Читать книгу: «Дерлямбовый путь Аристарха Майозубова», страница 7
Миша стоял возле скамейки на противоположной стороне узкого сквера, и заметив приветствие, махнул в ответ: мол, иди сюда. Майозубов сделал несколько шагов влево, чтобы найти тропинку и услышал сакраментальное: «Стоять пацан, нам поговорить надо». Обернувшись, он увидел двух крепких парней, угрожающе направляющихся к нему, в бликах света тусклого фонаря блеснуло лезвие, Аристарх на автомате сблокировал удар ножа и ответил хуком слева. Напавший упал, а его подельник резко бросился вперёд и вцепившись ладонями в горло, повалил Майозубова на снег. Надо отдать должное, руки у парня были настолько крепкие, что картинка реальности начала понемногу мутнеть и плыть. Поэт практически потерял сознание, но через мгновение, почувствовав резкое облегчение, стал откашливаться и нормально задышал. Придя в себя, он увидел, как Миша, огромной тенью выползший из темноты, бьёт в корпус его обидчика. Неприятный хруст оттенял глухие звуки мощных ударов, а избиваемый медленно осел, полностью прекратив всяческое сопротивление.
– Ты там живой, – участливо спросил Миша, закончив экзекуцию.
– Кажись, да.
– Отлично… Жаль только, что я свой коньяк из-за этих гопников разбил, – расстроено выдохнул Миша, глядя на осколки разлетевшейся вдребезги бутылки.
– А ты что, начал пить? – удивлённо спросил Аристарх.
– Ещё не начал, но должен был.
– А что произошло?
– Отцом я стану месяцев через восемь. Моя жена конкретно забеременела, причём, как я и мечтал, двойней, надеюсь парней. Теперь можно и про вредные привычки вспомнить, а то до тошноты намучался советы докторов всяких слушать.
– Так это отличная новость.
– Прикинь, радость у меня, а эти черти чуть тебя не кончили и опять же, коньяк! Короче, всё настроение испоганили, а я, дурак, ходил, ждал и терпеливо грел бутылочку, представляя какой вкус напитка раскроется, ванильный или, может, больше шоколад. Тьфу!
Миша казался очень расстроенным и растерянным, а парень, которого он приложил кувалдами своих кулаков, неожиданно очнулся и начал блевать.
– Что с ним? – удивился Майозубов.
– Да ничего особенного, просто бить надо правильно уметь, в общем минут через десять очухается и поговорим с ним. Кстати, пассажир, которому ты вмазал что-то не шевелится, посмотри не подох ли этот бедолага?
– Да нет, точно не подох, я ему не очень сильно вдарил, хотя попал хорошо, – уверенно ответил поэт, но на всякий случай проверил состояние валяющегося противника. Тот дышал, а когда Майозубов насыпал ему на лицо снег, дёрнулся и резко подскочил. Впрочем, драки не произошло, Миша взял воспрявшего огромной ладонью за лицо и пододвинул к себе поближе.
– Слышь, дорогой товарищ, ты мне тут на несколько вопросов ответить должен, если жить, конечно, хочешь, но для начала представься.
– Сашка меня зовут, – испуганно проблеял бандит.
– А погоняло у тебя какое?
– Погоняло Компот.
– А почему Компот?
– Потому что моя фамилия Киселёв.
– Логично, – почесал голову Миша, внимательно осматривая стоявшего перед ним мужчину.
– Что-то часто я стал с Киселёвыми пересекаться, – едко усмехнулся фамилии Аристарх.
– Может, брат его, – поинтересовался бывший следователь.
– Нет, точно нет, этот просто гопник, а тот усатенький – журналист.
– Ладно, про журналиста пока забудем, поэт, а ты, Компот, скажи мне, как твоего подельника звать?
– Гришка.
– А погоняло у Гришки какое?
– Тоже Гришка.
– Почему?
– Ну ни на что, кроме Гришки он не отзывается в принципе, у него с головой что-то не то.
– Ясно, Компот, значит, умный тут ты, поэтому буду спрашивать с тебя. Отвечай, кто вас нанял?
– Никто, мы просто решили немного бабла нацедить.
– Вижу, Сашка, ты недалеко от Гришки по уму уполз, – резюмировал услышанное Миша и добротно пробил тому в грудь. После чего Сашка упал на колени и его предсказуемо вытошнило.
Минут через десять, осознавшие свою участь бандиты, понемногу пришли в себя и перебивая друг друга стали рассказывать, что и как. Напавшие мгновенно сдали заказчика, небезызвестного Майозубову Малькова Вадима, и уточнили, что им были обещаны две тысячи долларов, из которых пять сотен они уже получили в виде аванса.
– Дебильно и очень жизненно, – картинно резюмировал поток признательных слов внимательный пенсионер из органов, а затем, потребовал, чтобы бандюки дали ему свои паспорта, после чего сфотографировал документы на мобильный телефон.
– Мы можем теперь идти? – с надеждой в голосе спросил Компот.
– Можете, дегенераты, но только вот вопрос с коньяком ещё на повестке остался.
– Мы всё купим, нет базара, – жизнерадостно кивнул Гришка.
– Нет, не так, у нас вкусы с вами разные, к тому же мне кулаками поработать пришлось… Короче, отслюнявьте предоплату от Малькова и валите.
– Ну мы, типа, пятьдесят баксов уже освоили.
– Гоните, что осталось и чтоб я тут вас больше не видел, иначе так легко точно не отделаетесь, – спокойно закончил разговор Миша и по-хозяйски пересчитал отданные деньги.
– Может, мы зря их отпустили, они же меня грохнуть хотели? – спросил приятеля Аристарх.
– Да брось, они в этих местах уже никогда не появятся и могу с девяностопроцентной точностью сказать, что будет дальше.
– И что же? Мне-то уж точно интересно такое знать.
– Да всё элементарно. Эти два типа остались без денег, а значит, по-любому, пойдут к Малькову и станут требовать с того остатки гонорара, утверждая, что работа ими сделана. Тот скажет, что у него с собой столько нет и назначит встречу где-нибудь в тихом месте, чтобы передать недостающую сумму и кончит их там без всякого сочувствия.
– Жёсткий сценарий нарисовался, тебе их совсем не жалко? И почему ты так уверен, что Мальков так поступит?
– Слова жалко, поэт, в моей скорбной профессии не существует, я вижу таких, как эта парочка, насквозь и рано или поздно они всё равно кого-нибудь замочат или покалечат. Что касается Вадима Малькова, я его знаю ещё по старым делам и могу сказать, что на нём пробы ставить негде. Он не станет их оставлять живыми, во-первых, такое глупо, а во-вторых, он тупо зажмёт деньги. И, кстати, ты то с ним, как пересёкся?
– Почти никак, с подругой его переспал, а та, после этого, задумала уйти от него.
– Да ты страшный человек, Аристарх, – рассмеялся Миша и потащил поэта в магазин, торгующий алкоголем, а Майозубова нежно обняло вдохновение:
Мы вечность кромсаем на мелочь,
Считая копеечки дней,
Обиды злой едкая щелочь,
Нас делает только слабей,
Отринув душевные муки,
Где эго источник всех бед,
Сдам Богу себя на поруки,
Впустив в душу благостный свет…
Аристарх не сразу понял, что произнёс влетевшие в голову стихи вслух, а когда Миша весело пожурил за мрачность настроения, растерянно улыбнулся.
– Так, поэт, ты это, прекрати философствовать, мы пить ещё даже не начинали.
– Ко мне дружище, кажется, вдохновение вернулось…
– Какое вдохновение? Ты это брось, тебя тут чуть не прихлопнули, а у меня тостов накопилось на полгода вперёд. Как же я долго ждал, что вот так выйду в сквер, буду слушать пение птичек и пить коньяк.
– Миша, какие птички, январь месяц.
– Может, конечно, и январь, но в моей душе сейчас весна, я же стану отцом. Ты не понимаешь, что во мне сейчас происходит…
– Не понимаю, конечно, но спасибо, что спас мне жизнь.
– Ерунда всё это, Аристарх, и пустое, медаль за тебя всё равно не дадут, давай держи пластик стаканчика и думай, что это хрусталь бокала, а я налью.
– Ты даже не представляешь, Миша, на что меня толкаешь, – грустно вздохнул Аристарх, поглядывая на мгновенно материализовавшегося Бориску.
– Прекрати ныть, поэт и пойми, что бы не случилось, возможность продолжать жить многого стоит.
– Уговорил, лей, – добавил в разговор оптимизма Майозубов и вынул из кармана вибрирующий мобильник. Звонила Инга.
Глава девятая. Новый прыжок.
Аристарх нехотя открыл глаза, дико хотелось пить и съесть чего-нибудь сладкого. Комната, в которой он находился, оказалась гостиничным номером, электронные часы показывали двенадцать тридцать семь, а за окном располагались неизвестный город и лето. Стоявшая на столике литровая бутылка минеральной воды, ощущалась подарком небес, поэт резко отвернул пробку и прямо из горла начал жадно пить содержимое. Стало чуть легче и если разбитый организм почувствовал целительный приток сил, то растерзанный разум просто трясло от неимоверного количества вопросов. Неизвестных в этом уравнении оказалось столько, что Майозубова охватило некоторое отчаяние и даже страх.
Абсолютно понятно, что совершён очередной прыжок в пространстве и времени, но ситуация усугублялась новой вводной – он не дома! Дорогой гостиничный номер, абсолютно чужой город, а судя по странным вывескам за окнами, и страна. «Надо срочно включать режим расследования», – глупо улыбнувшись, произнёс поэт, немного успокоился и как мог внимательно осмотрел номер.
Судя по стоящим посреди комнаты двум чемоданам, один из которых нарочито вычурный и точно не мог принадлежать ему, они въехали в номер только что. На прикроватной тумбочке лежали документы, Майозубов, страшно обрадовался, ведь часть загадки решалась так просто. «Интересно, с кем я сюда приехал»? – промелькнула игривая мысль, а рука сама потянулась к документам.
Один паспорт принадлежал непосредственно Аристарху, другой некому Антону, которого Майозубов совершенно не помнил. Это почему-то немного нервировало. Ситуация напрягала ещё и тем, что в комнате стояла только одна кровать. Кровать казалась надменно огромной и сильно смущала, делая ситуацию до тошноты двусмысленной. Молодой человек сильно напрягся и решил умыться, чтобы полностью прийти в себя. В голове истерично билась навязчивая мысль, формализованная единственным словом: валить. Не хотелось даже помыслить, что он променял очарование Муз, на другой, скажем, не совсем стандартный источник вдохновения. Впрочем, короткие вспышки озарений-воспоминаний говорили о том, что, по крайней мере пока, точно ничего не произошло. Поэт облегчённо выдохнул, ибо практически протрезвел и стал максимально консервативным во взглядах, особенно на отношения полов.
Естественно, смущала, как сама сомнительная ситуация, так и то, что он в ней оказался. Впрочем, плевать, раз удалось вовремя очухаться. В этот момент открылась входная дверь и в комнату вошёл, по-видимому, Антон.
– Приветики, смотрю ты уже вышел из состояния поклажи, еле тебя донёс, хорошо мальчики в аэропорту помогли тебя в такси сунуть.
– Ты, Антон? – неуверенно предположил Майозубов.
– А то ты забыл, конечно, Антон, только называй меня Антуан.
– Понятно, а где мы?
– Здрасти, ты реально ничего не помнишь? Радуйся, мы уже в Берлине, ты вчера напился в хлам и орал, что мечтаешь поехать на гей-парад.
– Прямо так и орал?
– Нет, блин, шептал, я даже планы свои под эту твою идею перестроил.
– Вот про планы давай больше не будем – это лишнее.
– Очень жаль, ты симпатичный.
– Даже не начинай, тем более, ты не представляешь, что тебя могло ждать.
– Ой, напугал, ещё, как представляю, дорогуша, ты, когда вчера пил виски был такой душка.
– Придётся тебе конкретно обосновать мою мысль, – угрожающе сказал Аристарх снял джинсы и показал свою огромную анатомическую особенность.
– Да это просто пипец деталька, мой проктолог точно будет против! Теперь понимаю почему от тебя все наши шарахаются…
– Ладно, не печалься, Антошка, у меня для тебя пара строчек родилась, – усмехнулся поэт и написал на листке гостиничного блокнота следующие строки:
Аристарх и Антуан,
Рюмка, виски и стакан,
Драма больше океана,
Я не трахну Антуана…
– Божечки мои, да хвала всем заступникам, что не трахнешь, живее буду. Хотя, в принципе, и с этим агрегатом можно что-то сделать, если постараться.
– Нет, Антуан, давай совсем не будем стараться и даже обсуждать подобное.
– Вот мне все говорили, что ты странный.
– Это не так, я не странный, просто совсем по другой части.
– А нафига тогда про гей-парад говорил и заигрывал?
– Ну, знаешь, напился и понесло, и вот ещё, насчёт заигрывал не надо – не может такого быть, напридумывал ты себе всё.
– Ладно, обломщик, хоть шмоток себе тут накуплю, а, может, впрочем, и найду себе кого-нибудь.
– Вот и славно, Антуан, надеюсь, мы всё по данной теме детально разрулили, а сейчас пойду кофе попью, мне ещё в себя прийти нужно.
Аристарх спустился вниз, нашёл уютный гостиничный лобби-бар и заказал чёрны й кофе. Его в целом удовлетворил разговор с Антуаном, особенно то, что никаких претензий не возникло. С другой стороны, какие тут могут быть претензии?
– Вы же, тот самый поэт Майозубов? – неожиданно раздался женский голос за спиной.
– Похоже, что так и есть, – развернувшись, ответил Аристарх и внимательно посмотрел на женщину, которая к нему обратилась.
– Вот не знала, что вы, Аристарх, гомосятинкой промышляете.
– Какой необычный вокабуляр у вас сударыня, особенно на фоне предстоящего грандиозного мероприятия. Впрочем, несмотря ни на что, искренне заверяю вас, к данному «промыслу» отношения совершенно не имею, я специалист абсолютно по другой части.
– Ну не знаю, не знаю, вас сюда приволок настолько манерный такелажник, что трудно относиться к вашим словам с доверием.
– Не обращайте на внимания – это Антуан, мы просто вместе прилетели, а я давеча немного перебрал. А вы в этих местах какими судьбами?
– Да вот приспичило по магазинам прогуляться.
– То есть, и вы тут тоже не по «профилю»?
– Однозначно нет, просто так совпало.
– Значит, мы с вами так замысловато на чужой праздник жизни попали?
– Получается, что да…
– А как вас называть, прекрасная незнакомка? – обратился к девушке Майозубов.
– Зовите меня Ника.
– Приятно познакомится. Надеюсь, Ника, вы не позволите, чтобы меня в этот радужный омут, грешным делом, затянуло?
– Могу морально поддержать, но не более, у меня в Москве муж имеется.
– Вы его специально с собой не взяли, чтобы он, случаем, на другую сторону луны не переметнулся? – пошутил Майозубов.
– Не думаю, что он по этой части, скорее, наоборот, до смерти любит по бабам шляться, – с плохо скрываемой досадой произнесла женщина.
– Значит, ваш приезд, в некотором роде, его извинения?
– Может, всё-таки, не стоит так глубоко копать, Аристарх?
– Можно и не копать, – улыбнувшись ответил поэт и стал с интересом рассматривать собеседницу. Та показалась вполне привлекательной: на вид не больше тридцати, невероятно ухожена, а судя по тонусу тела и уверенным движениям, не ленится ходить в спортзал.
– Простите, Ника, как ваш муж не побоялся вас одну отпустить в Берлин?
– Ну с учётом контингента основного мероприятия этих дней, найти повод для волнения достаточно сложно, – думая о чём-то своём, рассмеялась женщина.
– Так, может, нас услужливо свела судьба? – недвусмысленно улыбнулся Майозубов.
– Когда вы узнаете, кто мой муж, вы сами не захотите продолжать отношения.
– Ну это вряд ли, но, всё-таки, скажите, на всякий случай, кто ваш муж?
– Можно я вам скажу это на ухо, – пододвинувшись поближе, произнесла Ника, а затем еле слышно прошептала фамилию супруга и чем тот занимается.
– Да уж, он очень влиятельный и довольно известный человек, но при всём при этом либерал, что для меня, как красная тряпка для быка, – улыбнулся ещё шире поэт.
– То есть, эта информация вас совсем не отталкивает?
– Даже наоборот, Ника, – спокойно ответил Аристарх и положил руку женщины на внутреннюю часть своего бедра.
– Это то, о чём я подумала, – тут же вернув руку назад, спросила Ника.
– Бесспорно…
– Не знала, что такое может быть в реальности…
– Скажите в каком номере вы расположились, и я постучусь туда минут через двадцать.
– Вы слишком нахальны и самоуверенны, Аристарх, – с трудом сдерживая волнение ответила Ника и торопливо удалилась.
Майозубов, как и все мужчины, иногда получал отказ, но такое происходило настолько редко, что не вызывало никаких чувств, кроме искреннего удивления. Впрочем, сейчас было чем себя занять, ведь ситуация, в которой пришлось оказаться, требовала разного рода решений, от самых простых, где разместиться в Берлине, до абстрактных философских, связанных с метаниями во времени и пространстве. Решив, что шустрый Антон, который вдобавок ещё и Антуан – лучший помощник в деле устройства в гостиницах, Аристарх поднялся со стула, чтобы побыстрее вернуться в их пока ещё общий номер.
Гостиница чрезвычайно понравилась Майозубову, так как в ней присутствовал флёр утончённой поэзии и почти кожей ощущалось бесконечное течение времени. Стены излучали изысканную эстетику прошлых лет, а тщательно подобранный декор, указывал, на любовь владельца к мелочам и деталям прошедших эпох. Аристарх в восхищении остановился в удивительном холле этого небольшого, достойного и, наверняка, очень старого здания, казалось, что загадочное помещение хранит некую тайну, которая, возможно, когда-нибудь, станет известна ему или какому-то другому постояльцу. От пережитого ощущения захватило дух, а ход расслабленно романтичных мыслей неожиданно прервала невесть откуда появившаяся Ника, и мило смущаясь, сообщила номер своей комнаты, после чего, опустив глаза в пол, почти мгновенно удалилась.
Странная барышня, – удивлённо усмехнулся Майозубов, вошёл в свой номер и увидел, что Антуан с кем-то переписывается через интернет.
– Я вижу ты скучаешь?
– Ну если у тебя не поменялись планы, то да.
– Планы не поменялись, даже вот думаю оформить «развод», то есть, разъезд.
– Надеюсь, Аристарх, ты не на меня это хочешь повесить?
– Конечно, на тебя, Антошка, я вчера только обмолвился о гей-параде, а ты мгновенно проявил невиданную прыть: и билеты успел купить, и номер забронировать. Короче, организатор ты от Бога, хотя остальное у тебя, видимо, из другой, скажем, конкурирующей организации.
– Ага, вот так, чуть что сразу «стилист» …
– А ты хочешь сказать, что передумал и неожиданно встал на другие рельсы?
– Какая ты всё-таки очаровашка, Аристарх, и шутишь смешно, повторюсь, очень жаль, что ты не из наших.
– Антон давай разрули ситуацию, а если получится, посели меня в этом же отеле, мне он очень приглянулся.
– Ладно, постараюсь устроить, хотя это совсем непросто в такое время, но с тебя тогда подарок причитается, я кедики себе новые в КАДЕВЕ купить хотел, ты их оплатишь за мои организаторские хлопоты и за то, что ты такой большой обломщик.
– Договорились, а где, кстати, мы находимся в Берлине? Это хоть центр города?
– Можно и так сказать, мы на Курфюрстендамме находимся.
Посчитав, что необходимая договорённость достигнута, Аристарх пошёл в душ. Вода всегда успокаивала и позволяла собраться с мыслями, да и давно хотелось освежиться, горячие капли торопливо стекали по коже, а внутри образовалось какое-то сложное беспричинное беспокойство. Сосредоточившись на нём, поэт вспомнил дату своего прибытия, отмеченную в загранпаспорте, на въездной визе – двадцать второе июля две тысячи десятого года. Он не знал почему, но цифра двадцать два в этой дате вызывала тянущий страх, берущий начало в далёком будущем. И ещё, возникло чувство некой неразрешённости, отчего проявилась ясность того, что ситуация, которую сегодня преподнесла судьба, имеет какое-то особенное сакральное значение и смысл. Вместе с тем пришло отчётливое понимание, что, в каком бы времени-пространстве не пришлось находиться, первый вопрос, который необходимо задать самому себе: кто я есть, в ощущаемом здесь и сейчас? Ведь, как ни крути, он по-прежнему тот же самый юноша, который в одиночестве встретил миллениум. С другой стороны, если себя вести точно так же, как в памятном двухтысячном, он не будет адекватен самому себе на временном отрезке, существующем в конкретном настоящем.
Майозубов с предельным вниманием отнёсся к внезапно озарившей сознание мысли и не откладывая дел в долгий ящик, постарался вспомнить себя из текущего две тысячи десятого года. Воспоминания давались не просто, так как уже поднакопилась некоторая информация о себе, как из реального прошлого, так и из будущего, которое для него, как ни странно, воспринималось, как прошлое, ведь, он там уже был.
Глядя на себя в зеркало, Аристарх удовлетворённо улыбнулся, изменений оказалось не так уж и много, а те, что произошли, сделали его только лучше. Рельеф фигуры говорил о том, что он достаточно времени проводит в спортивном зале, а дополнительные десять лет жизни придали привлекательности и мужественности. Он настолько себе понравился, что захотелось заморозится именно в этом возрасте. Почему-то показалось, что начиная с двадцати восьми лет и где-то до тридцати пяти у мужчины начинается самый прекрасный и продуктивный кусок бытия. Именно такой представлялась милая сердцу зрелость, которая дарила возможность принимать ответственные решения и, одновременно, немного чудить, а главное, в этом возрасте, все принимают тебя исключительно серьёзно, видя в тебе перспективу, что даёт приятную целостность и уверенное право быть максимально собой.
Аристарх, прочувствовав себя в открывшимся «здесь и сейчас», ощутил необыкновенный прилив сил, что позволило немного «вспомнить» о событиях на этом отрезке времени. Инсайт, если говорить языком Бориски, добавил радости, так как получалось, что именно сейчас стала приходить известность и популярность, да и, вообще, всё складывалось наилучшим образом. Внезапно возникшая ностальгия, напомнила о разговоре с Яной, та, как-то приехала к нему и сделала удивительное заявление, причём поэт помнил этот разговор, как будто бы он произошёл минуту назад.
– Аристаша, дорогой, я больше тебя не вывожу, ну чисто физически, видимо, Музе пора на пенсию по старости, – застенчиво улыбаясь, произнесла Яна. Она готовила своё заявление довольно давно и предпочитала, чтобы эти слова прозвучали, как можно менее агрессивно. Женщине хотелось, чтобы присущих ей ноток начальницы не присутствовало от слова совсем.
– Всё когда-либо кончается, – понимающе улыбнулся в ответ Майозубов. Для него эти отношения стали самыми длительными и, если так можно выразится, самыми серьёзными.
– Значит, остаёмся просто друзьями?
– Естественно, да и что может этому помешать?
– Пожалуй, ничто, но мне, конечно, по-прежнему будут нужны твои подсказки о будущем, надеюсь, наше сотрудничество по бизнесу сохранится надолго.
– По мере моих возможностей, Яна.
– Аристаша, не забывай – это очень большие деньги, так что уж постарайся.
– Яна, ты же знаешь, деньги для меня, вообще, не стимул, давай, всё оставим вдохновению.
– Ты, всё-таки, абсолютно неисправимый романтик.
– Я поэт, мне слишком много и того, что у меня уже есть.
– А как же элементарная жадность? – по-доброму рассмеялась женщина.
– Так деньги Создателю не принесёшь.
– А что ему можно принести, Аристаша?
– Только благодарность за свою счастливую жизнь и более ничего.
Промелькнувшая картинка разговора напомнила Аристарху, что коммерческая хватка Яны и его искренняя помощь ей, помогли стать неприлично состоятельным человеком и ещё, он отчётливо осознал то, что хочет остаться именно в этой гостинице. Причин своего принципиального желания Майозубов не знал, но хорошо понимал, что будет жить только тут.
– Антоша, я забираю этот номер себе, – задумчиво и твёрдо произнёс поэт.
– Ну, во-первых, не Антоша, а Антуан, не порть мой изящный имидж, а во-вторых, что значит себе? Я вот выяснил, что свободных номеров в этом отеле совсем нет, да и, вообще, с гостиницами сейчас тяжко в Берлине, сам понимаешь, какое мероприятие тут организовано. Правда, через знакомых, накопал супер-пупер «люкс» в «Софителе», кто-то там от него отказался, но он очень дорогой, хотя и классный.
– Отлично, я его оплачу для тебя, Антоша.
– Да обалдеть, он же безумно дорогой! Спасибочко тебе, вот сейчас мне ещё больше жаль, что ты не по мальчикам, а кедики?
– Да хоть две пары, только быстрее переезжай.
– Да я, считай, уже переехал, сейчас всё порешаю и ещё, дай мне номер своей банковской карточки. Ну и в гости не забудь потом зайти, посмотришь, как богатые люди живут, от зависти умрёшь. Там, между прочем, прямо лёжа в ванне можно городом любоваться.
– Смотри, свой парад не пропусти, лёжа в ванной, олигарх хренов, – усмехнулся замечанию Антуана Аристарх и вышел в коридор отеля. Майозубов задумчиво направился к Нике, пытаясь понять, как ощущается мир в этом, столь приятном ему настоящем, ведь, наверняка, именно в эти годы окончательно формируется зрелое мировоззрение и исчезает излишняя бескомпромиссность.
Вдруг, молодой человек остановился и задал себе неожиданный вопрос: зачем он идёт к новой знакомой и что для него это действие? С одной стороны, она, конечно, очень привлекательная женщина, что, по идее, уже достаточный повод, с другой, он дико хотел наставить рога её либеральному мужу, что давало возбуждению ещё больший импульс. «Я трахну красивую женщину и идеологию», – усмехнулся своим думам поэт, но почти сразу же осёкся, так как такое поведение показалось не очень порядочным по отношению к сделавшей попытку быть верной Нике. «Да ладно, что уж там, дам ей шанс передумать», – оптимистично подумал Аристарх и энергично направился дальше. Жгучее желание реализовать соблазнительную блажь означало только одно – внутри него почти ничего не изменилось, он всё ещё тот же бунтарь и патриот.
Параллельно в голову влетела ироничная мысль, что неожиданный приезд в Берлин связан с той частью природы, где рулит либеральный настрой и тяга к ценностям так называемого «свободного мира», а виной тому, естественно, алкоголь, о чём лишний раз говорит специфическая компания, в виде жеманного Антуана сопровождавшего его всю дорогу. Вместе с тем пришло спокойное понимание, что жизнерадостный гомосексуалист не вызывает негативного отношения, ведь его странная страсть к мужчинам никак не связана ни с какими идеологиями и сама по себе не имеет особого значения.
Аристарх постучал в дверь номера Ники, та почти сразу открыла, он хищно посмотрел на неё, чуть удивившись, что та успела привести себя в идеальное состояние, как будто бы готовилась куда-то пойти. На ней блистало игривое платье, от какого-то дорогого дизайнера, а изысканный, неброский макияж идеально подчёркивал безукоризненно уложенные волосы.
Через два часа они тяжело дышали и расслабленно глядели в потолок.
– Такого просто не может быть, – удовлетворённо прошептала женщина.
– Может, – коротко ответил Аристарх, потом встал с кровати взял гостиничный блокнот и ручку, и записал влетевшие в голову стихи:
Возлежу на Курфюрстендамме
На одной шикарной даме,
Для того и Курфюрстендамм,
Чтоб любить шикарных дам…
– Я никогда не изменяла мужу, он мне множество раз, а я впервые, – по-детски смеясь, проговорила Ника, её глаза сияли счастьем, а тело немного подрагивало от пережитых чувственных приключений.
– В некотором смысле я тебя освободил, – улыбнулся поэт.
– Пожалуй, да, а ещё всё, что про тебя говорят – правда, ты действительно прекрасный и неутомимый любовник. Хотя, после того, что ты мне сказал перед первым поцелуем, назвать тебя хорошим мальчиком я не могу.
– Все настоящие поэты – прекрасные любовники, а про те мои слова особо не загоняйся.
– Я почти ничего не знаю о поэтах, Аристарх…
– Думаю, что теперь хоть что-то, да знаешь.
– А не хочешь пообедать? Тут есть один классный ресторан на Фридрихштрассе.
– Очень хочу, я страшно голодный, – потянувшись, ответил Майозубов и протянул руку к вибрирующему смартфону.
– Алло, Аристарх, ну, где тебя носит, мне давно пора переезжать, – раздался взволнованный голос Антуана.
– Я сейчас поеду на Фридрихштрассе, Антошка, это тебе по дороге?
– Ты что шутишь, дурашка? Тот отель именно там и находится, прямо за галереей «Лафайет», может, заодно сходим туда и прибарахлимся?
– Короче, барахольщик, собирайся, я зайду за тобой минут через двадцать, – делово произнёс Аристарх, окончил разговор и улыбнувшись, обратился к Нике.
– Мне надо одного жеманного такелажника в другой отель перевезти, ты не против, если он с нами поедет?
– Если это по пути, то совсем нет.
Такси подъехало ко входу отеля, вежливый водитель учтиво поздоровался и помог положить вычурный чемодан в багажник. Ника по извечной женской привычке немного задерживалась, а когда вышла на улицу Антуан ревниво переступил с ноги на ногу.
– Ага, значит, на гей-парад ты меня пригласил, а сам вон какую шикарную бабу себе нашёл и, как вижу, с ней развлекаешься.
– Антошка, ты чего-то неугомонный какой-то, а ну-ка прекращай своих голубые забросы постоянно делать.
– Да всё, шучу я и, вообще, у меня теперь шикозный номер, для богатых, между прочем, а твоя мочалка очень даже симпатичная и стильная. Кстати, я её у тебя по магазинам ходить приватизирую.
– Слушай, приватизатор, давай быстрей садись в машину и поехали, – весело посмотрев на разболтавшегося Антуана, шутливо ответил Майозубов.
Берлин удивительно лёгкий, зовущий к творчеству город, по крайней мере, так показалось Аристарху. Такси неторопливо ехало вдоль набережной какой-то небольшой реки, а живописные окрестности требовали, чтобы поэт по ним прогулялся. Ника и Антуан моментально сошлись по интересам и смеялись всю дорогу, а Майозубов удивлялся плотной волне вдохновения, нежданно снизошедшей на него. Впрочем, стихи, которые выдало сознание, были лишены романтики и носили несколько революционный характер:
Сердца молодых и ярких,
Стучат исключительно в такт,
Расслабьтесь – либералы,
Вас трахает пролетариат.
Поэт на секунду представил себя Маяковским и широко улыбнулся, так как не верил ни в какие революции и «измы». Что бы не строили люди, они будут создавать рай для одних и ад для других, – печально подумал Аристарх, глядя на очертания мелькающих в окне такси исторических зданий.
– Антуан, скажи мне, ты либерал? – неожиданно даже для себя, задал вопрос Майозубов.
– Батюшки святы, ты сам знаешь кто я и, к моему большому сожалению, совершенно, этого не ценишь.
– То есть, ты совсем не мечтаешь о цветных революциях?
– Аристарх, вот, что ты загнался со своими революциями? Я приехал сюда погулять и повеселиться и это единственное, чего мне по-настоящему хочется, а из цветного мне нравится только радуга. Вот пока гостиницу тебе подбирал, одного старого знакомого нашёл, он тоже сюда приехал время хорошо провести, так что теперь сиди тут молча, и не завидуй.
– А тебя, Аристарх, между прочем, только что бросили, – смеясь, резюмировала речь Антуана Ника.
– Заплевали поэта нелюди, никакой справедливости в подлунном мире, – с деланной серьёзностью, проворчал Майозубов.
На заселение Антуана в «Софитель» ушло не более десяти минут, Ника, успевшая сдружиться с жизнерадостным геем, убежала смотреть разрекламированный тем чудо-номер, а Аристарх с удовольствием расположился на веранде у входа в и заказал чашечку чёрного кофе. Он сидел и думал о том, что ему важны смыслы, а не формы, но проблема состояла в том, что смыслы – тоже формы, если так можно выразится – формы идей. Почему-то сразу вспомнился Кант, который, вероятно, считал, что все материальные радости мира – пустое и поэтому замкнулся в узком пространстве повседневного суетного бытия и даже, если верить его современникам, так и не сходил на море, плескавшееся всего в паре-тройке километров от его дома. Но, если философ может себе позволить быть чуждым страстям, то поэт без них просто не существует.
