Читать книгу: «Двадцать кубов счастья», страница 13

Спустя несколько месяцев Вероника, наконец, найдет себе достойного мужчину «такого же вида», как и она. Он примет ее детей и они поженятся. А я, в очередной раз, переосмыслив содеянные мною безрассудные поступки, начну постепенно выбираться из ямы.

БИТВА МОТЫЛЬКА

Несмотря на смутные времена, в очередной раз наступившие в моей жизни, надежда и вера в благополучный исход не оставляли меня. Однажды мама, в обществе знакомых теток, случайно услышала разговор о некой терапии, которой воспользовалась чья-то дочь. У дочери был гепс. По рассказам знакомой, мама выяснила, что девочка получила бесплатное лечение по государственной программе. В тот же день она примчалась ко мне, чтобы поделиться услышанным. Я видел, как горели ее глаза, а в голосе чувствовалась такая уверенность и такой вызов, что я понял – это то обстоятельство, которое может все изменить. В итоге, оно стало началом безудержной и тяжелой борьбы с «системой», борьбы за шанс, который дается лишь раз в жизни.

Снова начались хождения по клиникам и больницам. Мы задавали вопросы, пытались хоть что-то узнать про терапию. Но все без исключения – наш участковый инфекционист, знакомые начмеды, главврачи и прочие доктора, которые хоть как-то могли нам помочь или что-то рассказать, – в один голос утверждали, что ничего не слышали о программе. Тогда мы начали искать ответы среди больших людей, решавших судьбы таких, как я.

В те времена отношения с братом были особенно натянутыми. Мы виделись редко и практически не общались. Но госпрограмма и возможность избавиться от недуга объединили нас, и мы начали вместе окучивать кабинеты шишек. Как-то мы вдвоем ждали приема у одного очень важного и весомого профессора, который рулил серьезные вопросы и был тесно связан с министерством здравоохранения нашего региона. Также профессор курировал отделение в инфекционной больнице, где лечили пациентов с гепатитом А и Б. Мы были уверены, что сей благородный муж связан с нужными медицинскими структурами, поскольку его послужной список, который мы нашли в интернете, без сомнения, указывал на это. И вот, мы в его обители: заходим в просторный кабинет и заявляем, что слышали о государственной программе, о бесплатном лечении гепатита С, и просим помочь нам получить его! Вот чудики! Но кто мы такие, чтобы вообще появляться у его порога?! В итоге профессор рассказал нам, что терапия действительно есть, что гепс реально лечится благодаря сильным медикаментам класса пегилированных интерферонов, таких как «Пегасис»¹⁴ или «ПегИнтрон»¹⁵ в комбинации с «Рибавирином»¹⁶. Конечно, вылечиться – не означает полностью избавиться от вируса (хотя и такое реально), но заблокировать его можно. После лечения инфицированный пациент классифицируется как носитель. Хотя, носитель вируса при таком заболевании – понятие растяжимое. Можно сказать так: вирус в организме присутствует, но он находится под колпаком, то есть не активен, его нет в крови, и он никак не влияет на здоровье человека. По крайней мере, так нам рассказали. Но оставим детали, о них позже. После задушевного разговора, на протяжении которого клятвенник Гиппократа с понимающим видом пичкал нас добрыми советами о том, как дальше жить, мы с братом были тактично посланы домой. Ссылаясь на то, что его подразделение не принимает участие в определении везунчиков и в распределении медикаментов, профессор, провожая нас, наконец, облегченно выдохнул и распрощался. Так перед нами захлопнулась очередная дверь.

Нас всякий раз посылали. В итоге, после многочисленных отказов, возникло ощущение собственной беспомощности перед системой, пришло осознание бессмысленности всей этой борьбы. Я уверен, что многие знали об этой программе, но никто о ней не говорил. Для наших спасителей мы с братом были лишь двумя подстрявшими на всю жизнь больными неудачниками. Это ситуация, где победой и не пахло, к сожалению, сыграла свою негативную роль.

Несмотря на совместные походы и попытки добиться терапии, отношения с братом усложнялись. Из-за отсутствия результата, он стал пить еще больше. Я частенько ездил к нему и пытался привести в чувства. Но и это не помогало. Мы вновь отдалились, стали чаще конфликтовать, а после все реже и реже видеться. Я уже окончательно не мог на него повлиять, а ему было плевать на всех, кто окружал его. Брат постепенно осознанно начал хоронить себя. Он сдался. Помню, как однажды, когда мы вдвоем гуляли по лесу, я пытался донести до него, что не все еще кончено, просто нужно взять себя в руки и двигаться вперед, и тогда мы добьемся лечения, все образуется и будет хорошо. Тогда он смеялся мне прямо в лицо. Ты ничего не сможешь сделать, потому что эту систему не победить, говорил он. Твоя цель – это миф, – так издевательски реагировал брат на мои призывы. В итоге, я стал презирать его. За безрассудство, за его поступки, за то, что он прекрасно знал о последствиях каждого своего действия и ничего не менял.

Было больно. Больно за брата, от осознания своей беспомощности, от всего того, что свалилось на нашу семью за последние годы.

***

Родион часто рассказывал мне, чем занимался и как жил те шесть лет, что мы не общались. Так я узнал, что совсем недавно он завершил комбинированную терапию по излечению гепса. Как оказалось, мой друг тоже подцепил эту гадость. Я рассказал ему о своих безуспешных попытках вписаться в программу, а он поведал мне свою историю. Когда в центре по профилактике и борьбе со СПИДом Реду поставили ВИЧ, ему одобрили выдачу медикаментов. Поясню: одновременно два вируса в организме подобны бомбе замедленного действия. Иммунная система итак находится в зоне риска, и необходимо избавиться от одной чумы, иначе смертельный коктейль просто сожжет человека. Поэтому всем пациентам с иммунодефицитом и гепатитом С, состоявшим на учете в центре, полагалась бесплатная терапия. Ред подтвердил, что вышло постановление, благодаря которому государственная программа распространялась и на тех, у кого диагностировался только гепс. Он рассказал мне о сложностях и тонкостях получения лечения, о том, что просто так никто нам его не согласует. В конце концов, кто мы с братом такие?! Два левых типа, решивших покуситься на чужой хлеб? Здесь рулили матерые дяди и тети, которые на свое усмотрение определяли, кому именно достанется кусок пирога. Это, как если бы студент пришел поступать в университет на бюджетную основу, надеясь только на свои знания. Но кому, на хрен, нужен этот студент!

За это время я услышал немало историй, которые, по сути, не оставляли никаких надежд. К примеру, о том, как одним попадались медикаменты с почти истекшим сроком годности, а другим отказывали в лечении, ссылаясь на отсутствие действующих программ, в то время, как третьи благополучно забирали свою сыворотку жизни. Нелегко было принять решение: а стоит ли снова идти в поле одному – без связей, без поддержки. Но Ред тогда сказал мне, что попробовать стоит, даже если ничего не выйдет. Поэтому, собрав многотомные результаты анализов, выписки и прочую макулатуру, я звоню брату, и записываюсь на прием в центр. Ожившая надежда снова сплотила нас. Временное перемирие. Что только не сделаешь ради исцеления? Первым делом – регистрация всех данных для последующего наблюдения. Нас поставили на учет и заново отправили сдавать анализы. Опять приемы, доктора и длительные беседы, а потом нам сказали – «ждите». Шли недели, но никаких результатов не было. Мне никто не звонил и не уведомлял о решении. Тогда я ехал в центр, где меня отправляли домой под предлогом сложных и многоступенчатых процессов, которые занимали немало времени. Так длилось несколько месяцев. В итоге, в очередной раз, оказавшись в кабинете доктора, который курировал вопросы по терапии, я узнал, что положение дел изменилось: теперь распределением программы уполномочено заниматься иное учреждение – то самое, где перед нами была закрыта дверь первой шишки.

Профессор, поначалу, удивился нашему появлению, а потом загрустил. Ох, как несправедлива жизнь! Снова бедняге придется иметь дело с двумя упертыми прокаженными братьями! Мы рассказали ему о наших приключениях и предъявили все документы. Клятвенник Гиппократа забрал бумаги и сказал, что теперь остается только ждать: ввиду нового обязательства, наложенного на них властью министерства здравоохранения, процесс распределения медикаментов очень сложный, многоступенчатый, и занимает немало времени. Так мы и мотались – от одних благодетелей, к другим. Родион часто давал мне советы, как действовать, что говорить, которыми я пользовался, как послушный ученик своего сэнсэя. Я был очень благодарен ему. По сути, он и был моей единственной поддержкой. Потом эти напутствия приведут к решающему поединку.

Походы к докторам, их брезгливые и недовольные взгляды были изнурительным испытанием. Было понятно, что нам не рады. Во время разговоров проскальзывали едва заметные намеки, что, мол, ребята, ну не стоит вам приходить и даже пытаться. Никто, ничего и никогда вам не даст!

Мне все это напоминало бессмысленную битву мотылька. Его самозабвенное битье об стекло плафона. Но я так загорелся, так верил в победу, что меня не остановило даже новое распределение, которое вновь вернуло нас в центр СПИДа. Мы с Редом смеялись потом над этим, поскольку развернувшийся сюжет до боли напоминал шоу Бенни Хилла¹⁷, – не по смыслу, конечно, но, как минимум, беготней героев.

Когда я снова сидел перед доктором, что курировал вопросы терапии, мне стало известно, что в ближайшее время будет формироваться список больных, которые должны, наконец, получить медикаменты, и что процесс будет сложным и длительным. Средства выделялись из госбюджета, и сумма на одного человека достигала порядка четырехсот тысяч рублей. Все очень серьезно. И снова ожидания.

Одним из самых важных напутствий Реда было составление личного комплекта документов в виде скан-копий, а главное, он говорил, что нужно писать письма, – вручную и в адрес высокопоставленных чинов тех медучреждений, где решались судьбы таких, как мы с братом. В определенный момент я изложил на бумаге всю историю наших похождений по кабинетам, с описанием деталей, отказов, их причин и всей неразберихи. Написал о том, что никто не дает внятных ответов на наши вопросы. Из этого материала было понятно, что нас жестоко отшивали, и кормили завтраками, которые растянулись уже на месяцы. Но главной ценностью этих писем-запросов, говорил Ред, является документальная фиксация полученных официальных ответов.

В итоге, я растягивал свое послание на несколько страниц в трех экземплярах. Потом лично гонял в центр, передавал его в секретариат и требовал, при передаче, поставить на мой экземпляр исходящий номер с печатью. Два остальных экземпляра письма оставлял: одно должно было пойти в архив, а другое – на имя получателя. Если ранее доктора с легкостью вешали нам лапшу на уши, то теперь они понимали, что зарегистрированное письмо может попасть и в другие руки. Так мне начали отвечать с бдительностью и осторожностью, ссылаясь на отсутствие медикаментов. Но когда прошло еще пару месяцев, а результата никакого не было, я написал главному врачу центра по профилактике и борьбе со СПИДом.

Спустя неделю поступил звонок, и меня пригласили к нему на прием. Я был удивлен, хотя и понимал, что, возможно, это было связано с тем, что я просто задрал их в конец. Наша фамилия уже была на слуху не у одного доктора. И все же я был рад. Кто знает, может быть именно сейчас вопрос решится в нашу пользу? Через несколько дней я сидел в приемной и ждал приглашения. Секретарь, время от времени, исподлобья поглядывала в мою сторону. Вероятно, она тоже слышала о нашей семейке в лице двух братьев. Прошло еще какое-то время, и владыка пригласил меня в свой просторный кабинет с евроотделкой.

– Здравствуйте, присаживайтесь, – добродушно приветствовал меня главный. Он улыбнулся, оценивающе взглянул на меня, и в этот момент в глазах его читалось: «Вот, значит, как ты выглядишь, безудержный нарушитель покоя!»

– Доброго дня, Олег Александрович! Спасибо, что нашли время и пригласили, – энергично ответил я. – Мне на днях позвонили и сказали, чтобы я подъехал.

– Да, это я попросил вас пригласить. Я видел ваше письмо, адресованное мне, и тема довольно серьезная, поэтому я лично хотел обсудить с вами этот вопрос.

– Отлично, спасибо, Олег Александрович.

Мы разговаривали около часа. Я в подробностях рассказал ему о наших кабинетных скитаниях, об отказах, отсутствии адекватной обратной связи и прочей головной боли, которую пришлось испытать за это время. Я искренне верил, что главный слушает меня с намерением помочь, и был полностью открыт. К моему удивлению, врач был молод. Кареглазый брюнет невысокого роста, – ему не было и сорока лет. Я подумал, что это хороший знак, что он войдет в наше положение и предпримет хоть какие-то действия, чтобы, наконец, поставить точку в этой истории.

– … вот в таком положении мы оказались, Олег Александрович. Я знаю, что терапия есть, и что медикаменты должны выдавать по закону! Ведь есть постановление! Но нам говорят, что пока лечение не одобрено, связывают это с бюджетом, ну, и другими причинами…

– Да уж, Спартак… Ну и пришлось вам побегать! – протянул серый кардинал, улыбаясь и взглянув на меня. Эта улыбка и взгляд мгновенно насторожили меня – я уже видел это на протяжении многих месяцев.

– Понимаете, Спартак, терапия действительно есть, и медикаменты обязательно будут выдаваться пациентам, которые попали в утвержденные списки. Ведь вы сдали все необходимые документы?

– Конечно, Олег Александрович, свои и брата. Чего-то не хватало, но я все вовремя предоставил. Сейчас весь комплект здесь, в центре. У меня есть все копии.

– Да-да, так вот: сейчас мы действительно ожидаем утверждения списка для того, чтобы потом получить лекарства и раздать их вам. Вы же понимаете, что этот процесс непростой – тут государственные деньги, много инстанций и лиц, которые этим занимаются.

– Конечно, понимаю, – отвечал я, зная, что будет дальше.

– Если вы в списке, то вам обязательно позвонят и пригласят, чтобы выдать медикаменты – это вопрос времени. Я лично проконтролирую, чтобы вас известили.

– Хорошо, Олег Александрович, – согласился я с благодетелем, понимая, к чему он клонит. – Тогда у меня к вам только одна просьба: пожалуйста, распорядитесь дать мне ответ официально, письмом.

Тут главный широко улыбнулся, пробежал глазами по своему кабинету, после чего, устроившись поудобнее в кресле, сказал так, как будто мы с ним сидели за чашечкой кофе, как хорошие приятели:

– Спартак, ну зачем вся эта писанина? Разве вам недостаточно моего слова? Вы сейчас сидите напротив меня, я сам вас пригласил. Если нужно, мы будем держать связь. Вы можете звонить в центр, заезжать и узнавать, что и как. Я передам, чтобы вас держали в курсе. Доктор, если хотите, будет вам звонить каждую неделю. Ведь мы можем все решить без этих писем и бумаг?

– Согласен, Олег Александрович. Но, тем не менее, попрошу вас ответить письмом. Вы тоже поймите меня. Я вот хожу по кабинетам, и мало ли какая ситуация возникнет? И чтобы не было недопонимания с моей стороны, кто и что говорил, я достану бумагу с ответом, и вопросов больше нет! Понимаете, для чего я прошу письменный ответ? Я не хочу и вас поставить в неудобное положение, и сам выглядеть как человек, который что-то, где-то и от кого-то слышал. Ответ я положу к себе и буду знать, что и как, и буду ждать вашего звонка, Олег Александрович. Лучше зафиксировать наш разговор. Я понимаю, что процесс сложный и все вынуждены ждать. Тут вопросов нет.

– Хорошо, Спартак, – ответил он с улыбкой, но теперь в ней проскользнуло смирение и едва заметная злость за поражение. Правитель встал, протянул мне руку и, словно мы были знакомы пару минут, отрезал, – Вам ответят. Ждите. На этом закончим, у меня сейчас другие дела.

Так я вышел из очередного кабинета, где за спиной была захлопнута уже десятая дверь. Никакой досады. Никакого унынья. Ведь это лишь маленькая часть большого плана, задуманного задолго до составления всех писем и послания в адрес молодого доктора. Теперь я собирался попасть на прием к министру здравоохранения республики. Воля к жизни придавала сил, а интуиция, советы Реда и накопленный опыт подсказывали, как именно нужно действовать. И я шел дальше, на самый верх, пока не оказался у подножья Олимпа. Меня никому не остановить и не сломать!

Прошло еще полтора месяца, и снова приглашение. Я давно уже бегал один и решал вопросы без брата, поскольку все данные находились там, где нужно, а в его личном присутствии не было необходимости. Теперь это была битва одинокого волка, но битва за две жизни. Получив официальный ответ из центра, и записавшись к министру, я сидел в его приемной с тонной бумаг: многочисленные результаты анализов, письма, составленные в медучреждения, и прочие документы, подтверждающие факт наличия вируса и безуспешной борьбы за право на государственную программу.

Меня пригласили в огромный кабинет в здании постройки конца девятнадцатого века с высокими потолками и резными узорами на стенах. В комнате была женщина в годах, видимо, личный помощник чиновника, и сам министр. Сразу было видно, что он из верхов: крупное телосложение, сконцентрированный взгляд. Встреча прошла быстро, тихо и без лишних слов. Пока я писклявым голосом пытался пояснить цель своего визита, рассказывая о ситуации, мужчина и женщина устроились напротив. Они сели на деревянные стулья и начали разбирать мои бумаги. Министр, просматривая каждый документ, вполголоса давал указания женщине, куда их класть. Помощница за все время не обронила ни слова, молча раскладывая пасьянс. Когда сортировка закончилась, они объявили, что мой вопрос будет отправлен на рассмотрение, и со мной свяжутся. Я вышел и понял, что больше некуда идти. Это была последняя дверь.

Прошел еще месяц, и мне позвонили из центра по профилактике и борьбе со СПИДом. Молодой голос пригласил на прием к доктору, который курировал вопросы терапии. На следующий день куратор, расположившись за своим столом, объявила:

– Спартак, вы с братом попадаете под государственную программу бесплатного лечения гепатита…

Что позволяет человеку добиться своей цели? Что им движет, когда один барьер сменяется другим, поддержки нет, и уже начинает казаться, что борьба бессмысленна?! Вера! Как бы просто эта истина ни звучала. Непоколебимая вера, настойчивость и терпение. А если речь идет о жизни – эта борьба бесценна!

ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

ТЕРАПИЯ

«ПЕГИНТРОН»

Показания к применению:

– хронический гепатит В. Лечение больных в возрасте от 18 лет при отсутствии декомпенсации заболевания печени;

– хронический гепатит С. Лечение больных в возрасте от 18 лет при отсутствии декомпенсации заболевания печени.

Побочные действия:

Монотерапия. В основном, нежелательные явления были легкими или умеренно выраженными и не требовали прекращения лечения. Наиболее частыми нежелательными явлениями (≥10% больных) были: головная боль, боль и воспаление в месте инъекции, повышенная утомляемость, озноб, лихорадка, депрессия, боль в суставах, тошнота, алопеция, мышечно-скелетные боли, раздражительность, гриппоподобные симптомы, бессонница, диарея, боль в животе, астения, фарингит, снижение массы тела, анорексия, чувство тревоги, нарушение концентрации внимания, головокружение, реакции в месте инъекции.

Менее частыми нежелательными явлениями (≥2%, <10% больных) были: зуд, сухость кожи, недомогание, потливость, боль в правом подреберье, нейтропения, сыпь, рвота, сухость во рту, эмоциональная лабильность, нервозность, одышка, вирусные инфекции, сонливость, изменения щитовидной железы, боль в груди, диспепсия, приливы, парестезии, кашель, возбуждение, синусит, гипертония, гиперестезия, затуманивание зрения, спутанность сознания, вздутие живота, снижение либидо, эритема, боль в глазу, апатия, гипестезия, неустойчивый стул, конъюнктивит, заложенность носа, запор, меноррагия, менструальные нарушения.

Редко отмечались серьезные нарушения со стороны ЦНС, в т.ч. суицидальные мысли и попытки, агрессивное поведение, иногда направленное на окружающих, психоз, включая галлюцинации.

«РИБАВИРИН»

Показания к применению:

Для приема внутрь: лечение хронического гепатита С у взрослых (в комбинации с интерфероном альфа-2b или пэгинтерфероном альфа-2b).

Побочные действия:

Со стороны ЦНС и периферической нервной системы: головная боль, головокружение, общая слабость, недомогание, бессонница, астения, депрессия, раздражительность, беспокойство, эмоциональная лабильность, нервозность, возбуждение, агрессивное поведение, спутанное сознание; редко – суицидальная наклонность, повышение тонуса гладких мышц, тремор, парестезии, гиперестезия, гипестезия, обморок.

Со стороны сердечно-сосудистой системы: снижение или повышение АД, бради- или тахикардия, сердцебиение, остановка сердца.

Со стороны органов кроветворения: гемолитическая анемия, лейкопения, нейтропения, гранулоцитопения, тромбоцитопения; крайне редко – апластическая анемия.

Со стороны дыхательной системы: диспноэ, кашель, фарингит, одышка, бронхит, средний отит, синусит, ринит.

Со стороны пищеварительной системы: сухость во рту, снижение аппетита, тошнота, рвота, диарея, абдоминальная боль, запор, извращение вкуса, панкреатит, метеоризм, стоматит, глоссит, кровотечение из десен, гипербилирубинемия.

Со стороны органов чувств: поражение слезной железы, конъюнктивит, нарушение зрения, нарушение/потеря слуха, шум в ушах.

Со стороны костно-мышечной системы: артралгия, миалгия.

Со стороны мочеполовой системы: приливы, снижение либидо, дисменорея, аменорея, меноррагия, простатит.

Аллергические реакции: кожная сыпь, эритема, крапивница, гипертермия, ангионевротический отек, бронхоспазм, анафилаксия, фотосенсибилизация, многоформная эритема, синдром Стивенса-Джонсона, токсический эпидермальный некролиз; при в/в введении – озноб.

Местные реакции: боль в месте инъекции.

Прочие: выпадение волос, алопеция, нарушение структуры волос, сухость кожи, гипотиреоз, боль в грудной клетке, жажда, грибковая инфекция, вирусная инфекция (в т.ч. герпес), гриппоподобный синдром, потливость, лимфаденопатия. У медицинских работников, выполняющих ингаляционное введение, возможны головная боль, зуд, гиперемия глаз или отечность век.

А теперь представьте, что делает с человеком комбинированная терапия, когда она предполагает прием этих двух препаратов одновременно. Тогда я вел дневник и фиксировал ощущения, с которыми мне пришлось столкнуться. Первую инъекцию я сделал 28 января. Это был 2011 год.

Запись от 29 января 2011 года

«28.01.2011, время 22-23:00, температура 39,5. Мое тело выворачивает, дикий озноб, меня трясет… ощущение, словно ты простудился, и вместо герпеса, тебя колбасит, как священного гуру в экстазе… когда душа отделяется от тела…

В течение трех часов вкидывал пилюли парацетамола, а тем временем состояние плавно проникало во все мои поры. Последующие два захода (инъекция), были не столь яркими, организм адаптировался. Конечно, говорят, что самое увлекательное начинается спустя два-три месяца. Здесь мне нечего сказать.

И все-таки, можно бороться с системой… Около года я добивался этой терапии, этого шанса, который бывает раз в жизни.

Шесть месяцев изнурительного контроля… но есть смысл… все будет отлично, все идет по плану!»

Запись от 25 февраля 2011 года

«Сегодня пятый заход, получил вторую партию, сестре презентовал пакет с бутылкой шампанского и коробкой конфет Рафаэлло… удивленные глаза и фраза по типу, зачем, не надо! Добрый она человек.»

Запись от 13 марта 2011 года

«… на второй месяц терапии чувствую, как становлюсь более раздражительным. Конечно, за периметр сознания я этого быка не выпускаю, но чувствую эту напасть. Худею. Страшно смотреть. Кожа да кости. Кожа начала сохнуть. Ну, тревога, она и так была. Вообще, чувствую это вещество в себе, как оно охватывает весь организм… И непонятное ощущение в полости рта, в области гортани. А самое жуткое – это мысли. Побочные эффекты затрагивают не только физиологию организма, но и психическое состояние. Всякие мысли о смерти, страданиях, и масса подобного негатива так и прут из головы! Главное, все понимаю, и, по сути, могу это контролировать. Но не всегда. Бывает, что этот поток не остановить. Едва заметив его, ты кричишь стоооооп!!! И успокаиваешь себя, мол, это все побочные действия… ты подписал этот контракт… ты знал, на что идешь… это временно… все будет хорошо… терпение…»

Последующие три месяца

«… аппетит нарушен, теперь мало готовлю и практически не ем…»

«Начались головные боли. На месте инъекций, в области живота, появились покраснения. Из этого шестимесячного похода прошло только два месяца! Болят кости и мышцы. Постоянно…»

«Чувствую себя какашкой. Серьезно: тело не то, что болит, – его ломает. Просыпаюсь от того, что болит спина или бок, который отлежал. Все немеет и ноет. Сна нет.»

«Постоянное чувство подавленности, апатии, ничего не хочется, все лень, ты утомлен. Больно даже от тяжести, когда несешь сумку.»

«Предвестник и палач. Не хочу, чтобы они стали настоящими. Надо помолиться.»

«Теперь меня достает обезвоживание! Днем все нормально. Ночью часто просыпаюсь… и чувствую, как вокруг влажно… потею во сне. Ну а днем, часто бывает сухость во рту. А прошло всего лишь три месяца! Половина!»

Запись от 9 мая 2011 года

«Пятнадцатый заход… завершающий будет 8 июля… числа… числа… кругом числа… Анорекс движется вперед как танк. Наверное, скинул около десяти килограмм. Не страшно, но выглядит не очень…»

Запись от 8 июля 2011 года

«Отстранен. Вот и произошел 24 заход! Курс на пороге завершения. Это дерьмо имело меня во все дыры и поры моего тела целых полгода! Под конец чувствуешь себя змеиной кожей, сброшенной своей же хозяйкой… куча-мала… использованный презерватив… выжитый лимон… Но теперь все кончено. Это великий момент моей жизни. Я развился и приобрел немало ценностей…»

***

Когда мне официально заявили о положительном решении и после разговора с доктором я вышел из центра, сердце мое сжалось. Мир изменился! Я не торопясь шел к остановке, и мысли, волной хаоса, носились в голове. Неужели получилось, думал я, неужели теперь есть реальная возможность все исправить?! Только спустя несколько дней мне удалось прийти в себя. Размышления не давали покоя. Я рассуждал о будущем, о том, как буду жить дальше, о том, как смогу перенести терапию. Ред часто рассказывал, что из-за побочных эффектов человеку может снести крышу, что на этот шаг даже не всякий готов пойти. Многие увольняются с работы, полностью меняют образ жизни, начиная с окружения и заканчивая местом жительства. Я понимал, что теперь все будет по-другому, и меня это пугало. Что со мной сделает терапия? Смогу ли я справиться?

Пегинтрон в комбинации с рибавирином, по сути, составляли дьявольский коктейль, который боролся не только с вирусом. Сыворотка жизни овладевала всем организмом и точечно била по всем системам жизнеобеспечения, превращая свою жертву в фарш. Это не объяснить словами.

Еще до того, как мне выдали первую партию медикаментов, я часами сидел в интернете и изучал отзывы. Мне было интересно все: форумы, тематические сайты, рекомендации носителей вируса, их жен, мужей, детей, друзей и других людей, ставших свидетелями побочек и самого процесса излечения. Кто бы ни вещал в сети о комбинированной терапии – все единогласно призывали родных и близких быть рядом, потому что в одиночку справиться сложно. Многие писали, что это подобно самоубийству. А я был один! По сути, в тот период у меня не было поддержки и помощи. В интернете писали, что нельзя оставлять человека ни при каких обстоятельствах! Это может привести к фатальному исходу. Тогда я решил, что публика нагоняет и преувеличивает, поэтому, избавившись от паники и переживаний, стал ожидать выдачи лекарств. Прошло еще какое-то время, и снова звонок.

Меня пригласили в клинику, где я состоял на учете у инфекциониста. Там же, впервые, увиделся с медсестрой, которая выдавала медикаменты, пока самого доктора не было. Последний свалил из-за маленькой зарплаты. Смущенно озираясь, словно прокаженный и виновный во всех грехах мира, я зашел в кабинет.

– Добрый день! Мне звонили, я за лекарствами.

– О! Вы – Спартак? Да-да, проходите. Меня зовут Лика. Я вас ждала сегодня, – с улыбкой приветствовала меня медсестра в белом халате. – Я как раз все приготовила для вас.

Девушка была не намного старше меня. Опрятная и позитивная, она располагала к себе, была дружелюбной, искренней и доброй. Все это я узнаю потом, когда познакомлюсь с ней поближе. Лику нисколько не волновал мой гепс. Она не испытывала неприязни и относилась ко мне, как к обычному человеку. Мы как-то разговорились и пришли к общему мнению, что в основном заболевают «нечистоплотные» наркоманы. Такова статистика. Тогда я соврал ей, что подцепил гадость от бритвы едва знакомого приятеля, у которого остался на ночь после бурной вечеринки. Почему-то мне было стыдно говорить правду. Я боялся ее осуждающего взгляда, предвзятого и негативного отношения. Но как я заблуждался! Лика считала, что не ей судить о поступках, которые приводят к таким последствиям. Неважно, была это игла, бритва или что-то другое. Свою задачу она видела в том, чтобы максимально помочь всем в рамках своей деятельности. Беспристрастно и без выяснений.

И вот, наконец, я получаю комплект лекарств, состоящий из нескольких упаковок рибавирина в капсулах и четырех сложных устройств – шприц-ручек с жидкостью пегинтрона, который вводился в живот, как при диабете. Ощущение было, словно сорвал джек-пот! Чума, к этому моменту, жила в моем организме уже около семи лет. За это время я познакомился со многими людьми и завел новых друзей, но не всем мог рассказать о своем статусе. Возможно, не стоило скрывать, и нужно было дать человеку возможность решить для себя, готов ли он принять эту данность или нет? Но я не всегда мог раскрыться: страх, что человек отвернется после этой новости, всегда останавливал меня. Я был осторожен, если говорить про гигиену, и был уверен, что знать следует не всем. Но Лика изменила мой взгляд на многие вещи. Она часто свободно и открыто шутила со мной, разговаривала, что-то рассказывала. Мне ещё долго пришлось привыкать к такому отношению.

Я не всегда верю словам и даже поступкам. Но глаза никогда не обманывают. А в ее глазах не было притворства. Правда, одно время я думал, что она намеренно так ведет себя со мной – что-то вроде психологической разрядки, создание благоприятной доверительной атмосферы, избавление от внутреннего дискомфорта и поддержка баланса в общении. Лика потом долго смеялась, когда я признался ей в своих подозрениях. Мне было приятно ее общество.