Читать книгу: «Оно-но-Комати», страница 9
– Что же случилось с этим человеком, г-н?
– Он казнён.
– Но император ничего мне не говорил при нашей встрече. Обычно он не умалчивает о таких вещах.
– Да, но мы ещё ничего не говорили императору, Вы в таком положении, а это могло спровоцировать мятеж в Киото!
– Как же Вы уничтожили этого повара?
– Тайно.
– И никто ничего не заподозрил?
– Думаю, фудзивара что-то подозревают, но молчат. Вот почему мы уничтожили того доктора, который приходил к Вам. Он являлся преданным фудзивара, и мы хотели убедиться, г-жа, что с Вами всё в порядке. Позвольте, г-жа Оно.
Вдруг доктор несколько раз хлопнул в ладоши, двери открылись, и вошёл слуга, ведя на поводке собаку. Он поклонился и подвёл животное к доктору.
– Что это?
– Всё, что будет подаваться к столу, давайте сначала этой собаке, тогда Вы не пропустите яд.
Мне стало жалко эту дворнягу, но разве могла я подвергнуть жизнь императора опасности? Нет, не могла.
– Благодарю Вас.
Несколько раз перед родами доктор Джеро приходил ко мне справиться о моём здоровье. Через несколько дней я родила ребёнка – великолепную девочку так похожу на своего отца. Роды прошли легко, хотя я боялась, ибо в моей голове были тяжёлые мысли.
А потом от усталости и постоянного напряжения я отключилась и провалилась в долгий сон. Мне приснился необычный сон.
Я видела, как бреду в густом тумане и поднимаюсь на далёкую заснеженную гору вулкана Фудзи. Я устала, выбилась из сил. Ноги мои стали тяжёлыми, будто, налились свинцом, причём я не могла посмотреть вниз, потому что мне казалось, если я сделаю это, то непременно упаду с огромной высоты и разобьюсь. Ко мне тянулось множество рук из пространства, они что-то хотели от меня, эти руки. Я отталкивала их от себя, но они всё равно тянулись, цеплялись за моё кимоно.
– Отстаньте от меня! – кричала я в пространство, но руки всё равно тянулись, мешали мне подниматься.
Вдруг там на самой вершине я увидела Сапфо, легендарную поэтессу с острова Лесбос. Она улыбалась мне своей улыбкой и протянула руки, чтобы помочь мне подняться на Фудзи.
– Вы и есть Сапфо? – спросила я, обратившись к ней.
Она кивнула:
– Да, я – Сапфо.
– А я – Оно-но Комати, но никто, никто не знает обо мне.
– Придёт время, и о тебе узнают, – произнесла Сапфо.
Я проснулась, потому что свет слишком много света бил в мои глаза. Я увидела лицо императора Ниммё, и была поражена, откуда он оказался в моём сне. А потом я поняла, что я совсем не сплю, я проснулась.
– Мои мучения закончились? – спросила я.
Мне сказали, что я родила девочку.
– Где же моя дочь? – спросила я и улыбнулась императору.
– Не волнуйся, красавица Оно, тебе принесут её на кормление, а сейчас, чтобы мы остались вдвоём, я дам распоряжение, чтобы о нашем ребёнке позаботились.
– Но где же Вы были все эти дни, Ваше величество?
– Небольшое недомогание помешало мне увидеть тебя, моя любовь.
Я вспомнила о последних словах доктора Джеро, и мне стало неспокойно на сердце.
– Прошу Вас, Ваше величество, останьтесь эти дни со мной.
– Любовь моя, как только ты поправишься, у тебя будет достаточно сил, мы отбываем с тобой в Азию.
– В Азию? – удивилась я.
– Да, меня пригласил халиф Джафар-аль-Мутаваккиль посетить его дворец, а я знаю, ты любишь путешествовать, и очень хотела бы увидеть эту землю. Корабли халифа Джафара в месяце Дракона десять Лун назад побывали в Стране Восходящего Солнца.
– Но разве Вы понимаете язык этого народа?
– Да, я немного обучался арабскому, в моём дворце остался Махмуд, который обучил меня всему и сам обучился японскому языку.
– Это тот самый арабский художник, которого я видела на том приёме? – спросила я.
Император кивнул:
– Да, любовь моя. Махмуд – мой самый лучший друг.
– Вы действительно можете доверять этому человеку, Ваше величество?
– Да, я уверен в этом. Но к чему все эти вопросы, дорогая?
Я не знала, что ответить, г-н Джеро предупредил меня о том, чтобы я пока не раскрывала планов и замыслов их организации.
– Ещё не время, – в тот день напоследок заверил меня доктор Джеро, – но я уверен, однажды придёт тот день, и коварство этих фудзивара будет раскрыто, и множества казней не миновать по всей Японии. Но будьте особенно осторожны, Вы представляете большую опасность для фудзивара, и они однажды захотят устранить Вас.
– В последнее время я очень устала, и меня беспокоило Ваше недомогание.
– Вы справлялись обо мне?
– Конечно, Ваше величество. Разве могла я оставаться равнодушной в этих великолепных стенах, когда Вам плохо?
Он обнял меня и произнёс:
– Моя возлюбленная, верь мне, однажды настанут времена, когда Япония будет свободной, и ты поймёшь, что у тебя нет повода бояться за меня. Однажды настанут те времена, когда власть императора станет сильной, и никто не будет решать за императора и указывать, как ему действовать.
– Вы имеете в виду фудзивара, с которыми у Вас противостояние с тех пор, как Вы стали императором Страны Восходящего Солнца?
Взгляд императора стал серьёзным.
– Неужели ты знаешь обо всём, красавица Оно?
– Я служу Вам, Ваше величество. Как же Ваша преданная служанка может оставаться безучастной к тому, что происходит вокруг моего господина?
Он улыбнулся:
– Тебе не следует слишком глубоко вникать в политику, красавица Оно, ибо Ваш господин жаждет Ваших танцев и стихов, которыми он всегда так восхищался. В Арабском Халифате есть тоже много поэтов, и Махмуд однажды декламировал мне одного из поэтов.
– Наверное, это были очень красивые стихи.
– О, в них заключена мудрость многих эпох, однако без твоих стихов мой мир становится блеклым, нуждаясь в ярких красках.
– Я бы очень хотела, чтобы Вы прочли мне эти стихи, Ваше величество. Прошу Вас. Я хочу услышать мудрость этого мира.
Император закрыл глаза, и я услышала чудесные слова, которые запомнились мне, потому, что эти слова были необычными.
«Прекрасная роза
Цветёт в саду моём,
Она так красива,
Как рассвет,
Которым я могу
Любоваться вечно,
Однако стебель её
Полон шипов,
И я часто накалываюсь на них,
Я страдаю,
Но боль моя
Рождает чистую любовь».
– Кто написал эти красивые стихи? – спросила я.
– Один неизвестный арабский поэт. Говорят, он погиб из-за любви, а наш Махмуд перевёл его на японский.
В ту ночь я долго не могла уснуть и попросила Йошинори играть на самисяне. Император остался у меня, за кухней я попросила следить Хакиру, которая с большим удовольствием исполняла свои новые обязанности. Она воспринимала их, как символ возвращения к новой жизни. Я всё ещё не могла оторвать глаз от её преобразившегося лица, посвежевшая кожа лица напоминала сочный персик. Правда, седине волос не далось исчезнуть. Г-же Ми-юко пришлось прибегнуть к красителям.
– Если я буду красить свои волосы регулярно, то седину никто не увидит, – говорила Хакира, – г-жа Ми-юко настаивала, чтобы я отныне не относилась пренебрежительно к своей внешности. Ведь внешность для любой женщины значит очень многое.
Пока император спал, всю ночь в соседней зале я и Хакира беседовали друг с другом, рассказывая о тех перипетиях судьбы, через которые нам пришлось пройти. Неожиданно мы стали близки, хотя в детстве Хакира всегда держалась особняком.
– Я попала к одному феодалу в рабство, он часто бил и насиловал меня, – с горечью говорила Хакира, – однажды мне удалось убежать от него, а потом я стала безумна, и уже ничего не помнила, – она тяжело вздохнула, – Моя милая Оно, на днях я схожу к Кимико и поговорю с ней. Это жестоко отворачиваться от своей сестры, только потому что она пожертвовала собой ради неё и выпила полную чашу горечи.
Под утро мы уснули, в то утро я спала, обняв свою дочь……
Глава 11
«Халиф»
«Он опять не пришёл –
И ночью тоскливой, безлунной
Я не в силах заснуть,
А в груди на костре желаний
Вновь горит –
Не сгорает сердце….
.
Всё кончено.
Замороси осенний дождь.
И, словно, листья на ветру,
Поблекли слова любви.
.
В залике этом
Нет морской травы, -
О, бедный мой рыбак!
Ты этого,наверное, не знаешь?
И от утслости изнемогая,
Всё бродишь здесь…..
.
От горестей мирских утсла,
Корни отрубив,
Плакучею травою стану.
Нашлось б теченье,
Что вдаль возьмёт!
.
Зёрна риса,
Что в поле остались,
Сметает
Осенний ветер.
С грустью смотрю:
Не моя ли это участь?»
(Оно но Комати).
……..
Когда все придворные узнали о моей поездке вместе с императором в Арабский Халифат, во дворце случился большой переполох. Я случайно узнавала о том, что придворные, приближённые к императору, были крайне недовольны новыми отношениями между «императором и его красавицей-гейшей». Во главе этого недовольства и возмущения была императрица Татибана.
– Мой бедный сын, разве ты забыл, что являешься великим властелином мира Страны Восходящего Солнца? Разве ты забыл об этом, дорогой? Будет скандал, если халиф увидит тебя с ……этой гулящей девкой, пусть даже если она так хороша, что с этим трудно не согласиться.
– Не смейте называть её так, матушка!
– Хорошо, ты велел выстроить ей огромный дворец, где она чувствует себя императрицей, хоть на самом деле и не является таковой. Что ещё тебе нужно, сын мой?
– Чтобы мой двор и Вы, матушка, признали мою Оно. Она и только она всегда будет владеть моим сердцем и более никто.
– Она так хороша в постели? Я слышала, в притоне г-жи Наоми готовят отличных гейш искусных в интимных утехах. Но имей в виду, мой дорогой сын, мой милый Ниммё, эти женщины – лишь раскрашенные куклы.
– Оно – не раскрашенная кукла в отличие от многих в этом дворце. Моя возлюбленная – искушённая в поэзии, искусстве и науке.
– Зато она ничего не понимает в политике.
– Не беспокойтесь об этом, моя Оно не настолько глупа, как Вы думаете.
– Поезжайте к Вашему другу халифу с Вашими жёнами, придворными, но только не с этой ужасной женщиной.
– Помните, матушка, сначала Вы были очень благосклонны к Оно. Чем же вызваны столь явные перемены в Вас?
– Ты изменился, сын мой. Ты восстановил против себя весь двор за короткое время, а эти храмы и изваяния в её честь….народ возмущён.
– Вы не правы: людям, простым людям нравится моя Оно, они восхищены е стихами, разошедшимися по всей Японии.
– Её стихи слишком печальны и несчастны. Но это – ложь!
– Ложь?
– Твоя любовница купается в счастье, её поэзия, эти строки не соответствует тому душевному состоянию, которое она испытывает. Разве может поэт лгать?
– Она не лжёт.
Я слышала этот разговор из-за двери одной из зал дворца императора, но не решилась войти. Я возвратилась в свой дворец, мне стало очень плохо на душе. Так плохо, что, прижав мою девочку к груди, я зарыдала.
В этом состоянии он и нашёл меня.
– Через день мы должны отплыть, – сказал император, – почему ты так печальна? Разве тебя не радует предстоящая поездка? А затем, когда мы вернёмся, состоится свадьба. Все приготовления уже завершены. Скоро народ будет приветствовать свою новую императрицу.
Дочка спала, будто, её совсем не касались все эти дворцовые дрязги. Мы назвали её «Мивой», что на нашем языке означает «гармония», хотя мы долго спорили накануне, какое имя ей выбрать.
Имя Мива вполне устроило императора и меня, ведь в человеческой жизни бывает так мало гармонии. Вытерев слёзы, я посмотрела на моего возлюбленного.
– Я очень боюсь за Вас, Ваше величество, – прошептала я.
– Боишься?
– Ведь, я же вижу, они все против Вас. Эти люди очень корыстны, они ни перед чем не остановятся. Прошу Вас, Ваше величество, быть может, Вы, всё же, смиритесь с фудзивара и отправитесь в халифат вместе с императрицей или Вашими жёнами?
Лицо императора налилось гневом, он стукнул кулаком по столу так, что стоявшие на нём блюда подпрыгнули.
– Эти подлые фудзивара должны знать своё место! Они уже смогли управлять моим дядей Дзюнной, они прибрали всё к своим рукам, они присваивают земли бедняков, скупают драгоценности, присваивают деньги! Они думают, что мне совсем ничего не известно об их делишках! Или они считают меня настолько глупым, лишённым разума! Дядя позволил управлять собой, но я не позволю! Или тебе что-то известно об их планах?
– Нет, любимый, я могу лишь догадываться. Что-то подсказывает мне, что Вам нужно быть осторожным.
Я видела, когда мы восходили на наш корабль с императорскими знаками, с какой ненавистью и презрением смотрели на нас придворные, как они ненавидели меня. Их взгляды горели этой ненавистью.
Поговорив накануне с доктором Джеро, выйдя в открытое море, я отстранила назначенного повара, потому что я настояла на этом. Дочку я не могла взять с собой, ибо качку и солёный ветер девочка могла очень плохо перенести. Я оставила её на попечении кормилицы и сестры Хакиры.
В первые дни нашего плавания я чувствовала себя отвратительно, впервые узнав, что такое «морская болезнь». Меня тошнило и рвало. Сначала доктор насторожился, а затем спокойно вынес свой вердикт.
– Не беспокойтесь, г-жа. Море действует на человеческое тело неблагоприятно, как бы мстя нам за вторжение в его заветные пределы.
– В детстве я очень любила бегать к Побережью, чтобы слушать океан, видеть, как волны накатывают друг на друга, будто соревнуются между собой. Я любила созерцать белую шапку Фудзи-ямы, и из этого черпалось моё вдохновение.
– Но Вы же сами находились на земле, – произнёс доктор, – земля устойчива, а океан – нет.
Император то и дело смотрел в свою подзорную трубу и проявлял нежную заботу обо мне.
Он был счастлив, и я видела, как его глаза горели радостью, хотя перед отплытием он ходил мрачнее тучи. Несмотря на протесты фудзивара, в Совет были дополнительно введены другие чиновники из рода эмиси. Несмотря на явное недовольство постоянного состава Совета, по настоянию императора я регулярно присутствовала там.
– Ваше величество, Вы же видите, они никогда не смирятся с моим присутствием, – говорила я после того, как Совет подходил к концу, – они ненавидят меня даже больше, чем Вас. Они считают, я – единственная причина явных перемен в Вас.
– И они правы, любовь моя. Раньше я не жил, я, будто, спал, не ощущая, не чувствуя самой жизни. Дядюшка Дзюнна предупреждал меня о том, что, взойдя на престол, мне следует быть готовым к тому, что фудзивара начнут диктовать мне, как себя вести и многое другое. Дядюшка не мог сопротивляться, хотя пытался проводить свою политику и прекратить казнокрадство. Фудзивара слишком быстро обогащались и продолжают обогащаться до сих пор. У меня есть подозрение того, что смерть моего дядюшки не естественна.
– Так он был убит?
Император кивнул:
– Да.
– Так почему же не проводилось расследование? – спросила я.
– Проводилось. Мне доложили, что здоровье моего дяди было слабым, он умер естественной смертью.
– И, всё же, что-то заставляет Вас думать, Ваше величество, что что-то не так?
Он пожал плечами:
– У меня нет доказательств, любовь моя; фудзивара хитры, как демоны.
– Прошу Вас, будьте осторожны, Ваше величество. Я боюсь за Вас. Отныне наша жизнь общая на двоих.
– Успокойся, моя красавица Оно, всё будет в порядке. После нашего возвращения мы поженимся.
– Прошу Вас, Ваше величество, остановите это, отмените свадьбу. Отмена её собьёт с толку тех, кто недоволен Вами, они очень опасны.
Император Ниммё оставался непреклонным.
День, когда наш корабль причалил к берегу, был ясным и солнечным. Никогда раньше я не видела столько солнца, потому что большую часть времени над Японией царят туманы, скрывая берег и другие острова. Яркое голубое небо напоминало чистотою своей настоящую бирюзу. Сойдя на берег, мы оказались окружёнными людьми из свиты халифа. Их одежды отличались от наших, как и боги, которым они поклонялись. Головы их были покрыты тюрбанами, их тела были облачены в яркие халаты и перепоясаны поясами. Правда, халаты отличались от кимоно покроем. От толпы отделился один человек в жёлтом халате и коричневой чалме. Поклонившись нам чуть ли не до земли, человек в коричневом тюрбане произнёс на непонятном языке, но один из переводчиков перевёл.
– Халиф Джафар аль Муттавакиль приветствует Вас и ожидает в своём дворце. Халиф поручил мне, Ахмету ибн Сафуру, его главному визирю, встретить Вас и препроводить в его главную резиденцию.
Чуть в стороне я заметила эскорт, состоящий из носилок с рабами-носильщиками и огромных верблюдов.
Император низко поклонился главному визирю Ахмету ибн Сафуру и произнёс что-то по-арабски. Они улыбнулись друг другу.
Войдя в резиденцию халифа, я была поражена её красотой и великолепием. Там вдалеке высилась мечеть и башня, с которой муэдзины в положенный час призывали верующих совершить намаз. Войдя во дворец, мы оказались в «Зале Приёмов». Человек с небольшой бородкой тёмно-каштанового цвета в белом халате и такого же цвета тюрбане восседал на троне и поприветствовал нас. У него были выразительные миндалевидные глаза, нос с горбинкой и тёмные брови. У этих людей были миндалевидные глаза и носы с горбинкой, движения их были резкими и какими-то размашистыми. Но это было лишь моим первым впечатлением.
Наши слуги внесли в зал приёмов несколько сундуков. Император показал на сундуки и произнёс что-то по-арабски. Я видела, как человек на троне приветливо улыбнулся нам, хлопнул несколько раз в ладоши. Вслед за этим в зал внесли несколько кувшинов с пряностями и драгоценными камнями. Затем человек на троне произнёс по-японски:
– А теперь, о, властелин Океана, прими наши дары то, чем богата эта земля.
Я была поражена, потому что совсем не ожидала такого знания японского наречия от иноземца. Этим иноземцем, восседавшим на троне своего дворца-резиденции, и был сам халиф Джафар аль Муттавакиль. Позже я запишу все свои впечатления в своём дневнике, чтобы, оставшись в полном одиночестве, читать его на досуге. Правда, дневник исчез, (вероятно, как я узнала позже, его выкрали фудзивара, надеясь почерпнуть важную для них информацию).
Император представил меня халифу, я низко склонилась перед властителем этого мира, полного пустынь и жаркого солнца.
Судя по тому уважению, которое было выказано мне, император представил меня, как свою будущую супругу.
В нашей свите оказались фудзивара, я видела, каким недовольством подёрнулись их лица, когда они явились свидетелями знаков внимания и почтения, оказываемых мне самим халифом. Я была поражена ещё больше, когда через несколько дней, гуляя по саду, накрывшись своим маленьким зонтиком, я набрела на одно здание.
В центре зала находился один вращающийся шар. Раскрыв от удивления рот, я долго глядела на этот шар и не заметила того, что в зале кто-то присутствовал. В тишине огромной сферы я услышала чьё-то лёгкое дыхание. Высокая фигура в тюрбане и ярко-красном халате подошла ко мне и поклонилась. Это был сам халиф Джафар аль Мутавакиль.
– Приветствую Вас в моей обсерватории, г-жа, – произнёс он по-японски.
Я улыбнулась, потому что едва поняла его, однако всё равно речь халифа можно было понять.
– Вы знаете мой язык? – спросила я и тоже в почтении склонилась перед этим человеком.
– Благодаря императору и властелину Океана. Император в прошлый раз, когда мы виделись, дал мне несколько уроков, а затем мы обменялись нашими подданными. Я оставил ему Махмуда, чтобы он обучил императора арабскому языку, в свою очередь Властелин Океана подарил мне Харуки. Г-н Харуки оказался отличным учителем, но я был плохим учеником.
– Что Вы здесь делаете, Ваше величество? – спросила я.
– Наблюдаю за звёздами. Идёмте, я покажу Вам мой прибор, благодаря которому я смотрю на небо.
Я показала на вращающийся в центре обсерватории голубой шар.
– А что это такое, Ваше величество?
– Модель Земли.
– Модель Земли? – удивилась я.
– Да, её сконструировали по древним чертежам мои учёные. Эти чертежи когда-то принадлежали Древнему Риму. Говорили, их держал в руках сам Цицерон и Октавиан Август.
Шар был выложен обожжёнными голубой эмалью изразцами. Я слышала о том, что этой методикой владели древние персы. Об этом же мне рассказывал сам император и его архитекторы, с которыми я имела несколько бесед. Когда луч Солнца попадал на голубые плитки, зала и вся обсерватория, словно, погружались в голубые блики. Так обычно бывает в воде. Я это знала наверняка, потому что с детства могла плавать. Я жмурилась каждый раз, когда шар совершал полный оборот вокруг своей оси.
– Но почему он вращается? Что им движет?
– Механизм, изобретённый моими учёными, – с гордостью произнёс халиф.
– По нашим представлениям мир, в котором мы живём, представляет собой плоскость, окружённую горами, Фудзи-ямой и Огромным Океаном. Иногда его трясёт, потому что в Океане живёт огромная Рыба.
– Весьма романтичное представление, – заметил халиф, – и всё же, я уверен, что Земля представляет собой шар, мы обитаем на огромных островах, окружённых Океаном, который велик и безбрежен.
Острова изображали жёлтыми плитками, жёлтые блики добавляли больше света в обсерваторию, особенно, когда наступал вечер.
– Мы не можем видеть Землю, потому что она огромна, но расчёты учёных говорят о том, что Земля – вовсе не плоскость, а шар. Когда-нибудь отношения между нашими государствами станут очень крепкими, и жители Страны Восходящего Солнца узнают о многом. А мой халифат получит много шёлка из Китая и бумагу, в которой мы так нуждаемся. Мы уже отправляем наши торговые суда в Китай.
Я, как заворожённая, продолжала наблюдать за вращающимся голубым шаром.
– Император очень желает, чтобы эти отношения развивались, – произнесла я, – однако фудзивара (аристократы рода «фудзивара»), занимающие видные посты, настроены агрессивно. Они преследуют личные цели, касающиеся только их. Они не заинтересованы в развитии отношений между Японией и Арабским Халифатом.
Халиф Джафар грустно вздохнул:
– Император при прошлой нашей встрече упоминал об этом. Ему предстоит преодолеть много препятствий, – Аллах да поможет ему в этом, – произнёс халиф, возведя руки к небу.
Он повёл меня по винтовой лестнице, и вскоре мы оказались на самом верху обсерватории. В куполообразном потолке было проделано отверстие, куда была вставлена огромная труба.
– Отсюда я наблюдаю за небом, – пояснил учёный халиф.
– О, как бы мне воочию хотелось увидеть это небо со множеством звёзд! В детстве я любила наблюдать за Океаном, огромной горой Фудзи и за звёздами. Правда, во время туманов их почти не видно, но даже у нас случается ясная погода. Звёзды помогают мне писать стихи.
Халиф улыбнулся мне:
– Сейчас на небе тоже ничего не видно, но ночью можно увидеть многое. Приходите сюда с императором ночью, я покажу вам то, что наблюдаю здесь уже много лет, а до меня это делал мой отец и дед. Они тоже увлекались созерцанием звёзд и поэзией.
– Так это Ваши стихи прочёл мне император накануне нашей поездки? – спросила я.
Халиф выглядел смущённым.
– В моём халифате много поэтов и философов, г-жа. Возможно, эти стихи принадлежали кому-то ещё.
Я вспомнила те стихи, которые накануне поездки прочёл мне сам император Ниммё.
– Возможно, – ответила я, – но эти стихи были воистину прекрасны и совершенны. Они тронули меня.
Я увидела на этот раз, что смущение халифа Джафара стало ещё сильнее.
– Ведь сознайтесь, Повелитель Мира, это были Ваши стихи?
– Да, я боялся, что такой прославленной поэтессе, как Вы, не понравятся мои стихи, поэтому предпочёл не признаваться в моём авторстве.
– Вы ничего не слышали о великой Сапфо? – спросила я.
– Слышал. Некоторые из моих подданных, побывавших на острове Лесбос, куда была сослана эта удивительная женщина, видели её изваяние. Однако сейчас здесь в этой обсерватории я бы хотел услышать Ваши стихи. Прошу Вас, прочтите что-нибудь из тех сочинений, которые принадлежал Вам.
– Вы никогда не слышали моих стихов от императора?
– Я слышал о них, но у меня не было возможности лично познакомиться с Вашей лирикой, звучащей из Ваших уст.
– Но…..
– Прошу Вас, прекрасная Оно…..
Солнце струилось сквозь голубую гладь изразцов, и среди этого великолепия полились стихи из моей души…..
….. «Распустился впустую,
Минул вишнёвый цвет.
О, век мой недолгий!
Век не смежая, гляжу
Взглядом долгим, как дождь.
.
Когда ясихидэ
Назначен был в Микава,
Он написал мне:
«Не хотите ли взглянуть
На земли,
Коими я буду управлять?»
Я отвечала:
«Оборваны корни
Плавучей плакучей травы.
Так и я бесприютна!
С лёгкой душой поплыву по течению,
Лишь только услышу:
«Плыви».
.
Это всё моё сердце,
Что отплыть я решилась
В столь непрочной ладье.
Всякий день
Её заливают
Невольные горькие волны.
.
Вновь приходит рыбак
В ту бухту, где травы морские
Уже давно не растут, -
Но напрасны его страданья,
Упованья на
Радость встречи….
.
Разве я – проводник,
Что должен к деревне рыбачьей
Указать ему путь?
Отчего же
Сердится милый,
Что не вывела
К Тихой Бухте?»
……
Моё сердце билось очень сильно, когда я закончила. Тайком я глядела на халифа Джафара, пытаясь понять его реакцию, но он сидел передо мною, печально опустив глаза, и смотрел в пол.
– Что же Вы молчите, повелитель? – наконец, решилась спросить я, совсем забыв о дерзости. Мне просто не терпелось узнать, что думает этот великий человек.
– У меня сложилось превратное мнение о женщинах Японии. Мне всегда казалось, что они, будто, тени, следующие за мужской волею и не имеющие своей собственной.
– Но сейчас Вы думаете иначе?
– Да, Вы в моих глазах – тот идеал женщины, которой можно поклоняться, как богине. Я сожалею, что у нас разные веры. Я верю в Аллаха, Вы в Ваших богов. Ваша поэзия способна растопить любое сердце, даже если оно заковано в броню, такое сердце раньше было у императора Ниммё. Он был отстранён, холоден и равнодушен к этому миру. В его глазах была Вечная печаль. Но сейчас он – совсем дугой человек. Вас невозможно не любить, красавица Оно.
Он приблизился ко мне и долго смотрел в мои смущённые глаза.
– Прошу Вас, дайте мне Вашу руку.
Халиф прижал мою руку к своему сердцу.
– Если б император не являлся моим другом, я молил бы Вас остаться в моём гареме. Вы стали бы украшением моего халифата. Однако моё предложение остаётся в силе, и Вы можете подумать над ним.
– Я никогда не оставлю Японию. Я люблю мою страну – Страну Восходящего Солнца. Я люблю туманы, опускающиеся на землю и Океан, я люблю молчаливый и грозный вулкан Фудзи, всегда вдохновляющий меня. Я люблю шёпот волн, так ласкающих мой слух. И….я очень люблю императора, я не смогу жить, если его вдруг не станет.
– Разве Ниммё что-то угрожает? – спросил Джафар-аль-Мутавакиль.
В его чёрных глазах читалось беспокойство.
– Я слышала, вокруг моего возлюбленного собирается заговор. Его уже пытались отравить, и эта поездка лишь отсрочит ненадолго столкновение с противоположной стороной.
– Вы говорите об отравлении? – спросил халиф, немного поразмыслив над чем-то.
– Да, повелитель. Перед поездкой император чувствовал себя совсем скверно. Вы мне незнакомы, но я чувствую, что могу довериться Вам. Ваши глаза – это не глаза предателя, но глаза верного друга.
Халиф трижды хлопнул в ладоши, пришёл слуга.
Джафар что-то шепнул арабу-слуге на ухо, тот поклонился и вышел. Затем через несколько минут слуга вернулся, что-то принеся на серебряном подносе, что-то накрытое красной тканью. Халиф убрал ткань, протянул мне невзрачный серый камень.
– Это – очень ценный минерал, – произнёс халиф Джафар, – в моей резиденции всего два таких минерала. Один из них я дарю императору. Возьмите же.
Я посмотрела на неправильной формы серый минерал, взяла его в руки. Он был холодным и очень твёрдым.
– В чём же его ценность, повелитель?
– Этот минерал способен впитывать яды из пищи и вина. Положите его в сосуд с вином, которое Вы хотите подать императору, выдержите этот минерал в сосуде в течение некоторого времени, затем подайте императору. Ему ничего не будет угрожать, потому что яд обезвредится прямо в сосуде.
– Благодарю Вас, повелитель.
Я упала на колени и поцеловала полу его халата, казалось, халиф был поражён моим внезапным порывом.
– Прошу Вас, не нужно. Богине не пристало кланяться обычному смертному.
– Но я не – не богиня. Я – лишь скромная слуга императора и подчиняюсь своей собственной судьбе.
….Звёзды в ту ночь стояли очень низко, казалось, протяни руку, и эти зёзды упали бы прямо в твои руки.
Император Ниммё долго всматривался в звёздное небо, всё было для него в диковинку, я понимала это по мимолётной улыбке, появляющейся на его лице.
– Смотри же, красавица Оно, вон на ту жёлтую движущуюся звезду. Она так прекрасна, что напоминает мне тебя. Я назову эту звезду твоим именем.
Я посмотрела в подзорную трубу, увидела жёлтую сияющую точку, а рядом с ней очень медленно двигалась какая-то красноватая точка.
– Я вижу другую звезду, Ваше Величество, – произнесла я, – она красная. Я бы назвала эту звезду Вашим именем, повелитель Океана.
Император вздохнул:
– Возлюбленная моя, когда-нибудь мы будем, так же, как и они, плыть в небесах и смотреть на этот грешный мир сверху и удивляться тому, что люди – эти маленькие создания, имеют очень много бесполезных дел, которые кажутся им огромными, грандиозными. А на самом деле вся грандиозность не здесь, а там….Там.
Я показала на небо.
Он заметил слёзы в моих глазах, обнял меня, попробовал на вкус слёзы.
– Они солёные, как Океан. Почему ты плачешь, моя Оно?
– Мне кажется, моя жизнь без Вас потеряет смысл, Ваше Величество. Я просто на миг представила это, и мне стало не по себе.
– Но почему ты думаешь, что я умру, дорогая?
– Мы все когда-нибудь умрём.
Он нежно гладил мои волосы и шептал те слова, в которые мне хотелось верить, но я не верила.
– У меня дурное предчувствие, Ваше величество.
Он вздохнул:
– Я благодарен за то, что мой друг, халиф Джафар, предоставил в наше распоряжение сегодня свою обсерваторию. Давай не будем говорить о грустном. Я уверен, твои предчувствия не сбудутся. Мы поженимся по возвращении и будем очень счастливы друг с другом. Вот увидишь. Как ты находишь халифа Джафара?
– Он очень умный человек. Он – такой же философ, как и Вы, Ваше величество. И также, как и Вы, любит поэзию. Среди его придворных очень много учёных.
Император грустно посмотрел на меня.
– Увы, среди моих придворных слишком много тех, которые жаждут власти. Они хотят возвести на трон моего старшего сына Монтоку, устранив меня, потому что Монтоку будет делать то, что нравится фудзивара.
Я вспомнила юношу с дерзким лицом, которого видела недавно на приёме перед отъездом из Киото. Императрица Татибана, также, приняла решение ввести его в состав Совета, чтобы он начал приобщаться к государственным делам.
– Не переживайте, Ваше величество, рано или поздно Ваш старший сын Монтоку станет императором. Так течёт Река Жизни, и с этим необходимо смириться, даже если сердце протестует. Мы однажды приходим в этот мир, а затем уходим из него, подобно дождям.
– Я никогда тебя не забуду, Оно-но Комати. Никогда.
