Читать книгу: «Дети», страница 6

День выдался по-летнему знойным. Солнце застыло высоко в небе, яркие лучи его нагревали и без того разгорячённый проезжающими машинами асфальт. Слабый ветер лишь изредка баловал едва ощутимой прохладой. Несущиеся мимо грузовики поднимали пыль, которая тотчас обжигала ноги. Мне приходилось ехать очень медленно по сравнению с тем, какую скорость я мог развивать в апреле, когда солнце ещё не было таким жестоким. Кроме того, я не только старался довезти букет целым и невредимым, но и сам боялся сильно вспотеть от такой изнуряющей езды. Предстать в таком виде перед прекрасной красавицей было бы неприемлемо.

Когда я подъехал к школьному двору, он был абсолютно пустым. Видимо, урок ещё не был окончен. Я отвязал газету от велосипеда, развернул её и достал цветы. Букет оказался слегка приплюснутым, но ещё был способен произвести положительное впечатление и послужить скромным подарком.

Я встал под старый тополь, тень которого была идеальным укрытием от палящего солнца, и принялся дожидаться, когда из школы выбежит толпа оголтелых школьников, радующихся окончанию учебного дня. Ждать мне пришлось совсем недолго – через несколько минут школьный двор уже был заполнен детьми. Теперь главной задачей было отыскать в толпе Настю. Я стал пристально наблюдать за всеми ребятами, пробегающими мимо меня. Наконец я распознал знакомое лицо и тотчас бросился навстречу, пряча букет за спиной. Настя тоже меня узнала и ускорила шаг по направлению ко мне.

– Привет, Настя! – закричал я.

Я обнял её насколько мог крепко одной рукой, так как вторая была занята букетом, и повторил слова приветствия уже более тихим и ласковым голосом:

– Здравствуй, Настенька! Я очень рад тебя видеть.

Сказав это, я вручил ей букет. Такой сюрприз ей явно понравился, несмотря на некую небрежность оформления с моей стороны.

– Какие красивые цветы! – радостно воскликнула она и поцеловала меня в щёку. – Где ты их нашёл?

– В доме недалеко от моего поля. Ой! В поле недалеко от моего дома! – я пребывал в пьянящей растерянности от неожиданного поцелуя.

Настя рассмеялась в ответ. Смех её звучал приятно и сладко, он был преисполнен искренности.

– Куда пойдём? – спросила она меня.

– А у тебя есть велосипед? – ответил я вопросом на вопрос.

– Да, конечно есть!

– Здорово! – обрадовался я. – Тогда мы можем покататься по городу или по лесу.

– Он у меня дома. Пойдём, сходим за ним. Заодно я оставлю дома рюкзак с учебниками. Он очень тяжёлый – с ним не покатаешься.

– Хорошо! Показывай дорогу.

Мы направились к дому Насти. Я счёл обязательным избавить её от необходимости нести тяжёлый рюкзак и закрепил его на багажнике велосипеда, который вёз рядом с собой. Таким образом, Настя была обременена лишь совсем нетяжёлым букетом из одуванчиков. По дороге к её дому мы много расспрашивали друг друга о любимых вещах и занятиях, о детстве, об учёбе, о родителях и об интересах – словом, мы старались узнать друг о друге как можно больше.

Вскоре мы подошли к Настиному дому. Это было трёхэтажное здание бежевого цвета, построенное, очевидно, ещё при Сталине. Когда мы вошли во двор, Настя внезапно остановилась, лицо её сделалось задумчивым.

– Что такое? – спросил я её. – Где твой подъезд?

Настя стала ощупывать карманы, потом она взяла свой рюкзак с велосипеда и стала суетливо в нём копаться.

Затем она бросила его на прежнее место, посмотрела на меня глазами, преисполненными ужаса, и сказала:

– Боже мой! Я, кажется, забыла дома ключи.

– У тебя есть кто-нибудь дома? – спросил я её.

– Нет, родители на работе.

– Так давай пойдём к кому-нибудь из них на работу и попросим дать ключ, – предложил я, – город маленький, мы в два счёта сбегаем куда надо.

– Нет, у нас с тобой ничего не выйдет! Родители ездят на работу в другой город.

Лицо Насти сделалось грустным, улыбка, с которой она прежде шагала всю дорогу, сошла с её уст.

– А как же твой дедушка? – вспомнил я уже знакомого мне старика. – Уж он-то наверняка дома или хотя бы в сквере гуляет.

– Нет, сегодня его тоже нет, словно нам назло! Его друзья утром забрали на рыбалку. Скорее всего, он приедет не раньше завтрашнего дня.

– А когда вернутся твои родители?

– Вечером, не раньше семи часов.

– Стало быть, до семи тебе не попасть домой? – продолжал я задавать наивные вопросы, об ответах на которые догадывался сам.

– Выходит, так, – едва слышно ответила Настя.

Лицо её изобличило ещё бо́льшую грусть, глаза наполнились влагой. Казалось, она была готова заплакать – настолько чувствительным к любым неудачам было её молодое девичье сердце. Разумеется, я не мог допустить её слёз, поэтому поспешил её подбодрить, тем более что ситуация отнюдь не казалась мне критической.

– Ничего страшного, Настя! – произнёс я с максимально наивной улыбкой. – Мы можем подождать твоих маму с папой. До семи вечера осталось уже меньше четырёх часов. Мы сможем провести это время и без велосипедов, а если ты хочешь, можешь взять мой!

Мои слова подействовали на Настю. Тяжёлое выражение лица её стало мягче, сквозь розовые губы проступила чуть заметная улыбка.

– Может быть, ты и прав! – воскликнула она уже куда более живым голосом.

Её радость передалась мне мгновенно, и я заговорил с торжественным выражением на лице:

– Вот и отлично! Пойдём в наш сквер. Я взял пирожки с чаем. Ты, наверно, очень голодна. Мы можем перекусить, а там и придумаем, что будем делать дальше.

Да простит меня справедливый читатель, если я замечу, что, когда я произносил эти слова, я не столько хотел покормить прекрасную Анастасию, сколько сам желал поскорее что-нибудь слопать – настолько сильно я был голоден. И это не удивительно: мои эгоистичные намерения оправдывались тем, что я действительно ничего не ел с того самого момента, как отправился в поле за цветами, а этот промежуток времени составлял уже не менее четырёх часов.

Настя с радостью согласилась на такое дельное предложение, и мы не спеша отправились в сквер. Там мы решили устроить небольшой пикник, включавший пирожки с капустой и чай – те самые запасы, которые я прихватил из дома. Кроме того, у Насти с собой было ещё два яблока, отлично дополнившие наш обед. Мы присели под старый дуб – то самое дерево, возле которого и зародилось наше знакомство.

Мы вырвали несколько неиспользованных листов из Настиной тетради и разложили на них наш скромный обед, а сами приземлились на молодую и мягкую весеннюю траву. Мы ели не торопясь, много болтали и смеялись. Несмотря на неудавшуюся идею с катанием на велосипедах, нам было очень хорошо.

– Стой! Ловите его! – внезапно откуда-то раздался резкий возглас.

Мы с Настей принялись глядеть по сторонам, чтобы разобраться, откуда доносился незнакомый нам голос. Вдруг я заметил, как в нашу сторону стремительно бежал рыжий кот, а за ним со всех ног гнался такой же рыжий парень невысокого роста. Судя по всему, он был младше меня на один или два года.

– Ребята, ловите Фомку! – закричал нам мальчик.

Я сразу не понял, почему парень гнался за котом, но всё же решил схватить Фомку. Возможно, он сбежал от своих хозяев. Я бросился коту наперерез. Кот заметил меня и тут же свернул вправо. Тогда я со всей силы оттолкнулся от земли, чтобы попытаться поймать его в прыжке. Я плашмя повалился на траву, но, вытянув руки вперёд, почувствовал, как ухватился за кошачий хвост. Кот завизжал, начал валяться по земле и попытался укусить меня за запястье. Через мгновение подбежал его преследователь и взял кота на руки. Тогда Фомка протестующе замяукал, но уже перестал кусаться.

– Спасибо тебе! – обратился ко мне паренёк. – Это наш кот Фомка. Он выпрыгнул из окна через форточку, как только увидел воробья, и начал его преследовать. А мы с родителями держим его дома, на улицу не отпускаем, вот я и испугался, что он удерёт куда-нибудь, и давай за ним! А он шустрый такой, разве за ним можно успеть? В общем, спасибо тебе, друг! Придётся теперь форточку закрывать. А как тогда духоту терпеть, ума не приложу.

Последние несколько фраз он произносил уже себе под нос, когда развернулся и побрёл назад, неся на руках Фомку, а тот, в свою очередь, продолжал голосисто выказывать своё недовольство тем, что его так безжалостно оторвали от охоты на птицу.

Тут в моей голове промелькнула потрясающая мысль.

– Настя, а на каком этаже ты живёшь? – спросил я.

– На первом, а что?

– А вы тоже в жару открываете форточку, чтобы проветрить?

– Не знаю. Я в своей комнате не открывала. Может быть, родители в своей и открыли, когда с утра на работу уходили.

– Вот что. Мы должны это проверить.

– Ты хочешь, чтобы я залезла в свой дом через форточку? – спросила Настя, хотя наверняка уже сама догадалась о моих планах.

– Да, мы можем попробовать, – ответил я. – Так мы сможем взять твой велосипед и оставить учебники дома. Кроме того, тебе не мешало бы переодеться. Не в школьной же юбке ты будешь кататься.

Настя дала своё согласие, и мы направились назад к её дому. Окно её комнаты выходило во двор, оно было заперто. Кроме того, во двор выходило кухонное окно, которое оказалось тоже закрытым. На той же стороне было окно родительской комнаты, но вскоре мы убедились, что и оно было заперто. Тогда у нас оставался только один вариант – проверить комнату дедушки, окно которой располагалось с торцевой стороны здания. Мы тотчас поспешили туда. К счастью, форточка этого окна оказалась чуть-чуть приоткрытой.

– Ну что, – обратился я к Насте, – вот и наш шанс попасть к тебе в дом.

– Я туда не полезу! – воскликнула девочка, вообразив, как ей придётся пролезать в это маленькое отверстие.

– Ты предлагаешь мне это сделать? – спросил я, осознавая, что получу положительный ответ.

– Да!

– Я чувствую себя жалким воришкой, – пробурчал я, карабкаясь на отлив.

Я положил руки на железную поверхность отлива и тут же вздрогнул – меня обжёг раскалённый на солнце металл.

– Смотри, чтобы никого рядом не было, – сказал я ещё более ворчливым голосом, – а то не хочу потом с милицией разбираться.

– Какой же ты трусишка, Ефим!

– И ты говоришь это человеку, которому ещё вчера выражала благодарность за храбрый поступок, – шутливо упрекнул я её.

– Тогда ты поступил храбро, а сейчас боишься, что тебя поймают, как серый заяц! – ответила Настя и захихикала.

Между тем я уже встал ногами на косой и скользкий отлив и что есть сил ухватился руками за оконную раму. Я с трудом просунул голову в форточку, но плечи мои уже упёрлись в деревянный каркас рамы. Я понял, что, кажется, не смогу пролезть внутрь.

– Ты бы лучше помогла мне влезть в эту чёртову форточку! Подтолкни меня, ну же! – скомандовал я.

Через мгновение я почувствовал, как что-то острое вонзилось мне в ягодицу.

– Ай! Что ты творишь? – завизжал я.

Я и предположить не мог, что́ именно доставило мне такую неожиданную боль, поскольку голова моя была уже внутри и я мог видеть только то, что было передо мной.

– Ты же сам просил тебя подтолкнуть! – раздался голос Насти.

– Подтолкнуть, но не бить меня по попе острыми предметами. Что это такое? Ты вонзила в меня нож? – строил я догадки.

– Нет, это учебник по математике в твёрдом переплёте. Я не хочу хватать тебя руками за задницу! – брезгливо вскрикнула Настя.

– Тоже мне принцесса! – проворчал я, вытаскивая голову из форточки. – Тогда бери и сама туда полезай!

– Ни за что! Я боюсь.

– А я не пролезаю, – сказал я и спрыгнул на землю. – Ты стройная девчонка, ты пролезешь!

– Нет, пойдём лучше назад в сквер, – умоляюще попросила меня Настя.

Я ощущал глубочайшее чувство несправедливости из-за только что перенесённых мной лишений и решил, что Настя заслужила той же участи за то, что насмехалась надо мной.

– Нет уж! Мы с тобой выпили весь мой чай, а я сильно хочу пить. И мне нужно набрать воды в термос, чтобы хватило на обратный путь, – заключил я, – так что, Настюшенька, ты теперь обязана туда пролезть. Я тебе помогу!

Я подставил велосипед под окно, чтобы Настя смогла залезть по нему, как по ступеньке.

Увидев, что ей придётся легче, чем мне, Настя переменила лицо, ранее преисполненное неприязни и отвращения к подобному способу войти в дом. Она попробовала встать ногами на багажник велосипеда, а я крепко удерживал её за руку, потому что совсем не хотел, чтобы девочка поскользнулась и ушиблась, несмотря на то, как жестоко она вонзала в меня острый угол учебника. Настя ловко забралась на подоконник и просунула голову в форточку. Убедившись, что её плечи могут пролезть сквозь узкое отверстие, она попыталась оттолкнуться руками, чтобы бо́льшей частью тела оказаться внутри дома, но ей не хватило сил, она снова встала на отлив, едва не соскользнув с него. Я обхватил её за ноги и помог удержаться.

– Настя, давай я подтолкну тебя, – предложил я свои услуги, – я, в отличие от тебя, совсем не брезгую хвататься за твою попу.

– Вот ещё! Старый извращенец! Сама справлюсь! – ответная реакция не заставила себя долго ждать.

– Я всего на год тебя старше. Где же я старый? – возмутился я.

– Значит, малолетний извращенец!

С этими словами Настя ещё раз попробовала оттолкнуться, и на этот раз верхняя часть её тела оказалась внутри, а ноги продолжали барахтаться снаружи. Она, кажется, застряла и стала раскачиваться, как качели.

– Помоги! – раздался её глухой голос, обращённый внутрь квартиры.

– Ну зачем же тебе просить о помощи малолетнего извращенца? Ты вполне самостоятельная девушка, можешь и сама справиться, – я не стал упускать возможность съехидничать.

– Помоги же! Я не шучу, я застряла! Ааа! – всё громче и настойчивее просила Настя.

– Капитан извращенец спешит на помощь! – воскликнул я и бросился проталкивать её за ноги внутрь.

Я приложил намного больше силы, чем требовалось, и Настя выскользнула из форточки, как пробка из бутылки.

– Идиот! – послышалось изнутри.

Я быстро вскарабкался по велосипеду на отлив и заглянул в окно: Настя рухнула на диван и залилась истерическим смехом. Я тоже не мог удержаться от хохота и схватился за живот, конечно же выпустив из рук оконную раму. Я потерял равновесие, закачался и со страшным грохотом упал сначала на велосипед, а вместе с ним повалился на землю. Настя услышала грохот и тотчас высунулась из окна. Я был недвижим и посмотрел на неё стеклянными глазами – я испытывал шок от падения. Осознав, что я вовсе не ушибся и удачно приземлился, я слегка ухмыльнулся, а затем моя ухмылка перешла в заливной смех. Видя, что со мной всё в порядке, Настя засмеялась вместе со мной.

Отсмеявшись, она заговорила:

– Ефим! Давай сюда свой термос. Я налью тебе воды, подожди меня здесь. Я достану из чулана велосипед и выйду через подъезд.

Я отдал Насте термос и её рюкзак, после чего присел на лужайку. Я оглянулся по сторонам, чтобы убедиться, что нас никто не видел, так как всё ещё опасался, что нас мог кто-нибудь заметить и сообщить о наших проделках в милицию. К счастью, рядом никого не оказалось. Отчасти нам помогло укромное расположение дома: торцевая сторона его выходила в небольшой яблоневый сад, красоту которого нарушала огороженная серым забором трансформаторная будка.

Вскоре Настя вернулась с велосипедом и моим термосом, наполненным водой.

– Куда поедем? – спросила она меня.

– Предлагаю покататься по городу, – ответил я.

– Я очень хочу увидеть то место, где ты сумел нарвать для меня так много одуванчиков. Оно, наверно, невероятно красивое!

– Да, это действительно очень красивое место, – согласился я, – но сейчас уже поздно туда ехать. До этого поля пятнадцать километров по шоссе, ты навряд ли сможешь преодолеть такое расстояние на велосипеде, да и опасно нам с тобой по шоссе ехать. Мы можем съездить туда как-нибудь в другой раз на электричке, а сегодня давай покатаемся по городу. Скоро вечер.

– Хорошо, – ответила Настя, – только обещай мне, что мы обязательно туда съездим в ближайшие дни, пока одуванчики не успели отцвести.

Я дал Насте обещание, которое она с меня потребовала. Я и сам был вовсе не против отправиться с ней туда в какой-нибудь не менее погожий денёк.

Заполучив, наконец, Настин велосипед, мы отправились кататься по небольшому Можайску. Нам было очень хорошо и весело вдвоём и надоело кататься только через несколько часов, когда солнце уже спустилось за крыши домов и дневной зной сменился вечерней прохладой. После нашей поездки я вызвался проводить Настю обратно до дома. Когда мы прощались возле её подъезда, я захотел поцеловать её, но оробел, подобно тому, как постеснялся обнять её в сквере в момент нашего прощания вчерашним днём. Она, кажется, поняла это по моим неловким движениям.

Тогда она приблизилась ко мне, поцеловала меня в щёку и ласково шепнула мне на ухо:

– Я тебя в последний раз сама целую. В следующий раз твоя очередь.

Это тут же придало мне сил и решимости поцеловать её при следующей нашей встрече. Мы крепко обнялись и договорились, что я снова приеду в Можайск, но уже через день, седьмого мая.

Я возвращался домой от Насти по пустой дороге, залитой оранжевым светом вечернего солнца. Я чувствовал себя таким счастливым, каким едва ли ощущал себя ранее хоть раз. Я был опьянён радостью, накрывавшей меня, как волна, ведь сегодня я провёл замечательный день с самой красивой, самой милой и самой нежной девчонкой на свете. Но я ещё не мог догадываться, насколько серьёзный разговор с отцом ожидает меня по прибытии домой.

Глава девятая

ГРАД

Когда я въехал в деревню, было уже почти темно. Я едва мог различать дорогу, по которой с дребезгом катился мой велосипед. Как ни в чём не бывало я поставил велосипед на задний двор и пошёл в дом. Войдя внутрь, я первым делом отправился на кухню, чтобы сполоснуть термос. Там за столом сидел отец с грозным напряжённым лицом и смотрел на настенные часы. Вид его насторожил меня, я подумал, что он хочет упрекнуть меня в том, что я слишком поздно вернулся. Я взглянул на часы – было только пять минут одиннадцатого. Я часто возвращался домой в такое время, и это никак не могло стать поводом сделать мне укоризненное замечание.

– Что такое, пап? – я решил спросить первым.

– Присядь, – попросил меня отец.

Я присел.

– Ты сегодня катался на велосипеде? – спросил он меня.

– Да, ты же знаешь, я почти каждый день катаюсь.

– А где ты сегодня катался?

– Как всегда, у нас по деревне покатался, в лес ездил, к Мишке в гости в Пестриково сгонял. Там тоже катались. А что такое?

– Врёшь ты мне, сын. Ещё раз спрашиваю тебя: где ты сегодня катался?

Тут я понял, что отец что-то мог узнать о моём подлинном маршруте. Сначала я подумал, что это Ванька или кто-то другой из ребят, с кем мы ходили на пруд днём ранее, могли разболтать кому-нибудь в деревне про то, что я заикался о поездке в Можайск на велосипеде. Тогда я решил придумать оправдание на ходу.

– Пап, – начал я, – если это кто-то из ребят вчера говорил, будто я в Можайск собирался ехать, то ты их не слушай. Это я так им сказал, чтобы причина была какая-то уйти пораньше. Не хотелось мне вчера до позднего вечера у пруда сидеть, вот и сказал так ребятам, чтобы не обидеть.

Лицо отца по мере того, как я продолжал нагромождать ложь, выражало всё большее недоумение. Я понял, что промахнулся – никто из ребят ничего не рассказывал.

– Ефим, Егор Васильевич сегодня днём ездил в Можайск за деталью для трактора. Он видел тебя в семи километрах от нашей деревни – ты ехал по шоссе в сторону Можайска. Потрудись объяснить, что всё это значит, – потребовал отец, – что ты делал на автомобильной дороге?

Егор Васильевич, тот самый старик, который ещё две недели назад увидел, как я впервые направился к шоссе, и не придал этому значения, теперь уже заметил меня прямо на проезжей части вдали от деревни. Тогда судьба оказалась ко мне снисходительной, а сейчас я был пойман с поличным.

Я понял, что дальше врать и отпираться было бы бессмысленно, и решил отвечать на прямые вопросы отца так же прямо. Возможно, это избавило бы меня от выяснения излишних подробностей. Главной задачей для меня было сохранение нашей тайны о краже палатки и трёхдневном путешествии в Бородино.

– Хорошо, отец, – начал я строить свой ответ, – я действительно ехал по этой дороге. Я направлялся в Можайск.

– Что ты там забыл? Почему не предупредил, что поехал туда? – посыпались вопросы от отца. – Я бы мог отвезти тебя на машине или, на худой конец, дал бы денег на электричку.

– Пап, я ездил туда уже не раз, начиная с середины апреля. Я уже устал каждый год кататься по одной только деревне и решил попробовать отправиться куда-нибудь подальше.

– Но…

Отец хотел было возразить, но я предвидел его слова и продолжил, не дав себя перебить:

– Я знаю, что ты хочешь сказать. Что ездить по проезжей части на велосипеде очень опасно и что это вообще запрещено правилами до четырнадцати лет. Но я езжу очень осторожно и экономлю свои силы. Я уже несколько раз так делал и хорошо знаю дорогу. Кроме того, широкие обочины дают мне возможность держаться на хорошем расстоянии от обгоняющих машин. Я беру с собой необходимый запас еды и питья и даже некоторые инструменты. Но даже если что-то случится с велосипедом или я сильно устану, поблизости проходит железная дорога. Я всегда могу добраться домой на электричке.

Кажется, мои аргументы подействовали на отца – лицо его сделалось мягче, суровое выражение его сменилось задумчивостью.

– Хорошо, – сказал он, – а вот если внезапно дождь или гроза начнётся, что ты тогда будешь делать?

– Ну, начнись дождь в деревне, или в поле, или в соседнем посёлке, или на шоссе – я везде одинаково промокну. А на дороге, кстати, можно укрыться на автобусной остановке. Я так делал, когда в самую первую поездку под метель попал. Как видишь, я живой и невредимый. А что касается грозы, то, как по мне, на дороге её встретить не опаснее, чем в поле.

– И ты всё это время ездил только в Можайск? – спросил отец.

– Я там с девчонкой познакомился. Вот только сейчас от неё вернулся.

– Что за девочка?

– Настей зовут.

– Хорошая?

– Очень!

На лице отца отразилась нечёткая улыбка, затем он постарался снова принять суровый вид, словно хотел казаться по-прежнему строгим, и спросил меня:

– А если я запрещу тебе кататься по шоссе, ты ведь всё равно будешь это делать, пока мы с мамой на работе?

– Думаю, да, – честно ответил я.

– Стало быть, единственный способ оградить тебя от опасной дороги – это отобрать у тебя велосипед? – спросил отец, хотя, скорее всего, он задавал вопрос самому себе.

– Стало быть, так.

Папа задумался, затем встал из-за стола и сказал:

– Будь аккуратен. На дороге держись правее. И не забывай нам с матерью сообщать, куда ты собираешься ехать.

С этими словами он вышел из кухни и направился во двор, но через несколько секунд вернулся спешными шагами и добавил:

– Завтра в городе куплю тебе зеркало. Поставишь на руль. А сейчас давай спать, поздно уже.

Он захлопнул дверь, и я услышал, как он зашагал на веранду. Очевидно, он вышел покурить перед сном, как делал это каждый день. Я воспринял его ответ как разрешение ездить по автомобильным дорогам.

Вот и случилось то, о чём просил меня дедушка Насти: мои родители узнали о том, куда я на самом деле ездил кататься. Я даже был рад тому, что всё прояснилось таким образом и теперь мне не нужно было ничего скрывать и придумывать байки о том, что я был в гостях у друзей, катался по соседним деревням и просёлочным дорогам.

Майские дни пролетали быстро. Пока в моей школе были каникулы, я ездил к Насте практически каждый день, но, когда начались занятия, в определённые будние дни я стал освобождаться поздно из-за необходимости выполнять домашние работы. Кроме того, некоторые дни выдавались дождливыми, и мне приходилось коротать время дома или у друзей. В итоге мне удавалось ездить к Насте около трёх раз в неделю. Но чем бы я ни занимался вдали от неё, мысли мои почти всегда были заняты Настей, ставшей для меня милым сердцу человеком, девчонкой, которую я считал самой лучшей на свете.

Обычно, когда я приезжал, мы катались на велосипедах по Можайску и окрестностям, иногда мы оставляли их и бродили по городу пешком. Мы часто любили посещать тот самый сквер, с которым было тесно связано наше знакомство. Однажды я целую неделю копил сдачу от школьных обедов, на которую потом смог купить ей красивую розу и довольно дорогое, но очень вкусное пирожное в кондитерской лавке. Такой сюрприз её очень обрадовал, и моей наградой стал её ласковый поцелуй и половина того самого пирожного. Но ни я, ни Настя не забывали о данном мною обещании съездить вместе в моё любимое поле, усыпанное весенними цветами. Для достижения этой цели мы назначили отдельный день – субботу, двадцать третье мая.

В назначенный день я прибыл к полудню в наш сквер. Мы договорились, что я приеду к Насте в Можайск, а оттуда мы вместе вернёмся ко мне в деревню на электричке. Мы решили сделать так, потому что Настя к своим двенадцати годам ещё ни разу не ездила по железной дороге без родителей, тем более с велосипедом. Я охотно вызвался сопровождать её и даже пообещал проводить её назад до Можайска, если она попросит. Мне было приятно ощущать себя её защитником, человеком, на которого она может положиться.

Настя пришла в сквер на несколько минут позже меня. Впрочем, я никогда не возил с собой часов и не мог знать точное время, поэтому я не смел её упрекнуть за опоздание.

– Ого! Какой у тебя толстый рюкзак! – заметила девочка, как только увидела меня.

– Сегодня мы будем на природе вдали от магазинов, – пояснил я, – поэтому не сможем купить еды в любой момент. Всё, что я туда положил, это наше пропитание на весь день.

– Я тоже кое-что прихватила, – ответила Настя и открыла свой рюкзак.

Там оказалось несколько домашних пирожков и три магазинных яблока, вкус и вид которых мне всегда казался слегка чудным, поскольку я привык есть только яблоки с нашей собственной яблони, растущей прямо возле дома.

– Это чудесно! – ответил я Насте, и мы направились в сторону железнодорожной станции.

Электричку нам пришлось ждать недолго, а наш путь от Можайска до станции Шаликово, от которой было ближе всего идти до моей деревни, прошёл так же незаметно за разговорами о всякой всячине.

Сойдя с электрички, мы направились по просёлочной дороге, ведущей в небольшую берёзовую чащу, откуда можно было беспрепятственно выехать на безлесную равнину. Когда мы выбрались из леса на открытую местность, было уже около двух часов дня. Поле раскинулось перед нами, словно степь посреди тенистых лесов. Весь его необъятный простор был залит ярчайшим светом беспощадно горячего солнца. Лесная дорога, прежде усыпанная ветками и мелкими лужицами, превратилась в полоску сухой земли, постепенно тающую в густой высокой траве.

Когда мы отдалились от леса на приличное расстояние, поднялся сильный ветер, ставший для нас спасением от нестерпимого зноя.

– Что-то не видать жёлтых одуванчиков, – сказала Настя, тщательно вглядываясь в разросшиеся по сторонам травы.

– Должно быть, многие уже отцвели, – предположил я. – Сама видишь, какие жаркие дни стоят.

Настя остановилась, чтобы внимательнее оглядеться по сторонам, но нас окружали только заросли крапивы, пырея и ядовито-зелёной осоки.

– Как ты думаешь, где мы можем найти цветочную поляну? – спросила меня она.

Я принялся чесать затылок. Это был не простой для меня вопрос. Тут я вспомнил, как год назад не так далеко отсюда нам с друзьями пришлось устроить пикник на лугу, усеянном ромашками.

– Есть одно место, – ответил я, – мы были там с ребятами в середине июня. Но туда не так-то легко добраться.

– У нас ещё полдня впереди, почему бы не попробовать? Разве это слишком далеко отсюда? – поинтересовалась Настя.

– Эта дорога через триста метров сворачивает в лес и ведёт в соседнюю деревню, а мы с тобой должны двигаться прямо, – я показал рукой вперёд. – Нам с тобой придётся преодолеть ещё около километра по зарослям сорняков. Там мы минуем небольшую рощу и снова окажемся на открытой местности. Дальше нужно будет как-то переправиться через ручей. Оттуда уже, насколько я помню, должна вести тропинка к тому самому лугу, где растут эти ромашки.

Настя продолжала смотреть на меня живыми любопытными глазами. Судя по всему, такие трудности её скорее привлекали, нежели отпугивали.

– Чего же мы ждём? Помчали! – воскликнула девочка и закрутила педали в указанном мною направлении.

Меня приято удивило её рвение добраться до ромашкового луга, я вскочил на велосипед и заскрипел педалями вслед за ней.

Вскоре, как я и предвидел, просёлочная дорога стала отклоняться влево, в сторону соснового бора, за которым скрывалась небольшая деревушка. Нам пришлось съехать с проложенного до нас пути на не топтанные до сего момента заросли сорняков. По высокой траве ехать было практически невозможно, и мы слезли с велосипедов, чтобы продолжить наш путь пешком.

– До чего же велико твоё желание нарвать ромашек, раз ты готова по таким зарослям километр топать! – лестно подметил я.

– Вы с друзьями, видимо, тоже через эти заросли шагали, раз уж на том лугу вам довелось побывать, – заметила Настя.

Тут мне пришла в голову идея подшутить над ней.

– Да, – сказал я, – в том году мы пробирались через это самое поле! В июне трава была ещё выше, мы совсем не видели земли, и мой друг случайно наступил на огромную змею.

– На змею? Кошмар! Я их жуть как боюсь! – Настя пришла в ужас.

– И змея заползла ему прямо в штанину! – добавил я.

Глаза Насти мгновенно наполнились жутким страхом, она вдруг споткнулась обо что-то и закричала самым пронзительным криком:

– Змея!

До смерти напуганная девчонка уронила велосипед и бросилась мне на шею. Я покачнулся, и мы втроём вместе с моим велосипедом повалились на землю. Едва я коснулся спиной земли, как почувствовал, что подо мной зашевелилась змея.

– Слезь! Слезь с меня! – закричал я Насте. – Дай мне встать! Она меня сейчас укусит!

Не дожидаясь, пока Настя исполнит мою просьбу, я перекатился с ней на бок, а затем на живот. Настя свалилась с меня, и я тут же вскочил, судорожно отряхивая себя руками. Девчонка подпрыгнула вместе со мной и истерически затопала ногами, словно боялась ступить на землю даже на полсекунды. Я тоже постоянно переминался с ноги на ногу, опасаясь наступить на змею. Однако внимательно осмотрев то место, куда мы упали, я не обнаружил ядовитого животного.

– Она, должно быть, куда-то уползла, – сказала Настя. – Боже мой, как же страшно идти дальше! Вдруг она притаилась где-нибудь в траве.

Тогда я, робко ступая на землю, подошёл к тому самому месту, где споткнулась Настя. В траве виднелась лишь обыкновенная кочка, на которой отпечатался её след.

– Здесь нет никакой змеи, – произнёс я с облегчением, – это всего лишь кочка.

Настя, всё ещё дрожа от страха, медленно подошла ко мне и, убедившись, что препятствием на её пути оказался всего лишь комок земли, с облегчением вздохнула.