Читать книгу: «Звезда», страница 5

Весенний и осенние базары кочевников представляли собой удивительное зрелище. На них съезжались продавцы и покупатели ото всех родов и городов на несколько конных переходов: пригоняли скот, рабов, свозили самый разнообразный товар народных умельцев, заключались сделки и помолвки молодых. Базары были событием на огромных просторах степи и гор – они на долго оставались в словах и песнях акынов. Была возможность показать своё богатство, продемонстрировать гордыню и силу борцам на поясах – победители становились народными героями на долгие годы в перёд. Молге прибыла на базар верхом на Карагёзе в богато украшенной одежде, с саблей Мунака на боку. Три десятка воинов охраняли её сон в шатре на колёсах, когда она отдыхала. Брадобрей и Чжень сопровождали её, упреждая желания хозяйки. Тысячи людей с раннего утра заполнили собой огромное поле, примыкающее к реке. Брадобрею, вечером еще, сказала: «Разузнай всё о молодом хане Селиме – мне нужен его каракуль, сторгуйся о покупке тридцати десятков персидских коней, сбруи из Ургенча». Молге, в сопровождении трёх воинов и Брадобрея, верхом на Карагёзе объезжала ряды торговцев и приценивалась к товарам, отдавая указания Брадобрею. «Повелительница, вон в полосатом халате, сидит на серебристом коне хан Селим рядом со своим товаром»: тихо произнёс Брадобрей. Молге остановилась возле разложенного товара – шкурки ягнят были нескольких цветов. Особо они не нужны были, но её больше интересовал Селим, который о чём-то разговаривал со слугой, глядя на Молге. Их взгляды встретились… Молге смутилась и, отдав указание Брадобрею о покупке шкурок, поспешила, пришпорив коня, с беспечным видом дальше. Она была вне себя от злости: «Так бесцеремонно меня разглядывал… волк песков… ладно-ладно… хорошо… ещё посчитаюсь с ним». Брадобрей ей что-то говорил, но она его не слышала и потеряла интерес ко всему вокруг. Руки у неё слегка тряслись, а глаза говорили, что, мысленно, она была где-то далеко… «Чжень, кальян и сладости – я устала… что хорошего на этом базаре… столько разговоров… чепуха какая-то… люди…люди… нет – в Кулане лучше»: проговорила раздражённо скороговоркой Молге. «Госпожа, тебя разыскивал купец Лю с важными новостями. Он сказал, что с темнотой придёт к нам»: сказала Чжень. «Надоели все – пусть напишет на пергаменте и отдаст Брадобрею, а ты будешь со мной – расскажешь кое-что»: ответила усталым голосом Молге и легла на подушки. Чжень переодела её в тонкий шёлковый халатик и принялась массировать маленькие смуглые ступни. «Что с ней случилось – утром была веселая, бодрая…»: думала про себя Чжень. Принесли кальян и трубку забитую коноплей с чуйских песков… Молге летала над полями и рекой, а в голове перемешались видения: «Молодой Мунак звал её к себе на землю… сынишка на руках Чжень… каракулевые пески…Селим держал за узду Карагёза… всё плывёт… так легко…». Утро началось очень рано – зашумел скот, погоняемый криками погонщиков. Молге не хотела вставать и раздумывала об отъезде в Кулан – все покупки сделаны. Чжень внесла кувшин с тёплой водой и начала умывать хозяйку, при этом ворчала: «От конопли, мака можно не вернуться к жизни – у нас ведь есть хорошее вино…». Молге молчала, а потом спросила о купце Лю. Чжень протянула ей пергамент с печатью, свёрнутый в рулончик. Молге сломала печать и развернула пергамент – буквы плыли на пергаменте, и она позвала Брадобрея. «Монголы придут перед осенью, а позже, через одну луну придёт вся орда. У хана Джучи есть камнемётные устройства – Кулан разрушат за три дня. Позаботься о своём исчезновении»: прочитал Брадобрей. Молге спросила Брадобрея: «Ты понял о чём надо тебе думать и помалкивать? Сейчас же собираемся в Кулан. Чжень, выброси весь запас конопли и мака – я тебя услышала». Чжень с радостью засуетилась и обняла хозяйку… «Впереди зреют грозные события и надо действовать…»: сказала тихо Молге. О хане из песков она не хотела думать – много чести…

Молге объезжала свои далёкие кочевья, для разговора со старшинами о подготовке к войне. В далеке появился одинокий всадник, скакавший бешенным аллюром. Подъехав к отряду Молге, задыхаясь, прокричал: «Люди хана Селима угнали табун персидских коней, купленных на базаре…». Молге с десятком всадников охраны кинулась в погоню – Карагёз летел по степи, едва касаясь земли копытами. Время было упущено и перехватить табун не удалось – пол дня скачки на быстрых конях не помогло. За широкой, но не глубокой рекой Шу начиналась песчаная земля хана Селима… Табун лошадей вошёл в воду в этом месте реки, но на другом берегу реки Шу коней не видно было, а стоял большой шатёр, обозначенный ханским знаком, на воткнутой пике. Рядом с шатром стояли несколько пеших стражников и глядели на отряд преследователей. Молге поёжилась, глядя на мутную весеннею воду реки… и решилась переправиться на Карагёзе. Своим всадникам сказала: «Поплыву одна на переговоры, а если что – посчитаетесь за свою правительницу. Я песчаного волка порву и по шатру разбросаю… он мне за всё заплатит…». Карагёз уверенно шёл по дну холодной реки, но на самой стремнине не доставал копытами дна и Молге вся промокла. Выйдя на чужой берег, пошла пешком к шатру хана – вид у неё был жалкий. Два стражника преградили ей вход и улыбаясь, смотрели на неё. Молге тут же ударила плетью по лицу одного, а другому кинула на грудь вожжи – стражники в страхе расступились. «Оботрите и укройте войлоком коня, шакалы»: процедила сквозь зубы Молге и вошла в шатёр. На пути, к сидящему с двумя друзьями, хану она ударила плетью нерадивого слугу и громко визгливо крикнула: «Пошли все вон отсюда… что ты уставил на меня козлиные бельмы, урод… я поторгуюсь с песчаным волком… или он один не сможет договориться со мной?». Селим был потрясён – в его присутствии ещё никто так не разговаривал, и он дал знак пальцами своим друзьям, чтобы те удалились. Щёки у Молге горели, а глаза метали огненные стрелы – Селим был сражён её красотой… Молге скинула тяжёлый мокрый халат и злобно завизжала: «Ты что творишь… я вырву твоё волосатое сердце и сожгу его в костре… гони коней, немедленно, обратно на мою землю…». Стража, у шатра, не знала что делать – такое у них было впервые, но вышедший друг хана, глядя на них, приложил палец к губам и прошептал: «Сама Молге…». Селим наигранно удивлённо спросил: «Какие кони, соседка? Я не занимаюсь угонами скота. Выпей чай, а то замерзнешь». Молге сказала насмешливо: «Будет смешно, если я замёрзну в твоём шатре или может позовешь кого-нибудь в помощь, если опасаешься за моё здоровье?». Молге легла на подушки и сунула Селиму на колени свои промокшие ноги в сапожках произнеся властно: «Сними сапожки и дай мне свой тёплый халат… Я очень замёрзла…». Никогда хану не приходилось стягивать сапоги – даже с себя, но эти смуглые ножки… стоили намного большего почтения. Молге накрылась его тёплым халатом и сунула свои ножки ему под тельник на горячий живот. «Я тебя прощаю, песчаный волк – прикажи вернуть лошадей…»: прошептала красавица… Коней погнали обратно, а в шатре до утра слышались женские возгласы и счастливый смех… Им легко удалось договориться… Прозрачным утром Молге с Селимом вышли и удивились необычайной красоте вокруг – красная от маков и тюльпанов степь касалась реки, текущей из гор кыргызов. На другом берегу никого не было и Селим сказал, что проводит её до Кулана. Стражники ниже обычного поклонились им. Молге взглядом отыскала вчерашнего незадачливого стражника с красной полосой через всё лицо и улыбнулась ему – стражник ответил поклоном госпоже. Переплыв реку, Молге скинула с себя всю мокрую одежду и не торопясь, одела светло-синий каракулевый халат, из искуссно выделанных шкурок – он был сшит, как будто, из воздуха. Селим любовался своим счастьем – ещё вчера был серый день и вдруг солнце посетило его: удивительны сюрпризы жизни… Молге и Селим плавно скакали по красной степи – воздух безграничной воли пронизал их разум и тела. Молге думала, удивляясь: «Столько лет я не знала настоящего счастья… и вот он скачет рядом со мной… он весь мой, до конца жизни… и пусть хоть кто-нибудь откроет свой рот или бросит злой взгляд…!». Ближе к вечеру показался Кулан, стоящий на огромной горе, как обитель великанов-духов. Время в пути незаметно пролетело и расставаться очень не хотелось, но Молге знала, что весть, об возврате табуна персидских коней, летит быстрее ветра по степи. Молге сказала, своему уже, Селиму: «За прошлый день, и ночь я словно переродилась и отпускаю своё прошлое… ты теперь отвечаешь за мою жизнь… я буду с тобой всегда… у меня много денег, и мы можем откочевать в другие земли. Через четыре луны в нашу степь придёт Джучи хан с войском, за ним придёт вся орда монголов – придётся с ними биться, но ещё никто их не победил. Ты не вступай с ними в войну – от твоих кипчаков никого не останется, но спасёшь меня с сыном и казной». Селим притянул её к себе и со страстью в голосе сказал: «Ты не погибнешь и не станешь рабыней, пока я жив. Мы откочуем к большой реке Итель – там холодно, но там уже живут кипчаки и платят маленькую дань белым правителям. Там нет ханств, а вольные люди живут вокруг городов и объединяются только для войны». Молге ответила, что знает о тех землях от человека-духа. Показав рукой на большой луг, залитый водой, сказала: «После разрушения Кулана, я буду ночью ждать тебя здесь – в крутом берегу реки Карасу есть выход из туннеля, а ты должен держать в камышах, на готове, десять десятков лошадей с седлами и оружием, мешками для казны». Молге не стала показывать выход в кургане – это вопрос жизни и смерти… Рядом, мимо них, пастухи прогнали отару баранов – новость, об увиденном ими, сейчас разнесётся по аилам и крепости… «Я приеду к тебе через несколько дней, а сейчас много дел надо решить, дорогой Селим – в крепость, вместе, пока нельзя, потому что к женщинам, запросто, приходить не принято – люди коситься будут…». Они расстались уже в темноте…

Чжень радостно обняла госпожу и скороговоркой заговорила: «Сказали, что коварный кипчак, хан Селим, обменял тебя на коней… и завтра собрались за тобой три тысячи воинов посылать во главе с Сиюком. Миркен сказал Брадобрею, что ты сама вернёшься к сыну… и даже, вроде, был доволен твоим пленом… люди беспокоятся и говорят разное…». Молге со слезами на глазах прошептала: «Чжень, хоть ты с Сиюком и Брадобреем меня ждали – мы чужие среди них… мой сын законный будущий хан киданей и некоторым это не нравится… не понимают- мир очень хрупок и если убрать меня – то всё меняется. Хан Селим мой любимый мужчина, но об этом говорю только тебе – он когда-нибудь спасёт нас… смотри какой каракулевый халат мне подарил… даже в Самарканде такой не купишь… нагрей воду…». Чжень взвизгнула и побежала, крикнув на ходу: «Вино и растирание тебе, госпожа, не помешают». Став женщиной Сиюка, Чжень усилила своё влияние в крепости – все обитатели крепости и аилов искали её расположения – люди видели, как Сиюк смотрит на неё и это тешило её самолюбие. Молге вызвала Брадобрея и долго с ним о чём-то говорила, а в конце разговора погладила его по щеке и сказала, улыбаясь: «Будь верен мне и будет твоя семья жить в достатке, а главное – сделай всё, как договорились и ни слова… никому… даже во сне». Брадобрей поцеловал Молге ручку и пятясь, удалился. В бане Молге отдалась в ручки Чжень, а та уж старалась, как никогда – два авантюрных дня утомили её приятной усталостью. Кальян не приносили и молодые женщины пили вино, пока не уснули в обнимку с барсом. Через одну луну Молге, Сиюк, и Брадобрей спустились с факелами в подземелье и подошли к не большому входу в тоннель. Над входом была приготовлена каменная ловушка-завал из крупных и мелких камней – последний зашедший в тоннель, мог ударить топориком по каменному клину и всё обрушалось бы. Они прошли по очень длинному, но сухому туннелю, в некоторых местах выложенному камнями и кирпичом. По тоннелю мог передвигаться даже конь без всадника. Молге показала Брадобрею, где ещё надо выложить стены камнем и сказала: «Сам с семьёй будешь уходить от врагов – так уж постарайся». Перед выходом в кургане, там, где глубоко, лежал не тронутый скелет вождя ойратов, была расширена ниша для хранения оружия, казны, факелов. Воспользоваться выходом нельзя было, не зная секрета ловушки – хоть входящий, хоть выходящий погибнет под завалом. Сиюк сказал, прищурясь: «Тетива готова – осталось вложить стрелу и натянуть лук, госпожа». Молге ему ответила: «Ты сам, один, проезжай регулярно для проверки выхода, а то может кто-то знает о нём. С Брадобреем напишите письмо хорезмшаху Ала ит-Дину о примерных сроках нашествия монголов – пусть готовится, а кыргызам я сама напишу».

Во всех кочевьях готовились к войне – свои семьи воины отправляли в горы, пески на пастбища-джайляу. Горы, пески всегда спасали кочевников от полного разгрома врагами. Молге часто уезжала с делами к реке Шу – Селим сообщал её, через гонца, где будет стоять роскошный шатёр. При встрече радости обоих не было предела – Молге прямо с Карагёза бросалась в объятия любимого. Стражники, с приличного удаления от шатра, слышали музыку, пение и смех Молге. Счастье – это болезнь, которая может и погубить. Селим настолько привык к её вниманию, что считал молодое тело Молге продолжением своего – в нём не было недостатков и изъянов, а любое …… звало к поцелую… Молге топтала и щипала его тело изо всех сил, испытывая огромное наслаждение от его стонов и при этом заглядывала ему в глаза. Селим беззаботно смеялся и притягивал к себе… Устав от объятий, они скакали по степи в сторону песков, где Молге сразу вспоминала о тангутском Хара-Хото, но для возврата к родным, не было возможности. С тангутским купцом она послала деньги, письмо отцу, но ответа ещё не было. Быть сразу везде невозможно – надо уметь выбирать. Перипетии жизни Молге сформировали у неё не женскую жизнеустойчивость – она посвящала Селима в тайны мироустройства, но никогда не перебивала его и не критиковала. Больше двух дней не задерживалась, помня о радости встречи и радости расставания – Селим провожал её до Кулана, но в него не въезжал. Они скакали по широкой дикой степи мимо кочевий Молге – люди уже знали их и приветствовали. Могучие кони – чёрный Молге и серебристый Селима мчали их быстрее ветра, и никакие разбойники им были не страшны. Уже осенью, проезжая тихим шагом по степи, Молге сказала: «Гонцы доносят, что отряды монголов рыщут вдоль границ северных кочевий и скоро будет вторжение. От шаха Ала ит-Дина вышли войска и находятся у Тараза. Кыргыз Манат находится со своим войском в двух дневных переходах. Битву будем устраивать у стен Кулана – хан Джучи не пойдёт на Тараз и Самарканд, пока мы у него с тыла находимся и поэтому мы выберем, удобное для себя, место битвы. В Кулане будет только тысяча всадников Сиюка на персидских конях – это моя надёжная охрана. Я думаю, их привести к тебе, но меня вывезешь ты ночью, с сыном и казной». Селим сказал: «Большую часть скота и шкур кипчаки продали за персидские золотые и все готовы к пути на реку Итель – у нас там родственники, а при наших совместных деньгах мы не будем попрошайками и отстроим свой город на Ителе». Молге дала Селиму свой маленький нож-заколку, вытянув его из косы и сказала: «Вот это гонец должен привезти от тебя, и я буду знать, что ты меня ждёшь в камышах у Карасу». Молге тихо заплакала, обняв любимого… – Селим осторожно высвободился из объятий и резко повернул коня… Молге подумала, провожая его взглядом: «Он всё сделает, как надо…».

Военного столкновения с монголами ожидали две зимы и вялотекущая подготовка к битве подходила к концу. Конная разведка монголов видна была по всей линии горизонта. Холодным осенним утром войска пришли в движение, занимая свои места на огромном поле, по одному краю, ограниченным рекой Карасу, а по другому вязкими солончаками. Хорезмийцы, расположились, на средине поля и с переди выкопали траншеи, замаскировав их камышом. Слева от них боевые порядки заняли кыргызы во главе с Манатом – с боку их охраняла река. Миркен со всем войском находился с права от хорезмийцев – с фланга простирались топкие солончаки. Резерв, состоящий из старых воинов хорезмийцев, расположился у стен Кулана. Молге

с Брадобреем, Сиюком и Чжень наблюдали, со стены крепости, за огромными массами конных всадников и уже вдали появилась темно-серая полоса монголов во весь горизонт. Монголы, одетые в кожанные панцири, остановились на расстоянии полёта стрелы и от них отделились три всадника – переговорщики, подъехавшие совсем близко к позициям хорезмийцев. К ним на встречу выехали Миркен, Манат и хорезмиец Сунат. Монгол, богатырского вида, Джучи сказал: «Мой отец, хан Тэмучджын, предлагает, вам всем, стать его воинами и заручиться его покровительством – никто не смог его победить от конца земли у моря и до вашей земли. С нами идут все воины народов, признавших власть всемогущего Тэмучджина. Я сын его, Джучи, разобью любое войско, а уцелевших людей сделаю рабами, если вы окажите мне сопротивление». Сунат ответил ему: «Ты вторгся в гибельные для тебя земли – народы этой земли много раз побеждали войска чужаков. Я провел много лет в войнах с персами и всегда побеждал – советую тебе, Джучи, – уходи пока цел. У шаха Ала ит-Дина очень много воинов». Над полем повисла гнетущая тишина, как перед грозой. Монголы развернулись и ускакали к своим войскам. Послышались звуки сигнальных рожков и стоящие сзади монголов, тысячи и тысячи всадников устремились на позиции кыргызов. Монгольские воины стояли, не нарушая строя. На штурм левого фланга были брошены воины из разных народов, а ядро войска, монголы, оставалось в резерве. Молге со стены видела, как тысячи воинов врага, буквально живым катком, прокатились по кыргзским войскам – тысячи людей за короткое время погибли с обоих сторон, а новые и новые тысячи вступали в битву. Монголы расступились и вперёд выкатили метательные устройства – с неба на ряды хорезмийцев, ойратов и киданей, пролился огненный дождь горящей смолы. На метательные устройства посыпались стрелы и временно метание смолы прекратилось, но смола сделала своё дело – обожжённые воины, кони метались в боевых порядках и топтали всех подряд. На позиции Миркена обрушились, как и на кыргызов, тысячи разноплемённых воинов. Смола вновь полетела на хорезмийцев и они вынуждены были спасаться, давя на фланги, где кипела безумная схватка. Кучи убитых, раненых людей, коней не давали всадникам сближаться для поединков. Бой кипел двумя большими очагами. И лишь когда монголы пошли на помощь своим флангам, в бой вступил хорезмийский резерв. К полудню стало ясно, что у Джучи войско иссякает и над сражающимися полетели свистящие сигнальные стрелы – его уцелевшие воины быстро повернули назад. Всадники, хорезмийцы, устремились в погоню, но их встретили градом стрел, развернувшиеся монголы. Поле боя представляло собой страшное зрелище – тысячи и тысячи людей корчились, лежали неподвижно, среди убитых и покалеченных коней. Монголы отошли, от поля сражения, на пол дня конного перехода и разбили лагерь – треть войска не вернулось из битвы и много было раненых. Джучи хан ждал подкрепления. Послали к Кулану арбы с безоружными людьми за телами знатных воинов. Миркен разрешил забрать хоть всех, но без оружия и панцырей.

На совете в крепости, у правительницы Молге, собрались командующие войсками. Молге спросила: «Почему не преследуете Джучи – он ведь вернётся?». Манат сказал, что от его войска осталось треть воинов и в следующей битве все погибнут – мои кочевья останутся без мужчин. Опустив голову, добавил: «Кыргызы уходят за Курдай – на нас не расчитывайте…». Миркен предложил хорезмийцу Сунату: «Утром надо напасть на Джучи, пока он не дождался помощи, и хотя потери киданей, ойратов очень большие, но надо продолжить битву…». Сунат ответил: «Моих воинов меньше вашего погибло, очень много раненых, обожжённых – боевой дух совсем упал и лучше уйти в Тараз. Дождаться подкрепления от шаха Ала ит-Дина и тем более в Таразе десять тысяч воинов есть… я ночью ухожу в Тараз…». В ковровом зале повисла гнетущая тишина… Молге вскочила и громко заговорила: «Я так понимаю – кыргызы и хорезмийцы покидают нас… вместе у нас пять десятков тысяч воинов – а вы от завтрашней битвы отказываетесь… у нас ведь договор… Кулан не выдержит больше трёх дней штурма…». Сунат возразил: «Пойдёмте все к Таразу и там, объединёнными силами, сразимся с Джучи – война только началась…». Миркен сказал: «Завтра утром монголы опять придут – они не оставят у себя в тылу не разгромленный Кулан – подумайте хорошо, прежде чем уйти…». В полной тишине Манат и Сунат покинули совет – им хотелось быстрее уйти по ближе к своим землям. Молге сказала Миркену и Сиюку: «Готовьте Кулан к обороне – попробуем измотать монголов, а я пошлю гонца за помощью к хану кипчаков Селиму». Все разошлись. Молге вызвала гонца и сказала ему: «Скачи к хану кипчаков и скажи, что меня покинули союзники и завтра будет штурм Кулана. Когда вечером крепость загорится пусть всё сделает, как обещал – я верю в него…». Брадобрей спросил Молге: «Когда уносить по туннелю казну и ценности?». Молге ответила: «Этой ночью всё унесите в курган – завтра здесь народу будет много… купчую на крепость и землю принесёшь мне». Молге пошла, вместе с Чжень, осматривать крепость. За стеной крепости закапывали в больших ямах погибших воинов. На крепостные стены носили камни, брёвна, песок и устанавливали большие котлы со смолой. Молге сказала Чжень: «Следующей ночью уходить будем. За моего сына ты отвечаешь и собери казну, и все наши вещи в мешки – люди Брадобрея унесут их. Сиюк с воинами поздно вечером вырвется из крепости и будет нас ждать в песках – мой шатер на повозках уже там. Гонец от Селима вернулся с хорошей вестью. Селим написал: «Мы, с тобой, не будем рабами монголов… вообще ничьими не будем – посмотрим другие земли… построим на Ителе город. Мне рассказывал купец, что правит там белый царь Пургас – у него много не занятой земли и за небольшую дань, покровительствует всем племенам». Солнце клонилось к закату, когда на горизонте показались передовые отряды монголов.

Бой кипел под стенами Кулана весь день с переменным успехом и Сиюку приходилось со своими воинами помогать дрогнувшим отрядам Миркена. Ближе к вечеру начался штурм стен крепости, но врага легко отбросили и тогда осаждавшие стали метать в стену большие камни – Молге было больно смотреть на разрушение её крепости. Миркен, весь окровавленный, сказал Молге: «Ночью будем уходить к городищу Мерке – пошли с нами, а то пропадёшь… или ты к Селиму ускачешь…?» Молге ответила: «Попробую договориться с Джучи, хотя он ненавидит тангутов, а в Мерке мать Жызле не примет меня – только время терять. И тебе там жизни не будет – я пришлю к тебе гонца, когда сама в безопасности буду. Пройдёт время, и я предъявлю права на Кулан – монголы же не навечно пришли… ты уходи». Ночью по всей степи, вокруг Кулана, горели костры монголов, когда всадники Миркена и Сиюка выехали из крепости и ударили всеми силами в одном направлении – поднялся невообразимый шум в стане врага. В подземелье Кулана два десятка людей с конями, из окружения правительницы Молги, зашли в тоннель, запалив смолу и жир перед входом. В след зашедшим, обрушилась ловушка, завалив вход… Брадобрей вышел на кургане первым и оглядевшись, позвал на выход Молге. Под тенью ночи, беглая правительница, покинула тоннель. Ущербная луна слабо освещала местность, но зажигать факелы не стали, а пошли осторожно к камышам, наклонённых ветром. Молге крикнула приглушённо: «Селим… Селим…». В ответ была тишина – страх сковал тело Молге и она присела, вглядываясь в тёмный камыш. Вдруг перед ними выросли три тени и стали приближаться к беглецам, в полной тишине. «Я сейчас умру от страха… где он… а вдруг…»: думала про себя Молге. Одна тень засмеялась и подошла к Молге… «Это я, любимая…». Молге начала беспорядочно бить ручками Селима, а потом заплакала… «Волк песков… шутки вздумал шутить… ты ещё не знаешь меня…»: плача, прошептала Молге и обняла его…