Читать книгу: «Напряжение», страница 4

– Да, сотым кодом пробивать оплату если бронь сделана через отдел бронирования, либо через наш официальный сайт, а двухсотым кодом назначать платежи броней от сторонних организаций, – дрожащим голосом ответила я.

– Это и ежу понятно, я имею в виду платежи по типу карточек.

– Master Card это 43, Visa – 52, а МИР – 60, а Union Pay – 77.

– Тогда какого черта у тебя в отчете после ночной смены везде ошибки с китайской платежной системой? – заорала в трубку Вика.

– Я не знаю… когда гиды оплачивали проживание китайских групп я все тщательно проверяла перед тем, как поставить код. Я точно помню, что выбирала 77 код.

– Может быть у тебя с головой не в порядке, но в отчетах отображается код 60. Из-за твоей безалаберности на меня три часа кричала Людмила Львовна, якобы мы не можем нормально обучать новеньких. Почему за твою тупость должна отдуваться я? Если такое еще раз повторится, я напишу на тебя докладную. Такие работники нахрен никому не нужны.

– Хорошо, я поняла. Прости пожалуйста.

– Ты прямо сейчас позвонишь в бухгалтерию и выслушаешь все, что она тебе скажет. В обязанности старших администраторов не входит сюсюканье с вами. Это полностью твоя вина.

– Да, хорошо. Сейчас позвоню, – не успела я договорить, как в трубке послышались протяжные гудки. Недослушав меня, она просто бросила трубку.

Я сидела на кухне с тарелкой недоеденного бутерброда и остывшего чая. В телефоне вновь заиграл легкий классический джаз, на этот раз на трубе играл Луи Армстронг. Все тело сковало цепью ужаса, а часть съеденного бутерброда просилась наружу. Через несколько минут я наконец положила телефон на стол, но так и продолжала сидеть в прострации. Музыка продолжала литься из телефона, но по-настоящему услышала я ее только спустя 10 минут. Шутливая и игривая атмосфера, царящая в комнате, кардинально шла вразрез с моими внутренними ощущениями боли и обиды. Как будто весь мир смеялся надо мной, показывая, насколько я жалкая и дурная.

«Я ненавижу всех вас. Хватит надо мной смеяться! Вы мне все надоели!» – рвалось у меня изнутри. Внезапно комната громко огласилась смехом. Я старалась смеяться громче их, своим смехом заглушить издевательский мотив музыки. Оглушительный смех продолжался до тех пор, пока его не сменили такие же по силе рыдания. Я плакала от жалости к себе. Я точно помню, что сделала все правильно. Меня переполняла обида от несправедливости. Я хотела домой, сбежать от всех этих проблем и жить спокойной жизнью в солнечном городе. Слезы шли от безысходности: я зашла слишком далеко, чтобы сейчас бросить все и сбежать. В своем родном городе меня посчитают трусихой и слабачкой, которая сбежала обратно к родителям, хотя сама рассказывала, что создана для большего, чем этот маленький город. Родители скажут: «Ну мы же говорили, что туда лучше не лезть» или же «Это и так было ясно с самого начала, ты только посмотри, что с Олей стало. Тоже хочешь закончить так же, как она – одной с ребенком на руках?».

«Нет, лучше терпеть здесь, чем всю жизнь выслушивать это и стать такой же ограниченной как все они. Просто буду терпеть» – решила я.

Я даже боялась предположить, что будет в мою следующую дневную смену, Вика наверняка позвонила еще и Вадиму, чтобы тот всыпал мне, когда увидит. Вику я увижу тоже в тот день. Будто она была создана, чтобы мучить меня.

Весь оставшийся вечер был испорчен. Оставалось лишь позвонить в бухгалтерию для того, чтобы окончательно погрузиться в пучину отчаяния.

Номер стационарного телефона бухгалтерии у меня был записан, и ничего не стоило позвонить им, но я колебалась. Посмотрела на часы – они показывали 17:45. Нужно было поторапливаться и успеть позвонить до конца рабочего дня.

У бухгалтера, обрабатывающей все отчеты нашего отдела приема и размещения, Людмилы Львовны был очень жесткий и строгий характер. Она редко повышала голос на сотрудников, но могла одними лишь словами и суровым взглядом отнять у тебя желание работать дальше и жить вообще. В гостинице она работала дольше всех, вот уже 30 лет. С самого ее открытия она отвечала за основные финансовые операции. Даже директор немного побаивался ее, прикрывая это преувеличенным проявлением уважения. На все праздники он присылал ей огромный букет цветов и коробку конфет, как бы задабривая.

Никто не мог понять, что у нее на уме, ведь кроме различных рабочих вопросов она ни с кем ничего не обсуждала. На обычные вежливые вопросы «Людмила Львовна, как у вас дела? Как самочувствие?» она томно касалась пальцами своих очков, припускала их на кончик носа, переводила холодный взгляд на тебя и молча смотрела так до тех пор, пока ты не соизволишь исчезнуть.

Я нашла в своих контактах номер Людмилы Львовны, сохраненный на всякий случай. Телефон в руках пропитался моим холодным потом до такой степени, что пришлось тереть его о домашние брюки. Сердце бешено колотилось.

Наконец, я нажала на заветную кнопку вызова и поднесла трубку к уху.

Послышались гудки. Больше всего мне сейчас хотелось, чтобы эти гудки длились вечность, а затем звук оборвался из-за долгого ожидания. Потом можно было бы этим и оправдаться: я несколько раз звонила, но мне никто не ответил. Сейчас это было бы идеальным разрешением ситуации.

Мои размышления прервались произнесенным в трубке недовольным «Бухгалтерия, слушаю».

– Людмила Львовна, добрый вечер! Это Леона из отдела приема и размещения, – я сделала маленькую паузу для того, чтобы на том конце провода успели догадаться кто я. После многозначительного молчания с той стороны, я решила продолжить, – я вам звоню по поводу своего ночного отчета. Простите пожалуйста, я не знаю, как так получилось, что у меня вышли другие коды. Я честно каждый раз проверяла все, что вписывала в программу.

– Леона, – впервые заговорила она, – скажите мне пожалуйста, когда вы поступили к нам на работу, вам давали документы, в которых прописаны ваши должностные?

– Да, давали.

– Вы читали их?

– Да, читала.

– Тогда вы должно быть помните, что одним из важных пунктов ваших должностных обязанностей является правильная и своевременная регистрация гостей, в особенности правильное оформление платежных документов.

– Да, я помню, – обреченно ответила я.

– Очень хорошо, – продолжала она, – тогда скажите мне пожалуйста, если вы прекрасно знали эти важные правила, но при этом все равно сделали по-своему, нам можно рассматривать это как намеренное нарушение?

– Нет, если я и ошиблась, то только потому что была невнимательна в тот момент. Я плохо себя чувствовала в эту ночную смену, – почти шепотом произнесла я. Мне стало противно от самой себя. Насколько жалкой я выглядела со стороны, оправдывая свою халатность.

– Ваш руководитель предупреждал вас, что график администраторов ресепшена предполагает работу как в дневное, так и в ночное время. Для этого вы должны обладать отличным физическим и ментальным здоровьем. Если у вас возникают с этим какие-либо проблемы, вы должны уведомить ваше руководство для принятия соответствующего решения. Ваша эгоистичная натура дорого обходится нашему производству.

– Извините пожалуйста, со мной это впервые произошло. Обещаю, что подобное больше не повторится. Впредь, я буду еще внимательней и аккуратней. Простите пожалуйста.

– Меня не волнуют ваши словесные изречения. Жду вашу объяснительную на своем рабочем столе.

– Да, хорошо… – не успела я договорить, как она бросила трубку не попрощавшись. Точно так же, как и Вика.

* * *

Удивительно свежий аромат цветов охватывал ближайшие скверы и парки. На дворе стояла весна. Птицы предвещали наступление теплых времен и призывали своих возлюбленных вступить в тайную связь. Насколько она была тайной знает один лишь Бог, но мы-то знаем, что биологические процессы вполне закономерны в природе и не гнушаются производить из года в год целые потомства новых существ. Как животные, так и люди весной пробуждаются и желают если не тайной связи, то что-то похожее на связь. Тает снег, текут воды, все оживает и пробуждается, а вместе с ними выходит наружу глубинная человеческая воля, подавляемая на протяжении долгого времени.

От нечего делать, я следила за проезжающими машинами и ни о чем не думала, будто все мысли я оставила в предыдущих местах – дома, в торговом центре, на работе, в метро, в автобусе, в местном супермаркете. Приятное чувство пустоты затуманивало действительность настолько, что я даже не заметила, как ко мне на скамейку подсел ребенок и начал играть с мячиком-попрыгунчиком. Через некоторое время во мне все же проснулось любопытство. Краем глаза я взглянула на него и удивилась недетской ловкости. Маленькое существо протягивало руку вперед, обращало кулачок с мячиком ладонью вниз и просто разжимала пальцы – мячик стремительно летел вниз, ударялся о землю и отскакивал назад прямо ему в руку.

Во всем этом простом действии чувствовалась какая-то особая магия. Повторяющиеся движения вниз – вверх – остановка – вниз – вверх – остановка завораживали и успокаивали. Все остальные звуки словно исчезли и остался лишь мягкий звук удара мяча о землю. Я была до того околдована всей этой картиной, что на миг окружающий мир для меня перестал существовать. Единственной реальностью был лишь звук мяча и детская ладонь.

– Нравится? – внезапно прозвучал в голове нежный тонкий голос.

Я встрепенулась от неожиданности и в первые несколько секунд не могла определить источник звука. Затем, придя в себя, взглянула наконец на своего соседа по скамейке и смогла его основательно разглядеть: это была маленькая девочка. Ее светлые волнистые локоны изящно спадали до самой поясницы. По виду ей было 5–6 лет. Она сидел в потрепанных голубых шортах и розовом топике, неудачно подчеркивающие ее худощавое телосложение. Девочка смотрела на меня своими ярко голубыми выразительными глазами, в которых явно прочитывался веселый нрав. Она могла смеяться одним лишь взглядом.

Меня потрясла ее неестественная красота. Что-то странным было в ней. Но что еще более удивляло меня, так это то, что корпус ее тела был обращен в мою сторону, но рука так и продолжала играться с мячом. Она играла, совсем не обращая на него внимания. Создавалось ощущение, будто мяч так прыгал и без ее участия. Ее глаза продолжали смотреть на меня.

Нужно было что-то ответить.

– Неплохо, – ответила я. Глупый получился ответ.

Более уместно было бы ответить: «У тебя очень хорошо получается, молодец» или же «Какие у тебя ловкие руки!». Все-таки это ребенок.

– Мне это нравится, – сказала девочка. На ее лице светилась та самая улыбка, какая бывает у детей в момент безудержного счастья. Меня умилила эта ее простота. У меня возникло сильное желания развивать этот странный диалог.

– Ты с родителями здесь гуляешь? – спросила я первое, что пришло в голову.

– Нет, я сама, – невозмутимо ответила она.

– Как сама? Ты, наверное, живешь где-то рядом? Родители не боятся тебя отпускать одну? – удивилась я. Как могла одна маленькая девочка гулять по центральному парку, где гуляет народ совершенно разного сорта. Жилые дома, в которых она могла бы жить, находились совсем не близко.

Вместо ответа, маленькая незнакомка еще пристальней заглянула мне прямо в глаза и расплылась в широкой улыбке. В другой ситуации я стала бы и дальше расспрашивать ее, желая помочь и отвести к родителям, но почему-то мне пришла мысль о том, что это будет лишь напрасной тратой времени. Эта девочка была сама по себе и не нуждалась ни в чьей помощи. Дальнейшие вопросы отпали сами по себе. Я сидела и смотрела на нее как завороженная.

– Как тебя зовут? – спросила она как ни в чем не бывало.

– Леона. А тебя как?

Она указала на свою розовую сумочку, на которой зелеными пайетками было вышито «Элла»

– Значит тебя зовут Элла? Какое красивое имя…

– Мне тоже очень нравится. А почему тебя назвали Леоной?

– Мою маму зовут Элеонора, она в честь себя назвала.

Девочка звонко рассмеялась. Меня это немало удивило. Я не понимала, что могло быть в этом смешного. Ее звонкий смех был настолько заразительным, что я тоже вдруг залилась совсем детским хохотом.

– А почему же тебя назвали Эллой? – решила спросить я.

– Потому что мне оно нравится.

– Как же они поняли, что оно тебе нравится? Ты же была совсем младенцем.

– Так они же у меня спросили, и я сказала! – воскликнула Элла, словно это была самая естественная вещь на свете.

Я еще больше запуталась. Элементарные темы для разговоров с Эллой превращались во что-то очень фантастическое и непонятное.

– Ну ладно, – перевела я дыхание и постаралась поговорить о чем-то другом, – ты каждый день гуляешь здесь?

– Не каждый день, только когда погода хорошая.

«Странно, я ее не видела раньше, хотя часто хожу сюда в выходной» – подумала я.

– Так ты ведь только сейчас меня заметила! – произнесла она.

– Ты прочитала мои мысли? – воскликнула я пораженная.

– Я не умею читать. Зато могу слышать то, что говорят вслух.

– Совсем голова идет кругом, нужно больше отдыхать.

– Давай лучше не отдыхать, а играть! – предложила Элла.

– В твой мячик будем играть?

– Какой мячик?

Только сейчас до меня начало доходить, что звук удара о землю прекратился, а мячик куда-то исчез. Элла сидела, опершись обеими руками о скамейку и беззаботно болтала ногами, будто раскачиваясь на качелях. Вдруг она пристально посмотрела на меня и вновь громко рассмеялась.

– Ты странная, – проговорила она сквозь хохот.

Я уже собиралась возразить ей в ответ, объявить, что напротив, это она до ужаса странная, но сзади меня внезапно послышался резкий хлопок лопнувшего мяча. Я оглянулась, но не обнаружила источника звука. Порыскав еще немного глазами, я через плечо спросила у Эллы, не видела ли она что произошло, но мне никто не ответил. Я взглянула на место, где сидела маленькая девочка, но никого не обнаружила.

Место было пустое, никаких следов. Будто никто здесь и не сидел. Я огляделась в ее поиске, но все было тщетно – на соседней скамейке сидели только две старушки и тихо разговаривали о чем-то. Даже если бы она вдруг соскочила со скамейки и решила уйти, ей бы потребовалось время чтобы выйти из поля зрения, тем более по длинной аллеи. Думаю, обычный взрослый добрался бы до первого поворота минут за 7 минут. Все это казалось слишком загадочным и даже мистическим, чтобы быть правдой. Между тем, я слегка расстроилась такому скорому расставанию. С ней мне было очень приятно и легко общаться, как будто разговариваешь с очень близким другом.

Я еще немного посидела в парке, много раз прокручивая в голове всю произошедшую сцену и образ Эллы. Затем встала и пошла по направлению к метро. Нужно было собираться на вечернюю смену. На завтрашний день был запланирован какой-то детский фестиваль и национальный съезд бухгалтеров. Ладно еще детский фестиваль, но для чего собираться бухгалтерам – мне было до ужаса непонятно. Казалось, если соберется столько бухгалтеров в одном месте и решит свергнуть министра финансов, то никакие войска национальной гвардии их не остановят. Если все эти мероприятия запланированы на завтра, то заезд у них будет сегодня.

Огромный наплыв гостей не предвещал ничего хорошего. Обычно в ночные смены можно было немного расслабиться, выйти ненадолго в бэк попить чай, а на самой стойке просто сидеть и просматривать какие-нибудь веб-страницы, а нередко мне даже удавалось включать фильм с субтитрами и смотреть его на телефоне без единого звука. Единственной проблемой ночных смен могли стать пьяные гости, особенно если тебе везет работать в пятницу или субботу. Тогда уж нужно быть готовым к ночи скандалов, оскорблений и просьб об оказании сексуальных услуг с твоей стороны. В первое время, я места себе не находила, когда бывали такие ситуации, но после первого же месяца я приручилась и стала совершенно нейтрально реагировать на подобные выпады. Но ночные смены имели существенное преимущество перед дневными – ты видишь меньше людей.

Я сверилась с наручными часами, время еще позволяло сходить в душ и высушить голову. Обычно я мою голову прямо перед ночными сменами, чтобы свежий аромат шампуня и легкие нотки духов согревали мою душу в ненавистные рабочие часы. Я добралась до дома, открыла входную дверь, убедилась, что дома никого нет и только тогда включила музыку на телефоне и стала готовиться к душу. После случая с подругой Жени, я всегда была настороже и даже если я на 100 % уверена, что дома никого не должно быть, я все равно проверяю. Ибо непредвиденные ситуации всегда могут случиться тогда, когда мы этого меньше всего ожидаем. Я быстро приняла душ, накинула халат, укутала мокрые волосы в полотенце и вернулась к себе в комнату. Далее следовала привычная последовательность – достать две большие косметички из шкафа, положить их на стол, включить настольную лампу, поставить маленькое настольное зеркальце и начать очередные бьюти-процедуры.

За окном уже смеркалось. У меня оставалось еще минут 10 до выхода. Делать было нечего, поэтому я просто просматривала новости в телефоне. Во время перемотки очередной ленты соцсети, я вспомнила о случае в парке. Я надеялась, что встречу эту девочку еще как-нибудь. К детям я не питала особой любви, обычно они оказывались крикливыми непоседами, которые вечно бегают и путаются у взрослых под ногами. Поэтому я и ходила в парк только утром или ближе к обеду в будние дни, чтобы избежать толпы людей с визгливой ребятней. Но мне до сих пор было любопытно, почему Элла была одна в парке и в такое время. И как она могла исчезнуть вот так внезапно? Я решила, что как появится свободное время, нужно будет обязательно сходить на то же самое место. Вдруг мне повезет, и мы опять встретимся.

Наконец пришло время выходить. Я подхватила сумку, наскоро сбрызнулась духами, взглянула в зеркало, убедилась, что все в порядке и пошла обуваться. Когда я уже надела обувь, то вспомнила, что уже несколько дней мусор стоит под раковиной и его нужно вынести. Вполне прискорбное обстоятельство, ведь у меня особо и не оставалось на это времени. В конце концов, я пересилила себя – быстро скинула обувь, забежала на кухню и вытащила весь накопившийся мусор с надеждой, что его запах не останется на моих руках. На этот счет я очень брезгливый человек. Наконец я закрыла за собой входную дверь на ключ и пошла с тремя крупными мешками мусора и рюкзаком за спиной на улицу.

Только выйдя из подъезда, меня окатило свежим воздухом и ощущением прохлады. Хоть сейчас и была весна, но холод по вечерам до сих пор отстаивал свои права. Нужно было торопиться на автобусную остановку, иначе весь временной график пути, который я выстраивала месяцами будет сильно нарушен и у меня будет огромный шанс опоздать к началу смены. Благо мусорные баки были по пути к остановке. За несколько метров до мусорных баков я задержала дыхание и подошла к ним. Один за другим мешки мусора летели в огромный бак, освобождая мои руки. Все так же затаив дыхание, я отошла от мусорки метров на 6 и с жадностью вдохнула воздух полной грудью. Я терпеть не могла запах мусорки, гнили и всякой мерзости. В таких случаях помогало только задержка дыхания. Эту процедуру следует делать максимально быстро, иначе ты можешь умереть либо от недостатка кислорода, либо от ужасной вони.

Запах холодного вечера и постоянно проезжающие мимо машины сопровождали меня до самой остановки. Автобус должен был прибыть с минуты на минуту. Помимо меня, на остановке уже было трое человек – женщина с ребенком, парень, куривший возле урны и девушка, уткнувшаяся в телефон. Картина вполне привычная для любой автобусной остановки. Я подошла и встала на свое место. Это место всегда зависело от расположения самих людей на остановке, но чаще всего я занимала периферийное положение от окружающих. Нужно было встать так, чтобы мое воображаемое пространство не соприкасалось с другими, но при этом я не выглядела сильно отстраненной от народа.

Автобус подошел как раз в тот момент, когда парень затушил сигарету и кинул ее в урну. Я подошла поближе к открывшимся дверям и встала с краю, чтобы пропустить выходящих. Затем я вошла, приложила проездную карту к валидатору и села на свободное место у окна. В вечерней работе мог быть еще один плюс: в такое время ты всегда можешь сесть на свободные места и комфортно доехать до работы. Но если ты в это время едешь с работы, как и все остальные, то терпи и стой.

Я достала наушники, подключила их к телефону и включила музыку. Ночные фонари мелькали в окне, а вместе с ними и разноцветные светящиеся вывески, такие как «Манго кафе», «Сбербанк», «Евросток», «Спортмастер» и так далее. Все это повторялось каждый раз по пути на работу. Уже с закрытыми глазами я могла назвать какие вывески будут дальше и какого цвета. Я перевела взгляд на салон автобуса и внимательно изучила всех присутствующих.

Напротив меня сидел мужчина сорока лет на вид, в очках, с темными волосами. Он перелистывал что-то в телефоне и также, как и я слушал что-то в наушниках. Может быть он едет на встречу с друзьями? Хотя для такой встречи он выглядел слишком официально. Рядом с ним сидел парень помоложе, видно было что он смотрит что-то увлекательное на телефоне, каждые пару минут его рот расплывался в широкой улыбке, совсем не стесняясь обнажать свои желтые зубы. Мне было любопытно что он смотрит, но проверить я никак не могла. По другую сторону автобуса на одиночном месте у окна сидела прекрасная престарелая женщина. Ее лицо хоть и было старым, но светилось каким-то необъяснимым шармом, редко встречаемым у представителей ее возраста. На голове у нее был фиолетовый берет, прикрывающий выбивающиеся седые пряди. Черты лица были мягкими и утонченными. Если бы она снималась в кино, то обязательно играла бы добрую тетушку главного героя. Одна рука у нее лежала на колени, а другая держала деревянную трость. Взгляд ее был устремлен в окно, спокойно созерцая все происходящее снаружи. Можно было бы вечно смотреть на эту прекрасную картину, а если в этот момент включить еще и старый французские мотив в наушниках, то успокаивало бы это лучше всякого антидепрессанта.

Сама обстановка в автобусе и за окном напомнила мне одну сцену из случайного фильма, который я видела по телевизору еще подростком. Главная героиня – девушка совершенно заурядная, прожигающая свою жизнь в повседневной суете. По утрам она была кассиром в местном супермаркете, а вечером работала хостес в ночном клубе. Дни шли друг за другом, девушка переставала ощущать течение времени, границы стирались. Из-за плохого влияния она начала принимать наркотики. Благодаря им, она видела совсем другую реальность, словно она вовсе и не она. Закончила она наркотической передозировкой и умерла на грани иллюзии и реальности.

После просмотра этого фильма я еще долго ходила под впечатлением. Произведения с похожим сюжетом были в новинку для меня, так как я только начинала вливаться во взрослую жизнь и узнавать много того, что раньше было скрыто от детского взора. Так вот, сцена в фильме была точно такой же, в какой находилась сейчас я. Героиня сидела вечером в полупустом автобусе по дороге на работу. От усталости и небольшой дозы в крови ей казалось, что автобус едет в каком-то неизвестном и неверном направлении. Она вышла на первой же остановке и замерла на месте. Каким-то образом она оказалась возле своего дома, где провела все детство. Героине вовсе не показалось это странным. Более того, в порыве ностальгии она решила зайти в этот дом. Далее перед зрителем предстает весь его внутренний обиход. На одной из стен висят ее детские фотографии. Она проводит некоторое время в этом месте, а затем показывают сцену, где она лежит возле остановки без сознания под проливным дождем. Меня всю передернуло от воспоминаний об этом фильме. Не хотелось бы мне оказаться сейчас той самой героиней, да и чувствую я себя еще не настолько плохо, чтобы валяться на какой-нибудь остановке.

Я вышла из автобуса и пошла в сторону метро. Каждый раз, когда предстояло спускаться в метро, мне казалось, будто это спуск в подземное чистилище. А если точнее – подземный ад. В столичном метро невозможно было найти ни одного светлого, приятного и счастливого лица. Если на наземном транспорте от хандры хоть как-то спасает меняющаяся окружающая среда – дождь, солнце, сумерки и закат, то в подземном царстве ничто тебе уже не поможет. В том месте правит бесконечная тоска и депрессия, передающаяся от одного носителя к другому, как обычный вирус. По сути, это зараза, от которой мало что спасает.

Постояв немного, я дождалась поезда, идущего в центр. Как и на наземном транспорте, по вечерам в метро чуть меньше людей, чем днем, поэтому я нашла свободное место и сразу его заняла. Чтобы хоть чем-то себя занять, я достала из рюкзака книгу и раскрыла на том месте, где остановилась. Я перечитывала «Убить пересмешника» всякий раз, когда на меня нагоняла хандра. Собственно говоря, я была поклонником любой литературы, где дети выступают в роли главных героев. Благодаря их детским выходкам и наивному мышлению, истории всегда получались яркими и забавными (не будем брать в расчет такие серьезные произведения как «Отверженные» Гюго или же «Девочка со спичками» Андерсена).

В вагонах метро очень часто можно наблюдать негласную битву тех, кто проводит время в телефоне и тех, кто читает книгу. Те, кто держит в руках книгу невольно считают себя более привилегированной ячейкой пассажиров, заслуживающих уважение и благоговение тех, кто и вовсе сидит без дела. Пассажиры же с телефоном чувствуют некоторое ментальное давление, но делают вид, что полностью погружены в считывание информации с маленьких экранов. Помимо такой условной классификации пассажиров, можно еще выделить людей, что читают книги со своих телефонов. Они не поддаются никаким характеристикам, так как чересчур универсальны и могут примкнуть к любой из групп, описанных выше. Они «хамелеоны».

На последних станциях я спрятала книгу обратно в рюкзак и просто сидела, покачиваясь в ритм движения вагона. Все мои мысли были прикованы к работе, а точнее к тому, что сегодня может ожидать меня на смене. Ситуация с перепутанными кодами совсем недавно разрешилась, мне даже не пришлось писать объяснительную. Оказалось, что это была просто ошибка программы, которая автоматически заменяла код с Union Pay на МИР. Никто не извинился передо мной за ложные обвинения, но я и не ждала ничего. Я привыкла к этому.

Больше всего меня начинали беспокоить мои отношения со своими коллегами. У меня постоянно возникало ощущение, что они смотрят на меня с презрением. Причин могло быть несколько: моя медлительность при заселении гостей, паническая реакция на внезапную агрессию или же моя стеснительность по отношению к коллегам. Если бы я была на их месте, наверное, я бы тоже себя недолюбливала. Внутри себя я знаю, как было бы лучше поступить в той или иной ситуации, какая бы фраза лучше подошла, какой комплимент был бы уместней. Но все это оказывается бесполезным, если так и остается в мысленном варианте.

Например, если получается завести разговор с Машей, то мои темы исчерпываются только глупыми вопросами по раннему заселению или же новым семейным тарифам. На мои вопросы она обычно сухо отвечает и всем своим видом показывает, что вовсе не заинтересована в общении со мной. Если наши перерывы совпадают, и мы вместе находимся на кухне, то она просто начинает просматривать что-то в телефоне или же смотрит в наушниках фильм. Сначала я думала, что она, как и я нелюдима и предпочитает заниматься своими делами вместо пустых разговоров, однако спустя некоторое время я заметила, что с Дашей она с удовольствием весело болтала о чем-то во время перерывов.

Помню, как в одну из ночных смен мне стало немного дурно. Сначала я терпела, надеялась, что пройдет, но потом все же решила пойти на кухню и выпить стакан воды. Войдя в бэк, я услышала смех девочек и голос Вадима с кухни. Мне стало неловко. Я колебалась между острой потребностью промочить горло и желанием уйти обратно на стойку. Наконец, преодолев свою робость, я все же пошла на кухню.

При моем появлении голоса мгновенно затихли. Я обратила внимание, что Маша заливается в беззвучном смехе, прикрывая рот рукой. Я посмотрела на ребят и улыбнулась, думала, может они вспомнили какую-то шутку и захотят поделиться со мной, но ребята просто молчали, пили чай и демонстративно смотрели в потолок, словно так и было до моего появления. Я подошла к кулеру, взяла одноразовый стаканчик и наполнила его водой.

– Леона, стойку покидать ни в коем случае нельзя, быстрее допивай и шуруй обратно. Гости могут прийти, а там никого нет, – сделал замечание Вадим.

Я поспешно опустошила стакан, сжала его в руке и кинула в мусорку. Все так же молча, я ушла обратно на ресепшен. За моей спиной сразу раздался смех, еле сдерживаемый в моем присутствии. Я встала за компьютер и посмотрела на крутящиеся входные двери гостиницы, за которыми уже виднелись долгожданные утренние сумерки. В голове продолжал звучать их издевательский смех.

«Так вот что значит быть изгоем» – подумала я.

Я вышла из метро как обычно за 25 минут до начала смены. Для того, чтобы переодеться мне хватало около 7 минут, все остальное время я проводила сидя в бэке, в окружении вечно суетливых коллег. Вдобавок к этому, Даша часто задерживалась в раздевалке и всем приходилось ждать ее для проведения пятиминутки.

Как и всегда, переоделась в пустой раздевалке, поправила волосы возле зеркала, нанесла на губы красную помаду, аккуратно повязала платок на шее, улыбнулась своему отражению и пошла в очередной раз отрабатывать свою зарплату. Женская раздевалка находилась на цокольном этаже, поэтому чтобы попасть в бэк-офис нужно было подниматься либо по лестнице, либо по служебному лифту. Я всегда пользовалась лестницей. Таким образом я могла хоть как-то удержать момент свободы. Всей стопой я чувствовала каждую ступень, на которую ступала. Лестница заканчивалась, и я оказывалась в душном зале, ведущем в офис. Обычно я захожу в офис и здороваюсь с Вадимом и Валерой, занятыми рабочими вопросами. Затем, через некоторое время приходит Маша, а за ней и Даша.

На этот раз в бэке было пусто. Я тихо прикрыла за собой дверь и огляделась. Никого не было. «Валера наверно на стойке помогает, а Вадим еще не пришел» – решила я и села в ближайшее кресло отдохнуть. Вспомнив о том, что нужно положить свой рюкзак в шкаф, я опять встала и отнесла его на место, после чего вернулась и села в то же кресло. Оставалось лишь дождаться всех остальных.

Не хотелось бездумно копаться в телефоне поэтому я просто оглядывала помещение, как будто видела его впервые. Отсутствие комнатных растений, картин или предметов украшения, придающих свежесть и привлекательность любому месту. Блуждающему взгляду не за чем было зацепиться. Со стороны ресепшена доносился гул заселяющейся толпы, иногда прерываемый знакомыми голосами ребят из смены Валеры. Через некоторое время я смогла различить голос и самого Валеры, бурно доказывающего какому-то гостю, что нельзя заселяться по загранпаспорту.