Читать книгу: «Воспитание ангела. Сборник повести и рассказов», страница 15
Крыса направила в мою сторону свой длинный нос и с силой втянула воздух. На всякий случай я схватил лежащую рядом ветку, готовый защищаться. Но пасть Глафиры Петровны вдруг растянулась в удивительно благодушной многозубой улыбке.
– Ильфан! Ты что ли!
– Простите, но меня зовут Илья. Здравствуйте, – вежливо сказал я.
– Это по-вашему – Илья, а по-нашему – Ильфан, – ощерилась крыса.
Она так и не поздоровалась. Присела на скамейку, установив метлу между ног. Вздохнула.
– Значит опять мусорить будешь. Только я чистоту навела.
– Простите… Как вас? – замялся я.
– Фира Трофна меня кличут, али забыл?
– Да как я могу забыть, когда вспоминать нечего!
– А тогда не надо было и приходить, – проворчала шерстяная Фира Трофна. – Я же тебе строго настрого запретила сюда возвращаться. Впрочем, – она с шумом почесала задней лапой бок и из-под неё посыпались искры, – ты тогда совсем несмыслёныш был. Намучилась я с тобой: два года – это убери, это принеси, пелёнки, подгузники поменяй. Тьфу ты. Тебе сейчас сколько?
– Пять, – я для наглядности показал раскрытую ладонь, как научила меня мама.
– Это по-вашему пять, а по-нашему, по-лунному… семь. Совсем большой. Вот первые два года я тебя здесь и выхаживала. И свалился же такой на мою голову.
– И всё вы врёте, Фира Трофна. У меня есть папа и мама. И потом, что значит свалился?
– А вот через эту дыру и свалился, – она ткнула метлой в потолок над моей головой. – Каждые два года фрон, по-вашему ворон, Яфа приносит и опускает в эту дыру таких как ты… Я вас выхаживаю, а потом приходят люди забирают вас.
– А мама что-то говорила про аиста, – решил я ещё раз уличить Фиру Трофну во лжи.
– Аисты приносят, в основном, девочек, – фыркнула крыса, – заруби себе это на носу. Они совсем слабые и поэтому сразу попадают в лапы… руки своих родителей.
– Значит мои папа и мама знают это место? – с надеждой спросил я, так как почувствовал, что сильно проголодался.
– Конечно, и ты сам скоро в этом убедишься.
Я как-то сразу успокоился и решил попросить хозяйку этого жилища об одной услуге.
– Фира Трофна, а можно мне посмотреть, как они падают.
– Кто?
– Ну, дети эти.
– Да я бы с радостью, хоть это и запрещено. Но ты же вернулся, а это знак. Но ничего не получится.
– Почему?
– Как тебя забрали, прилетел Яфа и сказал, что «лавочка закрывается», как говорят ваши взрослые. Тут на горе какой-то режиссёр Фоменко решил театр построить. Руководство решило перенести детоприемник в другое место, поспокойнее. Я не особо огорчилась, устала я. Да и у меня радость приключилась – ребёночек родился.
– Это как?
– Вырастешь, узнаешь, – отрезала Фира Трофна, и тут же закрыла лапой рот, будто испугалась, что сказала лишнее.
Мне тоже вдруг стало страшно. Земля слегка дрогнула, сверху посыпались комья земли. На моих глазах крыса стала растворяться в воздухе. Я крепко зажмурился, пытаясь сохранить в голове её образ. А когда снова открыл глаза, увидел, что Фира Трофна прижимает к груди маленького крыса с золотистой шкуркой, будто пытаясь защитить от чего-то ужасного.
– Фу, – выдохнула она с облегчением и усадила малыша на колени. – Кажется пронесло. А ты молодец, удержал-таки. И видишь, я снова тут и никуда не делась…
– Вот, Лифти, – продолжила она, обращаясь к золотистому крысу, – что бывает, когда взрослые говорят правду не вовремя.
– А папа сказал, что правду надо говорить всегда.
– Чушь, – фыркнула крыса, – правду всегда можно узнать, но говорить вовсе не обязательно, особенно таким малышам как вы с Лифти. Всему своё время, дети, иначе вон как всё может обернуться, – и она указала лапой на вход в пещеру, – ещё немного, и сказке – конец. Впрочем, похоже…
«Илья, сынок!», услышал я доносящийся снаружи папин голос.
– Ну, вот, я же говорила, что они всё знают, только не говорят, – всполошилась крыса, приоткрыла незаметный люк в полу, опустила туда Лифти и сама, кряхтя по-старушечьи, задом стала спускаться в нору.
Я услышал приближающиеся поспешные шаги отца.
Уйдя по пояс в землю, крыса остановилась.
– Чуть не забыла, – сказала она, – дедушке своему скажи спасибо.
Времени почти не оставалось. Сильные руки отца уже начали отбрасывать землю с заваленного входа в пещеру.
– За что? – крикнул я.
– Придёт время, сам узнаешь, – ухмыльнулась Фира Трофна и исчезла в дыре.
Но через мгновение оттуда вылезла её лапа, пошарила вокруг, ухватила забытую метлу и снова исчезла.
И вот сильные руки отца подхватили меня и я вылетел из пещеры как пробка из той бутылки.
Мама, увидев меня, всплеснула руками и воскликнула:
– Какой он чумазый. А курточка! Витя, посмотри, она же совсем новая. Во что он её превратил.
– Надя, вот ты всегда так, – «сукором» сказал папа, – если бы не собака, мы вообще могли бы его не найти.
– Ой, и правда. Какая же я дура!
Она выхватила меня из рук отца, и моё лицо тут же стало мокрым, а губы солёными от её слёз.
***
Я тогда не поверил чёрной крысе, решил, что своим рассказом о грядущей стройке, она просто пытается навсегда избавиться от меня. И вот теперь, стоя вместе с Денисом и Милкой на краю склона, я вижу, что она не врала.
На горе стоят краны, роют землю экскаваторы. Я срываюсь с места и бегу к мосту. Ещё не добежав до поворота, понимаю, что всё пропало. Тропинка превратилась в широкую дорогу, по которой грузовики тянут на стройку песок с берега реки. Забора уже нет, значит и нет дыры, ведущей к пещере. Мне становится страшно и обидно, что я обманул своих друзей.
– Илья, прекрати плакать, ты же мужик, – слышу я голос Дениса. – Может не всё потеряно.
– Предлагаю перейти дорогу и углубиться в джунгли, – говорит Милка и делает шаг вперёд.
Тут же на нас обрушивается упругая мощная звуковая волна, и Денис едва успевает вытащить эту дурёху из под колёс летящего вниз грузовика. На минуту мы замираем от ужаса.
И вдруг я чувствую радостное возбуждение от того, что нашёл выход из ситуации, когда меня могут уличить во лжи и фантазёрстве. Я трусливо предлагаю вернуться на детскую площадку, якобы дальше идти очень опасно. Но Денис презрительно сплёвывает сквозь зубы, хватает сестрёнку и переносит её через дорогу. Я вынужден идти за ними.
Действительно, забор исчез, но заросли кустарника остались. Это вселяет в меня надежду, но ненадолго. Приблизившись, я вижу, что бывшая тогда неприступной и загадочной живая зелёная стена изрыта множеством проходов и проломов. Трава снаружи и внутри зарослей вытоптана, повсюду разбросан мусор, пахнет туалетом. Последнее меня окончательно добивает и я решаю признать своё поражение. Предлагаю моим товарищам присесть и начинаю свой рассказ с того момента, как на меня набросилась собака.
С самого начала Денис всем свои видом показывает, что совершил ошибку, поддавшись на уговоры своей сестры. Он вертит головой, что-то рисует палочкой на песке. Когда смотрит на меня, на губах его играет презрительная и одновременно жалостливая улыбка.
Милка вообще, дослушав до конца эпизод с собакой и убедившись, что она меня не съела, встаёт и теперь ходит невдалеке вдоль зарослей, то и дело с опаской заглядывая в проходы и пытается палкой сбить ещё зелёные лесные орехи.
Перед тем, как перейти эпизоду с крысой Фирой Тофной, я делаю глубокую паузу, понимая, что передо мной вот-вот разверзнется яма, доверху наполненная презрением и жалостью как к отчаянному вруну и фантазёру.
– Пещера, говоришь!? – неожиданно спрашивает Денис. – Недавно мы с ребятами отсюда хотели пробраться на мост – там же, в начале моста, сидит охранник – и в основании насыпи один из нас угодил в какую-то яму. Чуть ногу не сломал. Потом всё убеждал нас, что это специально сделанная ловушка. Пойдём покажу.
Сделав несколько шагов в сторону, он уверенно ныряет в один из проходов, не забыв захватить с собой недовольно пискнувшую Милку. Я бросаюсь за ними.
Провалившийся в яму парень наверное долго топтался на этом маленьком пятачке, и мне приходится немало потрудиться, чтобы выбрать оттуда плотные комья земли, ветки, какой-то мусор. Первое, что я обнаруживаю – это дощечка-дверь. Я наверное вскрикнул, потому что Денис спрашивает:
– Ну что, она – твоя пещера?
«Она, она, ещё как она! – радостно звучит у меня в голове, – только без крыши».
Вот скамеечка, вот плотный слой специально уложенной листвы и травы. На нём – небольшой клок чёрной шерсти. Но где же…?
– Значит здесь ты спрятался от собаки, – спрашивает Милка. – Как романтично!
– Ну всё, – говорит Денис, – посмотрели и хватит. Пошли на площадку. Там наверное все уже с ума сошли. Илья, да что с тобой?
Я продолжаю шарить руками по яме, по траве вокруг. При этом машинально соображаю: «Нет, про крысу я им ничего рассказывать не стану. Это уже слишком. Милка, может, и поверит из уважения или просто из вежливости, а Денис точно умрёт со смеху. А труп нам не нужен… Труп… трупппп. Ах ты чёрт! Совсем забыл!»
Я бросаюсь к куртке, которую снял, прежде чем спуститься в яму, поднимаю её…, и оттуда выкатывается живой и здоровой золотистый крыс Лифти.
Как я мог забыть про того, кто должен был стать главным свидетелем моего двухгодичного проживания в младенческом возрасте в этой пещере. Милка истошно вопит и быстро запрыгивает на развилку стоявшей рядом старой яблони. Денис хватает палку и замахивается. Но его останавливает голос сестры:
– Илья, ну почему ты не сказал, что взял с собой Лифти.
– Ты его знаешь? – строго спрашивает сестру Денис.
– Ну конечно. Его мне принесла наша уборщица Глафира Петровна, а я подарила Илье. Хотела себе оставить, но ты же сам знаешь нашу маму.
– Это точно, – ухмыляется Денис.
Я вижу как Лифти осторожно пробрался между его ног и подползает к яблоне.
– Вот видишь, и он меня узнал. Подожди, Лифти, я сейчас спущусь. Ой, мальчики, – вдруг восклицает Мила, – что это?
Перед её носом висит метла Фиры Трофны. Я её сразу узнал. Подвязанная на тонкой чёрной бечёвке – как мы потом убедились, свитой из крысиной шерсти, – черенком вниз, она очень похожа на стрелу.
Я опускаю глаза и вижу, что в точке, куда указывает эта стрела, Лифти уже вырыл нору. Он весь перемазался в земле и теперь стоит рядом на задних лапках и отряхивается. Делает это так уморительно, что мы дружно хохочем. Милка смеётся громче всех и в конце концов падает с дерева. Мы не волнуемся, так как дерево раздваивается невысоко над землёй. Но Милка продолжает лежать и как-то странно кряхтит. Мы с Денисом бросаемся к ней на помощь и обнаруживаем, что рука её по локоть ушла в ту самую нору.
– Мальчики, я что-то нашла, – говорит Милка.
– Так давай сюда, – приказывает Денис.
– Не могу, – начинает ныть девчонка.
– Вот дура какая, – кричит на неё Денис, – тяни сильнее.
И тут до меня доходит, что Милкина рука случайно угодила в нору, выкопанную крысёнышем, она что-то нащупала там и зажала это в кулак. И теперь узкий лаз не отпускает руку обратно.
– Всё как в притче про кувшин и обезьяну, – важно заявляю я.
Денис сначала зло, потом с озарением смотрит на меня, и мы оба буквально падаем от смеха.
– А всего-то надо, – между спазмами выдавливает из себя Денис, – разжать руку и потрясти или разбить кувшин.
Останавливаемся мы только тогда, когда над нами раздаётся голос Милки:
– Я всё слышала, не вы одни такие умные.
Она стоит и держит в одной руку метёлку Фиры Трофны с испачканным в земле черенком, а в другой небольшой медный цилиндр. У её ног зияет расширенный черенком вход в нору.
– Ну Милка, ты даёшь.
Денис смотрит на свою сестру с восхищением, а я выхватываю у неё из руки цилиндр. Да, это то, что так нужно было мне, чтобы вылечить дедушку.
– А часы где? – озабоченно спрашивает Денис.
Милка спохватывается, снова лезет в нору и довольная показывает брату свои перепачканные в земле часики.
– Ого! – Денис смотрит на крошечный циферблат, – ребята бежим, а то мне голову оторвут за вас.
Мы быстро идём к арке, и по дороге я, уже ничуть не смущаясь, скороговоркой выкладываю всё о чёрной крысе, о фроне-вороне Яфе, о том как напуганный отец вытаскивал меня из полу-обвалившейся пещеры, о дедушке…
– Стоп!
Я останавливаюсь так резко, что не поспевающая за нами Милка сходу ударяется головой мне в спину и вскрикивает от боли и неожиданности.
– Что такое? – спрашивает Денис.
– Мне туда нельзя, – говорю я, захваченный разорвавшейся в моей голове как бомба страшной мыслью. – Дедушка умирает, и мне нужно срочно доставить ему «водицу».
Очевидно, что-то такое появилось в моих глазах, что Денис берёт меня за плечи, отставляет немного в сторону и поворачивается к Неле.
– Вот что девочка, – строго и в то же время ласково говорит он. – Придётся тебе пойти одной.
– Но я…
– Скажешь, что Илья потерял ботинок и мы его ищем. Как найдём, так сразу и появимся. Ну соври что-нибудь!
Глаза Милки становятся огромными и блестящими, как тогда в коридоре.
– А папа говорит, что врать…
– А Фира Трофна – что иногда можно сказать и неправду. Ты же сама слышала. Взрослые ведь нам не всё говорят, а мы что – хуже? Мила, ты же умная девочка, – расплывается в добрющей улыбке Денис, – вон как про обезьяну сообразила.
Готовая расплакаться Милка перестаёт всхлипывать и, глядя на меня, гордо задирает подбородок.
– Хорошо. Только вы быстрее возвращайтесь.
Мы ждём, пока она не свернёт в конце арки налево в сторону площадки. Переглядываемся.
– А теперь ты куда? – спрашивает Денис.
– На вокзал, – неуверенно говорю я и вздыхаю.
– Ты знаешь, куда ехать?
– Нет, но у меня есть план.
– Показывай.
– Он в тарелке остался, – говорю я и, как только что это делала Милка, всхлипываю.
– Гм… понятно, – вздыхает Денис, – но хоть название остановки помнишь.
– Ну да. Балабаново, кажется.
– Знаю, – обрадовался Денис. – Это с Киевского. За пол-дня обернёмся. Не дрейфь, Илюха, прорвёмся.
Мы выходим на проспект и быстро идём налево в сторону вокзала. После того как я рассказываю Денису про «водицу», которая запаяна в гильзе от винтовки, которую подарил мне дедушка за день до того, как мы пошли гулять с мамой и папой на москвашу и я оказался в пещере, мой товарищ становится серьёзным и ускоряет шаг так, что я перестаю успевать за ним.
– А «водицу» эту, – продолжаю я рассказывать, – дедушка во время боёв под Севастополем со своими товарищами собирал ночью со стены пещеры во множество расставленных в её основании пустых гильз, чтобы давать пить раненным бойцам и омывать раны. Сами они, кто мог двигаться, просто слизывали воду со стен. У них в отряде был серб, так он рассказывал, что в их храме тоже стекает вода по стенам, и зовётся она «водицей», потому что болезни исцеляет.
– Понятно, – говорит Денис, – «живая вода» значит. А как она в норе-то оказалась?
– Наверное, когда папа меня доставал, гильза и выпала?
– Эх ты, растяпа!
– Да я и не знал, что она у меня есть. Дед её наверное незаметно мне положил.
– Сюрприз, – улыбнулся Денис.
– Ну да, он у меня шутник. Но он не знал, что там в подкладке дыра и я не мог её сразу обнаружить. А через месяц – когда ещё здоровый был – звонит: ну как там мой подарочек? Я всё перерыл, нигде нет. Денис, как он огорчился, что гильза пропала! Но неделю назад, когда позвонили от деда, меня как током ударило, я вдруг понял, за что хитрая Фира Трофна решила спасибо деду сказать.
– Ага, ай да мама-крыса!
– Так ты думаешь, что она её тогда у меня…?
– Украла? Ещё бы, – сказал Денис и зло сплюнул, – кому не хочется сто лет прожить здоровеньким.
– Вот именно. Но всё-таки я уверен, что сам выронил гильзу, поэтому и подбил тебя и Нельку с собой пойти, на всякий случай. А Фира Трофна… Нет, Денис, ты не прав. Видишь она какая, как знала, что я за «водицей» вернусь и знак оставила.
Около кинотеатра «Пионер» Денис просит подождать меня и через пару минут выходит с небольшим рюкзаком в руках.
– Домой забежал. Здесь термос с чаем и бутерброды, – говорит он, довольный. – Держи. Можешь туда пока своего крыса поселить, а то ему в кармане куртки тесно.
Я достаю Лифти и тот с радостным писком исчезает в рюкзаке.
– Чудно! Как он тебя нашёл? И потом, парень, ты же говорил, что мать его по-нашему говорить могла, а этот пока ни словечка не молвил.
– Ну да, – отвечаю я, – наверное, Фира Трофна его не успела научить. Погибла она – под гусеницу экскаватора угодила.
– Это он тебе рассказал, – ухмыляется Денис.
– Не рассказал, а показал. Не веришь?
Мы останавливаемся, я достаю Лифти и ставлю его на выступ стены.
– Лифти, – громко говорю я, – осторожно, двери закрываются.
Лифти отскакивает от стены, но тут же с наглым видом прислоняется к ней спиной.
– Лифти, что ты делаешь, это запрещено и опасно! – кричу я и смотрю на него «сукором».
Крыс небрежно отмахивается от моих слов.
– Двери открылись, Лифти, – кричу я, еле сдерживая смех.
Крыс делает движение, будто внезапно потерял за спиной опору, и падает навзничь. Секунду полежав, встаёт и делает в нашу сторону глубокий театральный поклон.
Денис смеётся до слёз.
– И ещё он рассказал, что голодный пробрался в подвал нашего детсада и некоторое время жил там с другими крысами. Он не знал, что моя спальня как раз над ним находится. А потом пришли люди и насыпали яду, и крысы отравились и стали умирать. И Лифти тоже съел отраву, но когда уже совсем тошно стало, вспомнил, чему его учила мама-крыса. Кончиком хвоста пощекотал у себя в глотке и его вырвало. Весь яд и вышел. Глафира Петровна, уборщица наша, нашла его у порога полудохлого и пожалела. Уж больно шерстка у него красивая, сказала. А дальше ты знаешь про Нельку и про меня.
– Ладно, убедил, – говорит Денис и мы быстро бежим к вокзалу.
Денис ненадолго оставляет меня на площади, спрятав за пивной ларёк, чтобы милиционеры не приставали, а сам мчится к кассам. Когда он возвращается, то на нём, как в таких случаях говорит мама, лица нет.
– Что, билет не дали? – спрашиваю я.
– Нет, – отвечает Денис, не поднимая глаз, – я на всякий случай позвонил домой. Ну, чтобы предупредить… про рюкзак, ну и вообще, чтобы не волновались… В общем, через час приходит учитель меня слушать. Мама хочет пристроить меня в музыкальную школу. Ну и…
– Понятно, – говорю я, стараясь выглядеть безразличным.
– Илья, – взволнованно говорит Денис и хватает меня за руку. – А давай поедем завтра. Мы тогда и Милку с собой возьмём. Я договорюсь.
– Знаешь, что, – отвечаю, я и меня вдруг охватывает какая-то слабость. Чтобы тут же не зарыдать, я решаю крикнуть Денису что-нибудь грубое, дерзкое, но вместо этого говорю: – ты иди. Спасибо тебе. Я здесь немного постою, отдохну и тоже пойду домой.
– Правда? – Данис поворачивается и уходит. Потом вдруг возвращается. Жмёт мою руку. – Знаешь, Илья, ты настоящий мужик и совсем взрослый парень.
Он снова уходит, а я тоскливо смотрю на площадь…
Пару раз мимо меня проходит милиционер. Я стараюсь не встречаться с ним глазами.
Из метро высыпает ватага таких-же как я малышей, с такими же как у меня рюкзачками за спиной. Впереди идёт большая полная тётка.
– Не разбредаться, – громко кричит она, – все в автобус.
Дядька с большим животом, обтянутым майкой с какими-то масляными тёмными пятнами, отставляет в сторону недопитую бутылку газировки и оборачивается на её голос. Хватает и натягивает на голову матерчатую кепку.
– Ах ты чёрт, – ругается он, и неожиданно хватает меня за плечо. – А ты что стоишь, особого приглашения ждёшь?
Он берёт меня за руку. Милиционер останавливается и почему строго смотрит на меня. Я решаю не сопротивляться и мы с дядькой бежим к автобусу с надписью на стекле – «Дети». Дядька руками отжимает гармошку двери и садится за руль. Я юркаю вслед за ним и устраиваюсь в углу на заднем сиденье.
Вслед за нами автобус наполняется гомонящей детворой. На моём сиденье сразу становится тесно. Последней рядом со мной втискивается девчонка, очень похожая по комплекции на Милку, и прижимает меня в угол так, что воспитательница, когда, стоя рядом с водителем, пересчитывает нас по головам, меня не замечает.
– Всё, – успокаивается она, – все на месте. Поехали, Палыч.
На выезде из города, тётя Валя, так зовут воспитательницу, поднимается с сиденья, поворачивается к нам, взмахивает большими руками и запевает: «Солнечный круг, небо вокруг…». «Это рисует мальчишка…» – подхватывают все дети. Я в страхе молчу. Соседка больно толкает меня локтем в бок и я подхватываю: «Нарисовал он на листке и подписал в уголке…» Меня начинает охватывать жуткое беспокойство, и на последних словах припева – «… пусть всегда будет мама, пусть всегда буду я» – я начинаю всхлипывать. Девочка удивлённо смотрит на меня и протягивает бутерброд. Чтобы заглушить рыдания и впиваюсь в него зубами.
Я жую бутерброд и смотрю в окно. В автобусе становится жарко, меня быстро укачивает и все мои панические мысли исчезают вместе с бутербродом.
Просыпаюсь я с твёрдой мыслью сдаться. Осторожно снимаю с плеча голову спящей соседки и стараюсь выбраться в проход. Но автобус неожиданно подскакивает на колдобине и я снова падаю на сиденье. Внезапно за окном мимо меня пролетает большая синяя табличка со знакомым названием «Балабаново».
– Стойте! – кричу я, но за шумом мотора и дребезжанием корпуса автобуса меня никто не слышит.
Тогда я встаю и ору во всё горло:
– Я хочу писать!
И это подействовало! Автобус встал на обочине. Мальчишки и девчонки с криками «мальчики-налево, девочки – направо» бросились вон из автобуса, не слушая предостерегающего кудахтанья тёти Вали. Я выбегаю первым через заднюю дверь, бросаюсь в кусты и замираю.
Дети садятся в автобус. Тётя Валя считает свой «горох» по головам, стоя у двери. Последней заходит моя соседка-толстуха. Она оборачивается, хмурит свой маленький лобик, оглядывает кусты, – я вжимаюсь в землю – потом встряхивает волосами и заходит в автобус. Двери захлопываются и я остаюсь один…
Я смотрю в сторону, откуда приехал автобус и теряюсь – знака с той самой надписью нет. Отчаянно бегу что есть силы и на ходу соображаю, что дорога-то в том месте делала поворот. И правда – вот он знак. Здесь отец обычно выходил из машины и делал разминку, заставляя меня и маму делать глубокий присяд и размахивать руками.
Коснувшись для верности столба, на котором висит указатель, я успокаиваюсь до такой степени, что решаю срезать путь к дедушке и пойти через лес. Тут же обнаруживаю тот самый «компотный» ручей с серо-коричневой водой и быстро иду вверх по течению. Сначала быстро, потом всё медленнее. Заросли кустарника вдоль ручья всё гуще и гуще.
Я начинаю беспокоиться, оборачиваюсь, чтобы вернуться и пойти по дороге, но вижу за собой точно такую же сплошную стену кустарника. Мне душно и жарко. Я решаю скинуть курточку, сбрасываю рюкзак. Оттуда сразу выскакивает Лифти, осматривается, принюхивается, хватается короткими лапками за голову и стоит покачиваясь.
Да, похоже, идти ещё очень долго – так я его понимаю. Я достаю из рюкзака скатёрку, на неё выкладываю бутерброды, термос с чаем, какой-то кулёк из газеты. Открываю его – и Лифти радостно пищит и бросается к специально вложенной для него Денисом пшенной каше.
Я просыпаюсь от холода. Немного стемнело, но не на столько, чтобы не продолжать спешить на помощь дедушке. Я решаю немного отойти от русла ручья и пойти лесом, прислушиваясь к шуму воды. Неожиданно быстро начинает темнеть. Становится всё страшнее. Я останавливаюсь и громко всхлипываю. Вокруг нет никого, кто может мне помочь. К тому же куда-то пропал шелест воды моего «компотного» ручья.
Я снимаю рюкзак и падаю у подножья высокого толстого дерева. Из рюкзака появляется Лифти, в зубах у него коробок спичек. Я радостно обнимаю крыса: вот кто мне поможет – «рассудительность». Папа говорит, что она всегда приходит на помощь в трудной ситуации. Для этого надо только разжечь костёр и долго смотреть на пламя. Тут она и явится. Я быстро съедаю паёк, усаживаюсь поудобнее и смотрю на языки пламени небольшого костра. Но моя спасительница всё не приходит, вместо этого в голове крутятся образы притаившихся за стволами деревьев волков с большими как у Милки глазами. Вверху сидят на ветках тофы и ждали моей гибели…
Сквозь дрёму я слышу отчаянный писк Лифти. Открываю глаза. Вижу в слабом свете едва тлеющего костра, как большой чёрный фрон гоняется за моим крысом. У меня заходится сердце от страха, когда огромная птица вдруг хватает Лифти и высоко подбрасывает вверх. Я срываюсь с места и бросаюсь на фрона, тот взлетает на ближайшую ветку и, кося на меня чёрным глазом, с презрительным спокойствием чистит клюв о кору дерева. Я хватаю комок земли, но мне под ноги бросается Лифити, его передние лапки широко расставлены, будто он пытается защитить фрона. Я ничего не понимаю, но Лифти своей уморительной мимикой объясняет мне: то что я принял за погоню, всего навсего игра двух старых и добрых друзей. «Знакомься – это фрон Яфа»…
Я сижу у костра, напротив важно расхаживает Яфа, иногда подхватывая с земли остатки моего бутерброда. Лифти сидит, привалившись к большому белому грибу, и потихоньку отщипывает от его толстой ножки лакомый кусочек. Я рассказываю своим бессловесным друзьям про мои недавние приключения, про папу с мамой, про дедушку.
Проходит время и внезапно сквозь листву проглядывает первый луч восходящего солнца. Страшно хочется есть, а самое главное – пить. Я вспоминаю рассказы дедушки и пробую лизать кору дерева – но она сухая и шершавая. Вдруг мелькнула мысль про гильзу с водицей. Она большая, думаю я, если я немного отопью живительной влаги, там ещё много останется.
Я достаю гильзу. Фрон прекращает клевать червячков и внимательно смотрит на гильзу. Она надёжно запаяна и все мои попытки открыть медный цилиндр с помощью перочинного ножика не приносят успеха. Когда я всё это делаю, фрон недовольно ворчит и совсем близко подскакивает ко мне. Он настырно тянет длинный клюв к гильзе, я пытаюсь защититься, но Яфа неожиданно и больно клюёт меня в раскрытую ладонь, хватает выпавшую гильзу и, громко хлопая крыльями, исчезает среди крон деревьев.
Из ладони течёт кровь, мне больно и обидно. Плача, я собираю свои пожитки и иду… теперь уж не знаю куда…
Внезапно из кустов вылетает та самая собака, с которой всё и началось. Лифти пищит и мгновенно прячет голову в рюкзаке. Собака прыгает вокруг меня и громко лает. Слышны голоса людей. Из зарослей выходят папа и наш сосед, хозяин собаки, потом милиционер, водитель автобуса. Все бросаются ко мне. Папа первый подхватывает меня на руки.
***
Мы совсем недолго ехали в машине. Папа рассказал, как к маме прибежала мама Дениса и Нельки и всё ей рассказала. Как мама звонила в милицию, «подняла на уши» больницы и морги. Папе пришлось срочно вернуться из командировки. Быстро нашли постового милиционера, который по описанию вспомнил, что видел меня у пивного ларька, и что я сел в автобус вместе с другими детьми. Связались с водителем автобуса и узнали место, где я мог сойти. Ну а дальше совсем просто: папа вспомнил про собаку соседа, которая там, на «москваше», указала место моего первого исчезновения. Взяли с собой её и хозяина – соседа. Собака быстро нашла след и вот все живы и здоровы, слава Богу.
– Не все, – говорю я.
– Это ты про дедушку? – спрашивает папа, – так мы его скоро увидим. Мама уже там, рядом с ним.
– Дедушка умер, – говорю я, – потому что…
Я показываю папе рану на ладони, которая вдруг начинает сильно саднить. Я горько плачу. Папа ничего не понимает, но добавляет газу.
У дома дедушки нас встречает встревоженная мама: она не успела повидать отца. Соседка сказал, что два часа назад его забрали в больницу на «скорой».
Мы заходим в палату. Дедушка лежит неподвижно. Живые только глаза. Входит врач.
Он забирает у мамы лекарство и вопросительно смотрит неё и на папу.
Мама бледнеет.
– Что-нибудь ещё?
– Да. К этому лекарству нужен особый физраствор, – отвечает врач.
Мама хватается за моё плечо, чтобы не упасть. Я смотрю на дедушку и слышу голос отца:
– Ну что же ты, Надя!
– Может быть я оставила его в машине? – спохватывается мама и выбегает из палаты.
Мне кажется, что дедушка улыбнулся и подмигивает мне. И вдруг я вижу на тумбочке рядом с его кроватью мою гильзу. Я хватаю её и протягиваю врачу. Гильза большая и ржавая.
– Вот! – говорю я.
Брови врача ползут вверх и он строго смотрит на меня, потом на папу.
– Вы шутите!
Я встречаюсь глазами с дедушкой и его бледные губы еле слышно произносят:
– Я беру всю ответственность на себя. И, Витя, пусть мальчик уйдёт.
Я выхожу, обиженный и опустошённый, и в то же время уверенный, что теперь моё дедушка будет жить. На выходе из больницы мимо меня проносится мама.
***
Утро следующего дня. Я, мама, папа и доктор стоим в палате пред больничной койкой, на которой лежит худой-худой наш дедушка…
Дед улыбается. На столике рядом с кроватью лежит моя гильза, уже пустая.
– Вы представляете, – говорит доктор и как-то хитро улыбается, – состав воды из гильзы полностью совпал с требуемым.
– Это не вода, а «водица», – кричу я.
– Успокойся Илья, – говорит дед, – ведь до сих пор только нам с тобой было известно, что это такое. Теперь ты можешь открыть тайну.
Я говорю сначала сбивчиво и торопливо, но потом успокаиваюсь, когда вижу, что доктор и мои родители слушают меня с интересом. Я рассказываю про войну, Севастополь, раненных бойцов, про серба, который назвал, то что было в гильзе «водицей» и почему.
– Понятно, – говорит доктор, но уже вполне серьёзно, – «живая вода» значит.
Я перевожу дыхание.
– Да, а ещё этот серб говорил: та что из гильз «водица» намного сильнее действует, так как напитана не только живой небесной влагой, но и силой, которая была отобрана у врага пулей, выпущенной из этой гильзы.
– Что же ты молчал до сих пор? – спрашивают в один голос мама и папа.
– Всему своё время, – важно отвечаю я словами Фиры Трофны…
Мы выходим в коридор. Мама и папа идут в кабинет врача, что оформить какие-то документы. Я жду их, сидя на диване.
Мимо меня проходит полная девочка и неожиданно говорит:
– Здрасьте.
Это та самая моя соседка из автобуса. В конце коридора она несколько раз оглядывается.
И тут я вспоминаю про гильзу. Как она могла оказаться на тумбочке у дедушки? И мама… Её слова про физраствор, забытый в машине. Когда она пробегала мимо меня, то в руках у неё была какая-то коробочка.
Я забегаю в палату к дедушке и… в восторге замираю на пороге. С подоконника на меня смотрит Яфа. Рядом с ним сидит Лифти и корчит довольную рожицу. Дедушка привстаёт с кровати и предлагает мне присесть рядом.
– А ты решил, что сказке конец? – говорит дедушка…
Дедушка рассказал, как к нему рано утром в дом влетел фрон Яфа. В клюве у него была гильза. Как обычно, дедушка налил ему в стакан воды, и как только фрон опустил туда свой клюв, вода окрасилась в красный цвет.
