Читать книгу: «Точка Скольжения. Архипелаг. Часть вторая», страница 6

– Геирсей, поступила информация от учебных авиалётов, – отрапортовал диспетчер.

«И как он умудрился что-то разобрать сквозь помехи?» – успел удивиться Мейлиш, но вслух сказал невозмутимо: – Докладывайте.

– Им удалось подобраться к цели на дистанцию визуального контакта. Цель состоит из кораблей, схожих по классу с миноносцем и двумя корветами. На том корабле, что похож на эсминец, большой груз торпед.

«Торпеды.… К Архаку, для чего торпеды в пиратской вылазке? И для чего тогда приставлять к гружённому торпедами кораблю, который из-за них движется медленнее, в качестве охранения два лёгких и быстроходных корвета?» – задумался Мейлиш, а события тем временем разворачивались дальше.

На частоте 3252 началось оживление – Терен уточнял, какое звено авиалётов находится ближе к цели, чтобы отправить его следить за группой кораблей противника. Выяснив и отправив группу перехватчиков «Корнод» с базы береговой охраны, геирсад, как и полагается командующему авиацией флота, начал отдавать распоряжения об отправке бомбардировщиков дальнего действия на перехват.

«Вот для этого и нужны корветы, вооружённые, в основном, лёгкими орудиями. Бомбардировщики для них – очень хорошая мишень. А миноносец с торпедами – зачем, для чего? Торпеды нужны для стрельбы почти в упор, чтобы сбить корабль наверняка с одного выстрела – но пиратам сбитый корабль не нужен. Со сбитого корабля ценный груз не снимешь… Что же тогда? Они намеренно так идут, чтобы кого-то сбить? Но – кого?» – ломал голову Мейлиш.

И ответ пришёл сам собой. Эстелеро. Крейсер с бронёй, которую не пробить снарядом с корабля лёгкого или среднего класса. Бронированный монстр с орудиями, способными бить на недоступные для других кораблей дистанции. Крейсер с калибром, способным крушить даже железобетонные лбы наземных батарей. Крейсер, способный отправить корабль наподобие «Пасгедаса» на грунт всего одним залпом. Таких крейсеров – всего три на всю Селлестию, и всего один на Восточный Флот. И единственная его слабость – практически полная беспомощность перед кораблями лёгкого класса, пока «Эстелеро» развернёт свои смертоносные орудия, те уже успеют сменить местоположение. Для этого и нужны торпеды – другого способа причинить хоть какой-то вред флагману Восточного Флота у Жингкона попросту нет.

Мейлиш понял то, что пока что оставалось загадкой для Терена – это не очередная вылазка островитян с целью наживы, это – превентивный удар по Восточному Флоту.

– Связь с Тереном, – бросил Мейлиш вахтенному радисту, уже понимая, что геирсад попросту не видит другого выхода, кроме отправки бомбардировщиков. Кораблями напрямую он командовать не может – ни командующего, ни его заместителя на месте нет.

– «Пасгедас» вызывает геирсада Терен, – медленно, отчётливо произнёс Мейлиш в микрофон.

– Слушаю вас, Мейлиш, – отозвался Терен, – Что у вас?

– Геирсад, я думаю, что отправка бомбардировщиков в данном случае – не лучшее решение.

– Геирсей, – с нажимом, словно напоминая на разницу в званиях, ответил командующий авиацией, – Вы забываете о субординации…

– Можете подать запрос о вынесении мне взыскания. Но я должен сообщить вам, что противник, скорее всего, как раз этого и ждёт, – с ехидцей в голосе перебил Мейлиш, – Раз он не стал прилагать усилия к тому, чтобы уничтожить обнаружившие его перехватчики и сменить после этого курс, дабы его местоположение снова стало для нас тайной.… Значит, он экономит средства противовоздушной обороны для более серьёзной цели. То есть ждёт наши бомбардировщики. И поэтому я прошу вашего разрешения – отправить мой крейсер на перехват противника.

– Мейлиш, – чуть ли не сквозь зубы проговорил Терен, – Даже если вы и настигнете противника, в чём я, зная характеристики вашего корабля, не сомневаюсь, то вы не справитесь в одиночку с тремя кораблями врага. Поэтому такого разрешения я дать попросту не могу.

– Эскадренный миноносец «Менагано» запрашивает разрешения отправиться вместе с «Пасгедасом» под командой геирсея Мейлиш, – раздался из рации новый голос, – Ответственность за последствия боевого выхода без приказа командующего Восточным Флотом командир «Менагано» готов взять на себя.

Видимо, не только «Пасгедас» слушал частоту средней авиации.

– Прошу прощения, но вам бы, геирсей Мейлиш, не помешал бы ещё и фрегат, а то одного эсминца в охранении будет маловато, – добавился ещё один голос, который командир «Пасгедаса» узнать не смог, – Поэтому фрегат «Дэсино» так же запрашивает разрешение на выход вместе с «Менагано» и «Пасгедасом»…

Скорость соединения кораблей определяется скоростью самого медленного корабля. «Менагано» и «Дэсино» от «Пасгедаса» бы не отстали, первый был построен совсем недавно, и без груза мин на борту способен был, пожалуй, даже обогнать «Пасгедас». «Дэсино» же, как и положено кораблю такого класса, был по определению быстроходным.

– Готов принять на себя ответственность не только за выход своего крейсера, но и за всё соединение, – решительно произнёс Мейлиш, зная, что добрая половина флота сейчас его слушает, и что этой фразой он практически припирает Терена к стенке. Тот мог бы сослаться на то, что не собирается брать на себя подобную ответственность; но Мейлиш как бы освобождал его от неё, Правила позволяли командирам подразделений в подобной обстановке запрашивать разрешения на самостоятельные действия и отвечать за их последствия самим. И, если не было причин, делающих подобные действия не соответствующими общим целям операции, в которой задействовано подразделение, то такое разрешение должно было быть получено.

Этот пункт Правил и Кодексов несения военной службы был прекрасно известен и командирам «Менагано» с «Дэсино», и Мейлишу, и, конечно же, Терену. Второе, что играло на руку командиру «Пасгедаса», для которого подобный поход был ещё и удобным случаем попасть в желанный Лангес – это тот факт, что причин, заставлявших корабли оставаться на рейде, после поддержки его инициативы командирами фрегата и эсминца, не осталось. Терен попросту не мог отказать в подобной ситуации, точнее, мог, но в ущерб себе – за такое отступление от буквы Правил его по головке в штабе точно не погладят. И третье – Терен и сам должен был понимать, что бомбардировщики, высланные наспех, вряд ли добьются успеха. Заставят противника повернуть – пожалуй, но ценой сбитых машин; или замедлят, но, опять же, без потерь не обойдётся. А соединение кораблей из эсминца, фрегата и крейсера – да ещё и авианесущего – не оставляло врагу никаких шансов. Эсминец попросту не подпустит врага на дистанцию выстрела торпедой, фрегат – не даст уйти невозбранно. Ну а сам крейсер может преспокойно заниматься своим делом – работать с противником на любой дистанции.

– Геирсей Мейлиш, возьмите и нас, «Эрширес», – раздалось в эфире. Словно разрешение от Терена уже неважно, и только командир «Пасгедаса» решает, кому выходить, а кому – нет. Видимо, не он один понимал, что бомбардировщики против корветов посылать не стоит – если и сумеют отбомбиться, то добрая половина не вернётся. Потому командиры и вызывались так охотно – беспокоясь не столько за жизни пилотов бомбардировщиков, сколько за успех общего дела, которому они и служили.

– Какова ваша максимальная скорость, «Эрширес»? – спросил Мейлиш.

– До девяноста разгонимся.

– Извините, ребят, но мы пойдём самое меньшее на сотне, если, конечно, геирсад Терен разрешит, – постарался разрядить обстановку Мейлиш.

– Выход разрешаю, – буркнул недовольный Терен, – У вас никто не отстанет?

– Говорит «Менагано». Мы гарантированно разовьём все сто десять.

– «Дэсино» и сто двадцать разовьёт, если надо будет, – хмыкнул командир фрегата.

– Тогда… Геирсей Мейлиш, принимайте командование над соединением.

– Понял вас, геирсад, – отозвался Мейлиш, и тут же отдал первые распоряжения: – Переходим с частоты 3252 на рабочую. «Дэсино» и «Менагано» – поднять якоря, следуйте за мной.

– «Дэсино» понял.

– Понял «Менагано», – раздались ответы.

– Боевая готовность. Поднять якоря. Пуск турбины. Авиалётам и птицелётам – срочно возврат. Катерам – отмена получения боеприпасов, догонят нас по дороге, – скомандовал геирсей и занял своё место за центральным пультом.

– Боевая готовность, боевая готовность, поднять якоря, приготовиться к пуску турбин! – пронеслось по крейсеру.

– Двенадцатому крылу авилётов – отмена задачи, немедленно возврат на крейсер! – разнеслось в эфире.

«Пасгедас» снова шёл в бой.

Глава 13

Королевство Неолон,

Храм Познания,

в это же время.

Бывает так, что какие-то вопросы не оставляют тебя – сколько бы времени ни прошло, как бы ни менялась твоя жизнь, как бы ни хотелось их забыть… Но всё равно постоянно происходит что-то такое: события, слова, действия – и возвращаешься к тому, казалось бы, пройденному и закрытому чередой дней, завесой прошлого. И тогда словно повисаешь, словно отрываешься от действительности, и ничего вокруг не замечаешь, а в голове вопрос, один вопрос, всё тот же и тот же, снова и снова.

Четвёртая сторона. Культ Иали, как ниточка к ответу. Мирралд, погибший, видимо, просто за то, что начал копаться в том, в чём копаться не стоило. Книга Инвара Телли, сначала в машине убитого любимого, потом – здесь, в Храме. Ленасси Трельф, который, видимо, был важным ключом в этой тайне. Формулы из книги Инвара, использованные неведомыми Падшими там, на островах, и связанный с этим пришелец из другого мира, а также то, что Архипелаг готовится к войне. Ленасси Трельф, которого упомянули и Телли в своей книге, и Мирралд, явившись в качестве Смертной Тени, чтобы предупредить.

Как всё это связано?

Мислеги этот вопрос не давал покоя с самого утра. Проснулась, как всегда, поздно – казалось бы, пора уже привыкнуть к этим образам, к тем приходящим во снах убитым ею людям, которые то звали к себе, то всё пытались выяснить, за что? Но чаще – словно она одна, в незнакомом городе, посреди улицы в летнюю жару, и – совершенно голая почему-то, кидающаяся в поисках укрытия и не находящая его. А вокруг – или похотливые взгляды, или полное равнодушие окружающих. Некому укрыть её плащом или хотя бы накидкой, наброшенной на плечи – и тогда она начинает кричать, звать на помощь, и…

И просыпается.

Скомканная от кошмаров постель, влажное от пота одеяло, и – иногда, вот как сегодня – Мирралд.

«За что, Ниа»? – спрашивал он во сне, – «За что?»

Ей нечего было ответить – она убила его смертную тень по ошибке. Не разглядела, не поняла, не…. Не ожидала даже, настолько привыкла к опасности от таких вот порождений Чёрной энергетики Поля, что даже и мысли допустить не могла, что Тень окажется дружественной.

Потому – опять встала через силу, и, по привычке, потянулась за водой, что всегда стояла с вечера на подоконнике. Наткнулась взглядом на привычный предмет – блокнотик в кожаном переплёте со стихами, что хранила, как память.

И проснулась окончательно.

Блокнотик почему-то лежал не там, где был оставлен. Не в шкафу, на отдельной полке, аккуратно завёрнутый в ткань, где и должен был храниться. А на подоконнике. Именно там, где она не могла его не найти. Вопрос «как» тут не стоял – все те принципы, благодаря которым существа из мира тонкой энергетики могут управлять материальными предметами, она знала наперечёт. Вопрос был другим, и этот вопрос был: «почему?».

Не удержалась, схватила – потом себя отругала за это, так позволять собой манипулировать – но открыла, нашла первый чистый лист, идущий за исписанными от руки, вернулась, посмотрела: так и есть. Оттенок ручки, конечно, другой, даже не той, которой она сама писала. Но почерк, почерк спутать невозможно.

 
Расскажи, что с тобою не так.
Почему ненавидишь границы.
Почему безразличные лица
Так пугают, хоть вроде – пустяк.
 
 
Расскажи, что тебя тяготит.
Почему тебе так одиноко.
Почему к тебе жизнь так жестока.
Вечера – как могильный гранит.
 
 
Расскажи, как пустынна кровать.
В одиночестве, перед рассветом.
Почему ты пугаешься лета,
И не можешь ночами поспать.
 
 
Расскажи, что такое кошмар.
Просыпаясь одна среди ночи,
Ты как будто чего так хочешь,
Что бросает и в холод, и в жар.
 
 
Расскажи, что такое любить.
Про того, кого ты так искала.
Почему на полу одеяло —
И, проснувшись, бросаешься пить.
 
 
Расскажи, что ты ищешь давно.
Почему незаметно так годы,
Почему ты так хочешь свободы —
И про всё, что тебе не дано.
 
 
Ты хранишь этот сборников стихов.
И всё шепчешь во сне моё имя.
Ты по-прежнему веришь в любовь.
И – скажи – может быть??? Правда, Ниан?
 
 
Расскажи, сколько стоит заказ.
Оплачу всё своими руками.
И пронзи моё сердце клинками.
В этом мире, где не было Нас
 
 
Грустный взгляд погасающих глаз —
Вот и всё, что осталось б меж нами.
Без эмоций. Тебе заплатили.
Убивай меня, милая Ниа.
 

От того и нет сегодня покоя. Всё, что знала Мислеги, говорило: после того, как смертная тень рассеяна, она почти не может вернуться. Исключения есть, одно на тысячу случаев. Или на десять тысяч. Но – почерк точно его. А стало быть, вывод только один: надпись в блокноте была сделана Мирралдом заранее. Собрал, архаков сын, где-то достаточно энергетики до этого – явился ночью, смотрел на неё, спящую, оставил стих в блокноте. Дал себя поймать Кемире. А кто-то сегодня ночью достал блокнот!

Дверь в келью заперта. Где хранится сборник рукописных стихов, ни одна живая душа в Храме не знала. Да и не стали бы, нет, храмовники не из таких. Остаётся только другая сущность, помогающая Мирралду.

И снова: почему?

Культ Иали. Инвар Телли. Ленасси Трельф. Чёрные в Архипелаге, которые что-то готовят. Мирралд.

Размышления вернулись и снова пошли по кругу, с утра, как заведённые. Наступал полдень, Мислеги уже предпринимала несколько попыток отвлечься, но ни тренировки с другими храмовниками, ни лейсы информирования по сводкам, поступающим от аналитиков, ни даже всё остальное, чем была наполнена жизнь Храма, не помогало отвлечься от этих мыслей.

Ниан снова вернулась к своему занятию, пытаясь хоть как-то отогнать раздумья прочь. Нарезка овощей, конечно, не то дело, которое полностью занимает всё внимание, но остальной процесс приготовления обеда всё ж таки от размышлений отвлекал.

Вековые стены храма, вековые традиции – никакой обслуги, никаких посторонних внутри. Серый камень, холодный и потому вечно мокрый от конденсата, оседающих испарений влаги, коих всегда много на кухне. Почти подвал, только на половину этажа помещение выступает из-под земли, даже окна – узкие полоски стекла, такие, что еле руку просунуть можно. Рядом, за стеной, кладовые. Там шумно возится Тигнем, принося всё, что требуют от него Ниан и Аниала. Лилмела нет – пропал в посудомоечной. Всё, как всегда, уже примерно полтора года. И века до этого: храмовники сами себе готовили еду, сами за собой убирали, содержали в чистоте свой уголок Храма, привлекались, наравне со всеми, к другим делам и работам. Сегодня по кухне дежурила группа Данаиса.

В этом был какой-то смысл, какая-то подспудная цель. Как напоминание о том, что храмовое братство хоть и поставлено особняком в мире Посвящённых, но всё же состоит из таких же людей, как и весь мир вокруг. Простые человеческие дела и обязанности были частью повседневной жизни Храма.

Аниала, привыкшая к неразговорчивости Ниан, молча возилась у исходящих паром кастрюль. Мислеги выступала в роли помощницы. Временами перекидывались короткими фразами, конечно, наподобие «передай мясо» – сообща дело, всё ж таки, идёт быстрее. Но от обеих не укрылось, что атмосфера меж ними после Рондонга стала другой. Теплее, пожалуй.

Спасаясь от идущей с плиты жары, обе одеты в то, что Дементьев окрестил «футболками» – наполовину рубашки, плотно сидящие, в обтяжку, с рукавами до локтя и невысоким, в два пальца, воротником-стойкой, который можно ослабить посредством застёжек до середины груди.

– Специи? – Аниала Каэми рыжей бестией порхала у плиты, пока Чёрная возилась с овощами.

– Не рано? – засомневалась Ниан.

– Мясо натереть перед запеканием.

– Поняла, справа в шкафчике вроде были.

– Откуда им там… – и, проверив, – Смотри-ка, и правда, тут. Кто их туда засунул опять, интересно?

– Думаешь, я знаю, м?

И снова молча за дела. Сегодня без слов поняли друг друга – едва зайдя на кухню, Мислеги сразу встала к разделочным доскам, так что Аниале ничего не оставалось, как встать к плите и руководить усилиями Чёрной.

Пришёл Тигнем, приволок коробку с корнеплодами, на дежурное «куда?» получил от рыжей пиромантки только указующий жест. Попытался спросить, что готовим, получил ещё один жест в сторону заведующего кухней мастера Айкрафа.

– Весело у вас тут, – проворчал Тигнем и удалился за следующим заданием к заведующему, а по совместительству и старшему повару Храма, который склонился над жарочным шкафом посреди кухни. И – чего и следовало ожидать – электрокинет начал просто заговаривать зубы престарелого уже мастера, следящего за тем, чтоб еда в столовой Храма появлялась в тарелках в срок и в нужном объёме. И Мислеги, и Каэми прекрасно знали, что разговоры оперативник любит заводить в те моменты, когда ему не хочется что-либо делать. Мало того, обе ещё и понимали: это надолго, до них доносились обрывки фраз, достаточные, чтобы разобрать – Тигнем Мектаро решил всерьёз обсудить разнообразие меню.

– Да, ещё один повар нам не помешал бы, – выдала Аниала, – Сколько времени я тут, а ничего нового на столах так и не появлялось.

– Как по мне, так жаловаться не на что, – хмыкнула Мислеги, – Я какого-то однообразия не замечаю. Да и вообще мне до всего этого особого дела… понимаешь, м?

– Просто ты тут не так давно, – вздохнула Каэми, – А я вот уже устала немного – питаешься Йялла знает, чем, в командировках. Возвращаешься в Храм – а тут одно из примерно сотни блюд, что знает Айкраф. И всё. Если что-нибудь поменяется – обязательно открою ресторанчик поблизости от Храма и буду подавать там всякую экзотику из национальных кухонь, – и, видя, что Мислеги снова проваливается в задумчивость, одёрнула её, – Ты слушаешь?

– Да, – ответила Ниан, с трудом оторвавшись от размышлений.

– Слушай, я знаю – Чёрные вы такие, все загадочные-замкнутые-нелюдимые, но хоть сейчас-то можешь побыть просто человеком?

– Я тебе задела? – вскинула бровь Мислеги.

– Да. То есть, нет… К Архаку, Ниан, я пытаюсь просто поговорить! По-человечески! На отвлечённую тему, люди иногда болтают, слышала о таком?

– Не люблю просто болтать, – разделочная доска переполнилась нарезанными соломкой корнеплодами тайре, Ниан ссыпала первую партию в глубокую миску, что стояла рядом, и принялась кромсать следующую.

– Хорошо, если не «просто» – выбирай тему, – Аниала, кажется, отступать не собиралась, – О чём говорить будем?

– А можем – вообще не говорить? – уточнила Ниан.

– Ты не высыпаешься, – вместо ответа сказала Каэми, надевая рукавицу и снимая крышку с пахнущей уже огромной кастрюли. Чтобы разглядеть содержимое, пришлось даже приподняться на цыпочки, – Давно замечаю уже. Потому и не будим тебя на приготовление завтраков. А должны бы… Плохо спишь? Кошмары, так?

– Да, – Мислеги отрицать не стала.

– И эта Тень, которую ты убила, над которой Кемира потеряла контроль… Ты ведь знаешь, кем она была при жизни?

– Знаю. Очень дорогой мне человек.

– Любила?

Ниан промолчала.

– Понятно, не отвечай, если не хочешь. Просто… Не тебе одной досталось, знаешь ли. Я не знаю, почему ты бросила своих, Падших, и пришла к нам, но ведь неспроста же? Значит, что-то такое произошло… Ты усмехаешься?

– Аниала, – усмешка сменилась на полуулыбку, – Как же мне вам объяснить, что Падшие – это не какая-то Организация наподобие Интерсилы или вас… – и тут же поправила себя: – Нас, Храмовников. Это просто отдельная категория Посвящённых. Зачастую мы… Они… Даже не встречаются друг с другом. Получают заказы на работу, выполняют, приходят за наградой. И всё.

– А как же твой наставник, этот, Чинтери?

– Бывает иногда, что с возрастом для выполнения заказов становится нужен помощник, – пояснила Ниан, – И давай эту тему закроем.

– Как скажешь, поговорим о тебе.

– А лучше – о тебе, м?

– Хорошо, – расплылась в улыбке Аниала, – Сначала о тебе, потом обо мне. Так пойдёт?

– А наоборот можно?

– И это говорит та, кто залезал мне в голову? Ты ведь всё обо мне знаешь!

– Не всё, – уточнила Мислеги, – Только черты характера и воспоминания, и то не было особо времени их просматривать. Так что – если думаешь, что тебе досталось, то ошибаешься.

– Тебе, конечно, есть, с чем сравнивать?

– Есть, – не стала отрицать Ниан, – И не с собой, заметь. Просто… Можете считать, что вам, Чистым, повезло. Вы работаете со стихиями, а мы – с людьми. Таких воспоминаний довелось повидать, что уже ничему не удивляешься.

– В каждом человеке есть что-то, мы ведь все тоже не просто так сюда попали, – возразила Аниала, помешивая содержимое кастрюли, – Вот я, например… впрочем, ты ведь знаешь, да?

– Да, начала делать карьеру, потому что разрывалась между семьёй, настаивавшей, что ты должна отказаться от своих способностей, и стремлением устроить свою жизнь. И вот в один прекрасный момент натолкнулась на сильную сущность, что смогла взять под контроль телекинета, отказавшегося принять Посвящение. И сожгла его из самозащиты. Всё?

– Не всё. Именно из-за него я и хотела отказаться от Посвящения тоже. Ты так далеко не залезала в память, да?

– Нет. К чему бы мне это, м?

– А ведь это был мой любимый человек, Ниан.

Мислеги едва не полоснула себя ножом, сорвавшимся с нарезаемого корнеплода, по руке.

Мирралд. Чёрные на Рондонге. Инвар Телли. Ленасси Трельф.

– Если бы не была такой нелюдимой, знала бы, что все тут, в Храме, такие. Все пытались жить, как нормальные люди. И кончилось у всех одинаково. Я немного даже завидую тем, кто в Интерсиле работает. Они оседают в своих Резидентурах, встречают кого-то, строят жизнь. А сюда, в Храм, берут обычно тех, кто ни к чему и ни к кому не привязан.

– А я думала, дело в таланте. Самые, мол, талантливые, разбираются в ссорах между другими Посвящёнными.

– И это тоже. Но талантливым может быть и лентяй, верно? Сюда отбирают тех, для кого их над-человеческие способности стали единственным, что есть в жизни. Нас даже не надо заставлять совершенствоваться, – с упором на «заставлять», – Мы сами охотно это делаем, потому как у нас и нет больше ничего. Возьми хоть эту неразлучную парочку – Мектаро и Юньядо. Селллестиец и сименелец, один из вполне благополучной и респектабельной семьи, второй – полукровка из бедных кварталов «цветущей столицы» Алькани. Ты, например, знаешь, как они здесь оказались?

– М? – одним звуком Мислеги выразила что-то вроде «продолжай».

– Лилмел встретил девушку, которая была из ваших – из Падших. Не Чёрная, как ты, наоборот, из Белых Падших. Лечила людей без разрешения на то, лгала Лилмелу, и понятно, что в один прекрасный момент за ней пришли клирики с проверкой. Но ничего из того, что в компетенции Цекрви, не отыскали, направили информацию в Интерсилу. Агенты, конечно, не заставили себя ждать подолгу. Девушка пыталась сопротивляться, Лилмел, будучи аккредитованным внештатником, начал заступаться, и…

– Хорошо сопротивлялась? – догадалась Ниан.

– Очень хорошо, двоих оперативников уложила, у третьего шансов не было уже. И тогда вмешался Лилмел.

– На чьей стороне?

– На их. Выступал потом свидетелем, добился слушания здесь, в Храме. Наставник его после этого и пригласил… Удивлена? Нет? Потому что по лицу тебя не поймёшь.

Мислеги оглядела привычные уже стены, вспомнила, как первый раз оказалась тут, на кухне. Ничего не изменилось с той поры. По левую руку от входа мойка для овощей, дальше – разделочные столы, за ними – плита, у которой возится Аниала. Ещё чуть дальше – печи для приготовления хлеба. Справа – шкафы для посуды, банок с крупой и специй, холодильники. Проход в склады, разделочные столы для мяса, птицы, рыбы. Дальний правый угол – вотчина мастера Айкрафа: весы, чтобы соблюдать пропорции закладки продуктов в блюда, письменный стол. Там Тигнем, как раз мешает заведующему кухней заполнять отчётности разговорами. По центру выдыхает пар жарочный шкаф. Левый дальний угол, за печами, где выпекался местный хлеб, прозванный Дементьевым не иначе, как «лепёшки», размещались мойки для посуды. Там как раз и возился Лилмел, о котором шла речь.

Аниала поймала взгляд Чёрной, направленный на него, и пояснила:

– Интуиты обычно чувствуют ложь, если она исходит от человека, не умеющего лгать так, как вы, Падшие. И Лилмел потом долго, очень долго не мог простить себе той ошибки – при его-то специальности не почувствовать ложь от самого близкого человека! Начал учиться, заниматься – Наставник помог. Стал одним из лучших в своём деле. Ты ведь знаешь совсем другого Лилмела, правда?

– Да, – призналась Мислеги, и, почистив от кожуры ещё три корнеплода, принялась и их кромсать на ломтики.

– Вот эти дорезай – и хватит, – сказала ей Аниала, и добавила: – Обычные люди сначала чистят всё, потом только режут. А ты как-то странно всё делаешь. Почистила, порезала, опять почистила.

– Привычка, – пояснила Ниан, – Готовить училась сама, чтобы блюда в кашу не превращались – ориентировалась всегда на объём нарезанного.

– Надо как-нибудь упросить Тигнема, чтобы уболтал Айкрафа дать тебе что-нибудь приготовить самой. У него получается.

– Что получается? – уточнила Мислеги.

– И готовить, и убалтывать, – со смешком сказала Каэми, – Он как-то на ужин делал рыбу с фруктами, как в Селлестии.

– Иссукри?

– Да, кажется. Но старик Айкраф рецептуру хоть и отследил чуть ли не под запись, а повторить так и не повторял. Даже не пытался.

– С возрастом люди теряют способность к изучению нового, – сказала Ниан, – Я знаю, что Тигнем – из Селлестии. Но имя не Селлестийское.

– У него один из родителей из Тенгри, – ответила Аниала, – Впрочем, у тебя тоже имя – сокращение от староимперского, и, при том, не в Селлестийской форме, так?

– Нийанелл, – улыбнулась уголком рта Мислеги, – Оно даже не староимперское, оно из Святого Писания. Женские формы – Нийя, Ниан. Мужская – Ниас. С именем этим забавная история. В Писании такой персонаж есть, но вот род его не указан – мужской или женский, потому и называли им то мальчиков, то девочек. Нюансы перевода – в староандалийском глаголы прошедшего времени не имеют деления на мужской и женский род, а применительно к Нийанелл в тексте ни разу не было использовано уточняющих местоимений «он» или «она». Только время всё расставило по местам – появились Нийя и Ниас, да ещё церковная форма – Нианелль.

– То есть, твоё полное имя…

– Не вздумай так меня называть, – предупредила Чёрная.

– Церковное… Родители веровали?

– Не просто веровали, даже были причастны к Церкви Творца.

– Ни за что бы ни подумала, – призналась Каэми.

Вместо ответной фразы Мислеги просто вскинула бровь, словно спрашивая: «о чём?».

– Что в семье верующих людей вырастет Чёрная, – уточнила Аниала.

– Как раз именно поэтому я и стала Чёрной… Долгая история, расскажу как-нибудь.

– Самые долгие истории – у Тигнема, – пиромантесса снова проверила кастрюлю, помешала содержимое черпаком, потом долго дула на него, остужая. Попробовав содержимое, скорчила довольную гримасу и опять закрыла крышкой, – Тигнем ведь как раз с церковниками столкнулся. Слышала когда-нибудь о «перевёртышах»?

– Продавшиеся Падшим?

– Они самые, – вздохнула Аниала, – Отец Тигнема.

– И он его, конечно…?

– Да, Тигнем ведь был действующим агентом Интерсилы тогда, отец нёс службу в одном из Орденов, кажется, в Асшари. Это экзорцисты, слышала?

– Да. Можно сказать, коллеги, – Мислеги, покончив с овощами, вытерла руки, – Сколько народу они искалечили своим подходом…

– А скольким помогли? – возразила Каэми.

– Мы, Чёрные, справились бы с этим гораздо лучше, – пояснила Ниан, для которой многое теперь стало проясняться, – Это как выгонять грабителей из здания, взрывая дом… Но… Здесь все такие?

– Какие?

– С поломанным прошлым, что между Чистыми Принципами и личными интересами выбрали Принципы?

– Не все, но большинство, – поправила Аниала, – Девять из десяти – точно. Исключения – наш Данаис, например, лучший на курсе в Университете Интерсилы, сразу после выпуска Наставник пригласил его лично. Реткотс Гарайе – его вообще подобрали, как Кемиру, кажется. Где-то в Динджи, выкупили из рабства, Наставник его лично обучал. У него вообще, можно сказать, иной жизни нет, не было и быть не может, только Храм. Понимаешь теперь, чем мы тут занимаемся? Не просто расследуем случаи конфликтов между Посвящёнными и не просто за Падшими гоняемся. Для нас дело храма – смысл жизни, то, что нас тут всех объединяет. Так было веками. Ни семей, ни детей – только Храмовое Братство, как одна семья. Поняла, почему тебя тут приняли, как свою?

Да, Мислеги теперь многое понимала. Дело даже не в том, что им нужна Чёрная в оперативной группе, нет. Храму нужны те, у кого за спиной – пыль, прах, пустыня. Те, кому некуда идти, те, кто именно поэтому и не предаст, те, кого не запугать и невозможно шантажировать близкими, те, кому не важны деньги и даваемые ими блага. Потому, наверное, в Храме и не было никогда «перевёртышей».

Да, Мислеги теперь многое понимала. Почему к ней тут такое отношение – в этой общности людей, она, державшаяся отчуждённо, становилась чуть ли не изгоем. Её принимали, как свою – но именно принимали, а не считали своей. Вот в чём дело, а не в том, что она Падшая или Чёрная. Вот почему вся группа согласилась тогда, на Гаргесе, так легко отступить от привычного плана расследования и делать так, как считает нужным. Уверенность в своих решениях прививалась им не буквами Кодекса Чистых, а вот той убеждённостью, что любой храмовник на их месте поступил бы так же.

Да, Мислеги теперь многое понимала. Почему, несмотря на то, что она держится отчуждённо, с ней всё равно пытаются заговаривать. Почему Лилмел чуть ли в любви не признаётся – он ведь когда-то любил Падшую, возможно, похожую на неё, Ниан. Почему ей позволяют отлынивать от ранних утренних подъёмов, когда нужно помогать на кухне к завтраку. Группа словно бережёт свою Чёрную, словно жалеет – а она, наивная, решила, что выстроила этакие границы, этакие барьеры в общении, заставляющие людей дважды думать о том, чтобы бывшую Падшую побеспокоить.

Да, Мислеги теперь многое понимала из тех загадок, что касались Храма. Почему они никогда не подозревают друг друга ни в чём. Почему так слепо верят своему Наставнику. Почему не юлят и не увиливают от обязанностей, как сегодняшняя работа на кухне. Почему с такой радостью берутся за задания и почему с каждой командировки возвращаются сюда, как домой. Храмовое братство – это их жизнь, иной у них нет, а если и была бы, то в Храм бы они не попали. И – да, можно ли себе представить, чтобы на роль этакого арбитра между Посвящёнными из трёх конкурирующих областей кто-то подошёл бы лучше, чем храмовники? Вот поэтому если в результате отношений, что нет-нет, да завязывались между мужчинами и женщинами Храма, на свет появлялся ребёнок – их отправляли на покой. Потому, что у пары тогда появлялся другой смысл для жизни, другая цель – и, пожалуй, будет правильнее сказать, что у них вообще появлялось что-то, кроме братства.