Читать книгу: «Копия», страница 15
Они уже не чувствовали себя хозяевами своего небольшого предприятия и это угнетало. Наладив поставку списанных по гарантии компьютеров из-за рубежа и комплектующих, дела стремительно пошли вверх, но отдача была минимальна. С увеличением прибыли возрастал процент, снимаемый людьми, помешанных, словно большие дети, на черных огромных джипах и обязательной тяжелой золотой цепочкой с крестом. Братьям трудно было мириться с этой данностью, которую начинали сравнивать с рабством, поэтому после окончания рабочего дня они через пару часов возвращались назад, заходя в подвальное помещение с черного входа, и работали уже только на себя до поздней ночи, минуя финансовые отчеты. Официально фирма принадлежала Владу и Валере пополам, но совладелец отказался участвовать в этой схеме, найдя тысячу причин, хотя братья отлично понимали, что она только одна. И это обычный животный страх, как у белого зайчика, чьи глаза казалось, выпрыгнут из орбит при виде голодного, уставшего после долгих изнурительных поисков пищи, волка.
Так продолжалось около четырёх месяцев, пока у компаньона, на почве захлестнувшей с головой непреодолимой зависти по поводу скрытого заработка братьев, родился ничем не примечательный, довольно предсказуемый и характерный для обычного слабого трусливого человека, план. Он просто, как бы невзначай, шепнул на ухо “смотрящему”, что сам не понимает происходящее, но по ночам в сборочном помещение бывают непонятные движения. Говоря это, Валера опустил полные ликованием глаза и с трудом выдерживал в голосе наигранный тембр обеспокоенности, всячески пытаясь скрыть радость от представляемой картинки, где он единственный, словно победоносный генерал на белом рысаке, владелец фирмы. Как же это сильно умиляло и настолько же оказалось заблуждением. Конь, в конце концов, довольно быстро превратился в разношенные туфли, а тисненные золотом погоны в печальные рассказы соседям по двору за наспех накрытым столом о тяжелой и несправедливой к нему злодейке судьбе. Главная ошибка предателей – они никогда не понимают, что измена это навсегда и даже для тех, ради кого было сделано. Уважение к этим людям убегает, а затем испаряется, словно плевок на раскаленный стальной сляб.
Вскоре братьев застали ночью за сбором очередной небольшой партии компьютеров, комплектующие которых Иван привозил на своём микроавтобусе и под утро, уже готовые в работу, доставлялись заказчикам. Всю “прелесть”, мягко сказать, претензий в ту ночь они получили с лихвой. Сломанные носы и три ребра на двоих, тело, процентов на семьдесят окрашенное в глубокий синий цвет, и только влажный холод, когда они остались одни, незнакомого темного бетонного подвала угомонивала ломоту, затачивая мысли.
Подвешенная на проводе лампочка, выглядевшая лет на сто и за последние годы привыкшая к такой картине, тускло, как бы соболезнуя, освещала грязные, с пятнами высохшей крови, серые стены, иногда слегка качаясь от невесть откуда взявшегося небольшого сквозняка.
– Я знал, что будет плохо, но не знал, что так скоро, – через боль, пытаясь улыбнуться, Иван процитировал Виктора Цоя, – задействуем план Б.
Вся деньги лежали на кредитной карточке одного иностранного банка, которая вместе с новыми полученными загранпаспортами и небольшой наличностью находилась в неприметной потертой спортивной сумке за маленькой стальной дверцой с кодовым замком камеры хранения железнодорожного вокзала. Лишь небольшую часть они положили в местный банк, который был выбран специально, благодаря своему местоположению. Всего два квартала до требуемого сейфа общего пользования, а через дорогу был заезд во внутренний двор, состоящий из четырех домов, расположенных по периметру, где в одном из них сняли квартиру на первом этаже. Сверху изнутри на входной двери в подъезд, одним утром, не бросаясь в глаза, они прикрутили средних размеров засов, который всё время так и оставался без внимания местных жителей. Справа от выхода из банка находился перекресток со светофором, который тоже должен сыграть свою немаловажную роль. Просчитать действия бывших зеков, спортсменов и десантников не вызывало больших осложнений, тактика которых в подавляющем большинстве случаев была предсказуема и прямолинейна.
Братья знали, что для морального подавления их будут держать здесь дней десять, а может больше. К этому моменту сойдет синева и только лопнувшие сосуды красными лужами на глазных белках, будут напоминать о той ночи. Также начнут срастаться кости ребер, которые для воплощения плана на данный момент были самым тонким местом – от банка до съёмной квартиры придется быстро бежать через дорогу к внутреннему двору, затянув время до зеленого огонька светофора на их улице, который должен приостановить погоню потоком двинувшегося транспорта. То, что с ними ничего не сделают, гарантировано их личным присутствием при снятии депозита, ну а после будущее представлялось в цвете чернозёма, так что этот рывок, по сути, на тот момент был смыслом всей жизни.
Зная правила банка, братья решили не откладывать побег на второе посещение, когда уже будет готова заказанная сумма, а совершить его при заявке на вывод средств. Роль угнетенных и смирившихся, не способных на активные действия, усыпило бдительность сопровождающих, которые не сразу поняли, что произошло. Задержавшись на выходе из банка, Стеблины через стеклянную витрину искоса наблюдали за светофором. Превращение желтого в зеленый стало спусковым сигналом и они, направляясь к машине быстрым шагом, резко рванули, обегая её с разных сторон. Всё прошло, как задумали и эти важные полтора десятка секунд были выиграны. Когда братья уже открывали дверь в подъезд, преследователи только забегали во двор и через несколько секунд были остановлены приготовленной щеколдой, заставив своими матами и попытками выломать парадные врата испуганно выглядывать из-за шторок местное население. В те времена даже ни у кого не возникло мысли вызвать милицию.
Через три минуты дверь была выбита, и быстрый громкий топот наполнил лестничные пролёты. А в это время Стеблины ускоренным шагом, так, чтоб не привлекать лишнего внимания, направлялись к камере хранения, покинув квартиру через балкон. Через пятнадцать минут, пока гончие обыскивали подъезд, врываясь в каждую квартиру и молча отодвигая хозяев рукой, они уже садились в привокзальное такси, водитель-кавказец которого радушно был готов их доставить в небольшой городок Рыбное за тридцать километров от Рязани. А дальше электричка, Москва, самолёт, Нью-Йорк.
Джессику со стариком оторвала от своих мыслей тихое скуление Джины, которая быстро переводила взгляд от них в сторону дома и обратно, недвусмысленно намекая, что уже пора заканчивать гулять, да покушать бы не мешало.
– Пошли, дочка, видишь, зовёт.
– Да, идём. Вы как то сказали, что рай вам не светит, это ошибка. Хороший человек не может быть в аду, а собаки в людях разбираются.
– Поживём, увидим, – медленно поднимаясь, с легкой ухмылкой буркнул Билли, приняв под руку ту, кто стала для него очень близким человеком. – Завтра я буду рядом, обязательно. Знай это.
Возвращаясь домой, старик думал лишь о том, что он видит её последний раз. Такие мысли не входят в категорию поднимающих настроение, но когда они ошибочные, то потом становятся просто приятным легким летним дождём в знойную погоду.
Ближе к вечеру Влад без приглашения подъехал к офису Родмана. Он специально не предупреждал о своём визите, понимая, что послезавтра ФБР будет просматривать все телефонные звонки людей, связанных с его подопечной. В окне адвоката горел свет, и он быстрым шагом направился в здание.
Джеффри, предупрежденный секретарем, встретил его широкой улыбкой, поднимаясь из-за толстого кабинетного, пришедшего из 19-го века, деревянного стола.
– Мистер Стеблин, моё почтение. Я даже не сомневался, что мы обязательно ещё увидимся. Как я понимаю, Джессика рассказала о нашем разговоре и у вас возникли вопросы? Ну что же, готов удовлетворить ваше изысканное любопытство, – он театрально, с еле заметным поклоном головы, провёл рукой по воздуху в сторону кресла, открывая ладонь и предлагая присесть.
– Без сомнения, я тоже рад нашей встрече. Мистер Родман, меня интересует не вопрос, а скорее ваше мнение, точнее взгляд на то, как изменилась Джессика с момента последнего рандеву с вами. Он более свежий, а соответственно и более точный. Зная ваше умение тонко ощущать вибрацию нитей внутреннего мира человека, хотелось бы услышать резюме специалиста высшей категории по этой теме, – специально присыпав небольшой щепоткой лести своё приветствие, ответил Влад, что естественно, не осталось незамеченным.
– Как я понял, нужен мой вывод на риторическую дилемму, перефразируя старину Шекспира, быть или не быть на, готова или не готова?
– Честно скажу, кажется, что я просто мог зайти, присесть в кресло и молчать, так как вы и без слов всё слышите. В самую точку, мистер Родман.
– Тогда я с полной ответственностью и категорично отвечу – да. Понимаю, вам хотелось бы узнать все факторы данного вывода. Ну что же, не могу отказать себе в этом удовольствии. Влад, что вы знаете о дюралюминии?
Стеблин многозначительно промолчал, ибо его познания в этом вопросе были поверхностны, так, что гордиться было нечем. Он слегка развел руками в сторону и, смотря прямо в глаза, принял расслабляющую позу, показывая, что готов внимательно выслушать соло адвоката, который с присущим актерским мастерством тихим баритоном, словно открывая старую, покрытую тайной, легенду, известную только посвященным, начал свой рассказ.
– Некто немец Альфред Вильм, около ста лет назад, будучи инженером-металлургом, в средние века его назвали бы алхимиком, задался одной, но очень важной целью для того времени. Он хотел придать алюминию крепость стали, но при этом оставить присущую ему легкость и пластичность, считая, что это будет материалом будущего, в чём, кстати, не ошибся. Можно смело говорить, что он открыл человечеству дорогу в небо и дальше в космос, даже не подозревая об этом. Годы изучения структур металлов подсказывали ему, что это возможно. Главное найти нужные компоненты и их часть в будущем сплаве. В конце концов, он остановился на трёх ингредиентах – медь, магний и марганец. Начались долгие месяцы опытов, и домашний тигель для выплавки алюминия вместе с ним работал на износ. Дни постепенно переходили в бессонные ночи, которые в свою очередь порождали нервный срыв. Каждая отлитая пластина с разными долями заданных элементов, остыв, сгибалась с такой же легкостью, как обычный алюминий, и с этой же легкостью летела в угол лаборатории, брошенная в нервах дрожащей рукой. Он ничего не мог понять – это было какое-то наваждение. Количество неудач за день росли прямо пропорционально увеличению около стены груды согнутых кусков серебристого металла, который уже начинал проклинать. Что бы вы сделали на его месте, мистер Стеблин?
– Как я понимаю, ему не хватало одного маленького шага и, по опыту знаю, что в таких случаях он абсолютно не сложный и лежит на видном месте, поэтому наименее заметный. Выражаясь современным языком, я бы нашел у себя окно “Завершение работы” и дальше выбрал опцию “Перезагрузка”, так как дальнейшие действия могли привести к полному сбою программы, без возможности восстановления.
– А что вы понимаете под словом “перезагрузка”?
– Полное отвлечение на время от проблемы, а чтобы легче это сделать, лучший способ поменять обстановку. А как поступил Альфред Вильм?
– Именно так, мистер Стеблин. Он взял удочки и, даже не закрыв лабораторию, уехал подальше от цивилизации на озера рыбачить, полностью отдавшись спокойствию первозданной природы. Дней через десять, вернувшись, и ещё не смыв с себя дорожную пыль, зашел в приоткрытую дверь постройки, где его уныло ждал остывший тигель. Оглянувшись по сторонам, он решил в первую очередь избавиться от кучи алюминиевых уголков, так как именно она напоминала больше всего о прошлых неудачах. Альфред взял в руки первую попавшуюся согнутую пластину и, не имея никакой цели, просто решил её распрямить. Она не поддалась, несмотря на все приложенные усилия. Это была победа! Он в радостной эйфории начал хватать все остальные и ни одну из них не удалось выровнять. Не знаю, мистер Стеблин, как он, история умалчивает, но я бы в тот момент заплакал.
– Меня сложно удивить, Джеффри, но это блестяще поучительная история. Так все-таки, в чем был секрет?
– Сейчас это знает любой студент-металлург, называя такой процесс искусственным старением материала. Нагрев, а затем резкое охлаждение, в десятки раз сокращает время перестановки атомов, для данного случая около шести дней, когда в естественных условиях это продолжается десятилетиями. Отсюда и название “старение”, просто таким способом оно ускоряется. Видите, всё дело было только во времени.
– Хотите сказать, Джессика быстро “постарела”?
– Да. Вам, как и Альфреду Вильму, не ведая того каким способом, удалось придать на первый взгляд мягкой субстанции прочность самурайского меча. Как и он, вы верно выбрали составляющие и дали время на их преобразования. Поверьте, я сразу увидел это в ней. Она сохраняла четкость в голосе, несмотря, что мы говорили о сентиментальных вещах. Не знаю, как выглядели глаза Жанны д’Арк, когда её вели на костёр, но мне кажется, у них был идентичный стержень. Она готова и это мой вердикт.
– Как-то всё хорошо, чтобы быть хорошо. И это, чёрт побери, настораживает.
– Мистер Стеблин, – протянул голосом Родман, чуть наклонив голову, демонстрируя небольшой укор, – я не в курсе всех остальных пунктов вашего плана и каково их состояние на данный момент. Я лишь говорю об одном из них, о Джессике и повторяю ещё раз – она полностью готова.
– Вы ошибаетесь. Я совершенно не думал о деньгах. Вы же это имели в виду? – и, не дав произнести слово, добавил. – Поверьте, я о них забыл. Мои мысли об общей картине, как вы правильно заметили насчёт пунктов.
– Ну что же, признаю свою ошибку в несправедливом обвинении, – опустив просительно глаза, с улыбкой ответил адвокат.
Влад поднялся с кресла и, пожелав удачи в сопровождение крепкого рукопожатия, направился к двери. Но только он прикоснулся к старинной фигурной ручке в виде прыгающего льва, как Джеффри остановил его.
– Постойте, я уверен, вам захочется узнать, что произойдет дальше. У каждой истории должен быть конец, без него это просто куплет из песни. Найдете меня в социальных сетях под именем Авшалом Родман. Там никого нет и израильская регистрация. Так, на всякий случай сделал, вот и пригодится. На аватарке будет фотография удода, это такая смешная птица с длинным клювом и хохолком.
– Я знаю.
– Пишите, отвечу.
Дверь закрылась, и адвокат начал медленно собираться, чётко представляя, какую проблему он будет решать послезавтра.
Глава 18. День Х
За стенами камеры это утро не отличалось ничем от всех предыдущих. Те же окрики охранников, вызывающие тихую брань малозаметно шевелящими губами, тот же звук неспешащих шагов, чьё эхо в поисках выхода бьётся по всему этажу, тот же пошловатый юмор с издевательским смешком принудительно прописанных здесь обывателей, тот же запах бетонной пыли, упорно пытающийся попасть в легкие через все дыхательные пути. Короче говоря, обычная непримечательная повседневная стабильность. Только для двоих в этом непроницаемом замке сегодняшнее утро было особенным. Для одного оно несло легитимную свободу, а другому, не совсем законную и ещё, не факт, состоявшуюся. Но её неописуемый запах сполна наполнил камеру одновременно с открывшимися глазами после вполне обычного сна.
Как не странно, но та небольшая эйфория, которая была 24 часа назад, полностью покинула Роберта. Жизнь научила его недолго пребывать в таком состоянии. Можно смело утверждать, оно для него было редким, напоминая быстро приходящий и с такой же скоростью улетучивающийся с пузырьками углекислого газа вкус Кока-колы. Он, как и вчера, присел на край койки, но теперь его взгляд сосредоточенно смотрел вниз в ожидании услышать обращенную к нему, команду на выход, ошибочно считая, что его серьёзность передалась и соседу. У Айвана был свой повод на отсутствие желания беседовать.
Из камеры их вызвали одновременно – Стеблина на свидание с женой, а Кейта с вещами принять своё освобождение. Они вышли в коридор и, не произнося ни слова, молча, попрощались взглядами, в которых явственно просматривалось только пожелание удачи. Через двадцать минут за Робертом закрылась дверь и две фасадные башни тюрьмы безуспешно пытались спрятаться за его спиной. В таких случаях, все выходящие на волю, не сговариваясь, не смотря на статью, срок заключения, статус, делают одно и то же, как будто ген на данное действие вложен в каждого человека изначально с рождения. Они проходят пару тройку метров, останавливаются и поднимают голову вверх, затем большой вдох заполняет легкие воздухом, насыщенный именно в этот момент безвкусным, но до боли приятным духом свободы. Они чувствуют, как кровь в считанные секунды доставляет этот запах в головной мозг, который пьянея, непроизвольно заставляет зажмурить глаза и повторить глоток.
– Мистер Кейт? – вопрос заставил открыть глаза и покинуть это блаженное состояние. Прямо перед ним стоял незнакомый стареющий мужчина, в правой руке которого был зажат белый конверт, отбрасывающий своим глянцем лучи восходящего солнца. – Это просили передать вам.
– От кого? – его совершенно не интересовало содержимое пакета.
– Просто возьмите, – Билли требовательно протянул руку и Роберт, не без любопытства, взял его. Только ладонь старика опустела, он резко развернулся и быстрым шагом направился в сторону. Через пару секунд, даже не рассматривая, конверт был сложен вдвое и сразу исчез в заднем кармане джинсов. Кейт не стал изучать его прямо здесь, решив, что для данного ознакомления центральный вход в тюрьму не самое подходящее место. Как и планировал, первым делом должно стать посещение любого случайно попавшего на глаза небольшого уютного кафе и цепкий взгляд в поисках начал врезаться во все вывески на аккуратных домах. Интерес к конверту быстро пропал, считая, что ничего важного там быть не может – какая-нибудь квитанция или сообщение от брокера в Нью-Йорке, поэтому такая новость может подождать. Повернув на север по Стейт-стрит, сразу, на первом же перекрестке его уже зазывала мексиканская харчевня. Он ничего не имел против кухни людей гордящихся своими боксерами, Сальмой Хайек и текилой, но вид тюремной стены через дорогу отбивал желание зайти. Роберт неспешно продолжил свой путь и через три квартала свернул на Коттедж-стрит, а уже через десять минут уперся в конец улицы. Повернув направо и оглядевшись по сторонам, в ярдах тридцати, через дорогу, он увидел спрятанный за аккуратно подстриженными кустами, ресторан “Sunset”. Приятно удивленный наличием домашней кухни, вкус которой был потерян сразу после окончания школы, Кейт, сделав заказ, возвратил меню официанту и оперся на спинку стула. В заднем кармане, напомнив о себе, хрустнул бумагой конверт, как бы говоря, что именно сейчас, пока шеф-повар колдует на кухне, можно заняться им. Через пару секунд он уже был в руках, пристально притягивая задумчивый взгляд надписью на обратной стороне – “не надо было меня копировать”. С присущим спокойствием, Роберт медленно вскрыл его и, высыпав содержимое, немного расстроился, ожидая, что внутри будет ещё послание. На стол выпала только новенькая кредитная карточка и маленький кусочек бумаги с ПИН-кодом. Мозг, словно чемпион мира по сборке кубика Рубика, за считанные секунды придал головоломке правильный вид – все цвета расположились согласно своим сторонам. Никаких сомнений не было, его сосед по камере был братом того биржевого маклера из бизнес-центра. Только сейчас он провел эту параллель, тот же взгляд и тоже русский, один играл с ценными бумагами, второй получил срок за финансовые махинации. Вывод напрашивался сам собой. Вспомнив позавчерашний разговор о сатисфакции, Кейт даже не сомневался, она лежит прямо перед ним, спрятавшись под магнитной полосой блестящей банковской карты в виде числа, которое назвал.
Вскоре принесли заказ, и он не смог сразу переключиться на наслаждение вкусом горячей пищи без запаха пластика, с растерянностью смотря в тарелку, чем вызвал небольшое замешательство шеф-повара, незаметно наблюдающего за реакцией первого клиента. Озадаченность Роберта была вызвана отсутствием дальнейших действий. Весь его план по возвращению в Нью-Йорк и обработке психолога заканчивался на получение требуемой суммы. Теперь образовалась пустота. Свобода, 600 тысяч долларов в кармане и полное отсутствие мыслей, что на данный момент со всем этим богатством делать. Решив подумать об этом попозже, Кейт полностью сосредоточился на содержимом тарелок и с нескрываемым аппетитом начал их зачистку от приготовленных блюд, заставив облегченно выдохнуть персонал ресторана.
Айван молчаливо стоял у окна в комнате свиданий и не сводил взгляд с вошедшей Джессики. Он только смог произнести короткое “здравствуй”, потому что остальные виды дежурного утреннего приветствия в этот день выглядели бы каким-то черным юмором или больше того, издевкой. Надо признать, она выглядела молодцом. В её глазах совершенно не бросалась тяжесть мыслей о том, что сегодня тюрьма станет последним пристанищем в жизни, а даже наоборот, в них просматривалась решимость снайпера, который после долгих поисков наконец-то поймал цель в середину круга оптического прицела и спокойно, как чиркнуть зажигалку, с хищной ухмылкой, определял последние нюансы для точного выстрела: расстояние, скорость и направление ветра.
– Не переживай, я готова, – твердость в словах Джессики высыпала последние сомнения в мусорный пакет, отправив их на свалку, – не будем терять время, у нас всего два часа.
Стеблин не успел ничего понять, как она, в каком-то животном диком порыве, плотно прижавшись всем телом, обхватила его голову и короткие, но глубокие поцелуи осыпали лицо. Он не сопротивлялся, впервые в его жизни желание отключило работу серого вещества, полностью отдавшись нахлынувшей всёпоглощающей страсти. Они слились в одно целое, посвятив себя целиком друг другу, без ненужных слов, без мыслей о происходящем и будущем, оставив только учащенное дыхание и бесконечную глубину взглядов, заполняющих до краёв своим бушующем откровением внутренний мир.
Зрачки медленно сужались и в наступившей безмятежности Джессика, рисуя пальцем на груди Айвана что-то только известное ей, нежно, растягивая буквы, прошептала с иронией:
– Наконец-то мой муж исполнил свой супружеский долг, – и все также тихо, только сменив интонацию на игровую командную, продолжила, – хватит лежать. У нас ещё есть дела. Вымой лицо и насухо вытри, а потом начнем с переодевания.
За эти месяцы они уже подобрали одежду в стиле унисекс, которая одинаково смотрелась бы на них обоих, а вот сейчас она впервые примеряла на себе тюремную робу. Стеблин поймал себя на мысли, что всем процессом руководит не он, а беспрекословно и незаметно для себя подчиняется женщине. Это было новое незнакомое ощущением, а его “Я” в этот момент, что поразило, абсолютно молчало, не подавая никаких признаков беспокойства, полностью и беспрекословно выполняя все команды Джессики. Они тихо смеялись, когда она методично складывала две пары носков, пронесенных на ногах поверх друг друга, в бюстгальтер, придавая ему нужную форму, а затем помогала Айвану застегнуть его на спине, вызывая небольшую щекотку и приятное передергивание. Закончив с одеждой, наступила очередь заняться прической. Стеблин не видел себя в зеркале, а просто, стоя у окна (дневной свет лучший помощник для выявления огрехов, так учил старик) наблюдал за всеми манипуляциями и всё чаще пытался поймать взгляд, но она, словно профессиональный визажист полностью сосредоточила внимание на свою работу. Она была красива и без парика, который довольно уютно, не причиняя какого-либо дискомфорта, расположился на его голове. Нет, это была не красота, это был голос места, которое пустовало в его мире и сегодня окончательно стало занятым до конца жизни. Именно об этом думал Айван в эти минуты. Он никогда не забудет её, не забудет этот день, этот запах, эти моменты и память обязательно, как будто проигрыватель с одной виниловой пластинкой, будет прокручивать эту незабвенную мелодию вновь и вновь только ему одному, пока не сгорит двигатель.
– Ну а теперь приступим к разукрашке, – нанеся последний штрих легким движением ладони по волосам, улыбнулась Джессика, – стоя будет неудобно, присядь на стул и повернись к окну. Мне надо видеть все нюансы.
Она открыла свою маленькую сумочку, выдержавшую с достоинством все обыски за последние полгода, и достала косметичку, специально подобранную Билли Сандерсом. В ней аккуратно, в стиле минимализма, не привлекая лишнего внимания, находилось всё требуемое для перевоплощения. Как и требовал старик, она сумела представить Айвана тренировочным манекеном, который был на занятиях в доме. Единственная разница, здесь возможна была только одна попытка, максимум две – предел ставило время.
– Закрой глаза, это отвлекает, – Джессика нежно, расставив средний и указательный палец, провела ими, опускаясь вниз со лба, по векам до кончиков губ, – и… молчи.
Словно профессиональный художник, который сотни раз прорисовывал в голове свою новую картину, а теперь, присев перед мольбертом, уверенно переносил на холст, заучив каждую деталь, нужные цвета, представляя каждый мазок, она взяла в руки кисточку. В каждом её движение чувствовалась рука мастера, который четко знал, что он хочет и как это сделать. Спокойное, ровное дыхание, которое с уважением отметил Стеблин, в данной ситуации впечатляло своим постоянством. Никакого волнения со стороны Джессики, полный штиль. Айван даже не мог подумать, что в этот день, в этой комнате, излучать беспокойство, пусть и небольшое, будет только он.
– Открывай глаза, осталось совсем немного. Подкрасим ресницы и поставим линзы, – в её голосе проскользнули нотки утомления.
Через пару минут он уже стоял у зеркала, пораженный своим отражением. На него из глубины холодного стекла смотрела та, которая вошла в эту дверь чуть больше часа назад. Никакой разницы, а только точная, доведенная до идеала, копия оригинала. Стеблин повернул голову и их взгляды встретились, пройдя, сквозь друг друга, и уходя далеко внутрь за глазные яблоки. Только в одном ощущалось одновременно решимость и усталость смертельно раненого воина, который, стоя на одном колене, вкладывает последние силы перед финальным ударом меча, а в другом не было ничего, кроме безмерного признания.
– Джесс, никогда не встречал в жизни такой женщины, как ты и думаю, что никогда не встречу. Ты… – он впервые пребывал в подобной ситуации и не находя именно тех нужных слов, виновато замолк.
– Ничего не говори. Я стала способной на поступок, благодаря только тебе, но сейчас не об этом. Времени мало, а я ещё не всё сделала. Присядь на кровать и не трогай лицо руками, мне надо воспользоваться зеркалом.
Если бы старина Билли видел то и как всё делает ученица, гордость с лихвой поглотила бы его полностью, подняв давно утраченную самооценку на самые высоты сознания. Уже через двадцать минут Джессика оторвалась от зеркала, медленно поднялась со стула и предстала перед Айваном. Это была искусное воспроизведение его оболочки и не один человек, знающий Стеблина, не смог бы найти отличия от родной скорлупы, по крайней мере, на расстояние пару метров.
Она присела рядом на кровать, взяла его руку в свою и еле слышно проговорила:
– Кто бы, что не говорил, а мне нравиться история, в которую попала. И если вернуть время назад, я не капельки не сомневаясь, снова выбрала бы встречу с тобой в этой мерзкой тюрьме.
Наступившую тишину в комнате разбавляло только биение секундной стрелки на настенных часах, которой оставалось сделать 18 незаметных, быстро пролетающих оборотов до металлического скрежета ключа в замочной скважине, сопровождаемого криком «Свидание закончено!». Восемнадцать последних минут, когда они вместе, а потом уже не увидят друг друга, оставив всё произошедшее в этой комнате главным секретом своей жизни. Так они и просидели это время в молчаливом убранстве; она, уткнувшись в его плечо, а он, упершись пустым взглядом в дешевый монотонный линолеум, закрывающий бетонный пол.
Щелчок замка и на пороге, резко открыв дверь, уже стоял охранник, брязгая ключами в руке. Мимолетным взором, окинув комнату, не из-за надобности, а быстрее по привычке, и делая вид, что всё под его контролем, резким отрепетированным глубоким басом, словно служебный пёс породы московская сторожевая, противно рявкнул:
– Заключенный Стеблин, на выход. Руки за спину.
Этот момент уже проигрывался несколько раз, и Джессика, даже немного флегматично, опустив голову и сомкнув сзади ладони, направилась к выходу. Тюремщик, по-детски нахмурив брови и крепко сжав губы, оставался, как всегда, наигранно суровым. На его лице не проскочило и тени сомнения, что именно сейчас происходит нечто, мягко сказать, нестандартное. Олсон скрылась за проемом двери и Айван, в ожидании своего сопровождающего, который должен был подойти с секунды на секунду, внимательно вслушивался в спокойные размеренные затухающие шаги по коридору, думая только о том, что она своё дело уже выполнила, осталось не облажаться ему.
Взгляд второго конвоира был более острый и где-то далеко на подсознательном уровне, словно котенок, просительно тихо скребущийся лапкой об входную дверь, закралось подозрение, что не всё, как обычно. Он обернулся и ещё раз посмотрел на Стеблина, который стоял в ожидании, когда откроется следующая дверь, опустив и повернув в сторону голову, слегка скинув челку парика на лицо. Именно так вела себя всегда, по пути из комнаты свиданий, Джессика. Ничего не обнаружив, охранник решил своё сомнение, которое так и не покинуло его, считать издержками работы, вызывающие необоснованную излишнюю подозрительность. А вопрос коллеги, проходящего мимо, на кого будет ставить в сегодняшней игре, окончательно заглушил это неуютное ощущение. Только потом в кабинете следователя, просматривая видеозапись камеры наблюдения, вспоминая каждый шаг, жест и движение, он поймет, чем оно было вызвано. Мизинец на правой руке, который всегда был немного согнут в районе первой фаланги только у одного арестанта в этой тюрьме – Стеблина. Первый раз, ещё полгода назад, обратив на это внимание, он тогда сделал вывод, что это последствия давней травмы и успокоился, больше не придавая данному факту никакого значения. Об этой своей ошибке он расскажет только жене спустя много лет, наслаждаясь бездельем на заслуженной пенсии.
