Читать книгу: «Марш в никуда. Фрагменты памяти. Том II», страница 2

Глава вторая:
Путевые заметки

По закону молодым специалистам первый отпуск полагался раньше положенных для всех граждан одиннадцати месяцев отработки, и летом, поэтому ещё не прошло и года после нашего оформления на работу, как нам с женой был предоставлен отпуск. Учитывая и то, что нам необходимо было впервые представиться в семейном качестве перед родственниками на Украине, и что там временно проживал наш сын, руководство предприятия, предоставило нам отпуск в одно время. Это наше первое совместное путешествие было насыщено множеством впечатлений. Одно из наиболее ярких событий, было связано с Москвой, где с нами произошёл забавный случай.

Я впервые, если не считать армии, совершал столь длительное путешествие. В то время путь до Москвы занимал более трёх суток, а до места проживания родных моей жены, шахтёрского посёлка Большое Платово под городом Антрацитом Луганской области УССР, ещё около двух суток.

В Москве в то время проходил какой-то международный форум, на который съехались многочисленные делегации из разных стран. Попав впервые в столицу, мы, конечно, постарались максимально использовать представившуюся возможность познакомиться с неё достопримечательностями, и постараться побывать в святых для советских людей того времени местах, среди которых особое место занимали мавзолей В. И. Ленина и Красная площадь. Мы остановились в Москве, у родственников наших красноярских приятелей, с которыми была достигнута предварительная договорённость.

Гости Москвы на красной площади

Первым в нашем плане было посещение мавзолея. Расспросив наших гостеприимных хозяев, мы рано утром отправились в Александровский сад, откуда, как нам объяснили, формировалась группа желающих попасть в мавзолей. В силу своей провинциальности, мы не сориентировались в маршруте, и вместо Александровского сада оказались в Серебряном бору. Осознав свою оплошность, мы поспешили её исправить, но времени явно не хватало. Вход в Александровский сад по предусмотренному регламенту посещения мавзолея был уже закрыт, тем более он до предела был забит желающими, посетить мавзолей. В основном это были делегации участников международного форума, которым была предоставлена возможность осуществить это организовано. Моя предприимчивая натура не могла смириться, казалось бы, с непреодолимым препятствием и я мысленно стал прокручивать в голове разные варианты преодоления его. Через имеющиеся проходы пройти было невозможна, они были закрыты и снаружи, кругом была охрана. Внутри сада вдоль высокого забора из кованых прутьев через каждые 20—30 метров стояли милиционеры и внимательно следили за порядком.

Москва, Александровский сад, отсюда начинался путь

к мавзолею В. И. Ленина, 1962 год

Несмотря на бесперспективность любого решения, я решил рискнуть, так как мысль о том, что, оказавшись в Москве, ты не посетил мавзолей человека, почти божества, с чьим именем была связана вся твоя жизнь, была для меня кощунственной.

Я шёпотом поведал жене о своём замысле, который вызвал у неё чувство тревоги за меня, и она стала меня отговаривать от задуманного. Я же решил попытаться осуществить замысел.

Очередь желающих посетить мавзолей В. И. Ленина

Выбрав место, где расстояние между милиционерами, стоявшими за оградой внутри сада, было наибольшим, а толпившиеся там люди находились ближе к ограде, я каким-то чудом преодолел забор и ринулся в массу людей и затерялся там. Мне помогли члены какой-то делегации из Юго-Восточной Азии, может Китая, Вьетнама или Кореи. Они поняли моё намерение и, пропустив меня, весело сомкнулись. Тем самым они помешали пытавшимся меня преследовать милиционерам, что позволило мне скрыться. Осмотревшись, я увидел какое-то объявление, около которого стояло несколько человек и внимательно читало его. Заинтересовавшись, я подошёл к ним и прочёл правила посещения мавзолея, и это навело меня на мысль, как провести в сад жену. Я, осмотревшись, увидел её за забором и стал привлекать её внимание, махая рукой. Когда она меня заметила, я дал ей знак, чтобы она шла к центральному входу в сад, и сам направился туда же. Подождав, когда она подойдёт к воротам, я обратился к старшему по званию сотруднику милиции с просьбой выслушать меня. Я нарисовал ему словесную картину о том, как двое молодожёнов из далёкой Сибири по пути на родину к жене специально остановились в Москве, чтобы посетить мавзолей вождя, о чём они всю жизнь мечтали. Как, проведя бессонную ночь, они приехали в Александровский сад, и там прочитали правила посещения мавзолея, в которых было записано о запрете иметь при себе сумки, фотоаппараты и так далее. Они, будучи из далёкой провинции, не могли знать об этом, а у них с собою была сумка и фотоаппарат. Жена пошла, сдать всё это, как и предлагалось в камеру хранения исторического музея, и в это время закрыли ворота, и прекратили доступ на территорию Александровского сада. И вот я нахожусь в саду, а моя молодая супруга, у которой нет ни кого знакомых в городе, стоит за оградой и не знает, что ей делать. Моё повествование и моя речь видимо были настолько убедительны, что вызвали у сотрудника желание, помочь нам. Он попросил меня указать, где находится моя жена. Когда я это сделал, он подошёл к ней, взял её под руку и завёл через ворота в сад, тем самым, воссоединив нас. Впоследствии мы с друзьями не раз весело смеялись, когда я вспоминал этот забавный случай.

Конечно, за два дня невозможно «объять необъятное», тем более без предварительно продуманного и спланированного порядка знакомства с достопримечательностями столицы. Поэтому наше первое посещение Москвы в этом плане было малопродуктивно, хотя впечатлений было уйма.

На следующий день мы продолжили своё путешествие, сев на поезд, идущий по маршруту Москва – Ростов на Дону. Ехать нам надо было до станции Дебальцево. На станцию Дебальцево мы прибыли рано утром. Дальше наше путешествие, во всяком случае, для меня это было путешествие, так как на Украине я был впервые, продолжалось на междугороднем автобусе до города Антрацита, откуда местным транспортом мы добрались до шахтёрского посёлка Б. Платова, где проживали мама и родственники моей супруги. Мы не предупреждали о дне своего приезда, поэтому нас никто не встречал, хотя конечно нас ждали, потому что знали, что мы в дороге. Настроение у меня было тревожное, так как я не знал, какое гостеприимство меня ожидает. Я в первой книге писал, что наши родители были не в восторге от нашего решения пожениться, поэтому основания для тревоги у меня были, но моя жена меня всячески успокаивала, убеждая, что всё будет нормально.

Моя тёща встретила меня хоть и сдержано, но доброжелательно. Весть о нашем приезде моментально разнеслась по небольшому рабочему посёлку, где все знали друг друга и многие находились в родственных отношениях. Сначала я познакомился с женской половиной новой родни, так как мужская половина, а в основном это были шахтёры, находилась на работе, или отдыхали после ночной смены.

Работа на шахте осуществлялась в четыре или пять смен, я уже сейчас не помню, поэтому всем собраться в один день не представлялось возможным. Таким образом, представление меня родне шло днём и ночью. Так как это сопровождалось застольем, у шахтёров, как и у сибиряков, это традиция, я вскоре потерял чувство времени и начал путать день с ночью.

Все вместе собрались в воскресенье. К этому времени я уже познакомился с процессом самогоноварения, которым в посёлке занимались почти в каждом доме. Даже была своеобразная конкуренция. Чтобы убрать конкурента, и отвести от себя возможное подозрение со стороны правоохранительных органов, нередко соседи «стучали» друг на друга этим органам. Так, во всяком случае, мне поясняли мои новые родственники.

Отношения у меня с родственниками жены, на мой взгляд, складывались хорошо. Я до конца жизни буду, благодарен моим новым «родичам», как на Украине принято говорить, за доброе ко мне отношение, я всегда старался платить им тем же. Моя тёща, её сын и дочь – брат и сестра моей жены, её внучка – дочь брата моей жены, дети её сестры, Клавдии Афанасьевны – двоюродные брат и сестра моей жены, не раз гостили у нас. Её двоюродная сестра Татьяна и племянница Людмила, закончили в Красноярске тот же техникум, в котором учились мы. Моя жена, а потом и я в то время уже работали в нём преподавателями. Родные сестра и брат жены некоторое время жили у нас. С мамой моей жены у меня сложились очень добрые отношения, сохранявшиеся до конца её жизни. Я тоже всегда буду хранить добрую память о ней. Наших родителей и родственников с обеих сторон также связывали добрые уважительные отношения. Мы семьёй и я отдельно, обычно в связи с командировками навещали родных жены, и нам всегда был оказан тёплый приём и гостеприимство.

Юра, так звали старшего из детей в нашей семье, в то время ещё единственного вначале не выражал особого желания дружить со мной. При моих попытках приласкать его или поиграть с ним он мне заявлял, чтобы я «тикал» от него и замахивался на меня. Да и к маме он особенно не тянулся. Он был привязан к бабушке, которая ему с момента его сознательного восприятия жизни заменила, и мать и отца и всех других и ничего другого ожидать и требовать было бессмысленно. Бабушка тоже к нему была очень привязана и не представляла, как с ним расстанется. Наверное, не только это было причиной её уговоров нас оставить ребёнка ещё на год у неё. Она была умной и дальновидной женщиной и сознавала, что мы ещё ни материально и не морально не были готовы полностью взять на себя ответственность за ребёнка, хотя мы сами этого не сознавали и противились уговорам. Но, в конце концов, она нас убедила, и мы согласились. Ну а пока мы старались завоевать его расположение к нам, уделяя ему много внимания.

Шурф шахты №5, где фашисты казнили молодогвардейцев

Наше поколение и я, в том числе воспитывались на подвигах героев комсомольцев, среди которых особое место занимали молодогвардейцы. Будучи рядом с местом, где они вели борьбу с фашистами, я не мог не посетить город Краснодон и другие места их борьбы Мы посетили это мемориальное место, побывали у шахты №5, у шурфа в которой фашисты скидывали заживо подпольщиков.

Братская могила захоронения молодогвардейцев г. Ровеньки

Правда, там я к своему удивлению почерпнул информацию, которая внесла некоторое смятение в мои представления о подпольщиках. Местные жители и особенно очевидцы событий, с большой теплотой отзывались о Сергее Тюленине, Любови Шевцовой, об Иване Туркениче и других членах комсомольского подполья, включая Стаховича, который, будучи незаслуженно кем-то, оклеветан в книге Фадеева был назван предателем. Впоследствии истина восторжествовала, и Стаховича был реабилитирован. А вот о руководителе организации, Олеге Кошевом и ряде других мнение было неододнозначным. Я не мог спорить с очевидцами событий, и это противоречие оставило неприятный осадок в моей душе. Мы посетили ряд других знаменательных мест Донбасса и даже совершили с братом жены Борисом путешествие на мотоцикле в Ростов на Дону и в Москву, а с присоединившимся к нам Борисом Ильичём, мужем одной из тёток моей жены, Клавдии Афанасьевны, съездили на Азовское море за рыбой. Но самым впечатляющим и запомнившимся путешествием было путешествие по старой заброшенной штольне с выходом на действующую шахту. Как и было запланировано, в один из выходных дней, встав пораньше, и плотно позавтракав, мы с женой в сопровождении её родственников: – брата, тётки, Клавдии Афанасьевны, много лет отработавшей на шахте взрывником, и её мужа Бориса Ильича, о котором я уже упоминал выше, отправились на шахту. Клавдия Афанасьевна к тому времени уже находилась на шахтёрской пенсии. Шахтёрской, потому что для шахтёров по закону из-за вредных условий труда срок выхода на пенсию по возрасту был меньше чем у других категорий работников. С руководством шахты была достигнута предварительная договорённость. Нас встретили и проводили в раздевалку, где переодеваются шахтёры перед спуском в шахту и после окончания смены. Стирка рабочей одежды шахтёров производилась в прачечной шахты, поэтому у отдельных кабинок стопками лежала выстиранная и выглаженная шахтёрская роба. Нас облачили в такую же одежду, выдали каски снабжённые фонарями и подсумки с аккумуляторными батареями и завели в клеть лифта. Спускались мы долго на глубину около двух километров. Когда спустились вниз, то оказались в обширном подземном помещении, откуда вели проходы различной величины от туннельных размеров, где шла добыча угля комбайнами до небольших штреков, где уголь добывался вручную отбойными молотками и наваливался на ленточные транспортёры, по которым подавался дальше на-гора.

Наши экскурсоводы продумали для нас маршрут, который включал в себя и участки с современной технологией добычи и транспортировки угля и участки, сохранившие старые уходящие к дедовским временам приёмы добычи угля, когда уголь добывался отбойными молотками и кирками и отгружался навалом лопатами на транспортёр или вагонетки. Делалось это с положения, сидя и лёжа. В отдельных местах в основном это в заброшенной штольне нам приходилось пробираться ползком. Подпирающие свод рудничные стойки трещали непонятно от чего, от испытываемой нагрузки под тяжестью двухкилометрового свода, или ветхости. Со свода на нас капала вода, все колени были ободраны. Состояние, которое испытывал я во время этого путешествия, назвать тревожным будет мягко. Во всяком случае, когда мы выбрались наверх, я вздохнул с облегчением и решил для себя, что больше так испытывать судьбу не буду. Ни какие деньги не привлекли бы меня работать в шахте.

Сейчас, когда я узнаю о трагедиях на шахтах, то вспоминаю то путешествие. Я с пониманием отношусь к требованиям шахтёров связанным с низким уровнем оплаты их труда, ну а долговременные задержки выплаты зарплаты ни чего кроме чувства возмущения у меня вызвать не могут. Наша экскурсия закончилась в душевой, где мы долго смывали с себя угольную пыль специальным раствором с использованием каустической соды. Отмывшись и переодевшись, мы покинули шахту, и вернулись домой, где нас ждал обильно накрытый стол с традиционным украинским борщом, разносолом, отваренной свежей картошкой, которая хоть и была как горох, но сдобренная поджаренным свиным салом с луком уплеталась нами после такого путешествия, как говорится «за милую душу».

Отпуск заканчивался, и как бы ни было хорошо в гостях, а домой тянуло. У женщин были заботы, связанные со сборами нас в дорогу, а мы с мужчинами обсуждали просочившиеся до нас слухи о событиях в Новочеркасске и делали свои умозаключения. Правда как всегда была скрыта от народа, и поэтому мы, тогда не зная истинного положения вещей, воспринимали всё так как, нам преподносила власть. Но среди населения ходили слухи и близкие к истине, но мы не готовы были их воспринимать на веру. Осознание происходящего тогда пришло ко мне спустя много лет.

Современные историки так описывают эту трагедию:

«Безграмотные экономические мероприятия правительства привели к ухудшению продовольственного положения в городе и вызвали протест. Конфликт в Новочеркасске закончился вооружённым подавлением выступления рабочих» [5, Стр.297].

Когда я увидел, что и сколько нам приготовили в дорогу, и представил себя с этими непосильными сумками, тюками и чемоданами, то стал категорически отказываться от этих забот, хотя они и шли от чистого сердца. Помимо приданного, которое матери всегда готовят дочерям, выходящим замуж, было собрано множество разных продуктов, включая соленья, компоты, копчёности, всякую стряпню, и так далее. За каждую банку шла настоящая война, в которой мне ничего не светило.

На проводы в первый раз собралась все родичи, и я впервые мог оценить, сколько их много. Нас посадили в машины, которые сопровождал эскорт мотоциклов с вещами в люльках и такой многочисленной кавалькадой мы прибыли в Дебальцево, где нас загрузили в поезд. Часть вещей мы сдали в багаж.

В Москве пришлось нанимать носильщиков на обоих вокзалах, – Павелецком, куда мы прибыли из Украины и – Ярославском, с которого мы отправлялись в Красноярск. Путь между вокзалами мы проделали на такси, и я обратил внимание, что водитель нас несколько раз провёз по одному и тому же месту. Плата тогда бралась по счётчику, а у московских таксистов глаз был намётан на провинциалов. Позже, когда я часто бывал, а потом и несколько лет жил в Москве я много раз ездил по Садовому кольцу и мог оценить расстояние между этими вокзалами, что подтверждало мои тогдашние подозрения, что «дурят нашего брата» провинциала москвичи.

В Красноярске нас встретил мой брат Александр и помог нам добраться с вещами до нашей хоть и барачной, но своей квартирки. Своей, конечно относительно, потому что это была ведомственная жилплощадь, но в, то время, значительная часть горожан всю жизнь жили в таких квартирах, и не редко поколениями. Будучи детьми своего времени, мы живо воспринимали всё происходящее как внутри страны, так и за её пределами. Правда, к собственному анализу и критическим оценкам происходящего мы приучены не были. Такие общественные проявления не приветствуются любой властью, не говоря уже о советской. В то время в СССР инакомыслие и не санкционированная гласность были не только не в чести, но и преследовалось.

Наше возвращение домой совпало с полётом в космос А. Николаева и П. Поповича 11—15 августа 1962 года. Мы, как и вся страна с гордостью за свою Родину восприняли это событие. Тем более это было на фоне разразившегося чуть более месяца назад Карибского кризиса. Советские люди, у которых ещё в памяти была недавно закончившаяся война с фашистами, как и народы всего мира, с тревогой замерли, ожидая, чем закончится противостояние двух сверхдержав. Финал мог оказаться катастрофой для цивилизации.

Советская пропаганда клеймила позором империалистов, готовых развязать атомную войну. В памяти ещё жива была трагедия Хиросимы и Нагасаки, и ни кого не устраивал такой исход. Современный французский историк Н. Верт так оценивал те события:

«Последствия кубинского кризиса были серьёзными. Несмотря на присоединение к социалистическому лагерю нового государства и шумную пропаганду заслуг Советского Союза в сохранении мира, СССР подвергся глубокому унижению и его престиж был сильно подорван» [5, стр.297].

Большой резонанс среди нас вызвало официальное издание повести Солженицына «Один день Ивана Денисовича» и до этого она уже широко обсуждалась среди тех, кто её прочитал в рукописном или в примитивно размноженном варианте. Я впервые познакомился с лагерной тематикой, и надо сказать, что эта повесть, написанная, как я считаю человеком, испытавшим все ужасы ГУЛАГа, произвела на меня неизгладимое впечатление, заставив по-новому взглянуть на тот мир, в котором мы жили. Мы, как и окружающие нас люди горячо обсуждали эту повесть и в кругу своей семьи и родственников, и среди близких друзей и сослуживцев. Правда, выводы делались, сдержано, так как в то время было небезопасно чрезмерное откровение, да и мы ещё к нему осознанно не были готовы. Вскоре эта повесть исчезла. Впоследствии мы поняли, что власть, встревоженная растущей в обществе популярностью автора и возможными проявлениями инакомыслия, несовместимого с большевистскими идеологическими установками, организовала против писателя кампанию травли, обвиняя его в антисоветизме и враждебности советскому строю, а номер журнала «Новый мир» с этой повестью был изъят из всех публичных библиотек.

Через некоторое время был решён вопрос о предоставлении нашему ребёнку места в детском садике и спустя некоторое время он в сопровождении бабушки приехал в Красноярск и, наконец, наша семья воссоединилась в полный состав.

Глава третья:
В новом качестве

Я, как и моя жена, пройдя испытание на пригодность рабочей профессией (слесаря), был переведён на следующий квалификационный уровень. Мне было предложена должность инженера по рационализации и изобретательству производственно-технического отдела, и недолго думая, я согласился занять эту вакансию. Так состоялся мой переход в новое качество, – теперь я относился к категории ИТР (инженерно-технических работников).

Моя работа в ремонтной бригаде была связана с использованием технических знаний. Товарищи по бригаде и в немалой степени начальник ремонтно-механических мастерских Николай Зубрилов, привили мне тягу к техническому творчеству. Этой болезнью я заболел сразу и болел ею все годы своей производственной деятельности. С Николаем Зубриловым, как я отмечал выше, мы были близки по возрасту, нас связывали схожие взгляды на жизнь, поэтому мы подружились. Он был активным и признанным рационализатором и изобретателем, о чём свидетельствовало наличие у него множества удостоверений на рационализаторские предложения, в том числе авторских на изобретения.

Возглавив БРИЗ (бюро по рационализации и изобретательству) комбината, я с увлечением окунулся в новую для меня сферу деятельности. Общение с людьми творческого склада ума требовало от меня необходимости постоянного совершенствования своих знаний, приобретения новых навыков. Одного метода самообразования было недостаточно, требовались знания на уровне высшей школы. Назревал вопрос продолжения образования.

Рационализаторы и изобретатели это в большинстве своём высококвалифицированные рабочие или инженерно-технические работники, наделённые от природы способностью к творческому мышлению. Они одержимы желанием, искать и находить новые технические решения, обеспечивающие повышение качественных характеристик продукта производства, замену ручного труда механизированным и автоматизированным. Их творчество направлено на совершенствование технологии и разработку новых более совершенных видов продукции.

Нередко для решения глобальных задач, обеспечивающих повышение экономической эффективности производства, создавались творческие коллективы. Они состояли из рабочих, ИТР, служащих – представителей АУП (административно-управленческий персонал), ну и конечно рационализаторов и изобретателей. Осуществление этих задач предполагалось на основе технического перевооружения производства, замены ручного труда механизмами, совершенствования технологии, или внедрения ряда других мероприятий. К этой работе привлекались специалисты разных направлений деятельности. Поощрение их деятельности осуществлялось премированием из фонда развития на основании полученной экономической эффективности от внедрения мероприятий. Координацию всей этой работы осуществляли, создаваемые на предприятиях бюро по рационализации и изобретательству (БРИЗы) с различным количеством штатных работников.

На Красноярском ЛДК эту работу осуществляло три человека – инженер, техник и технический работник (секретарь-делопроизводитель). Эта деятельность всячески поддерживалась государством на законодательном уровне. Была создана система материального поощрения и защиты прав рационализаторов и изобретателей. В бюджетах всех уровней закладывались нормы финансирования этой деятельности. Были разработаны и законодательно утверждены таблицы поощрения участников этой деятельности в зависимости от размера экономической эффективности. Причём существовало две формы поощрения: до внедрения рационализаторского предложения, изобретения или мероприятия и после внедрения, что позволяло разделить творческий процесс от процесса внедренческого. Это понижало зависимость процесса технического творчества от этапа внедрения, во многом зависящего от администрации и других факторов, не связанных с творческой работой рационализаторов, изобретателей и творческих коллективов. Процессы в какой-то степени связывала материальная зависимость, потому как после внедрения возрастала шкала поощрения. Всё это стимулировало развитие технического творчества и нередко становилось серьёзной прибавкой к бюджету участников этой деятельности. Кроме этого для рационализаторов и изобретателей достигших серьёзных результатов в этой деятельности законодательством предусматривались дополнительные льготы и формы поощрения, включая, например такие, как дополнительная норма жилплощади и ряд других норм.

Это новое для меня направление деятельности оказало значительное влияние на развитие моего кругозора, обогатило меня новыми знаниями и навыками, расширило диапазон восприятия жизни. У меня появился осознанный посыл необходимости продолжения образования. Мы с женой подали документы в институты на вечерние отделения: она в Красноярский филиал «Иркутского института народного хозяйства» на финансово-экономический факультет, я в «Сибирский технологический институт», ныне – университет на факультет механической технологии древесины. Оба успешно сдали вступительные экзамены и были зачислены студентами на первый курс. К сожалению, вскоре один из нас должен был прервать учёбу по семейным обстоятельствам. У нас наметилось прибавление в составе семьи. Я понял, что временно прервать учёбу надо мне, и подал заявление с просьбой о предоставлении мне академического отпуска по семейным обстоятельствам. Моя просьба была удовлетворена, и я прекратил посещать занятия в институте. Надо признать, что дела с учёбой у моей жены складывались успешнее. Общеобразовательная база у неё была покрепче, и это было тоже весомой причиной для такого выбора.

Так получилось, что моё пребывание в новом качестве оказалось не долгим. Неожиданно для меня я, был отстранён от руководства БРИЗом, что не позволило мне в полной мере, проявить свои возможности в этом интересном для меня направлении. Причиной тому, как я сейчас это понимаю, была молодость с её горячностью. Место разумной выдержки заполняло заидеологизированное воспитание нравственной стороны жизни, предполагающее «открытую борьбу за правду», нередко она носила пафосный оттенок. Вместо поиска разумного компромисса, проявлялось отсутствие жизненного опыта, неумение просчитывать последствия и оценивать свои возможности. Всё это подогревалось моим продолжающимся участием в работе городского комсомольского оперативного отряда в борьбе с правонарушениями и преступностью. Я не мог мириться с тем, что около авторов рацпредложений и изобретений как грибы вырастали соавторы из числа людей, не имеющих, никакого отношения к творческому техническому процессу. Я со свойственной мне горячностью стал обличать их на технических совещаниях, проводимых у главного инженера комбината, высказывался против включения этих, как я считал, псевдо соавторов в списки на получение вознаграждения, что расширяло круг моих недругов. Приведу в качестве иллюстрации такой пример:

В деревообработке ключевой проблемой является наличие высокого уровня отходов в процессе производства, несмотря на достаточно широкий спектр в направлении использования отходов лесопиления и деревообработки, включающий: – гидролизное, целлюлозно-бумажное и другие химические производства, в которых использовались древесные отходы. Отходы производства также использовались в сушильных камерах для сушки пиломатериалов, в котельных для получения технологического пара, тепла, горячей воды и в ряде других областей. И, тем не менее, процент неиспользованных древесных отходов оставался очень высоким. Поэтому вопросам, повышения эффективности использования отходов в лесопользовании уделялось большое внимание, и поле деятельности для изобретателей и рационализаторов здесь было непаханым. На Западе эти вопросы решались лучше, чем у нас, но в условиях «железного занавеса» и различий в экономической политике, в приоритетности подходов и оценок, их опыт у нас не использовался или использовался неэффективно.

Однажды меня пригласил через секретаря к себе главный инженер. Когда я в назначенное время вошёл к нему в кабинет, там было уже несколько человек, которые оживлённо обсуждали что-то. После моего появления хозяин кабинета пригласил всех к стоящему сбоку большому столу. После того как все расселись, он объявил заседание технического совета открытым и в качестве повестки озвучил предложение авторской группы, предлагавшей организацию изготовления из отходов производства нового вида продукции. Авторы предлагали организацию производства фиброцементных плит, используемых в строительстве объектов сельского назначения и некоторых хозяйственных строительных объектов, не несущих тяжёлых нагрузок. Основным наполнителем предлагаемых к производству изделий были отходы лесопиления и деревообработки. Это было очень серьёзное предложение, реализация которого выводила предприятие на более высокий уровень экономической эффективности его деятельности. Решением технического совета был создан временный творческий коллектив – орган призванный осуществить конструкторскую и техническую разработки проекта, расчёты экономических обоснований, учитывающие объёмы затрат на его внедрение. Я как руководитель БРИЗа был назначен техническим секретарём этого коллектива. В мои обязанности вменялось осуществление координации всей работы над проектом на всех этапах его осуществления, и освещение хода работы на очередных заседаниях техсовета. Мне так же вменялись функции подготовки и при необходимости инициирование созыва внеочередных совещаний. Было так же принято решение о включении предложения в план развития предприятия с целью обеспечения его внедрения финансовыми и материальными ресурсами. Меня захватил предложенный проект, и я стал его участником не только по должности. Я занялся конструкторской разработкой одного из узлов агрегата. Мои старания оказались не напрасными, и предложенное мною конструкторское решение было принято техсоветом к внедрению. Сложность заключалось в конструировании кулачкового механизма выталкивания пакета в процессе движения в автоматическом режиме, а вернее в конфигурации самого кулачка. Я со свойственной молодому возрасту самонадеянностью полагал, что решил конструктивно ключевую задачу и неимоверно гордился этим, ожидая достойной оценки своей работы. Когда конструктивная и технологическая часть проекта были решены, на документальном уровне и утверждены техсоветом, мне было поручено произвести предварительные расчёты суммы вознаграждения за проделанную часть работы. Вся сумма по действующему законодательству выплачивалась после внедрения, на основании фактической экономической эффективности, полученной от внедрения. Решение о распределении этой суммы между членами творческого коллектива, участвующими в разработке проекта, принималось техническим советом, в состав которого входили все ведущие специалисты аппарата управления предприятием. Совет дал высокую оценку проделанной работе и принял решение о выплате вознаграждения её участникам. Когда я увидел ведомость на выплату вознаграждения, которая по положению о БРИЗе подписывалась и его руководителем, я был буквально шокирован. Доля вознаграждения руководителей предприятия и его аппарата управления, включая начальников цехов, по сравнению с непосредственными разработчиками проекта была несоизмеримо высока. Все эти лица имели право на поощрение, но после внедрения предложения, в котором все они в той или иной степени должны были участвовать. Но это, по моему глубокому убеждению, не должно было касаться стадии технической разработки, за исключением таких отделов как: – конструкторский отдел, ОГТ (отдел главного технолога) и ОГМ (отдел главного механика), которые участвовали в разработке проекта изначально. Я был возмущён, и в силу молодости и свойств характера не сдержан. Своё отношение я высказал публично, и ответом мне стало отстранение от дальнейшей работы над проектом и перевод на другую работу. Фактически я был лишён не только интересной работы, но и надежд на получение своей доли вознаграждения. Это было первым сильным ударом по тем моральным устоям, которым я следовал с детства под влиянием воспитания в семье и проповедуемых партией идеологических принципов честности, и справедливости, на которых якобы строятся отношения в советском обществе. Это не могло не способствовать появлению новых ростков сомнения в беспорочности системы, в которой мы жили. Думаю, что я был не одинок в этом. Многие из моих сверстников, я не сомневаюсь в этом, не раз испытывали в своей жизни нечто подобное. Выраженная мною протестная позиция и стала причиной конфликта. От увольнения я был защищён законодательством, которое запрещало увольнение молодых специалистов до истечения, оговоренного в законе срока.