Читать книгу: «Уалий», страница 3
И тут дыхание у меня перехватило. Позабыв про голод и усталость, позабыв обо всем на свете, я глядел перед собой как завороженный, замерев и не в силах вымолвить ни слова. Впереди, сколько хватало взгляда, простиралась безграничная небесная синева. Окутанная огромными, немыслимых размеров облаками, озаренная лучами света, невесомая и парящая, она уходила в глубину самой вселенной, растворяясь в неясной прозрачной дымке. Сами того не подозревая, мы очутились с Тирром на краю земли, где за обрывом скальной гряды начиналась бесконечность. Наше оцепенение было прервано ржанием лошади. Напуганная, она пятилась задом обратно в темноту расщелины, пытаясь утащить за собой Тирра, державшего ее под уздцы.
– Да стой ты, дуреха! – крикнул Тирр.
И он стал привязывать лошадь за поводья к торчавшей из земли деревянной коряге. Покончив с этим, он отстегнул от седла кожаную сумку и направился ко мне.
– Отличное место для привала, – сказал он шутливо. – Не каждый день удается на такое поглазеть. Пойдем, наши места в первом ряду!
При этих словах он направился прямиком к обрыву. Усевшись на самом краю, он свесил вниз ноги и принялся вытаскивать из сумки термос и бутерброды, завернутые в бумагу.
– Подходи, не стесняйся, – позвал он. – Самое время подкрепиться. Бутерброды с ветчиной и сыром уважаешь?
Подойдя ближе к обрыву, я остановился, не доходя несколько шагов до края, и посмотрел вниз. Руки у меня похолодели, и что-то защекотало в животе.
Делая вид, что не замечает моей нерешительности, и вообще не находит ничего необычного в происходящем, Тирр отвинтил крышку термоса и налил в нее горячий дымящийся чай.
– Только я пью без сахара, – сообщил он деловито. – Надеюсь, ты тоже. Потому что сахара у меня с собой нет.
Я продолжал топтаться на месте. Идея Тирра устроить пикник на краю бездонной пропасти была безумием. Он вел себя непринужденно, но я знал, что ему тоже страшно. Как и мне. Я ничуть не сомневался в этом. И тем более безумной была его выходка. И ради чего? Испытать себя и меня? Тирр не оставлял мне выбора. Я должен был последовать за ним. Не сделать это означало оказаться трусом. А этого я допустить не мог. И Тирр знал это. И это злило меня. И еще больше меня злило то, что я все медлил и продолжал топтаться, в то время как он уже принялся за первый бутерброд, откусив большой кусок.
– Без сахара, так без сахара, – сказал я, усаживаясь рядом с Тирром и свешивая ноги вниз.
Тирр протянул мне бутерброд. Я заметил на его лице довольную улыбку. Он был рад тому, что я не струсил.
Еще четверть часа назад я мог думать только о еде – так я был голоден. А теперь мне стоило огромных усилий заставить себя жевать. При мысли, что я сижу на краю бездны сердце мое сжималось. Во рту все пересохло. Какой уж тут хороший аппетит? Я старался не смотреть вниз.
– Еще бутерброд? – вежливо предложил Тирр.
– Нет, спасибо. Я наелся.
– Какие густые облака! – сказал Тирр, указывая вниз. – Когда-нибудь видел такие?
Мысленно я в очередной раз пожалел, что связался с ним. Казалось, Тирру доставляло удовольствие щекотать себе нервы, а заодно и мне. И чего мне не сиделось дома? Собравшись с духом, я все же поглядел вниз.
В голове у меня закружилось. Непроизвольно я вцепился руками в каменные выступы скалы, где сидел. Подо мной далеко внизу плыли облака, такие густые, что походили на бескрайнюю молочную реку, уносившую свои волнистые белые воды за самый горизонт. Вид был таким захватывающим, что я не мог оторвать взгляда. Все смотрел и смотрел. Страх не исчез бесследно. Я все время чувствовал его у себя в животе и на кончиках пальцев. Но страх более не сковывал меня.
– Как думаешь, что там внизу? – спросил я Тирра.
Он пожал плечами.
– Этого никто не знает.
– Если б только можно было заглянуть за облака …
– К несчастью, мы не умеем летать. – ответил Тирр.
Мы с ним болтали о разном. Тирр сильно отличался ото всех моих приятелей из деревни. Одежда его была опрятной и без заплат. Он не плевался и не ковырялся в носу. Говорил грамотно и не путал ударений. Не размахивал руками. Зачесывал волосы на ровный пробор. Носил в кармане чистый носовой платок. И вообще вел себя так, будто свалился с неба. По правде говоря, я таких на дух не переносил. Но Тирр сразу мне понравился. Не знаю уж почему. И если не считать того, что знакомство наше началось с драки, мы быстро поладили.
Глава V. Небесные тени
Оставив лошадь неподалеку, мы с Тирром притаились среди зарослей можжевеловых кустов на вершине скалистого хребта. Внизу лежала широкая долина. На дне ее блестела река. По левому берегу стояли тяжелые грузовые повозки. Часть их была уже пуста, вокруг других бегали и суетились солдаты, разгружая ящики и выкатывая огромные бочки. Все это они тащили в центр обширного круга, по периметру которого на равном расстоянии друг от друга сложены были сухие поленья для разведения костров. Повсюду виднелись часовые. Среди всех выделялась фигура всадника, разъезжавшего взад и вперед верхом на красивом дымчато-сером коне. Время от времени властными жестами он отдавал солдатам какие-то приказы и те тот час кидались их исполнять. Как я догадался, то был дядя Тирра.
Быстро смеркалось. На долину опустилась густая тень. Подгоняемые офицерами, солдаты внизу забегали еще быстрее, торопясь закончить разгрузку до наступления темноты. Время от времени до нас с Тирром доносились их голоса и ржание лошадей. Мы терпеливо ждали. Наконец, отбросив последний слабый отблеск, солнце закатилось за вершину гор, и мрак окутал долину.
Солдаты принялись поджигать приготовленные поленья. Один за другим костры разгорались в темноте ярким пламенем, образуя широкое огненное кольцо.
– Пора, – шепнул Тирр. – Нужно подобраться поближе.
Под покровом ночи мы с Тирром осторожно спускались по склону холма, цепляясь за кусты и корни деревьев. Сделалось так темно, что мы едва различали друг друга и поминутно тихо перекликались, опасаясь потеряться. Чтобы не оступиться и не сорваться вниз, двигаться приходилось медленно, практически на ощупь. Поблизости то и дело слышались странные шорохи и копошение ночных зверей и птиц, обитавших в этих местах, при звуке которых мы с Тирром замирали и прислушивались.
Наконец, мы достигли подножия скал. Выбрав раскидистую сосну, мы взобрались на нее, расположившись на толстых сучьях. Отсюда место приношения даров виднелось как на ладони.
Солдаты тем временем поспешно стали прыгать в повозки и на лошадей. Длинной вереницей повозки выкатились на дорогу и поползли прочь из долины. Еще некоторое время мы видели огни зажженных факелов, серпантином поднимавшиеся по горной дороге, затем повозки перевалили через вершину и скрылись в темноте. Мы остались в долине одни.
Шагах в ста от нас, окруженные огненным кольцом костров, ожидали своего часа дары. Сотни мешков с зерном и солью, корзины с тканями и мехом животных, кувшины с маслом и бочки с элем, сундуки с серебром и золотом … Рядом испуганно блеяли барана и овцы, сбившись в кучу у стен загонов, которые солдаты на скорую руку сколотили прямо в центре огненного кольца. Где-то среди всех этих богатств лежали дары, приготовленные для небесных теней и нашей семьей.
В течение целого года мы упорно трудились, собирая дары. Особенно в последние месяцы, когда сделалось ясно, что можем не успеть заготовить в срок положенные два десятка мешков пшеницы и соль. Хотя родители старались скрыть это, я не раз замечал тревогу на их лицах, их беспокойный взгляд, который поневоле оба бросали на календарь, где красным кругом обведен был день приношения даров. Отец все чаще и дольше задерживался в своей мастерской, просиживая за работой до поздней ночи. А на следующей день отправлялся продавать собранные им часы и возвращался совершенно поникшим, если не удавалось выручить достаточно денег, чтобы купить еще немного пшеницы и соли в дар для небесных теней. Нечто невидимое, безмолвное и тяжелое словно нависло над нами в эти последние месяцы и рассеялось лишь в тот день, когда последний – двадцатый – мешок был наполнен пшеницей и занял свое место в погребе под кухней.
Другим семьям тоже приходилось нелегко. Многие голодали ради того, чтобы успеть собрать дары. Никто не хотел быть объявлен отступником и разделить их незавидную участь, проведя остаток жизни в непосильных трудах на полях или в шахтах.
Ежегодно в каждый дом приходило письмо со списком даров, которые необходимо было заготовить. Я видел это письмо, начертанное на грубой желтой бумаге и скрепленное сургучной печатью канцелярии консула. Мама хранила все эти письма в деревянной шкатулке, рядом с серебряным браслетом, доставшимся ей от прабабки.
Меж тем, небо усеялось тысячами звезд. Пламя костров дожирало древесину. А мы с Тирром, притаившись в ветвях высокой сосны, все ждали.
Небесные тени должны быть существами гигантских размеров, если способны унести все эти щедрые дары, думал я про себя. Как и все остальные люди, я не имел ни малейшего представления об облике небесных теней и мог лишь теряться в догадках. Воображение мое рисовало страшных крылатых существ, извергающих пламя из огромной зубастой пасти. Те немногие, кто видел небесных теней и остался в живых после этого, чаще всего были так напуганы, что почти ничего не помнили.
Издревле люди трепетали и преклонялись пред небесными тенями. Жрецы жгли в их честь костры и пели хвалебные песни. Стремясь умилостивить их, люди подносили им богатые дары. И все просыпались и засыпали с сознанием мысли, что будут живы лишь до тех пор, пока небесные тени не обрушат на землю свою ярость.
Они появились внезапно. Вначале до нас с Тирром донесся странный звук, какого я раньше никогда не слышал, похожий на пыхтение. Вслед за этим две огромные черные тени появились из-за горной вершины. Они стремительно летели в нашу сторону прямо по воздуху. Сердце мое громко заколотилось.
Достигнув огненного кольца, небесные тени зависли над ним и медленно стали опускаться. При этом воздух вокруг наполнился таким оглушительным гудением, что у меня заложило уши. Массивные и мрачные, они тяжело дышали и испускали клубы густого горячего пара. Все было как во сне. Мутными глазами я видел, как опустившись на землю, они вдруг затихли и замерли. Наступила тишина. Внезапно раздался металлический скрежет и обе небесные тени широко разинули пасти, и из них … я не мог в это поверить … из пасти небесных теней стали выходить какие-то люди, не меньше дюжины из каждой пасти! Действуя быстро и слаженно, с помощью канатов и тележек на колесах они принялись грузить и возить в пасть небесных теней приготовленные дары, возвращаясь обратно уже с пустыми тележками. Другие из людей рассыпались вокруг. В руках у них было странного вида оружие. Направляя лучи света во все стороны, они напряженно вглядывались в темноту, изредка переговариваясь друг с другом, причем я слышал и понимал каждое их слово. Не считая странной одежды, это были обыкновенные люди, такие же, как мы, и именно это больше всего поразило меня. Я был словно в оцепенении. Я был готов увидеть уродливых монстров или даже призраков, но я не ждал людей, людей из плоти и крови, говоривших с нами на одном языке. Их лица выражали волнение. Казалось, они чувствовали себя в опасности, находясь на земле, и поминутно поторапливали друг друга. Те, что занимались погрузкой даров, от напряженной работы вспотели и устали. У них была одышка. Они пили воду. Они плевались. Они суетились. Они ругались, когда неловко роняли ящик на землю.
Покончив с погрузкой, люди исчезли в пасти небесных теней также быстро, как и появились. Вновь раздался металлический скрежет, затем гул и пыхтение. Повалил густой пар. Вздрогнув, небесные тени ожили, поднялись в воздух и исчезли за вершинами гор, унося с собой наши дары.
Когда я спустился с дерева, меня вырвало.
Обратную дорогу не хочется и вспоминать. Поднялся ветер и полил дождь. Мы вымокли до нитки и продрогли до костей. В темноте мы едва различали дорогу, а потому не могли пустить лошадь даже мелкой рысью. Каким-то чудом мы не сорвались в ущелье и не сбились с пути. В город мы добрались только к утру. Не помню как слез с лошади и доковылял до крыльца. Переступив порог, я увидел лицо матери и тут силы оставили меня. В глазах помутилось, и я рухнул прямо на пол.
Почти неделю пролежал я в жару и в бреду. Тяжелый болезненный сон то и дело прерывался кашлем, и мне казалось, что я задыхаюсь. Я все проваливался и летел, летел куда-то вниз, в темноту. Помню, как несколько раз к моей постели приводили доктора. Помню горький вкус микстур и прохладный компресс у себя на лбу. И голос матери. Больше ничего.
Эрудит рассказал, что Мира все время сидела рядом с моей постелью, держась рукой за край одеяла.
Глава VI. В гостях у Тирра
Временами Мира была совершенно невыносима. Мы завтракали. Мама варила кофе. Отец отправился на улицу проверить почтовый ящик. Вернулся он с газетой и конвертом.
– Славная погода сегодня. Свежо и солнечно, – сказал он, усаживаясь на стул.
Отец был с самого утра в приподнятом настроении. Давно я не видел его таким. Нацепив на нос очки, отец взял в руки конверт, и вдруг лицо его изобразило удивление.
– Здесь написано "Уалию", – произнес он.
Мира, которая до этого безучастно ковырялась в тарелке, подняла голову.
– От кого письмо? – спросила она с любопытством.
Прежде, чем отец успел ответить, я выхватил конверт.
– Спасибо! Все было очень вкусно! – сказал я.
И вскочив из-за стола, я поспешил к себе в комнату. Письмо было от Тирра. Вернее, то была коротенькая записка. Тирр приглашал меня в гости. В любое время, когда мне будет удобно. На случай если я забыл, он указал и адрес. Внизу письма стояла гербовая печать, которую необходимо было показать охраннику на входе в поместье – в качестве пропуска.
Подумав немного, я спрятал письмо под кроватью. Такая мера предосторожности показалась мне достаточной на случай, если Мира проберется в комнату, пока меня здесь не будет. Но я недооценил свою сестру.
Вскоре я спустился в мастерскую. Нужно было помочь отцу. Время до обеда пролетело незаметно. Мы с отцом работали быстро и слаженно, и к полудню успели завершить ремонт фамильных настенных часов для одного человека, обещавшего хорошо заплатить. В довершение я до блеска отполировал все металлические детали, так что часы теперь и ходили, и выглядели как новые.
В коридоре я натолкнулся на Миру.
– Возьми меня с собой, – сказала она.
– Что?
– Я тоже хочу в гости.
Я сразу все понял. Мира пробралась ко мне в комнату и нашла письмо. Это не на шутку разозлило меня.
– Сколько раз я говорил тебе! Не заходи ко мне в комнату без разрешения! – зашипел я на нее.
– Извини, пожалуйста. Я не удержалась.
Чтобы разжалобить меня Мира опустила голову, изображая, что ей стыдно. Хотя на самом деле ей не было ни капельки стыдно. Даже наоборот. Уверен, она была очень горда собой.
– Возьмешь меня?
– Нет.
– Ну, пожалуйста, – умоляюще протянула моя младшая сестра.
– Нет, – отрезал я и ушел.
После обеда я отправился прямиком к себе в комнату. Я обшарил весь шкаф и нашел металлический полицейский свисток на цепочке, который хотел подарить Тирру в качестве дружеского жеста. Сунув свисток в карман, я побежал вниз по лестнице. Все были в гостиной.
– Куда это ты собрался? – спросила мама, глядя на меня поверх пряжи.
При этом ее руки ловко продолжали орудовать спицами.
– Гулять, – весело ответил я.
– Далеко от дома не уходи. И чтобы вернулся не позже девяти.
– Хорошо! – ответил я.
Я собирался уже нырнуть в дверь, как вдруг услышал голос Миры.
– Кажется, кто-то забыл покрасить сарай, – сказала она негромко и словно невзначай, но так чтобы все услышали.
У меня буквально отвисла челюсть. Я просто остолбенел от такого коварства. Не в силах ничего ответить я уставился на свою сестру, а она с невинным лицом продолжала раскладывать на столе кружевные платки, будто меня не замечая.
– Это правда? – строго спросил отец.
Около недели тому назад отец при помощи скребка и наждачной бумаги очистил заднюю стену сарая от облупившейся краски. Мне же велел выкрасить стену свежим слоем. Краску то я приготовил, а вот до остального все не доходили руки. Но поскольку из окон дома сарая видно не было, отец про него позабыл, а я особенно не торопился. И вот Мирра решила со мной поквитаться.
– Так это правда? – повторил отец.
Я молча кивнул.
– Очень плохо, – сказал отец.
Это означало, что в гости к Тирру я в тот день не попаду.
* * *
Кажется, Мира осознала, что перегнула палку. Я разводил краску в жестяном ведре, когда Мира появилась рядом с кусочком сахара в руке. Демонстративно не замечаю ее присутствия, я продолжал заниматься своим делом. А Мира топталась на месте. Наконец, она сказала, протянув мне сахар:
– Будешь? Я тебе принесла.
– Нет, – ответил я, даже не посмотрев в ее сторону.
Она помедлила и ушла, не решившись больше заговорить.
Со стеной я провозился до вечера. Выкрасил ее на совесть в два слоя. Даже жалко, что стены не было видно из окон нашего дома.
Когда я вернулся, держа ведро и малярную кисть, мама ахнула, увидев меня. Я весь перепачкался. Краска была на руках, на лице, на челке, не говоря уже об одежде. Ума не приложу, как так вышло. Насилу я отмылся.
Перед сном я долго читал, придвинувшись ближе к единственной в комнате лампе. Она стояла на тумбе рядом с кроватью. Здесь же я устроил и Эрудита. Повесть была про ловкого торговца пряностями, попавшего в плен к лесным разбойникам и сумевшего от них бежать. Эрудит же увлеченно читал какой-то научный журнал по ботанике. Он страсть как любил читать. Из-за него я сделался частым посетителем городской библиотеки. Старик в толстенных очках, что там работал, всегда встречал меня с одобрительной улыбкой. Он думал, что я беру все эти труды по ботанике и химии для себя. А меня в дрожь бросало от одного их вида. Раз я заглянул в книгу Эрудита и не заметил, как уснул от скуки. Между прочим, читал Эрудит раза в два быстрее меня. Я едва успевал переворачивать за него страницы.
– Помнишь, ты говорил про листопереворачиватель? Ну, который изобрел твой профессор … Как эта штука работала? – спросил я однажды Эрудита.
– Он реагировал на голосовую команду, – ответил Эрудит. – Стоило сказать "следующая", и устройство само переворачивало страницу.
– А можно где-то его раздобыть? У меня есть немного денег.
– Боюсь, он существовал в единственном экземпляре, – печально произнес Эрудит. – Профессор Кварц изобрел его специально для меня. Не думаю, что листопереворачиватель можно где-то купить.
Эрудит оказался прав. Я обошел все лавки и базары в округе, и нигде ничего подобного найти не сумел. Торговцы с удивлением таращились на меня, когда я спрашивал, нет ли у них листопереворачивателя. Уже одно его название звучало дико. На всякий случай, я обшарил и чердак. Но тщетно. Листопереворачиватель исчез вместе с профессором. Это было досадно. Ведь с ним Эрудит мог бы читать и тогда, когда меня не было рядом. Без листопереворачивателя бедняга Эрудит без дела простаивал по целым дням на полке, ведь он не мог сам перевернуть страницу в книге.
* * *
Я нарочно поднялся рано, пока все еще спали. Быстро собрался. По пути заглянул в кухню. Прихватив с собой кусок яблочного пирога, я тихо вышел в дверь и быстро пошел по улице. Мне все казалось, что вот сейчас донесется голос отца или матери, окликавших меня. И лишь оказавшись у реки, я почувствовал себя в безопасности.
Здесь я уселся на скамейку и принялся за яблочный пирог. Со всех деревьев слетелись воробьи, поэтому половину своего завтрака я раскрошил им. Приятно напекало солнце. Я не торопился. Не вежливо было приходить в гости слишком рано. Устроившись поудобнее, я закрыл глаза и под мерный шум реки невольно задремал. Разбудил меня звук копыт. Молодая женщина в красивой легкой повозке, запряженной пегой лошадью, промчалась мимо. Меня удивила ловкость, с которой она управляла повозкой. Одною рукой она держала поводья, другой придерживала шляпку. Локоны ее рыжих волос развевались на ветру. Она глянула на меня, едва заметно улыбнувшись, и скрылась за поворотом.
* * *
Страж у ворот поместья, которому я протянул записку Тирра, долго шевелил губами и морщил лоб, пытаясь прочитать написанное. Видно было, что грамота в школе давалась ему нелегко. Не уверен даже, что он вообще сумел разобрать смысл. Скорее, на него подействовала гербовая печать в конце записки. Как бы там ни было, он велел мне следовать за ним. Дорожка шла через парк. Ближе к дому деревья сменились густыми ровно обстриженными кустами. Меж них попадались каменные скульптуры людей, замерших в художественных позах. На клумбах росли синие и красные цветы.
У входа в поместье мы остановились. Страж велел мне ждать на крыльце, а сам пошел внутрь доложить о моем прибытии. Тем временем, я как следует огляделся. Дом был величественным и старинным, и имел два этажа. Кое-где серые каменные стены покрывал густой плющ. Тяжелую парадную дверь с обеих сторон обрамляли массивные колонны. Окна были высокими с красивыми деревянными рамами. Чуть поодаль виднелся небольшой пруд и в зеркальной воде там плавали кувшинки, а на берегу росло раскидистое дерево.
Из-за кустов появился человек. В руках он нес исхудавшего напуганного кота, дико озиравшегося по сторонам. Подойдя к дому, незнакомец крикнул кому-то в открытое окно:
– Эй, позови Хулу! Скажи, я нашел ее кота.
Не обращая на меня внимания, незнакомец стал медленно прохаживаться взад и вперед перед домом. Он тихо бормотал что-то и ласково трепал кота за уши. Одет мужчина был в старый засаленный комбинезон и кожаные сапоги с длинными голенищами. Грубое щетинистое лицо было бронзовым от загара. Жидкие волосы на голове незнакомца были растрепаны, словно он только поднялся с подушки. За пояс у него был заткнут большущий разводной ключ и грязные перчатки.
Пока я разглядывал его, из дома выбежала полная женщина в темном платье и белом накрахмаленном переднике, а вслед за ней бородатый верзила в длинном колпаке. В последнем я сразу узнал повара, от которого недавно спас меня Тирр. Громко охая и причитая, женщина бросилась к коту, взяла на руки и со слезами на глазах принялась целовать его и прижимать к себе.
– Да как же ты исхудал, бедняжка! – приговаривала она. – Да где же ты был столько времени!? Неужто забыл дорогу домой … Ведь я уже потеряла всякую надежду.
– Пошел сегодня в город за инструментом и случайно нашел твоего кота, – скромно улыбаясь, сказал человек в комбинезоне. – Сидел на дереве и вопил. Не мог слезть.
– Ой, спасибо тебе, Гозэ! Не знаю как тебя и благодарить! – утирая слезы, ответила женщина.
– Еще чего, – отмахнулся Гозэ. – Вот еще придумала.
– Ничего, что исхудал – басом вступил в разговор бородатый повар. – Мы его быстро откормим. Будет шерстка лосниться лучше прежнего.
Внезапно на лужайку перед домом выбежал лохматый пес, привлеченный голосами людей. Высунув язык и дружелюбно виляя хвостом, он трусцой направился к крыльцу. Увидев его, кот ощетинился и зашипел.
– Что с тобой такое!? – удивилась женщина, пытаясь удержать кота в руках. – Неужто не узнаешь своего старого лохматого друга?
Она не успела договорить. Оцарапав ей руку, кот вырвался и стремглав бросился к дому. Прыгнув в открытое окно, он исчез. Все трое с недоумением переглянулись. Даже пес был озадачен. Замерев, он уставился на окно, а потом и вовсе сел и тихо заскулил.
– Ничего не могу понять, – проговорила женщина. – Что это с ним? Как подменили.
– А может это и не наш кот вовсе? – предположил бородатый повар.
– Не пори чепуху, – рассердилась женщина. – Что я, своего кота не узнаю! Одичал он просто. Вот и все.
– Смотри, как руку расцарапал! – сказал Гозэ. – Надо бы забинтовать …
И в этот миг за спиной у меня раздался голос Тирра:
– Это что за собрание!? Работы мало?
Я обернулся. Тирр стоял в дверях. С мрачным видом он пристально глядел на троих собравшихся перед крыльцом. Те разом замолкли. Женщина и повар заторопились в дом. А Гозэ недовольно забормотал себе что-то под нос и зашагал в сторону пруда. Едва они скрылись, Тирр переменился в лице.
– Привет, Уалий! Рад тебя видеть! – сказал он, дружески хлопая меня по плечу.
Передо мной был прежний Тирр, веселый и беззаботный.
* * *
– Пойдем! Покажу кое-что, – сказал Тирр.
Мы обошли дом и направились в глубину сада. Мне не терпелось подарить Тирру полицейский свисток. Я уже живо представлял в воображении, как сильно он обрадуется такому замечательному подарку, и лишь ждал подходящего момента.
– Кто были эти люди? – спросил я.
– Прислуга, – небрежно ответил Тирр. – Совсем от рук отбились. У дяди слишком много важных государственных дел и совсем не хватает времени, чтобы следить за домом. Приходится мне.
– Так ты … ты что, сам управляешь всеми делами в доме? – удивился я.
– А что делать! – ответил Тирр. – Больше некому.
Самодовольная ухмылка скользнула по его лицу.
– А дворецкий? – спросил я. – Разве не он должен этим заниматься?
– Йошек? А ты его знаешь? … Ах, вы же знакомы! Этому старому дураку нельзя доверить и простейшего поручения. Разве ты не помнишь, как он позабыл закрыть ворота старого сада. Из-за него черный пес нас всех едва не сожрал.
– Помню, – ответил я.
– И так во всем. Ума не приложу, зачем дядя держит этого растяпу. Другие тоже хороши. Взять Гозэ … Ты видел его перед крыльцом. Лентяй. Целый день слоняется без дела. Вообще не понимаю, чем он занимается. Я уже молчу про его внешний вид. Руки вечно грязные, одежда перепачкана. Противно смотреть, – тут Тирр поморщился. – Ну да ничего! Я наведу порядок!
Признаюсь, в тот миг я невольно проникся уважением к Тирру. Он был лишь немногим старше меня, а уже заправлял делами огромного поместья. При виде взрослых я робел, а Тирр имел смелость прикрикивать на них. Раньше я себе такого и представить не мог.
Тем временем, мы подошли к невысокому каменному зданию с деревянной крышей. По запаху я сразу догадался, что это было конюшня. Внутри было прохладно. На ровном земляном полу там и здесь охапками лежало сено. По обе стороны широкого прохода на стенах висели кожаные седла, уздечки и плети. Лошади при нашем появлении высунули из проемов в стойлах свои морды и с любопытством уставились на нас. Их было с десяток. Самых разных мастей. Бала вороная с белым пятном на лбу. Несколько гнедых с черными гривами. Серая в яблоко. Белая как снег и с белой челкой. И еще другие такого окраса, что я и не знаю названия. Все таращились на меня – одни молча, другие при этом ржали и фыркали. В дальнем конце денника со скрипом отворилась дверь, и оттуда появился взрослый парень. В руках он держал ведро до верху заполненное яблоками.
– Добрый день! – крикнул он, направляясь в нашу сторону.
– Это конюх, – сказал Тирр. – Не помню его имени.
Конюх заметно прихрамывал на одну ногу, хотя шел довольно бодро. На ходу он снял кепку и принялся отряхивать ею приставшую к одежде солому. Лицо его показалось мне добрым и простодушным.
– Вот, набрал яблок, – сказал он, подходя к нам. – Хочу покормить лошадей. Они любят кисленькое.
Он широко улыбался.
Тирр взял из ведра яблоко. Потерев его об рукав, он откусил кусок и, сморщившись, бросил яблоко на землю.
– Зеленые еще, – сказал Тирр.
– Это ничего, – сказал парень. – Животине полезно.
– Много не давай. А где Базилик?
– На улице, – ответил парень, махнув рукой куда-то в сторону. – Уж и характер у него, я вам скажу, норовистый. А сколько прыти! Сегодня с утра как начал внутри стойла гарцевать, едва все в щепки не разнес. Вот и пришлось вывести его на манеж, чтоб набегался вволю.
– Хорошо, – одобрительно сказал Тирр. – Идем, Уалий! Я покажу тебе Базилика.
Мы направились в дальний конец денника. Оставив ведро, конюх поспешил вслед за нами. Мы вышли в дверь и попали в другое помещение. Посреди него стояло большое корыто, заполненное чем-то похожим на кашу. Заметив мое любопытство, Тирр остановился.
– Это лошадиный корм, – объяснил он. – Овес вместе с другими крупами заливают кипятком и отстаивают несколько часов. Выглядит мерзко, но лошади едят с удовольствием. Ну да ладно, пойдем!
Выйдя на улицу, мы очутились на поляне, поросшей низкой травой. Невдалеке от нас нетерпеливо прохаживался на длинной привязи молодой конь, каштановый, с черной блестящей гривой. Взгляд его был дик. Он непокорно мотал головой и бил хвостом. Завидев нас, он метнулся прочь, разбрасывая из под копыт землю. Привязь резко натянулась, и конь едва не вырвал кусок изгороди, к которой был привязан.
– А вот и Базилик! Нравится? – спросил Тирр. – Дядя пригнал его несколько дней назад. Купил у одного торговца. Он совершенно дикий. Вырос на далеких равнинах и с рождения не видел людей. Никого к себе не подпускает. А впрочем … Мы сейчас это проверим. Эй …, – окликнул Тирр конюха. – Неси уздечку! Будем объезжать!
– Но господин …, – возразил конюх. – Ваш дядя не велел …
– Неси, говорю!
Лицо конюха выразило растерянность и ужас. Он продолжал стоять на месте, молчал и бестолково глядел на Тирра. Затем уставился на меня, словно надеялся на помощь. Руки его теребили поношенную кепку. Тирра это разозлило.
– Что встал? Живо делай, что говорят! – прикрикнул он на конюха.
Виновато кивнув головой, молодой конюх побежал исполнять приказание, прихрамывая на одну ногу. Мне сделалось его жалко. Тирр обошелся с ним резко. Но я промолчал. Не мое это было дело.
Не прошло и минуты, как конюх вернулся с уздечкой.
– Идемте! – сказал Тирр и направился к Базилику.
На этот раз конь не шарахнулся в сторону. Он стоял на месте. А мы осторожно приближались к нему. Когда между нами осталось каких-нибудь несколько шагов, Тирр шепнул конюху:
– Подходи к нему слева. Я буду держать за привязь. А ты одевай уздечку.
– Угу, – ответил конюх, вытирая пот со лба.
– Давай, смелее, – подбодрил его Тирр. – Не укусит он тебя.
Базилик был неподвижен. Лишь его темные глаза выдавали тревогу. Он боялся нас не меньше, чем мы его. Ему было не больше двух лет от роду. Один против нас троих. Но сколько же в нем было достоинства! Я не мог отвести от него глаз. Конюх, меж тем, подобрался к нему вплотную. Протянув руку, он осторожно погладил коня по шее. Базилик едва заметно вздрогнул.
– Тише, тише, – заговорил с ним Тирр. – Мы не обидим тебя.
Когда конюх быстро и ловко накинул на коня уздечку, тот нервно дернул ушами и замотал головой, пытаясь сбросить ее с себя.
– Хочешь сладкого, – Тирр протянул коню кусочек сахара. – Не бойся нас.
– Готово, – сказал конюх.
– Вижу, – ответил Тирр. – Отойди. Теперь мой черед.
Тирр осторожно приблизился к Базилику. Он стал поглаживать коня по шее, и одновременно незаметно подобрал поводья, накрутив вокруг свободной руки. Дальше все произошло очень быстро. Внезапно Тирр вскочил верхом на Базилика. А тот заржал и встал на дыбы. Конюх едва успел отскочить в сторону. Копыто просвистело прямо перед ним. Еще чуть-чуть и он упал бы навзничь с пробитой головой. Тем временем, Тирр цепко обхватил коня за шею и поддал по бокам. Конь опустился на землю и галопом бросился прочь. Тирр вцепился ему в гриву. Конь принялся прыгать и брыкаться. Я растерялся и совершенно не знал, что делать. Еще мгновение и конь в страшном прыжке сбросил с себя Тирра. Тот упал и покатился по траве. Мы бросились к нему.
