом в огороде.

– Да, мы тут с Бучем секретничаем, решили свозить тебя сегодня покупаться на новый пляж.

– Дедушка, я сегодня не могу, мне нужно за Хагги поприсматривать.

– Хагги? Кто это? – удивился дед.

– Это тот утенок, который заболел.

– Лёнька, внучек, не морочь себе и мне голову. Так бывает очень часто, что определенный процент молодняка не доживает до двух недель. Поверь мне, я был к этому готов изначально, я даже рад, что пока только один утенок заболел, на самом деле это очень хороший показатель. Так что давай завтракай, бери полотенце, прыгай в плавки и поедем купаться, отвезу тебя в интересное место, там можно прыгать в воду с разбега, не боясь пораниться, и людей немного, а еще есть тарзанка и катамараны. Только надо будет вернуться к двенадцати, так что время не теряй, а то мне еще Ажуру доить.

Мне очень захотелось поехать, я очень люблю купаться, нырять, прыгать с тарзанки, а если удастся еще и на катамаране прокатиться, то это вообще будет здорово. Я сразу представил, как кручу педали катамарана, а на соседнем сиденье со мной сидит Буч. Все удивляются тому, какой у меня умный пес, и восторженно друг с другом переговариваются, провожая нас взглядом. Но потом без разрешения в мои красочные видения ворвался Хагги с поникшей головой, и я машинально ответил:

– Дедушка, давай съездим на следующей неделе, пожалуйста.

– Ну, как хочешь, я дважды не предлагаю, – ответил он и зашел во двор.

Я отвязал Буча от ошейника, и мы пошли с ним по улице. Мне не хотелось идти завтракать. Погода была очень хорошая, было еще не жарко, но солнечно, повсюду цвели полевые и садовые цветы, пели птицы, по голубому небу бежали облака в виде разных фигур. Моя фантазия заставляла в них разглядеть то бублики неправильной формы, то грозного зверя, то королевский трон или вообще целые сцены сражения героев игры. Мы с Бучем дошли до окраины села, где заканчивались дома, и продолжалась только автомобильная дорога. Сошли с трассы и по протоптанной узкой дорожке пошли по полю. Буч бегал на свежем воздухе, радуясь свободе, пытался поймать бабочек и мошек, резвился и просто наслаждался жизнью. И тогда я подумал, что бывает плохо, даже когда хорошо, и бывает хорошо, даже когда плохо. Например, когда Буч жил у того Ивана, который к нему плохо относился, псу было плохо, хотя он и был здоров, что было очень хорошо. Или вот, например, Хагги – сейчас у него есть хорошее отношение, забота, но он не здоров, и поэтому ему плохо. И что же лучше в этом случае? Я не знал ответ на этот вопрос. И можно ли вообще сделать выбор между душевной болью и болью физической. Эти размышления начали затягивать меня, я начал представлять себя на месте Буча, а потом на месте Хагги. Но ответ так и не давался мне. Тут Буч громко залаял, он увидел косулю вдалеке, прижал уши и приготовился бежать за ней со всех лап. Но я дал команду «стоять», Буч как наэлектризованный начал прыгать на одном месте, пытаясь справиться с нахлынувшей его энергией, которую необходимо было погасить по команде. Еще немного мы поиграли. Я бросал Бучу палку, а он бегал за ней прыжками. Очень забавная картина. Потом мы развернулись и пошли обратно к дому, мне было необходимо проверить утят, особенно напоить Хагги.

6 глава. Дружба.

Когда я снова подошел к утиному загончику, то увидел Хагги, который уже был не там, где я его оставил. Значит он каким-то образом передвинулся сам либо это сделал дедушка.

На кухне дедушка гремел посудой, мыл сепаратор. Это такое устройство, с помощью которого можно отделять сливки от молока. Отсепарированное молоко больше походило на магазинное, только после того, как я попробовал два этих вида молока в сравнении, я понял, в чем же принципиальная разница деревенского молока и промышленного.

– Лёнька, ты? – спросил дедушка, увидев меня в дверях. – Ты когда завтракать собираешься? Хочешь, чтобы мама потом меня скормила Арно, за то, что ее сын превратился в Кащея? Так дела не делаются! Я там омлет приготовил, садись, ешь, а то совсем силы иссякнут. Конечно, с маленьким весом проще подтягиваться, но силы-то нужно где-то брать?

– Дед, а ты ходил к Хагги? Брал его?

– Кто такой Хагги? Ааа, понял. Как он, кстати, живой еще?

– Он очень хочет жить, не меньше, чем ты, – обиженно сказал я. – Так ты трогал его?

– С какой стати! Мы с тобой договорились, что я к утятам вообще не подхожу, это твоя ответственность, поэтому и любой ущерб будет на твоей совести, ты – мужчина, вот и неси эту честь с должным уважением, а у меня своих мужских дел уйма.

– Значит он все-таки сам…

– Чего? Есть садись, Кащей.

Я быстро съел омлет и пошел кормить и поить Хагги. На этот раз он был не против моего кормления и открывал свой клюв навстречу всему моему ресторанному меню. Я был доволен. Уже было видно, что ему действительно становится лучше, у него просыпался аппетит, он начинал кушать. Я заводил себе будильник на каждые два часа, чтобы кормить его из шприца, следил за тем, чтобы остальные утята его не топтали, так как они с каждым днем становились все больше и активнее, а Хагги почти не двигался. В таком режиме прошла неделя. Хагги практически не изменился, не подрастал, но он и не умер, что давало мне уверенность, что я все делаю правильно. В наш рацион уже стал поступать комбикорм, перемешанный с вареным белком яйца, творогом, кефиром или молоком. Я добавлял в эту кашицу измельченную зелень, мясокостную муку, минеральную смесь – все то, что было и у других утят. Хагги уже привык ко мне, он всегда спокойно сидел у меня на руках, не пытался вырваться, с удовольствием открывал клювик, а когда я его спускал обратно к своим соплеменникам, было видно, что он не хочет уходить, тянулся ко мне в руки обратно. Среди остальных утят он заметно отличался своим размером, уж очень был мал. Но я каждый раз его подбадривал, говорил, что и он тоже вырастет и станет настоящим красавцем. Вот так, в таких заботах прошел июнь. Дедушка решил разобрать их место обитания в доме, посчитав, что утята достаточно окрепли, и им уже не так страшны сквозняки.

– Будем переводить их в сарай, – сказал он. – А дома пора навести порядок.

– А как же Хагги? – забеспокоился я. – Он еще не окреп, другие утки его затопчут, ты же знаешь, он в два раза меньше их размером.

– Не нравится мне, что ты привязался к этой утке. Я надеюсь, что ты понимаешь, что это не котенок и не щенок, а домашняя птица, которая идет людям на суп. Я очень горжусь тобой, что ты своей заботой не дал утенку уйти на тот свет, тем самым не дал мне понести убытки. Но мой тебе совет – выпускай его к остальным уткам и прекрати за ним ходить. Если его судьба еще потоптать траву зеленую, он ее потопчет, а если нет, то значит так и должно быть. Поверь, ты сделал даже больше, чем мог бы сделать любой на твоем месте.

– У тебя одно на уме – убытки, деньги! А он маленький утенок, который не хочет ни в суп, ни в пельмени, а просто хочет жить, гулять по травке, плавать по реке! Ты просто бессердечный! Я не отдам Хагги в загон к остальным, я не хочу, чтобы они его затоптали.

– Лёнька, да пойми ты, не враг я твоему Хагги, но он всего лишь птица, купленная для того, чтобы вырастить ее на мясо. И ничем он не лучше других уток. Если так относиться к делу, то хозяйство лучше не заводить, иначе ничего не получится. Хозяйство вести – это не бородой трясти, здесь нужно включать сердце в определенную минуту, а в другую выключить его совсем. Так уж сложилось, извини.

– Я не отдам Хагги на мясо, я заплачу тебе за него деньги, чтобы твое хозяйство не понесло потерь, – совершенно упрямым и ровным голосом ответил я.

– Предлагаю закончить наш разговор, у меня дел полно, а ты меня слышать не хочешь.

У меня внутри с каждым днем все больше и больше поднималось беспокойство. Я знал, что у породы уток Каюга есть особенность. Дедушка мне рассказывал, что в возрасте двух месяцев заводчики начинают усиленный откорм для того, чтобы успеть сделать забой птицы до линьки, иначе потом будет невозможно избавиться от пеньков, которые остаются на тушке после ощипывания. Июнь уже прошел, купили мы их в возрасте одной недели. Оставалось примерно 2-3 недели до того момента, когда дедушка начнет их продавать на убой. Я не мог думать ни о чем другом. В своем телефонном календаре я сделал пометку на дату 14 июля. И как совсем недавно я в безумном ожидании предвосхищал дату 31 мая, так с противоположным страхом и отчаянием не желал наступления июльской даты. Это стало для меня поводом для размышления. Даты, числа, дни недели, месяцы – могут быть желанными, а могут быть ненавистными. И как по-разному ощущаешь себя внутри. Когда ждешь желанного события, то в душе постепенно разгораешься, словно небольшой огонек, превращающийся в пожар. И совсем наоборот, когда чего-то не ждешь – тогда твой жизненный огонь внутри становится все меньше, потухает потихоньку, гаснет, становясь маленьким костерком, а потом и вовсе пропадает, оставив после себя только пепел воспоминаний безо всяких надежд. Но я был готов бороться за Хагги. Вот же он, маленький, совсем недавно помещающийся у меня в ладони, такой беззащитный и надеющийся на помощь, так сильно старающийся выжить. Он поверил мне и стал выкарабкиваться. Я не мог его предать, он для меня не просто утка, я словно чувствовал то, о чем он думает. Может быть, я сам это себе придумал, но он тянулся ко мне, как только видел меня, а значит был уверен, что со мной он в безопасности. А это уже больше, чем дружба.