Читать книгу: «Жанна возвращается в Рейнбург», страница 6

– А ты прямо в приёмную приходи, – посоветовала хозяйка, – скажи, тебе нужно найти человека, который в год Великого Снегопада пропал. Они сразу поймут, когда это было.

Та страшная зима останется в моей памяти надолго. Не только из-за того, что странные циклоны принесли в город столько снега, что доставлять продукты на полном серьезе хотели на воздушных шарах, но ещё и потому, что все это время мы с Эми проводили вместе. Конечно, под надзором ее строгой матери днём мы соблюдали всяческие приличия – но зато по ночам, в тишине заснеженной равнины, в которую превратился город, мы были королём и королевой сонного мира, который принадлежал только нам двоим. Мое колдовство с семенами должно было занять время, но я все равно успевал до весны. Сколько раз я представлял себе, как на летний Праздник Костров мы пойдём вместе с Эми! Но моей мечте не суждено было сбыться. Меня ожидал жёсткий удар – особенно болезненный потому, что оказался нанесён рукой того, кому я доверял безоговорочно.

Все время, что мы не могли проводить рядом, мы писали друг другу письма. Мать Эми считала, что она пишет своему жениху, этому варвару с Севера, и всячески поощряла такое занятие. Я сидел у себя наверху, приоткрыв двери, чтобы слышать, как Эми напевает у себя в спальне. За ужином мы незаметно обменивались письмами, чтобы скоротать недолгие часы до встречи изучением науки любовных признаний.

Так как весь город засыпало снегом, мы почти что не выходили из дома. Разве что, помню, Эми в тот год полюбила гулять во внутреннем дворике, куда выходило окно моей комнаты – потому что знала, что я буду наблюдать за ней, пока она снова не скроется в доме.

Моих дум ничто не омрачало. К середине зимы заклинание было почти что готово – но для того, чтобы заработать в полную силу, оно должно было созреть под землей. В одну из ночей, после свидания с Эми, я выбрался из дома с лопатой. В кармане у меня лежали пропитанные зельем и зачарованные семена волшебного цветка с далекого острова. От земли и долгожданного будущего меня отделял толстый слой плотно утрамбованного снега, но я был так счастлив, что даже тяжёлая работа казалась в радость.

Незадолго до рассвета, когда я, утомившись, поднял глаза на небо, то увидел северное сияние. Это зрелище так заворожило меня, что я едва не выронил лопату из рук. Я был уверен, что это хороший знак, совсем забыв поучения своих мудрых учителей о том, что знаки – как и чувства некоторых людей – столь же неверны, сколь и изменчивы.

Молодая, но уставшая девушка в Канцелярии действительно поняла, о каком времени идёт речь. Она выдала Жанне огроменную папку со списком имён, фамилий и адресов пропавших. Подозрительно глянув на Жанну поверх очков, сотрудница снова скрылась в архиве. Вдохнув терпкий запах библиотечной пыли, Жанна открыла папку и принялась искать нужные имена.

В самом начале были вклеены несколько газетных вырезок, освещавших события того года. Писали, что в том году Король начал активно подписывать договоры с соседними землями и организовывать торговлю. Для этого к работе было привлечено огромное количество магов самых разных специальностей. Но после удачного торгового года Рейнбург накрыла одна из самых страшных зим за все время существования города. С поддержкой близлежащих стран ущерб удалось покрыть, но многие жители города пропали без вести. Официально считалось, что они погибли от холода или голода, но многие очевидцы считали, что их близкие просто исчезли. Некоторые даже утверждали, что это произошло прямо на их глазах. Жанна пробежала глазами одну заметку, в которой женщина рассказывала о потере мужа – писали, что прямо во время ссоры он вдруг истаял в воздухе, словно призрак, и больше его так никто и не видел. Многие, конечно, винили магов – но маги вообще были удобным козлом отпущения, об этом Жанна знала не понаслышке.

В списках она нашла Иллариона. По адресу старичка нашлось аж трое пропавших – Жанна переписала себе имена, чтобы заняться ими позже. Как только Жанна захлопнула тяжёлую папку, сотрудница снова выглянула из-за конторки. На всякий случай Жанна ей улыбнулась.

– Уже уходите? – робко спросила она. – А вы не могли бы… знаете… расписаться?

Удивившись, Жанна подошла ближе. Перед ней лежала копия недавней газеты с ее фотографией на обложке.

– Конечно, – смущенно пробормотала Жанна. Под восхищенным взглядом она поставила роспись и поспешила выйти на свежий воздух.

Несколько семян у меня осталось, но я бросил их в ящик, туда, где хранились письма от Эми. Я был уверен, что они мне не пригодятся. Ранней весной, ещё до сошествия снега, сквозь землю стал бы пробиваться крохотный росток, и чем крепче и сильнее он бы становился, тем больше отступало бы прошлое, которое я хотел оставить. Окрылённый своей победой, я не поделился тайной с Эми. Наверное, это было единственное, чего она обо мне не знала, но с щедростью влюблённого я пообещал себе, что вымолю у нее прощение после. Разве она сможет мне отказать, когда у нас станет все так прекрасно?

В старой антикварной лавке я приобрёл тяжелое, латунное кольцо с надписью на моем языке. Наверняка оно было использовано для свадебного обряда, какие были в ходу на Островах. Надпись гласила «Влюблённые – вместе». Эти слова отсылали к давней легенде, которая гласила, что если однажды мир разверзнется надвое, добрые боги спасут всех влюблённых и сделают так, что все пары останутся на одной стороне разлома, а не окажутся разлученными. Тогда я думал, что добрые боги через меня вершат свою волю; что я, несомненно, стараюсь починить целый мир, который расколол надвое своим поспешным отъездом. Если бы я был мудрее, то понял бы и скрытое послание старой легенды – если во время катастрофы вы не оказались на одной стороне, значит, та любовь была ложной, а вовсе не настоящей.

– Кажется, последние письма остались без ответа, – вместо приветствия сказала Анника. Жанна застала ее в мастерской, на полу, посреди вороха желтых листов. – Этот парень был такой романтичный. Ты знаешь, почему она его бросила?

Жанна пожала плечами.

– Одно письмо от него, а второе мать так и не успела ему отправить. Там она просит у него прощения и говорит, что о чем-то жалеет, но не совсем ясно, о чем она хотела сказать. Она была уже совсем плоха, когда его писала.

Анника сочувственно кивнула. Жанна опустилась напротив, взяв наугад какой-то листок.

– Тут он пишет об исцелении, – удивилась она. – Он же не был врачом?

Анника пожала плечами.

– Обычная любовная ерунда, наверное?

Жанна вчиталась в витиеватые строчки.

– Звучит поэтично, конечно, но как-то очень уж деловито.

– Маги странные, – пожала плечами Анника. – Может, это просто его видение? Знаешь, в образном ключе. Любовь исцеляет и все такое.

– Любовь – не пенициллин, – фыркнула Жанна. Анника надула губы:

– Так и знала, что тебе не стоит это читать.

Жанна пробежала глазами еще несколько писем. В основном они впрямь были наполнены многословными признаниями в любви, но в одном из из них она нашла странный рисунок. Он изображал невысокий колючий куст с большим, алыми цветами. Жанна вспомнила, что помогла освободиться Эди именно от вот такого – он рос на заднем дворе и вцепился ей в волосы и одежду, словно был живым существом.

– А на это ты что скажешь? – спросила Жанна. – Тоже метафора?

Анника присмотрелась.

– Нет, это не метафора, это сцирилла каменная, растет на дальних оконечностях Островов, очень редкая штука. Используется для магических обрядов и…

– Для магических обрядов? – перебила Жанна, уже даже почти не удивляясь неожиданной эрудиции подруги. – Думаешь, это он посадил ее во дворе?

Анника нахмурилась, припоминая растение, как снизу раздался встревоженный стук в дверь.

– Госпожа Анника! Госпожа Жанна! – едва не плача, позвала снизу Эди. – Мой папа пропал! Помогите мне!

Снег в том году сходил долго. Страшная зима унесла многие жизни. Люди винили магов в произошедшем, шептались на улицах. Мне было боязно выходить из дома. Уже когда начались первые весенние дожди, снег все еще лежал серыми неприглядными островами то тут, то там. Я боялся, что мой росток вообще не взойдет, но однажды на рассвете, когда я вышел проверить его, то наконец увидел крохотную зеленую петельку. Собрав с него каплю росы, я бережно сохранил ее и позже, в своем кабинете, добавил в давно приготовленное зелье. Мы должны были выпить его оба – она и я. Это было очень кстати, потому что мать Эми уже начала говорить о том, что скоро они поедут обратно на север, к ее жениху. Как только стемнело, я сделал глоток и отправился в спальню Эми. Как в тот раз, она сидела над своим чемоданом. Я был уверен, что она будет рада услышать от меня новость о том, что один глоток зелья исцелит и ее, и меня, и что мы вместе уедем, как только я закончу свою работу в Рейнбурге.

Она выслушала меня очень внимательно. Стояла, прислонившись бедром к подоконнику, на котором стояли книги и ее прибор для письма, и слушала меня не глядя. Как только я договорил, она отвернулась. Подумав, что заставил ее расчувствоваться, я шагнул к ней, чтобы утешить ее объятием, сказать, что все закончено теперь, но все будет нормально. Но стоило мне шагнуть ближе, как она резко обернулась. На листе бумаги, который лежал у прибора, я увидел угловатую вязь незнакомого языка. Тут же лежала толстая связка писем – и эти письма были не от меня.

– Что происходит? – спросил я, холодея, а она рассмеялась мне прямо в лицо.

– Теперь ты узнаешь, как мне было больно, – тоном капризной девчонки заявила она. – Неужели ты и впрямь подумал, что я останусь с тобой после того, что ты сделал?

Мое сердце рухнуло в пятки. Я протянул ей флакон – мой последний подарок:

– Выпей это, я умоляю тебя. Это твое исцеление… Возьми хотя бы его, если я для тебя не мил.

Но она резко ударила меня по ладони, и флакон, упав на подоконник, разбился, разбрызгав всю драгоценную жидкость, над которой я работал долгие месяцы.

– Убирайся, а не то я закричу, – прошипела она. Великая тяжесть сковала мне руки и плечи. Горе мое было велико – но больше был мой страх касательно зелья: я совершил ошибку, выпив его раньше Эми. Это не могло обойтись без последствий.

– Лучше бы я вообще никогда тебя не встречала, – бросила она мне в спину. Я убежал. Взлетел вверх по лестнице, закрылся в спальне, судорожно ища в книгах ответ, как уберечь себя от проклятья – но над Рейнбургом уже вставало солнце. Было слишком поздно.

Стоя у окна, я смотрел, как мой собственный силуэт в отражении тает, исчезая. По крайней мере, это желание Эми я выполнить смог – сраженный своей же магией, я испарился, застрял в покрытом пылью нигде, скованный, но не лишенный рассудка. Спустя несколько дней я смотрел, как она уезжает; спустя несколько лет увидел, как она, с виду совсем больная, стучится в двери, крепко сжимая за ручку ребенка. Еще спустя какое-то время этот ребенок, уже превратившийся в девушку, приехал сюда в одиночестве и остался. Я понял, что это значит – Эми была мертва. Я хотел уйти туда, за край, чтобы ничего не чувствовать, но огромное растение под окном не давало мне сделать это. Оно одновременно хранило и пленило меня. Я не мог впасть в сон и не мог проснуться; мне оставалось всего лишь ждать и в этой удивительной пустоте изучать все грани моего искусства в надежде, что однажды я найду способ отсюда сбежать.

– Это не переставало происходить, – потрясенно произнесла Жанна. – Все это время… его колдовство уносило людей, так же, как унесло его самого.

Эди рассказала им, что случилось: за завтраком она попросила отца о разговоре. В его кабинете она, набравшись смелости, высказала ему все как на духу. Отец, человек терпеливый, отреагировал очень сдержанно и поблагодарил ее за смелость. Эди ушла. Спустя пару часов за отцом приехала машина, но он все не выходил. Эди зашла к нему в кабинет, чтобы позвать его, но внутри увидела лишь исчезающий силуэт. Он смотрел на нее с отчаянием и сожалением. Эди услыхала шаги водителя, которого впустила прислуга, и побежала из дома прочь.

– Но как он мог заколдовать кого-то? – спросила Анника. – Он же заперт там, наверху.

– Он – заперт, – медленно проговорила Жанна. – А вот растение на улице, кажется, не потеряло своей магической силы.

Она протянула Аннике и Эди свои записи.

– Той зимой пропадали люди. Все решили, что это снег или голод… Но что если это его ритуал? Здесь написано, что посреди ссоры пропал мужчина. Может, оно забирает тех, кто о чем-нибудь сожалеет? Кто хочет исправить что-то?

Эди снова заревела. Анника обняла ее не глядя одной рукой. Все ее внимание было приковано к записям.

– Решено, – вдруг сказала она. – Давай просто выкорчуем эту колючку и сожжем ее в камине.

– Думаешь, сработает? – оробела Жанна. – Это же магия…

– Магия или нет, – отрезала Анника, позволяя плачущей Эди уткнуться себе в плечо, – а этот дрянной куст мне все равно никогда не нравился.

Вздохнув, Жанна кивнула. В словах Анники был резон. Кажется, где-то в кладовке у кухни она видела пару лопат.

***

Корни большого, колючего куста с алыми цветами уходили глубоко в землю. Собрав волосы и накинув куртки, Анника и Жанна принялись копать жёсткий грунт, обнажая бледные, как девичьи руки, отростки. Эди сновала рядом, отгребая землю в сторону, принося с кухни воду и иногда сменяя одну из них за лопатой.

Когда начало смеркаться и холодать, Жанна сказала:

– Мы за год тут не управимся.

Тяжело оперевшись на лопату, она замерла, чтобы перевести дыхание. Анника зло вонзила лопату в землю, а потом, вскинув голову, крикнула:

– Хоть бы помог, мерзавец!

Порыв ветра ударил в темное стекло комнаты наверху. Где-то вдалеке что-то зарокотало: Жанна обернулась, чтобы увидеть медленно ползущую к городу тучу. Ясная погода продержалась в Рейнбурге очень недолго.

– Вот он, – прошептала Эди, отступая за спину Жанна. – Смотри… такой же, как и обычно…

Жанна вздернула голову. За стеклом проглядывал долговязый мужской силуэт в старомодной одежде. Он выглядел растерянным, слово не понимал, как там оказался. Но Аннику это только раззадорило.

– Эй, господин! – прокричала она, стараясь заглушить шум поднимающейся бури. – Вы бы спустились и помогли нам, что ли! Это же вроде как ваша работа?

Она пихнула лопатой куст. Несколько сухих цветов упали на землю. Маг за окном вздрогнул, как будто бы просыпаясь. На его лице отразилось отчаяние.

– Он раньше так не делал, – из-за плеча Жанны пробормотала Эди. – Он такой же, как в моем сне…

– Несчастный? – спросила Жанна.

– Испуганный, – ответила Эди. – Но мы ведь ему поможем?

– Я надеюсь на это, – нахмурилась Жанна. Новый порыв ветра едва не сбил ее с ног и поднял волну пыли – она едва успела прикрыть курткой лицо. Анника не унималась:

– Я читала про вашу подружку! – прокричала она. – Та еще она была стерва, точно! Но это же не повод запираться там, наверху! Мы вообще-то тут тоже живем, вы вообще в курсе?

Спохватившись, она глянула на Жанну:

– Ох, извини!

Все еще кашляя от пыли, Жанна махнула ладонью.

– Так что лучше бы вы оттуда вылезли, господин! – с новыми силами бросилась в атаку Анника. – А не то мы сейчас…

Отбросив лопату, она ухватила куст за ближайшую ветку и стала тянуть. Ветер взвыл резко; незнакомец прижал ладони к окну. На его лице был написан ужас.

– Анника, – позвала Жанна. – Брось эту дрянь.

– Кажется, он что-то говорит, – пробормотала Эди.

Уперевшись в землю ногами, Анника тянула и рвала ветки куста, как только позволяли силы и плотные рабочие перчатки. Почти все цветы осыпались на землю, теперь кучи земли, которую они накопали, сплошь покрывали сухие листья.

– По губам читать умеешь? – спросила Жанна.

– Попробую, – отозвалась Эди, задирая голову вверх.

Поудобнее натянув рукавицы, Жанна принялась помогать Аннике. Вдвоём они обдирали трясущийся куст, как две обезумевшие птицы, пока у них над головами выл ветер и сгущались чёрные тучи.

Острые колючки цеплялись за рукава и волосы; Жанна обронила перчатку и ей почудилось, словно у неё с руки ее сорвала чья-то костлявая рука.

– Стерва, – пробормотала Жанна. – Вот как, значит…

Ворох холодных детских воспоминаний обрушился на неё вместе с ледяной моросью. Жанна принялась ломать ветки с новым усердием. Куст понемногу редел.

– Он говорит, не надо, – произнесла Эди и тут же закричала:

– Мы вам поможем! Пожалуйста!

Жанна услышала жалобный звон. Маг в отчаянии колотил ладонями по стеклу, но оно, кажется, не могло разбиться – он не был достаточно материален для этого.

Жанна вскинула голову. Ветер перехватил ей горло, пока она пыталась что-то сказать – не то извиниться, не то пообещать, что все будет нормально – когда вдруг рядом раздался хрип.

Длинная колючая ветка куста, одна из последних, обвилась вокруг шеи Анники, запутавшись у неё в волосах. Во вспышках неверного света Жанна не могла разобрать, магия это или нет, но тут же бросилась на помощь подруге. Вместе они отодрали жуткую ветку от ее шеи – пригнув ее к земле, Жанна перерубила ее лопатой, как длинное насекомое.

Переводя дыхание, они отступили от раскачивающегося куста. На нем больше не было ни цветов, ни листьев – только несколько обнаженных длинных веток смотрели вверх, словно жуткие пальцы, тянущиеся к небу, а корни, которые они обнажили, во мраке смотрелись раскопанными костями.

– Вот ужас, – хрипло пробормотала Анника.

– Это работает, – убежденно сказала Жанна. – Он здесь и пытается говорить с нами. Но надо быть осторожней.

Эди, напряжённо вглядываясь в темноту, старалась разобрать нервный язык жестов испуганного мага, но огромная туча становилась все ближе, заслоняя последний свет.

– Иди в дом, – велела Жанна. – Только в комнату не заходи, договорились? И прихвати растопку с кухни, – добавила она, правда, с сомнением подумав о ливне. Но мелкий дождь стал понемногу превращаться в колючий снег. Вместе с раскатами грома это выглядело угрожающе. Жанна спросила себя, такой ли жуткой была та зима, в которую пропал Илларион. Когда ее мать умирала, тоже страшно мело. Местные говорили, это хороший знак, а Жанне казалось, что это сама природа как будто бы хочет побыстрее укрыть своим покрывалом какой-то позор, о котором все знали, но ей отчего-то не говорили.

– Моя мать плохо с ним обошлась? – с горечью спросила Жанна. Анника коротко кивнула.

– По письмам всегда ясно, кто любит, а кто – нет, – сухо сказала она, повыше натягивая рукавицы. – Ну что, вместе?

Они вдвоём ухватились за одну из оставшиеся веток и резко дернули на себя.

***

Мелкий снежок сменился густым ливневым снегом. Над городом вовсю бурлила гроза. Анника и Жанна смогли отрезать лопатой ещё несколько веток. Оставалась одна, самая длинная. Анника сбросила куртку и закатала рукава. Запыхавшаяся, Жанна последовала ее примеру, хотя густые капли сверху больно жалили шею и плечи.

– Вместе? – снова спросила Анника. Жанна глянула вверх. Силуэт отодвинулся от окна, но не исчез – Жанна могла видеть его в глубине комнаты, когда все вокруг освещали вспышки яркого света.

– Вместе, – сказала Жанна. Вдвоём они шагнули к кусту, хватая одну из последних веток в двух разных местах. Загрохотал гром; ветер слепил им глаза и царапал льдинками лица. Жанне было не страшно – в конце концов, она выросла там, где зима гораздо привычнее лета.

Вдруг кто-то закричал.

Жанна дёрнулась, не отпуская ветку. Эди, распахнув окна, громко звала ее, стараясь перекричать гром.

– Он говорит, опасно! Не трогай!..

– Выйди оттуда! – крикнула Жанна. Комната все ещё казалась ей опасным местом. За спиной у Эди маячил призрачный силуэт, и о чем бы они там ни говорили, Жанна боялась, что Эди исчезнет тоже.

– Выходи! – она махнула ладонью, на мгновение выпуская ветку из рук. Эди послушно юркнула в комнату. Жанна перевела дыхание, и в этот момент услышала болезненный стон.

Бледнея, Анника разжала пальцы, но упрямая колючка, обвившими вокруг ее запястья, держала крепко. Жанна увидела капли выступившей крови, но не успела она протянуть руки, как другая ветка, броском, словно змея, набросилась и на другую руку Анники.

– Я же сказал этого не делать! – раздался сверху испуганный голос. – Теперь оно ее не отпустит!

Анника, всхлипнув от боли, попыталась прижать руки к груди, но ветки только теснее сжались, заползая выше и оставляя после себя длинные алые росчерки.

Зарычав от злости, Жанна бросила к кусту, чтобы прижать ветки ногами у основания. Из дома кубарём вынеслась Эди и бросилась помогать ей.

– Руби! – крикнула Жанна, когда ей удалось встать двумя ногами на извивающиеся, как канаты, чёрные жгуты. Анника молча плакала, отчаянно стараясь притянуть к себе руки, хотя это очевидно причиняло ей ещё больше боли.

Эди ударила лопатой почти наугад, но попала: одна из веток, опав мокрой плетью, тут же замерла. Жанна издала восторженный крик, когда Эди ударила снова – но тут ветки, словно оживая, юрко поползли вверх, впиваясь в предплечья Анники мёртвой хваткой.

Бледная от боли, Анника стала медленно оседать на землю – Жанна и Эди едва успели ее подхватить. Гроза бушевала прямо над ними: опустившись в грязь, они с бессильным ужасом смотрели, как колючки раздирают нежную кожу и как ледяной дождь смешивает землю и кровь.

– У меня есть семена! – крикнул, высунувшись из окна, маг. – Я могу помочь ей! Скорее!

Теперь он выглядел вполне настоящим. Переглянувшись, Эди и Жанна подхватили Аннику под руки и потащили в дом. Гроза рокотала следом, как недовольный хищник, лишившийся своей добычи. Словно мстя за это, беснующийся ветер, набросившись на куст, сломал оставшиеся ветви, поднял щепки в воздух и зашвырнул их далеко в бурлящую Рейну.

***

– Вот и все, – тихо сказал Илларион. – Она поправится. Только шрамы…

Он поджал губы, не договорив, и обернулся к Жанне. Она, измождённая, лежала на полу. Они отправили Эди первой отмокать в ванне, когда выяснилось, что жизнь Анники вне опасности. Илларион, с помощью магии и семян, которые завалялись в ящике, усмирил обезумевшие ветки. Он тоже был весь перемазан грязью и кровью, как Жанна. Он выглядел молодым – на вид даже младше неё.

– Я слышал, как она пела, – сказал Илларион, осторожно укрывая лежащую на его постели Аннику пыльным покрывалом – одним из тех, что они пощадили, сбегая отсюда в прошлый раз. – Она очень красиво поёт.

– И рисует, – хрипло сказала Жанна. – Ее руки…

– Восстановятся, – оборвал ее Илларион. – Я обещаю.

Он опустился на пол рядом с Жанной, прислоняясь спиной к стене. Жанна села, чтобы изучить его лицо получше. Оно выглядело смутно знакомым, но она не могла понять, откуда это чувство странного узнавания.

– Чем была больна моя мать? – спросила Жанна.

Илларион вздрогнул. Было видно, что вопрос принёс ему много боли, но Жанна хотела получить ответ прямо сейчас.

– Что ж, – нервно заламывая пальцы, начал он, – у меня было много времени, чтобы подумать об этом…

– У неё не было сердца, – догадалась Жанна. – И она захотела заполучить твоё?

Илларион выглядел печальным. Он медленно кивнул.

– Боюсь, что так. Но откуда ты знаешь? Этой болезни нет ни в одном справочнике в мире, – он усмехнулся, – я проверял.

Жанна молча уставилась на его руки – длинные, узловатые пальцы музыканта, испачканные в крови. Они напомнили ей о том, о чем она вспоминать не хотела.

– Я думала, что мой отец просто несчастен, – наконец, через силу сказала она. – Но одна мудрая женщина мне сказала, что кто-то съел его сердце.

Илларион горько рассмеялся.

– Я запомню эти слова, – пообещал он Жанне. – Я обязательно упомяну их, когда буду описывать этот недуг. Стало быть, он заразен, – задумчиво произнёс он, глядя на Аннику.

– Возможно, – глухо отозвалась Жанна, тоже переводя взгляд на подругу. – Но у некоторых, наверное, просто врожденный иммунитет.

Гроза успокоилась. Дождь мерно колотил по крыше. Внизу запищал поставленный на плиту чайник. Жанна опустила тяжелую голову на плечо Иллариона. От него пахло чем-то знакомым – чем-то, что она не раз чуяла в пугающих коридорах дома.

– Как тебя на твоём языке называют? – спросила Жанна. – Имя на конверте – это ведь местный аналог?

– Лар, – ответил он гулко. Жанна позволила своим глазам закрыться.

– Добро пожаловать, Лар, – зевнула она. – Оставайся сколько захочешь.

Он грустно усмехнулся в ответ.

– Я не смогу покинуть эту комнату. Магия…

– Обсудим это потом, – пробормотала Жанна, обнимая себя за плечи, – ладно?

Он кивнул. Дождь замирал понемногу, и становилось все тише. Засыпая, Жанна услышала, как он тянет без слов давно знакомую ей колыбельную.

Когда наступила зима, в город стали возвращаться пропавшие люди. Оказывается, мое колдовство повлияло на эту землю – и долгие годы забирало тех, кто осмелился отдать себя во власть сожалений. Вернулся и отец Эди – одним из первых. Я учил ее понемногу, когда она навещала меня, но весной отец пообещал отправить ее в школу. Я решил, что расстанусь с ней с легким сердцем, и отдам на прощание то самое кольцо, которое так берег для Эми. Может быть, она лучше меня разберётся в этих странных премудростях отношений.

Анника со мной не разговаривает – все ещё злится из-за того куста. Зато Жанна часто ко мне заходит, и мы говорим обо всем на свете. Даже когда ее нет рядом, я могу слышать ее шаги внизу, если открою дверь. Я не могу выйти наружу – но Жанна пообещала мне, что мы придумаем какой-нибудь способ. А пока я подвизался помогать ей, чтобы завершить мое затянувшееся ученичество. За столько лет я порядком поднаторел в своём искусстве, а к Жанне теперь все ходят за советом насчёт этого и того: кто-то из ее друзей, старичок из кофейни, один из вернувшихся, рассказал эту историю своему другу, а тот – своему…

Так что теперь люди пишут письма и стучатся в двери. Спустя столько лет этот дом снова выглядит живым. Иногда, сидя на полу у двери, я стараюсь вспомнить мальчика, который играл тут в прятки, но у меня ничего не выходит. Наверное, я всё-таки умер от горя – но теперь, вернувшись назад, я понимаю: лекарства нет ни от любви, ни от разбитого сердца. Иногда просто стоит позволить ему разбиться и вырастить, словно диковинный плод, новое – крепче и больше, и дать ему биться снова.