Читать книгу: «Предел. Часть 1», страница 7

Шрифт:

Глава 19

Я проснулся, открыл глаза. Я не у себя! Место мне совершенно незнакомое. Где я? Я что, опять куда-то прогуливался во сне?

– Нет! – услышал я негодующий срывающийся шепот Ясной. – Он еще без сознания. Нет, я уверена, что он выкарабкается, он сильный.

Я проснулся, открыл глаза. Я не у себя! Черт возьми! Опять! Место мне совершенно незнакомое. Где я? Я что, опять куда-то прогуливался во сне?!

Она ходила быстрым шагом по комнате с трубкой у уха и старалась говорить как можно тише. По-видимому, чтоб не разбудить меня. Я чувствовал себя абсолютно разбитым и не способным к какому-либо виду существования. Тяжесть одеял давила. Как давно я в таком состоянии? Что происходит? Я что, застрял во времени? Во времени… Значит, началось. Я в уплотнении времени. Нет, теперь я не позволю себе уснуть. И я не позволил. Я боролся со своим организмом, как мог. Мысли в голове более всего походили на кипящее гороховое пюре, которое я терпеть не могу. Фу, аж тошно. Больше слов своего гида я не слышал, так как шум в голове заглушал любые звуки извне. Я через прикрытые ресницы смотрел на нее. Я боюсь ее обидеть. Ясная мерила нервными шагами небольшую комнату. Это не мое жилище. Платье Ясной струилось темно-синими волнами, словно море, убаюкивающее само себя после шторма. Мой плавающий взгляд не успевал за ней, постоянно отставая. Слабость. Я закрыл глаза. Темно. Я постарался восстановить в хронологическом порядке недавно прошедшие события. Нет! Я не усну! Я резко сел, скинув с себя кучу одеял. Ясная немедленно подскочила ко мне:

– Вольдемар. О, Вольдемар! – она больше ничего и сказать-то не могла, пытаясь снова уложить меня. – Тебе не надо вставать, ты очень слаб.

«слаб, слаб, слаб» – эхом отдались в голове ее слова. Четр, я действительно все последнее время чувствую себя абсолютной развалиной. Мне очень неловко представать в таком виде перед Ясной.

– Ясная, я уже вернулся или еще не уходил? – я даже сам с трудом понял, что именно я сказал, настолько мой голос был хриплым и тихим.

– Да о чем ты, Вольдемар? – явно забеспокоилась она.

– Я все слышал об уплотнениях времени…

Я ожидал ее гневной реакции, но она словно в противоречие с моими мыслями, спокойно присела на край постели, поправила мне волосы, как-то по-матерински взяла в ладони мое лицо и, глядя прямо в глаза, тихо сказала:

– Хорошо. Ну? Все хорошо, только будь спокоен.

Я знал, что скажет она дальше, и боялся этого. Она скажет, что все еще впереди. Я чувствовал опасность. И где-то глубоко-глубоко в душе таилась бессмысленная пустая надежда на то, что скажет она что-нибудь совершенно другое, что позволит мне быть прежним. Но Ясная сказала именно то, что должна была сказать:

– Да, ты поставил под угрозу Предел. Ты практически уничтожил его. Ты должен сделать то, что должен.

Все внутри меня оборвалось… Я обессилено опустился на свои подушки. Говорить больше ничего не хотелось. Не знаю, сколько я пролежал так, глядя в потолок, чувствуя только тепло рук Ясной, держащей мою ладонь. Мне все навязывали идею о моей неординарности, теперь я и сам этому поверил. Я опасен для Предела. Согласитесь, далеко не каждый Пришедший может этим похвастать? Неожиданный писк трубки прервал мои невеселые мысли.

– Да? – подскочила Ясная, схватив трубку. – Конечно, Павел, ты можешь зайти. Он уже не спит.

– Я никого не желаю видеть, – буркнул я, отворачиваясь и накрывая голову подушкой.

Ясная отключила трубку, резко сдернула с меня одеяло:

– А ну вставай, Царевна-Несмеяна! Развел тут сопли!

– Ясная, я не одет, – возмутился я, отбирая у нее одеяло и роняя подушку.

– Ты лучше штаны натяни, – она швырнула мне мои широкие брюки.

Я последовал ее совету.

– Где я могу принять душ?

Она кивнула на дверь справа:

– Только не долго. Пришедший Павел сейчас придет. И вообще, тебя многие хотели бы увидеть.

Пашка пришел, как всегда, в ярком стильном костюме. Как удачно может этот парень одеждой подчеркивать свою индивидуальность! Он никогда не бывает вульгарным или смешным. Этот обаятельный гламурный молодой человек сражает своим шармом девушек наповал, но сам никак не может полюбить. Вопреки своим ожиданиям, я был очень рад видеть Пашку.

– Привет–привет, Вольдемар! – он, как и раньше, похлопал меня по плечу. – А ты, мужик, здоров. Ты ему уже сказала об аресте? – обернулся он к Ясной.

Она отрицательно покачала головой и опустила глаза. Да что, черт возьми, происходит? Я никак не мог въехать в ситуацию.

– Кого арестовали? – поинтересовался я вслух.

– Понятно. Значит, отвела мне эту роль, – продолжал Пашка разговор с Ясной, не обращая внимания на мой вопрос. – Что ж, кто-то должен сказать это твоему Пришедшему. Пусть это будем мы, а не кто-то посторонний…

Я пощелкал пальцами, перебивая Пашу:

– Эй, эй! Ребят, ничего, что я с вами тут сижу? – спросил я, переводя настойчивый взгляд с Ясной на Паху и обратно.

– Вольдемар, не кипятись. Ясная, позволь я закурю.

Она кивнула, поставила перед ним на столик хрустальную пепельницу в виде льва и вышла. Я, молча, терпеливо ждал, когда Пашка закончит медленно с наслаждением потягивать сигаретный горьковатый дым, пуская его вверх колечками. Раньше я не замечал, чтоб он курил. Наконец он затушил недокуренную сигарету.

– Многое, Вольдемар, изменилось на Пределе, – философски заметил Паша.

– Даже наши с тобой отношения? – его манера вести себя начала порядочно меня раздражать.

– Да брось ты! – он окинул комнату скорым нервным взглядом и подмигнул мне.

Так, значит, что-то не так. Значит, не для меня он нацепил маску эдакого золотого мальчика.

– Договаривай об аресте. Это меня касается? – сам того не замечая, я перешел на шепот.

– Вольдемар, Совет Существующих признал тебя опасным для Предела. Ты не можешь быть теперь обычным Пришедшим. Тебя решено изолировать.

Я встал, сложил руки за спиной и начал медленно похаживать по комнате.

– И куда же, позволь узнать меня оформят? В сферу для вновь прибывших Пришедших? Куда? Может, в Жизнь, в Смерть, в Рождение? Куда мне теперь? Тоже мне, нашли врага народа! Или к Пленникам меня теперь отправите?

При упоминании о Пленниках Пашка передернулся. Он ничего не отвечал, только постукивал по колену руками, сложенными в «замок». Я наклонился к его лицу:

– Паша, ты же знаешь, я не хотел этого. Ты же знаешь.

– Да, знаю. Ясная знает, Вольдемар. Но им здесь видно этого не было. Им все равно, что и как ты делал, у них есть только итоги, результаты. Предел просочился в Жизнь, активизирован проход из Предела в Жизнь и обратно, в складках времени уплотнения и растяжки… Вот, Вольдемар, далеко не полный список того, о чем знает Предел. И во всем этом замешан именно ты.

– Но ведь… – я сел в кресло напротив Пашки.

– Добрыми делами вымощена дорога в ад. Знаешь такое изречение? Сейчас оно более всего подходит к твоей ситуации, – Паша говорил медленно, растягивая слова, словно смакуя каждый звук.

– Лучше бы я не перенес переход из Жизни на Предел. Зачем меня вернули? – отчаяние охватывало меня.

– Ты здесь. Значит, ты должен нести ответ за свои поступки.

– Поступки? Поступки, ты говоришь? Поступки можно совершить только по своему волеизъявлению. Кто спрашивал меня, хочу ли я покидать Предел и идти в Жизнь, чтоб увидеться с матерью?! Меня взяли силой! Поимели меня! Опустили! – я с яростью стукнул по столу кулаком.

Пепельница, вздрогнув, подпрыгнула и выплюнула из себя часть пепла.

– Ты и этого не хотел сделать? – спросил Пашка спокойно и, взяв щепотку рассыпавшегося пепла, растер его пальцами.

– Издеваешься?

– Чуть-чуть, – улыбнулся он.

Я его сейчас убью. Я сжал кулаки и медленно поднялся. Кровь прилила к лицу. Паша, видя мое состояние, тоже встал, отряхнул руки и сунул их в карманы.

– Тихо, тихо, Вольдемар, – зашептал он, – спокойно. Я уже ухожу.

Он протянул мне руку для прощания. У меня совершенно не было желания пожимать ее. Я был невыносимо зол на него. На чью поддержку мне рассчитывать, если даже он отвернулся от меня? Пашка силком принял в рукопожатие мою кисть, пристально глядя в глаза. Я почувствовал, что Пашкину ладонь и мою отделяет свернутая бумажка. От сердца мгновенно отлегло. Значит, он просто не мог иначе. Я тайком сунул полученную записку в карман.

– До скорого, Вольдемар, – пытаясь не менять тона, попрощался Паха. – И помни, Предел с тобой сейчас везде и всегда, – он окинул взглядом комнату. – Ты в туалете-то сегодня был?

Я понял, что он имеет в виду далеко не поддержку Предела, а констатирует неотрывное внимание его ко мне. Значит, туалет самое неконтролируемое место? Если, конечно, я правильно истолковал его слова.

– Бывай, – бросил я.

Пашка исчез за дверью.

Так! Значит, Предел объявил мне войну? Что ж, повоюем!

Глава 20

Я внимательно оглядел комнату. Все чужое: узкая кровать, два кожаных кресла у стеклянного столика, ковер на полу, серые жалюзи на огромном окне. Все скромно и без вкуса. Никакого дизайнерского мотива. Скрытых камер я не заметил. Их тут, собственно, прятать особо некуда. Возможно, на Пределе они выглядят иначе, чем я мог бы предположить. На то они и скрытые, чтоб такие, как я, их не видели. Сделав несколько шагов, я дернул ручку входной двери. Заперто. Этого и следовало ожидать. Я враг. Я арестант. Так, пройдем-ка в туалет. Шикарный черный унитаз. Он мог бы претендовать на звание произведения искусства, если бы не был настолько вычурным и нелепым в этом помещении. Зачем на Пределе унитаз? Здесь совершенно нет в нем необходимости, обычная имитация Жизни. Хотя мне вот пригодился же. Я уселся поудобнее и развернул небольшой голубоватый листок бумаги. «Вольдемар, мы с тобой. Все прослушивается и просматривается. Будь готов на триста двадцатый шаг по выходу. Ясная в курсе. Павел». Что ж, емко, кратко, лаконично. А самое главное, ничего не понятно. Я встал, мелкие кусочки записки бросил в унитаз и обильно смыл. «Вот и ты пригодился, парень», – захлопнул я унитазную крышку.

В комнате я нос к носу столкнулся со своим гидом.

– Может, ты соизволишь мне объяснить, где я нахожусь, – я явно переигрывал.

– Это одна из комнат Целительницы. Здесь особая полезная для Пришедших атмосфера, – смущенно ответила Ясная, накручивая на палец выбившийся локон.

– Что атмосфера здесь особая, я уже понял. Посиди со мной, Ясная.

Мы присели в кресла.

– За тобой скоро придут. Надеюсь, Пришедший Павел объяснил тебе твой нынешний статус на Пределе.

– Очень расплывчато. Пояснения не помешали бы.

Я взял ее руку. Прохладная, с аккуратными ровными розовыми ноготками, длинными пальчиками. Я поднес ее ладошку к губам. Пахнет мандарином.

– Не надо, Вольдемар, – произнесла она очень тихо, почти шепотом, и отняла руку. – Тебя решено определить в одну из комнат коридора Предела. Там будет все, что ты пожелаешь, кроме дверей. Ты ни с кем не сможешь общаться, чтоб не навредить. И уж, конечно, не сможешь выйти.

– С ума сойти. Меня еще и в одиночку сажают. Просто зашибись! Не проще ли было бы стереть мне память и отправить в Жизнь?

– Не проще, Вольдемар. Не проще! Никто не знает зачем, но все уверены, что ты еще необходим Пределу.

– Для чего? Чтоб уж добить его до самого конца? Разве кому-то не достаточно уже сыгранной мною роли? Может, хватит надо мной издеваться?

Больше всего мне в этой истории не нравилась перспектива скорой разлуки с Ясной. Но ведь мне должна быть предоставлена возможность реабилитироваться. Я же должен пройти через складки времени. Почему об этом все молчат? Или я уже вернулся, не оправдав надежд Предела? Хотя, нет, если вернулся, значит, оправдал. Соответственно, я там еще не был.

– Вольдемар, Предел рассматривает это не вполне как твой арест, а как проявление заботы о твоей же безопасности.

– Ха! – я аж подпрыгнул. – От кого же? Тоже мне ценность нашли. Ясная, уж от тебя-то я этого не ожидал. Не надо прикрываться высокими идеями!

Она отвернулась. Больше никто из нас не проронил ни слова вплоть до прихода Существующего Охранника по мою душу.

– Ты готов, Пришедший? – бросил он в мою сторону.

– Нет, чемоданы еще не собрал, – ухмыльнулся я и протянул ему свои руки: – Вяжите, господин палач.

Существующий вопросительно посмотрел на Ясную.

– Пришедший шутит, – поспешила пояснить она и взяла меня за руку: – Мы готовы.

И только сейчас я до конца осознал, что, скорее всего, вижу ее в последний раз, в последний раз чувствую прохладу ее ладони, смотрю в ее глаза. Захотелось впитать в себя ее образ, надышаться ею… Предоставит ли в Жизни память мне возможность пусть не помнить, но хотя бы изредка видеть ее во сне? Моя Ясная… Все! Не выпуская ее руки, я сделал решительный шаг к выходу. Входная дверь за нашими спинами громко захлопнулась, определив абстрактную точку отсчета. Шаг, два, три… Сначала неосознанно, потом на основе выводов, сделанных из Пашкиной записки, я считал шаги. …Девятнадцать, двадцать, двадцать один… Я тупо смотрел себе под ноги, не замечая шершавых стен недлинного сумрачного коридора, нескольких метров холла Места Встреч, упрекающих и восхищенных взглядов обитателей Предела, сменившихся пейзажем так нравившейся мне раньше улицы. … Сто семьдесят шесть, сто семьдесят семь, сто семьдесят восемь… Существующий Охранник шел впереди, мы с Ясной за ним. Что задумал Пашка? Скоро узнаю. Снова под ногами потянулись квадратные плитки пола. Значит, мы опять в помещении. Никогда еще так долго не тянулось время. Шаги. Шаги. Шаги. Двести сорок два, двести сорок три… Двести девяносто восемь, двести девяносто девять, триста… Триста тринадцать… Ясная сильно сжала мне руку, потом выпустила ее. Я поднял глаза. Мы стояли перед небольшой деревянной дверью. Она странно напоминала мне такую же, как в моей бывшей комнате. А как же триста двадцатый шаг по выходу? Что-то не то. Не мог же Паша ошибиться. Или ошибся я? Охранник толкнул дверь. Она, легко поддавшись, открылась. Я сделал последний шаг и оказался в маленькой круглой комнате.

– Триста четырнадцать, – посчитал я вслух этот шаг.

– Рано считаешь, Вольдемар, – послышался за моей спиной голос Ясной.

Я резко развернулся. Что она имеет в виду? Ясную с Охранником и меня разделял дверной проем. «Через порог не прощаются» – вспомнил я не единожды повторяемую моей маменькой фразу. И, словно воспротивившись ей, произнес, открыв руки для объятий:

– Прощай, Ясная.

– До свидания, Пришедший Вольдемар. До свидания, – она обняла меня через порог. – Ни на что не надейся, не верь. Но знай, – добавила она шепотом.

– Пора, – прервал нас Существующий.

Глава 21

Дверь закрылась и моментально слилась со стеной. Не осталось даже и намека на то, что еще мгновение назад она здесь присутствовала. Я был готов к этому и не испытал никакого удивления. Я остался один. Один! Одиночество? Нет, я, как ни странно, пока его не ощущал. Круглая, абсолютно пустая комнатка, без окон и дверей. Цилиндр. Хоть бы какое-нибудь кресло поставили мне, не на полу же сидеть. Моментально рядом со мной возникло желаемое мягкое синее кресло, точно такое же, как было у меня в комнате. Появилось оно так плавно и ненавязчиво просто, словно всегда здесь и стояло. Что ж, забавно. Я пожелал стол, пива, хорошую закуску. Да, кстати, в Жизни всегда хотел попробовать олений язык маринованный. Название оказалось эффектнее вкуса. Немного попил и пожевал. Но одному как-то не пилось и не елось. Я встал. Походил. Эдак, и голова может закружиться, по кругу-то ходить. Нет ни одного угла. Чем заняться? Как уголовники в одиночках сидят? Вообще-то к ним изредка надзиратели заглядывают и адвокаты всякие. А у меня тут… В общем, гроб да и только. Шикарный, комфортабельный гроб. Я всердцах пнул ногой стол со всем его содержимым. Раздался звон и хруст.

– Да пошло оно все!

И оно ушло, словно его и не было тут. Я улегся на пол. Рядом встала кровать.

– Обойдусь, – сказал я неизвестно кому, ощущая себя героем сказки «Аленький цветочек».

Кровати не стало. Я рассмеялся во весь голос. С ума схожу, что ли? Не знаю, сколько прошло времени. Но надеяться мне было особенно не на что и рассчитывать я мог только на себя. Полный какой-то животной решимости я встал, поотжимался от пола до полного изнеможения и принялся обследовать стены. Я ощупал и простучал каждый миллиметр. Стук везде был до приторности однообразным. И уже после прекращения простукивания он все еще продолжал звучать у меня в ушах. Что делать? Пашка и Ясная намекнули мне, что отсюда реально выбраться. Но как?! Остается пол и потолок. С обследованием пола я справился довольно быстро. Результат оказался отрицательным. Для осмотра потолка мне понадобилась лестница-стремянка. Все было под рукой, кроме двери. А ее я сейчас желал больше всего. Стремянка была неустойчивой и шаткой, как и я сам в данное время. Я очень устал и опасался, что могу упасть. Колени дрожали, руки тряслись. Кулаки уже разбил в кровь. А зачем я стучу непосредственно кулаком? Я словно боялся, что предложенный мне инструмент обманет, соврет и издаст не тот звук, который мне хочется услышать. Позже я пожалел, что не воспользовался каким-либо орудием сразу, потратив столько времени напрасно. А помогли мне мои элементарные сомнения.

Я на последнем дыхании, уже ни на что не надеясь, передвинул стремянку, взобрался на нее и собрался простукивать последний участок потолка. Просто невероятно, что эта лестница таки выдержала меня! А ведь такая на вид ветхая вещь. Закравшееся сомнение возымело свое действие, стремянка скрипнула и начала разъезжаться. Я сконцентрировался на прыжке, но сказалась усталость, и я, неловко взмахнув руками, будто хотел взлететь, пребольно ударившись о стену, растянулся рядом с развалившейся стремянкой. Черт возьми! Это капкан! Склеп! Гроб! Да в гробу хотя бы крышка есть, а тут… Но я не намерен был сдаваться. Я взглянул на обломки лестницы. Увиденное немало удивило меня. Я моментально вскочил на ноги. Зажмурился, открыл глаза, потер их кулаками. Гоню. Наверное, устал сильно. Отвернулся, походил, снова глянул на лежащую стремянку. Нет, это не галлюцинация. Часть лестницы, лежащая у стены, не вызывала никаких вопросов. А вот вторая часть… Она отсутствовала, словно была отрезана стеной в том самом месте, где касалась ее по полукругу. А где же обломившаяся часть? Я взялся за остатки стремянки и потащил к себе. Этот кусок оказался тяжелее, чем можно было бы предположить по его виду. Дальнейшее мною увиденное совсем вывело из равновесия. На середину комнаты я вытащил абсолютно целую лестницу, словно вытянув ее из стены. Я подошел к тому месту, где только что лежали обломки стремянки, оглядел и ощупал стену. Все как и прежде. Не единой трещины или вмятины. Твердь. Абсолютная твердь! Я, разогнавшись, с силой пнул стену. Резкая боль в ушибленной ноге заставила меня взвыть и опуститься на пол. Неужели пальцы сломал? Продолжая морщиться, я снял кроссовок. Так и есть, средний палец сломан. Этого еще не хватало. Со злости я швырнул кроссовок в стену. Я даже пригнулся, ожидая, что он сейчас отрекошетит в меня. Каково же было мое удивление, когда в положенный момент я не услышал удара кроссовка о стену. Я поднял голову, кроссовка нигде не было. Ну вот, они у меня еще и обувь сперли. Я посмотрел на свою вторую ногу. Зачем мне теперь один башмак? Я снял и его и запустил туда же. Кроссовок благополучно долетел до стены, беззвучно вошел в нее, и теперь я отчетливо услышал звук его падения где-то за стеной. Я оглянулся по сторонам, что бы еще кинуть? Ничего подходящего не обнаружив, я не придумал ничего более уместного и пожелал получить молоток. Бросать я его не стал, а подковылял с ним к стене. Попробовал стукнуть. Так и есть! Молоток отлично проходил в стену, словно ее и не было, а моя рука задерживалась, упираясь в ее твердь. Значит, стена существует только для меня. Я размахнулся и все-таки бросил молоток так сильно, насколько мне позволило мое нынешнее состояние. Мне отлично было слышно, как он упал, судя по звуку, метрах в тридцати. Отлично! Теперь вопрос в том, как мне преодолеть эту стену.

Я занялся аутотренингом, пытаясь внушить себе, что стены нет, что она только в моем воображении. Я мог кого угодно убедить в этом, и вроде бы даже сам уверовал, но… Ох уж это «но»! «Надежда умирает последней» – говорил я себе несколько часов спустя, после бесконечного числа попыток просунуть в стену хотя бы палец. «Надежда», «надеяться» – что-то подобное упоминала Ясная, прощаясь со мной. Что именно говорила она? Я сжал виски руками и закрыл глаза. Через несколько минут память благосклонно смилостивилась надо мной. «Ни на что не надейся, не верь. Но знай». Вот ее слова. Никакая надежда и вера мне не помогут. Я не должен надеяться или верить, что я смогу пройти через эту стену, я должен знать это наверняка. И убеждение в этом знании должно быть настолько велико, чтобы я смог пройти без попыток, с первого раза, ибо возникшее при неудаче сомнение исключит в дальнейшем возможность выхода отсюда вообще. И это знание пришло само собой. Я просто почувствовал, что я твердо и безоговорочно знаю, что именно сейчас в этом самом месте я пройду. Я вплотную подошел к стене, уверенно сделал шаг. Раз! Второй шаг я уже сделал в темном коридоре. Через носки чувствовался холод пола. Все внутри меня ликовало! Я вышел. Вышел! Вдыхая прохладный воздух, я пошел, сильно хромая, считая шаги. Было темно. Очень-очень темно. И от того ничего не было видно, как в Жизни при ярком-ярком свете. Я не думал о том, что будет дальше, я не думал о том, куда я иду. Существовало только «сейчас», а сейчас я был свободен.