Читать книгу: «Воспитание ангела. Сборник повести и рассказов», страница 6
Постепенно, по мере завершения сборов вокруг него собрались ребята. Кто-то достал свой ножик и пару раз метнул в дерево.
Лучше всех получалось у Трофимова, но потом и другие приспособились втыкать ножи с пяти шагов.
И Сергей неожиданно обнаружил, что его охотничий нож чаще других и глубже всех входил в пористую кору израненного дерева.
Шпагин решил усложнить задачу. Он установил в расщелине дерева на уровне головы спичечный коробок. После того, как все мальчишки промазали, он с семи шагов, почти не целясь, метнул топорик и рассёк мишень пополам. Все восторженно закричали и зааплодировали. Только стоявшая в стороне Щёлкина громко и скептически хмыкнула, вызвав громкий насмешливый шёпот в стане девчонок.
Юрик, который не спускал с неё глаз, решил, что пришло его время. Он попросил у Шпагина топорик, долго целился и наконец метнул. Но не попал даже в дерево. В бешенстве он с трудом отыскал в густой траве топорик и теперь уже с пяти шагов повторил попытку. Топор ударился резиновой ручкой ниже коробка и отскочил, чуть не поранив парню ногу. Елина испуганно вскрикнула.
– Ну, ладно, – сказал Шпагин, – давайте заканчивать.
– А можно мне? – вдруг попросил Сергей.
Шпагин молча протянул ему топор.
Сергей встал на семиметровую отметку, повертел в руках топорик, примериваясь к его тяжести и удивляясь удобной ручке. Затем прицелился и с силой бросил. В конце броска он довернул кисть так, что топор вместо одно оборота сделал два.
Лезвие с бешеной скоростью сверкнуло в воздухе… – коробок разлетелся на части, а топор глубоко застрял в древесине, так что Шпагин приложил немалое усилие, чтобы вытащить его. Сергей сначала даже испугался, а потом ощутил дикий восторг, и впервые за долгое время прямо взглянул в глаза старшей пионервожатой. Но там он увидел почему-то слёзы.
Трофимов, сжав кулаки, бросился к нему, потом резко развернулся и побежал в лес. На поляне повисла тишина. Все молча разошлись готовиться к дороге.
Шпагин похлопал Сергея Ивановича по плечу.
– А ты молодец. Не ожидал.
Когда добрались до места слёта, бывшие там ребята уже собирали инвентарь. Взрослые сгруппировались под навесом, чтобы подвести итоги.
Из-за опоздания двух команд соревнования закончились на час раньше. Чтобы не обижать опоздавших, им дали возможность подтянуться на турнике – победил Лёха Агафонов; забраться на скорость на дерево – здесь всех обошёл длиннорукий и необыкновенно ловкий парень противников, к которому тут же подбежали сёстры Мирошкины; печёная картошка получилась вкуснее у Сазоновой; перетягивание каната закончилось вничью – сгнивший инвентарь не выдержал и порвался.
После ужина стали готовиться к торжественному закрытию слёта. Замзав РайОНО, толстая тётка, в туфлях на высоком каблуке и на босу ногу, с трудом забралась на импровизированную дощатую трибуну и произнесла речь, из которой Сергей вынес, что советские школьники – самые лучшие школьники в мире, что только советскому человеку присущи такие качества, как чувство локтя и товарищества, и в этой стране нет места безответственности и разгильдяйству. При этом она в упор посмотрела на Шпагина. В конце под дребезжащий из репродуктора гимн она объявила победителя – команду 75-ой спецшколы с математическим уклоном.
Когда совсем стемнело, разошли гигантский костёр и устроили танцы.
Шпагин вышел в круг первым и пригласил замзава. Явно польщённая вниманием статного молодого человека, она скинула туфли, и пара в одиночестве провальсировала по поляне. В третьем подходе под песню Окуджавы «Возьмёмся за руки друзья» замзав совсем растаяла и тайком от остальных вручила ему почётную грамоту участника слёта, после чего довольный Шпагин переключился на спортивного вида физручку из 75-й школы.
Ирина ревновала Павла и ждала «белого танца», чтобы объясниться с ним. Несколько раз подходил Трофимов, но она даже не взглянула в его сторону.
Юрик был в отчаянии. Как нельзя кстати подвернулся Агафонов. Заговорщицки, как артист Никулин в недавно вышедших «Приключениях Шурика», он издал губами писклявый звук и пошевелил тремя пальцами, прижатыми к обшлагу куртки.
У них было! В кустах ждал Серёга Каретин, приставший к их отряду «ашник». В руках он держал бутылку портвейна. Трофимов молча выхватил бутылку, зубами сорвал пластмассовую пробку и одним глотком понизил уровень содержимого сосуда на треть. Вытер рот рукой и вернулся на танцплощадку. Под ужасную запись Чака Берри «Back in the U.S.A.» все лихо отплясывали рок-н-рол.
В прыгающей и извивающейся – кто как может – толпе Юрик увидел Щёлкину. Подошёл к ней, не говоря ни слова и не глядя в глаза, взял за талию и прижал к себе.
Трофимов умел танцевать, и сначала пытавшаяся его оттолкнуть девушка невольно поддалась задаваемому партнёром ритму. В объятиях Трофимова, пятнадцати летнего юноши, но необыкновенно сильного и на голову выше её, она ощутила совсем малюсенькую толику того, о чём мечтала, общаясь с этим предателем Шпагиным.
Сейчас, когда никто не мог видеть выражения её лица, она закрыла глаза и представила себе лицо Павла. Это его руки прижимали её к себе, это его губы были совсем рядом. Но тогда они пахли хорошим коньяком и одеколоном «Красная Москва»?!
«Боже мой, что я делаю! – очнулась Ирина, – это вовсе не коньяк, а какой-то жуткий запах. И что делают эти руки».
Захмелевший Юрик в каком-то бреду засунул руку, обнимавшую партнёршу за талию, за пояс юбки и ощутил влажную от пота кожу. Ирина громко вскрикнула, но на её счастье из-за грохотавшей музыки её никто не услышал.
Она собрала все свои силы и оттолкнула Трофимова.
Сергей с неведомым ему до сей поры чувством какой-то животной ревности наблюдал как танцует – нет, обнимается с этим гадом! – его любимая женщина. Вдруг, что-то произошло, ему показалось, что женщина закричала, потом Юрик упал, а Ирина Николаевна вырвалась из толпы и побежала прямо на него.
Сергей приготовился ей что-нибудь сказать, но она оттолкнула его и понеслась куда-то в темноту.
От бьющего в лицо света от костра он не мог видеть её лица, но расслышал или почувствовал, что она плачет.
Утром следующего дня все погрузились в автобусы и под вой гаишных сирен колонна быстро полетела в Москву.
Щёлкина устроилась спиной ко всем на переднем сиденье, с самого начала положив на соседнее кресло рюкзак, чтобы никто не смел покушаться на её одиночество.
Павел приземлился среди ребят на широком диване в конце салона и объяснял как лучше метать топорик и ножи.
Трофимов, мучимый похмельем, – после своего «падения» он ещё добавил «Тринадцатого» – всю дорогу хмуро смотрел в окно. Сначала он напряжённо пытался восстановить в деталях, что произошло между ним и старшей пионервожатой, – от этого теперь зависело, как он только что осознал, его будущее нахождение в школе, – но так ничего толком не вспомнил, плюнул и сосредоточился на машинах, пролетавших с огромной скоростью по встречной полосе.
Ленка Елина уселась спиной к движению у окна напротив Агафонова.
Светка Сазонова почти упиралась в ноги Сергея своими большими круглыми коленями. Она перестала ненавидеть Сергея и теперь настойчиво пыталась втюхать ему двух недавно родившихся хомячков, семья которых в составе пяти толстых особей проживала у неё в доме. Сергей Иванович лениво уворачивался от её дурацкого предложения.
Лена искоса рассматривала Сергея. За эти два с половиной дня он резко похудел и как-то вытянулся. На руках и ногах рельефно и красиво проступили мышцы. Лицо вытянулось и стало как-то строже. Серые глаза глубоко утонули в глазницах, а нос, наоборот, удлинился и выступил вперёд. Тёмные волосы выгорели на солнце, отрасли и стали волнистыми. Не изменились только губы – такие же пухлые и ярко красные.
Сам Сергей давно не видел себя в зеркале и поэтому, не понимая столь пристального внимания со стороны Ленки, по привычке, с несильным раздражением ожидал от неё просьбы снова потрясти головой и растопырить пальцы. Куда сильнее его раздражала голова Сазоновой, которая из-за гигантского роста её хозяйки мешала следить за Ириной Щёлкиной. С одной стороны, он очень переживал за неё, а с другой немного гордился тем, что кроме него, Трофимова и вездесущих сестёр Мирошкиных никто больше не знает, что произошло со старшей пионервожатой в эти дни.
***
Мать Сергея, Мария Ивановна, открыла дверь и какое время стояла на пороге, не пропуская сына, пытаясь рассмотреть в сумраке коридора, кто это ещё пожаловал.
Из-за неурядиц на работе и проклятой телеграммы, которую она получила позавчера, она совсем забыла, что сегодня последний день похода.
Сергей немного удивился, когда родная мать, сказав короткое «здравствуй», повернулась и пошла на кухню. Зная характер матери, он не бросился сразу задавать вопросы, а сначала заглянул в родительскую комнату – отца там не было, затем прошёл к себе, быстро разделся и побежал в ванную. Там Сергей долго и с удивлением разглядывал себя в зеркале, напрягая то одну, то другую мышцу. Потом вдруг упал на пол, быстро отжался десять раз, сел и, довольный, рассмеялся. С наслаждением помылся и в одних трусах зашёл на кухню.
Мать что-то сосредоточенно мыла в раковине. Сергей увидел на столе тарелку с пирогами.
– Не хватай, – не оборачиваясь окоротила его мать, – иди лучше оденься.
– Очень надо, – беспечно сказал Сергей, но остался на кухне.
Некоторое время он постоял у окна, сел на стул, снова встал. Постепенно в нем стала нарастать обида. Всё это время он ждал, когда же мать соизволит объясниться.
Мария Ивановна краем глаза наблюдала за сыном. Она его не узнавала. Её первое впечатление полностью совпало с картиной, которую нарисовала бы ей Ленка Елина, будь она её подругой. Она бы ещё добавила, что он возмужал и стал похож на своего отца.
Ох уж этот отец!
Сергей всё-таки не выдержал и целиком засунул в рот пирожок.
– Мам, – спросил он с набитым ртом,– а это что такое?
Мария Ивановна обернулась – Сергей держал в руках измятый бланк телеграммы. Она со звоном бросила в раковину половник и тяжело села за стол.
– Читай.
Сергей надкусил второй пирожок. Начал читать вслух:
– Мария, я в Мурманске у Тани. Есть работа. Вышли тридцать рублей подъёмных. Устроюсь, сообщу.
Сергей понял, что никаких объяснений не последует. И в то же время почувствовал облегчение, что причиной холодного приёма в кои веки был не он.
– Ну и отлично, – как можно увереннее сказал он, – наконец-то. А Таня – это…?
– Сестра его, тётка твоя. Она там в порту главбухом работает.
С того момента, как они получили от издательства квартиру и переехали в Москву из Наро-Фоминска, где отец работал инженером на знаменитом на всю страну шелкопрядильном комбинате, с работой у него не заладилось. Со своей узкой специальностью он уже три года не мог устроиться на нормальную должность. Метался, часто менял работу. Когда мать получила серьёзную прибавку в зарплате, вовсе расстроился, что теперь не он в семье главный. Начал попивать, и это ещё мягко сказано.
Один раз Сергей нашёл отца навзничь лежащим на полу в коридоре в заляпанном грязью белом плаще. Тогда он почему-то запомнил его широко раскрытый, ставший неожиданно круглым и чёрным рот, откуда раздавался жуткий храп и несло перегаром.
«Господи, похудел-то как!»
Мать смотрела на сына и тяжело соображала, что теперь нужно сделать, чтобы заново его приодеть. Она по привычке и с надеждой, что всё не так уж далеко зашло, поставила перед ним стакан сметаны.
Сергей с осуждением посмотрел на мать и вдруг отложил в сторону третий, едва надкушенный пирожок.
– Не надо, мама, – сказал он строго.
Но увидев её глаза, всё-таки съел пару ложек.
– Чаю будешь?
Она встала и наполнила чайник водой, зажгла конфорку, делала всё медленно, боясь смотреть на сына. Ей вдруг стало страшно неловко, как она его встретила: не обрадовалась и даже не поцеловала. И тут же для себя нашла объяснение, что просто испугалась при виде совершенно другого, почти взрослого человека. Тяжело вздохнула и вдруг ощутила прилив радости и огромной гордости за своего бесконечно любимого сыночка.
Она бросила с высоты на плиту чайник, вдруг обернулась, кинулась Сергею на грудь и заплакала.
Через несколько минут за чаем она, продолжая оправдываться, рассказала сыну, что отец ни о чём её не предупредил и страшно напугал, неожиданно исчезнув на два дня. Хорошо хоть телеграмму прислал, и то, она думает, что это сестра его заставила. Он всегда был такой невнимательный!
– Ты не знаешь, а к нам исполнитель судебный приходил, хотел описать имущество по судебному постановлению. Твой отец на общественном транспорте без билета катался, а штрафы не платил. Я и не знала – он квитанции прятал. Еле отговорилась. Теперь плачу неустойку.
Господи, как хорошо, что сын её совсем другим стал.
– Я тебя не узнала Серёжа, правда! Но теперь придётся покупать новый школьный костюм.
Да что там – и трусы, и майки, и пальто, в общем-всё. Голова кругом идёт. И эти тридцать рублей – откуда она сразу возьмёт такие большие деньги? Но есть и хорошие новости – она получила дополнительную работу.
Мария Ивановна вышла и быстро вернулась, трепетно держа в руках небольшую книжку с замятой, какого-то ядовито зелёного цвета мягкой обложкой.
– «Маленький Есенин», – прочитал Сергей теснённые серебром буквы на обложке. – Автор: Леонид Фурсов.
– Член Союза писателей, – сказала мама. – Ты его знаешь?
– Откуда? А почему Есенин маленький, он же вели…
Сергей открыл книгу. На первой странице с размытой фотографии на него уставился маленький кудрявый мальчик. Почему-то в девчоночьей одежде он в пол-оборота стоял на стуле.
– А…а, тогда понятно, – ухмыльнулся сын.
– Ничего тебе не понятно, – сказала мать и выхватила у него книгу. – Ты, смотри, не вздумай так шутить, когда встретишь его.
– А чего мне с ним встречаться?
– А того… – губы матери немного дрожали, – Подруга с работы «сосватала» меня этому Фурсову. Он теперь собирается издавать пятитомник стихов поэта, а я буду ему помогать перепечатывать рукописи. За деньги, конечно. Ты представляешь, как повезло. Это же надолго!
– А я-то здесь при чём?
– А вот как раз сегодня я должна была забрать у него первую часть рукописи. Живёт он на той стороне в «двадцать первом». Ты знаешь – где кинотеатр «Пионер». Ты, милый, сходи, пожалуйста, забери у него, а я позвоню, предупрежу. Мне-то далеко. Ноги что-то болеть стали.
– А что с ними?
– Не знаю. Врачи говорят артрит какой-то. Откуда ему взяться? Ведь я не старая ещё, поди.
– Моложе не бывает, – сказал Сергей и поцеловал мать в глаза. – И очень хорошо, будет чем заняться, а то все мои друзья разъехались кто куда.
Добраться до Фурсова матери действительно было бы непросто, подумал Сергей.
Всю длину проспекта прокладывали новую «Филёвскую» линию метро. Посредине самой широкой улицы в Москве на дне широкого котлована устанавливали железобетонные стены туннеля. Перебраться на другую сторону, чтобы сесть на автобус, можно было, пройдя метров пятьдесят и затем пересечь мост. Но Сергей решил идти пешком по своей.
Из арки «двадцать шестого» неожиданно вынырнул Юрик Трофимов.
– Серёга! – как ни в чём не бывало, обрадовался он, – а ты что здесь делаешь?
– Да так, по делам, – осторожно ответил Сергей, привычно ожидая от Юрика подвоха. В то же время он с удовлетворением отметил, что Юрик оценил его постройневшую фигуру, и тут же смутился, когда тот перевёл взгляд на висевшие на нём мешком брюки.
– А я тут… – почесал голову Трофимов, немного помялся, оглядываясь по сторонам. – Слушай, ты тогда здорово так ножи-вилки метал.
– Это случайно вышло, Юрик, не волнуйся.
– И я думаю случайно. Ну куда тебе. Впрочем, – он выразительно посмотрел на ни с того ни с сего ставшие широкими плечи Сергея и вдруг нарочито пафосно произнёс, – вот что большая любовь с человеком делает.
– Это ты о чём, – спросил Сергей, и твёрдо посмотрел в глаза Юрику, решив защищать до конца доброе имя Ирины Николаевны.
Трофимов не выдержал его взгляда и, кажется, смутился. Немного потоптался.
– Слушай, – вдруг сказал он. – Купи нож, деньги позарез нужны на подарок одной дамочке.
Он ждал реакции Сергея, но тот был готов к такой провокации и был абсолютно спокоен.
– Денег нет.
– Да ты только посмотри, что я у папани надыбал!
Он достал из кармана какой-то плоский, похожий на футляр для авторучки предмет. Сергей удивлённо поднял брови.
Внезапно Трофимов куда-то нажал и из футляра прямо Сергею в живот с лёгким щелчком выскочило длинное узкое лезвие. Сергей отшатнулся.
– Да не боись ты. Смотри, оно фиксируется.
Трофимов сильно пошатал лезвие которое осталось абсолютно неподвижным.
– Клёвая штуковина! Это тебе не простая «бабочка», а оружие спецназа вермахта. Видишь.
На рукоятке ножа Сергей различил свастику.
– Ну как, берёшь? Двадцатку давай.
– Да пошёл ты к чёрту, – раздражённо сказал Сергей: Юрик, похоже, специально не убирал нож от его живота.—У меня дела. Извини.
– Ну, была бы честь предложена. Пока.
Юрик без особого усилия надавил на лезвие и нож снова превратился в безобидный пенал. Пошел в сторону «тридцатого», не оборачиваясь, махнул рукой с зажатым в ней ножом, а Сергей, во избежание ещё каких либо неожиданных встреч, перешёл на другую сторону проспекта. Вспомнил намёк Трофимова на счёт большой любви, подумал: «Как там Ирина Николаевна? Наверное переживает? Хорошо бы её повидать».
В «Пионере» шла «Великолепная семёрка». В кассу вытянулась огромная очередь. Над гомонящей ребятнёй рыжей башней возвышалась голова Светки Сазоновой. Может успею к ней подсоединиться, подумал он.
Он прошёл в арку, нашёл шестой подъезд и поднялся на третий этаж.
Такой входной двери как у члена союза писателей Фурсова он никогда не видел. Железная, обитая кожей, изощрённо перехваченной серебряной витой проволокой. Посредине двери глазок, который приоткрылся почти сразу, как только Сергей позвонил.
– Это я, товарищ Фурсов, Сергей Чаплыгин, – крикнул он зачем-то в глазок, – меня мама прислала.
Дверь залязгала затворами, приоткрылась на цепочке.
– Вы от Марии Ивановны? – спросил настороженный глаз через открывшуюся щель.
–Да, пришёл за руко…
Дверь захлопнулась и вновь открылась нараспашку.
Перед Сергеем в блестящем халате и домашних тапочках с загнутыми по-турецки носами стоял высокий, под два метра ростом, мужчина, лет пятидесяти. Большая высоколобая голова покрыта седой щетиной. Короткий маленький нос. И совсем некстати – маленький ротик с по-детски пухлыми красными губами. Из под белесых бровей на Сергея в упор смотрели два немного мутных и бесцветных глаза.
– Проходи.
Фурсов величественно развернулся и двинулся по коридору. Сергей, уже успевший привыкнуть к своему новому физическому состоянию, теперь сравнивал себя со всеми встречными мужчинами именно в этом плане. Ему понравилось, что, несмотря на преклонный возраст, со спины Фурсов выглядел по-спортивному. Жалко, что у Сергея нет таких широких плеч, но ничего, это дело наживное!
В комнату, куда его привёл Фурсов, свет с улицы едва проникал через тяжёлые шторы. Посредине стояло глубокое кресло с высокой спинкой. На полу шкура медведя с головой и лапами. По стенам расположились шкафы с бесчисленным количеством ящичков.
– Это моя картотека, – важно сказал, усаживаясь в кресло, Фурсов.
Сергей застыл около раскрытой пасти медведя. Фурсов щёлкнул выключателем на проводе, и позади кресла, прямо над его головой, вспыхнул голубым светом шатёр торшера. Лицо Фурсова мгновенно пропало в густой тени.
– А я и не знал, что сын Марии Ивановны такой красивый юноша, – сказал он.
Сергей покраснел.
– Занимаетесь спортом, товарищ? Каким?
– Нет, я ещё думаю.
– Да? Странно. А я решил, что вы спортсмен. Присесть не предлагаю, извините. Я, знаете, привык тут… в одиночестве. Творчество не терпит многолюдия и суеты. Вы со мной согласны?
– Конечно. Это мешает сосредоточиться.
– Великолепно. Однако вы по молодости весьма рассеяны.
– Это почему?
– Где ваша сумка, позвольте спросить. Вам мама наверное сказала, что мне доверено, – он усмехнулся и вдруг зло произнёс, – нет, позволено, подготовить к изданию пятитомное собрание сочинений великого русского поэта Сергея Есенина. Кстати, вашего тёзки. Какое неожиданное и хм… многообещающее совпадение.
– Я видел вашу книгу. Очень интересно.
– Только видели? – ухмыльнулся Фурсов. – А вы честный мальчик. Это хорошо. Так вот – пятитомник. Это, знаете ли больше тысячи страниц или пятьдесят печатных листов. У нас с вами очень напряжённый график. Через два года страна будет праздновать 175-летие товарища Есенина. А нам надо успеть сдать книгу в этом году. И как вы себе представляете сделать это, если вы без сумки тут ходите.
– Простите, я не подумал.
– Думать надо всегда, молодой человек.
Фурсов легко на руках вытянул себя из кресла.
– Ладно. Время не ждёт. Вы тут пока поси… постойте, а я пойду подготовлю посылку.
Он вышел. Сергей ещё какое-то время постоял, прислушался, подошёл к одному из шкафов.
Он с удивлением обнаружил, что ящики были разных размеров. Стенки одних были квадратными, другие прямоугольные, встречались узкие и широкие, в размер шкафа, как задвинутые полки. Сергей осторожно выдвинул одну из них. Показался край сплошь покрытой блестящим металлом доски. Потянул ещё. В узорной дыре, проделанной в металле, открылось тёмное человеческое лицо.
«Это же икона!»—сообразил Сергей.
Выдвинул ящичек сверху и ахнул. На дне в беспорядке поблёскивали в слабом свете кольца, цепочки, какие-то камешки.
«Ничего себе картотека!»
Сергей взял приглянувшееся ему колечко с небольшим камушком и подошёл к торшеру, чтобы получше рассмотреть.
– Вы готовы, юноша, – донесся до него голос Фурсова из соседней комнаты. Послышались шаги.
В панике Сергей бросился к шкафу, быстро бесшумно задвинул полку и ящичек и вернулся к голове медведя.
Фурсов вошел, бросил быстрый взгляд сначала на застывшего от страха парня, затем внимательно оглядел шкафы. И тут у Сергея чуть ноги не подкосились – он вдруг обнаружил, что до сих пор держит в руке колечко. В спешке он совсем забыл про него.
Фурсов протянул пластиковый пакет с изображением ковбоя и надписью «Camel». Увидев, бледное лицо Сергея, рассмеялся.
– Успокойтесь, молодой человек. После Международного молодёжного фестиваля с такими пакетами можно смело шагать по Москве, и вас не арестуют как американского шпиона. Вы его ещё и продать сможете за хорошие деньги. Это вам бонус. Вы мне понравились.
Сергей был готов провалиться сквозь землю. Он быстро соображал, как вернуть кольцо. Взял сумку дрожащей рукой.
– Да не волнуйтесь вы так, – решил помочь ему Фурсов, – это же не деньги или драгоценность какая. Впрочем, вы правы, для меня эта рукопись – а здесь только сто страниц – больше чем деньги. В ней вся моя жизнь, – закончил он с пафосом. – Прощайте. Жду вас через два дня. Выход сами найдёте, а я тут…
Сергей с облегчением вздохнул: он просто оставит кольцо на трюмо в коридоре – и всё. Хозяин конечно удивится, найдя там кольцо, – в квартире царил абсолютный порядок, но он человек уже в возрасте, мог бы и забыть… До трюмо оставался один шаг, когда громкий голос позвал его обратно. «Чёрт!» Сергей быстро положил кольцо в карман.
Фурсов держал в руках обвязанный бечевой небольшой свёрток.
– Я тут подумал, – сказал Фурсов, – вы ведь в «тридцатом» живёте?
– Ну да. Тридцать, дробь, тридцать два.
– Значит «двадцать шестой» минуете. А там у меня друг живёт – генерал, знаете ли. У него скоро юбилей, а мне, как назло, в Константиново, на родине поэта побывать надо. Так вы передайте от меня генералу подарок. Только вот это уже вещь очень ценная. А вы парень честный и крепкий, на случай чего. Договорились. Заодно и познакомитесь, вдруг пригодиться. Высокого полёта птица… «летит, летит степная кобылица…», – Фурсов неожиданно расхохотался,—Вот классики! На всякий случай цитата найдётся.
Придерживая за талию, он довёл Сергея до двери. «Теперь всё пропало! – подумал Сергей, – Его замысел провалился!»
Но на выходе из подъезда настроение снова поднялось: через два дня он снова окажется в этой квартире и сможет вернуть кольцо, может быть даже удастся положить его на прежнее место. Стоп! А адрес? Фурсов не сказал ему квартиру. Может всё-таки он избавится от кольца прямо сейчас.
Он взлетел наверх и позвонил. Дверь тут же открылась.
– Да, да, да, – с порога сказал Фурсов, не приглашая Сергея войти. – Адрес. Совсем плохой стал. Так вот, подъезд 11, 6-й этаж, квартира 960, Щёлкин Николай Мелентьевич. Запомнили. А я уже позвонил. Вас там ждут. А дочка у него красавица.
Сергей не помнил, как спускался по лестнице, как пересёк проспект в неположенном месте, не слыша возмущённых гудков машин. Очнулся только когда больно ударился рукой с подарком о железную ручку двери лифта, остановившемся на шестом этаже. Сама судьба привела его туда, где сейчас в полном расстройстве чувств, уткнувшись головой в подушку, рыдает от отвергнутой любви и грубого посягательства подлеца Трофимова его любимая женщина.
Он совсем забыл про кольцо.
Сергей позвонил. Дверь тут же открылась. На пороге стояла Ирина Николаевна.
Сразу после завтрака, сославшись на головную боль, Ирина ушла к себе и, лёжа в кровати, какой уже раз прокручивала в голове события только что прошедших дней. Когда раздался звонок, она как раз вспоминала Павла. А вдруг это он…?
– Сергей? – сказала она и приветливая улыбка сползла с её красивых губ. – Ты зачем здесь? – Она порывисто вздохнула и быстро оглянулась. – Тебе сюда нельзя.
– Можно, можно, – раздался за её спиной голос, – это ко мне, дочка.
Ира отступила пропуская Сергея.
– Ты что, знаешь этого молодого человека? – спросил отец, протягивая Сергею руку. – Ну, так познакомь нас.
– Папа, – слегка запинаясь сказала Ира, – это Чаплыгин Сергей… Иванович. Ученик восьмого…, ой девятого класса «Б» моей школы. Сергей, – это мой папа – Николай Мелентьевич, заместитель министра внутренних…
– Ну при чём здесь это, дочка, – перебил её Николай Мелентьевич, – я вижу ты действительно нездорова. Пойди-ка к себе, а мы тут с Сергеем Ивановичем погутарим немного.
Он провёл Сергея к себе в кабинет.
– Так что там у нас?
Сергей почувствовал какую-то настороженность в его голосе и почему-то начал с оправдания:
– Я не открывал и не знаю, что там. Но товарищ Фурсов, Леонид…
– Петрович, – помог ему генерал.
На кресле висел светлый китель с большой звездой на погонах.
– …Леонид Петрович. Он просил поздравить вас, товарищ генерал, с юбилеем и передал вот этот подарок.
– Ну вот и отлично. Всё сказал? Подарок давай сюда, а сам на кухню, быстро. Валерия, – громко крикнул он в открытую дверь, – принимай гостя и налей ему чаю.
В дверях появилась высокая дама, лет тридцати (самому Щёлкину было, на вид, под шестьдесят). Шёлковый халат с попугаями туго затянут на талии пояском. На полной белой шее необыкновенной красоты колье. Ремешки греческих сандалий охватывали полные икры до середины голени. И вся она была как красивая – вся в шелку и рюшах – хорошо взбитая, но уже лежалая подушка, мягкая и немного неряшливая.
– Валерия, это Сергей, – не глядя на жену сказал генерал.
Было видно, что ему не терпится развернуть свёрток.
Сергей осторожно опустился на шелковую обивку стула. Валерия поставила перед ним чашку, но не притронулась к чайнику. Встала у окна.
Свет с улицы пробил тонкую ткань халата, и Сергей в смущении опустил глаза. Валерия взяла баночку с пахучим кремом и стала накладывать его себе на лицо.
Генерал плотно прикрыл дверь, повернул ключ в замке, разрезал верёвку, двумя пальцами осторожно отогнул бумагу. На грязно-коричневом фоне во всей красе перед ним предстало пасхальное яйцо работы Фаберже. Генерал ахнул и схватился за трубку телефона. Но тут же отдёрнул руку.
Поднес яйцо поближе к глазам.
– А может, ты и прав, гражданин Фурсов. Этот мальчик – отличное прикрытие. Ну кому придёт в голову, что он несёт такую красотищу. А я-то хотел тебе голову проломить за разгильдяйство.
Положил яйцо в сейф.
Прошло минут десять и в кухню вошёл сияющий генерал.
– Ну, как чаёк? – спросил он, потирая руки.
– Спасибо, очень вкусно, – ответил Сергей, по прежнему боясь взглянуть на Валерию.
Генерал посмотрел на стол, затем на жену и всё понял.
– Так значит, – весело сказал он, – саботаж в танковых частях. Ну ничего, мы старые бойцы, мы как-нибудь сами.
Достал из буфета бутылку коньяка и две рюмки. Помедлил и добавил ещё две.
– Жена, – в его голосе послышались стальные нотки, – позови дочь. Быстро.
Валерия испарилась, не успев закрыть баночку с драгоценным зельем.
– И пусть не кочевряжится там! – крикнул генерал вдогонку. – У меня сегодня праздник. А мы, Серёжа, пока тяпнем по одной. Тебе сколько лет?
– В августе будет шестнадцать.
– Самый раз. Ну, за знакомство!
Через полчаса, за столом стало тепло и уютно.
Угрюмо молчавшая Ирина после второй рюмки раскраснелась и в первый раз улыбнулась, встретившись глазами с Сергеем.
Генерал сыпал анекдотами и добился того, чтобы Валерия позволила поцеловать ей руку.
Сергей тоже захмелел и только начал рассказывать о походе, как почувствовал предостерегающий удар по ноге, и тут же осёкся на моменте форсирования речки.
Дальше Ирина Николаевна с максимальной весёлостью во второй раз изложила собственную версию бесславного рейда.
– Гнать его надо! – вдруг рявкнул генерал.
– Кого, папа? – испуганно спросила Ирина.
– Шпагина этого, – он надкусил солёный огурец и добавил: – и этого, как его, Трофимова. Это он у вас в классе всех баламутит?
Он уперся тяжёлым взглядом в Сергея. Тот начал соображать, чтобы такое ответить. И был же соблазн! Но генерал не дал ему стать доносчиком.
– А ты знаешь, что мои ребята видели его на развале, он там какими-то книжками приторговывал. То-то и оно, дорогой Сергей Иванович, не смотря на сложную политическую обстановку…
– Но папа, умоляю.
– Николя, не заводись, пожалуйста, – шутливо замахнулась на мужа Валерия.
– А что я, – сказал генерал, на глазах превращаясь в обыкновенного домашнего Николая Мелентьевича, – я просто хотел сказать, что органы не спят, а бдят.
Ирина улучшила минутку и позвала Сергея к себе в комнату, якобы показать фотографии. Валерия на вопросительный взгляд Сергея вдруг подмигнула ему, махнула рукой и одними губами показала: «Уходите. Быстро».
В комнате Ирина взяла Сергея за руку и усадила рядом на кровать.
– Сергей Иванович, я знаю, ты очень хороший и добрый человек, – начала она с самого важного, что мучило её все эти дни, – и ты никому ничего не должен рассказывать.
– О чём вы Ирина Николаевна? – притворился непонимающим Сергей.
– Ты сам знаешь. Не дури, – вдруг разозлилась Ирина. – Ой, прости, прости. Я не то хотел сказать. Пойми, между мной и Павлом ничего такого не было. Это ты должен сказать.
