Читать книгу: «Входящий в Свет. Роман-лабиринт», страница 9
Глава 38
Я наблюдал, как Наташа гуляет с детьми, издалека… Я не мог приблизиться к своей любимой, не мог каким бы то ни было образом проявить своё присутствие. Я мог лишь наблюдать и сокрушаться в душе, как потерявший свой собственный след вражеский лазутчик-ниндзя по утерянному раю обычного пути мирянина-домохозяина…
Дети весело щебетали, бегая вокруг моей Наташи, два дюжих мордоворота зорко глядели во все глаза на малейшее подозрительное движение рядом с ними. А я изнывал, внутренне понимая, что моя любовная песенка спета, по крайней мере, на ближайшее обозримое будущее… Боль и обида дружно атаковывали попеременно моё сердце, а разум неустанно твердил: «Ничего, ничего, и это пройдёт, Самурай!»
Ко всему прочему, я уже начал собирать досье на «моё альтер-эго», – аса из окружения Плешака. И на счастье, многие говорящие сами за себя факты потихоньку стекались ко мне, обнаруживая неординарного и весьма уникального индивидуума.
Ребята из некоторых уполномоченных и всесильных «органов», мои верные подручные и хорошие профессиональные партнёры «нарыли» много интересного материала о прежней жизни нашего общего подопечного.
Стало известно, например, что долгие, долгие годы он качественно «прикрытый» и законспирированный жил тихо и мирно где-то в далёком Зауралье и только недавно его вернули компетентные помощники Игоря Самуиловича Плешака, чтобы тот смог выполнять для влиятельного государственного мужа самые наиважнейшие и требующие сугубо специальных навыков поручения.
Затем при достаточно пристальном наблюдении за некоторыми особенностями его поведения, этого мастера-одиночки, обнаружились и подтвердились мои догадки о какой-то сверхъестественной нашей схожести с этим субъектом. И это тем более вызывало у меня колоссальное обострение моего человеческого и профессионального любопытства.
Я заранее угадывал в нём черты некоего энергетического двойника, как будто рождённого чуть ли не моей идентичной астральной копией, моим вторым родственным духовно человеком, моим сакральным братом, если хотите.
Всё говорило о неминуемом нашем воссоединении, но каким образом, при каких обстоятельствах и в какой час, – тайна сия оставалась для меня неразрешимым и загадочным коаном.
Время растянулось неимоверно, и мне казалось, будто невидимые магические паутинки времени окутывают мои тягучие минуты и дни ещё более вязкой и маскирующей реальность тканью ожидания. Но я не роптал, напротив, умиротворяющее и гармонизирующее «великое равновесие» захватило мою жизнь в тесные и дружественные объятия, и всё что мне оставалось в этом вселенском дрейфовании, – так это просто тотальное, как океан, и безоглядное, как любовь, переживание свободы и парения в нигде.
Дети весёлой и бойкой ватагой оккупировали детскую площадку, резвясь на ней, подобно воробушкам, выхватывающим друг у дружки кусочки печенья, которое набросали им смеющиеся и галдящие малыши… И немногие прохожие в этот ранний час с удивлением и умилением взирали на дивный и внушительный «кортеж» из двух исполинов шоколадного цвета, которые вполне недружелюбно и очень внимательно осматривали ближайший периметр вокруг милой и красивой женщины в длинном оранжевом плаще. Она, в свою очередь, лишь расслабленно, нежно и любовно наслаждалась игрой на свежем утреннем воздухе двух маленьких мальчиков-погодков и совсем миниатюрной обаятельной девчушки.
Я ещё раз задержал взгляд на этой завораживающей картинке-счастье и медленно тронулся по своим неотложным делам, туда, где её муж сейчас выслеживал очередную жертву для своей кровавой и беспощадной жатвы «королев», покидавших наш бренный мир далеко не подготовленными к такому беспрецедентному и ужасному концу…
Да, упырь, я знал о тебе достаточно, чтобы самому испытывать к тебе стойкую и всепоглощающую ненависть, хотя по кодексу самурая мне совсем не следовало вдаваться в детали твоих умыслов и пристрастий… Но мой чисто мужской инстинкт взывал кровью невинных женщин к отмщению, после которого от тебя не останется даже лёгкого воспоминания, тем более, не останется ни одного о тебе сожалеющего, вурдалак, человека.
Единственно, что важно, так это то, что мой очаровательный визави и твой ангел-хранитель просто обязан «нарисоваться» в критический, неподходящий, возможно, для меня момент, но…
Я сумею показать тебя ему с самой неожиданной стороны.
И он поймёт, он поймёт…
Ты поймёшь, брат!..
Глава 39
Дверь, не скрипнув, легко поддалась плавному толчку Соловья… Странно… Чёрт, чёрт, чёрт. На сердце ныло. Предательское шестое чувство подсказывало невесёлую догадку, ну её к…
Он смачно и матерно выругался почти про себя, почти шёпотом. Лучше не стало. Стало хуже, и щемящая нотка предательской тревоги за Славку звякнула в самое сердце, оглушила и пропала восвояси…
Он переобулся в мягкие домашние тапочки «дурацкого», как смеясь, называла их Славка, серо-буро-малинового цвета. В такие моменты вспоминаются весьма идиотские, домашнего «разлива» истории и общеупотребительные словечки, от которых на душе скребут то ли мыши, то ли ещё какие грызуны, а в глаза вбрасывается чувствительная щепоть едкой слёзной щелочи…
Так Витя, спокойно, ты ж «следак», не хухры-мухры. Ну, случилась непредвиденная задержка, ну, попала в пробку, зашла к Симе, в магазин, – ах, всё не то, не то, не то… Ладно, стоп! По порядку.
Два часа назад, как обычно я позвонил, – не взяла трубку в обычный обеденный час, впервые за восемь лет очень плотного контакта тел и душ, так. Не взяла…
Рано бить в колокола, навредишь сам себе поспешностью и эмоциональной неразберихой. Что нужно, так это просто успокоиться немножко, покурить, почитать, обождать, сидя за кухонным столом со скатертью в зелёную тонкую изящную клетку, выпить чайку, как обычно, утром, перед дружным совместным выходом на работу…
Тьфу ты, Витёк, – какое покурить-почитать-чайку!.. У тебя ж будут руки дрожать, когда начнёшь прикуривать, так что как раз перед приходом жены сожжёшь роскошную трёхкомнатную хату, и получишь от Славки по полной программе, дурень.
Да… перед приходом… жены, тьфу ты чёрт!.. Ну, почему, почему всегда сначала лезут в башку именно самые дурные, отборно-щекотливые мысли… а?..
Он взял трубку домашнего телефона, хотел позвонить на работу, своему самому близкому, доверенному помощнику… Потом подумал, вздохнул и положил её на рычаг аппарата обратно.
Что я скажу: украли жену, караул? Самому-то не смешно, гражданин начальник… Но сердце щемило, щемило глухо, неприятно, по-садистки больно, – и в самой сердцевине. Он встал со стула на кухне. Походил. Закурил. Сел. Встал. Д-а-а-а… Такого не бывало никогда. Чтобы Славка смылась, не предупредив… И куда?!
Поёживаясь от неприятного внутреннего озноба, стоя у окна и глядя с пятого этажа во двор, он понимал, что теряет драгоценные минуты, что спохватись он сразу, сразу бы и нашлась, возможно, его несравненная, молодая, всем мужикам на зависть, аппетитная еврейка Ярослава Наумовна Соловей: в девичестве, – статная красавица, единственная наследница престарелых родителей, «дщерь колена Израилева» из богатой семьи – Ростя Шенкель.
Для него же, с первого момента случайного столкновения прямо лбами у фонтана на Тверской и до сего злонравного события: Слава, Славка, Славушка-ненаглядушка, пышка и пушной царский зверёк – бельчёночек…
Из глаз Виктора густо и неожиданно рванули на скулы, нос и заросший жёсткой щетиной подбородок тёплые бессильные слёзы. На улице тоже начался дождь. Тоже густой, тоже сплошной и тоже ненастный…
Стечение обстоятельств
Глава 40
На этот раз действо происходило в новой высотке, приготовленной к сдаче будущим жильцам и ожидающей лишь некоторых доделок…
У него было всё, что необходимо для ритуала. Он долго и тщательно готовился, чтобы сейчас, особо не задумываясь, наслаждаться происходящим и никуда не торопиться…
В его руках находилась прекрасная кандидатка на вхождение в «Царство Богов». У него было замечательное настроение, возможность размеренно и скрупулёзно сделать шикарное и вполне достойное древней жреческой традиции подношение.
Расставленные по всему периметру софиты, искусно подобранные предметы египетского стиля и какая-то даже торжественность обстановки создавали ощущение элитарности готовящейся драмы-инициации.
Сегодня, несколькими часами ранее, когда он безупречно и красиво вывез Ярославу из её шикарной квартиры, предложив необременительное сопровождение под предлогом удивить и порадовать мужа некой государственной наградой, ничего не подозревающая женщина быстро и с удовольствием приняла эту логичную и естественную причину от человека такого уровня, как Игорь Плешак. С удовольствием села в «мерседес», мило и дружелюбно щебетала, общаясь на различные общие темы о погоде и «бесподобно организованном» благотворительном вечере, где они познакомились. Но когда с Ленинского проспекта Игорь, сидя за рулём (объяснив отсутствие своего водителя какими-то неотложными поручениями, по которым он был отправлен) вдруг повернул совсем не по адресу работы супруга, Ярослава почему-то сразу осознала опасную абсурдность всей происходящей ситуации. Её выразительные с тонкой подводкой глаза умоляюще уставились на Игоря, который тут же притормозил у обочины, мгновенно и скоро достал платок из одного кармана и какую-то маленькую бутылочку из другого…
Она, заворожено глядя на уверенные движения мужчины, лишь бессильно и глупо улыбалась и ждала неизбежного. Будто в замедленной съёмке Игорь, тоже улыбаясь, начал приближать к её губам обильно смоченный усыпляющей жидкостью красивый с собственным вензелем инициалов платок…
Как волшебник палочкой, взмахивая им легко и грациозно, наконец, приложил его… к её полным тёмно-вишнёвым губам.
Теперь, сидя в специальном золочёном кресле, напоминающем императорский трон, она уже начинала медленно приходить в себя и осознавать весь ужас произошедшего.
«Великий церемониймейстер», улыбаясь, ходил по огромному пространству чьей-то будущей гостиной, тихо насвистывая «сердце красавицы…» и заканчивал, видимо, последние приготовления к неминуемому заключительному акту предстоящей мистерии.
Из динамиков, скрытых от глаз жертвы, журчали ободряюще-призывные звуки этнических барабанов, создавая атмосферу нереального мистического таинства. Чарующий, расслабляющий фимиам туманно-мускусного сандалового дерева, смолисто-терпкого пачули, шелковистой розы и тонкого, обволакивающего дыхание древесно-сладкой ноты фиалкового корня заполнял каждый атом помещения непревзойдённой магией запахов. Ярослава снова почувствовала, как теряет сознание…
Игорь Самуилович Плешак (в который раз!) воистину чувствовал себя полноправным и полноценным демиургом, в руках у которого сосредоточивалась уникальная власть вершить закон «красоты и вечности» над судьбой очередной женщины-королевы!..
Он вдыхал ароматы приготовленных им самим снадобий, впитывал чудодейственный ритм этнических барабанов каждой мембраной каждой клеточки своего организма, наслаждался прекрасным видом полуобнажённой «богини» величественного обряда посвящения и… трепетал, трепетал, как трепещет школьник, впервые в жизни осознавший всю мощь своей половой силы, великое самоощущение мужественности!..
Он спокойно и торжественно обошёл по периметру арену своего священнодействия, иногда прикрывая на мгновение глаза, чтобы в полной мере ощутить всю алхимию предстоящего момента истины.
Обозрел и оценил ещё раз размах постановки задуманного, свои затраченные усилия, а также и эстетическую безукоризненность оформления, глубоко, прочувствованно вздохнул и… остался доволен результатом увиденного.
Дух его воспарил высоко к чертогам Ра, и даже ещё выше, – к полям необозримого и неизмеримого присутствия прародителей и прапредков всех мыслимых и немыслимых человеческим умом Вершителей Мира.
В этот момент, он сам был самым главным, самым важным (единственным!) вершителем архетипического путешествия этой роскошной красавицы в запредельную страну первопредков, – туда, где берёт начало великий «Небесный Нил».
Роскошный кинжал в инкрустированных драгоценными камнями позолоченных ножнах дополнял убранство священной территории. Он лежал в специальном бархатном футляре и по-царски отсвечивал переливами рубинов и сапфиров под раскалёнными лампами софитов.
Нередко Игорю хотелось зафиксировать хотя бы единожды сцену своего «теургического служения», и вот сейчас, наконец-то, он решил осуществить эту логичную задумку.
Мягкой походкой грациозного мифического полузверя-получеловека он, как в танце, приближался к избраннице… В уверенных руках послушно и надменно возлежало орудие надвигающегося Действа…
Шаг. Ещё. Ещё один шаг… Вознесённая над Ярославой рука на какое-то мгновение, словно в прострации вселенского парения, застыла, и…
Ярослава медленно открыла один глаз (у неё это здорово получалось, почти непроизвольно, иногда чтобы позабавить близких, друзей, Виктора, иногда само по себе, как сейчас) и «демиург» очарованно воззрился на этот феномен. Открылся второй глаз… Красивый глаз. Очень красивый глаз…
«Жрец» и «жертва» вперились друг в друга внимательными и словно очнувшимися от долгой ледниковой спячки глазами.
Обыкновенные человеческие глаза в эту секунду заполнили для них всю вселенную и беззастенчиво, беспрепятственно и любвеобильно стали расширять и расширять неоглядные просторы вне пространства и времени…
Игорь очень глубоко вдохнул и также медленно и протяжно выдохнул, Ярослава тоже вдохнула и выдохнула, и тоже медленно. Они дышали в унисон. Сердца их, похоже, тоже «дышали» в унисон…
Похоже, вся вселенная плавно и с наслаждением задышала в унисон с ними обоими.
Глава 41
А ещё я вдруг осознал, насколько шедеврично, насколько гениально было устроено это колоссальное здание Универсума, как называл его Светломудр, начиная с основ и до самой вершинной сути, до самого пика божьего замысла…
Я увидел, как органично и бесподобно направляются потоки едва уловимых вибраций «нижних» сновидческих миров разума вверх, к более плотным слоям осязаемого нашими чувствами бытия.
Как великолепно и тонко передаются малейшие намёки жизненных импульсов дальше, на уровни их осуществления через формы и обстоятельства: иллюзорные, фантастические для нас видения становятся ощутимыми и зримыми фактами земной реальности.
И когда Застра, по обыкновению своему мелодично похохатывая, сбивала с колокольчиков огромных оранжевых пышношаров серебрсто-фиолетовую пыльцу, это её движение тут же преобразовывалось в туманную изморось где-нибудь в Йоркшире…
А когда она мгновенно взлетала с раскачивающихся от её почти неуловимого движения пушистых ладоней широколистых дюймов, заразительно гогоча и разбрасывая вокруг чуть заметные в её ладонях, нежные семена этих загадочных растений, – где-нибудь там, в далёкой галактике «Большое Магелланово Облако», тут же, как по команде, разлетались врассыпную бесчисленные искры комет и метеоритов…
Я точно знаю одно: нам не дано понять и миллиардной доли того, как связаны между собой никак на первый взгляд не соприкасающиеся события, каким образом цепочка действий разрозненных людей приводит именно к этому объединяющему их всех в единое целое финалу, и как, в конце концов, возникает это великое чудо ощущения себя отдельной и независимой сущностью в удивительной и необъяснимо-прекрасной мозаике жизни.
Потрясающе разнообразный, трогательный своей хрупкостью мир Светлозарии вместе с тем необыкновенно завораживал необычайной жизненностью миниатюрных, словно «понарошечных» жителей уникальной волшебной страны.
Необычайно яркие почти до нереальности цветы и цвета, растения и «прянично-опрятные» строеньица от домиков до воздушных в своей утончённости замков, а также всевозможные диковинные зверьки и практически мифические создания, которым было сложно даже подобрать название, составляли естественную флору и фауну этого измерения действительности.
Нередко Застра добровольно устраивала мне интереснейшие экскурсии, чтобы не только познакомить со всем обилием населяющих Светлозарию существ, но и в который раз предоставить мне возможность, как пришельцу «иного» мира, ощутить и прочувствовать невероятную красоту и сверхсложность взаимозависимостей нашего общего Дома.
Ведь своими «корнями» он уходил именно в призрачную глубину этого «сновидческого» плана бытия, с которым я имел честь и везение познакомиться лично…
В первые мои посещения Светлозарии в моих снах я как бы и не присматривался особо к великому разнообразию форм жизни, её населяющих, настолько интересным и сногсшибательным было само общение с моей подружкой Застрой, а потом и с великим драконом – Светломудром. Но потом…
Сказочная феерия цветовых сочетаний, которые являла собой душистая, насыщенная причудливой геометрией гармонично сочетающихся между собой частей, пышная и завораживающая своим колоритом и многослойным рисунком растительность навсегда поражала воображение. Иногда даже посреди обычных мыслей и дел передо мной неожиданно возникала картина яркого многоцветья Светлозарии, и я застывал в трансе перед этим таким живым и всепоглощающим видением.
Мне представляется абсолютно правильной и важной частью любого индивидуального существования подобное проживание мгновений, сотканных из воспоминаний лучших моментов своей жизни, на фоне безусловного счастья от вкушения всех оттенков чувств и эмоций посреди океана реализующегося «здесь-и-сейчас» настоящего.
Ради этих возможностей, ради этого дара – быть и любить – я, как раз, и должен сосредоточенно и неустанно двигаться вперёд, осознанно распространяя вокруг себя атмосферу полного и безоговорочного восхищения и почитания всего прекрасного, утончённого, беззащитного, такого изысканного и такого ранимо-недолговечного…
Ведь за видимостью смехотворной, а потому и несуществующей брони себялюбия и лжи про грубость, про однозначную материальность окружающего, как и про нашу якобы единственность во вселенной, скрыта самая великая и таинственная правда о неоднозначности всего вокруг, о неминуемой ответственности каждого не только за свою собственную «шкуру»…
– Как ты смешно морщишь брови и пытаешься выглядеть философом! – опять потешалась надо мной Застра, моментально реагируя на мою сиюминутную задумчивость. – Вот расскажу Светломудру какой ты смешной, когда пытаешься выглядеть таким серьёзным!
Несколько маленьких, похожих на гномов и эльфов наших земных сказок, существ, выглядывавших из-за множества многофигурных веток и веточек впечатляющей светлозарской флоры, с любопытством приглядывались к нам с Застрой, видимо, пытаясь как-то поддержать нашу с ней телепатическую беседу. Во всяком случае, мне так показалось…
– Смотри, Застра, как робко светлозарцы прячутся за теми вон дюймами и стручками ромашонов… Может, хотят что-то спросить у нас? Или… нет?
Забавные маленькие существа, быстро взглянув на Застру, и как бы получив что-то вроде команды, мигом исчезли из виду, по всей вероятности, просто занявшись дальше своими обычными трудами, ибо за всю историю моего нечастого с ними общения я понял, что это были чуть ли не самые трудолюбивые и скромные существа во вселенной.
– Ты, Барашкин, не понимаешь, наверное, главного… – слегка призадумавшись ответствовала крошка-Застра. – Ведь помимо всего прочего, эти трудяги тоже страшно переживают за тебя и твою миссию на Земле, ведь от неё зависят наши планы и наше будущее!..
– Но я теряюсь, Застрочка, когда… – начал было я.
– Не волнуйся за нас, Ва-ню-ша, – по складам произнесла моё имя Застра, и вновь зазвенел хохотом её голос-колокольчик. – Мы очень дружные и стойкие ребятки, а поэтому будь спокоен, – наши сердца и наши силы на твоей стороне, а это совсем, совсем не мало, Иван Иваныч…
Глава 42
Соловей нервничал. Ох, как нервничал Соловей… Двухдневные поиски не дали никакого результата. И хотя на ноги были подняты отборные сыскные резервы и ресурсы в лице нескольких спецов из разных подразделений Москвы, результат был нулевой.
Ни звонков, ни дополнительной информации на пульт дежурного ГУ МВД России по вопросу пропажи жены полковника Соловья Виктора Михайловича не поступало.
Валентин Семафоров, юркий молодой лейтенант, «правая рука» полковника оббегал все возможные притоны города, стараясь выудить хотя бы самую микроскопическую зацепку о Ярославе Наумовне… Но тщетно.
Соловей вышел даже на своего самого законспирированного агента среди «воров», посулив такой «откат» в виде определённых месячных льгот для некоторых «структур» Москвы и Московской области в случае удачи с поисками, что доверенное лицо Соловья чуть не лишился дара речи и тут же мотнулся перетирать с нужными людьми такое небывалое «пёрлово»…
Соловей сам, как последняя «лягавая», носился и вынюхивал, что почём, готовый продать и душу, и наработанное имя с многолетней репутацией правильного пацана среди самых «ментовских ментов», и даже саму жизнь, ради нахождения Славки.
И если бы всё зависело только от его дикой преданности жене и рьяной упёртости характера, он, конечно же, уже давно вылизывал бы Славку во всех немыслимых позах страсти…
Хотя у судьбы черновиков нет.
Но он искал и надеялся, надеялся и искал…
Как вдруг!..
Виктор сорвался с дивана большой просторной гостиной и с завидной прытью совсем не пожилого человека в пенсионном возрасте с ходу набрал приличную скорость сверхбыстрого «Сапсана», услышав отчётливый звонок во входную дверь квартиры. Быстро щёлкнул замок, моментально распахнулась дверь на лестничную клетку, мгновенно вылетел мужчина из квартиры в прохладу подъезда, как будто бы норовя поймать собственную тень…
Никого.
Он даже широко нюхнул пропахший чьей-то недурственной кухней воздух, задрав голову кверху и принюхиваясь, как вымуштрованная гончая.
Видимо, хотел сразу взять след, с единого вдоха зафиксировать через запах облик звонившего…
Никого не было.
Не может быть! Даже запах отсутствовал, даже ощущение живого тела и смутного энергетического послевкусия от человека…
Но этого не может быть!.. Этого просто не может и не могло быть… ведь на полу, прямо под ногами лежал симпатичный маленький конвертик, видимо, для него…
Аккуратный почерк Славки. Ровные, как у школьницы, чуть с наклоном вправо, буквы знакомой до боли манеры кратко выражать чёткую, точную мысль:
НЕ ИЩИ. ПРОСТИ. Я ЛЮБЛЮ ДРУГОВА. СЛАВА
