Читать книгу: «Воспитание ангела. Сборник повести и рассказов», страница 7
– А зачем что-то говорить? Вы сами только что…
– Ты не понимаешь. Эти Мирошкины и ещё кое-кто. Мы же там все совсем рядом были. В общем, могут пойти слухи. Пашу я знаю, – вдруг горько усмехнулась она, – он вывернется. И потом, я уверена, что он сам подаст на увольнение. Федору Ивановичу уже известно, что мы заблудились.
– Ты сказала – огорчённо воскликнул Сергей.
– Да нет. Ему из РайОНО позвонили. Да и из других школ доброжелатели нашлись.
– А что у тебя с Трофимовым произошло?
– А что ты видел?
– Видел как он упал, а ты мимо меня пробежала и плакала.
– Серёжа, очень прошу тебя. Ничего не было. Он подскользнулся, и я не плакала.
– И ты танцевала с ним вот так… – Сергей обнял себя руками.
Ирина надолго замолчала. Потом решительно взмахнула рукой, поправляя волосы.
– Сергей, – сказала она и коснулась рукой его губ, – если ты в меня…, если ты меня любишь, помоги. Если мой папа что-то заподозрит…
Сергей замер от счастья. Её рука, его губы!
– Я всё сделаю хорошо, – наконец сказал он. – Не волнуйся. А теперь мне пора идти.
– Иди.
– Я не буду прощаться с твоим отцом. Слушай, а кто эта Валерия. Она же… Тебе сколько лет?
– Не важно, – улыбнулась Ирина. – А Валерия – моя мачеха. Мама год назад ушла от нас, – добавила она печально. Презрительно скривила губы. – Из-за этой… Я её ненавижу. А отец как с ума сошёл. Суетится вокруг неё словно мальчик. Валерия то, Валерия сё! Мама работала каждый день, так он ей даже на день рождения цветы забывал дарить. А эта…! Сидит квашнёй раскрашенной целыми днями, за мной шпионит и только по магазинам бегает. Ты видел на ней колье? Это она в «Берёзке» купила. И такого добра у неё навалом! Отец ей всё позволяет, а мне хоть бы осенние сапоги купил.
Сергей, стоя у двери, смотрел на смахивающую с лица слёзы Ирину Николаевну, и сердце его разрывалось от сочувствия к ней и ненависти к её отцу и его треклятой Валерии.
– Закрой глаза, – вдруг сказал он.
– Что? – взрыднула Ирина от неожиданности.
– Закрой и протяни руку.
Она улыбнулась и подставила ладонь. Сергей достал из кармана колечко, на секунду задумался, затем положил его на ладонь девушки и согнул ей пальцы.
– Обещай, что не будешь смотреть, пока я не уйду.
Ирина кивнула.
Она подождала, пока не закрылась входная дверь и открыла глаза. Увидела в зеркале напротив на лице какую-то мечтательную наивную улыбку и горько рассмеялась. Раскрыла ладонь. Это было тоненькое колечко из жёлтого металла с небольшим чёрным камушком в простой оправе.
Она огорчённо вздохнула: «Боже мой, какие эти подростки наивные!».
Немного подумала и положила его в тумбочку.
***
Ирина Николаевна оказалась права.
Сразу после праздников Шпагин уволился, а по школе поползли слухи. Руководством школы было принято решение держать всё в тайне и официально признать поход успешным. На стенде вывесили почётную грамоту, добытую Шпагиным ценой невероятных усилий в течение бесчисленного числа танцев удерживать хорошо поддавшую замзава от завала.
Но именно из-за этой секретности слухи обрели самый невероятный характер. В туалете, сидя в кабинке на унитазе, Сергей даже услышал версию, что новый физрук пытался изнасиловать старшую пионервожатую. А Мирошкины, наоборот, громким шёпотом в набитой битком девичьей раздевалке рассказывали друг другу подробности совращения Щёлкиной неопытного и красивого Шпагина.
Получить ответ от самой развратницы не представлялось возможным – она взяла отпуск за свой счёт. Ясно, что её отправил туда мудрый Фёдор Иванович, чтобы успокоить отца – генерала. Якобы он договорился лично, что его дочь примут в аспирантуру, если она хорошо подготовится.
В конце концов принципиальная Лена Елина не выдержала и предложила всем собраться на «москваше» и обсудить ситуацию.
Сначала допросили Сергея. Из его слов вытекало, что вообще ничего не было. И потом, что он мог видеть, если всё время был занят неотложными делами по хозяйству.
Юрик, уличённый в носительстве рюкзака Щёлкиной, в долгом сидении в палатке Шпагина с её же участием и, самое главное, в тесном телесном контакте с ней на танцплощадке под западную музыку, только нагло улыбался. Конечно, он не идиот, чтобы честно рассказать всему миру, что он приревновал её сначала к этому Шпагину, а затем к Чаплыгину, что напился и полез под юбку Щёлкиной, что всячески преследовал её и в то же время постоянно унижался перед этой стервой.
В заключение, распалясь от собственных переживаний, Юрик выпалил, что может ничего и не было, но всё это могло быть с этой проституткой.
– Как ты её назвал? – вскипел Сергей, всё это время еле сдерживавший себя. – Она чистая, светлая, она ничего не сделала, а если и сделала, то это ты всё сделал!
Сказал, низко склонил голову и замолчал. Сейчас ему хотелось умереть. Все удивлённо уставились на него.
– Он сделал, она сделала. Я ничего не понял. А кто ясно мыслит, тот ясно излагает, – услышал он насмешливый голос Лёхи.
– Предлагаю влепить по комсомольской линии обоим по выговору, – внезапно проснулась всегда молчавшая на таких сходках Сазонова.
– А мне-то за что! – притворно возмутился Юрик.
– Будешь возражать, строгий получишь.
Все дружно замолчали.
– Я вызываю тебя на дуэль! – вдруг выкрикнул Сергей, подошёл к продолжавшему нагло усмехаться Трофимову и ударил его по щеке.
– Стреляться, с шести шагов, свинцовыми разрывными пулями, – как всегда кривляясь и подпрыгивая, к Сергею подскочил Лёха. – Я твоим секундантом буду Серёга. Не ссы, прорвёмся. Достал всех этот Трофимов.
Неожиданно идея дуэли всем понравилась. Тут же все загомонили, стали обсуждать где и как это должно произойти.
Сергей стоял в стороне понурившись. Подошла Ленка Елина.
– Что ты наделал, Сергей, – сказала она, – он же тебя убьёт.
Сергей только буркнул что-то нечленораздельное. Его душила ярость.
Решили. Сегодня вечером в девять часов. На спортивной площадке двадцать шестого дома. Девчонки настояли, чтобы без кулаков – только борьба. Оружие и ремни не применять. Перед боем обыскать соперников. Бой продолжается до первого падения соперника на спину. И при любом исходе идти к директору и подтвердить, что ничего не было, и если надо – написать письмо в РайОНО. Крамолу, уже имеющую хождение в других классах, задушить всеми доступными средствами.
До решающего момента оставалось не более часа.
Юрик сказал, что ему надо зачем-то забежать домой. Друг Лёха в роли секунданта заставил Сергея сделать короткую пробежку и двадцать раз отжаться.
В срок все собрались около площадки. Здесь горел только один фонарь, да и то—в углу, и его скрывали ветви деревьев. Кто-то предложил светить фонариками, но все решили, что это может привлечь внимание случайных прохожих, и отказались от этой затеи. Ленка сказала, что света из окон вполне хватает, чтобы всё подробно разглядеть. Для наглядности она вышла на середину площадки и сделала несколько вальсирующих па. Все зааплодировали. Ребята были страшно возбуждены и пытались скрыть своё волнение, отпуская разные шуточки и кривляясь.
Сергей не мог больше находится среди возбуждённой толпы и молча вышел на середину площадки.
В девять Трофимов не явился. Все устали ждать. Светка Сазонова не выдержала и ушла домой. За ней исчезли сёстры Мирошкины. Остались четыре девчонки и восемь парней. Громадина Каретин достал из карманы два огромных бутерброда. Их мгновенно разъяли на мелкие части и съели.
Сергей уже полчаса топтался на месте, отфутболивал мелкие камешки, потом прицельно стал пулять ими по фонарю. Трофимов появился неожиданно.
При входе на площадку к нему бросился Лёха.
– Руки вверх! – шутливо крикнул он.
Юрик без слов подчинился. Лёха быстро провел руками по куртке, по штанам.
– А это что такое?
Он вытащил из заднего кармана Юрика плоский пенал.
– А чёрт, – выругался тот, – это пенал для ручки, забыл выложить.
– Это не оружие. Проходи, – констатировал Лёха и, опережая быстро идущего Юрика, бросился к центру, чтобы дать отмашку началу схватки.
Но Юрик, не обращая на Лёху никакого внимания, направился к продолжавшему пинать камешки Сергею и не останавливаясь, без предупреждения, обрушил на него серию ударов.
От неожиданности Сергей еле устоял на ногах. Он попытался схватить врага за куртку, но тот каждый раз уворачивался и продолжал наносить удары. Сергей решил, что ему остаётся один выход. Он повернулся спиной к противнику и побежал.
Юрик ринулся вслед. В тот же момент Сергей развернулся и практически не глядя выбросил в лицо летящего на него преследователя кулак. Он почувствовал сотрясение всего тела. Юрик зашатался и рухнул у его ног.
– Победа! – заорал Лёха.
Сергей потирая ушибленные костяшки пальцев задумчиво посмотрел на Юрика, потом повернулся и пошёл к калитке. Ребята загудели и ринулись вдоль ограды площадки в обход, чтобы встретить победителя.
Никто не заметил, как Юрик поднялся, подбежал к Сергею сзади, замахнулся правой рукой, ударил по голове и тут же выбежал с площадки.
Сергей резко согнулся, в таком положении сделал несколько шагов вперёд и тяжело упал на бок.
Ещё сохраняя радостную улыбку на лице, Лёха бросился к нему. Он думал, что «товарищ шутит», но коснувшись головы Сергея, в ужасе отшатнулся.
– У него кровь, ребята! – крикнул он.
Первой подбежала Ленка. Она осторожно перевернула Сергея на спину. Он был в сознании, но не мог говорить и только мычал, держась за голову. Кто-то сообразил, что здесь рядом аптека.
Долго стучали, пока дверь не открыла сонная лаборантка. Через секунду она прикладывала к голове Сергея быстро набухавшие кровью тампоны.
Ленка позвонила в «скорую помощь». Вместе со «скорой» приехала милиция. Скорая с воем сирены рванула куда-то в сторону Кунцево.
Командир наряда, сержант Сиротин, составил протокол, переписал у всех адреса и телефоны и отпустил ребят.
***
Для прочистки раны врачам пришлось расширить узкое входное отверстие. Тогда Сергей впервые сквозь наркотическую дрёму услышал страшное слово «трепанация».
Два дня его продержали в отделении реанимации и затем определили в палату нейрохирургии. Рана оказалась глубокой и очень болезненной. Сергея мучили головные боли. Удавалось на короткое время заснуть или забыться только тогда, когда сестра делала укол. Наконец у койки установили капельницу, и жить стало веселее.
На пятый день пришла мама. Она всё время плакала и уговаривала сына съесть яблочко. Отец пока не появился, но попросил выслать ещё тридцать рулей. Снова приходили приставы, грозили забрать диван и чайник.
Сергей подумал, что в голове мамы от этих невзгод всё перемешалось, – и диван, и чайник… почему не кастрюли с вилками и ножами? – когда она назвала его Володей.
Он надкусил поднесённое ко рту дрожащей рукой матери яблоко, только чтобы успокоить её и прервать досадные причитания. Голова раскалывалась.
– А кто этот Володя? – через силу спросил он.
– Володя? Я сказала, Володя?
– Да, только что ты зазвала меня этим именем.
– Ах это! – потупилась мать. – Я совсем и забыла. Знаешь, Серёжа, это твой двоюродный брат – сын сестры Виктора, тёти Шуры. Ну той, что в Мурманске. Я тебе про неё говорила. Он служит в армии, там же, на севере. Шура жаловалась: что-то там с ним не хорошо. Ну, я, чтобы она лучше помогала Виктору, подумала и предложила, пусть он, Володька-то, когда демобилизуется, приезжает в Москву. Поживёт у нас, пока на работу не устроится. Можно?
– Мама, что за вопрос. Конечно. Только если ничего трогать не будет.
– Конечно, конечно, сынок. А работу он быстро найдёт, – вдруг как-то зло сказала она, – не то что твой отец. Ну и ладно. Ты только не волнуйся. А я первую денежку за работу получила. Тебя нет, так я сама к Леониду Петровичу добралась. Он мне двадцать пять рублей дал, а я новую стопку бумаг забрала.
От внезапной острой боли в затылке Сергей сильно побледнел и застонал. Мама закричала. Зашла сестра, сделала укол.
Сергей очнулся, когда за окном начинало темнеть. Мамы не было. Ожидая нового приступа боли, он осторожно скосил глаза, – на столике стояла тарелка с остывшей куриной котлетой и стакан с чем-то, тоже холодным. Внезапно подступила тошнота. С трудом сел на кровати, свесив ноги, тяжело и долго дышал.
Почему он решил, что надо куда-то идти? Ах ну да! Фурсов, литератор. Надо незаметно вернуть кольцо. Проклятье! Но кольцо у Ирины. Это тупик какой-то. Надо попросить её вернуть вещицу! Пусть это будет смешно выглядеть – он приходит и говорит: «Ирина Николаевна, верните, пожалуйста, кольцо. Я вовсе не хотел его вам дарить, а дал просто поносить». Бред какой-то! Мальчишество. Ну и пусть, что смешно! Но иначе и её могут заподозрить в воровстве. Папа-то у неё генерал милиции и Валерия шпионит. Найдёт кольцо, побежит докладывать муженьку своему. Нет, к Ирине домой он теперь ни ногой. Да что там думать, она же знает, что он её любит, и может быть сама влюбилась. Ну не влюбилась, но всё время думает о нём. Конечно она уже узнала, что с ним произошло, а может быть и почему всё случилось. Она обязательно придёт его навестить, и когда он попросит её вернуть кольцо, она при виде раненного и больного её защитника, ничего не спросит, в просто снимет его с пальца и отдаст Сергею. Значит никуда бежать не надо, а просто ждать.
Сергей почувствовал, что голоден, проглотил, не жуя, котлету и выпил жидкого, пахнущего сеном чаю.
На следующий день в палате появились Ленка и Лёха.
Ленка сразу пощупала Сергею лоб, проверила пульс, позвала сестру и потребовала убрать с тумбочки недоеденный завтрак. Ребята рассказали, что всех вызывали в милицию, допрашивали как свидетелей. Нож, которым Трофимов ударил Сергея, нашли рядом с площадкой в кустах.
– Интересный такой ножичек, – сказал Лёха, – пружинный и, представляешь, с фашистской свастикой. А знаешь, Серый, ведь это я виноват. Ведь я его у Трофима видел, когда обыскивал, но он сказал, что это пенал для ручки. Я, дурак, и поверил.
– Ничего ты не виноват, – сказал Сергей, – он мне его тоже как-то показывал. Ещё купить предлагал. Я тогда тоже не разобрал, что это такое, пока он на кнопку не нажал.
– Ну, тогда лады, – обрадовался Лёха.
Ленка подробно рассказала, как на первом допросе следователь угрожал, что откроет уголовное дело по статье тяжкие телесные и сговор.
– Представляешь, – возмутилась она, – он нас за шайку принял!
Но потом все обвинения пали на Трофимова, особенно после того, как кто-то вспомнил, что он пришёл позже, а до этого сказал, что ему надо зачем-то домой.
– И что теперь, его посадят? – безразличным тоном спросил Сергей.
– Я бы посадил, и надолго, – мрачно сказал Лёха, – чтобы не гадил, не насиловал женщин и не портил коллектив.
– И я «за», – неожиданно горячо поддержала его Ленка. – Только не будет этого.
– А ты откуда знаешь?
– Фёдор Иванович вчера моей маме сказал, когда пришёл на обследование в поликлинику. У него от нас тахикардия развилась. В общем, родители Юрика наняли адвоката, а тот убедил всех, что он сам не знал, что у него в кармане лежит. И защищаясь, схватил, что первое под руку попалось, и ударил. А там кнопка потайная, – Сергей, ты же сам говоришь, – ну, лезвие и выскочило.
Сергей слушал ребят, лёжа на подушке и глядя в потолок. На самом деле он не хотел, чтобы Юрика посадили в тюрьму или ещё кого наказали. Во всём был виноват только он сам. Это он пообещал Ирине Николаевне защищать её доброе имя и вызвал Трофимова на дуэль.
Он почувствовал, как вместе с новым приступом головной боли к нему приходит злость.
– А что Ирина Николаевна? – осторожно спросил он, чтобы не вызвать к себе никаких подозрений.
– Ирка-то? – сказал Лёха, и тут же получил подзатыльник от Елиной.
– Она до сих пор в отпуске, продолжила за Лёху Ленка. – Все слухи утихли, если ты об этом. Мирошкины предупреждены: если скажут ещё хоть слово, им будет объявлен бойкот.
– А я бы и их посадил, за подстрекательство, – вставил Лёха.
– Ну и напрасно, одна из них в тебя влюблена, – съехидничала Ленка.
– Значит, в отпуске, – вздохнул Сергей и отвернулся к стене, чтобы скрыть подступившие от обиды слёзы.
Ребята подождали немного, ожидая, что он снова заговорит с ними, но Сергей, пару раз всхрапнул, делая вид, что засыпает, после чего Ленка взяла Лёху за руку и силком вывела из палаты.
Услышав, как закрылась дверь, Сергей дал волю едва сдерживаемым до этого момента всхлипам.
Через две недели его выписали. В заключении врача было сказано, что он не должен активно двигаться, не поднимать тяжестей, и что самое ужасное – читать и писать категорически запрещалось в течение месяца. Таким образом ему незачем было ходить в школу и он не сможет сдать зачёты и писать контрольные, чтобы перейти в следующий, девятый, класс.
Приближающиеся каникулы растягивались для него аж до следующего сентября.
***
Мама страшно расстроилась, а Сергей замкнулся в себе, ни с кем из друзей не захотел встречаться. Хорошо, что брат этот пока не приехал…, но пришла тётя Маруся, сестра мамы.
Через неплотно прикрытую на кухню дверь Сергей слышал, как они о чём-то долго говорили с матерью, вздыхали и охали. О чём, о чём – о нём, конечно, и о пропащем отце.
Сергей так и не вышел к ним.
На следующий день, сын тётки привёз и установил в предбаннике кухни маленький телевизор «КВН» с толстой водяной линзой перед малюсеньким экраном. Мать была в восторге и каждый раз звала сына посмотреть как выступает Иосиф Кобзон. Но Сергей почти всё время лежал у себя в комнате на диване, тупо уставившись в потолок.
Он перестал заниматься гимнастикой, мало и без удовольствия ел. В общем, потихоньку он стал превращаться из Сергея Ивановича обратно в Чапу, но длинного, худого и сутулого.
Неожиданно добилась аудиенции Светка Сазонова.
Она принесла Сергею аквариум с травой и пёстрыми рыбками – гуппи и меченосцами. Это немного развеселило Сергея. Он поставил аквариум на подоконник. Ему понравилось садиться у окна и подолгу смотреть на суетящихся рыбёшек.
Но однажды мать, придя с работы, включила телевизор и на фоне вспыхнувшего мутным светом экрана увидела резвящихся мальков, которых Сергей протолкнул в маленькое сливное отверстие линзы. Когда она спросила, зачем он это сделал, он не знал что ответить. Мать ударила его по щеке и попросила Светку забрать рыбок.
Когда матери не было дома Сергей не брал трубку телефона, каждый раз вздрагивая от неожиданных звонков. На все уговоры, что это она звонит, беспокоится, как он там, Сергей отшучивался или отвечал, что не слышал звонка. При этом он прекрасно осознавал, почему так делает: он боялся услышать в трубке голос Фурсова или генерала. И действительно, пару раз он слышал разговор матери с Фурсовым, тот интересовался, почему не приходит Сергей, но мать каждый раз ссылалась на плохое состояние здоровья сына.
Но в конце концов ей надоело смотреть, как он всё больше и больше превращается в бездельника. Она даже стала подозревать его в симуляции, и чтобы окончательно не разругаться, оба решили, что Сергею будет лучше поехать в деревню под Наро-Фоминском к её матери, бабушке Лизе.
***
Баба Лиза жила одна в пристройке к огромному доме её родного брата. Ей принадлежала половина яблоневого сада, за которым некому было ухаживать.
Мария Ивановна с мужем, пока жили в Наро-Фоминске, часто приезжали к ней, убирали сад, вскапывали огород, собирали яблоки. И Сергей помогал. Но вот уже года три они не были в деревне и бабкин участок пришёл в запустение.
Неожиданно для себя Сергей увлёкся этой работой. Быстро прибрал в саду, очистил грядки от сорняков, скосил, где надо, траву, поправил штакетник.
Около него постоянно увивались два малолетних племянника, Витька и Мишка. Для них он стал настоящим авторитетом, особенно после того, как взорвал на речке пару бутылок, набитых карбидом.
Однажды он устроил соревнование для пацанов. Поставил их перед входом в большие крытые сени с земляным полом и скомандовал бежать в противоположные стороны вокруг дома. Наградой тому, кто окажется на месте старта первым, должен был стать выструганный из доски меч, занявший второе место получал выпиленный из фанеры пистолет. Ребята рванули, а Сергей сел на продавленную пружинную кровать, где в свое время ночевали его родители, и закурил.
Он чуть не подавился непогашенной сигаретой, когда неожиданно из-за угла выскочил маленький Мишка, а на встречу ему, справа, вылетел на всех порах Витёк.
В тот же момент у него на глазах произошла катастрофа – мальчишки со всего маху врезались лбами, тут же разлетелись в разные стороны, отчаянно вопя и размазывая сопли по чумазым личикам. Сергей сначала громко расхохотался, по подняв одного из пострадавших увидел на его лбу огромную шишку.
Оба пацана были сыновьями дяди Вити, довольно сурового на вид мужика, который совсем недавно на глазах Сергея, зашёл в свинарник и вышел оттуда с окровавленным ножом и измазанными по колено в навозе штанами.
В тот момент он хмуро посмотрел на Сергея глазами, воспалёнными от вчерашней пьянки с братьями, и произнёс:
– Чего стоишь, зови деда («то есть его отца»), свежевать будем.
Семейство готовилось к свадьбе. Дед, тоже Сергей Иванович, выдавал замуж единственную в многочисленном потомстве младшую дочь.
А сейчас отпрыски дяди Вити валялись в пыли и выли от страха и боли.
Сергей схватил малышей в охапку и занёс за стену сеней, в надежде, что здесь их никто не увидит и не услышит. Туго соображая, как прекратить истерику, он достал отцовский нож и ловко метнул его в бревенчатую стену. Мальчишки мгновенно перестали орать и, раскрыв рты, с восторгом уставились на него.
Обрадованный успехом, Сергей мелом нарисовал на стене мишень, отошёл на пять шагов и снова точно послал нож в цель. Ребята завопили от счастья и окончательно забыли про свои шишки. Сергей принёс из погреба две холодных банки с огурцами и заставил каждого прижать ко лбу. Через некоторое время на звук вонзающегося в дерево ножа через соседний забор к ним перелезли ещё два малыша. Сергей достал и перенёс оттуда же их совсем крошечную сестрёнку. Он успел посмотреть «Великолепную семёрку» и теперь выступал в роли легендарного Криса.
Так Сергей стал кумиром всей окрестной деревенской детворы, и это хоть как-то помогало ему избавится от навязчивых мыслей. Он снова почувствовал себя прежним, но немного мультяшным Сергеем Ивановичем.
***
Когда перед самым сентябрём Сергей вернулся в Москву, мать его опять не узнала.
Он ещё больше похудел, нос вытянулся, губы стали тоньше и бледнее. Серые глаза потемнели, спрятались глубоко в глазницах, иногда в них возникал сполох внезапно возникавшей и подавляемой усилием воли боли. Речь Сергея стала немного замедленной, иногда он начинал заикаться при сильном волнении.
Сергей надеялся, что ему разрешат пересдать зачёты и экзамены, чтобы остаться в родном классе и стать девятиклассником. Но Фёдор Иванович в разговоре с ним почему-то всё время смотрел куда-то в сторону и то и дело ссылался на заключение врачей. Единственное, что он мог предложить Сергею, – это остаться в восьмом «Б».
Со многими ребятами из седьмого, а теперь восьмого «Б» он так или иначе пересекался в школе. Для себя выделил троицу: Илью Шторца, Яшу Мещерского и Женьку Ляпустина.
Они как три героя из сказки ходили всегда вместе и полностью соответствовали типажам известной картины Васнецова. Илья был ростом выше среднего парень, с круглым лицом, серо-зелёными глазами, крупным носом и алыми пухлыми губами. Он хорошо играл в футбол и волейбол, и старшие мальчишки часто принимали его в свои команды.
Мещерин, с длинной головой и прямыми длинными чёрными волосами, с быстрыми и мелкими движениями маленьких белых рук и резкими поворотами головы напоминал ему галчонка.
Женька Ляпустин прыгал вокруг друзей как мячик. Во дворе он редко появлялся с друзьями, так как всё свободное время занимался в гимнастической секции.
Чапино первое близкое знакомство с этой троицей состоялось в начале года, когда Сергей застал пацанов на чердаке дома, корчившихся от позывов жуткой рвоты. Оказывается, эти чудики решили стать взрослыми и выкурили на троих кубинскую сигару «Гаванна». Он принёс ребятам воды и восстановил боеспособность отряда, и тут же, как старший товарищ, преподал урок курения в затяжку папирос.
Эти пацаны помогли ему быстро перезнакомиться со всеми учениками нового класса. Зная его историю, Сергея уважали, но своим он для большинства мальчиков и девочек так и не стал.
Да он не особо и старался и спокойно принял вновь вернувшуюся к нему кличку «Чапа».
По началу на переменах Чапа искал встреч со своими бывшими одноклассниками, и они не избегали его. Но теперь гуманитарии стали «ашниками», математики остались «бэшниками», а Лёха Агафонов, Карета и Светка Сазонова превратились в «вэшников». И собраться всем вместе не было никакой возможности.
Чапа не особо утруждал себя повторением пройденного, часто пропускал уроки, а учителя, по негласному распоряжению директора, не возмущались и послушно ставили ему тройки в четверти практически по всем предметам.
Всю первую четверть Сергей прождал, когда выйдет из затянувшегося отпуска Ирина Щёлкина, и он сможет поговорить с ней. Но она всё не появлялась.
Тогда он устроил наблюдательный пост возле её подъезда. Опять неудача.
Когда в школе появилась новая пионервожатая, он всё понял. Здесь ему окончательно стало нечего делать и он устроился учеником на помощника машиниста на винзавод в Очаково. Стал получать стипендию, чем несказанно обрадовал мать, которая продолжала снабжать отца деньгами и рабски трудилась на Фурсова.
Сам Сергей, даже видя, как «зашивается» мать, стуча по ночам на машинке, по-прежнему, прикрываясь теперь принципиальными соображениями, наотрез отказывался ходить к литератору.
Пока ничего не решено с кольцом, делать ему там нечего, твёрдо решил он.
***
За два дня до того, как на «москваше» упал экскаватор, помощник машиниста маневрового локомотива Сергей Чаплыгин получил первую зарплату и искал своих бывших одноклассников, чтобы похвалиться и отметить это дело.
Когда на «запретке» их обнаружил Сиротин, Сергей испугался, наверное, больше всех. Как ни странно, но на винзаводе к пьянству относились очень строго.
Вечером, отправив Илью Шторца к деду, Сергей, вдруг вспомнил про несчастных рыбок и решил заглянуть к Светке Сазоновой.
Здесь, в большой четырёхкомнатной «хазе» стоял «дым столбом». Родители Светки уехали в отпуск и народ гулял…
С первого взгляда Чапа определил, что кроме Светки в квартире нет никого из знакомых. Здесь гудели «вэшники».
Сергей быстро сбегал в гастроном и вернулся с тремя пузырями портвейна и бутылкой коньяка. Наметившееся было затишье по причине усталости и опустошённых запасов выпивки сменилось девятым валом всеобщего веселья.
Откуда ни возьмись возник Юрик Трофимов. Пьяные, они обнялись, и Юрик, как всегда, сделал загадочное лицо и отвёл Сергея в сторону. На кухне он высыпал из кармана на подоконник какую-то пахучую труху.
– Покурим? – предложил он и заговорщицки подмигнул.
– А что это? – спросил Сергей, растирая пальцами крупно нарезанную траву.
– Марихуана, парень! У отца на антресоли нашёл.
Сергей слышал про ходившую среди «продвинутой» молодёжи дурь и осторожно сделал первую затяжку из ловко свёрнутой Юриком самокрутки.
После третьей они с бывшим своим врагом начали безумно хохотать и носиться по квартире.
***
Было третье июня, час ночи. Наступили школьные каникулы 1967 года.
Сергей открыл глаза и обнаружил себя лежащим в костюме в ванне с водой. Вода остыла и его била крупная дрожь. Неимоверно болела голова.
Рядом с ванной на раковине чудом уместился большой, с какой-то бесформенно расплывшейся фигурой, человек. Лица его Сергей не мог разглядеть из-за бившего в лицо яркого света настенной лампы. Толстяк свесил с раковины свои короткие ножки и беззаботно болтал ими, иногда подфутболивая свисавшую со стояка длинную мочалку.
Мочалка упала. Человек огорчённо засопел и такими же как ноги необыкновенно короткими пухлыми ручками попытался подтянуть жирную складку живота, чтобы определить, куда пропала игрушка.
– Одну минуточку, светлейший, – услышал Сергей мягкий грудной голос над головой, – вам нельзя так напрягаться.
Сбоку в поле зрения Сергея появилась белая, похожая на женскую, но покрытая густым рыжим волосом рука. Она высовывалась до локтя из рукава шёлкового халата, такой же точно расцветки, что на халате Светки Сазоновой, в котором она сегодня, а может вчера, встретила его на пороге.
Рука вернула мочалку на место.
– Свет, – спросил Чапа, жмурясь от яркого света, – ты что ли? – Не получив ответа, он перевёл взгляд на толстяка. – А это… кто?
Он схватился за края ванны, попытался подняться.
Толстяк вздрогнул и неожиданно ручки и ножки его втянулись в тело, как щупальца осьминога.
– Клиент очнулся, сияние луны, можно начинать,—снова раздался какой-то девчоночий, но приятный голос справа.
– Давно уж пора. Аратрон и Хи-хаак уже работают, а вот мы, дорогой Йехааб-ях, что-то задержались, – издал толстяк звук, сродни шуму струи воды из колонки, наполняющей жестяное ведро.
Алов – метаморфоза
В тот же день в семь часов утра главврач военного госпиталя вытянулся в струнку при виде вошедшего в кабинет человека.
В чёрном дорогом костюме «с иголочки», высоколобый, с зачёсанными назад седыми волосами, очки с чёрными роговыми дужками вровень с густыми бровями на крупном с горбинкой носу, мягкий большой, немного женственный рот. Если бы не похожие на дула пистолета жёсткие глаза вошедшего, можно было бы подумать что перед ним стоит профессор академии Внешторга или МГИМО.
Именно этому впечатлению каждый раз поддавался главврач при встрече с самым большим человеком советских спецорганов. Вот и сейчас, несмотря на строгий взгляд Акопова, он заулыбался и широко развёл руки.
– Юлиан Семёнович, вот уж не ожидал. По плану вы у нас записаны на гемодиализ только на сентябрь. А сейчас на аппарате товарищ Хмелёв.
– Хмелёв? Гм, не знал.
– Вы шутите, – хихикнул главврач. – Вы – и не знали!
– А зачем ему это? – сохраняя серьёзность, спросил Акопов. – По его должности главного идеолога страны, чем больше уксуса и тяжёлых солей в крови, тем лучше. А вы, я смотрю тоже всё шутите. Не ожидал он! Впрочем, вам должны были звонить.
Главврач смахнул с лица улыбку.
– Ну как он, пришёл в себя? – спросил Акопов. – Мне сказали…
– Нет, – огорчённо сказал главврач и всплеснул руками – вас неправильно проинформировали.
– Но я уже здесь, вы понимаете?
– А я что могу поделать, товарищ Председатель. Полгода в коме, на искусственных лёгких, сердце и почках.
– Всё равно, проведите меня.
***
В начале года старший следователь КГБ по особо важным делам Алов Артур Вадимович повёл расследование жестокого убийства майора КГБ Афонина.
