Читать книгу: «Копия», страница 9

Глава 11. Четыре дня

После того, что прошёл Кейт для вступления в SEAL, служба на военной базе Литл-Крик казалось отдыхом. Всё шло размеренно и даже скучно, поэтому “морские котики”, словно питбультерьеры занимались самосовершенствованием без всяких приказов и команд. Заключая безобидные пари между собой, они играючи соревновались в беге, плавание и других физических упражнениях. Жизнь приняла спокойное течение, конечно в их понятиях, для любого гражданского это служба была бы тяжелым грузом.

Роберта сильно удивило, так это продолжение обучения. Ему казалось, что они уже владеют всеми нюансами военных действий, но перед ним открывались ещё более глубокие секреты их деятельности. Первые шесть месяцев проходила индивидуальная специальная подготовка, где Кейт получил специализацию по проникновению и методу входа. Следующие полгода проходила тренировка основных навыков миссий на уровне подразделений: ближний бой, специальная разведка, морское преследование и всевозможные тактические действия. И ещё шесть месяцев заняло обучение, где отшлифовывалось взаимодействие со вспомогательными группами разведки, специальной лодочной командой, связистами-шифровальщиками, медицинскими службами, минёрами и даже с лингвистами-переводчиками. Всё прорабатывалось очень скрупулёзно, учитывалась каждая мелочь, каждая деталь плотно залегала в мозгу, и каждое действие доводилось до автоматизма.

– Интересно, Роберт, что из всего этого пригодилось? Не кажется ли тебе, что вас нашпиговали чересчур, – тихо спросил Айван.

– Отвечу вопросом на вопрос. Ты видел когда-нибудь поединки сумо?

– Конечно да, я же не совсем дикарь.

– Тогда должен был заметить, что за поединок они используют два-три приёма. А знаешь, сколько их в арсенале? Угадай.

Айван вспомнил те редкие фрагменты борьбы сумоистов, которые он давно, ради праздного интереса, посмотрел по телевизору.

– Я думаю, до пятнадцати, – уверенно ответил Стеблин.

– Почти угадал. Восемьдесят два, – улыбнулся Роберт, – и они не считают, что их нашпиговали, я имею в виду приёмами, а насчёт веса, согласен.

– Убедил. Закрыли вопрос, продолжай.

Размеренность службы сыграла с Кейтом злую шутку, в нем опять проснулся инстинкт подражания. Повышенный адреналин, постоянное состояние стресса, холода и дикая усталость, последние три десятка месяцев прятало его очень глубоко, так что Роберт очень редко вспоминал о нем, а если и приходила мысль, то он считал, что это бесследно исчезло. Капитан Давид Гольдберг отвечал за анализ и подготовку проведения спецопераций. Кейт всё чаще, как в детстве, ловил каждое его слово, присматривался к манере поведения и так же, как в детстве, это не прошло незаметным, тем более здесь, где взгляд любого без труда улавливал каждую мелочь. Во время обсуждений или пустяковых споров внутри взвода Роберт сам не замечая того начинал говорить с той же расстановкой и интонацией, присущей капитану. Сначала это принималось за шутку, потом за плохое чувство юмора Кейта (повторение это уже не смешно), а затем и начинало раздражать, но Роберт абсолютно не обращал на это внимание, ему нравилась такая манера. Так же, как и Давид Гольдберг, начиная что-либо объяснять, он поднимал правую руку к груди, выставив большой и указательный палец в виде пистолета. Потом он уже даже не замечал, что при неуставном обычном общение с капитаном, всё чаще позволял себе его копировать.

– Не могу не поинтересоваться, Роберт. Всё это время вы были на базе?

– Конечно, нет. Но извини, все наши миссии засекречены, и я давал подписку о неразглашении. Честно сказать, во время некоторых, я вообще не понимал, что мы здесь делаем, но меня научили не задавать вопросы.

Кейт понимал, что он начинает выпадать из команды. В плане выполнения спецопераций никаких препятствий не было, но психологическая обстановка внутри взвода желала быть лучше, и виной этому был он. Только один человек, кубинец по национальности, снайпер Карлос, не обращал на поведение Роберта никакого внимания, остальных же это раздражало, потому что Кейт начал напоминать капризного ребёнка, который делал, что хотел, не слушая никого. В конце концов, то, что изначально выглядело как безобидная пародия, переросло в проблему, о которой уже знало командование. И её надо было решать.

Одним утром Давид Гольдберг вызвал к себе в кабинет Роберта и без всяких “предварительных ласок” угрюмо, и как всегда с расстановкой, спросил:

– Поговорим без официоза. Кейт, что происходит?

Конечно, капитан уже в десятый раз изучил его дело и был прекрасно осведомлён о трагедии, произошедшей с его родителями. В его армейской карьере попадались бойцы с подобным несчастьем в прошлом, но никто из них не делал ничего подобного. Здесь явно особый случай. Роберт только сейчас осознал, смотря на холодный взгляд командира, что это может быть конец его службе.

В дверь постучали и на разрешающий окрик Гольдберга, в кабинет вошла военный психолог, также в звании капитана, Джессика Лейтон. Это была красивая женщина маленького роста лет сорока с ангельским голосом, но с твердым стержнем внутри, о наличии которого при первом знакомстве с ней даже не догадываешься. Ей явно было не по душе, что её пригласили на этот разговор, о чем она сразу сказала Давиду:

– При всём уважение, капитан Гольдберг, вы здесь лишний. Но это ваш кабинет, и я могу только просить оставить нас наедине для беседы с сержантом Кейтом. В противном случае, она состоится у меня.

Много лет неся службу с Джессикой Лейтон и зная её характер, Давид не стал возражать, прекрасно понимая бессмысленность этого действия.

– Yes, sir, – шутливо ответил он и направился к двери. Ставить условия в своём кабинете он мог позволить только ей. Эта хрупкая женщина тринадцать лет назад вытянула его из эмоционального расстройства после битвы на аэродроме “Пайтилья” в Панаме.

Роберт также за эти годы пересекался с ней, но эти встречи были обязательны для всех и носили не более чем консультационный характер. Джессика Лейтон подошла к окну, плотно закрыла его и опустила темные жалюзи, оставив в кабинете приглушенный свет. Затем предложила Кейту пересесть на диван и своим, до боли приятным голосом, проговорила:

– Я хочу услышать всё с самого начала. Располагайтесь поудобнее и забудьте о том, где вы находитесь. Просто рассказывайте. Это же началось в детстве? Роберт, я слушаю.

Чувство, что ты находишься на приёме у доктора, покинуло Кейта довольно быстро и незаметно, сняв небольшое напряжение. Это нельзя было назвать гипнозом, но Роберту, который никогда не отличался разговорчивостью, вдруг очень захотелось этого общения. Джессика Лейтон, незаметно для него, умело начала манипулировать им с помощью поиска общих черт. Кейту даже не пришла и мысль, что схожие моменты между его и своей жизни она просто выдумывала ради изъятия полной информации. Насколько правдоподобно она об этом рассказывала, ненавязчиво показывая, что ей тоже нелегко вспоминать. Плюс этот ангельский спокойный голос, который мог разрушить любую внутреннюю защиту и отключить “холодный” ум. Психолог Лейтон отлично знала свои сильные стороны и пользовалась этим по максимуму. Ей удалось поселить внутри Роберта обманчивую мысль, что перед ним человек, в первую очередь друг, которого у него никогда не было, а уже потом доктор.

Кейт рассказал всё: гибель родителей, Найджел и Синди Николс, дядя, о котором он уже забыл, весь путь его сюда и о том, как опять в нём проснулось это влечение к подражанию. Два часа канули в этом неспешном обороте общения также быстро, как сон в полудреме. Он замолк и ждал, что скажет Джессика Лейтон. Она медленно встала из-за стола, подняла жалюзи и открыла окно. Вместе со светом в кабинет ворвался шум военной базы, который сразу привел Роберта в привычное для него состояние боевой готовности. Он смотрел, как она также неспешно села назад за стол и только сейчас увидел этот взгляд. Холодный, со вкусом приговора.

– Сержант Кейт, я буду рекомендовать командованию о вашем отстранении от дальнейшей службы в рядах SEAL, – в её голосе появился металл, – с заключение вы ознакомитесь на комиссии.

За эти годы Роберт научился держать удар. Он понимал, что любые вопросы сейчас абсолютно бесполезны, а подобие просьбы только усугубит всё. Да и не умел он это делать. Просить о чем-то для него было равносильно унизительному поражению. Джессика Лейтон не горела желанием что-то объяснять и быстрым шагом покинула кабинет, а уже через минуту в него вошёл капитан Гольдберг. Он не успел подойти и пообщаться с ней в коридоре, а только на расстоянии увидел её отрицательное мотание головой. Этого было достаточно.

– Сержант, что сказала капитан Лейтон? – с порога спросил командир. Роберт резко вскочил с дивана и дословно повторил её слова.

– А что ещё она говорила?

– Ничего, сэр.

– Неужели настолько всё серьёзно, – жестом показывая, что Роберт может присесть, проговорил Давид Гольдберг. Он не знал с чего начать разговор и просто смотрел в окно, думая о том, что рядом сидит один из его лучших бойцов, с которым, скорей всего, придется расстаться, а он даже не знает всей глубины причины. Отпустив Кейта, капитан поднял трубку и позвонил Джессике Лейтон, которая была уже у себя, и поинтересовался, может ли он подойти.

– Я как раз начала писать заключение. Думаю, вам тоже будет интересно. Вы его командир и вы первый должны ознакомиться, так что заходите, – в её голосе до сих пор чувствовалось железо.

Кабинет психолога был единственным местом на базе, в обстановке которого не было и намёка, что это армия. Тихий свет, пару кресел, между которыми стоял небольшой овальный столик, картины на стене и даже из окна было видно одно небо. Только письменный стол с компьютером в углу комнаты, за которым сидела Джессика Лейтон, не вписывался в интерьер и говорил о том, что здесь работают. Давид в ожидании, когда она закончит набирать свой вердикт, присел в кресло и взял со столика свежий номер журнала “Американский психолог”. Лениво перелистывая страницы, он пытался найти что-нибудь интересное для себя, но специализированное издание не предоставило ему такого удовольствия. Научные статьи со своими терминами, эмпирические отчёты и метаанализы, которыми был заполнен журнал, заставили Гольдберга положить его на место.

– Это не по вашу душу, капитан, – не отрывая глаз от клавиатуры, сказала Лейтон и голос снова наполнился мягкостью, – извините, но Playboy не выписываю.

– А зря, – с улыбкой ответил Давид, – не отвлекайтесь.

Теперь он занял себя рассматриванием копий картин Пабло Пикассо и Сальвадора Дали, висящих на стене, которые если и вызывали, то только недоумение. Нет, ему не было чуждо искусство, но такое направление как кубизм капитан ассоциировал с нерешаемыми задачами по геометрии. Создавалось впечатление, что автор полотна хочет узнать у тебя, чему равна площадь синего многогранника или диаметр красно-желтого круга. А вот пейзажи и реализм это совсем другое дело. Он любил всмотреться в каждый мазок на картине, а особенно в дальний план, инстинктивно определяя расстояние до выбранной точки, если бы это было наяву, чего невозможно было сделать на данных репродукциях. Но больше всего Давида притягивали работы Ивана Айвазовского. Здесь всё было близко ему – океан во всех своих проявлениях и корабли, которые, то живут в мире с морской пучиной, то жестоко борются с ней за право остаться в живых.

Противный звук лазерного принтера нарушил тишину, застав капитана Гольдберга врасплох. Доктор Лейтон достала два листа и протянула ему.

– Ознакомьтесь. Скажу, только одно. Здесь особый случай.

Давид вдумчиво и медленно разбирал ещё неостывший текст, прочитывая некоторые предложения по два раза. Всё было как-то туманно. Он положил заключение на столик рядом с журналом и с просьбой в голосе, сказал:

– Капитан Лейтон…, Джессика. Расскажите своими словами. Люблю простоту и конкретность, а здесь всё, как-то мне непонятно. Меня учили другому.

– Даже не сомневаюсь. Хорошо, начнём с основ. Французский психолог Гюстав Лебон утверждал, что подражание является одной из проявлений заражения – это передача психического состояния. То есть изначально, в данном случае сержант Кейт копирует только способ поведения, а не психическое состояние. И по его словам, это уже третий случай. Сначала отец, затем тренер. Но если здесь всё можно списать на вполне объяснимую потребность в поиске идеала и кумира, что довольно нормальное явление для ранних лет, то сейчас это реально может перейти в заражение, расстройство. Я доступно изъясняюсь? Если возник вопрос, задавайте сразу.

– Зачем такие громкие слова? Расстройство, заражение. Обычная детская привычка, которая осталась и, в конце концов, пройдет.

– Не всё так просто. Если это была бы, как вы выразились, капитан Гольдберг, обычная детская привычка, то тест на подверженность влиянию он не прошёл бы. Я подняла все данные. Он сдал его на “отлично”.

– Значит дело в тесте, насколько я понимаю.

– Я допускаю, что он не совершенен, – доктор Лейтон задумалась,– но факт остаётся фактом. В нём есть импульс к подражанию, соответственно, он подвержен психологическому влиянию, поэтому, выражаясь вашим жаргоном – его бы “зарубили” ещё тогда, после теста. Согласно выводам Габриля Тарда, человек преступником не рождается, а становится им с силу следования законам подражания и приспособления. То же самое можно говорить о предателе. После всего услышанного, вы сможете гарантировать, что сержант Кейт не попадёт под воздействие? Это хорошо, что сейчас этим манипулятором для него оказались вы, капитан Гольдберг. Догадываетесь о чём я?

Давид молчал, не зная, что ответить. Видимо, по всему, она права.

– Джессика, неужели это не поддаётся лечению? Вы же знаете много всяких хитрых штучек.

– Поэтому и сказала, что это особый случай. Понимаете, я могу провести курс, но не могу дать гарантию, что лечение прошло успешно. Даже после окончания, если усложню тест, он всё равно его пройдет и мы, возможно ошибочно, будем считать, что сержант Кейт снова в строю. Не мне рассказывать вам, сколько стоит здесь ошибка. Этот импульс так далеко спрятан у него внутри, что, кажется, его просто нет и невозможно понять исчез он или остался. Я пыталась залезть в его голову и скажу, он первый с которым у меня это не получилось полностью. Где-то он впускал меня всецело, а где-то не давал сделать и шага, захлопывая дверь перед носом. И что самое главное, он делал это непроизвольно, абсолютно не думая. Я не увидела ни одного симптома или признака, чтоб он включил внутреннюю защиту. Это меня поразило. У него внутри есть рубильник, до которого не может дотянуться никто, даже он сам. Другим словом, сержант Кейт непредсказуем, в плохом понимании.

– Спасибо, капитан Лейтон. Я всё понял, – Давид Гольдберг отдал честь, – мне надо идти.

– Не смею задерживать, – сейчас как раз был тот случай, когда её ангельский голос никак не стыковался с произнесенной фразой.

Роберт сидел на койке в казарме, не до конца осознавая произошедшее сегодня утром. Он считал, что психолог много на себя взяла и вопрос об его дальнейшей службе, будут решать другие, но не как не она. Все эти несколько лет в армии Кейт проявлял себя только с лучшей стороны и все его заслуги не может перечеркнуть, как он думал, пусть вредная, но абсолютно безобидная повадка. Эти мысли успокаивали и говорили, что ничего страшного не произошло.

– Сержант Кейт, вас вызывает капитан Гольдберг, – голос молодого бойца перебил его раздумья, и второй раз за сегодня он направился в кабинет офицера.

Давид был серьезен, и это сразу насторожило Роберта, который уже выучил манеру командира. Тот никогда не спекулировал эмоциями.

– Присаживайся, предстоит трудный разговор, – он не сводил глаз с Кейта, пытаясь безуспешно понять, что происходит сейчас у него внутри.

Бросив эти попытки, капитан Гольдберг сухо, без красок и ударений, как будто зачитывал распорядок дня, рассказал о своей беседе с доктором Лейтон. В комнате повисла тишина, а в голове Роберта память воспроизводила разговор с тренером Найджелом Николсом около касс школьного стадиона. Просто какое-то дежавю, только отредактированное в другом формате.

– Кейт, что скажешь? – Давиду надоело безмолвие, они не для этого здесь собрались.

– Капитан Гольдберг, это сможет что-либо поменять?

– Нет.

– Тем более не вижу смысла в словах. У меня только один вопрос. Когда заседание? – и как тогда, около касс стадиона, у Роберта не было никакой злости, жалости и обиды, только равнодушие.

– Послезавтра, в 10 часов утра. Сержант Кейт, можете идти.

Все сослуживцы догадывались, что происходит, но никто не пытался поговорить с ним, зная, что это бесполезно. Если Роберт и так считался замкнутым, то эта два дня он был просто камнем, в котором все чувства затуплены, спрятавшись очень глубоко от людских глаз.

Комиссия, быстрые сборы, несколько дежурных пожеланий удачи, такие же слова о том, как рады были служить с ним плечом к плечу, сумка в правой руке с личными вещами… и вот уже КПП за спиной. Роберт уходил, не думая ни о чём, не вспоминая, не оглядываясь. Только теперь, после него, весь рядовой состав на базе при виде психолога Лейтон старался уйти в сторону, избегая встречи. Каждый знал и опасался того, что эта красивая маленькая хрупкая женщина с мягким кротким голосом может легко лишить тебя того, к чему ты так долго с упорством шёл, просто случайно найдя в твоей голове таракана. А ведь он есть у каждого.

– Роберт, неужели тебе ничего не предложили? – спросил Стеблин в такт шагов надзирателя.

– Даже больше. Меня включили в “черный” список, как неблагонадежного. Никакой работы во всех службах, связанных с государственными секретами.

– Да… здесь их точно нет.

– Ты как всегда шутишь. Но знаешь, я к этому привык и мне это нравится. А ну, владелец кинопроката, какая там серия подошла к концу?

– Седьмая, – и через пару минут камера наполнился тихим сопением обоих её обитателей, но за несколько секунд до этого, далеко в подсознании, как будто в плотном тумане, у Айвана тихо и непринужденно прозвучал звоночек, на который он по причине желания спать совершенно не обратил внимание.

Глава 12. Учитель

Вечером в пятницу, как он сказал Владу, Билли снова вернулся в Сиракьюс. День был очень насыщенным, чего давно в его жизни не случалось, поэтому усталость сразу овладела им, как только он разгрузил свой микроавтобус. Всю установку зеркал и столов решил оставить на завтра.

Недалеко за домом стеной стояли лиственные деревья, и Билли на следующее утро решил немного прогуляться в этом лесу, так как вечером ничего хорошего это не сулило. Каково было его удивление, когда он узнал, что это парк, носящий название Максвелл, с футбольным полем, кортами для езды верхом, полем с мишенями для любителей натянуть тетиву, небольшими озерами и павильонами для пикников. Ему определенно начинало всё здесь нравиться. Неспешно погуляв до полудня, он, набравшись сил от свежего воздуха окружающей природы, вернулся в дом и занялся намеченным делом – борьбой с мебелью. Только сейчас Билли понял, чего ему будет точно не хватать, так это кресло – качалки. Она была у него на работе, она была у него дома и всегда на улице. Даже зимой стояла на веранде под крышей. “Будем считать это непредвиденными расходами, мистер Стеблин”, – подумал он, разглядывая кредитную карточку.

Старик не любил долго раскачиваться и уже завтра принялся за дело. Взяв макет головы Айвана, он начал “оживлять” его, придавая природный цвет его лицу и играясь светом, то дневным, то закрыв шторы, искусственным, внимательно разглядывая со всех ракурсов, сравнивая с фотографиями. Эти действия сейчас он проводил по одной причине – оставить под рукой только то, что непосредственно нужно для воспроизведения лица брата Влада Стеблина. Довольный итогом проделанной работы, в чём он даже не сомневался, Билли достал из холодильника банку пива и вышел на улицу. Даже вечером, несмотря на ноябрь, погода радовала своим теплом. Скрип нового кресла – качалки, купленное сегодня утром в городе и приятная свежесть холодного ячменного напитка благодушно завершали ещё один день в его жизни.

Первое занятие Билли просто общался, рассказывая об искусстве перевоплощения с помощью макияжа.

– Джессика, то, чем вы занимались сидя каждое утро перед зеркалом, не больше чем раскраска для детей. Это сделает любой, у которого есть руки, хватит даже одной. Я буду вас обучать писать картину, то есть визажу, которую только очень внимательный взгляд отличит от фотографии. В этом смысле нам легче. Минимум корректировок, никаких полетов мыслей, отключаем воображение и просто доводим каждый штрих до совершенства. Для этого у нас всё имеется. Сразу предупреждаю, я буду очень требователен.

И он начал доставать из своего дипломата разные предметы, подробно рассказывая в каком случае используется тот или иной. Старик популярно и довольно досконально растолковал, что между косметическими губками, ватными шариками или просто пальцами, для нанесения макияжа предпочтение отдаёт кисточкам, благодаря которым работать получается точнее и быстрее. Также пояснил, что синтетические используются для крема или косметических продуктов на водной основе. А уже натуральные кисточки, желательно из соболиного или беличьего меха, для пудры, так как они тоньше и мягче других. Джессика была поражена, увидев такое количество всевозможных кистей для макияжа, в её наборе было только три. Она бы никогда не догадалась, случайно встретив Билли на улице, что этот старый мужчина будет её обучать секретам профессионального визажиста. Это, то же самое, если Джессика вдруг оказалась специалистом высокого класса в производстве самурайских мечей. Настолько внешность разилась с родом деятельности.

Начальная лекция закончилась, и они договорились о следующей встрече через день, где уже приступят к практике. Одновременно с тем, как учитель провожал свою “студентку”, Айвана Стеблина встречали открытые ворота тюрьмы города Оберн в каких-то 29 милях отсюда.

Мисс Олсон сразу показала достаточно неплохие результаты. На следующем занятии Билли, взяв макет головы, наложил макияж на одну половину лица, надел парик, который он приобрел вчера в городе и, прикрыв листом бумаги вторую часть, развернул и показал позировавшей Джессики. У неё не было слов. Создалось впечатление, что она выглядывает из-за шторы и только не двигающийся зрачок выдавал куклу, заставив её передернуться.

– Садитесь за стол к зеркалу. Сейчас посмотрим, на что вы способны. Мне надо знать ваш потенциал.

Он убрал листок, поставил макет перед ней так, чтобы Джессика видела себя одновременно в отражении и на модели. Вторая половина лица была абсолютно чистая.

– Я думаю, задача ясна, – он положил перед ней косметические инструменты и средства, – используйте всё, тут ничего лишнего. Дополните картину, а я пойду, подышу свежим воздухом. Здесь хороший парк. Не буду вам мешать, мисс Олсон. Вернусь через час и посмотрю, над какими вещами нам придется работать.

Сначала Джессики показалось в этом упражнении ничего сверхсложного, но яркий дневной свет, как бы издеваясь, постоянно вскрывал разницу, и ей приходилось всё чаще брать в руку свежий ватный диск для снятия макияжа. Часа оказалось мало, и когда вернулся Билли, на её лице уже появилась испарина. Но самое главное, отметил старик, никаких нервов, только старание. Он взял стул, присел рядом и медленно, по-учительски, спросил:

– Что у нас не получается?

– Слой, такой же, как у вас. Безупречно ровный и незаметный. А у меня всегда остается какой-нибудь след, стоит только выключить лампу и поднести макет к окну. Никогда не могла подумать, что это так трудно.

– Вот и отлично. Послезавтра, в пятницу, займемся именно этим. Я вижу вы устали, так что пора отдохнуть. До свидания, Джессика.

Билли проводил её до машины и с удовольствием, как всегда, погрузил своё тело в кресло-качалку, наслаждаясь приятным скрипящим звуком вызываемым легким колебанием. Он любил всё деревянное и этот внутренний треск для него был голосом ротанга, который перед тем, как стать его троном, вырос на берегу Индийского океана, а теперь зовёт на свою родину. Туда, куда он обязательно попадёт, когда всё закончится, а тишина вокруг, которую изредка перебивала проезжающая мимо машина, заставила снова погрузиться Билли в свои грёзы о мировом турне по экватору. Дав полную свободу своему воображению, старик вдруг понял, чего ему ещё не хватает здесь. Это глобус, большой и на деревянной подставке, который он медленно будет прокручивать указательным пальцем по линии раздела на полушария, внимательно изучая неизвестные доселе названия. Как же, чёрт побери, было приятно стать рабом такой мечты! И самое главное, сам себе хозяин. Впервые в своей жизни. Его мысли перебил резкий визг тормозов. Затем он услышал звук закрывшейся двери автомобиля и, судя по нему, понял, это грузовик. Билли неспешно сошел с веранды, посмотреть, что произошло. На дороге в паре футов перед правым передним колесом на спине лежал щенок под хромированным бампером, вытянув все четыре лапы вверх, пытаясь защититься от этого железного монстра, сердце которого грозно стучало под длинным капотом, а из выхлопных труб за кабиной было видно его дыхание. Рядом стоял водитель с улыбкой на лице, не зная, что сказать, а собачонка большими карими глазами, обратив голову, испуганно смотрела на него.

– Дурочка, куда же ты бежала? – дальнобойщик развернулся и посмотрел на другую сторону дороги, пытаясь ответить сам на свой вопрос, где и увидел стоящего на обочине Билли. – Это ваша собака?

– Нет, я её впервые вижу, – ответил он, а щенок, услышав голос старика, подскочил на лапы, подбежал к нему и присел напротив, виляя купированным хвостом, – но если не найдутся хозяева, возможно, станет моей.

Она была породы боксер месяцев пять от роду. Огромные добрые кофейные глаза, преданно смотревшие на Билли, уже покинул испуг, и в них была только просьба “возьми меня к себе”. Водитель снова улыбнулся и, открывая дверь грузовика, весело спросил:

– Интересно, как ты её назовешь?

– Пусть будет Джина. Джинджер.

– Удачи вам, – двигатель грузовика начал набирать обороты и вскоре детище компании Mack Trucks исчезло из виду, оставив на асфальте свежие следы тормозного пути, спасшего только начинающую жизнь этого щенка.

Билли пошел к дому, а Джина, быстро перебирая лапами, чуть обогнала и, задрав голову в полуобороте, смотрела на него, не сводя глаз.

– Что, девочка? Завтра в городе помимо глобуса придется купить тебе поводок, – старик чуть задумался и добавил, – наверно ещё будку с намордником.

Джинджер не возражала, а старик уже представлял, как он будет с ней гулять по аллеям парка Максвелл. Вдвоём, всё-таки оно веселее.

На следующее утро Билли проснулся пораньше и первым, что увидел, это просящиеся глаза Джины перед кроватью. Он сразу понял, кареглазая хотела гулять. Старик вывел её за дом и, наслаждаясь утренней сигаретой, с интересом наблюдал за щенком. Отбегая в сторону, она каждый раз оборачивалась и смотрела на него, как бы спрашивая разрешения на дальнейший променад. Через двадцать минут они вернулись домой и Билли начал собираться для поездки в город. Он терялся в сомнениях, не зная где оставить собачонку, в доме или на улице. Решив, что она может устроить страшный хаос среди рабочих принадлежностей и инструментов, что нельзя было допустить (подобное случалось у его соседей в Нью-Йорке), старик закрыл дверь, выпустив её на веранду. Сев за руль микроавтобуса, он посмотрел на Джину. Она не сводила глаз, и в утренней тишине раздалось еле слышное скуление.

– Я скоро буду. Веди себя хорошо, девочка, – включая первую передачу, сказал Билли.

Несмотря на почтенный возраст, Dodge Van Ram вальяжно и тихо, как шикарный лимузин, тронулся с места. Выехав на трассу, старик, набирая скорость, вскользь посмотрел в правое зеркало заднего вида и чуть не ударил по тормозам. Джина гналась по обочине за машиной, а некупированные большие висячие уши, словно крылья, поднимаясь вверх, бешено делали взмахи в ритм бега. Подавив в себе желание остановиться, Билли наоборот прибавил обороты, пока она окончательно не исчезла из виду. Он вернулся через два с половиной часа, и ликованию щенка не было предела. Джинджер не давала подойти к задним дверям микроавтобуса, прыгая и извиваясь перед стариком так, что обрубок хвоста почти доставал до головы, всем видом показывая, насколько сильно она счастлива. Билли поймал себя на мысли, что ни одно живое существо в жизни никогда не было так рада ему и от этого внутри стало очень тепло. Он с улыбкой достал ошейник, на котором уже было выгравировано Ginger, а под именем номер мобильного телефона, и одел на неё, привязав поводком к перилам. Наконец-то старик смог спокойно подойти к багажному отсеку своей машины. Если глобус не составил большого труда перенести его в дом, то с деревянной будкой пришлось повозиться. Билли не забыл, что скоро придут холода явно некомфортные для короткошерстного боксера, поэтому договорился с продавцом, что в субботу он приедет и полностью утеплит конуру, приобретя там же в магазине всё для этого необходимое. Так у вчерашнего безымянного щенка появился свой дом и любимый хозяин.

На следующий день Джина уже показала, что готова преданно нести службу, встретив Джессику воинственным молодым лаем, вызвав у неё милое удивление и маленькую толику испуга. Она остановилась в десяти ярдах от веранды и не успела позвать Билли, как открылась дверь. Старик вышел на улицу, улыбаясь, погладил щенка и довольный своей четвероногой подопечной сказал:

– Джинджер, фу, это свои. Познакомься, её зовут Джессика. Доброе утро, мисс Олсон, проходите в дом. Она вас не тронет. Да, Джина?

Прекратив лай, питомица посмотрела на гостью и маленький моторчик внутри неё завилял коротким хвостом с такой скоростью, что создалось впечатление, как будто сзади прицепили небольшой веер.

– Всё, она вас приняла. Если хотите, можете погладить, – Билли с трудом присел рядом (вчерашние нагрузки с будкой в этом возрасте дали о себе знать), положил ладонь на голову и двумя пальцами начал теребить за ухом. Джессика без капли боязни нежно провела рукой от холки до хвостика и с этого момента окончательно стала для Джины не чужой.

Занятие проходило очень плодотворно и чем-то напоминало первый урок по игре на фортепиано. Старик со знанием дела ставил её кисть под правильным углом для удобства создания равномерного тонкого слоя незаметного для глаз, раскрывая свои секреты и подсказывая в каких случаях крем надо наносить от центра лица, а в каких обратно. Сегодняшнее обучение было посвящено только этому, как у начинающего пианиста, первым делом в руке не должно быть скованности, которая сдерживает тебя, ведя к усталости, а усталость к ошибке, которая могла перечеркнуть всё – безбедное будущее Линды, мечты Билли и свободу Айвана.