Читать книгу: «Сказки странствий», страница 3

Весь окружающий мир эти люди воспринимали благодаря тончайшему слуху, и потому они даже не догадывались, что лишены чего-то существенного, необходимого каждому человеку, что может и должно принадлежать им по праву. До тех пор, пока однажды грозный шторм не пригнал к их берегам погибающий корабль.

Шлюпка причалила к берегу и, шурша, врезалась носом в песок. Людей, сидящих внутри, осталось немного: несколько измученных матросов и немолодой, со строгим лицом капитан.

Но на берегу их уже ждали: сильные молодые воины, увенчанные уборами из серебристых перьев, стояли в строгом порядке, приветствуя гостей ударами копья по песку. Один из них тут же бросился в воду и ловким движением помог вытащить лодку. Гости насторожились и ожидали, что же последует дальше, но в лицах островитян не было враждебности. Зато все сразу заметили, что воины слепы. Да, они, эти могучие красавцы, держащие тяжёлые копья как былинки, оказались незрячими. Их плотно закрытые глаза вызывали чувство горького сожаления, недоумения и печали. Капитан огляделся: с кем же говорить? Но тут, словно прочитав его мысль, приблизился юноша и сказал:

– Ты можешь не бояться за себя и своих людей. Мы знаем, что вы голодны и устали. Я отведу вас в деревню, там наши женщины приготовили вкусную еду. А Онако, наш старший, давно отправил рубщиков в лес, чтобы приготовить брёвна для починки вашего корабля.

Матросы онемели. Корабль стоял  достаточно далеко: как можно отсюда рассмотреть, что он нуждается в починке? Тем более, если ты – слеп?

– Мы ждём вас с раннего утра, – добавил юноша.

Тут капитан рассмеялся. Не желая обидеть парня, но догадавшись, что тот фантазирует, моряк ответил:

– Мы, действительно, голодны. Но ждать нас с раннего утра?! Лишь час назад я бросил якорь в этих водах!

Реакция туземца показалась ему странной. Тот подумал, помолчал, а потом сказал, склонив голову и к чему-то прислушиваясь:

– Ваши лица – другие. Есть что-то, что отличает тебя от нас, и это что-то мешает тебе слышать.

Ничего не понял капитан из слов воина, но спросить не успел: тот подхватил копьё, и отряд двинулся вдоль берега.

Матросы шли с трудом. Отвыкнув от долгой ходьбы, они едва волочили негнущиеся ноги. Островитяне же почти бежали, при этом не спотыкаясь, не путаясь и не производя шума. Они двигались так легко, что казалось невозможным, что ни один из них не видел дороги!

– Капитан, – шепнул один из матросов, – смотрите!

Старый моряк поднял глаза и заметил, как один из воинов, чтобы не наступить на камень, обошёл его слева. Другой совершенно спокойно перепрыгнул через бревно. Понаблюдав с минуту, капитан понял, что эти люди всё же видят, но каким-то другим, непонятным образом. Не успев найти ответ на этот вопрос, он вгляделся в деревню. При первом же взгляде стало понятно: их действительно ждали. Прекрасные пальмовые столы стояли на берегу ровным квадратом и были украшены фруктами и цветами. Ощущение, возникшее у капитана и матросов, напоминало ощущение человека, который готовился прибыть сюрпризом, но, приехав, увидел, что его сюрприз давно открыт и хозяева заранее оповещены о прибытии. Но кто же мог рассказать островитянам о том, что в местных водах терпит бедствие корабль? И как могли они знать, что измученные, голодные люди приближаются в шлюпке?

Ничего не понимая, но чувствуя, что вопросы бурей проносятся в голове, капитан огляделся – с недоумением, как ребёнок. Впервые в жизни нечто не поддавалось логике, противоречило всем представлениям. Но уже приближался вождь, обратив к ним такое же незрячее, как у других, лицо. Совершенно безошибочно выделив капитана из группы гостей, он мягко обратился к нему:

– Не бойтесь. Мы отличаемся от вас, это верно, но никто не желает вам зла. Угощайтесь, отдыхайте, а завтра мы поможем вам починить корабль.

Они ели осторожно, все ещё опасаясь подвоха со стороны этих странных людей, но чем дальше, тем спокойнее становились лица, и вот уже потянулись руки, чтобы обнять ухаживающих за ними женщин, послышался смех, весёлые шутки.

– Капитан, а они не так уж и плохи! – улыбался матрос, поглаживая пышную островитянку, стоявшую рядом.

– Не распускайтесь, – оборвал его старый моряк, строго глянув на свою команду. – Ведите себя достойно! И не забывайте: они видят лучше зрячих!

Позже, сидя рядом с Онако и наслаждаясь теплом вечернего костра, капитан спросил его о причине.

– Когда-то, – рассказывал вождь, – и на нашем острове люди могли видеть. Но теперь это – легенда. Наши дети не знают, что такое глаза. Они слушают.

– Слушают?

– Да. Новое поколение слышит даже лучше, чем мы, старики. Знаешь, кто рассказал мне о том, что большая лодка, ваш корабль, приближается к острову? Тот маленький мальчик. Он почувствовал хруст парусов.

Капитан засмеялся. «Поэтично сказано, – подумал он про себя, – но невозможно услышать такой звук, как трепет парусов на ветру, если ты не находишься вблизи корабля».

– А как вы догадались, что мы устали? – спросил он, понимая, что вступает в необычную игру, но не лишая себя этого удовольствия. – Что голодны, и что корабль изрядно потрёпан бурей?

– Утомлённые люди гребут слабо, в их вёслах нет ритма. Многое покажется тебе странным, – помолчав, продолжил Онако, – если ты не поймёшь, что значит слушать…

Они сидели на берегу: вождь и капитан, два разных человека, живущих в непохожих мирах. На синей глади океана мягко шевелились волны. Онако подхватил горсть песка и медленно высыпал на землю. Песок тонко просочился сквозь пальцы.

– Ты видишь, поэтому не стремишься слышать. Но мы – другие. Нам нужно общаться с миром, чтобы жить в нём и понимать его. Взгляни. Этот песок, – он такой же материал, как и всё остальное. Он соприкасается с морем, воздухом и дождём. Он разговаривает с ними, а я – разговариваю с песком. Ты удивлён: как я узнал тебя? Очень просто. Твоя фигура больше, чем другие, излучала уверенность и бесстрашие. Ты как будто на голову выше всех. Ты шёл впереди, и тысячи предметов успели рассказать мне, какого ты роста, во что одет и что держишь в руках. О том, что вы имеете глаза, можно догадаться по многим признакам. Вы спотыкаетесь о камни, потому что глаза смотрят прямо, а того, что под ногами, не видят. Вы не знаете, что происходит сзади или сбоку от вас; стоит вам отвернуться, и вы становитесь беззащитны. Когда ваши глаза закрыты, вы теряете связь с миром.

– Это не совсем так, – отозвался капитан. – Мы тоже слушаем.

– Конечно, – кивнул Онако и поднял седую голову. – Скажи мне, что происходит вон на том рифе?

И он протянул руку влево. Там на небольшой голой скале сидели птицы: несколько отдыхающих чаек. Их клювы были повернуты в сторону горизонта.

Капитан честно прикрыл глаза и вслушался. Конечно, это нелепо: понять, что происходит с чайками на таком расстоянии.

– Там сидят чайки, – ответил он, – это то, что я видел. Когда же закрыл глаза, то услышал шум волн и ветер.

– Те чайки – разведчики, – объяснил вождь. – Они не просто сидят. Они ждут. Течение гонит большой косяк рыб, и когда он приблизится, две или три птицы полетят к берегу, чтобы сообщить об этом своей стае.

Заинтересованный, капитан внимательнее вгляделся. Отсюда было непросто увидеть самих чаек, не только понять их стремления. Но вдруг две крупные птицы сорвались со скалы и молнией метнулись к острову. Не прошло и минуты, как вся стая, суматошно крича, нависла над морем. Охота началась! Капитан прекрасно видел, как чайки пиками вонзались в воду и выныривали, держа в клювах трепещущую рыбу. Он в изумлении обернулся к Онако.

– Всё это ты услышал?!

– Всё это и много больше, – ответил Онако. – Ты же только смотрел.

Утром капитан убедился, что юноша, бывший проводником, оказался прав: вождь действительно посылал людей в глубину леса, и вскоре стройные брёвна лежали на песке. Островитяне вмиг обтесали их, обработали им одним известным раствором, и к вечеру третьего дня корабль украсили новые мачты.

Не торопясь, стараясь делать всё как можно тщательнее, матросы закрыли пробоины, обновили шпаклёвку, починили сломанную утварь. На это ушла неделя. Казалось бы, можно и в путь! Но тянул и тянул время, не желая расставаться с островом, отдохнувший капитан. Он много гулял, разговаривал с детьми и подростками, часто смеялся их фантазиям, но потом долго и углублённо размышлял. Вождь наблюдал за ним издали, догадываясь, а может быть, даже точно зная, что происходит в душе старого моряка.

Наконец, настал день, когда капитан объявил, что пора отплывать.

– Я дам тебе юношу, – ответил Онако. – Он проведёт твой корабль сквозь туман. Дальше поплывёте сами.

Стоя на корме, капитан долго вглядывался в незрячие лица. Ветер наполнял паруса, остров отдалялся, но почему-то громче и громче слышался капитану голос седого вождя: «ты ничего не поймёшь, пока не научишься слушать…»

Молодой туземец крепко держал штурвал. Его тонкое, умное лицо, обращённое к ветру, было столь же вдохновенно, как лицо самого капитана, когда тот вёл свой корабль. Судно уверенно продвигалось сквозь полосу густого тумана.

– Как ты делаешь это? – спросил капитан. Он помнил о том, что новое поколение обладает особым даром.

Юноша слегка повёл подбородком в его сторону:

– Как я веду корабль?

– Да. Откуда ты знаешь, куда повернуть штурвал?

– Я разговариваю. Это немой разговор. Минуту назад в борт ударила сильная волна. Она пришла с севера и принесла весть от дальнего рифа: тот предупреждает, что стоит на пути корабля, и советует обойти его справа – там воды глубже. С другой стороны голос течения подсказывает, что можно воспользоваться его силой и сохранить высокую скорость.

– Как! Волны, рифы – они говорят с тобой?

– Конечно. Весь мир говорит со мной. Почему ты изумлён? Однажды ты объяснял мне, что видишь глазами. Я понял, что мир говорит с тобой через твои глаза, и ты не удивляешься этому!

Капитан замолчал, поражённый. Простая догадка о человеке, говорящем с миром посредством глаз, повернула его мысль в новое русло. «А ведь мальчик прав! – думал он, иным взором оглядывая облака, бегущие воды, небо и бескрайнюю даль. – Я вижу – я говорю. Он слушает – и разговаривает…»

По палубе прошёл старший помощник. Когда он удалился, юноша сказал:

– Сейчас здесь был человек, который считает себя важным и умным. Он давно хочет занять твоё место.

– Вот как? – улыбнулся капитан. – Откуда ты знаешь?

– Я слышу!

Над водой промчался крик серой чайки.

– Что она сказала?

– Ветер меняется, он гонит туман в сторону. Скоро мы выйдем в чистое море.

Капитан ещё раз взглянул в лицо паренька:

– Но почему весь мир говорит с тобою? Ведь он мог бы и молчать!

И тут светлая, как день, улыбка озарила весь облик юноши. Он крепко вдохнул свежий бриз и, смеясь, отрицательно покачал головой:

– Мир не может молчать, когда я с ним говорю. Так не бывает. Это – как лучший, самый надёжный друг. Он всегда готов помочь тебе.

Величавой птицей корабль выскользнул из тумана. Матросы сбросили на воду лёгкий каяк туземца; он попрощался и прыгнул в лодку. Через минуту плотные облака поглотили его.

А корабль продолжил путь. Спустя несколько недель он прибыл в порт, разгрузился и был готов к новому плаванию. Старший помощник пришёл к капитану с целой массой выгодных предложений.

– Нет, – отвечал капитан голосом, не терпящим возражений. – Мы не возьмём никакого груза. Запастись водой, продуктами, и на рассвете отплываем.

– Могу я узнать, куда? – с едва уловимым сарказмом поинтересовался старпом.

– Конечно, – капитан поднял голову: – Правда ли, что вы были бы рады на некоторое время занять моё место? – спросил он неожиданно, и теперь внимательно следил за тем, как меняется лицо молодого человека.

Тот смешался, но прямой вопрос принуждал к честному ответу, а потому слегка отвёл глаза:

– Да.

– Так вот моё решение. Вы займёте моё место и доставите меня на остров слепых.

– Капитан! – вскричал помощник. – Это невозможно! Да и зачем вам это?

И тогда старый моряк повернул голову к горизонту, а взор его улетел в безграничное пространство. В мечту.

– Я хочу научиться слушать, – ответил он так тихо, что слов его почти не различили.

Песчаная буря

Город накрыла песчаная буря. Ветер гнал из пустыни раскалённый песок, он набивался в рот, хрустел на зубах, оседал на дорогах. Люди закрывали лица; воздух посерел и пожелтел. Вечер был похож на утро, а утро – на вечер.

На крыше одного из домов человек вырастил сад. Он принёс сюда множество кадок с деревьями и кустами, рассадил цветы, а когда началась песчаная буря, очень волновался. Каждый час он выходил, чтобы полить растения, прикрыть их нежную листву, перенести в тень самые хрупкие саженцы. Сад очень страдал.

– Что  позволяет себе этот ветер!  – возмутилась изящная избалованная камелия. – Разве можно так обращаться с нами?!

– Ещё день-два,  и мы все погибнем, – подхватил жасмин.

А остролистная пальма вздохнула:

– Да, тяжело, – и смахнула с верхушки густую пыль.

Ветер слышал упрёки и молчал.

Маленький цветок без имени проследил за ним крошечным глазом и тихо сказал:

– Может быть, ветер знает, зачем это нужно! Всё в мире зачем-то и почему-то.

Но деревья и кусты зашипели и зашикали на него.

Буря продолжалась. На исходе третьего дня она улеглась…

   В самом сердце пустыни, среди режущей глаз желтизны, медленно двигался караван. Солнце село, и предводитель в белой чалме сошёл с верблюда. Он опустился на землю, стал на колени и вознёс хвалу:

– О, милосердный Господь! Благодарю Тебя! Ты послал нам благодатный ветер, который на три дня отогнал тучи песка и дал каравану возможность пройти самую опасную часть пути. Теперь нам ничего не грозит!

Ветер кружился тут же. И как приятны были ему эти слова!..

Искры Эля

Высоко в горах, прилепившись к скалам, жили люди. Это было дикое, злобное, низкорослое племя; жилищем им служили пещеры, а пищей – змеи и насекомые. Вокруг простиралось чудесное пространство, покрытое снегами, и однажды сюда прилетел Эль – небесное существо с головой человека и безупречным телом лошади.

Эль стоял, наслаждаясь воздухом и восхитительным видом, когда внезапно почувствовал, что за ним наблюдают. Сотни кроваво-красных глаз следили за каждым его движением. Люди прятались за камнями, и их косматые головы представляли ужасное зрелище. Дрогнуло сердце Эля, забилось сильнее от сострадания, и тогда он, поднимая правую ногу и с силой ударяя ею по скале, начал выбивать искры. Рассыпаясь, искры проникали в тела и облагораживали их.

   Каждый день прилетал Эль, и каждый день выбивал огненные искры. Менялось племя дикарей: стали ходить ровнее, учились говорить, а в лицах появилось нечто человеческое. Но не все приближались к Элю, и не всех достигали искры. Были и такие, что наблюдали издали, сгорая от злобы и ненависти. Они-то и задумали убить небесного гостя.

Сплели прочную сеть из травы, и однажды, когда Эль прилетел, набросили на него. Взмыл в небо конь, забился в сети, но тут же возмутился, вздрогнул всем телом  и сжёг сеть. Улетая, Эль понимал, что возвращаться ему нельзя. И тогда, вернувшись и сделав круг над площадкой, он сбросил свою подкову.

Прошло несколько дней. Эль вновь пролетал над горами. Немного спустившись, увидел: на площадке, на том самом месте, где всегда стоял он, сидит юноша и, громко ударяя подковой, выбивает без устали новые искры.

Сказание о чайках

На пустынном берегу, прижав лицо к худеньким коленям, сидела девушка. Мало ли горя у юности? – она плакала. А над нею, неутомимая, кружила и кружила одинокая чайка. Девушка не замечала птицу, но потом, подняв голову, проводила её долгим взглядом.

– Тебе не понять, как трудно быть человеком! И я хотела бы так же, как ты, летать свободной. Только… – она не договорила, задрожала губами и опять склонилась к коленям.

Чайка спустилась, едва не задев крылом, покачалась, словно сочувствуя, а потом поднялась высоко-высоко и исчезла за горизонтом.

«Небеса, милые небеса! Вы – мой дом, мой кров, вы даёте мне волю и силу. В вас я обретаю свободу, под вашим сиянием парю. Там, на дальнем берегу у моря сидит девушка. У неё нет ни крыльев, ни свободы, земля притягивает её к себе и наполняет скорбью. Я хотел бы утешить её, но у меня нет ног, чтобы подойти, нет рук, чтобы протянуть их к ней, и нет уст, чтобы сказать доброе слово… Помогите мне! Сделайте чудо, чтобы птица и человек поняли друг друга…»

И – откликнулись небеса: чайка ощутила притяжение и тяжесть в крыльях. Сохраняя ровность полёта, она устремилась назад.

Девушка ещё сидела на берегу, когда к ней, осторожно ступая, подошёл юноша. Серебристые волосы, тонкая белая кожа, тёмные глаза. Она удивилась: какой необычный юноша! Не видела его на здешних берегах!

– Не плачь! – сказал он голосом мягким, как шелест прибоя. – В небесах тоже много горя…

Ей показалось, что ему немного трудно говорить.

– А свобода – она не снаружи, а внутри, – добавил он тихо, продолжая смотреть на неё ласковым взором.

Девушка удивилась: разве кто-то слышал её слова?

– Откуда ты? – спросила она.

– Я живу здесь давно, просто ты не замечала меня.

Он сел на песок.

– Ты рыбак? – спросила она.

– Да, я люблю ловить рыбу, – ответил с улыбкой.

– Где твой дом?

– Вон в тех скалах!

Она с удивлением повернула голову: так высоко она не поднималась, наверное, там и вправду есть какой-то дом… Они разговаривали долго, и девушка забыла, о чём плакала утром. Он рассказывал ей о море, и тех дальних странах, что скрывает горизонт, о чернокожих людях и тёплых южных ветрах. Когда наступил вечер, а солнце закатилось за кромку воды, ей стало страшно уйти и больше не увидеть его. Но он, словно почувствовав, молвил:

– Я буду ждать тебя каждое утро. А если не сможешь придти утром – то днём. Или вечером. Я стану ждать тебя всё время…

Она смотрела долго и пристально: что-то знакомое почудилось ей в повороте головы, и как он взглянул ей в глаза. Но разве сразу поймёшь – что?

Утром она прибежала, торопясь и боясь, что не увидит его. Но он сидел на берегу, и ветер развевал его серебристые волосы.

Так подружились человек и чайка.

Однажды, стоя на высокой скале, он раскинул руки и сказал:

– Я летаю. И хочу, чтобы этому научилась и ты.

Девушка засмеялась:

– Где уж мне! – но почему-то подняла лицо кверху и подставила струям тёплого воздуха.

Он обнял её сзади:

– Просто попроси.

– Кого?

– Небо!

– Разве оно услышит?

– Конечно! Вспомни, когда я захотел прикоснуться к тебе, оно откликнулось…

– У меня не получится…

– Попроси!

Она долго думала, как попросить, что сказать, а потом крикнула сердцем: «Хочу летать! Так, как летает он!»

В один миг руки обратились в крылья, тело стало невесомым, а ветер, этот шальной, стремительный ветер, подхватил её и бросил в воздух.

– Ах! – вырвалось из глубины, но уже летела, неумело поворачивая, и жадно хватала воздух маленьким чёрным клювом.

«Лечу!» – сияли глаза. «Летишь!» – повторял возлюбленный. Он парил рядом: смелая чайка с серебристыми крыльями.

Когда они вернулись и сидели на берегу, она плакала, но не слезами горя или отчаяния, а слезами тихой радости. Но как повторить? Он прислушался к ветру, к голосу Неба и тихо сказал: «Такое даётся лишь один раз».

Шло время. У женщины появился плод любви: маленькое дитя. Это был мальчик, обыкновенный мальчик с тонкой белой кожей и чёрными глазами. Так же, как все дети, он плакал по ночам, и так же, как все дети, радовался, когда отец брал его на руки. Раз или два в неделю мужчина приносил семье небольшую золотую монету. «За много миль отсюда на дне моря лежит затонувший корабль, – рассказывал он. – Когда сильный отлив обнажает песок, я вижу множество рассыпанных монет. Я не могу принести много, в один раз – только одну». Но этого было достаточно: они ни в чём не нуждались.

Год, другой миновал. Мальчик подрастал. Всё чаще женщина вглядывалась в него и думала: «Неужели ты – простое дитя и никогда не будешь летать? Никогда не полетишь за отцом, никогда не расскажешь мне сказок о загадочных чёрных людях?» Она представляла, что жизнь её сына пройдёт на этом берегу, рядом со старой рыбацкой лодкой, и ей становилось грустно. Познав однажды радость полёта, она понимала, что потерял человек. Но проходил год за годом, а сын по-прежнему оставался обычным ребёнком и ждал отца, играя на берегу.

Тот появлялся на закате, уставший, счастливый, укладывал сына спать, а затем долго стоял над ним, всматриваясь, и женщина видела на его лице отголоски тех же мыслей: «Неужели – никогда?» Мужчина тихо вздыхал, выходил из дома и вслушивался в голос Неба, словно спрашивая о том же…

Миновала ещё одна осень, отшумели зимние шторма. Когда же настала весна, женщина вдруг увидела, что волосы её сына стали светлеть. В них появилось чистое серебро, как у отца. Такой красоты она не встречала! А потом, войдя в его спальню однажды утром, обнаружила пустую кровать, а на подушке – маленькое перо. Она стала звать и искать, но сердце сказало: «Не ищи, – он там, где его отец».

Поздно вечером, на закате, она наблюдала полёт дальних чаек, возвращающихся домой. Они появились на горизонте, и по мере приближения к берегу превращались в прекрасных птиц. Женщина улыбнулась: «Как они похожи, отец и сын!» Повернулась и спокойно пошла вдоль моря, любуясь тем, как согласно взмахивают их крылья.

Вечером, когда мальчик уснул, мужчина рассказывал: «Это был его первый полёт, но он держался уверенно, будто летал всю жизнь». Они склонились над кроватью и тихо вглядывались в лицо ребёнка. Женщине на миг показалось, что она видит бегущие облака, и яркие всплески солнца, и бушующее море – всё, что видел он за сегодняшний день. Да, она не летает и никогда не полетит, но пусть летает он…

Она обняла мужа и сказала: «Идём, не будем мешать: его крылья должны отдохнуть» – и оба вышли из комнаты.

Малыш мирно спал. Ему снилось небо…

Солнце в её глазах

– Кто здесь? – спросила девушка и протянула руку.

Ответом была тишина. Несколько мгновений она молчала, прислушиваясь, а затем опять напряжённо спросила:

– Кто?

Из глубины комнаты выступил кто-то, облачённый в хитон, весь мерцающий синим светом, и промолвил так тихо, что она едва расслышала:

– Я…

Девушка повела слепыми глазами, нахмурила брови:

– Как ты вошёл?

Он обернулся и потрогал рукою стену:

– Здесь, я прошёл здесь.

– А дверь?

– Дверь в другой стороне…

– Ты – ангел?

– Нет…

Она замолчала, откинула голову на подушку и почему-то тихо сказала:

– Хуже уже не будет… Ты пришёл забрать меня?

– Нет, тебе ещё рано.

Улыбка согрела её лицо.

– Но я мог бы помочь, – произнёс он.

– Мне уже не помочь…

– Откуда ты знаешь?

– Так доктор сказал.

Тот, кто прошёл через стену, ласково улыбнулся:

– Конечно, но я же не доктор.

Она опять напряжённо привстала:

– Я Валю позову.

– Валя – это сиделка?

– Да. Она готовит мне ужин.

– Тогда я приду позже.

– Нет, не уходи!

– Ты боишься?

– Боюсь, только не тебя. Темноты, одиночества.

Он немного подумал, а потом тихо сказал:

– Темнота скоро кончится. Будет свет.

…Наутро Марина просила открыть все шторы и долго прислушивалась к тому, как солнце мягкими пятнами греет её руки. Она хотела рассказать матери, что ночью здесь кто-то был, но побоялась напугать её. Днём ходила по комнате, попросила причесать её волосы и красиво поставить вещи. А вечером не стала ужинать и сказала, что рано ляжет спать.

Он вошёл так же неслышно, как и в первый раз. Но она почувствовала, приподнялась на локте:

– Ты здесь?

– Я опять пришёл не через дверь. Ты позволишь? Через стену мне удобнее.

Девушка улыбнулась, показала рукой на стул подле себя:

– Подойди.

Он сделал несколько несмелых шагов.

– Я думала, только ангелы ходят через стену.

– Я тоже… иногда.

– Откуда ты?

– Там, где я живу, много света. Реки, озёра света, и даже когда ночь, тьмы не бывает.

Она слушала с замиранием сердца.

– Поэтому я здесь, – ведь свет нужен твоим глазам…

Она напряглась.

– Хочешь, я дам тебе несколько капель? – продолжил он.

– Это не больно?

– Это прекрасно!

Он стал рядом с кроватью и, держа бесплотные руки на весу, вылил то, что держал в ладонях, на её незрячие глаза.

– Как приятно, – прошелестел её голос.

Он улыбнулся, отошёл к стене:

– Я опять приду, если ты не боишься.

– Нет, не боюсь.

«Темно, как темно! Он сказал, что прошёл через стену, а живёт там, где свет. Я тоже хочу! Вот чего я боюсь: жить в темноте. Опираться только на слух. Не видеть маму, не радоваться белым клавишам рояля. Никогда не знать, что за платье на мне надето. Пусть заберёт меня в свет! Даже если это – дух злобы, пусть отравит меня своими речами. Я не могу жить в темноте!»

– Марина, доченька, ты встала!

– Мама, откройте окна! Мне душно, темно…

– Что ты, голубушка, там мороз!

– Всё равно откройте, я не вынесу этого!

Плачут, плачут незрячие глаза, сердце стонет от горя. И никто не видит, как стоит в углу кто-то, облачённый в мерцающий хитон, и на его юном лице – тоже слёзы.

– Я здесь, я пришёл. Принёс тебе несколько капель света.

– Подойди, – шепчет она.

– Я стою близко.

Она вытягивает руку и осторожно ощупывает черты.

– Сколько тебе лет?

– Не помню, кажется, восемнадцать.

– А мне немного меньше…

– Значит, я совсем старик!

Оба смеются.

– Расскажи мне про то место…

– Обители Света.

– Да, обители Света. Там хорошо?

– Там – Свет. Люди светлы. Озера чисты. Когда ты плачешь, твои слёзы тоже чисты.

– Ты видел, как я плакала?!

Она отвернулась. А он, понимая, что с ним не желают говорить, просто вылил на её глаза несколько капель из своих искрящихся ладоней.

«Я опять одна, в темноте. Он не приходит, забыл меня. Конечно, зачем я тому, кто живет в обителях Света! Пусть он придёт! Приди, приди», – шепчет она и не замечает, что тот, кто пришел её навестить, давно стоит, улыбаясь и вслушиваясь в каждое слово.

– Мама, шторы раскрыты?

– Раскрыты.

– Сегодня солнце или снег?

Мать выглядывает в окно:

– Тучи, серо. Слегка пробивается солнце.

– Принеси мне лампу.

– Доченька…

– Принеси!

Мать уходит, и она встаёт. Она знает, где окна, а потому долго смотрит в ту сторону. И ей начинает казаться, что сквозь пелену незрячих глаз пробивается тонкий, едва различимый свет.

«Мои фантазии», – думает она. Но свет греет её сердце, ласково щекочет ресницы.

Он подошёл стремительно и резким движением брызнул прямо в её лицо горстью ослепительных искр.

– Ох! – вскрикнула она и едва не упала: – Мама!

Мать едва успела вбежать и подхватить её.

– Мама, – шептала Марина, – что, выглянуло солнце?

– Нет, девочка, тучи.

– Но тогда солнце – в моих глазах!!!

Он посмотрел, улыбнулся и направился к стене. Его ладони были пусты, а лицо, состоящее из света, искрилось тихим счастьем.

Час настоящей жизни

На горе, на самой её вершине, рос цветок. Был он красоты и нежности необычайной, стоял ровно, спокойно и ясно взирал на то, что происходит вокруг. Никто не знал, как называется цветок, но пролетавшие мимо ветра любили и опекали его.

Северный ветер, который гнал к морю суровые тучи, заботливо оттеснял их широкой рукой, не позволяя коснуться цветка. Ветер с юга дышал на красавца и согревал его пахучим теплом. Странствующий западный ветер, облетевший всю Землю тысячу раз, рассказывал ему забавные сказки. А молоденький восточный ветерок пел своему любимцу чудесные песни с характерным восточным мотивом.

Всех их любил цветок и каждого ждал с нетерпением, но полететь за ними не мог, хоть и стремился всей душой.

– Милый ветер! – шептал он другу-страннику. – Возьми меня с собой!

– Нельзя,  ты погибнешь! Стоит тебе оторваться от земли, и корешки твои увянут. И часа не проживёшь!

– Друг мой с севера! – кричал он вдогонку северному ветру. – Пусть твои крылья вознесут меня до небес! Хочу увидеть звёзды!

– О нет! Это смерть для тебя. Знаю, тяжко стоять на месте, прикованным к земле, но и гибели твоей не хочу!

Боль и тоска разрывали сердце цветка. Тихий ветер с востока шепнул:

– Милый, ты растёшь на вершине горы. А другие цветы проводят всю жизнь в садах и долинах,  не видя той красоты, которую видишь ты. Участь цветов грустна…

– Летать хочу! – прошептал цветок. – Летать, как летаете вы.

И он вытянул маленькие листочки-крылышки, будто стараясь взлететь.

– Изверги! – прошипела свирепая буря, проносясь стороной. – Дайте ему час полёта! Пусть час, но настоящей жизни!

Ветра изумились и  собрались на совет.

– Может быть, буря права, и этот час будет стоить всей его жизни на этой горе, – молвил северный ветер.

  А западный странник сказал:

– Если решитесь, я мог бы с немыслимой скоростью взмыть в небеса и облететь вместе с ним всю планету. Он узнает радость полёта, услышит дыхание вечных снегов, увидит моря, синеву океанов и дорогу птиц в облаках.

– Пожалуй, ты прав, – согласился  южный ветер, – пусть час, но настоящей жизни!

И только ветер с востока молчал. Наверное, он думал о вечном…

Ветра повернулись к цветку. Тот плакал, счастливый, ведь он слышал весь разговор.

– Но ты понимаешь, что к концу этого часа твоя жизнь будет окончена? – спросили друзья.

– Я думаю не об этом, а о том, что увижу весь мир!

– Ну, не весь, а только частичку, но всё же чуточку больше, чем с этой горы.

Ветра прикоснулись к цветку и бережно, с величайшей осторожностью вынули его из земли. Корешки тут же поджались от холода и непривычного света.

– Летим! Время идёт!!!

Они летели все вместе: четыре прекрасных ветра и посередине, прикрытый крылом, их маленький друг.

– Ты видишь леса? И поля? – кричали ветра.

– О да, я вижу! Но это же чудо! Земля так прекрасна!

– А это реки, озёра!

– Да, да!

Цветок задыхался от счастья.  Он едва успевал поворачивать голову, а от бешеной гонки листочки пригнулись и трепетали.

Они пронеслись над материками, облетели вокруг высочайшей вершины Земли, покачались над синеглазым океаном и улыбнулись стае проплывающих китов. Всё казалось чудесным восторженному цветку! Но время таяло, и, обернувшись, ветра увидели, что малыш побледнел.

– Всё, всё, не могу, – прошептал, – опустите меня на землю.

Нежно, словно был невесом, цветок лёг в траву.

– Я спою тебе песню, – сказал ему ветер с востока. – Не думай о смерти, а будто  хочешь уснуть.

– Да, засыпаю… счастливый, – тихо шептал цветок. – Я так много увидел! Как будто прожил длинную, длинную жизнь. Спасибо, друзья.

И  уснул…

Ветра поднялись в небеса, покружили и с грустью расстались. Северный улетел к своим вечным холодным снегам, собирать суровые тучи. Западный странник – догонять уходящее солнце. Южный – к далёким морям, согревать их тёплой рукою. Восточный  остался: он то ли молился, то ли пел свою тихую песнь.

Демон

Высоко в горах, злобный, мрачный, молчаливый, жил Демон. Это было существо огромного роста, отдалённо напоминающее человека, с телом, покрытым шерстью, копной чёрных спутанных волос и широкими, мощными крыльями. Днём он прятался в пещере, а по ночам – летал. Демон не выносил солнечного света, но нежное мерцание звёзд успокаивало его мятущуюся душу. Пищей ему служили быки с равнины, которых он подхватывал когтями, словно страшный орёл, а затем бросал на скалы; пока животное билось в агонии, он сидел, разрывая сырое мясо, и наслаждался кровавой трапезой.