Читать книгу: «Достояние государства», страница 4

– Тебе очень плохо? – Вероника с беспокойством смотрела на мальчика. – Это терпеть ещё можно? Что может случится, если вовремя не сделать укол?

У женщины похолодело в животе. Фантазия услужливо подбросила образ умирающего ребёнка в гипергликемической коме. «А какие у неё симптомы, у этой комы? Надеюсь, что мы этого и не узнаем. Как я потом жить буду, если у меня на руках он умрёт?»

– Вообще-то теоретически потеряю сознание, но я не проверял. А потом, наверное, кони двину.

– Нет, дружок, этого не будет, мы не допустим.

И Вероника помчалась обратно на пост охраны.

– Ну, где там твой главный? – набросилась она на того, кто связывался с таинственным Ветром. – У нас там срочно нужна помощь ещё одному ребёнку, настолько срочно, что промедление может стоить ему жизни.

– Должен скоро подъехать вроде, – неуверенно отозвался тот. – Ждём.

Вероника вдруг ощутила, что настолько устала, что сейчас упадёт. Она была вымотана до предела, до последнего нерва. Ей срочно надо сесть, хоть чуть – чуть отдышаться, чтобы дальше выдержать эти страшные испытания. Но она заставила себя ещё сказать: "Дети хотят есть. Нужно накормить детей!"

Едва передвигая ноги, одна добралась до стула, но не села, а принесла его к стене, у которой расположились раненый Кирилл и Наталья Евгеньевна, хотела сесть на стул, но опустилась рядом с ними, на ковёр. Вероника прислонилась к стенке и замерла. Плетнев старался не стонать, но получалось плохо, Наталья следила за тем, чтобы он не терял сознание. Чуть взгляд юноши затуманивался, она его тормошила за руку, за лицо, что – то говорила, чтобы он её слышал и понимал, задавала простые вопросы.

Женщины молчали. Сил не было что-то говорить. Оставалось только ждать. Наконец Наташа произнесла:

– Кириллу за попытку побега здорово досталось. А интересно, если я попытаюсь убежать, мне выстрелят в спину или нет?

– У этих вроде нет оружия. Надеюсь, ты не хочешь попробовать? Наталья, не выдумывай, не надо этого делать. Я понимаю, что мы все в отчаянии, но надо держаться. Нас слишком мало, а детей много, и мы за них отвечаем.

– Хорошо, ладно, не буду. Это просто мысли вслух. А вот мне ещё что интересно: всех остальных куда повезли? Дальше, либо они все тоже здесь, например, в других корпусах этой базы?

– Да как мы узнаем?

-Может, хоть сходить на второй этаж, посмотреть, там обзор, наверное, лучше.

– В общем можно, конечно, хоть знать будем. Может, и отправим кого для объединения. Но скорее всего лучше не рисковать. А посмотреть все-таки стоит.

Они ещё помолчали. Через какое-то время Наталья снова прервала паузу:

– Ник, как ты думаешь, дети кому принадлежат? Чьи они?

– Странный вопрос. А мы чьи? Мы сами по себе, мы ничьи; если мы чьи-то, то мы рабы, а у нас вроде нет рабства. Либо мы часть природы. Так, наверное. Соответственно, и дети тоже. Хотя если ты так спрашиваешь, то это значит, что что-то здесь не просто так. Ну, или дети принадлежат своим родителям, хотя я с этим не очень согласна. А что ты скажешь? Ты же не просто так спросила?

– Да, не просто так. Я думаю сейчас о многом, стараюсь понять, что происходит. Так вот. Дети – это достояние государства.

– Странная формулировка, я так нахожу.

– Я тоже так считаю. И не только я. Дети принадлежат государству. Это записано в Конституции. И государство делегирует заботу о детях родителям. И если родители эту обязанность не исполняют в полной мере, то государство вправе детей забрать и воспитывать в государственных социальных институтах. Вот как-то так.

– И для чего ты это вспомнила, почему стала думать об этом? Даже если государство изъяло этих детей из семей, то не всех же, не так много, не все же не справляются!

– Да я не совсем про это. Я тебе хочу про достояние ещё раз напомнить.

– Я помню. Это мне напоминает рекламу про нефть или газ как национальное достояние. Странно, что и одушевленное, и неодушевленное может быть национальным достоянием. Дети вроде не вещи, не объекты. Эти странные формулировки как-то их обезличивают. Получается, что государство имеет приоритет перед родителями в отношении ребёнка? И все, что государство предпринимает, все это правильно? Я правильно рассуждаю?

– Да, Никуль, правильно. И какой вывод мы делаем?

– Наташ, мы как в школе? Да? Профессия у нас в крови? И ты мне преподаешь урок обществознания, рассказывая непрописные истины? – горько усмехнулась женщина. – Вывод какой, говоришь? Получается, что этот весь сегодняшний ад, в котором мы очутились, – это какой-то государственный заказ? Это никакие не террористы, не маньяки, а государственные люди, которые защищают детей от нас и от их родителей.

– Да, дорогая, это именно так, так бы странно это ни звучало. Все, что здесь было сделано или делается, будет оправдано с точки зрения закона разного рода обстоятельствами.

– Господи, представить страшно, что будет дальше. Ты лично можешь мне сказать, что будет? Какова цель всего этого мероприятия или проекта или ещё чего-то?

– Не знаю, Ник, не знаю. Могу только догадываться, но озвучивать пока не буду. Надо о другом подумать. Что нам делать с больными? Они же погибнут у нас на руках от нашего же бездействия.

Наталья закрыла лицо руками.

– Я попробую ещё раз сходить поговорить, – предложила Вероника.

– Давай, – невнятно промычала из-под ладоней Наталья.

Вероника решительно направилась к посту охраны. Сил ругаться не было, надо поговорить спокойно и конструктивно.

Охранники сидели в креслах. Один дремал, а другой смотрел в окно, в темноту. Когда женщина неслышно подошла, он вздрогнул.

– Ребята, будьте вы людьми. У нас дети умирают. Вы несёте за них ответственность или нет? Или только мы несём? Если они умрут без помощи, вам попадёт или нет? А вообще жалко их или нет? – почти плакала она.

– Ты пойми, я рад помочь, но ничем не могу. Телефона у меня нет, я даже скорую тебе не могу вызвать. Понимаешь? И тебя выпустить не могу: отвечаю за ваше здесь нахождение.

– Ладно. Я поняла. Но ты хотя бы можешь ещё раз связаться по рации со своим руководством? Поторопи их там, скажи, что ситуация очень серьёзная.

– Хорошо. Попробую еще раз.

И он действительно оживил свою пластмассовую коробочку, которая в ответ разразилась нецензурной бранью:

– Ветер, не ори, я понял, но эти бабы реально нас достали. Она моросит, что скоро два жмура уже будет. Им жалко пиздюков, училки же. Окей, окей, отбой. – Амбал убрал рацию. – Он едет.

– С врачом?

– Откуда знаю? – пожал плечами.

– Я с места не сдвинусь, пока не приедет твой главный.

– Да стой хоть до утра.

Дети. Дарья

Проснувшись, Даша не обнаружила рядом Кирилла. Было темно; глаза слиплись. Она умылась в санузеле и пошла искать Веронику Николаевну, чтобы выяснить, где Плетнев. Учительница сидела в холле, прямая и сосредоточенная.

– Вероника Николаевна, а где Кирилл? Вы, вроде, вместе здесь были, пока я не вырубилась, – шёпотом спросила Даша.

– А, это ты. Ты чего встала? Ночь же.

– Я не могу без Кирилла спать. Мне страшно.

Вероника поняла, что от девочки не скрыть происходящее.

– Видишь ли, детка, Кирилл немного травмировался, он плохо себя чувствует и сейчас, наверное, спит.

– Где он? – дрогнувшим голосом, но в целом довольно спокойно спросила девушка. – Я буду держать себя в руках, истерик не будет, только скажите, где он.

– Он в тёмном коридорчике, ближе к вахте. Давай я провожу тебя.

–Не нужно, Вероника Николаевна, все хорошо, отдыхайте. Я в порядке.

Даша пошла по коридору и едва не вскрикнула от неожиданности: перед ней, как черт из табакерки, из темноты появился Стас Корнилов.

– Привет, полуночница! Не спится?

– Отстань, Стас, я гуляю, выспалась уже.

– А давай мы вместе погуляем, – не отстаёт он.

– Я же попросила: иди на хер.

– Дашуля, какая ты сердитая сегодня! А где же твой Ромео? Что ты одна бродишь в темноте? Приключения ищешь? – Стас попытался обнять девушку.

– Если ты, мудило, ещё раз дотронешься до меня, я твои яйца разобью ударом ноги, – спокойно ответила она, высвободилась из рук Корнилова и пошла дальше.

– Нет, ты постой! Думаешь, что ты самая крутая, да? Думаешь, я тебя испугался? Да нужна ты, бэушка Плетневская.

– Стасик-пидорасик, – устало проговорила Даша, – если ты хотел меня обидеть, то у тебя ничего не получилось. Я от тебя утомилась. Иди спать. Лучше уж быть бэушкой, подстилкой, да чем угодно, Кирилла, чем рядом с тобой находиться, Стасик-ссаный матрасик, в любом качестве. Тебе до него как до луны. Иди, подрочи, долбоеб.

Даша пошла дальше, а Стас ещё какое-то время стоял на месте и смотрел ей вслед. Он сжимал и разжимал кулаки, раздувал ноздри, но сделать ничего больше не мог. Она уже завернула в другое крыло, её силуэт осветил рассеянный свет: вахта охраны близко.

Наконец девушка увидела нечеткие очертания женской фигуры. Это была Наталья Евгеньевна, сидящая на полу. На её коленях лежала голова Кирилла. Он, кажется, спал. Даша приблизилась и зашептала:

– Наталья Евгеньевна, как он? Что с ним?

– Даша, хорошо, что ты пришла. У него нога сломана. Он постоянно теряет сознание от кровопотери и боли. Помощь вроде будет скоро. Ты посиди здесь, поможешь следить за ним, а то я борюсь со сном, а самой страшно за парня.

Даша опустилась на колени перед Кириллом, вгляделась в любимое лицо и беззвучно заплакала.

– Мой любимый, мой хороший, очнись, я здесь, – гладила она лицо юноши. – Я рядом, я не уйду. Всё будет хорошо. Посмотри на меня!

Кирилл не двигался. Тогда Дарья стала тихонько бить его по щекам, трясти за плечи. Наконец он очнулся:

– Дуся… Что ты плачешь? Не плачь! Все нормально, чуть нога побаливает. Ничего страшного, заштопают, – Кирилл попытался улыбнуться. – Прости, что так глупо вляпался. Хотел, как лучше.

– Не разговаривай много, тебе надо силы беречь, – закрыла его рот ладонью Даша, едва сдерживая слезы. – Я тебя люблю.

– И я тебя люблю, девочка моя. Посиди со мной.

И Наталья Евгеньевна как можно осторожнее приподняла голову своего ученика со своих колен, Даша подложила руки, и Наталья отползла в сторону. Так они поменялись местами. Учительница выпрямилась: за время долгого сидения очень затекла спина, и, чуть прихрамывая, она пошла в сторону вахты.

Даша сидела, придерживая голову Кирилла на коленях, беззвучно плакала, не вытирая слез и старалась постоянно говорить, не давая ему заснуть. Юноша то терял сознание, то снова приходил в себя.

– Любимый, послушай меня: у нас все будет хорошо. Ты обязательно поправишься, я буду тебя поддерживать, все время буду рядом. Ты будешь сидеть на больничном дома, а я с тобой буду заниматься, делать уроки, читать. Ты будешь капризничать, привередничать, а я буду за тобой ухаживать. А в декабре мой день рождения. Отметим на полную катушку; всех позовём: и маму твою, и ребят из класса, и всех друзей. Восемнадцать же будет! А в мае – твой день рождения. Тоже такой кипиш замутим! И оба станем совершеннолетними. А потом мы сдаём экзамены, – и мы вольные птицы! Да, забыла: в мае, после днюхи, пойдём подавать заявление, а после экзаменов мы поженимся! Мы так мечтали с тобой об этом, помнишь? – Даша все это приговаривала вполголоса, в спокойной интонации, монотонно. Ей казалось, что Кирилл её слушает. А может, это она себе говорила?

Вдруг раздался звук открываемой двери и голоса, довольно громкие, мужские. И вот показался тот мужик в маске и двое автоматчиков, один из которых нёс носилки. Они подошли, положили носилки, аккуратно взялись вдвоём за Кирилла и подняли его с пола. Даша тоже поднялась.

– Вы его в больницу? – бросилась она к чёрной маске. – Я поеду с ним.

– Нет, не поедешь, – спокойно возразил главный.

И тут девушка испугалась по-настоящему:

– Я просто должна поехать. Я должна быть рядом с ним! Мы с ним никогда не расстаёмся.

– Это ваши проблемы. Нечего здесь огород городить. Он тебя не слышит и не видит. Ему помощь нужна, а не твои сопли. Или к педагогам своим. – Он положил ей руку на плечо и развернул в противоположную сторону.

– Нет, отстаньте от меня! – закричала Даша. – Я еду! Вы меня не остановите!

Охранники отворили дверь и пропустили автоматчиков с носилками, Даша бросилась за ними, но ей перегородили дорогу. Девушка забарабанила кулаками по мощному торсу амбала, впрочем, безрезультатно. Она кричала, плакала, дралась, как дикая кошка, но мужчина скрутил ей за спиной руки, чтобы она немного успокоилась, потом поднял, положил к себе на плечо и понёс в глубь коридора, в холл. Не обращая никакого внимания на крики и сопротивление, он донёс Дарью и передал её изумленным женщинам. Потом молча удалился.

Девушка продолжала рыдать:

– Они не взяли меня. Он там один.

– Успокойся, Даша, успокойся. Он почти все время без сознания. Ему сейчас все равно, рядом ты или нет. Ему помощь нужна, и он её получит. Вот придёт в себя, и ты как раз уже будешь рядом, – старалась успокоить Дарью Вероника.

– Он не умрёт? Точно не умрёт? – выкрикнула девушка.

– Конечно, нет. От этого не умирают. Он крепкий парень, спортсмен. Он выкарабкается! Успокойся! Ты ему гораздо нужнее здравомыслящей, спокойной невестой, а не больной истеричкой. Всё, давай, пойдём умоемся и ляжем спать.

И Даша покорно поплелась за Вероникой Николаевной, продолжая всхлипывать на ходу, но уже тише и тише.

Дети. Стас

"Вот стерва, мразь, сука, подстилка. За что она меня ненавидит? Чем я хуже Плетнева? А может, действительно хуже? Почему у меня нет никого, кто бы поддержал меня, утешил? Даже от матери не вижу понимания. Почему у меня нет друзей? Приятелей разных – хоть отбавляй, а действительно преданных людей – нет. А может, что-то не так во мне? Может, это именно я не достоин любви и понимания, поддержки и преданности.

А что я сам сделал для них? Может, это я не умею любить? Может, мне это чувство не ведомо? Не научили меня любить? Да, нет, Дашку – то я люблю. Или это не любовь? Может, ревность или зависть? Я хочу, чтобы она была со мной, а она меня избегает, даже презирает, почему? Я устал быть объектом её насмешек. Да, я сам ищу повод для них, пытаясь обратить на себя её внимание. Я сам только порчу все".

Стас пошёл в свою палату, долго лежал на кровати без сна, потом опять встал, вышел. Выходя из туалета, увидел, как Вероника ведёт Дашу к женскому санузлу. Он притаился. Учительница отвела девушку в её пустую комнату и через некоторое время вышла. Стас последовал за ней, убедился, что Вероника Николаевна ушла к себе в номер, а потом вернулся к Дашиной комнате. Дверь была открыта, как и все двери их лагеря. Закрывать их запретили охранники. Послушал. Тишина. Стас тихонечко зашёл, остановился посредине помещения и не решился приблизиться к девушке. Она сама его заметила, так как глаза уже привыкли к темноте.

– Корнилов, это опять ты? Ну, что ты пристал, как банный лист? —прошептала Даша. – Я от тебя устала, уходи.

– Я это, извиниться хочу, – проговорил Стас.

– Хорошо, принимается, иди.

– Что-то случилось? Ты чего такая?

– Да, с Кириллом несчастье: он ногу сломал. Его увезли, а меня не взяли.

Стас понял, что девушка нуждается в поддержке и что у него вдруг появился маленький шанс. Он осторожно присел на краешек кровати, протянул руку погладить по волосам. Но Даша резко отодвинулась.

– Стас, ну мы же договорились! Я тебя последний раз прошу уйти, иначе закричу и перебужу здесь всех. Пойми наконец: я никогда не буду с тобой! Никогда! Даже если мы вдруг расстанемся с Кириллом, но этого никогда не случится. Даже если я буду одна, никогда я не буду с тобой! Я лучше умру. Ты мне противен. Уйди наконец, будь человеком, а не моральным уродом.

Она отвернулась к стене и заплакала. Стас медленно встал и вышел из номера.

Взрослые

Вероника ходила взад-вперёд по коридору, ломала пальцы, обнимала себя руками, словом, готовилась к долгому ожиданию. К её удивлению, через несколько минут входная дверь распахнулась и стремительно вошёл тот человек, в штатском и медицинской маске на лице, который в автобусе давал распоряжения. Коротко бросив "ведите", не сбавляя темпа, двинулся в глубь коридора.

– Остановитесь! – крикнула Вероника. – Здесь совсем рядом!

В соседнем коридорчике на полу расположились раненый Кирилл и Наталья Евгеньевна. Мужчина подошёл совсем близко, опустился на колени, раздвинул обеими руками края штанины и попытался рассмотреть рану. Достав телефон и включив в нем фонарик, он внимательно изучил опухшую посиневшую ногу с торчащей белой костью, нахмурился. Потом достал рацию и распорядился перенести мальчика в свою машину. Пока он стоял у входных дверей, остальные мужчины переносили раненого. Когда те вернулись, он обратился к женщинам: "Где другой ребёнок?"

Те объяснили, как найти, и он удалился. Через несколько минут появился снова и направился к выходу.

– А как же тот мальчик, Вадим? Вы разве не собираетесь его тоже везти в больницу? – остановила его вопросом Вероника.

– Нет, с ним будет все в порядке. Он мне чётко рассказал, что ему требуется. Я сейчас дам команду, и ему привезут инсулин.

– Я правильно Вас поняла: мы здесь надолго? Когда нас вернут обратно?

– Не могу пока Вам ответить.

И он вышел в ночную темноту. Он не обманул. В течение получаса доставили пакет, в котором находился необходимый препарат. Более того, там было несколько разных видов шприц-ручек, наверное, так называемый медленный инсулин и быстрый, то есть все нужное, чтобы ребёнку было комфортно коротать здесь неопределённое время.

Вероника старалась не думать, каково сейчас родителям этих детей, которые не знают, где находятся  их чада, как их кормят, как ухаживают за ними, не обижают ли их, также старалась изо всех сил не вызывать в памяти лица своих детей, как будто с ними все в порядке, и они находятся дома, и они только что расстались и через полдня встретятся. Пусть будет так! Иначе жить просто невозможно.

Их так ничем и не покормили. С этими страшными событиями они совсем забыли про здоровых детей, про их потребности. Посмотрев на часы, Вероника решила, что самым мудрым будет лечь спать. Просто невозможно уже дальше жить в этом дне. Во сне есть не хочется. Пусть наступит новый день! Пусть завтра будет все по-другому!

Но все-таки Вероника Николаевна заставила себя пройти по номерам, убедилась, что все спокойно и все спят, нашла свой, увидела спящих коллег и тоже, рухнув, как подкошенная на кровать, погрузилась в крепкий сон.

***

На следующее утро ничего не изменилось. Спокойный ночной сон сменился утренним беспокойством. Это ощущение уже стало привычным. Наверное, человек действительно ко всему привыкает, просто ранее острые ощущения притупляются: нельзя же все время находиться в состоянии стресса. Наверное, и в тюрьме, и в лагере сначала страшно, а потом уже привычно.

Их заточение не нарушилось и вообще не изменилось. Спустя примерно час после пробуждения появился один из охранников и попросил собрать всех в холле. Дети с нетерпением ждали новостей, но всего лишь принесли завтрак. Конечно, и этому очень обрадовались, ведь все очень проголодались. Принесли те же самые ланч-боксы практически с тем же самым содержимым. Понятно, что все это было свежим и даже немножко тёплым, но бесконечно скучным. Вероника ощутила непреодолимое желание выпить кофе, но пришлось довольствоваться тем, что дали. Опять в дополнение каждому дали пакетик сока и бутылку воды. После завтрака ещё принесли сухпайки, из чего Вероника сделала вывод, что кормить обедом их не будут.

Сытые дети сразу стали задавать вопросы о том, когда за ними приедут родители. Преподаватели как могли уводили разговор в сторону, отвлекали ребят, пытались шутить, но это плохо получалось. Необходимо пресекать попытки паники, агрессии, чтобы не спровоцировать прежних ситуаций. Поэтому женщины предложили детям занятия по интересам: можно пойти опять к себе в номер, а можно остаться в холле. Здесь Наталья Евгеньевна попыталась вовлечь воспитанников в разнообразные игры: на внимание, в слова, в пантомиму и прочее. Шестиклассники охотно поддались этим забавам. На какое-то время дети были заняты. Валентина Васильевна в другом конце холла стала рассказывать о своей продолжительной жизни за границей. Муж-дипломат повозил ее в свое время по многим странам. Многие внимательно слушали, задавали вопросы, спорили, сравнивали, где лучше жить, сами делились своими наблюдениями за традициями разных зарубежных стран. А Вероника увела своих старшеклассников в другой уголок, где стала проводить что-то типа свободной лекции по литературе.

Она говорила о Пастернаке, Булгакове, Замятине, поэтах 20 века, потом плавно перешли к жанру антиутопии, вспомнили все известные шедевры этого жанра, а также современные произведения. Вероника была приятно удивлена осведомленностью многих своих учеников в этой области.

Их продолжительная беседа вдруг была прервана жуткими воплями. Преподаватель бросилась в ту сторону, откуда раздавались эти звуки. Практически одновременно с ней туда устремились и другие взрослые. Картина, открывшаяся перед ними, откровенно обескуражила женщин: в одном из крайних номеров яростно дрались девчонки! Конечно, это явление существует, но в их школе такого ещё не наблюдалось. Три шестиклассницы с визгом набрасывались друг на друга, царапали друг другу лица, вцеплялись в волосы, в одежду. Вероника и Наталья попытались разнять дерущихся, но с первого раза это не удалось, тогда подключилась баба Валя, и они втроём, схватив в охапку каждую забияку, развели девчонок в разные стороны. Вроде бы они поутихли, но продолжили словесную атаку, наперебой оскорбляя друг друга. Из этих выкриков взрослые поняли, что девочки-подростки не поделили одноклассника, который всем трём нравился. К слову сказать, он и сам был не в курсе, что его тут не могут поделить, но, как поняли преподаватели, с каждой из этих трех девочек он встречался в разное время. Валентина Васильевна не удержалась и сказала что-то типа того, что в их возрасте она ещё в куклы играла и в их среде была не принята ранняя дружба с мальчиками. Драчуньи так удивились дремучей, несовременной училке, что даже прекратили взаимные оскорбления, переглянулись друг с другом и просто рассмеялись.  Видимо, конфликт был исчерпан.

Вероника мысленно загадала, что это должен быть единственный конфликт на сегодняшний день, потому что вчера они план по проблемам перевыполнили. И, как это ни странно, так и случилось. День прошёл исключительно спокойно, только изредка дети спрашивали, когда за ними приедут родители. Как она и думала, никакого обеда они не получили, но поужинать им дали. Это были неизменные коробочки с похожим набором продуктов. Вероника уже даже затруднялась вспомнить, что было в этих боксах утром и вчера вечером. Но это было вполне съедобно и сытно. Чудовищно хотелось кофе или хотя бы чаю, очень горячего, крепкого, сладкого. Ничего подобного не давали, только воду и сок. Охранники ели то же самое, что и все. Женщина украдкой следила иногда за ними: вдруг они чаевничают или кофе пьют. Увы, мужчины довольствовались тем же набором продуктов.

Все решили пораньше лечь спать, подозревая, что завтра должно обязательно все измениться. Но спокойной ночи ожидать не пришлось. Вероника с коллегами периодически кого-то успокаивала, мирила, отговаривала от желания сбежать, подолгу разговаривала, убеждала подождать до утра. Долго они не могли спокойно уснуть. Наконец-то все угомонились, и Вероника Николаевна тоже уснула. Трудно сказать, сколько прошло времени, но уже брезжил рассвет, значит, часов шесть – семь утра. Женщина почувствовала, что её кто-то тормошит. Наталья Евгеньевна, вся растрепанная, заспанная, склонилась над ней: