Читать книгу: «Копия», страница 16

Влад вместе со стариком Сандерсом, сидя в машине, наблюдал со стороны за выходом брата, который с олимпийским спокойствием, не ускоряя шаг, направлялся к автостоянке напротив.

– Это он или она? Я не могу понять,– прошептал Билли, пристально вглядываясь через лобовое стекло в силуэт подсевшим с возрастом зрением.

И будто услышав этот вопрос, Айван, понимая, что за ним наблюдают, непроизвольно на шаге поднял ладонь до груди, и рука изобразила жест, ставший популярно известным во всем мире благодаря певцу Dio, сжатый кулак с выставленным мизинцем и указательным пальцем.

– Получилось, – медленно проговаривая буквы, растягивая удовольствие, с улыбкой произнес старик.

Влад молчал, переведя взгляд на центральный вход исправительного учреждения. Меньше всего на данный момент он хотел бы услышать оттуда рев тревожной сигнализации, сопровождающийся гулким хаотичным топотом форменных ботинок. До машины оставалось пройти несколько ярдов, когда небольшой уличный шум разрезал, не щадя барабанные перепонки местных жителей, вой сирены. Его мышцы мгновенно сократились, сжав всё тело, а пальцы, не чувствуя боли, впились в кожаную обмотку руля. Он много раз, глубоко анализируя, представлял подобную ситуацию, ненавидя её и в первую очередь себя, за то, что не мог найти решения. Городок Оберн слишком маленький, чтобы была возможность затеряться в нём, а через пару тройку минут будут перекрыты все выезды из него. Это конец.

Билли также прекрасно всё понимал и просто удрученно опустил голову, не желая наблюдать за дальнейшим, в отличие от Влада, который упорно смотрел вперёд, лихорадочно ища выход. Первая мысль это было выгнать старика из машины, надавить на педаль газа, забрать брата и дальше… ничего хорошего – погоня, заблокированная дорога, руки на капоте, арест обоих. Вторая мысль была менее эмоциональная и поэтому совершенно противоположной – просто развернуться, неспешно поехать в Сиракьюс, успокоиться, принять поражение и начать обдумывать, что делать дальше.

Звук сирены электрическим разрядом пробежал по спине Айвана. Всё его нутро призывало встать на месте и оглянуться, но переборов это желание, он, не ускоряя шага, продолжил путь к автомобилю, ожидая каждым нервом своего тела окрик с требованием остановиться. Со стороны казалось, что он абсолютно спокоен и происходящее не имеет никакого к нему отношения.

Влад перевел взгляд с центрального входа на ближайшую застекленную тюремную вышку с небольшим по всему диаметру балконом и сразу ничего не мог понять. Караульный, словно истукан с острова Пасхи, стоял, не поддавая никаких признаков беспокойства, расслаблено держа автоматическую винтовку в руках и наблюдая через солнцезащитные очки за тем, что происходит на внутреннем дворе тюрьмы. Его абсолютно не отвлекал постепенно усилившейся вой сирены, только редкие прохожие начали оглядываться в сторону источника. И в этот момент с Уолл-стрит, находящейся на северной стороне исправительного учреждения, вывернул черный, полностью тонированный микроавтобус Chevrolet Express с круглыми желтыми знаками на дверях и проблесковыми маячками на крыше, отключив которые на улице снова восстановилась обыденная суетливая тишина, заставившая Сандерса в ту же секунду поднять голову.

– Твою мать, вот дерьмо, – ругнулся старик под глубокий выдох Стеблина, который словно ребенок, начал стучать ладонями по рулю от удовольствия.

Они одновременно повернули голову в сторону Айвана, который уже открывал дверь Ford Fiesta и садился в машину.

– Ну что, Билли, будем прощаться, теперь у нас разные дорожки. Приятно было иметь с тобой дело. Вернешься домой?

– Взаимно. А насчет возвращения в Нью-Йорк, подумаю на досуге. Спешить мне некуда.

Он вышел, аккуратно прикрыв за собой дверь и слегка переваливаясь с ноги на ногу, медленно побрел к своему микроавтобусу, оставленного за два квартала отсюда. Нога Влада мягко придавила педаль акселератора, и темно-серый седан вальяжно покатился мимо выезда с автостоянки, приглашая зеленый хэтчбек следовать за ним.

Джессика уже была в камере и абсолютно не обратила внимания на едва слышный звук сирены, с трудом пробивающийся по лабиринту бетонных стен. Она сделала всё так, как они репетировали и путь за решетку, заочно проигранный много раз, оказался не таким уж и сложным. Последняя задача заключалась быть не обнаруженной в течение трёх часов, что тоже не должно было стать большой проблемой. По словам Айвана, в это время никто не должен был её беспокоить. Нью-йоркский адвокат Стеблина добился решения вопроса об отдыхе после свидания, практически сразу после перевода в Оберн.

Она лежала на койке и, взяв в руки книгу, специально прикрыв лицо от случайного взора охранника, бесцельно, не фокусируя взгляда, смотрела на расплывчатые буквы, думая о ненужности слов сказанных ей на днях Джеффри Родманом, что отвечать следователю только на вопросы, касающиеся паспортных данных. Больше ни слова. Джессика и не собиралась изливать душу людям при исполнении. Видя, как они начнут извиваться, она, молча, сидя на стуле и опустив голову вниз, будет относиться к происходящему, ухмыляясь внутри, с полным равнодушием, согревая себя только одной мыслью – она сделала это, она победила их всех и нашла настоящую себя, которая зажглась яркой желтой звездой среди огромной серой массы представителей обыденности. Незаметно для неё веки понемногу наполнились тяжестью, и она вскоре просто уснула, положив открытую книгу на лицо, спрятав там застывшую кроткую улыбку, вызванная вкусом удовольствия той неподдельной страсти, захлестнувшей маленькую комнатку для свиданий три часа назад.

Проехав ярдов сто пятьдесят, Влад остановил машину и в зеркало наблюдал за братом, который аккуратно припарковав сзади свою, как ни в чём не бывало, направился к нему. Джессика выполнила свою часть контракта на все сто процентов. Никакой разницы. Через несколько секунд он, уже откинув голову назад, сидел на пассажирском сиденье, наслаждаясь свободой и прохладой безукоризненной работы климат-контроля.

– Ваня, как прошло? – не растрачивая слова на эмоции, хотя скрытая эйфория, конечно, подняла кровяное давление, сухо спросил Влад.

– Как-то всё неожиданно получилось…, – в задумчивом его ответе проскользнул понятный только ему и непонятный для брата груз печали, который тот тут же списал на усталость.

– Ладно, поехали. Возьми в бардачке влажные салфетки, там же другой парик и сотри этот макияж. Не нравишься ты мне такой.

– Куда хоть мчимся?

– Ниагара-Фоллс, пересечем границу, а дальше международный аэропорт Гамильтона и к чертовой матери с этого материка. Времени в обрез.

Двухэтажные дома по обеим сторонам улицы ускорили свой ход навстречу и двигатель, не зная правил дорожного движения, еле слышно рычал, недоумевая, почему не дают ему похвастаться своей мощью. Они направились на север к выезду из города, стараясь не привлекать к себе лишнее внимание, держа стрелку спидометра на 25 милях в час.

Роберт поймал себя на мысли, что он вряд ли вспомнит, когда последний раз у него был такой аппетит. Закончив с едой, он попросил стакан содовой и, уничтожая её мелкими глотками, начал рассматривать кирпичные стены с множеством больших картин, сделанные под старину. Наступило время ланча и пустой зал ресторана понемногу начала заполняться постоянными посетителями. Он не хотел уходить по одной причине – это неведение, что делать дальше. Но и дальше находиться здесь тоже не имело никакого смысла. Может кто-нибудь другой пересел бы за стойку, и алкоголь совместно с разговорчивым барменом скрасил бы все эти вопросы, убив время, но только не Кейт. Одиночество и закрытость давно уже стали его преданными спутниками.

Он вышел на улицу и начал переходить проезжую часть, направляясь по обратной дороге. Справа с Коттедж-стрит вырулил в его сторону черный Mercedes и глаза Роберта машинально отработали на это движение. Он взглядом, без всякой на то причины, сфотографировал номер и уже готов был отвести взор, понимая полную бесполезность полученной информации, как мельком пройдясь по лицу водителя, тут же, слегка растерявшись, вернул его назад. За долю секунды поняв, что не ошибся, за рулём действительно был тот самый “белый воротничок” из Нью-Йорка, он пристально посмотрел на пассажира. Его бывший сосед по камере, только уже с волосами на голове, сидел, откинувшись всем телом на спинку кресла, прикрыв глаза. Небольшая растерянность перешла в ступор. Он остановился на бордюре, развернулся вполоборота и без всякого стеснения, пристально уставился на приближающееся детище штутгартского автоконцерна.

– Ваня! По-моему наш общий знакомый, который сегодня стал богаче на шестьсот тысяч долларов, – фраза заставила оторваться от удобной ниши подголовника и посмотреть вперед.

Взгляды всех троих перекрестились и, снизив скорость до минимума, словно полицейский патруль на объезде неблагополучной территории в темное время суток, медленно ползучи, братья стали приближаться к Роберту. Только когда они почти сравнялась, Айван открыл окно и, выглянув, смотря снизу верх, улыбаясь, подмигнул Кейту. Вместе с поднимающимся стеклом черный автомобиль начал набирать обороты, устремляясь к шоссе 104, затем Тернпайк-роуд и только потом прямой хайвей до самого знаменитого водопада, делящего Северную Америку на две страны. Влад специально выбрал этот небольшой объезд, так как не хотел пересекать Оберн по центральной улице, где можно было легко попасть на фиксацию камер наблюдения.

Нельзя сказать, что Роберт остался стоять с открытым ртом, но эта неожиданная встреча заставила немного потеряться в задумчивости, вызывая только одну короткую дилемму из трёх букв, но с огромным вопросительным знаком: “Как?”. Он быстро привел мысли в нужный порядок и решил, что пропустить это шоу было бы непростительным промахом. Не каждый день совершают побеги из тюрьмы, а тем более человек, с которым ты отсидел полгода в одной камере.

Если ему, чуть меньше трёх часов назад, оставляя за спиной тюрьму, сказали, что снова сегодня вернётся к ней, он рассмеялся бы этому человеку в лицо, так как для этого невозможно было придумать более менее вескую причину. А случившееся ситуация представлялась какой-то иллюзией, великолепным фокусом, секрет которого он просто обязан узнать, поэтому через двадцать минут серые высокие стены равнодушно встречали его. Роберт сразу обратил внимание, что вокруг исправительного учреждения и внутри него царила обычное повседневное спокойствие. Зная прекрасно распорядок дня на выходных и время, которое не трогали Айвана после комнаты свиданий, он прикинул, что если до сих пор не обнаружили побег, то тогда только через два часа уже однозначно всё будет вскрыто. Кейт не спеша, начал обходить окрестности, убивая тем самым время и подыскивая удобное место в первых рядах, словно зритель у театральной кассы, разглядывающий план зала, для наблюдения за предстоящим действом. Этой площадкой оказался небольшой итальянский ресторан “Curley’s” со спрятанными за деревьями вынесенными столиками в 150 ярдах на юг от центрального входа тюрьмы.

Пока готовили один из супов, которых, как оказалось, в итальянской кухне большой выбор, Роберт, словно ребенок, с нескрываемым интересом, рассматривал новые часы и телефон, приобретенные час назад неподалеку в супермаркете “Wegmans”. Если со стрелками на циферблате всё было понятно, то эволюция мобильного за последние шесть лет просто поражала. Он попросил официанта поставить его на зарядку и, проведя пальцем по сапфировому стеклу хронометра, отметил, что до расчетного времени начала представления оставалось каких– то пятнадцать минут. Своё место в партере Кейт уже занял, ожидая выхода актеров.

Это был не сон, это было забытье. Олсон ощущала себя в каком-то другом, неизвестном ей доселе мире. Она, то видела себя со стороны, то наоборот наблюдала за другими. Это напоминало, согласно американскому нейрофизиологу Натаниэлю Клейтману, пятую, заключительную стадию сна, называемую быстрой или парадоксальной, с единственной только разницей. Он утверждал, опираясь на данные электроэнцефалограмм отражающие активность мозга, что эта фаза продолжается 10 -15 минут, тогда, как у неё она длилась более двух часов. За всё это время, лишь только на считанные секунды останавливалось быстрое движение глазных яблок под сомкнутыми веками Джессики.

– Заключенный Стеблин! На выход, – окрик охранника привычно смешанный со звоном ключей заставил выйти её из состояния полудрёма. Она продолжала лежать и даже не пошевелилась, только открыв глаза под страницами открытого томика на лице.

– Стеблин, у нас проблемы со слухом?! Или мне помочь? – он резко распахнул до конца дверь, сделал два быстрых шага в камеру, и книга, резко взмыв верх, уже стремительно летела на неприятную встречу с противоположной стеной.

Тюремщик вдохнул воздуха и приоткрыл рот для очередной порции гневного крика, как тут же эту мимолетную паузу заполнил тихий женский голос:

– Вы ошиблись. Я не заключенный Стеблин. Меня зовут Джессика Олсон.

Лицо охранника передернулось, и от неожиданности тело отступило на шаг назад, а рука рефлекторно в таких ситуациях, отработанным движением схватила пристегнутую на груди рацию. Уставившись непонимающим взглядом на Джессику, он, с чрезмерной силой нажал кнопку связи, опустил голову и, пытаясь сохранить спокойствие, размеренно сказал в микрофон:

– Центральный пульт. Тревога. У нас побег.

Надзиратель только успел произнести последнюю букву, как все здания и внутренние дворики тюрьмы взорвались оглушительным ревом сирены, заставив поспешно взмыть в небо местных птиц.

Роберт снова посмотрел на часы и ухмыльнулся. Расчёт был точным до минуты. Городок наполнился, с первого взгляда, хаотичным движением полицейских машин, которые словно охотничьи псы, чувствовали запах, но не могли найти источник из-за постоянно меняющегося ветра, сновали по всем улочкам. Кейт не хотел забивать голову догадками, как братья провернули это дело, хотя понимал, что это связано со свиданием, и решил, что завтра в газетах или сегодня в вечерних новостях будут известны все подробности побега, поэтому ничего не мешает задержаться в Оберне ещё на денёк. При этом совсем недалеко он уже приметил отель с четырьмя звездами под названием “Holiday Inn Auburn-Finger Lakes Region”.

Дежурная суета, наполнившая центр города, вызвала у Роберта неподдельное веселье своей бесполезностью. Он опять вскинул руку с часами и усмехнулся, судя по направлению, куда двигались Стеблины, они уже в Канаде.

Белоснежная постель гостиничного номера, после тюремной койки, вызывала неудобства своей мягкостью мешая уснуть, создавая ощущение провалившегося тела в неприятную полужидкую субстанцию, напоминавшую кисель. Местное телевидение обошлось только констатацией факта побега, не вдаваясь в подробности, и призывом о помощи в поимке преступника. Было ещё парочку коротких интервью с дешёвыми экспертами, рассчитанных на обывателя, и пока Кейт бессмысленно смотрел телевизор, непрерывно переключая каналы, пытаясь убежать от рекламы, Айван уставился в лежащие под ним пенистым ковром облака за иллюминатором самолета, не переставая думать о Джессике. Теперь он точно знал только одну вещь в своей жизни – она останется в его душе навсегда и никакие силы, обстоятельства, люди не смогут заставить её забыть.

Эпилог

На улицах, в домах и кафе о вчерашнем побеге не говорил только немой. Для такого спокойного, с размеренным укладом городка, это событие было не менее будоражащим, как если бы домашняя бейсбольная команда “Auburn Doubledays” стал чемпионом Мировой серии. Журналистам единственной местной газеты “Citizen” не составило большого труда узнать обо всех подробностях произошедших вчера событий – чей-нибудь родственник или хороший знакомый обязательно был связан какой-либо стороной с исправительным учреждением. И уже в утреннем номере со ссылкой на достоверный источник была опубликована статья на весь лист под броским название “Копия”.

Роберт посетил уже знакомый ему итальянский ресторан и, расположившись за вчерашнем столиком заказал легкий завтрак с чашечкой кофе, непринужденно, как казалось со стороны, просматривая публикацию о побеге. Само больше его задело только одно, это заголовок. В голове сразу пробежала надпись на конверте с кредитной карточкой, врученным ему незнакомым стариком. И снова слово “копия”. Слишком часто эта комбинация букв попала ему на глаза за последние 24 часа.

Репортеры неплохо поработали за прошедшую ночь. Им удалось найти интервью в номере “Вечернего Сиракьюс” с Джессикой Олсон около восьми месяцев назад и поместить выдержки из него, благодаря чему открывалась логика её поступка. Естественно о деньгах здесь не было и слова, всё сводилось к тому, что неизлечимо больная жена пожертвовала собой, тяжело нарушив закон ради свободы мужа. И только Кейт не принимал этот вывод, зная братьев Стеблиных, он не сомневался не на йоту, что здесь обязательно присутствовала тонкая психологическая игра людскими душами, высокооплачиваемая для всех её участников.

Единственное, о чем не догадывался Роберт, так это то, что за четыреста ярдов от него на юг в городском департаменте полиции именно в эти минуты начался допрос. Следователь умело своим монологом и интонацией подавлял внутренние силы Джессики, по кусочку лишая остатков уверенности, скрыто заставляя проявить слабость. В какой-то момент ей хотелось расплакаться и рассказать всё от начала до конца, избавившись от этого, как оказалось, очень тяжкого груза. Она, уставившись в одну точку, сидела с опущенной головой, а разум, как тогда в тюрьме Нью-Йорка, снова застлала пелена, из которой звоном огромного колокола стучали в висках слова полицейского о чистосердечном признании в унисон с дрожью на кончиках пальцев. Ей хотелось потерять сознание и больше никогда не возвращаться в него, настолько это было невыносимо трудно. Серая мгла в голове начала кружиться всё быстрее и быстрее, порождая сплошной мерзкий шум, как будто миллионы пчел ринулись в свою безжалостную атаку. Казалось, что черепная коробка из последних сил выдерживает создавшееся внутри давление и вот-вот разлетится на маленькие кусочки, покончив с этим навсегда. Джессика не слышала, как за спиной открылась дверь в кабинет и в него вошли двое мужчин, но раздавшийся уверенный голос, словно факел, в одну секунду разогнал в голове сливающийся от бешеной скорости в сплошную стену туман и резко остановил гул.

– Добрый день, офицер. Меня зовут Джеффри Родман. Я личный адвокат миссис Олсон. Рядом со мной её лечащий врач мистер Рональд Рединг, – он подошел к столу и положил папку с бумагами. – Здесь все требуемые документы, а также постановление федерального прокурора Северного округа штата Нью-Йорк о переводе моей подопечной в Сиракьюс. Прошу Вас ознакомиться.

Джеффри повернулся к Джессике, и она уже не смогла сдержаться. Накопившаяся влага в глазах вышла из берегов и ведомая огромными каплями устремилась вниз по лицу солёным потоком. Доктор Рединг, стоявший всё это время у двери, метнулся к ней и, взяв её за кисть, присел рядом на корточки. Мраморный цвет холодной влажной кожи не говорил ничего хорошего.

– Я извиняюсь, джентльмены, но моей пациентки срочно требуется госпитализация. У неё шок, вызванный нервно – кинетическими расстройствами. Последствия могут быть необратимыми. Ей требуется срочное медицинское вмешательство. Я вызываю неотложку.

Ни слова возражений не прозвучало от офицера, который ещё раз повертел в руке постановление прокурора. “ Так будет даже лучше, пусть занимаются этим делом федералы”, – складывая бумаги обратно в папку, подумал он, произнеся вслух:

– Сейчас я выдам сопровождение.

Джеффри Родман не зря слыл человеком решающим, если не все, то подавляющее большинство проблем. Уже вечером Джессика лежала в больничной палате родного Сиракьюс под охраной одного полицейского, который, сидя на неудобном стуле у входной двери в коридоре с небольшим успехом боролся со сном. Она уже отошла от действий снотворного и не верила своим глазам. Рядом с кроватью сидела Линда, держа её руку в своих ладонях, а за спиной дочки молчаливо стояла Мэри Холт, в чьём взгляде читалось нескрываемое восхищение и уважение.

– Мамочка, спасибо. Я всё знаю. Ты сделала это ради меня. Я люблю тебя и буду с тобой до конца, – положив голову на грудь, сквозь слёзы прошептала она. – Мистер Родман сказал, что ты останешься здесь, и тебя никуда не заберут. Каждый день, слышишь, мама, каждый день я буду здесь с утра до вечера.

В палату вошёл доктор Рединг и голосом, не терпящем никаких возражений, но с чувством понимания, прямо с порога произнёс:

– Завтра будет много времени поговорить, а сейчас необходим покой. Разрешите мне заняться своими обязанностями.

На следующее утро, только успев вымыть лицо, Джессика с удивлением смотрела, как под руководством адвоката в палату внесли просто огромный букет желтых лилий и несколько ваз. Курьер из цветочного магазина со знанием дела начал расставлять доставку, и помещение вскоре наполнилось густым бальзамическим ароматом.

– Это мои любимые. Большое спасибо. Откуда ты узнал?

– Предельно просто. Линда вчера сказала, когда вышла от тебя, – он улыбнулся и через небольшую паузу, добавил. – Это всё от него.

– У них получилось?

– Да, не знаю точно, но мне кажется, они уже очень далеко. Кстати, я позвонил Билли Сандерсу и сказал, что ты здесь.

– Хорошо, я его тоже хочу очень увидеть.

Ей оставалось, как ответил доктор Рединг на немой вопрос Джеффри, беседуя в его кабинете, не более трёх месяцев, да и сама Джессика чувствовала, что находиться в этом мире осталось совсем немного. Каждый день она была окружена родными людьми, и этого хватало с лихвой. Адвокат Родман лишил “приятной” процедуры допроса, ссылаясь на тяжелое состояние подзащитной и время разделилось на две части. Первая, как дни после Рождества, постоянно немного удлинялась. Это был сон (количество наркотических препаратов в её организме увеличивалось, отправляя в нокдаун боль, которая снова, всё сильнее, поднимала голову) и вторая, когда она расслабленно общалась с кем-нибудь из близких ей людей. Джессика уже привыкла, что каждое утро, проснувшись, палату наполнял запах свежих цветов, напоминая ей об Айване. Она с улыбкой вспоминала печально-серьёзное лицо Билли, который с наигранной угрюмостью рассказывал ей, что решил выкупить этот дом и отказаться от кругосветного круиза, потому что не сможет оставить большеглазое вислоухое чудо в каком-то собачьем отеле с чужими псинами на целых четыре месяца. Не без гордости, слушала рассказы Мэри Холт о внушительных успехах Линды в изучении врачебных наук и о том, что дочка с такими знаниями спокойно могла уже учиться на третьем курсе медицинского колледжа.

Имя Джессики Олсон снова звучало в разговорах по всему Сиракьюс, но лишь несколько человек знали, как произошло всё на самом деле. И только один не из посвященных выстроил всю схему правильно, загадкой осталась сумма денег, но это не имело для него абсолютно никакого значения. Это был Кейт.

На следующий день после побега, там, в итальянском ресторане он решил, что надо обязательно посетить Сиракьюс. Произошедшие события, чьим невольным свидетелем пришлось стать, не давали ему покоя своей незавершенностью, словно увиденная только предпоследняя серия детективного минисериала. Желание узнать всю историю и отсутствие планов на ближайшее время привели Роберта на побережье озера Онондага. Он даже не догадывался, что номер, который снял в отеле, только вчера утром покинул Влад Стеблин, и именно на этом столе была сделана та самая надпись про копию. Также, на берегу, он прятался от солнца в беседке, не подозревая, что здесь, под этой деревянной крышей состоялась первая встреча и разговор между Джессикой Олсон и братом Айвана. Кейт начал привыкать к этому городу. По сравнению с Нью-Йорком, здесь не ощущалось тяжесть и давление железобетонной архитектуры. Наоборот, старые здания прошлого и позапрошлого века в центре Сиракьюса, особенно, на площади Клинтона, располагали поднять глаза верх, не давая не малейшего повода на головокружение, в отличие от небоскребов Манхэттена, когда гонимые над ними ветром облака создавали впечатление падения этих колоссов, заставляя опустить взгляд и смотреть только себе под ноги.

Всё чаще приходила мысль, чтобы остаться здесь. Слишком мало хороших воспоминаний, а точнее, совсем ничтожное количество, связывало Роберта с родным городом, и уже через неделю он снял квартиру, откуда сделал лишь один звонок в Нью-Йорк своему агенту по недвижимости, чтобы договориться о встрече. Поездка туда и обратно заняла больше времени, чем решение нужных вопросов. Он заключил договор о выставление своего дома на продажу и перевел на новый счет деньги, накопившиеся с аренды за эти годы. Слова Айвана о его, мягко сказать, неблагодарном отношении к дяде, сказанные несколько дней назад, всплыли, только за окнами автобуса появился пригород Нью-Йорка и после оформления документов, Кейт направился в район, где прошло детство после смерти родителей. Создать карточку на предъявителя и положить на неё 200 тысяч долларов не заняло много времени. Он, любуясь, посмотрел на новые часы, и если ничего не изменилось за эти годы, то вскоре дядя должен был приехать домой на ланч. Нет, ничего не изменилось. Только пройденный пятидесятилетний рубеж давал о себе знать. Брат отца заметно осунулся, и со стороны казалось, что даже закрыть водительскую дверь старенького японского седана заставляло потратить силы. Кейт достал конверт с карточкой и ещё раз посмотрел на подпись, сделанную им полчаса назад в банке: “Спасибо за всё, что ты для меня делал. Бобби”. Он подошёл к почтовому ящику около дома и бросил его, затем, не оглядываясь, быстрой походкой направился в сторону автовокзала. Это был последний поворот ключа в замочной скважине двери, закрывающей для него Нью-Йорк.

О Джессике Олсон Роберт уже знал практически всё, отсеивая явно выдуманные слухи и оставляя лишь проверенную информацию. Он даже специально, во время прогулок для лучшего знакомства с Сиракьюс, несколько раз проходил мимо больницы, как бы невзначай бросая взгляд на окна палат, в надежде увидеть её. Одно дело фотографии из газет, и совсем другое вживую. Кейт сильно чувствовал связь между ними, о которой знал только он и причиной этому был Влад Стеблин. Они оба попали под его влияние, в разное время, в разных ситуациях и он, узнав слабые места, выжал из них больше, чем максимум. Кто-то называет таких людей приспешниками дьявола, кто-то менее экспрессивный, страшным человеком, для Роберта же это был просто незаурядный мозг, который смело можно выставлять на дорогой аукцион эксклюзивных вещей.

Джессика умерла во сне, даже не успев проснуться от последнего судорожного глотка воздуха. В эту ночь не спала только Линда. Она всё поняла, когда вечером выходила из палаты и у двери, оглянувшись напоследок, взглянула на маму. В её глазах угас тот маленький огонёк, там уже не было жизни, было только прощание и любовь. А утром, открыв двери Мэри Холт и опустив голову, она тихо произнесла:

– Я всё знаю.

На следующий день после похорон, Роберт пришел к могиле и молча, бессмысленно перечитывая надпись на камне, стоял, задумавшись о том, какой все-таки сильной личностью была эта женщина Джессика Олсон. Он не обратил внимания на шаги сзади, лишь только юношеский девичий тихий голос отвлёк его:

– Вы знали мою маму?

– И да, и нет, – медленно проговорил Кейт и, развернувшись, посмотрел в глаза Линды, а через секунды сделав шаг собираясь уйти, приглушенным голосом добавил, – гордись её.

– В оформлении обложки использована фотография https://www.shutterstock.com/image-photo/pawn-pieces-on-chessboard-reflection-mirror-