Читать книгу: «Змеиные тропы. Летопись Подлунного мира», страница 4

***

Третий месяц лета милрар. Начало.

1 год до рождения империи.

Храм устремлялся в ночное небо, словно мог дотянуться до богов, чьим домом в мире смертных являлся. Даже еще недостроенный, он был величествен. Оставалось только установить великолепную крышу, увенчанную скульптурами самих богов. Грандиозное детище амбициозного эльфийского зодчего. Его черный мраморный свод должны были пронизывать белые молнии, в которых будет отражаться полуденное солнце, оживляя их. Хлауд смотрел на это монументальное сооружение и чувствовал спокойствие, которое окутывало его, словно теплые объятия матери. Тревога за Вариара и его поход на Аркус ушла, вместо нее пришла радость от победы, которую они одержали в Аркусе, и тот триумф, который поселился в их душах. Неумолимо приближалось оговоренное с ним время, когда Вариар возложит на себя корону и объявит о своем решении. Хлауд улыбнулся. Рождение империи Мирэй будет величайшим событием в истории Подлунного мира.

Бесшумно он подошел к храму и положил руки на гладкие и теплые стены, что показалось бы странным, если бы не жаркий день, тепло которого впитал мрамор. Хлауд закрыл глаза и что-то быстро зашептал. Стена стала горячей, почти обжигающей. Он едва устоял, чтобы не отдернуть руки. Жар рванулся от кончиков его пальцев вверх и в стороны, полностью покрывая храм. На мгновение ночь вспыхнула ярким белым светом. Змеящиеся лучики пробежали по стене недостроенного храма. Хлауд убрал руки и открыл глаза. Не успел он развернуться, чтобы так же тихо вернуться домой и забыться в тяжелом сне, как его взгляд уперся в недовольную физиономию эльфийского зодчего, застывшего перед ним.

– Что вы тут делаете, позвольте узнать? – недовольным тоном спросил тот, явно испытывая неудовольствие от общения с человеком.

– Тут никого нет, Лоэналь, – усмехнулся в ответ Хлауд, шагнув вперед. – Можешь сбросить свою маску, старый друг.

Великий эльфийский зодчий Лоэналь Аминирах Вират скривился, окинул стоявшего перед ним человека презрительным взглядом, как пыль под своими ногами, затем вздохнул, будто смирившись с безрассудством последнего, и маска высокомерного презрения слетела с его лица, уступив искренней радости встречи с другом.

– Так что ты тут делаешь, друг мой Хлауд? – повторил эльф свой вопрос уже теплее.

– Ничего особенного. Теперь твое прекрасное творение простоит вечность. Ему даже время не страшно.

– Храм еще не достроен. Остается установить крышу. Мое великое творение, – Лоэналь с каким-то благоговением посмотрел на творение рук своих.

– Моя защитная сеть опутает и его, как только он коснется стен.

– Ты снова творил заклятье? – эльф недовольно нахмурился.

– Простенькое. Оно не стоит дорого.

– Ты же знаешь цену, мой друг. Ты расплатился еще одной частичкой своей жизни только для того, чтобы мраморный дом стоял вечность? Это безумие, старый друг. К тому же это мог сделать я.

– Ничего, Лоэналь, это всего лишь один день из отпущенных мне лет.

– День там, день здесь и сколько их набегает всего, Хлауд?

– Не так много, как ты думаешь.

– Это я мог бы сказать «не так много». Что значит десяток-другой лет в бесконечной жизни эльфа, но для человека этот десяток стоит вечность.

– Она у вас не бесконечна, – проворчал Хлауд.

– Для вас, мой друг, для вас она выглядит бесконечной. Но не уводи меня с нити нашей беседы, друг. Для меня этот день ничего не значит, а для тебя это большая плата за столь бессмысленное заклинание, действие которого ты не ощутишь. Я бы и сам наложил такую сеть.

– Я не хотел тебя просить, Лоэналь, – покачал головой Хлауд. – Ты и так сделал для нас бесконечно много.

– Я бы не отказал тебе, как не отказался приехать сюда и сотворить храм для твоего правителя.

– Я не хочу тебя утруждать, старый друг, – упрямо повторил Хлауд.

– Как пожелаешь, – со вздохом сдался эльф, понимая бессмысленность этого спора с упрямым человеком.

Хлауд с довольной улыбкой кивнул, признавая это шутливое поражение друга.

– Не расстраивайся, друг мой. Моя жизнь не столь ценна, главное – закончить то, что я начал. Империя станет и моим памятником.

– Я не одобряю твоих действий, но я ничего не могу поделать. Я останусь тут, мой друг, и буду строить город, а еще приглядывать за тобой, чтобы ты не сгорел в службе своей.

– Вот и прекрасно. Отстроишь нам столицу, – радостно заявил Хлауд. – А там и другие города могут тебя заинтересовать.

– Вы все-таки решили поспорить с эльфийским королем в великолепии столицы? – Лоэналь нахмурился.

– Наши интересы не пересекаются с интересами твоего народа, друг. Мы молимся другим богам, мы живем далеко от них. Мы строим свой мир.

– Но Вариар завоевывает город за городом.

– Даже если он дойдет до границы Элеана, он ее не переступит. Мы идем по землям людей, объединяя их вместе под одной рукой.

– Пусть будет так. Лучше вам никогда не пересекать наших границ. В Элеане сгинул не один человеческий воин. А твоему племяннику я такой участи не желаю.

– Ну, я-то не сгинул, – хитро прищурился Хлауд, пнув на ходу какой-то камень.

– Не сгинул, – согласился эльф, улыбнувшись.

Селера ярко освещала улицы Ариса, по которым шли старые друзья, заливая их расплавленным серебром. Город безмятежно спал, только редкие патрули городской стражи вышагивали вдоль улиц, храня покой граждан. От обычных солдат их отличали темно-красные плащи, украшенные золотым единорогом на плече, и красно-золотые ленты, повязанные на руку. Офицер патруля ходил в шлеме с красным гребнем, что позволяло быстро определить главного, и заставлял уважительно вести себя с ним. Один из таких патрулей, выруливший на них из-за угла, схватился было за оружие, неожиданно встретив двух поздних прохожих, но офицер узнал в лунном свете приближенного к правителю человека и эльфийского зодчего, подал своим людям знак убрать оружие, поклонился Хлауду, и патруль поспешил дальше, охранять покой горожан.

Эльф усмехнулся, пряча лицо в тени капюшона и с интересом наблюдая за этой картиной. Ни командир патруля, ни Хлауд не произнесли ни слова, но в их действиях чувствовалось уважение друг к другу, хоть они и не были знакомы, и определенная связь, которая была не понятна Лоэналю. В его родном городе офицер и аристократ окатили бы друг друга презрительно-ледяными взглядами и только потом разошлись, тут же в глазах людей читалось уважение, теплота и уверенность в себе. Эльф не хотел признаваться, но ему нравилось в Арисе, и он всеми силами пытался найти непреодолимый для себя предлог для того, чтобы остаться здесь до конца своей долгой жизни.

– Знаешь, друг мой, я бы перестроил дворец вашего правителя, – задумчиво произнес Лоэналь, когда они уже сидели за столом в чистой и просторной таверне. – Не достойно такого воина, как Вариар, жить в такой ужасной постройке, которую он зовет домом. Кто его строил? И эту таверну я тоже, пожалуй, перестрою, – добавил он, оглядевшись по сторонам.

– Чем тебе не угодила эта таверна? – усмехнулся Хлауд.

– Оглядись, друг мой, – предложил эльф, что так и не снял капюшон плаща. Со стороны казалось, что Хлауд беседует со шпионом или призраком. Лоэналь презрительно обвел широким жестом зал. – Какая безвкусица. Деревянные балки, эти держатели для факелов, такой массивный, давящий потолок из этих жутких досок, а эти ужасные полы из… Что это? Дуб? Так еще и воском натерли. Ты посмотри на эти стены, зачем там этот серый камень, в зале от него неуютно. А эта мебель. Ужасные столы, они такие массивные, что, кажется, сейчас придавят меня к полу. А эти жуткие коричневые полки за не менее жуткой стойкой. Нет, друг мой, тут не то что пить и есть не хочется, тут и банально посидеть нет желания. Это таверна не достойна столь богатой столицы, как Арис. Ее непременно надо перестроить.

Хлауд усмехнулся, согласно кивнув другу. Таверна, хоть и была лучшей в городе, производила удручающее впечатление. Впрочем, решение эльфа переделать это заведение, где посетителям подавали прекрасное вино, привезенное из самой Дамии, славившейся своими виноградниками, обрадовало Хлауда. Дамийское было очень дорогим, и мало кто мог его себе позволить, потому эту таверну облюбовали только представители высшего света Ариса, желавшие насладиться уникальным букетом. Темно-рубиновая жидкость мерно покачивалась в его латунном кубке, отражая свет факелов, закрепленных на стенах. Хлауд потянул воздух, вдыхая его аромат, наполненный оттенками красных и черных фруктов, со щедрыми нотами специй и черешни. Затем он сделал глоток, и все это великолепие перешло в неповторимый букет дамийского красного. Чистый, многослойный, гармоничный вкус с пикантными оттенками тех самых специй, что слышались в его аромате и засахаренных черных фруктах, ощущался на языке бархатистой текстурой, которая заставляла голову кружиться.

– Хороший напиток, – одобрительно кивнул Лоэналь. – Но все же ему не сравниться с Лунным вином из Элеана.

– Лоэналь, ты сейчас совершаешь непростительную ошибку, – улыбнулся Хлауд.

– Какую?

– Сравниваешь белое и красное вина. Так нельзя. Дамийское красное вне зависимости от винодельни, которая его произвела, великолепно, я бы даже сказал, что оно лучшее в нашем мире, элеанское Лунное вино лучшее среди белых вин. Хотя Черная кровь из Дамии намного лучше.

– Допустим. Знаешь, старый друг, иногда я удивляюсь, как из варвара, что вырос в клане Сал, получился столь сведущий в тонкостях мира и его удовольствиях человек.

– Элеанские учителя довольно строгие, а я хороший ученик, – усмехнулся Хлауд, признавая комплимент Лоэналя. – Да я и не совсем варвар. Моя кузина была женой вождя, так что я, можно сказать, из высшей аристократии.

– Хорошая шутка, – улыбка эльфа стала шире. Он отсалютовал другу бокалом и тут же сделал глоток вина, словно только что произнес тост.

– Действительно, – согласился человек, салютуя ему в ответ.

За стенами таверны царила теплая летняя ночь, освещенная светом яркой полной луны, который придавал городу нереальные очертания, превращая его в странное, дорогое украшение. Из-за горизонта медленно выплывала малая красная луна Серпий. Город спал, не подозревая о грандиозных планах эльфийского зодчего, которого призвали из Элеана лишь для того, чтобы построить главный храм города.

– Знаешь, чем я займусь сразу, как установлю крышу на храм? – разглядывая блики желтого света факелов на вине у себя в бокале, спросил Лоэналь.

– Займешься перестройкой этой таверны? – пожал плечами Хлауд.

– Нет. Это потом. Сначала я построю мраморный канал с прекрасными мостами и статуями, соединю Кивар с его притоком.

– Ты… что?! – человек вскочил на ноги и в изумлении уставился на эльфа.

Посетители таверны недовольно посмотрели в сторону шумного посетителя. Тот огляделся по сторонам и, пробормотав себе под нос извинения, сел на место.

– Что ты собираешься сделать? – уже тише спросил Хлауд.

– Соединю Кивар и его приток, – спокойно пояснил Лоэналь.

– Как? Зачем?

– На который из твоих вопросов ответить первым? – усмехаясь спросил эльф.

– На оба.

– Хорошо, я выберу порядок ответов сам. Зачем? Река со всех сторон – это стратегически важно, она защитит город в случае нападения.

– Ты думаешь, на нас нападут? – перебил Хлауд.

– Никто не может ведать этого. Даже боги. А как? Все очень просто: вырою канал и выложу его мрамором, – Лоэналь явно забавлялся.

– Иногда я поражаюсь тебе, Лоэналь.

– Не стоит, – отхлебнул вина эльф. – А еще я зачарую канал и мосты, чтобы исключить твои попытки использовать магию. Это теперь будет моей обязанностью, не допускать тебя до этого искусства.

– Лоэналь, я всегда знал, что ты старый пройдоха, но теперь я в этом лишний раз убедился.

Хлауд расхохотался и отсалютовал другу кубком. Тот загадочно улыбнулся в ответ, отвечая на этот странный и, казалось, оскорбительный тост. Но эльф прекрасно знал, что Хлауд ценит их дружбу и дорожит ею.

ГЛАВА четвертая

Первый месяц лета листар. Первый день месяца.

Год рождения империи.

Утопающий в золоте Арис замер в ожидании чего-то невиданного. Золото лилось с неба, отражаясь от белых мраморных стен, текло по мощеным белым камнем улицам, замирало на черном куполе главного храма, словно попадая в ловушку. Арис гудел фанфарами и людскими голосами, звенел топотом копыт, полнился щебетанием птиц и религиозных песнопений. Боги благословили город прекрасной погодой: прозрачный воздух пропитался приятным теплом, высокое небо глубокого синего цвета могло похвастаться первозданной чистотой и отсутствием облаков. Оно служило прекрасным фоном для яркого солнца, дарующего городу свет и тепло. Даже ветер в это утро был в точности таким, чтобы заставить флаги трепетать и не испортить ни единой прически у горожан.

Никто из жителей Ариса не догадывался, зачем патрули городской стражи обходят дома в богатых районах и настоятельно приглашают горожан в главный храм города. Толпа на площади перед ним постепенно росла: пестрая, разноголосая, недоуменно перешептывающаяся. Постепенно люди заполнили площадь, затем заполонили прилегающие к ней улицы, кто-то особенно смелый вскарабкался на крыши домов, выходивших окнами на главный собор, рискуя упасть и свернуть себе шею или попасть в руки стражников. Те требовали от отчаянных смельчаков спуститься вниз и не нарушать порядок.

Все ждали чего-то очень важного и не могли предположить, что же именно произойдет в этот солнечный день. Представители начавшей формироваться в этих землях знати из трех городов, находящихся под властью Вариара, заполнили сам храм. Их наряды поражали богатством и тонкостью работы, споря друг с другом великолепием. Солнечные лучи скользили по их знаменам, украшенным различными фигурами животных, боевых кораблей, ключей, деревьев и много чего еще, на что только хватало фантазии владельцев. Это был позаимствованный у Элеана обычай, который эльфы называли геральдической традицией, а сами фигуры, как и у этого народа, звались гербами. И теперь больше не было необходимости знать в лицо каждого представителя аристократического рода, достаточно было помнить его герб. А это было очень полезно: ведь число жителей в подчиненных Вариару городах все время росло, и знати тоже становилось все больше и больше.

Наконец взревели фанфары, грянул гул барабанной дроби. Толпе, заполонившей площадь, пришлось расступиться, пропуская роскошную и длинную процессию. Во главе ее медленно шествовали жрецы всех пяти богов, что составляли пантеон Ариса, за ними десять гвардейцев в украшенных фиолетовыми гребнями шлемах и в того же цвета плащах с неизменным золотым единорогом на плече. Следом за ними ехал Вариар на огромном вороном жеребце, на чьей лоснящейся черной шкуре буквально горела украшенная золотом и драгоценными камнями сбруя. Сам правитель был в великолепных белых одеждах, украшенных замысловатым бежевым узором, который буквально сливался с его одеянием, поражая удивительной резной глубиной, когда солнечные лучи падали на него, а все это великолепие прикрывал пурпурный плащ. За своим вождем следовали его ближние друзья, разодетые в пух и прах. От великолепия их ярких одежд хотелось зажмуриться, но толпящиеся на площади люди продолжали смотреть во все глаза, буквально впитывая, каждую деталь, стараясь запомнить этот момент в деталях. За всадниками шестеро сильных рабов несли богато украшенный паланкин, в котором восседала Лейв, а за ней следовали, одетые ярче своих мужей, жены и наложницы ближайших воинов Вариара. Замыкали процессию двадцать знаменосцев, шедших в колонне по два, в руках у каждого гордо реяло кроваво-красное знамя с золотым единорогом.

Жрецы, возглавлявшие шествие, поднялись по ступенькам и замерли у входа в величественное строение – главный храм Ариса. Гвардейцы развернули своих коней и выстроились вдоль широкого подножия лестницы, затем как по команде вынули из ножен свои мечи и в торжественном салюте направили их в небо. Возле лестницы спешился и Вариар, замер на мгновение, словно не решаясь сделать первый или, скорее, последний шаг к короне. Жрецы запели гимн, восхваляющий Ура и отдающий дань мудрости его, верховный жрец Эскур незаметно кивнул мужчине, занесшему ногу над первой ступенькой, и тот сделал первый и столь важный шаг. С каждым шагом, который делал Вариар к финалу своего маленького восхождения, гимн становился все громче. Он был уже на середине восхождения к своей судьбе, когда свой шаг ко входу в храм сделала Лейв, следуя за своим любимым супругом. Гимн уже буквально гремел над Арисом и его правителем Вариаром, благословляя и наставляя его.

Когда Вариар достиг последней ступени своего восхождения, жрецы расступились в стороны, оставляя перед ним только одетого в красные с серебром одежды Эскура, тот взял правителя за руку и увлек за собой в храм. Служившая Уте жрица, закутанная в положенные ее сану зеленые с серебром одежды, взяла за руку Лейв и повела ее следом за мужем. Собравшаяся в стенах храма знать трех городов, находящихся под властью Вариара, замерла, дружно вдохнув благоухавший ароматом цветов воздух, и затаила дыхание. В звенящей тишине, что наступила, стоило только смолкнуть гимну, четыре человека шли к статуе Ура. Перед полуобнаженным богом с копьем и виноградной кистью в руках стоял высокий стол из слоновой кости, на котором на синих бархатных подушках лежали две короны. Массивная золотая с резкими, похожими на наконечники копий зубцами, которые были украшены рубинами, что отливали кровью в пробивавшихся через окна лучах солнца, предназначалась Вариару. Вторая, тоже золотая, была легка и изящна в своей ажурности, и вместо рубинов ее украшали синие сапфиры.

Жрец и жрица остановились около этого одинокого стола, служившего сейчас алтарем, и Вариар с Лейв тут же опустились на колени, смиренно принимая бремя своей власти, которое вручили им боги в мудрости своей. Жрец и жрица вновь затянули хвалебный гимн Уру и Уте, который подхватили все собравшиеся. Из-за статуи Ура вышли двое послушников: юноша и девушка в красных и зеленых одеждах, их опоясывали черные пояса, украшенные серебряным ажурным литьем. Они передали своим наставникам плащи кроваво-красного цвета с вышитыми на них золотой нитью единорогами, которыми те, возвысив свои голоса в гимне еще больше, накрыли плечи Вариара и Лейв. Внезапно гимн, достигнув своего апогея, смолк, и, подняв глаза от пола, Вариар увидел, как жрец и жрица взяли в руки короны и вознесли их к статуе Ура.

– О, мудрый Ур, ты в величии своем, благослови корону сию, – произнес Эскур.

– О, милостивая Ута, ты в величии своем, благослови корону сию, – повторила за ним жрица, поворачиваясь вслед за ним к статуе прекрасной женщины с колокольчиком в руках.

Оба склонили на миг свои головы, принимая молчаливую милость богов. Затем тяжелая золотая корона оказалась в руках Вариара, тот вопросительно посмотрел на Эскура, дождался его кивка и произнес:

– Я принимаю корону сию от тебя, милостивый Ур. Я смиренно водружаю ее себе на голову, дабы править землями, что ты даровал и даруешь мне. И да будет корона сия знаком власти, дарованной мне твоей милостью и мудростью. И да буду я отныне императором Вариаром, что правит милостиво и мудро Великой империей Мирэй. Отныне и навсегда.

Вариар водрузил корону себе на голову и поднялся на ноги. Затем, следуя разработанной ими церемонии коронации первых императора и императрицы, он принял из рук жрицы корону, украшенную сапфирами, и возложил ее на склоненную голову Лейв.

– Я дарую тебе корону сию, чтобы правила ты вместе со мной. Милостиво и со строгостью, ласково и с любовью. Отныне и навсегда ты императрица Лейв, дарованная мне богами и судьбой.

После этих слов Лейв поднялась на ноги, и они рука об руку встали лицом к лицу со своими новоиспеченными подданными. Собравшиеся в храме ликовали, заполнив гулкие внутренности его своими криками радости и поддержки. Так же рука об руку первые властители империи Мирэй прошли к дверям храма и под ликующие крики толпы замерли на вершине лестницы.

– Дорогие мои подданные, – произнес Вариар, и толпа тут же затихла. – Отныне вы не просто жители трех объединенных в один союз городов: Ариса, Саматы и Аркуса. Отныне и навсегда вы – подданные Великой империи Мирэй, что будет простираться от моря до моря, и которой не будет преград ни на земле, ни на небе. Отныне и навсегда.

Толпа буквально взревела, приветствуя своего императора и свою империю. Сначала это был просто гул, затем кто-то крикнул: «Да здравствует император!» и все как один подхватили этот возглас.

– Да здравствует император! – неслось над Арисом, отныне столицей империи Мирэй.

Вариар и не подозревал, насколько приятно купаться в этой искренней людской любви, в этой их уверенности. Они с Лейв стояли на вершине лестницы, ведущей в храм, а от плескавшегося внизу моря любви их отделяло всего двадцать пять мраморных ступенек.