Читать книгу: «Воспитание ангела. Сборник повести и рассказов», страница 10
Фурсов покрутил головой и, убедившись, что все расселись и никто не претендует на оккупированные им места, взял «Литературку».
На первой полосе анонс: «О…кормление от Есенина!», «см. стр. 15». Сердце неприятно ёкнуло. Удерживая газету на весу, дрожащим пальцем добрался до указанной в анонсе страницы и…
– Можно присесть, товарищ? – услышал он над головой мелодичный женский голос.
– Не видите? Занято, – резко сказал он, не поднимая головы.
Всё внимание его было сосредоточено на этой проклятой пятнадцатой странице, которая никак не хотела открываться.
– Да что вы говорите! – снова тот же голос, но уже настойчивый и немного насмешливый. – Уж не вами ли, сударь?
Это совершенно несообразное времени и месту обращение заставило Фурсова оторвать взгляд от заголовка статьи, и он украдкой скосил левый глаз в проход.
Лаковые туфли на высоченном тончайшем каблуке, ажурная сетка нейлоновый чулок охватывала тонкие щиколотки и вползала на развитые, но не сильно рельефные икры… и обрывалась, полсантиметра не доходя до колен, строгой линией подола юбки сумасшедше-прекрасного светло-бежевого цвета.
По мере того как поднимались глаза Леонида Петровича, опускалась его нижняя челюсть. Именно с таким «лица необщим выраженьем5» он встретил насмешливый взгляд чудесно сиявших серо-голубых глаз настойчивой пассажирки.
Она подняла с сиденья его шляпу, намереваясь присесть, но он быстро, но с усилием, специально перенапрягая бицепс, переместил тяжёлую сумку на сиденье справа, ближе к окну, придавив ею до времени «Литературку». Вернул шляпу на место, а женщину, привстав, аккуратно усадил напротив.
Некоторое время они молчали, не скрываясь, с вниманием разглядывая друг друга, как будто оба понимали, что эта встреча неслучайна. «Сколько ей. Двадцать три, двадцать пять?»
– А вы…? – сделал он попытку начать разговор.
– Ядвига Полонская, – тут же откликнулась девушка. Своё представление она сопроводила самым искренним взглядом и слегка покраснела.
«Двадцать четыре», – остановился в своих подсчётах Фурсов и почему-то потёр руки и даже прихлопнул в ладоши. Им овладело предчувствие счастья.
– А я, – он приосанился, убрал животик,—позвольте представиться….
– А я вас знаю, – остановила его девушка,—вы Леонид Фурсов, известный литератор.
От неожиданности он вздрогнул и тут же в отражении стекла салонной двери заметил, что стоявшие в проходе люди стали поворачиваться в их сторону, раздался знакомый шумок, издаваемый любопытствующей толпой. Это ему не понравилось.
– Смотрите, – обратился он к девушке, – кажется Балабаново проехали.
И когда она взглянула в окно, быстро наклонился и взял её за руку. Она не отдёрнула руки, но вопросительно взглянула в глаза.
– Прошу вас, – прошептал он, и сделал знак молчания, – никакой популярности. Ну, вы же меня понимаете?
Девушка кивнула, и когда он вернулся на место, сказала:
– Ой, извините, я кажется ошиблась.
– Ну и слава Богу, – вздохнула какая-то женщина в толпе.
Фурсов благодарно улыбнулся, незнакомка ответила ему невинной улыбкой и снова покраснела. Достала зацепленные за глубокий вырез кофточки и надела солнечные очки.
Через несколько минут они продолжили общение, обмениваясь лёгкими замечаниями о пролетавшем мимо пейзаже, о погоде. Фурсову не терпелось узнать побольше о таинственной незнакомке, но он решил потерпеть до Москвы.
Внезапно в другом конце вагона раздались крики, шум. Толпа возмущенно зашикала.
– Куда прёшь! – послышался тот же, но теперь возмущённый женский голос.
Фурсов оглянулся – мимо него, рассекая двухрядную шеренгу пассажиров в проходе, пронёсся какой-то невысокий крепкий парень, резко распахнул раздвижные двери салона и исчез в тамбуре. За ним в кильватере пролетели два милиционера.
Мелькнувшая напоследок плешивая голова парня показалась Фурсову знакомой. Он почувствовал неясную опасность, невольно сместился вправо и схватился за сумку. И в этот момент прямо на его шляпу с размаху уселся долговязый молодой человек, который тут же нагнулся и сделал вид, что затягивает шнурки ботинка.
Пробежал ещё один милиционер. Но тут уж Фурсов обознаться не мог: по широкой, обтянутой мундиром и перехваченной ремнями спине, крепкому затылку со стрижкой «полубокс» и характерному мощному дыханию через нос он признал младшего лейтенанта Сиротина. Он уже хотел позвать, но тот скрылся в прокуренной сутолоке тамбура.
Леонид Петрович взглянул на Ядвигу. Лёгким движением руки она показала на его соседа слева, который, как ни в чём не бывало, сидел, низко склонив голову, и дремал. Только тут Фурсов обнаружил, что стало с его шляпой из драгоценного меха австралийского кролика.
– Какого чёрта, молодой человек,! – крикнул он и грубо толкнул парня.
– А? Что такое? – всполошился парень, продолжая играть свою роль, и полусонными глазами уставился на Фурсова.
В тот же момент брови Фурсова оказались на самой середине высокого лба от изумления.
– Чаплыгин? Сергей?
– Леонид Петрович?
Ядвига громко прыснула. Парень привстал и протянул литератору плоский фетровый диск. Тот, красный от возмущения, выхватил шляпу и уже открыл рот, чтобы отчитать молодого человека, но внезапно двери тамбура с грохотом разошлись и за спиной Чаплыгина выросла фигура того, третьего, самого толстого милиционера.
– Попрошу очистить пространство, – внушительно произнёс он и для пущей важности поднёс свисток к губам.
Плотная масса тел мгновенно отпрянула от него как от прокажённого, вдавив лишнюю свою часть между сиденьями. Ядвиге показалось, что лейтенант сделал неуловимый знак литератору. Тот захлопал глазами, закрыл рот и уставился в окно.
– Гражданин Чаплыгин?
Молодой человек поднял глаза и сделал удивлённый вид.
– Прошу пройти со мной, – милиционер немного помолчал и вдруг обратился к Фурсову, – и вас, товарищ, тоже попрошу.
К удивлению Ядвиги литератор безропотно поднялся, настроил сумку и, зажав войлочную лепёшку под мышкой, застыл в ожидании.
Сиротин заметил, как Фурсов обменялся быстрыми взглядами с красивой женщиной, которая всё это время вызывающе спокойно наблюдала за сценой задержания преступника, более того, на нарочито тяжёлый взгляд блюстителя она ответила улыбкой, откинулась на спинку сиденья и закинула ногу на ногу, выставив в его сторону идеально круглое колено.
– А вы, гражданочка…? – не выдержал Сиротин.
– Она со мной, – зачем-то сказал Фурсов и тут же обрадовался своему наглому порыву, увидев как блеснули глаза Ядвиги.
– Хм, тогда Чаплыгин, вы и вы, следуйте за мной.
Фурсов увидел как Сергея и Ядвигу сажают в патрульный «уазик» и застыл в недоумении. Сиротин уселся за руль «москвича» с мигалкой на крыше, махнул ему рукой:
– Леонид Петрович, ну что же вы!
– Но я не могу, когда женщина….
– Да плюньте вы. Ничего с ней не будет. Доставим куда скажет, а мне с вами поговорить надо. Голова к голове, как говорят французы.
Фурсов, всё более раздражаясь, с трудом запихнул тяжёлую сумку на заднее сиденье. Сиротин, развалился в кресле и ухмылялся, наблюдая за его мучениями. Фурсов, тихонько матерясь, втиснул своё грузное тело в крохотное пространство между спинкой кресла и передней панелью «москвича».
– Что, в отделение повезёте? – недовольно спросил Фурсов
– Зачем. Домой поедем, к вам, – ответил Сиротин, и включил зажигание, – с сопровождением. Что же это вы, товарищ профессор, с таким добром и в электричке. Есть же литерный с купе, чаем и туалетом, Киев-Москва называется. Всё экономите…
– Не ваше дело!
– А вот и моё и ещё кое-кого! Поэтому вам должно быть интересно, за что я сейчас знакомца вашего, Чаплыгина, захомутал.
– Ну и… – буркнул Леонид Петрович.
– А он со своими дружками население грабит.
– Серёжа?
– Ну, может быть не он сам, но его дружки точно. А Серёжа, похоже, у них на стрёме… пока. Так вот, заметят они какую дамочку с украшениями на шее, подождут, как она выходить станет. Придержат, как бы случайно, пока двери закрываться не начнут. Дамочка в панике бросается, чтобы успеть выскочить, а бандиты тут как тут. Срывают украшения. Дамочка голая на перроне, двери закрылись, и сама не поймёт, то ли зацепилась за что или ограбили.
– Но я-то не дамочка!
– А с такими как вы… в шляпе, – ощерился Сиротин, – и вовсе просто. Выслеживают, бац по голове и до свидания. А то просто прижмут в тамбуре, оберут, дверь на полном ходу откроют и поминай Леонида Петровича как звали.
– Типун тебе на язык. Так может, ты меня домой подбросишь?
– Так и задумано. К тому же дело у нас, – Сиротин ткнул пальцем в небо, – к тебе есть. Кстати, а кто эта блондинка?
Женщину и Сергея поместили в уазик, в отсек для заключённых. Взвыла сирена и машина, скрипя всем корпусом и повизгивая голой резиной на поворотах, помчалась вслед за москвичом начальника.
Сергей старался не глядеть на роскошную молодую женщину, сидевшую напротив, она ему неприятно напоминала, ту дамочку, которую с полчаса назад ограбил и вытолкнул на перрон Володька Родин.
Женщина постучала в перегородку. Оконце открылось.
– Чего надо?
– Нельзя ли выключить сирену, товарищ, голова просто раскалывается.
– Вот ещё, – ответил грубый голос, но через секунду остался только далёкий сигнал едущего впереди «москвича».
– Закуришь?
Она протянула Сергею пачку «Кента». Сергей взял сигарету, затянулся.
– Как же ты лопухнулся, дорогой?
Он неожиданности Сергей поперхнулся дымом, но тут же усмехнулся.
– Это вы о чём, мадам?
– Ну как же. Друг твой, Родин, сбежал, а тебя сцапали. Кстати, что там с гражданкой Кузовлевой – жива?
– Какой Родин, какая гражданка?
– А такая, – женщина, гася сигарету, прожгла дыру в клеёнке сиденья, – полчаса назад вы ограбили законную жену полковника милиции Кузовлёва, которая возвращалась с дачи к своему супругу. Так что гореть теперь тебе, Чаплыгин Сергей Иванович, по кличке Чапа, в аду.
– Да как вы…. Да вы кто? Мент? – Чапа совсем растерялся.
– Нет, – рассмеялась женщина, – я не мент. Я – твой ангел хранитель.
«Москвич» остановилась у подъезда Фурсова. Сзади бампер в бампер приткнулся уазик. Сиротин вышел первым и поспешил открыть заднюю дверь «автозака».
Спрыгивая, Ядвига опёрлась на его руку. Сиротин, ссылаясь на важность задания, рассыпался в извинениях и предложил доставить даму в любую точку столицы на машине другого класса. Он явно не хотел, чтобы женщина осталась. Но она, пока милиционер говорил, неотрывно смотрела на Фурсова.
Тот отчаянным рывком высвободил чемодан из «москвичёвского» плена, нахлобучил кое-как выправленную шляпу на голову и поволок добычу вверх по лестнице к двери подъезда. Но внезапно обернулся, его странно опасливый и сосредоточенный взгляд остановился на высокой в светлом кашемировом полу-пальто и с удивительно красивыми ногами блондинке в тёмных очках. Фурсов едва не выпустил чемодан из рук, уже готовый рухнуть с крутой лестницы.
– Товарищ младший лейтенант, – крикнул он, – эта женщина – моя гостья. Не отпускайте её, пожалуйста.
Ядвига услышала, как Сиротин не громко, но выразительно выругался, и, не дожидаясь его ответа, подбежала и помогла Фурсову внести чемодан в дверь. В тесноте лифта он почувствовал, как она прижалась к нему бедром.
Перегруженный лифт не добрался до положенной метки сантиметров на пятнадцать.
Вконец уставший Фурсов протиснулся наружу и, стоя лицом к лифту, потянул чемодан на себя, тот не поддавался. Ядвига попыталась приподнять чемодан, но сдалась.
Внезапно из-за спины Фурсова к ручке чемодана протянулась чья-то рука.
– Папаша, – услышал он за спиной так некстати знакомый голос, – помочь?
Ядвига увидела, как Фурсов неожиданно побледнел, весь напрягся и сам одним рывком вытащил чемодан из лифта, затем быстро обернулся и взмахнул рукой, как-будто хотел ударить неожиданного помощника.
– Родин? Как… ты тут? Какого чёрта ты здесь делаешь? Ко мне сейчас нельзя.
Ядвига осторожно вышла из лифта и встала за его спиной.
Фурсов почувствовал поддержку.
– Ты видишь, я не один, – голос его снова окреп.
– Вижу, – сказал парень и, демонстративно приподнявшись на мысках, через плечо Фурсова вдруг показал Ядвиге свои жёлтые лошадиные зубы: – здрасьте.
Отошёл и заслонил спиной дверь квартиры.
Фурсов затоптался в нерешительности.
– Мне деньги нужны, Леонид Петрович, – сказал парень, перестав улыбаться.
– Опаньки! – вдруг раздался гулкий голос Сиротина.
От неожиданности парень сначала рванулся вниз навстречу Сиротину, затем развернулся и бросился мимо Фурсова к пролёту наверх, но на его пути возникла Ядвига. Она только выставила вперёд руку и парень замер.
На площадку отдуваясь поднялся Сиротин, за ним Чапа. Замыкал колонну сержант под два метра ростом.
– Что же вы, товарищ дорогой, лифт так долго держите, мешаете ходу следствия. Теперь ещё и слабость проявляете к врагу социалистической законности. Ну-ка, посмотри на меня, – обратился он к Родину, развернул бумагу с фотороботом. – Зозуля! Как, похож?
– Так точно!
– Вяжи его!
Мощной рукой сержант притянул Володьку к себе и наручниками сцепил его руку с рукой Чапы.
– Я так понимаю, – сказал Сиротин, – если бы не дамочка, то я бы мог привлечь вас за содействие преступнику. Впрочем, вижу вам совсем плохо. Открывайте скорее дверь.
Сиротин первый вошёл в квартиру. Зозуле приказал охранять преступников на кухне. Ядвига повесила на вешалку полупальто и зашла в ванную. Последним вошёл хозяин квартиры, волоча за собой чемодан.
Сиротин раскинулся в его кресле, повесив ногу на подлокотник.
– Что вы себе позволяете!
Как и полагалось, несмотря на середину дня, в комнате царил глубокий полумрак. Сиротин включил настольную лампу и вывернул плафон в лицо Фурсову.
– Присаживайтесь, гражданин.
Фурсов устало опустился на табурет, с которого обычно дотягивался до верхних полок.
– Сначала электричка и сумка с товаром на чёрт знает какую сумму, затем Чаплыгин, скрываясь от погони, причаливает под крылышко… Теперь этот…?
Сиротин выразительно посмотрел на Фурсова.
– Родин Владимир, – еле слышно произнёс литератор.
–…этот Родин отрывается от погони и тут же оказывается рядом с вашей квартирой.
– Поверьте, товарищ Сиротин, это простое совпадение, – бросился оправдываться Фурсов.
Он так и не снял свою покалеченную шляпу, по лицу стекал обильный пот, на пиджаке под мышками проступили тёмные пятна. Сиротин убрал лампу.
– Ладно, чего уж там. Верю. Только что же ты гад делаешь? Почему я об этом ничего не знаю? Тебе же было сказано, и не мной, а…, – Сиротин вскинул глаза к потолку, – все дела с награб… экспроприированным – только через меня. А ты напрямую решил работать. Ты бандита покрываешь, крысятничаешь. Ведь так? Да что с тобой Лёня?
Фурсов вдруг схватился за грудь и начал заваливаться на бок. Сиротин едва успел подхватить его и усадил в кресло.
– Зозуля, – крикнул он через закрытую дверь, – принеси воды, быстро.
– Да как же я, – загрохотал Зозулин бас, – а эти?
– Ах чёрт! – сообразил Смирнов, – ладно я сам.
Но дверь вдруг открылась. На пороге стояла Ядвига с высокий запотевшим бокалом в руках. Быстро подошла к Фурсову и, заботливо поддерживая безвольную голову, заставила сделать его несколько глотков. Фурсов открыл глаза и благодарно сжал её руку.
– Спасибо, – недовольно сказал Сиротин, – только мы тут не договорили, гражданочка.
– Нет, пусть она останется, – неожиданно твёрдо заявил Фурсов. – Она… это моя племянница.
Сиротин от такой наглости развёл руками и сел на табурет.
– И зовут эту племянницу…? – спросил он злобно.
– Позвольте дядя, – Ядвига встала и протянула руку милиционеру, – Ядвига Францевна Полонская, студентка Ленинградского государственного университета.
Сиротин нарочито только слегка приподнял зад с табурета и потянулся губами. От руки пахнуло таким парфюмом, от которого ноздри лейтенанта страстно затрепетали, шея и голова мгновенно взмокли. Он тут же вскочил, ни с того ни с сего ударил каблуками и резко склонил голову, едва успев поймать соскочившую фуражку.
– Младший лейтенант Сиротин Михаил Иванович. Прошу присаживайтесь, мадам.
– Мадемуазель, – улыбнулась Ядвига. – А вы храбро сражались, лейтенант.
– Младший, – потупился Сиротин.
– Это не важно. Но что вы собираетесь сделать с теми юношами? Они так напуганы. Дядя, дорогой, неужели ты отдашь их в руки этим…
По лицу её скользнула лёгкая презрительная улыбка. Сиротин вздрогнул – именно так ухмылялся вчера этот спортсмен. «Холин, кажется! Ненавижу!»
– Позвольте, товарищ Полонская, – набычился Сиротин, – мне кажется, что….
– Я не договорила, товарищ милиционер, – остановила его Ядвига и кокетливо улыбнулась, —… этим большим и грозным блюстителям порядка.
Фурсов совсем пришёл в себя и теперь наслаждался унижением Сиротина.
– Ну конечно же нет, дорогая. Это я попросил товарища лейтенанта не везти их сразу в отделение, а здесь, у меня, в домашней обстановке, провести беседу и… – он ядовито улыбнулся, глядя в глаза Сиротину: – отпустить. «И эти сговорились!» Кровь ударила Сиротину в голову.
***
Но литератор, сам того не зная, был прав – об аресте не могло быть и речи.
Вчера, злой как чёрт, младший лейтенант вернулся с «огнестрела» в деревне Крестьянка. С середины дня снял с поста своих подчинённых: Лобанова, Попова и Зозулю и устроил «прописку» в ресторане. Всем было что вспомнить, поэтому гуляли до часу ночи. После очередной бутылки Лобанов в туалете, уткнувшись лбом в стену над писсуаром и с трудом удерживая равновесие, намекнул, что на месте Сиротина должен был быть Зозуля.
– Ему полковник пообещал: если бандитов поймает, – икнув сказал Николай. – Уже два месяца народ к нам в отделение так и прёт. В основном женщины. Грабители срывают с шеи цепочки, кулоны, серёжки, иногда часы с рук, выталкивают на перрон, когда поезд отправляется. Дамочки кричат, а толку что. У машинистов свои правила, график жёсткий. Так Зозуля всех свидетелей и пострадавших выслушал, и говорит, что это дело рук одной банды. Мол, он всё рассчитал. И фоторобот есть. Завтра мы их брать будем.
– Брать буду я, – сказал Сиротин и жёстко прихватил Лобанова за портупею, – а вы будете мне ассистировать. Кстати, на счёт Зозули ты ошибаешься. Полковник его за другие заслуги привечает.
Ставку сделали на то, что Сиротин новенький. Если у грабителя есть сообщник для стрёмы, то он обязательно лопухнётся. Решили, что завтра с семи утра Сиротин и его хлопцы начнут патрулировать электрички.
Но начало операции пришлось перенести на два часа.
В три часа утра в комнате Сиротина раздался звонок. Знакомый, искаженный помехами голос назначил встречу на восемь. На высоком берегу реки Нара под обвалившимся куполом разрушенной церкви святителя Николая Чудотворца к нему подошёл молодой человек. Сиротин признал в нём того, кто год назад лишил его доходного места на Студенческой.
Посланец коротко изложил суть поручения и вручил маленькую бархатную коробочку. Теперь Сиротину срочно понадобился Чаплыгин, которого он двумя днями раньше упустил на «запретке».
Но на ловца, как говорится, и зверь бежит.
Каково же было изумление Сиротина, когда во время начавшейся с опозданием операции, в сообщнике, стоявшем «на стрёме», он определил того самого Чаплыгина. А то что парня он потом нашёл сидящим рядом с Фурсовым, вообще выходило за грани диалектического материализма.
***
Сиротин взглянул на ухаживающую за Фурсовым роскошную женщину, которая только что предотвратила побег матёрого преступника, и вдруг ощутил, что очень хочет выпить водки.
И тут же услышал чарующий голос:
– Вам что, товарищ капитан, коньяку или водочки?
Он опорожнил фужер, закашлялся, потянулся в карман за платком.
– Чуть не забыл. Ещё один вопрос.
Он раскрыл перед носом литератора чёрную коробочку. Фурсов недоверчиво, ожидая подвоха, вынул из коробочки маленькое колечко с чёрным камушком.
Быстро поднялся, подошёл к шкафу и выдвинул ящичек.
– Что за чёрт! Откуда оно у вас?
Искрясь от удовольствия ответить тузом на валета, да ещё в присутствии явно объекта обожания литератора, Сиротин сообщил, что колечко было обнаружено у дочери известного им обоим объекта.
– Объект задаёт вопрос, как эта вещь, отданная вам на хранение, могла оказаться там? Он возмущён, что за его спиной вы строите шашни с его дочерью. Но даже если это так, – как говорится, седина в бороду… – и это подарок, то объект просто оскорблён, ведь колечко никакое по номиналу, вы сами его оценивали.
Фурсов тупо уставился в ящик.
– Чушь какая-то, – пробормотал он. – Я и Ирина…
– Ирина? – вдруг оживился Сиротин.
– Что? Нет, конечно нет. Это я так сказал. Вспомнил, понимаете. И вообще, не ваше дело.
– Может и не моё, но что ответить субъекту.
Фурсов бросился в кресло, подпёр подбородок скрещенными пальцами рук и задумался. Ядвига присела на подлокотник и провела рукой по его волосам. Фурсов удивлённо поднял глаза и вдруг понял, что сердце его переполняется если не любовью, то безграничным доверием к удивительной незнакомке.
Глаза их встретились и его внезапно осенило.
– Лейтенант, позовите Чаплыгина. Немедленно.
Сиротин с каким-то сожалением посмотрел на Фурсова, медленно поднялся с табурета и открыл дверь.
– Зозуля, давай сюда этого длинного!
В дверях появились Чапа и Родин. За их спинами грозно нависал Зозуля.
– Я просил только этого,—скривился Сиротин.
– Так ведь ключи от наручников у вас, товарищ командир. И вообще – они двоюродные братья.
– Чаплыгин, это правда?
Сергей, как только они вошли в комнату, встретился с глазами женщины и теперь, куда бы не смотрел, удивительным образом всё время видел их перед собой. И эти глаза будто подсказывали ему как и что говорить.
…Его двоюродный брат, Володя Родин, неожиданно появился у них дома месяца два назад из Мурманска. Там же сейчас находится и отец Сергея на заработках в порту, где бухгалтером его сестра, мать Родина. Неожиданно потому, что, это должно было произойти только через полгода, после дембеля. И вдруг за какой-то подвиг Володьку отпускают домой. Он пожил недели две, потом сказал, что устроился на работу и пропал.
Вопреки воле глаз Ядвиги Сергей сдержался и не сказал, что при этом из дома исчезла его коллекция марок и монет, а у мамы комплект нового постельного белья. Сергей, отыскал брата в 4-м таксомоторе. Володька сразу признал вину и обещал всё вернуть деньгами.
– Брат предложил подзаработать. Ведь мать еле концы с концами сводит, стипендия в училище никакая, а отец каждый раз требует подъёмных. Я согласился. Сам лично я никого не грабил, моё дело было стоять на стрёме, – закончил он.
Сергей вздохнул и замолчал. Глаза женщины сказали: «Молодец!» Родин всё подтвердил и Зозуля увёл его на кухню.
Фурсов с трудом дождался окончания признания Чаплыгина. Всё это время глаза его под насупленными бровями неотрывно следили за Сергеем, длинное белое лицо с большими светло-коричневыми бородавками на щеке и носу подёргивалось нервным тиком. Если бы не успокаивающее присутствие у его плеча бедра Ядвиги и не её ласкающие высокое чело пальцы, Фурсов давно бы схватил этого воришку за горло.
С самого начала всей этой сегодняшней истории Сергей почему-то был убеждён, что именно кольцом всё и закончится. Именно из-за него он здесь. И когда Фурсов сунул кольцо ему под нос, Сергею стало как-то легко и даже радостно. Он уже набрал в лёгкие воздуха, чтобы рассказать всё-всё: и про школьный канат, и про поход, и про дуэль, и про Ирину Николаевну, и про колечко, но Фурсов опередил его.
– Серёжа, – сказал он неожиданно тихо, – это ты украл? Только не ври! Нам не интересно знать, зачем ты это сделал, – повысил он голос и со значением заглянул в глаза Сергея, – или для кого… Важно, чтобы ты осознал весь ужас своего поступка!
Он сделал паузу и держал её до тех пор, пока Сиротин не засопел и не заёрзал на табурете.
– Сейчас, при всех, скажи только – да или нет! – громовым голосом возопил Фурсов завершая финальную сцену искупления.
– Да, – ответил Сергей и потупился как когда-то он это сделал в присутствии мамы и директора школы, через силу заставляя себя извиниться перед училкой географии, замордовавшей его у доски до такой степени, что он вынужден был назвать Мадагаскар островом мандавошки.
На самом деле Сиротин так заволновался потому, что всё это время ждал, что раскаявшийся Чаплыгин откроет тайну и назовёт фамилию, того, кто – теперь он точно знал – вывел его из под следствия по делу убийства чекиста и сделал участковым в самом престижном районе Москвы, познакомил с паханами на нечётной стороне Кутузовского и вывел на Фурсова, заставил перейти на чётную сторону и получал через доверенных лиц информацию о квартирах, жильцах и их тайных доходах, вернул обратно в Боровск с неожиданным повышением в звании, кому, наконец, через него Фурсов периодически передавал драгоценные подарки.
Но хитрый барыга вовремя и весьма искусно лишил его этой возможности, не дав парню сказать и слова по сути. Правда, в самом начале он прокололся, назвав имя дочери таинственного покровителя. И вот над этим стоит поразмыслить.
Ядвига наблюдала, как менялось выражение лица Сиротина от глумливого интереса, когда он глядел на неё, до напряжённого внимания во время проповеди Фурсова, от мелькнувшего сочувствия к заблудшему Чаплыгину, до неожиданного прозрения и жуткой обиды и злобы от понимания, что его обманывают. Увидев наивную и в то же время насмешливую улыбку Сергея, она громко и одобрительно рассмеялась и незаметно подмигнула ему.
– Ладно, Чаплыгин, – сказал Сиротин, стараясь не смотреть на развеселившихся дядю и его племянницу, – можешь идти.
– Дядя, можно мне взглянуть на кольцо, – неожиданно попросила Ядвига. – У тебя есть лупа?
Она поднесла кольцо к лампе торшера. Фурсов и Сиротин следили за тем, как она профессионально осматривает камень, оправу. Ядвига порылась в сумочке, достала маленький карандаш и быстро провела по одной из граней6.
– И что вы там говорили по поводу номинала, товарищ лейтенант?
– А что говорить, и так всё ясно – дешёвка. И угораздило тебя Леонид Петрович…
– А вот тут вы ошибаетесь. У мальчика, оказывается, чутьё на брильянты.
– Дорогая, ты шутишь? – решил подыграть ей Фурсов.
– Нет, нет. Я ответственно заявляю, что это кольцо бесценно.
– Послушайте, прекратите издеваться. И с какой стати мы обязаны вам верить? – сказал Сиротин.
– Не знаю, как оно попало к вам, дядя, – усмехнулась Ядвига, – но раньше оно принадлежало знаменитому заводчику Мальцову. Этот камень – первый искусственный алмаз, выращенный в его мастерской в Гусе-Хрустальном примерно в 1903 году. Он же и последний, так как печь, в которой он – камень – родился, не выдержала давления и взорвалась. В этом смысле он бесценный, но цена у него есть. Одну минуту…
Ядвига достала из сумки небольшой глянцевый журнал.
– Так, – она коснулась губ изящным пальчиком и нашла нужную страницу, – на аукционе Сотбис в 1914 году этот камень оценивался в 30 тысяч фунтов стерлингов. Вот, можете сами посмотреть.
Она протянула журнал и кольцо Сиротину и указала на фотографию.
– Здесь по английски, – огорчился он.
– Это не важно. Есть фотография, а вот здесь, под ней – цена.
– А можно мне, – попросил Фурсов и привстал из кресла.
От волнения он взмок: «Чёрт! Неужели это правда?»
– Сидеть! – неожиданно крикнул Сиротин.
Лицо его мгновенно стало бордовым, из под фуражки на нос скатилась большая капля пота. Он крепко прижал журнал и кольцо к груди. Мозг пронзила дикая идея, которая не сегодня – завтра сделает его майором. А там, глядишь…
– Не отдам! – рявкнул он и под его бешеным взглядом Фурсов упал обратно в кресло.
Леонид Петрович некоторое время молчал, приходя в себя, но всё же счёл нужным предупредить:
– Но дорогой Михаил Иванович, – внушительно произнёс он, – вы же понимаете, что эта вещь вам не принадлежит. И её надлежит… Фу ты чёрт! Сиротин, верните кольцо!
Но тот, сопя и беззвучно шевеля губами, засунул журнал за пазуху, а кольцо положил в карман. Заметив, что Фурсов собирается сделать ещё одну попытку встать, он демонстративно коснулся кобуры.
– Только не это! – Ядвига мгновенно встала между ними. – Дядя, ты конечно прав, но в сложившихся обстоятельствах я бы не советовала тебе настаивать. Знаю, что ты сам хотел сделать этот подарок тому, кому вы с товарищем лейтенантом обязаны всем. Это было бы сейчас очень кстати, чтобы снять с себя все подозрения, но надо быть благородным и снисходительным к другу.
Фурсов всё больше и больше восхищался этой женщиной.
– Что же, многоуважаемый Михаил Иванович, если вы так хотите, доставьте кольцо сами. Я уверен в вашей честности. Так и передайте: это подарок от нас двоих.
Сиротин облегчённо вздохнул, встал, кивнул головой, прощаясь, и вышел.
Они услышали, как захлопнулась входная дверь.
– Вот подлец, – сказал Фурсов. – Ведь не скажет?
Он заискивающе посмотрел на Ядвигу. Она молча налила две рюмки коньяка и протянула одну Фурсову. Её губы кривились в злобной усмешке.
– Так ему и надо, дураку, – спокойно сказала она.
– Что!?
– Выпей, дорогой и не волнуйся. Всё это блеф. Впрочем… – Ядвига посмотрела на часы. – Ого! Уже четыре. Тебе пора собираться.
– Куда? Зачем?
Женщина протянула помятую «Литературку». Фуросов недовольно поморщился – снова этот пасквиль.
– Я это читать не буду.
– Посмотри ниже, милый.
– Сегодня в 17.00, – вслух прочитал Фурсов, – состоится срочное заседание президиума Союза советских писателей. Явка всех членов строго обязательна.
– Ты же член?
– Ну да,—пригорюнился Фурсов.
Вторая рюмка коньяка окончательно успокоила его, и он, глядя на Ядвигу, сейчас подумал совсем о другом.
– Но ты говорила о блефе? – сделал он попытку остаться.
– Я тебя понимаю, ты хочешь знать больше обо мне. Но сейчас президиум важнее, – твёрдо заявила эта бесподобная женщина. – Клянусь, обо всём я расскажу тебе по дороге. Я уже вызвала такси.
До Поварской добираться было около получаса, но на Бородинском мосту, а затем на Баррикадной они попали в пробку.
За час, пока добирались до места, Ядвига рассказала, что в поезде столкнулась с Фурсовым совершенно случайно, но приехала она из Варшавы именно к нему.
Пан Ежи Стравинский, с помощью которого Фурсов переправлял краденные драгоценности, антиквариат и иконы за границу, оказался настоящим родным дядей Ядвиги. Целью её визита было обсудить новые пути контрабанды в связи с раздраем в соцлагере и ужасными событиями в Чехословакии. Что касается кольца, то оно действительно брильянтовое, но не представляет никакой исторической ценности, но Ядвига с первого взгляда возненавидела этого сатрапа Сиротина, особенно за его жестокое отношение к милому и симпатичному молодому человеку Чаплыгину. Фурсов почувствовал укол ревности, но Ядвига успокоила его, сказав, что её всегда больше интересовали такие солидные мужчины как он. А каталог Сотбис – это подделка. Дядя сам их печатает, чтобы убедить некоторых клиентов побольше раскошелиться, и к счастью она вспомнила, что в её экземпляре есть фотография колечка, очень похожего на то, что сейчас лежит в кармане Сиротина.
