Читать книгу: «В муках рождения», страница 6

– У вас нет никаких предложений?

– Два дня тому назад я сделал свое предложение на высоком собрании, – сказал Овнан. – Я верил, что церковная власть, став во главе народа, может творить чудеса. Но глава церкви, католикос, не захотел двинуться с места. Вы, возможно, имеете право надеяться и искать хотя бы проблеска спасения. Здесь, на этом собрании, я чувствую себя неловко. Я не молод и не княжеского происхождения, следовательно, молчание должно быть моим уделом.

– Брат Овнан, два дня тому назад на том собрании, где ты выступал, ты, кажется, тоже не был княжеского происхождения. А то было собранием великих нахараров и католикоса.

Не обращая внимания на насмешливый характер этих слов, Овнан ответил спокойно.

– Возможно, что я, простой селянин, ошибся, осмелившись заговорить, видя седовласого католикоса во плаве собрания. Мне казалось, что высокое духовное лицо знает армянский народ. Я смотрел на него, как на апостола, для которого нет ни слуги, ни господина и все «едины во Христе». Я мечтал об этом равенстве не перед лицом власти и князей, а перед лицом опасности, которой подвергается наша несчастная родина.

– Опасность остается та же. Если один забывает о судьбе народа из-за своей старости, другие – из личных интересов, а иные – из чувства мести – все одинаково преступны.

На это Гурген ответил негромким ясным голосом.

– Храбрый князь, когда вы приглашали на это собрание, вы, несомненно, мыслили о каком-то выходе, у вас, конечно, есть свои предложения. Зачем нам терять время? Говорите смелее!

Голос Гургена, напоминающий мягкое мурлыканье льва, привлек внимание всего зала. Круг слушателей расширился, и Ашот, хитроумно заставлявший выступать других, был вынужден и сам заговорить.

– Князь Гурген, – обратился он к Гургену так, словно он был один в зале. – В таком состоянии, как мы, народ обязан сам себя спасать, а для этого мы должны составить нерушимый союз. Источником всех наших бедствий является отсутствие такой связи между нами. Арабы сильны, потому что у них эмир, которому они беспрекословно подчиняются, греки сильны тем, что у них император, которому все они покорны. А все остальные народы, не имеющие сильной и устойчивой власти, являются их рабами и слугами. Значит, задача наша в том, чтобы и мы имели власть, которую признавали бы всей душой и обязались бы подчиняться ей. Можно власть передать не в одни руки, можно передать ее нескольким лицам, лишь бы они умели управлять страной. Мы должны знать, что безвластие – это моль, пожирающая Армению, и что это единственная причина всех наших бедствий, разорений и рабства.

Когда он замолчал, к нему подошло несколько молодых князей.

– Князь Ашот, мы считаем тебя самым достойным этой власти. Возьми ее в руки и действуй, а мы готовы подчиниться тебе и помогать во всем.

То же самое повторили и остальные. Ашот молча раздумывал, а когда все стали просить о том же, он степенно и скромно стал отказываться, отговариваясь своей молодостью, и, наконец, сказал следующее:

– Нельзя ли такую власть вручить моему отцу, спарапету, чья храбрость, благоразумие и опытность известны всей Армении?

– Да здравствует спарапет Смбат! – воскликнул почти единогласно все собравшиеся. – Он, действительно, самый достойный, он сумеет спасти Армению..

Когда радостные возгласы смолкли, Ашот обещал рассказать отцу о решении собрания и попросил всех прибыть в указанное место, когда они будут извещены.

Уже рассветало, когда собрание кончилось, и все стали разъезжаться.

Выходя из крепости, Гурген спросил:

– Ну, брат Овнан, что окажешь о сегодняшнем дне? Я спарапета не видел и не знаю. Сможет ли он спасти наш народ?

– Единственный человек, по моему мнению, кто мог спасти народ, это армянский католикос, но он не захотел. Бог ему судья.

– А Смбат сможет сделать что-нибудь?

– Кто знает, посмотрим. Я-то не надеюсь ни на кого, вернусь в свои горы и сделаю, что смогу. Мой долг не бояться смерти и не убегать от нее, что с божьей помощью я и выполню. Оставайся с миром, князь Гурген, если господь захочет, мы снова увидимся.

Глава одиннадцатая
Хутинский военачальник и армянский спарапет

Настал апрель, но до весны ли было армянам в этот ужасный год? Кто любовался перелетными птицами? Из Багеша⁴⁵ в Сасун то и дело доходили вести о том, что несметные арабские полчища идут прямо на Хут, чтобы разорить его дотла в отместку за гибель сына Абусета. В этой истории не было преувеличений, ибо эмир поднял на нога все магометанские силы и направил в Армению. Туркестан, Хужастан, сирийцы, вавилоняне, мидийцы, исламиты, египтяне, отдаленные области Персии до самого Сакастана⁴⁶ послали свои отборные войска в Армению, чтобы превратить ее в пустыню.

Эмир отдал перед всеми войсками строжайший приказ военачальнику Буге: «Захватить Армению голодом и мечом, заполонить всех знатных людей и прислать мне, красивых обратить в нашу веру, крестьян истребить».

С таким приказом шли на Армению кровожадные орды варварских народов.

Что же делал в эти дни Сасун? Сасун, устремив глаза на стойкого и отважною человека, ждал его приказа. Мы знаем, что этим человеком был Овнан, который укрепил все ущелья, расставил сторожевые отряды в неприступных горах, женщин, детей и стариков обеспечил запасом имеющихся продуктов, а сам с войском в несколько тысяч человек ждал у подножья Хута весны и прихода врага.

И враг шел, разбив на три части свои войска, шел для того, чтобы стереть, как ему хотелось, с лица земли горы Хута и не оставить там живой души.

Когда Овнану донесли, что передовые воинские части арабов вступили в область Брнашен, он взял один из своих лучших отрядов и окольными дорогами вышел в темноте ей навстречу.

Сасунцы уверенно шли по горам, по глубоким ущельям, поросшим густым дубняком, где каждый камень и каждая пещера были им знакомы с детства.

После недолгого отдыха, подкрепившись ужином, Овнан разбил свой отряд на три части, и когда враг спокойно погрузился в сон, с трех сторон с громкими криками напал на него и стал нещадно истреблять.

Овнан велел своим воинам при каждом ударе кричать: «О, святой апостол!» – в честь апостола Фаддея. Этот возглас раздавался в горах тысячеголосым эхом. Враг не мог найти дорогу в густых зарослях и падал под ударами меча. В ночном мраке раздавались стоны раненых и крики беглецов. Воинственные возгласы сасунцев приводили Овнана в необычайное волнение.

Поэтому, когда бой кончился и разноязычные крики постепенно умолкли, в в лесу зазвучал армянский говор, Овнан возблагодарил бога и горны запели псалом.

Когда же взошло солнце, сасунцы, увидев бранное поле, усеянное трупами врагов, ущелье, куда они сбрасывали их со скал, подсчитали свои незначительные потери и богатую добычу, – они поняли, что все это явилось результатом искусного командования их военачальника. Радости сасунцев не было границ. Не зная, как выразить Овнану свою признательность, воины решили отобрать из своей добычи все золото и серебро и подарить его Овнану. Расстелив перед ним плащ, они стали бросать на него золотые монеты, ожерелья, запястья и другие драгоценности. Овнан долгое время не обращал на это внимания, а когда понял их намерение, собрал всех воинов и сказал им:

– О мои дорогие братья, мои любимые хутинцы! Неужели это ничтожное золото должно доказать вашу любовь ко мне? Неужели без этих даров я не знаю вас? Ваша храбрость и повиновение вашему брату, избранному вами же в начальники, мне дороже всякой награды. Пойдите и разделите между собой всю добычу, а захваченные вами съестные припасы поберегите, чтобы сдать в хранилища. Знайте, что нам предстоят еще более трудные бои, ибо армия врага сильна и многочисленна. Не надо приходить в уныние, будьте смелее и умейте выжидать. А меня сейчас оставьте, я доволен своей судьбой. Того, что у меня есть, достаточно, ибо мне нужен только кусок хлеба, простая одежда и мое оружие. Пойдите же, дети мои, пойдите, братья мои, и старайтесь всегда довольствоваться малым.

Когда Буга узнал о своих потерях, о постигшем его поражении на пороге Армении, он, мечтавший захватить всю страну без сопротивления, был ошеломлен, но строго запретил говорить об этом, чтобы армяне не воодушевились, а его войска не приуныли. Он вновь собрал большое войско и со всех сторон напал на Сасун, отрезав к нему все пути.

Овнан со своими храбрецами находил дороги там, где их не было, и неожиданно налетал на разбросанные повсюду разноязычные вражеские отряды. Он истреблял, а когда неприятель получал подкрепление, отступал к себе в горы. Там Овнан пополнял свои ряды и грозовой тучей снова обрушивался с высот. Отряд становился громом и молнией, осыпая градом стрел варварские войска.

Обе стороны в боях не знали пощады, пленных оставляли в живых как орудие мести, чтобы уничтожить, когда будет нужно. Если арабы брали сасунца в плен и в пытках умерщвляли перед своими же горцами, сасунцы мстили им и бросали в стан Буш десять арабских голов.

Арабские войска роптали: «Какая выгода воевать с этими нищими горцами? Даже если мы захватим весь Сасун, от этих камней нам ничего не получить». Буга вынужден был переменить тактику и пустить в ход оружие, которое не раз приносило ему победу над армянами. Он отправил к храброму вождю сасунцев Овнану своего посланца, чтобы уговорить его прийти с поклоном к «законному царю». Буга клялся святынями своей веры, что ни Овнану, ни его горцам ничего не грозит, лишь бы они прекратили свой мятеж.

Когда арабского посланца привели к Овнану и сняли с его глаз повязку, он увидел сидящего на скале обыкновенного человека, у ног которого лежали щит и копье. Ему не верилось, что это и есть тот самый легендарный вожак горцев Овнан, имя которого было известно самому багдадскому эмиру.

Военачальник сасунцев даже не взглянул на араба, но когда тот истощил все свое красноречие и замолчал, он поднял на него горящие, как уголь, глаза.

– Пойди, – сказал Овнан, – и скажи своему военачальнику, что хутинцы, хоть и простодушны, как все горцы, но не так глупы, чтобы верить арабам и их лживым клятвам. Если бы князь Багарат и другие армянские нахарары и князья послушались нашего совета и вместо того, чтобы поверить вам, взялись за оружие, – они не подверглись бы стольким унижениям и пыткам, не были бы вынуждены отречься от своей веры, а Армения не попиралась бы вашими нечестивыми ордами и не превратилась бы в жалкие развалины.

К несчастью, наши князья очень легковерны и нередко бросаются в ваши объятия, а вы лицемерно гладите их по плечу. Но здесь, в этих горах, пусть знает Буга, нет ни князей, ни нахараров, ни знати, ни азатов, ни одного слуги и ни одного раба. Здесь нет людей, которых можно обмануть. Здесь все готовы биться насмерть. Мы оставим свое оружие только тогда, когда освободим свою страну. Мы не верим ни вашим словам, ни вашим обещаниям. Только в одном ошиблись мои воины: не надо было тебе завязывать глаза. Я тебе покажу дорогу в наши горы, чтобы облегчить Буге его новый поход, а эмиру – его месть.

Овнан поднялся и повел посланца в горы, где на недосягаемой высоте виднелось прибежище женщин и детей. Он показал ему собранные на вершинах гор обломки скал, откуда рукой ребенка можно было бы сбросить их и уничтожить несметное количество людей. Наконец, Овнан показал арабу построенные сасунцами укрепления, превратившие горы в неприступные крепости.

– А теперь пойди и передай привет от нас твоему начальнику, – сказал Овнан на прощание посланцу.

Когда гонец рассказал Буге, как принял его Овнан, тот заскрежетал зубами от злости и велел предать еще большим пыткам бедных городских жителей, по простоте своей поверивших ему и оставшихся в Двине. Многие из них стали жертвой меча или были вынуждены купить свою жизнь ценой вероотступничества.

Тяжело было Овнану слышать об этих ужасах. Каждый день к нему приходили беглецы и рассказывали о злодеяниях арабов. Стоя на скале, он орлиным взором следил за движением вражеских полчищ, и когда однажды заметил оттуда, что арабское войско, оставя окрестности Сасуна и Таронскую долину, направлялось в область Апауни, он спешно собрал своих храбрецов, напал на последние полки арабов, рассеял их и разбил наголову. Когда же враг обрушил на них всю свою силу, сасунцы поднялись в горы и укрепились там.

Буга, возмущенный тем, что стал игрушкой в руках этих «диких» горцев, укрепил находящиеся в окрестностях крепости и монастыри и заполнил их войсками, чтобы закрыть дорогу Овнану. Но Овнан, потерявший свободу передвижения, все же не успокоился. Не было дня, чтобы не проходил слух об Овнане, которого видели то в Тароне, то с небольшим отрядом у Багеша, где он разбил арабские отряды, а когда арабы двигали в Багет войска, узнавали, что Овнан уже в области Рштуник⁴⁷ сражается с арабскими войсками и отбивает у них пленных армян. Быстрота и дерзость его нападений были поистине изумительны, С отрядом в тридцать человек он нападал на сотни арабов. Страх при одном упоминании его имени был так велик, что, услыхав о появлении отряда Овнана, арабы предпочитали как можно скорее уйти.

Овнан в своих походах не переставал вспоминать о совете князей в Багаране и ждать ответа от спарапета Смбата. Он хоть и не очень верил во все это, но все же постоянно расспрашивал беглецов, не начались ли военные действия Ашота и Смбата. Но отец все еще находился в Моксе, а сын путешествовал по областям Айрарата и Вананда. Кто говорил, что он собирал там войска, а кто уверял в обратном, что он призывал всех к миру и покорности. Из таких противоречивых слухов трудно было узнать что-нибудь определенное.

Поэтому, предав все божьей воле, Овнан вернулся в горы Сасуна и, увидев, что здесь царит спокойствие, взял с собой небольшой отборный отряд и направился в Васпуракан к владетельному князю Ашоту Арцруни. Он слыхал, что князь собирает силы и готовится напасть на врага. Овнан очень быстро дошел до области Бзнуни и с ужасом увидел, как разорен некогда цветущий край. Село Норашен, куда он пришел, было совершенно разрушено, жители перебиты и только изредка из разрушенных домов выползали отставшие от своих частей арабские воины. Сасунцы легко справились с ними и истребили их, но что из того? В селе не осталось ни души, арабы не пощадили даже грудных младенцев.

Военачальник Жирак, заместитель Буги, дошел до столицы области Рштуник и, взяв в плен множество армян, на аркане, подобно стаду животных, погнал их на продажу.

Овнан сидел среди развалин Норашена, где решил переночевать со своим отрядом, когда подъехавшие стражи доложили ему, что со стороны Охца к Норашену движется большой отряд. У Овнана была привычка воздвигать вал и укреплять место стоянки отряда. Поэтому, приказав погасить все огни и сохранять полную тишину, он взял с собой одного воина и отправился к околице. Притаившись среди развалин, Овнан услыхал несколько слов и понял, что это был армянский отряд и притом, судя по говору, уроженцев Мокса.

В темноте он узнал спарапета Смбата, скакавшего впереди, окруженного телохранителями.

Не медля ни минуты, Овнан поднялся на полуразрушенную стену и изо всех, сил крикнул, заглушив конский топот.

– Князь Смбат, спарапет армянский!

Отряд при звуках его голоса остановился.

– Куда ты спешишь? Остановись, твой путь приведет тебя к врагам так же, как произошло с твоим братом! О нахарары, о азаты армянские! До каких пор вы будете так простодушно жертвовать собой, своей верой, своей нацией, своим народом? До каких пор будете следовать неразумию, которое вы считаете мудростью? Жаль, очень жаль, что вы сами предаете себя в руки нечестивцев! О, если бы вы только предавали себя!.. Но это приводит к тому, что вы изменяете своему народу, становитесь презренными рабами, сподвижниками Буги. Вместо вознаграждения вас ждут цепи и темницы. Мать-Армения станет большой могилой и будет оплакивать тогда не только своих детей, но и тех своих сыновей, которые стали единомышленниками палачей, предателями своих братьев.

Этот зычный голос, раздавшийся внезапно во мраке ночи, заставил содрогнуться Смбата.

– Кто ты такой? – воскликнул он. – Зловещий провидец, во всех добрых начинаниях видящий Только злое? Каждый шаг ты толкуешь во зло, словно ты один любишь свой народ, а все остальные армяне – предатели и изменники родины. Или ты один скорбишь при виде ее несчастий? Что же, по-твоему, сердце Смбата не кровоточит из-за постигших нас ужасных бедствий?

– Князь, если ты и вправду любишь свой народ, не не надо тебе ехать в Хлат⁴⁸, не езди к Буге. Там притаилась смерть не только для тебя и твоих близких, но и для всего армянского народа. Верни своих храбрецов, вооружи их руки для войны, а не для цепей. Не путай зла с благоразумием. Благоразумие требует от нас оставаться дальше от клятвонарушителей и ложных обещаний. До каких пор и сколько раз еще должны армяне испытывать этого врага?

– Кто бы ты ни был, человек, но в такой темноте говорить и спорить невозможно. Найдем себе пристанище и там побеседуем.

– Где теперь пристанище и жилье для армян, спарапет Смбат? Я днем обошел весь Норашен и нашел здесь только развалины, я искал людей, но нашел двуногих зверей. Что ты надеешься найти во мраке?

– Спешимся, молодцы! – приказал спарапет.

Отряд спешился, а сам Смбат пошел на голос Овнана.

– Мне идти к тебе, или ты подойдешь ко мне? – опросил он.

Овнан спрыгнул со стены на дорогу и подошел к князю.

– Я всегда готов пойти на зов и подчиниться тому, кого бог поставил во главе народа. Но на мне священный долг: я должен предупреждать их об опасности, особенно, когда опасность очевидна.

Смбат подошел ближе и, разглядев при свете звездной ночи сверкающие глаза Овнана, голос которого уже будил в нем воспоминания, остановился и протянул ему руку.

– Овнан, где бы мы с тобой могли наедине поговорить? – спросил он.

– Где и когда ты пожелаешь, – был ответ.

– Тогда пойдем. Ты, должно быть, уже нашел пристанище себе и своим людям. Надеюсь, ты не один?

– Все село разрушено. Я со своими товарищами устроился, как смог. Мы довольствуемся просяными лепешками, но что будете делать вы? Есть ли у вас припасы, есть ли ячмень для коней?

– Мы такие же воины, как ты, – вздохнув, сказал Смбат. – Наши кони могут иногда пробавляться и сеном. Мы не раз дрались голодными двадцать четыре часа подряд. Мы достойны твоих укоров, ибо вины у нас много, но не укоряй в злонамерениях полководца из рода Багратуни, поседевшего на поле брани. Это тяжко слушать, и ты не должен был этого мне говорить.

– Прости, великий князь, – ответил Овнан, заметив при этом, что рука старого спарапета дрожала от волнения, как и его голос. – Мне и в голову не приходило упрекать тебя, и если в моих словах тебе почудился намек на твою особу, пусть он обрушится на меня. Твоя жизнь нужна Армении, и только мысль о спасении родины заставила меня перейти границу в речах.

– Забудем этот разговор, Овнан, ибо времени у нас мало, а мне надо поговорить с тобой.

Так, беседуя, дошли они, наконец, до церкви. «Хотя бы на одну ночь найти нам приют в божьем доме», – сказал князь. Телохранители принесли зажженный факел, но не успели они сделать и нескольких шагов, как увидели трупы мужчин, женщин и детей, наваленные друг на друга. Пол был скользким от сгустившейся на нем крови. Содрогнувшись, они попятились назад. Смбат приказал воинам найти другое место, а сам об руку с Овнаном продолжал бродить по разоренному селу, пока воины не обернулись и не доложили, что нашли подходящий кров.

Их отвели в комнату, которую успели уже убрать коврами, и здесь первый великий нахарар Армении и простой горец из Сасуна долго беседовали, сидя друг против друга. В результате этой беседы Овнан окончательно убедился в том, что армянское нахарарство – это многоголовый вишап, ведущий страну к гибели, ибо узнал от спарапета, что и Ашот Арцруни, который готовился к войне с арабами, тоже колеблется, так как его нахарары не единодушны с ним.

Глава двенадцатая
Ашот Арцруни и изменники

Утром отряды расстались и дороги их разошлись. Великолепный конный отряд спарапета отправлялся в Хлат на поклон к Буше, а пеший отряд горцев во главе с Овнаном шел в столицу области Рштуник, преследуя и истребляя врага.

Это не представляло собой большой трудности, достаточно было только идти по следам развалин и по местам кровопролитных боев.

Так отряд Овнана дошел до рынка Востана, переполненного пленными и трупами, ибо безжалостные арабы брали в плен только красивых и здоровых, некрасивых же и слабых убивали на месте.

Жалкие, замученные толпы армян, преданные в руки палачей, отчаявшись, поминутно ждали смерти, когда, словно отряд ангелов-спасителей, неожиданно появился Овнан со своими сасунцами. Арабы искали логова, куда бы им скрыться, пленные были освобождены, а Овнан, отобрав у павшего врага оружие, вооружил мужчин и, таким образом пополнив свой отряд, не решаясь напасть на Жирака в Ване, ушел в Ацанское ущелье, где, по поступившим к нему сведениям, большой вражеский отряд преследовал армян-беженцев.

Там Овнан, к великой своей радости, впервые увидел, как арабский отряд на краю ущелья бился с армянами. Вооруженные копьями, серпами, пращами и луками, крестьяне храбро отражали удары неприятеля, когда сасунцы с воинственными криками бросились им на помощь и закрыли дорогу к бегству. Арабы были перебиты, и только несколько человек сумело добраться до Арташата⁴⁹, чтобы рассказать своим полководцам о случившемся.

Полководец Жирак, услыхав об этой битве, поспешно бросился со своим войском на поиски Овнана.

Не успел Овнан вступить в Востан, как ему донесли, что идут арабы. Времени для отступления не оставалось, поэтому Овнан занял одну из окрестных крепостей и укрепился в ней, приведя в порядок полуразрушенные стены и заперев крепостные ворота. Он приказал найти человека, хорошо знающего крепость и ее подземный ход.

К нему привели хранителя крепости, оказавшегося нашим старым знакомцем Хуреном, который, услыхав о боях, только что спустился по кручам горы Артос, чтобы посмотреть, целы ли скрытые в крепости ценности, и с ужасом узнал, что крепость кем-то занята.

Овнан стал расспрашивать его о плохо защищенных местах, которые надо укрепить, и о том, можно ли в случае опасности найти плоты и лодки, чтобы спастись по озеру. Хурен, заметив, с каким уважением относятся к этому простому человеку все воины, начал по своему обыкновению:

– Князь…

– Молчи, негодный льстец! Я такой же простой человек, как ты. Не можешь называть меня братом? Скажи лучше, нет ли в крепости подземного хода?

– Как не быть, братец. Есть подземный ход, который выведет нас вниз, в старую церковь Святого Стефаноса, прямо в ризницу.

– Последнее время кто-нибудь им пользовался?

– Как же, я сам сегодня утром пришел оттуда.

– Очень хорошо, братец, да поможет тебе бог, – сказал Овнан и велел двум своим парням пройти по подземному ходу до самого конца, а если будет возможно, осторожно выйти из церкви и посмотреть расположение противника.

Сам он стал следить с башни за арабами. Он видел, как войска противника растекались по равнине, чтобы осадить крепость со всех сторон. Его зоркие глаза не отрывались от церкви Святого Стефаноса, перед дверью которой виднелось только несколько арабских воинов, вскоре отошедших оттуда. Наконец, к великой радости, Овнан увидел своих сасунцев, которые время от времени осторожно выглядывали из церковных дверей. Немного погодя он заметил, как один из них пополз по церковной крыше, разглядывая окрестность. «Молодцы ребята, вот такими надо быть» – говорил себе Овнан, ожидая их возвращения.

Как он жалел, что выступил с таким маленьким отрядом!.. «Если бы мне тысячу человек, вместо моей сотни!.. Я бы сейчас рассеял эту тридцатитысячную разбойничью орду!.. Может быть, Ашоту Арцруни улыбнется счастье. Мне достаточно одной его небольшой удачи, и я через неделю приду на помощь с двумя тысячами».

Так он раздумывал, когда вернулись воины и рассказали о своем подземном походе. «Прекрасно, дети мои, молодцы!» Услыхав эти слова из уст Овнана, очень скупого на похвалу, молодые горцы обрадовались так, как радовались бы придворные византийского императора, если бы самодержец наградил их высокими титулами.

Уже темнело, когда Овнан во главе своего отряда через подземный ход дошел до церкви. Сасунцы осторожно вышли из дверей и тут же стали продвигаться к Мохраберду. Шли они всю ночь и к утру дошли до места. Полуразрушенная крепость Мохраберд была хорошим пристанищем для Овнана. Воины легли отдыхать, а сам Овнан, как всегда неутомимый и озабоченный, осмотрев внимательно окрестности, спустился к берегу, уселся там и стал наблюдать за озером, которое, волнуясь, то заливало пустынные берега, то, расширяя свои границы, прикрывало прибрежные села. Это была картина его родной Армении, захваченной сейчас врагом: и это озеро с прибрежными селами, и крепость Мохраберд, омываемая вздымающимися волнами.

Думы его прервало появление двух больших парусных лодок, которые, подгоняемые легким ветром, плыли мимо острова Ахтамар, на запад. Овнан радостно охватил сасунское знамя, представляющее собой красный крест на белой ткани, и стал махать им в воздухе. Скоро лодки поплыли к берегу, и хотя были еще далеко, острый взор Овнана заметил на них несколько княжеских семейств, которые, очевидно, спасались бегством. Когда лодки подошли ближе, Овнан разглядел мужчину среднего роста, стоящего у кормы с веслом в руке, и несколько женщин с детьми, которые, сидя на дне лодки, тихо плакали. Восемь человек юных азатов с поломанными щитами, опираясь на мечи, смотрели на Овнана. По их окровавленной одежде было видно, что они только что с поля боя. Вторая лодка имела такой же вид.

– Слава избавителю, князь Хосров! – воскликнул Овнан, узнав акейского князя, стоявшего у кормы.

– Слава тебе, господи! Слава тебе за всех, господи, слава тебе! – грустно ответил тот, поднимая глаза к небу и тяжело вздыхая.

На лодке спустили парус. Несколько человек выпрыгнуло на берег, лодка причалила, за ней вторая, и все вышли на сушу.

– Брат, – сказал Хосров, – надеюсь, под знаменем этого креста мы в безопасности?

– На день смогу обеспечить вам безопасность, – ответил Овнан. – Но теперь, в эту минуту, я не знаю, может ли владетель арцрунцев обещать хотя бы столько же?

– Как можно обещать, находясь в цепях?

– Как? Уже в цепях?

– Да, и сам он, и его сын Григор, Ваган Арцруни с сыном Гагиком, княгиня Рануш и князь Мушег, великая княгиня Рипсимэ и еще много знатных людей связаны, погружены на верблюдов и отправлены из Атрпатакана⁵⁰ в Багдад.

– Но и вы, очевидно, спаслись от резни, об этом говорит ваш вид.

– Мы получили свободу с божьей помощью и благодаря нашим мечам, а они – свои цепи, благодаря низким поступкам предателей.

– Кто же эти предатели?

– Зачем помнить имена этих нечестивцев?

– Не только надо помнить, их надо выжечь огнем, высечь на скалах, рассказывать о них детям, чтобы их проклинали и на их примере учились ненавидеть, а взрослые при первой же возможности уничтожали бы их. Кто же такие эти нечестивцы?

– Мушег Вагевуни, Ваграм Труни и Ваграм Гнуни привлекли на свою сторону полк азатов и послали тайного гонца к Буге, обещав предать в его руки князя Ашота с приближенными, которые вместе с ними ютились в крепости Нкан. Узнав об этом, князь сам пошел и предался врагу. Мы вынуждены были последовать его примеру, но когда увидели караван с нашими женами и детьми, которых отправляли в Багдад, мы – благо по своему неразумию враги не обезоружили нас – напали на арабский отряд, рассеяли его и освободили караван.

Куда нам было деться? Враг гнал нас в сторону крепости Амик, а мы предпочитали утонуть, чем попасть в плен вместе с женами и детьми. За нами было глубокое озеро, а перед нами – полчища врагов. «Держитесь! Найдены лодки!» – раздались вдруг голоса, умножившие наши силы. Мы отчаянными усилиями отбросили врага, женщины и дети сели в лодки, эти восемь юношей прыгнули за ними и подняли паруса. Но какое это ужасное спасение!.. Вот они плачут о потере моей маленькой девочки; остальные, кто потерял отца, кто брата, кто сестру, которых будут оплакивать всю жизнь, ибо неизвестно, что горше – потеря тела или души.

– Бог милостив и справедлив. Меружаны и Васаки не уйдут от его гнева. Посмотрим сейчас, в чем нуждаются ваши женщины и чем мы можем вам помочь.

– Я, правда, сам не знаю, кто в чем нуждается, Одно мне известно, что уже три дня мы ничего не ели.

Овнан обернулся и, заметив, что несколько хутинских парней вышли за ним на берег, велел им в одной из лучших комнат замка разостлать сухого сена, принести сыра и ячменного хлеба, кувшины с водой, чтобы беженцы могли немного подкрепиться и отдохнуть.

Пока они вкушали сасунское гостеприимство, Хосров уединился с Овнаном и стал расспрашивать о его намерениях: долго ли он собирается остаться в этой разрушенной крепости. Овнан заявил, что оставаться долго в этом краю он не может, тем более, что местные жители не имеют возможности сопротивляться врагу.

Жирак со своими войсками не останется долго у крепости Востана и, конечно, двинется на поиски сасунского отряда, чтобы отомстить за потери, нанесенные его войскам храбрыми горцами. Овнану необходимо вернуться в Сасун и подумать о дальнейших действиях.

– Сколько у тебя воинов? – опросил Хосров.

– Почти сто человек.

– Значит, наши лодки могут всех вас вместить и повезти, куда желаете.

– Хорошо, тогда этой же ночью пустимся в путь, и если ветер будет попутный, доберемся до Датвана, Если вы согласны погостить у нас в Сасуне, пока не окончатся наши бедствия, мы будем очень рады.

– Мы жалкие скитальцы, где нам дадут пристанище, там и будем жить.

Позвали лодочников и спросили их мнение. Они подтвердили, что, если к ночи поднимется хотя бы слабый ветер, лодки рано утром доберутся до Датвана, Так и поступили.

К утру Овнан, Хосров и все их спутники благополучно причалили к Датвану. Сасунцы усадили жен и детей на мулов и коней и поднялись в горы, кишевши уже беженцами, так как во всей окрестности это было единственным надежным местом.

Но на душе у Овнана было неспокойно. Сидя в ущельях с кучкой горцев, передвигаясь и нанося удары врагу, он не переставал жадно интересоваться, что делает вражеский военачальник, кто его окружает, что делают спарапет Смбат и его сын Ашот, что делают и где нахарары и азаты, предавшие владетеля арцрунцев. Обо всем этом он получал самые достоверные сведения. От очевидцев он узнавал о том, что Смбат очень огорчен тем, что Ашота Арцруни предали, и что ему удалось лестью добиться у Буги освобождения всех васпураканских пленных. Кроме великих князей, всех их удалось вернуть на родину. Спарапет следил за точным выполнением своей смелой и опасной просьбы. Сын его Ашот старался быть подальше от врага. С другой стороны, Овнану стало известно, что предатели – Мушег Вагевуни и два Ваграма, как близкие и верные люди Буги, с независимым видом разъезжали во вражеском стане.