Читать книгу: «Справедливости ради», страница 3
Глава 5
Тони не видел глаз Дженни. Они были направлены вниз, куда-то вглубь рюкзака, но он заметил, как вены у нее на висках вздулись, а на лбу появились небольшие бугорки. Повернувшись в сторону дома, Тони медленно зашагал, с трудом передвигая ноги. Одна его половина хотела вернуться к Дженни, обнять ее, успокоить и, может быть, снова увидеть синеву ее сапфировых глаз. В то время как другая тащила его подальше от того места, где случайно всплывший секрет забрал почву у него из-под ног.
Вернувшись домой уже второй раз за последние двадцать минут, в прихожей Тони встретился с мамой. Она оглядела его от макушки до пят и, уставившись на пустые руки, спросила:
– Где продукты?
Тони тоже посмотрел на свои ладони. Будто секунду назад в них еще были пакеты, которые вдруг исчезли.
– Блин, забыл! Прости, мам, сейчас сбе́гаю, – прокричал он и уже направился обратно к выходу.
– Стой! Ты куда бегал то, только что? – остановила его мама. Она подошла к сыну поближе и потрепала волосы у него за ухом.
– Да так…
Тони был очень близок с мамой, и до определенного возраста рассказывал ей буквально все. Когда в первом классе ему понравилась девочка с соседней парты, мама знала ее имя, фамилию, цвет волос и цвет глаз, какой она носила браслет, и кем работали ее родители, как звали кота, и какой он любил корм, любимое число и любимый цвет, какое мороженое она предпочитала и какие мультики смотрела. В пятом он влюбился в новенькую одноклассницу, и маме было известно только ее имя и то, что она обожает фильм «Бесконечная история». В седьмом Тони тайно вздыхал по дочке их новых соседей, и маме он сказал всего лишь: «Ничего такая, симпатичная».
Тот малыш, которым Тони был лет до девяти, не сомневался – все им услышанное и увиденное обретает смысл, только если поведать об этом маме.
– Случилось что-то? – она продолжала гладить его светлые волосы и, чуть наклонив голову, заглянула в глаза.
Тони мельком встретился с ней взглядом, но потом снова опустил его в пол. Он сплел пальцы между собой и принялся хрустеть ими, как делал всегда, когда нервничал.
– Я встретил Дженни возле вокзала, сестру Марти. Поговорил с ней немного, – сказал он ей все-таки.
– О, Тони, – вздохнула мама, сменив голос с обеспокоенного на грустный. – Что она там делала? Листовки?
– Да, – коротко ответил Тони.
– Бедная девочка, – покачала головой мама и спросила без особой надежды. – Есть какие-нибудь новости?
– Нет, – как и прежде был краток Тони.
– Хочешь об этом поговорить, сынок? Я знаю, он был твоим лучшим другом, – мама все еще стояла рядом, но теперь гладила сына по плечу.
– Нет, мам, все в порядке. Я пойду, – успокоил ее он и повернулся к выходу.
Тот малыш давно уже вырос.
Она ничего не ответила. Уже на улице, закрывая входную дверь, Тони увидел через прозрачное стекло, что мама стояла на том же самом месте, смотря ему вслед.
Своего отца Тони не знал. В детстве мама пыталась показывать ему фотографии, но для Тони этот молодой мужчина особо ничем не выделялся. Не более, чем те рекламные лица, которые можно увидеть в рамках для фото, когда покупаешь новую в магазине. Единственное, что он, уже достаточно выросший, для себя подметил, было их с отцом внешнее сходство: оба высокие, с крупными чертами лица, на котором в первую очередь выделялись серо-зеленые глаза и ямочка на правой щеке. Русые, а летом почти платиновые от солнца волосы он унаследовал от матери.
– Что это, Тони? – спрашивала его учительница, миссис Адамс. Минутой ранее она дала задание для первоклашек – нарисовать папин портрет ко Дню Отца.
– Портрет моего папы, – ответил Тони, протягивая ей пустой лист.
«Бедный, бедный мальчик», – читалось в ее грустных глазах.
«Здорово я пошутил!» – говорила за Тони его довольная улыбка.
То, что отец в его жизни отсутствовал, Тони никогда не тяготило. Белым и пустым лист был всегда. По ком же ему тогда скучать?
Когда Тони проходил мимо вокзала, он взглянул на то место, где совсем недавно разговаривал с Дженни. Может быть, она все еще стоит там со своим синим рюкзаком и велосипедом? Может, ей нужна помощь с замком? Может, получится еще хоть немного с ней поговорить? Но у забора никого уже не было, и все эти вопросы быстро растворились в воздухе.
У магазина, куда Тони пришел за продуктами, висел очередной постер с Марти. И глядя в его черно-белые глаза, Тони впервые после пропажи ощущал что-то еще, кроме жгучего желания вернуть друга. Сейчас ему хотелось спросить у Марти:
– Лучшие ли мы друзья?
И пусть от мыслей этих ему стало стыдно, Тони вдруг почувствовал, что Марти сделался более живым и реальным теперь. Будто Марти был жив, точно жив, и сидел сейчас у себя в комнате. И что можно было прийти и накричать на него:
– Какого черта, Мартини? Какого черта ты мне не рассказывал?
Следующая мысль заставила Тони остановиться:
«Может, ты все же сбежал?»
Несмотря на то, что у Марти было оба родителя, а не как у него – только мама, Тони
всегда знал, что жизнь его лучшего друга далеко не сахар.
– Как ты с ним живешь? – спрашивал Тони, все больше убеждаясь, что для некоторых горе-отцов уйти из семьи – это лучшее, что вообще можно сделать во благо своих детей.
– Так я и не выбирал, знаешь ли! – смеялся в ответ Марти.
В день, когда друг пришел в школу с кольцами из синяков вокруг пальцев, Тони мысленно поменялся с ним местами.
«Это какой-то ад!» – заключал он про себя.
– Марти, что случилось? – спросил он тогда. – Ты где так?
Они сидели в классе в ожидании урока и смотрели на кисть Марти, лежащую у него на парте. Марти ничего не ответил, лишь убрал руку под стол и посмотрел другу в глаза с выражением: «Ты и сам все знаешь».
– Это он? Твой отец? Что случилось? – продолжал допытывать его Тони.
– Ничего, все в порядке. Не парься. Все не так плохо, как выглядит, – успокаивал его Марти, но глаза у него заблестели. Их он тоже спрятал куда-то под парту, а потом и вовсе отвернулся.
– Нужно сказать кому-то, Марти. Так нельзя. А что твоя мама? – не унимался Тони.
– А что она? – снова повернулся к нему Марти. Голос его звучал зло: – У нее все хорошо, она отцу не перечит. Да и что она бы сделала?
– Давай скажем кому-нибудь в школе! Директору! Пусть поговорят с этим уродом!
– Нет! – резко отрезал Марти. – Садись уже, все со мной нормально.
Тони послушался и весь урок наблюдал, как его друг то и дело роняет ручку на пол.
– Это ненормально, Марти! Этот урод должен получить! Вот же козел! – переходя на крик, говорил Тони, когда на следующей перемене Марти все же рассказал ему в подробностях, что и по какой причине произошло.
Марти снова молчал, глядя в одну точку перед собой, пока наконец не заговорил тихим и спокойным голосом, который так контрастировал с восклицаниями друга:
– Не называй его так. У него, у него были причины. Он не всегда был таким.
Тони смотрел на него изумленно и пытался понять, все ли верно он услышал.
– Ты чего? Совсем, что ль? Он же тебя так убьет когда-нибудь! – уже злясь на Марти, прокричал он.
– Ты просто его не знаешь. Ладно, давай больше не будем об этом? Пожалуйста, – устало попросил его Марти и добавил потом намного бодрее: – Про клуб давай расскажу!
Тони согласился, но рассказ про собрание он слушал вполуха. До конца занятий в школе он погрузился в собственные мысли и лишь изредка разговаривал с Марти, в основном, чтобы ответить на какие-нибудь его вопросы. Но когда они прощались, Марти попросил его немного задержаться. Чуть помедлив, он сказал:
– Спасибо, что беспокоишься обо мне. Извини, я не могу сделать так, как ты просишь. Просто, для меня это все неважно. Я знаю, просто знаю, что все будет хорошо. У меня впереди целая жизнь, и когда-нибудь я уеду из дома, и все это закончится. А папа… Папа тут так и останется. Кого еще из нас жалеть? Понимаешь?
– Кажется… – неуверенно ответил Тони.
– Иногда, – Марти начал махать руками, будто пытаясь подогнать как можно больше воздуха к своему лицу, – иногда меня переполняет… счастье. Я верю, что все самое хорошее еще впереди. Поэтому не нужно так обо мне волноваться. Я в порядке. Полном.
– Хорошо, Марти, я понял, – сказал Тони. – Но я всегда помогу тебе, если что. Ты мой лучший друг.
– Спасибо. Ты тоже мой лучший друг, – с улыбкой закончил Марти.
В тот вечер, вернувшись домой из школы, Тони обнял свою маму так крепко, как только мог. Он сказал ей, как сильно ее любит, и как счастлив, что она его мама.
– Где же ты, Марти? – спрашивал себя Тони, шагая из магазина домой.
Глава 6
Он оглянулся, сначала налево, потом направо, прежде чем сжать руку в кулак и ударить Марти прямо в живот. Тот постарался смягчить удар, скрестив руки вдоль туловища, но бо́льшая часть заложенной в атаку силы достигло своей цели. Воздух в его желудке поднялся и с резким выдохом вышел наружу. Марти слегка согнулся в пояснице, держась за место, куда пришелся удар, и посмотрел в глаза своему обидчику. Когда он поднял голову, гримаса боли на его лице сменилась насмешливой ухмылкой:
– Для девчонки неплохо, – выдавил Марти и, не дожидаясь ответа, набросился на противника. Обхватив его руками за талию и с силой оттолкнувшись ногами, он повалил Ллойд-Джонса на землю.
– Ах, ты, урод! – завопил тот, пытаясь вырваться из цепкой хватки Марти. Он принялся колотить его спину руками, одновременно стараясь перевернуться на четвереньки, а затем сгреб чужие волосы в правую ладонь и потянул в сторону. Ослабив руки, Марти переместил их к своей голове, что позволило его противнику наконец освободиться. Тот уже был сверху, продолжая держать Марти за волосы, когда услышал:
– За волосы… как по-бабски.
Лежа на животе, Марти прижимал руку Ллойд-Джонса к затылку, не давая тому вырвать клок волос.
– Заткнись, урод! Я тебя урою! – со злостью прорычал другой Марти и свободной рукой начал бить его по спине. Кулак уперся во что-то плоское и твердое под футболкой. Ллойд-Джонс резко остановился и, задрав ее нижний край, обнаружил тетрадь.
– Что это? – спросил он. Схватив ее освободившимися руками, Ллойд-Джонс вскочил на ноги: – Твой бронежилет?
Марти повернул голову и впервые за всю драку испугался.
– Это твой дневник, что ль? – листал тетрадь Ллойд-Джонс. – Ха-ха, ну и бред!
Страницы переворачивались одна за другой.
«Спокойно, спокойно, – сказал себе мысленно Марти. Поднявшись на ноги и слегка отряхнувшись, он добавил уже вслух:
– Можешь оставить ее себе. Жаль только ты читать не умеешь.
Поначалу это сработало, и Ллойд-Джонс перевел на него свой гневный взгляд. Но затем на покрасневшем лице появилось хитрое выражение.
– Хочешь забрать? – спросил Ллойд-Джонс с ухмылкой. Тетрадь все еще лежала в его левой руке раскрытой, поэтому ему ничего не помешало положить на нее правую руку и сгрести страницу в кулак. Послышался звук рвущейся бумаги.
– Вот, держи! – сказал он Марти и бросил ему под ноги смятый комок.
Марти уже не скрывал беспокойства. Он дернулся к противнику, сделав несколько шагов вперед.
– Ха-ха! – тот тут же отбежал назад.
Марти тоже перешел на бег, но скейт, бесхозно валяющийся на земле, не позволил догнать своего хозяина. С грохотом и скрежетом он перевернулся колесами вверх.
– Эй, не трожь, урод! – прокричал Ллойд-Джонс, кидая еще один клочок.
«Отличная идея!» – Марти удалось удержаться на ногах, и он, молниеносно схватив скейт в руки, бросился бежать к рядом стоя́щему зданию. Довольно низкому, чтобы закинуть на него скейт, и достаточно высокому, чтобы потом его было трудно оттуда достать.
– Отдай мне тетрадь, Марти, – прокричал он противнику, который все еще стоял на прежнем месте.
– Только попробуй, и я тебя убью! – наконец крикнул Ллойд-Джонс и тоже подбежал к зданию.
– Просто верни мне тетрадь, и я верну тебе твой скейт! – спокойно, насколько это было возможно, ответил Марти. Он медленно двигался назад, в противоположную от Ллойд-Джонса сторону, чтобы не дать тому выхватить его добычу.
– Верни мне тетрадь, Марти! Сейчас же! Верни мне тетрадь! – продолжал уговаривать он.
Другой Марти молчал, не отрывая глаз от скейта. Его верхняя губа приподнялась к носу, сморщенному настолько, что, казалось, он учуял запах гнилой рыбы. Затем Ллойд-Джонс снова посмотрел на Марти. Серые радужки горели от злости:
– Ладно, – сказал он с сопротивлением в голосе и подошел чуть ближе, так что между ними оставалось еще шагов пять.
– Листки, которые вырвал, тоже собери! – приказал Марти. Все его тело было напряжено в полной готовности в любой момент забросить на крышу скейт.
– И без шуток, иначе… – он слегка согнулся в коленях, всем видом показывая, что он уж точно не шутит.
Ллойд-Джонс послушно подобрал смятую бумагу, постоянно оглядываясь на Марти. Он положил листки внутрь тетради, которая теперь с трудом закрывалась, и вернулся на прежнее место.
«Что дальше, что дальше?» – от волнения Марти тяжело дышал.
– Без шуток, Марти. Ты даешь мне тетрадь, я тебе скейт. И мы расходимся, – сказал он.
– Хорошо, – согласился другой с притворной легкостью в голосе. – Но я тебя еще достану, ты знаешь.
– Да, да, конечно, – нетерпеливо ответил Марти. – Теперь кидай тетрадь! А потом я тебе скейт.
Через секунду тетрадь плюхнулась перед ним на землю. Часть вырванных ранее листков высунулись из нее словно кишки из туши убитого зверя.
– Давай сюда скейт, урод! – крикнул ему противник. Судя по сжатым рукам, он уже начал терять терпение.
«Будь что будет», – решил Марти и, поставив скейт на асфальт, со всей силы оттолкнул его в сторону. Звук движущихся колесиков начал отдалялся от них обоих, и Ллойд-Джонс бросился следом за ним. В это время Марти, подобрав тетрадь так быстро, как только мог, побежал в противоположную сторону. Но пара клочков бумаги все еще остались лежать на земле. Позже, поднявшийся ветер разъединил их друг от друга и разнес по округе.
Марти остановился только тогда, когда каждый глоток вдыхаемого им воздуха начал обжигать разгоряченные легкие. Отдышавшись, мальчик осмотрел тетрадь, все еще зажатую в правой руке.
– Ну ты козел, Марти! – оценив ущерб как незначительный, он убрал ее к себе на прежнее место.
Марти опаздывал уже на минут десять. Еще столько же ему было нужно, чтобы дойти до книжного. Он попытался вновь побежать, однако это удавался с больши́м трудом. Наконец, сдавшись, Марти перешел на ускоренный шаг, найдя компромисс в том, что так он придет на собрание не запыхавшись.
Бетонные плиты, по которым они с Ллойд-Джонсом катались, пока дрались, были сухими и сравнительно чистыми, поэтому по дороге в книжный Марти лишь несколько раз хорошенько отряхнулся. Достаточно, чтобы придать одежде вполне опрятный для подростка вид. Он также причесал рукой волосы, что было значительно труднее. Вьющиеся пряди то и дело застревали между пальцами. Проходя мимо витрин, Марти пару раз остановился, чтобы проверить свое отражение. И улыбнуться ему.
Примерно год назад, рассказывая одной своей однокласснице пропущенную ею тему по физике, Марти заметил, как пристально она смотрит ему прямо в глаза. Он спросил:
– Эм… Что?
Кейси, так ее звали, была одной из тех открытых девчонок, которые не боятся говорить людям то, о чем они действительно думают. Поэтому, продолжая разглядывать его радужки, она с восхищением ответила:
– У тебя такие голубые глаза!
В тот вечер Марти задержался в ванной дольше обычного. Казалось, мальчика, который смотрел на него из зеркала, он видит впервые. Словно в текст, описывающий его внешность, вдруг добавили новых прилагательных, и он наконец-то узнал, что обладает глазами – голубыми и прозрачными, как горное озеро; аккуратным, чуть вздернутым вверх носом; и тонкими, немного застенчивыми губами. Жизнь заиграла новыми красками, но в целом не сильно изменилась. Однако улыбка на лице у Марти теперь появлялась значительно чаще.
Когда до книжного оставалось минуты две неспешной ходьбы, ушибы на теле вдруг проснулись и дали о себе знать. Марти остановился, чтобы растереть их немного. Он потянулся руками вверх и почувствовал, как верхний край тетради уперся ему в спину.
За мыслями о предстоящем собрании и заботами о внешнем виде Марти забыл о чувствах, которые испытал, когда чуть было не потерял тетрадь. Теперь они снова всплыли на душе, но уже не страхом, а злостью. В голове, как когда-то давно, вновь зазвучало:
– Какого черта ты лезешь ко мне?
Марти продолжил идти дальше, думая о себе, о своей личности, о том, как возводил ее по кирпичику всю свою недолгую жизнь. Как много сил он потратил на строение этого здания, на его фундамент в этой скупой болотистой почве, что досталась ему при рождении. И сейчас он был в ярости, что есть люди, такие как Ллойд-Джонс, которые считают, что имеют право заявиться и начать крушить стены в построенном им доме.
Все эти годы он шел на свет путеводной звезды, которая теперь, засияв квазаром, обличила его предназначение. Он был тем, кто создает, а не рушит. Он был воином света, а не тьмы. И сегодня он обнажит свое оружие. Сегодня он поделится с миром своими рассказами.
Глава 7
Первой ее мыслью было то, что она просто-напросто ошиблась. С того самого раза, как Марти прочитал ей свой первый рассказ, прошло несколько месяцев, и Дженни могла забыть его содержание.
Но это было не так, как когда приходится оборачиваться на случайного прохожего, так как показалось, что это твой хороший знакомый, а потом выясняется, что у них просто шапки похожи. В этот раз случайный прохожий имел не только такую же одежду, но и глаза, нос, губы и тело.
Была еще одна деталь, которая как родинка на коже, не давала обознаться.
– А почему Фейнман? – спросила Дженни на следующий день после дебюта Марти.
– Ну, – Марти пожал плечами, – потому что Ричард Фейнман.
– Кто? – прищурилась сестра.
– Ричард Фейнман. Физик, гений, нобелевский лауреат.
– Ага, – закивала Дженни, но уголки ее рта поехали вниз.
– Но это еще не все! – поспешил Марти, увидев хорошо знакомую реакцию. – Он был удивительным человеком. Знаешь, часто эти ученые только о науке и думают. А Ричард Фейнман жил на всю катушку. Еще он на барабанах играл! И рисовал!
– Здорово! – уже бодрее добавила Дженни.
– Я тоже так хочу, – Марти уставился на свои колени. – Все делать с весельем.
Он посмотрел на Дженни и улыбнулся ей с грустью. А она промолчала.
– У него тоже была младшая сестра, – продолжал Марти. – И она тоже стала ученым.
– Правда?
– Да. Я читал, он рассказывал, что их отец в детстве помогал им, ну знаешь, познавать мир. Отвечал на всякие вопросы о природе и все такое. Как наш папа.
Дженни поморщила нос.
– Ну раньше. Еще давно, – добавил Марти.
– Фейнман. Ричард Фейнман, – шептала Дженни, отворяя дверь.
Вещи в комнате Марти лежали давно нетронутыми. Вот уже восемь недель никто не спал на кровати, не сидел за столом и не запирался изнутри. Даже ношеная футболка, которую, казалось, целую вечность назад Дженни приготовила для поисков, валялась все еще не стиранная на краю кровати. Неизвестно почему, но мать, строго следящая за порядком даже после того самого дня, избегала стирки вещей своего сына. Может быть, надеялась Дженни, маме было невыносимо думать о том, как она стирает, гладит и складывает одежду Марти, чтобы потом отнести ее в его комнату также, как она делала уже тысячу раз, но с одним таким исключением: больше Марти эту одежду не наденет.
Дженни подошла к столу и начала исследовать его содержимое. Открывая полку за полкой, она аккуратно перебирала лежащие в них предметы. Когда Дженни отворила третий по счету ящик, ей в голову пришла горькая мысль, что последний раз, когда она в него заглядывала, Марти сидел позади нее, на кровати. Она обернулась.
– Привет, Марти, – ей нужно было что-то сказать, чтобы перебить рвущийся на волю крик.
И светильник она включала последний раз целых пять месяцев назад, когда Марти был, пусть и не дома, а в школе, но все таки точно был. Она тогда искала набор карандашей, которые брат позаимствовал у нее на время. К ним Дженни тоже прикасалась в последний раз еще до пропажи Марти, и ей вдруг подумалось, что сто́ит взять их в руки, как какая-то ниточка между ней и им порвется. За все эти вещи еще держалась частичка его души, пусть и еле-еле, как парашютик на одуванчике.
Когда каждый уголок в комнате был исследован, и от одуванчиков остались лишь голые стебли, Дженни со жжением в легких поняла, что листков здесь нет. Она вернулась в свою комнату и перечитала текст снова. Вслух.
– Нет, ну это точно его рассказ, – сомнений почти не оставалось.
– А листки как раз с ним и были! – Дженни виртуозно перевернула с ног на голову свои убеждения.
Тяжело дыша, будто после забега на долгой дистанции, она принялась расхаживать по комнате, нервно хватаясь за голову и потирая лоб. Иногда Дженни садилась за стол, смотрела на листок с рассказом и снова резко вскакивала. Похожее состояние можно наблюдать у людей, играющих в телевикторину. Когда до главного приза остается последний вопрос, и они знают, что на кону все деньги. Всего лишь деньги.
И как бы Дженни ни противилась, мысли, что рассказ брат мог просто откуда-то украсть, все-таки пришли ей в голову. Они возникали словно вспышки света, в виде абстракций и образов, пока наконец не сформировались в законченный вопрос:
– Что, если Марти взял эту историю из какой-нибудь книги?
Может быть, это какая-нибудь редкая книга, о которой мало кто знает? Тогда могло бы оказаться, что человек, читающий этот же рассказ на собрании, также взял его оттуда. Или даже он и есть ее автор.
– Бред! – Дженни не знала, что делать с такими умозаключениями, и ей они сильно не нравились. Но в них заключалась логика, которую она не могла отвергать. Разум выдал следующую загадку:
– Мог ли Марти меня обманывать?
Даже если он никуда бы не пропадал, этот вопрос все равно звучал бы ужасно. Что уж говорить о настоящей ситуации. Дженни легла на кровать и закрыла глаза. Кинофильм из воспоминаний о брате проносился на внутренней стороне век в ускоренном темпе, изредка переходя на паузу и перематываясь назад. И ни один из этих многочисленных кадров не запечатлел момента, когда Марти обманывал бы Дженни. Но при этом она спрашивала себя:
– Всю ли правду содержит эта пленка? Не осталось ли что-то за кадром?
Ответа на эти вопросы Дженни уж точно не могла знать, поэтому ей пришлось перейти к следующим. Они зазвучали внутри нее, и по телу, от самого затылка до пят, пробежали мурашки:
– Если рассказ написал Марти, и о нем знали только он и я, то как его могли читать на собрании клуба? Кто его читал? Жив ли еще Марти?
Думать об этом лежа было невыносимо. Дженни встала и посмотрела на часы. Без четверти шесть. Ей срочно нужно было позвонить Тони.
