Читать книгу: «Анналы тенниса», страница 4

Анекдоты об игре и игроках можно собирать почти без конца. Таллеман де Рео (Tallemant des Réaux) [французский литератор XVII в.]⁹⁷ рассказывает об одном игроке из La Chaisnée-Montmor (около 1657), который, после проигрыша, забрасывал мячи, корзину для них, ракетку, и одежду, в грилль. Он приводит также другой пример игрока, который, проигрывая, имел обыкновение давать крону своему слуге, чтобы тот выходил на улицу и произносил за него несколько крепких ругательств.

В 1657 году голландский посол, составив отчет о главных заведениях Парижа, обнаружил, что в то время в городе было сто четырнадцать регулярных постоянно действующих трипотов.⁹⁸

Он выражает некоторое удивление, что это число не было больше, хотя оно кажется нам достаточно большим в наши дни. Однако вскоре наступила Фронда, и тогда дела для же де пома наступили тяжелые времена: г-н де Бофор⁹⁹ едва ли был в состоянии играть, а его поклонницы с рынка не предлагали ему свои кошельки; Париж был осажден королевскими войсками, голод свирепствовал по всему городу, и мало кто думал о ла поме. Одна из самых остроумных «Мазаринад» (Masarinades) [публицистические произведения во Франции времен Фронды (1648—1653 гг.)] того времени, названная le Ministre d’Etat flambé, описывает страдания, которым подвергся Париж, не упуская из виду тяготы бедного paumiere, который больше не мог получить денег, поставленных на кон под веревку (cous la corde):

L« Orviétan est pris pour sot,

Il n’a ni théatre ni baume

Et Cousin, Saumur, et Sercot

Ne gagnent plus rien à la paume

или в вольном переводе,

L’Orvietan [целебное снадобье и ярмарочный аттракцион, демонстрирующий его действие] перестал развлекать дураков,

Для этого нет ни сцены, ни бальзама.

А Кузе (Cousin), Сомюр (Saumur) и Серко (Sercot)

Больше не зарабатывают ла помом.

Так мы получаем еще три имени паумье, которые в противном случае были бы утеряны, чтобы добавить к скудному списку, во главе которого стоит Марго (Margot), а за ней еще долго следуют Бекке (Becquet) и Пьер Жантиль (Pierre Gentil).

Ла Фонтен (La Fontaine) [французский баснописец XVII в.] в письме к своей жене 9 сентября 1668 года так описывает одного из своих родственников, Франсуа Пиду (Frangois Pidoux) из Пуатье (Poitiers): «Мой родственник без усилий проводит одиннадцать часов верхом на лошади, хотя ему больше восьмидесяти лет. Что отличает его, особенно от других моих родственников, так это то, что он любит спорт и la paume, знает Библию наизусть и пишет противоречивые произведения; в остальном он самый веселый из людей и меньше, чем большинство мужчин думает о делах, за исключением своих удовольствий.»¹⁰⁰

Итальянскому художнику [Джузеппе] Мителли (Mitelli) мы обязаны очень любопытной гравюрой¹⁰¹, изображающей игрока, окруженного картами, кубиками, деньгами, ракетками и мячами. Эти последние грубо выгравированы, как и вся пластина, но дают предположительно правдивое представление о ракетках и мячах того времени (1675 г.) в Италии. Ее точная копия воспроизведена на рис. 9, откуда можно увидеть, что ракетки, ручки которых защищены кожей, вообще не имеют средних частей и натянуты, как на фронтисписе Гюльпо, в том же вертикально-горизонтальном направлении, что и сейчас. Насколько нам известно, эти два примера являются единственными среди изображений ракеток до 1700 года. Трудно поверить, что они более верны, чем тщательные гравюры Скаино и Калло (Callot), которые мы видели ранее: представляется вероятным, что манера натягивания струн проходила тогда через переходную стадию, постепенно приближаясь к современному стилю.

В комедии Тома Корнеля (Thomas Corneille) [французский драматург XVII – XVIII вв.] под названием «Триумфальная женщина» (Le Triomphe des Dames), разыгранной в парижском театре Hоtel de Guénégaud¹⁰² в 1676 году, на сцене появлялись по четыре валета, дамы и короля, за которыми шествовали четыре раба, первый из которых представлял теннис, второй – бильярд, третий – игральные кости и четвертый – нарды.

В 1682 году, когда Людовику XIV было всего сорок четыре года, завершилась огромная работа по строительству Версальского замка. Новая резиденция короля содержала и великолепный корт. Это было удивительно, поскольку Людовик XIV, который в юности увлекался теннисом, никогда не играл в эту игру в свои зрелые годы. Однако, когда, он покинул дворец и переехал в Париж, строительство теннисного корта было передано в руки Николя Кретте (Nicolas Cretté), королевского паумье, и обошлось в 45 350 франков. Работы, начатые в 1606 году, были завершены к последним дням декабря того же года. Свита короля, принцы крови и дворяне сразу же стали посещать jeu de paume; но Людовик XIV не только никогда не играл, но даже не появлялся в галереях. Это ясно видно из любопытных «Воспоминаний» Данжо (Dangeau) [французский военный и дипломат XVII—XVIII вв., известный главным образом как автор знаменитых в своё время мемуаров]. (Mémoires of Dangeau), который, как известно, вел ежедневный и подробный дневник всего, что происходило при дворе великого монарха.

Теннисный корт в частично виден в великой работе Гавара (M. Gavard) «Версаль в 1667 году» (Versailles en 1667), в гравюре, скопированной с картины того времени.¹⁰³ Он отчетливо виден и на плане, представленном Леру (Leroux) в той же работе.¹⁰⁴

Чуть позже, но все еще при Людовике XIV, мы обнаруживаем, что раса паумье процветает больше, чем раньше. Данжо¹⁰⁵ пишет так: «Король (26 октября 1687 г.) увидел выступление великих игроков в ла-пом и предоставил им привилегию, о которой они просили. В будущем они будут играть два раза в неделю в Париже и будут публично рекламировать себя, как комедианты. Их пятеро: два Журдена (Jourdains), Ле Пап (le Pape), Клерже (Clergé)¹⁰⁶ и Серво (Servo)». Возможно, эта последняя фамилия должна быть Серко (Sercot), как в отрывке из Ministre d’Etat flambé, процитированном выше.

Игра, похоже, стала больше похожей на представление, чем на упражнение, которое нравилось публике. Сам король был не из тех, кто одобрял это на практике; он не любил никаких упражнений, и его здоровье не позволяло ему, по крайней мере до операции, проведенной Феликсом (Félix), заниматься каким-либо активным спортом. Он увлекался бильярдом – игрой, которая в то время приобрела большую популярность благодаря его предпочтениям.

Рис. 9 Изображение теннисных ракеток и мячей с гравюры Дж. Мителли, Италия, 1675 г.

Мазарини поощрял более спокойные и малоподвижные развлечения, такие как хокка (hocca) [она же basset, или barbacole – карточная азартная игра], бириби (biribi) [или cavagnole -разновидность рулетки] и другие азартные игры, заимствованные из Италии. Дальновидный аббат Сен-Пьер (Abbé de Saint-Pierre) предупреждает его о последствиях их губительного влияния: «Люди предпочитают азартные игры, – говорит он, – и перестали играть в активные игры, такие как la paume, le mail и т. д., они стали слабее, нездоровее, невежественнее и менее вежливее. Женщины, сбитые с толку тем же влечением, стали уважать себя меньше, чем раньше».

Людовик XV никак не мог изменить это положение вещей к лучшему: он не испытывал к ла пому ни малейшего сочувствия. Однако, в книге Cérémonial Diplomatique des Cours de l’Europe,¹⁰⁷ в главе Extrait du Cérémonial de France мы находим: «когда король играл в la paume, плащеносец одной рукой подает ему мяч, а в другой держит шпагу. Он также отмечает стоимость всех сетов, которые король проигрывает во время игры, и король оплачивает все ставки, независимо от того, выигрывает он или проигрывает. Когда король перестает играть, хозяин корта должен снабдить офицеров и свиту закусками, если это будет после обеда, и завтраком, если это будет утром.»

Но популярность тенниса продолжала снижаться. Корты становились все менее многочисленными, потому что на них было меньше спроса, а хороших игроков видели все реже. Из нескольких последних особенно известен один по имени Кабасс (Cabasse)¹⁰⁸, который дал свое имя странному, обратному удару, в котором мяч попадал в деданс с примыкающей к нему стены галереи. Этот удар, который теперь редко, если вообще когда-либо видели, до сих пор носит имя le coup de Cabasse.

Другими великими игроками этого времени (1740—1758) были Клерже (Clergé), Фароле- старший (Farolais), Ла Фосс (La Fosse), Барселлон -отец (Barcellon) и Барнеон (Barnéon). Клерже¹⁰⁹ был самым замечательным по силе своего первого удара, который, однако, он наносил с большой точностью. Он также был лучшим игроком в парной игре, не принимая ничего лишнего, кроме своих собственных ударов, играя по правилам, предупреждая своего партнера, сильного или слабого игрока, как принимать удары, и представляя заметный контраст с большинством других игроков его уровня, которые брали каждый мяч, который был в пределах досягаемости, зачастую запутывая своих партнеров. Когда Клерже, находясь на «опасной» стороне, принимал подачу, он подходил к победной галерее, защищая их своим неизменным ударом с лета, принимал каждый уходящий мяч так же, как и те, что отскакивали от тамбура, и призывал своего партнера брать все остальное. Находясь на стороне подачи, он стоял около четвертой «погони» (= английская «погоня» 1 и 2, или «хуже, чем ярд») и рядом с дедансом, где все так же с лета форхендом или бекхендом легко отбивал все мячи, летящие прямо или в сторону, и возвращал укороченные мячом из переднего угла. Он мог бы пропустить мяч для «погони», но вместо того, чтобы сместиться со своей позиции оставлял все остальные удары своему секунданту. В общем, он обладал высочайшим характером не только как игрок, достойный восхищения во всех аспектах игры, но и как совершенно честный и порядочный человек, никогда не игравший в «темную» игру или на деньги.¹¹⁰

Барселлон, отец автора книги, которая будет обсуждаться позже, был известен своим мощным ударом, большим разнообразием техники и отличным ударом с лета.¹¹¹

Фароле, или Фаролле (Farollais) старший, хотя и не такой сильный игрок, как опытный Барселлон, все же играл изящно и активно, особенно в одиночных матчах, – как и господин Нобле (Noblet) из Лиона.¹¹²

Барнеон, будучи невысок, не обладал многими из этих качеств, но, чтобы восполнить эти недостатки, он приобрел удивительную точность в игре.¹¹³

Примерно в то же время жил адвокат, который пользовался репутацией очень хорошего игрока; однажды он играл с молодым принцем де Конде (Prince de Condé), который случайно посетил корт, где он часто бывал. В этот день выиграл адвокат, и принц, приняв поражение в хорошем смысле, снисходительно послал ему через пажа подарок в виде кроны (3 франка). «Для меня большая честь, мой мальчик,» – сказал адвокат, – «получить подарок, который его высочество любезно мне прислал, и я не премину хранить его с благоговением. А пока возьми это себе», – и он дал ему луидор (20 франков.) Паж, очень удивленный, побежал и рассказал принцу о случившемся, а тот, не менее удивленный, чем он, пошел и повторил эту историю своему дяде, графу де Шароле (Comte de Charolais), который сказал: «Нет ничего проще: адвокат вел себя как принц крови, а принц крови вел себя как адвокат.»

Сильнейшими игроками около 1760 года, были: де Монтвиль (de Montville), Голар (Gaulard) в Париже и Боландри (Bolandri) в Орлеане.¹¹⁴ Первый был очень грациозным, второй-очень сильным игроком; третий появился несколько позже и был сильнее любого из них. Прекрасным игроком был Бессьер (Bessiéres) из Лиона, но он имел манию оценивать каждый мяч геометрически и приписывать случайности каждый отскок, который не соответствовал его теории. Аккуратно и солидно играли месье Турло (Turlot) из Дижона и Арто (Arthaud) из Гренобля. Однако лучшим любителем Франции был Реверди (Reverdy) из Шалон-сюр-Сен (Chalons-sur-Saéne). Он был одинаково силен в возврате и подрезке мяча; он был высок, хорошо играл с лета и особенно отличался в верховой игре. На самом деле он был хладнокровен, даже когда играл партию, от исхода которой зависела какая-то большая ставка; он никогда не спорил и не терял самообладания, а десятый сет играл так же спокойно, как и первый.¹¹⁵

Несмотря на убывающую популярность ла-пома, теннисные корты во Франции теперь строились если не лучше, чем раньше, то, по крайней мере, более продумано и спланировано.

[Франсуа Александр Пьер] де Гарсо (de Garsault) [французский ботаник, зоолог и художник XVIII в.] в своем «Искусстве паумье-ракетьеров и ла-пома (1767)» (Art du Paumier-Raquetier, et de la Paume, MDCCLXVII), одобренном Королевской академией и ныне чрезвычайно редком, начинает так: «La Paume-единственная игра, которая может занять место в списке искусств и ремесел, описание которых было предпринято Королевской академией наук; видя, что, будучи сама по себе искусством, она реализуется с помощью ремесла, которые имеет свои собственные инструменты и специальное производство ракеток и мячей. Мастера ля пома были возведены в ранг корпорации в 1610 году под названием Communauté des Maitres Paumiers-Raquetiers, Faiseurs d’Eteufs, Pelotes é Balles.¹¹⁶ Только они имеют право содержать Jeu de Paume и делать ракетки и мячи, используемые в этой игре или в игре volant… Все телесные упражнения, подчиненные постоянным правилам, по праву получили звание искусств par excellence; ум нуждается только в том, чтобы при их исполнении использовать ресурсы тела с помощью определенных инструментов; таковы искусства верховой езды, фехтования и т. д. Таким же образом, стоит рассматривать la paume не как игру, не как простое времяпрепровождение без какой-либо пользы, а как искусство, которое с помощью всего лишь нескольких инструментов становится очень полезным упражнением, благодаря которому молодежь может обрести крепкое здоровье и ту деятельность, которая так необходима в течение жизни. Оценивая его таким образом, необходимо признать полезность строительства зданий, предназначенных специально для него, как, например, зданий для обучения искусству верховой езды. У короля есть теннисный корт в каждом из его королевских особняков, в Версале, в Фонтенбло, в Сент -Луисе, Сен-Жермене¹¹⁷ и Компьене; у герцога Орлеанского- в Виллер-Коттере, а у принца Конде- в Шантийи. Можно сравнить искусство la paume для пехоты с искусством верховой езды для кавалерии, и как офицеры, так и солдаты, которые будут практиковаться в нем, обнаружат, что они намного превосходят тех, кто упражняется только в воинском деле и фехтовании: ибо он развивают тело только одним способом; тогда как наклоны, старты и бег, необходимые в этой игре, делают тело одинаково гибким во всем и тренируют его, если можно так выразиться, всеми возможными способами.» Затем автор переходит к описанию корта, два вида которого были в ходу в его время, тот, который назывался Le Quarré, или «площадь»; и другой с дедансом, который почти такой же, как и в наши дни, и немного отличается от старого корта в Лувре, план которого приведен на рис. 3.

Рисунки 10 и 11 представляют собой уменьшенные копии двух планов, приведенных в книге де Гарсо, исправленные по его собственным измерениям, с описанием корта Le Quarré, который теперь стал делом прошлого, а также того, что с дедансами. Оба плана составлены в масштабе французских футов, и я должен напомнить моим читателям, что французский фут, или pied du Roi, = приблизительно 12°79 английских дюймов. «Каждый теннисный корт – говорит де Гарсо в своем пунктуальном и бесценном трактате, – представляет собой длинное прямоугольное здание, окруженное четырьмя стенами: две из них- простые и образуют его стороны в длину, а два фронтона – в ширину. Площадь, которую они ограждают, составляет 96 футов длиной и 36 футов шириной, так что, с учетом всех внутренних конструкций будут площадь корта должна быть 90 футов в длину и 30 футов в ширину.

Две боковые стенки должны быть примерно 14 или 15 футов в высоту; но на их конце, примыкающем к фронтонам на расстоянии 6 или 7 футов, они должны иметь наклон 4 фута или 5 футов выше в направлении их ширины (см. рис. 13); и эти четыре поднятых части стены называются upper joues (щеки) ’a, a, a, a. На каждой боковой стенке должно быть установлено по семь деревянных столбов на равных расстояниях друг от друга b, b, b, &с.

Эти столбы высотой 14 футов поддерживают главную крышу; именно через промежутки между этими столбами пропускается свет по всему корту; и по этой причине здание должно быть расположено несколько в стороне от других домов или больших деревьев, чтобы иметь достаточное освещение. Это то, что можно назвать каркасом здания: давайте теперь перейдем к внутренним конструкциям.

На расстоянии 5 футов от внутренней стороны одной из боковых стен и параллельно ей от одного конца до другого была построена низкая стена различной высоты: на расстоянии 18 футов слева [со стороны «опасности»] и 18 футов справа ее высота составляет 7 футов, вся остальная часть стены должна составлять 3 фута 4 дюйма в высоту.

Рис. 10 и 11. Планы кортов Le Quarré и jeu d’dedans из книги

Ф. де Гарсо «Искусство паумье-ракетьеров и ла-пома (1767)»

Два конца этой стены, поднятые на высоту 7 футов, должны иметь настенную плиту, чтобы проходить на этой высоте от одного конца до другого, – эту плиту поддерживают семь легких, круглых, деревянных столбов с основаниями и капителями, закрепленные на низкой части стены; а именно: два в 10 футах от каждой 7-футовой стены, еще два в 10 футах от них, далее идут проемы в 2 ½ фута, образующие выходы на корт, на каждом краю которого также расположено по столбу; и один столб на расстоянии 10 футов от каждого из этих последних, точно посередине длины площади корта: все эти столбы обозначены g, g, g, &с, а центральный столб, f; 7-футовые стены обозначены d, d и называются joues (щеки). На плите, о которой мы говорили выше, находится нижний край [деревянной] крыши [или пентхауса], наклоненной под углом 45°, вершина которой опирается на боковую стену; и все это образует длинный коридор, называемый галереей, с, С. Под прямым углом к этой галерее, которую мы только что описали, и на расстоянии 5 футов от фронтона внутри слева построена еще одна низкая стена, но простая, 7 футов в высоту, h, которая заканчивается квадратным отверстием, i, одна сторона которого сделана главной стеной [напротив галереи]; он находится на высоте 3 фута 4 дюйма от пола, а его ширина составляет 2 фута 9 дюймов. Эта стена, 4, поддерживает другой пентхаус, подобный первому, и они соединены вместе. Угол их пересечения отмечен на плане пунктирной линией.

В фронтоне на другом конце корта, напротив квадратного отверстия, описанного выше, на уровне пола есть еще одно квадратное отверстие, l, шириной по 16 дюймов с каждой стороны, сделанное в толще стены самого фронтона. В том месте, где заканчивается галерея, прикреплена доска (l’ais), m, шириной 1 и высотой 6 футов, за которой делается углубление, эффект которого состоит в том, что доска, не касаясь стены (кроме ее краев), при попадании в нее мячом издает другой звук¹¹⁸, чем тот, который дает стена.

Вся площадь корта вымощена квадратными плитами из каенского камня, шириной в 1 фут, образуя 90 рядов плит; а потолок… должен быть сделан из еловых досок.

Столб f в центре галереи, описанной выше, должен быть установлен на расстоянии 5 футов от пола с отверстием, через которое должен проходить центральный шнур, с которого сеть должна свисать до пола. Этот шнур пересекает всю ширину корта, разделяет его на две равные части и прикрепляется на той же высоте 5 футов к крюку, закрепленному в главной стене [напротив]; и, чтобы иметь возможность растянуть его на большую или меньшую высоту, лебедка помещается в стене, ниже столба, f, и держит один конец шнура: последний, для лучшей видимости, покрыт тканью из прочной нити; и этот шнур с сеткой [бахромой], провисает постепенно все ниже и ниже под своим весом, так что он едва ли превышает в центре высоту в 2 ½ фута. Лебедка служит для того, чтобы поднять его выше или ниже, в соответствии с пожеланиями игроков (!). Изображение лебедки см. рис. 13, а изогнутой сетки- рис. 12.

Рис. 12. Jeu á Dedans из книги Ф. де Гарсо «Искусство паумье-ракетьеров и ла-пома» (1767)

Здесь автор считает уместным упомянуть о небрежности, с которой указанные размеры соблюдались в Англии. Так, на корте в Хэмптон-Корте (Hampton Court), несомненно старейшем из существующих в Англии и, вероятно, считающимся образцом для всех других ныне существующих английских кортов, сеть была до недавнего времени закреплена на высоте 4 фута 11 дюймов на посту f и на высоте 5 футов 5 дюймов на крюке в главной стене;¹¹⁹ в то время как у Лорда, где разыгрываются все главные матчи и демонстрируется лучшая игра, сетка, вместо того чтобы быть равноудаленной от каждого конца корта, находится ближе к дедансам, чем к противоположному концу на 1 фут. В этом последнем корте все галереи неправильных размеров, и ни одна из них не соответствует друг другу; в обоих кортах есть неровности и несовершенства, слишком многочисленные, чтобы их описать. Излишне говорить, что это действительно несовершенства, и они не могли быть намеренно так устроены; ибо в такой игре с большим мастерством и точностью, как теннис, очевидно, что разница даже в дюйм должна иметь большое значение и может иногда быть фатальной для всех игровых расчетов, какими бы умелыми и быстрыми они ни были.

Де Гарсо продолжает описывать jeu d’dedans своего времени, который, по его словам, «должен быть во всех своих внутренних пропорциях таким же, как jeu quarré; но при этом ограничен на другом фронтоне третьим пентхаусом тех же размеров, что и первые два. Именно этот дополнительный пентхаус существенно отличает его от первого типа корта; более того, здесь нет ни „лунки“ (trou) – небольшой опасности на уровне пола, на стороне подачи, ни „доски“ (ais) – на той же стороне, как описано выше, но есть „тамбур“ (tambour). Все это должно быть объяснено. Поскольку внутренняя часть корта должна оставаться неизменной, а этот третий пентхаус должен иметь ту же глубину, что и другие, необходимо, чтобы стена фронтона была отодвинута на 5 футов; таким образом, площадь jeu d dedans будет на столько же длиннее, чем у quarré. Кроме того, этот пентхаус поддерживается только с каждого конца простой стеной высотой 7 футов, то, что примыкает к joue галереи, A, должно быть 4 ½ фута. в длину, а то, что находится на другом конце, D – 3 ½ фута. Пространство между этими двумя концами частично закрыто низкой стеной, высотой 3 фута 4 дюйма, которая образует над ним проем B, 22 фута длиной на 3 фута и 8 дюймов высотой. Этот проем занимающий, таким образом, место trou и l’ais, упомянутых в описании Quarré Court, называется dedans. При строительстве корта, где предполагалось иметь деданс, следовало предусмотреть дополнительную толщину главной стены на стороне опасности в 16 дюймов; и это продолжается, сверху донизу, на протяжении 18 футов от фронтона и заканчивается косой или наклонной гранью, которая должна иметь поверхность 26 дюймов. Остальная часть стены продолжается обычной толщины. Именно этот наклон, [выступ или скос] стены, игроки называют тамбур (tambour), Е.» Ни Скаино, ни де Гарсо не дают никакого объяснения происхождения этого термина. Один старый французский музыкант рассказывал автору, что он помнил один корт в Париже, в котором в верхней части так называемого выступа была нарисована фигура барабанщика [фр. drummer, tambour]; но кажется наиболее вероятным, что это было сделано только в качестве украшения, поскольку нет никаких доказательств того, что такие фигуры были нарисованы в ранних кортах, и сама фигура не помогает нам объяснить ее положение там. Мы видели «доску», выполняющую в Jeu Quarré, роль «опасности», да и «решетка» (grille), как и сейчас, обычно была заполнена деревом, звук которого при ударе доказывал в каждом случае, что мяч достиг опасности или вошел в нее. Поэтому не исключено, что тамбур тоже сначала был обшит деревом, но не для того, чтобы использовать его в качестве «опасности», а для того, чтобы сделать его, возможно, более легким в конструкции, более гладким и, возможно, также для того, чтобы придать дополнительное разнообразие игре, которая, как мы часто видим в книге Скаино, всегда была большой целью для игроков прежних времен. Он постоянно предлагает тамбуры, проемы и двери из дерева, просто чтобы усложнить игру. Tambour, сконструированный таким образом, будет до некоторой степени напоминать барабан или бубен, когда его ударит мяч; и имя, когда-то данное ему, естественно, могло быть впоследствии вызвано изображением барабанщика над тамбуром, когда причина этого имени была потеряна и уже забыта.

Описав два вида теннисных кортов, использовавшихся в его время, де Гарсо переходит к объяснению названий, применяемых к их различным частям. Видно, что на плане корта с дедансами, рис. 11, обозначены только те части, в которых он отличается от Quarré Court, рис. 10. Воспроизводя описание де Гарсо, автор приводит английские эквиваленты французского термина.

Пространство слева от corde (сетки) до торцевой стены, называется devers le Jeu [сторона опасности], а справа от нее- le fond du Jeu (сторона подачи). Коридор, C, в котором вы оказываетесь при первом входе во двор, называется galerie (галерея), а промежутки между столбами называются ouverts (пространства, или галереи). Каждая из них имеет свое особое название, и названия эти одинаковы по обе стороны сетки: ближайшая к ней называется premier (первая галерея) v, v; а следующая- porte (дверь) z, z; затем идет second (вторая галерея) y, y; и, наконец, dernier (последняя галерея) x, x.¹²⁰ Они отличаются друг от друга, на противоположных сторонах от сетки, тем, что называются le dernier au fond du Jeu (последняя галерея на стороне подачи, или просто последняя галерея) и le dernier devers le Jeu (последняя галерея на стороне опасности). В современных кортах было сочтено более удобным продолжать низкую стену под проемами, называемыми portes, и расширять пространство «премьеров» по обе стороны сетки, для того чтобы игроки могли проходить туда и обратно, и давать место для маркера, предоставляя ему наилучшую возможность видеть и точно отмечать «погони» с обеих сторон. Прежнее же расположение «премьеров» можно найти на корте в Фонтенбло и, возможно, также в других местах.

Деревянная крыша, которая покрывает галерею, называется toít (пентхаус), а два конца стены за галереями- joues (щеки, но в английском языке для них нет названия), d, d; скат крыши называется toít de la grille [дословно- «решетка-пентхаус», но английского названия он также не имеет), h, а отверстие в конце его называется grille (решеткой), i. Отверстие, которое находится напротив решетки, называется petit trou, l; а доска с другой стороны- ais, m.

Ни того, ни другого, разумеется, нет ни при одном английском корте. До недавнего времени такой корт существовал в Вене, но он больше не используется. В кортах с дедансами простые стены, поддерживающие третий пентхаус и имеющие различную длину, называются: 1) mur du petit dedans, A, – потому что они имеют на фут больше длины, чем другие, и, следовательно, делают проем деданов меньше, чем на другой стороне линии половины корта 0, o; и 2) mur du grand dedans, D, весь же проем называется dedans, B. Последнее название, так же как и название решетки, было принято английскими игроками, обычно с произношением, которое мучило бы тонкий французский слух; но очень жаль, что мы не приняли и не перевели другие термины, а также еще несколько, для которых автор не может дать никакого английского эквивалента, который используется. Например, пластина, которая тянется по верхушкам галерей и дедансов и поддерживает стропила пентхауса, называется bandeau. Она часто поражается мячом и дает пищу для вопросов, которые должны быть решены; и все же у англичан нет для него названия. Если бы комитет, обладающий достаточными полномочиями, мог изобрести номенклатуру для этих анонимных частей английских кортов или англизировать французские названия, они принесли бы длительную пользу английскому теннису.

Тамбур (tambour), E, уже был описан. Раньше деревянные коридоры, описанные де Гарсо, полностью огибали здание, и нужно сказать немного об этом. Их задача состояла в том, чтобы поддерживать сетки, чтобы остановить шальные мячи, и занавески, чтобы защитить площадку от солнечного света. Эти коридоры больше не используются. Сетки все еще прикреплены к отверстиям между большими деревянными столбами, b, b и c.; но отверстия обычно застеклены и снабжены жалюзи, или их стекла окрашены. Сетки служат как для защиты стекла, так и для предотвращения потери тех мячей, которые иначе прошли бы через отверстия.

Сеть, прикрепленная к шнуру, также уже упоминалась. Есть и другие сетки, закрывающие все отверстия галерей и дедансов, которые были изобретены незадолго до описания де Гарсо (1767), ибо он говорит нам, что они использовались всего несколько лет, чтобы сделать галереи безопасными для зрителей. «Раньше, – говорит он, – они не осмеливались сидеть на галереях, боясь получить удары от мячей, которыми, действительно, некоторые люди были опасно ранены; в то время как теперь можно спокойно смотреть спектакль, и дамы могут присутствовать, ничем не рискуя.» Мы видели в цитированной выше Carmen de ludo pilæ, что в 1641 году этакие сетки были роскошью совершенно неизвестной.

Другая сеть называлась rabat; она была помещена над концом пентхауса. Чтобы поддержать его, на внутренней стороне каждого фронтона было закреплено несколько легких железных прутьев, примерно над 10—11 футов над пентхаусом, на равном расстоянии друг от друга. Эти стержни выступали на 8 или 4 фута, и к ним была прикреплена сеть. Его использование было двояким: во-первых, чтобы сбить мячи, которые подпрыгивали к нему, отскочив от крыши; а во-вторых, ловить те мячи, которые, будучи посланы выше игровой линии, падали со стены выше, которая была покрыта циновками, что служило для уменьшения силы таких мячей, которые ударяли в нее, а также для уменьшения шума в пределах корта.

В английских дворах уже много дней не используют ни рабат, ни циновки, но следы рабата можно увидеть в Хэмптон-Корте, где стена у игровой площадки, над пентхаусом с обоих концов, отделана деревянной пластиной, внешний край которой повернут наружу на несколько дюймов за плоскость стены. Выше этого, в том же самом корте, торцевые стены, или фронтоны (gables), как их называет де Гарсо, отступают примерно на 6 или 8 футов; и это приводит к тому, что мячи, проходящие над рудиментарным рабатом, упомянутым выше, задерживаются стеной, которая поддерживает его, возвышаясь примерно на 4 фута над уровнем коридора, проходящим между ним и фронтоном, давая проход для маркера, когда он поднимается, чтобы собрать случайные мячи, открыть окна или установить жалюзи.