Читать книгу: «Через Суть Сердца. Книга 1. Апокалипсис», страница 5

Следующей главой в дневнике моего учителя были способы убийства дедров. На первой стадии монстры погибают от точно таких же ран, как и обычные животные, но после полного превращения, они, кажется, не умирают вовсе. Их можно обездвижить и изрубить на части, но пока цела голова, дедры продолжают двигаться. Совсем как тот, у вироточины. Но хоть раны их никогда не исцеляются. Даже если легко ранить чудовище и позволить ему есть сколько угодно жидкости, оно всё равно не регенерирует. Это было важной особенностью. Возможно, дедры уже мертвы после полного обращения. И если души у них нет, то и управляет телом только скверна.

Сэр Дардион приказал кузнецам своего феода изготовить для него особенные инструменты, некоторые из которых больше напоминали орудия пыток, чем лекарские принадлежности. Впрочем, именно такими инструментами и пытают людей, когда они попадают к врагам. Я ни разу не видела подобную пытку, но догадывалась, что зрелище не из приятных. Убивать дедров, не мучая их, намного проще, а инструменты нужны нам по большей части для операций.

Ради безопасности всех исследователей были опробованы различные «нейтрализаторы» и «изоляторы», такие как вино, душа вина, отвар хвои и лимона, множество других отваров, используемых в лекарстве разных народов для промывания ран.

Скверна проникала даже сквозь самую плотную ткань и разъедала латные перчатки, которыми мы пытались брать кристаллы. Не сразу, но всё железо покрывалось розоватой ржавчиной, и Сэр Дардион решил больше не использовать ничего металлического. Тогда стали применять деревянные палочки, свиные кишки и стеклянные колбы. Внимательно следили за тем, чтобы скверна не попадала на ножи, и тщательно чистили все инструменты, которые могли быть задеты розовой жидкостью или пылью.

Я дочитала дневник до конца. Ни о какой колбе в нём не упоминалось. На последних страницах были уже рецепты, с которыми я начала работать раньше, и названия лекарств с пометками о том, что они уже были опробованы. А всё, что происходило дальше, уже есть в моём собственном дневнике.

Отложив кожаный переплёт, я откинулась на спинку стула и ещё раз прошлась взглядом по кабинету. Теперь мне точно оставалось надеяться только на себя. Все работники только и могли что исполнять указания, а думать приходилось мне самой. Большинство дел я и так делала сама, без их помощи.

Устало погасив масляную лампу, я потянулась и вышла во внутренний двор.

Вечерний воздух был холодным и свежим. Карин разговаривала с моими гвардейцами, когда я вышла из лаборатории. Её волосы завились от влаги, но казалось, ей совсем не было холодно в простом сине-зелёном платье, подчеркивающим цвет её глаз.

Я подошла к их костру, и мужчины тут же преклонили передо мной колено, повскакивав с насиженных мест. Карин же только приветственно мне кивнула.

– Хочешь, отдохни с нами, – сказала она. – Сэр Майрен как раз рассказывал о том, как сражаются морские варвары. Это очень интересно – ты знала, они выпивают кровь волка или рыси, чтобы обрести их силу?

Молодой мужчина смущённо улыбнулся.

– Принцессе, наверное, не интересны истории воинов.

– Отчего же? – улыбнулась я и устроилась рядом с Карин на бревне возле костра. – Я хочу послушать.

«О чём угодно, лишь бы не о дедрах», – подумала я, принимая из рук девушки кубок с виноградным соком. Постепенно гвардейцы привыкли к моему присутствию – перестали приглушать голос и больше не стеснялись своих историй. Эти мужчины и раньше постоянно находились возле меня, но никогда не разговаривали на свободные темы и уж тем более ничего мне не рассказывали. Я была рада сидеть возле крепкого, надёжного плеча Карин и наслаждаться простецким кислым напитком, совершенно ничем не приправленным, разлитым по бочкам прямо этим летом. Девушка тоже рассказывала истории и смеялась, а я могла чувствовать кожей её голос. Это было приятное ощущение. Мне нравился голос Карин.

Я так и уснула в её тёплых объятиях. И снилось мне бушующее море и воины с багровыми лицами, которые они измазали кровью животных из огромных чаш. Такое зрелище должно было бы напугать меня, но во сне я испытывала только восхищение. Затем на чёрный берег, в роскошном белом платье, расшитом золотыми нитями, и с большой золотой короной на голове, вышла мама. В руках она держала корону поменьше, предназначенную для принца.

Королева прошла вдоль ряда воинов, придирчиво всматриваясь в их суровые, обветренные в морских путешествиях лица, и выбирала. Она выбирала принца для меня. Умом я понимала, что мама так никогда не поступит – она терпеть не может островных варваров, но сон шёл поперёк моего разума. Наверное, поэтому я и понимала, что это сон, а не реальность.

Проснулась я от того, что один из гвардейцев попытался поднять меня на руки, чтобы отнести в мои покои и передать служанкам, а они бы уже решили, что делать со спящей мной дальше.

– Не нужно, – пробормотала я, и воин тут же убрал руки.

– Вы очень устали, принцесса.

Оказалось, я уснула, устроившись на коленях Карин, и теперь девушка не могла пойти отдыхать сама. Она кивнула рыцарям, и все пятеро мужчин разошлись по двору, отправляясь кто куда по своим домам.

– Прости, я уснула, – сказала я, потирая глаза.

– Я ещё вчера попросила передать королеве, что ты будешь ужинать в своих покоях.

– Спасибо. Не знаю, как разозлилась бы мама, если бы я без предупреждения пропустила ужин.

– А я знаю, поэтому и перестраховалась, – улыбнулась Карин, ласково поправляя мне волосы. – Тебе нужно больше отдыхать, Фел.

– Да…

Кивнув, я поднялась на ноги. Карин тоже встала, разминаясь. Над лесом, едва-едва освещая небо нежно-розовыми лучами, занималась заря.

– Ого, сколько я спала?

– Уместнее спросить, сколько ты сидела там у себя. – Она указала на дверь лаборатории.

– Я вышла уже ночью?

– Да. Мы иногда собираемся с рыцарями и играем в триктрак, рассказываем истории, читаем стихи. Мы и не думали, что ты всё ещё там.

– О, так ты не одна читаешь стихи?

– А ты думала, твои гвардейцы только оружием ворочать умеют?

Я улыбнулась.

– Спокойной ночи, Карин.

– Отдохни завтра от своей работы, ладно?

– Я постараюсь.

Выполняя своё обещание, я забралась в постель и попыталась расслабиться, чтобы поскорее уснуть. Я могу позволить себе день-другой отдохнуть, а потом снова взяться за работу. Дедры никуда не денутся, помощники за ними присмотрят и за это время приготовят все снадобья, которые мы будем пробовать в качестве лекарства. Я могу понежиться в кровати подольше. Ничего не случится, если я позволю себе это…

Я повторяла эти слова как мантру, но сон никак не хотел идти. Наверное, из-за того, что я поспала у костра. Теперь вообще уснуть не получалось. Упрямо лёжа в кровати с закрытыми глазами, я слушала тишину. В какой-то момент даже, возможно, уснула, но лай дворовых собак разбудил меня. Я до противного слышала всё, что происходит, хотя обычно не замечала за собой такой чуткости.

Не знаю, сколько длилось это «подольше», но выплыв из дрёмы раз в пятый, я всё равно не ощущала себя отдохнувшей. Мне больше не хотелось страдать от этих кратковременных пробуждений, и я встала.

– О, вы сегодня рано, – наткнувшись на меня, сказала Айель.

– И сколько сейчас?

– Около семи часов.

– Вот и понежилась подольше, – пробормотала я.

– Вам что-нибудь принести, принцесса?

– Я буду завтракать в трапезной.

– Будет исполнено.

Поклонившись, Айель побежала на кухню. Я подошла к узкому окну в коридоре. Небо было затянуто плотными облаками. Наверное, я и не спала вовсе, просыпалась через каждые несколько минут. Но мне ведь что-то снилось… Правда, я никак не могла вспомнить, что.

Позавтракав в полном одиночестве – даже слуги не ожидали моих указаний по углам зала, – я перебралась в библиотеку. Солнце наконец вышло из-за облаков и озарило внутреннее пространство замка цветными лучами, проходящими сквозь витражи. Я тщетно пыталась вспомнить, что читала в прошлом году, до мора: перебирала корешки книг, раскрывала их, искала закладки или, может быть, заметки. Папа иногда оставлял такие – он выписывал цитаты, которые ему нравились, и забывал эти листки бумаги или пергамента прямо в книгах. Мама ненавидела эту привычку, но ничего не могла с ней поделать.

И вот мне улыбнулась удача: в пособии по военному делу короля Ривейла IV лежал небольшой неровный листочек. Я взяла книгу и села с ней у окна. Почерк заметок не был папиным – он принадлежал Филлиппу.

Я зачитала текст: «Никогда не пренебрегайте нуждами армии на чужой территории – они должны быть снабжены не только едой и водой, тёплой одеждой и алкоголем. Не забывайте также о женщинах и добром слове для своих служащих».

Брат не жил в Кертодольской крепости уже года три, а заметки остались. Мама не добралась до них. Наверное потому, что никогда в жизни не открывала ни одного пособия по военному делу. Я улыбнулась тому, что Филлипп перенял от папы эту привычку. И пускай заметка была скорее шуточной, чем понравившейся брату, мысли о нём меня согревали.

Часть 2 – Поиски

VII

Карин нашла меня в королевском саду, в который я пришла погреться на солнышке и послушать пение птиц. Читать мне было сложно, мысли еле ворочались, и ни одна книга не могла увлечь меня достаточно, чтобы я прочитывала в ней больше одной страницы. Работать с дневником Сэра Дардиона было проще, вести свой – тем более. Но я пообещала, что не буду работать сегодня, и изо всех сил старалась сдержать своё слово.

– Я сегодня пропустила утреннюю тренировку, – потянувшись, сообщила мне Карин. – А ты? Удалось поспать?

– Д-да… – соврала я. – Вот, пришла сюда только что.

– Надо бы… ещё поспать, – протянула девушка, зевнув посередине фразы.

Я улыбнулась.

– И тебе тоже надо. Всё ещё выглядишь неважно.

– Возьмёшь меня на тренировку?

– О, ты хочешь составить мне компанию?

Кивнув, я встала, и через четверть часа мы уже обе переодевались в лёгкую тренировочную броню. Движения и удары – особенно пропущенные по лицу и плечам – взбодрили меня. Карин никогда не била меня всерьёз, но в рукопашном бою девушка была настолько искусна, что могла совершать скоростные атаки, едва меня касаясь. Я только и успевала, что чувствовать случайные прикосновения бинтов и ветер от пролетающих в паре миллиметров от моего уха кулаков. В сравнении с ней я всегда была заторможенной и хиленькой, но иногда и мне удавалось задеть Карин. Пару раз я случайно оцарапала её шею или предплечье, не ожидая, что действительно коснусь девушки, а в особо удачные дни, бывало, могла даже обезоружить воительницу в схватке на шпагах.

Единственное, в чём мы с Карин были равны – это стрельба из лука. Она недолюбливала это оружие, и поэтому тренировалась с ним гораздо меньше, что в итоге сказывалось на результатах. В шуточных турнирах, что устраивали мы с братом и некоторыми оруженосцами, я иногда занимала первое место за непревзойдённую точность стрельбы. Иногда я подозревала, что Филлипп или Карин поддаются мне, а оруженосцы просто не смеют стрелять лучше королевских особ, но побеждать всё равно было приятно.

После тренировки один из помощников встретил меня во дворе и попросил разрешить их спор насчёт трав. Всего лишь травы – работы касаются очень слабо. Карин не стала делать мне никаких замечаний и просто последовала за мной в оранжерею.

Я помогла двум бывшим ученикам Сэра Дардиона разобраться с кизилом (один из мужчин при этом сказал: «Я же говорил!») и осталась в теплице, провожая их взглядом. Не зная, что мне делать дальше, я принялась срезать анис. Карин молча наблюдала за мной.

– Не похоже на букет для спальни, – всё-таки сказала она.

– Повешу сушиться, и тут же выйду, – пробормотала я, направляясь к единственному месту в замке, которое по-настоящему считала своим. Я там главная, и никто не посмеет меня выгнать. Даже Карин.

Пройдя во внутренний двор, в котором мне была знакома каждая травинка, каждый камешек, я удивилась: возле моей лаборатории стоял Сэр Равалон и, похоже, ждал нас.

– Отец? – обратилась к нему Карин. Она тоже не понимала, почему он здесь.

Я отдала корзину с травами стражнику и попросила поставить её на мой стол.

– Я не хочу мешать тебе работать, Орфелана, и могу подождать, если ты сейчас занята, но что-то подсказывает мне, что дело срочное.

– Что случилось, Сэр Равалон? – спросила я.

– Один крестьянин сдался нам, утверждая, что попробовал запретные сладости рая. И попросил запереть его, удержать в темнице от греха.

– Э-э…

– На его одежде заметили скверну.

– О, Создатель, – проронила Карин.

– Где он сейчас?

– Сидит в коридоре, – ответил Сэр Равалон. – Мы не знали, куда его деть. Вдруг он будет кидаться на других заключённых? Или пообращает их всех в дедров? Я не знаю…

– Вы правильно поступили, – сказала я. – Могу я его осмотреть?

– Да, конечно.

Отец Карин посторонился, пропуская меня в мою же лабораторию. В коридоре, на каменном полу, покрытом копотью от недавних костров, которыми мы выпаривали скверну, сидел молодой мужчина, закованный в цепи, а над ним стояли четыре стражника.

– В кабинет его, – приказала я, и мужчина поднял на меня свои покрасневшие, как от пыли, глаза. Его лицо перекосилось, на краю рта появилась слюна, а глаза лихорадочно загорелись. Я вдруг поняла, что он рад видеть меня, подобно дворовому псу на привязи, к которому вышел хозяин, чтобы приласкать его и покормить.

Крестьянин подался в мою сторону, споткнувшись на ровном месте, но стражники одёрнули его за ошейник и кандалы так сильно, что он повалился обратно. Мужчина пробормотал: «простите», и воины завели его в комнату, крепко держа под локти. Он не был агрессивным. Пока ещё не был.

«Какой ценный образец!» – подумала я и сразу же ощутила вину за эту мысль. Так сказал бы Сэр Дардион, а я бы… Не важно. Теперь я лекарь и воительница, а не изнеженная девочка, жалеющая каждое живое существо, попавшее в беду.

Я прошла за мужчинами и передвинула стул на середину комнаты. Крестьянин послушно сел всё с той же перекошенной улыбкой, слезящимися глазами и слюной на подбородке. Он рассматривал меня и, казалось, не верил, что я реальна. Похоже, он думал, что я посланница Бога – ангел, сошедший с небес. Так на меня ещё никто не смотрел.

Стражники ожидали моих указаний, а я просто смотрела на мужчину и не знала, что мне делать дальше. Работая с обезумевшими животными, которые метались из стороны в сторону, я понимала, что нужно прикоснуться к ним, осмотреть их глаза и пасть, но человек сидел спокойно, и это пугало меня больше всего.

Преодолев оцепенение, я прошла к своему столу, раскрыла чернильницу и взяла перо.

– Как… – Мой голос осел, и я откашлялась. – Как ты заразился?

Мужчина улыбнулся шире, и две слезинки покатились из его больных глаз по щекам.

– Отвечай! – вскрикнула Карин. Похоже, заражённый нервировал не только меня.

– Ну, вы сами тут разберётесь, – пробормотал Сэр Равалон. – Карин, сколько стражников вам оставить?

Девушка посмотрела на него, затем на стражников, потом на крестьянина и сказала:

– Никого не нужно. Мы с Орфеланой справимся сами. Он закован.

Сэр Равалон безоговорочно доверял своей дочери. И спокойно протянув ей ключи от оков, подал знак мужчинам. Стражники передали цепи Карин и вышли из моего кабинета. Крестьянин в это время продолжал спокойно сидеть на стуле и оглядывать комнату. Он не выглядел опасным, но я знала, что это, может быть, просто видимость, и рано или поздно, заражённый всё равно потеряет себя и станет дедром.

– Ну? – потребовала я.

– Сла-а-а-дость, – протянул мужчина. – Я попробовал сла-а-дость.

– Где ты её нашёл?

– Все ви-р-роточины да-авно известны, – продолжал он. – Вы так прекрасны, принце-е-есса. Вы ведь принцесса? Орфела-а-ана Гаско-онтия Бет-трикс фон Де-е-енакен дит Неори-иваль цур Кертодол.

– Моё имя известно в широких кругах, – ответила я.

– Но не у крестьян, принцесса, не у крестьян.

Мужчина поднял закованные руки и потёр ими лицо. Карин держала цепи наготове, чтобы, в случае чего, обездвижить заражённого, но он, казалось, не собирается нападать.

– Знаете, принцесса, – с безумной улыбкой произнёс крестьянин. – Я солгал тюремщикам.

– В чём же?

– Я попробовал сла-а-адость, – он продолжал блаженно тянуть слова, которые ему нравились, – не потому, что она запретна, и не потому, что она сладка. Я хотел увидеть вас так близко. – Он подался вперёд, и я отпрянула; звякнула, натянувшись, цепь его ошейника.

Карин ударила его:

– Ты не будешь так рад, когда мы покромсаем тебя на кусочки!

– Что угодно, только пусть оно перестанет! – закричал мужчина. – Пожалуйста, пожалуйста, пусть оно прекратит! – Он зажал голову руками и начал раскачиваться из стороны в сторону.

– Что прекратит?

– Я хочу пить и не могу напиться, я хочу есть, но и кусочек в горло не лезет.

– Ох, – вырвалось у меня.

Я сделала шаг вперёд, к заражённому, и Карин напряглась. Она подняла цепь выше и натянула её так, чтобы мужчина не мог дотянуться до меня закованными руками. Я осторожно дотронулась до его лица и стала рассматривать признаки заражения. Впервые посмотрев на мужчину, я подумала, что его глаза от природы такие тёмные, но оказалось, что его зрачки сильно расширены, а бледно-серая радужка сузилась в едва заметную за покраснением полоску.

– Тебе ярко? – спросила я.

– Лик принцессы ярче солнца, – восхищённо пробормотал мужчина. – Но не она приносит боль моему взору.

– Где ты нахватался таких слов? – спросила Карин.

– Я слушал… я слушал… ту песню богов, – он зажмурился и дотянулся головой до скованных рук, чтобы обхватить ими свои виски. – Я не знаю… не знаю… на ярмарке? Поэты читали… не знаю…

– Понятно, – вздохнула я.

– Пусть оно перестанет! Пожалуйста… пожалуйста… я не могу…

– Я не могу, – с сожалением произнесла я. – Что именно ты чувствуешь?

– У тебя есть сла-а-адость, – улыбнулся мужчина. – В этой комнате… и в другой…

– Никто не будет давать тебе скверну, – твёрдо сказала Карин.

– Я знаю, я знаю… не должен был есть… но сейчас хочу… пусть оно перестанет!

Я села за стол и записала, что заражённый человек пока ещё находится на ранних этапах первой стадии. Ведёт себя беспокойно, но не агрессивно. Мыслительные процессы нарушены, но не катастрофично. Он всё ещё помнит, как разговаривать, и просит остановить его «жажду».

– Что будем с ним делать? – спросила Карин.

– Мы не можем ничего сделать, – вздохнула я. – У меня нет лекарства, а любой яд мгновенно превратит его в дедра. Хотя он и сейчас уже…

– …безумен, безумен… безумен! – договорил за меня мужчина.

– Я принесу белку, – сказала я, вставая из-за стола. – И попрошу слуг подготовить новую клетку.

– Ты посадишь его к дедрам?

– Нет, поставим клетку здесь, – сказала я. – Там слишком много скверны…

– Сла-а-адость, – пробормотал мужчина сам себе. – Пусть оно прекратит…

Карин кивнула, обмотав плечи заражённого цепью, чтобы он не повредил ей в те минуты, пока я буду отсутствовать. Я только хотела сказать ей об этом, но воительница прекрасно знала, что ей делать, и без меня.

Мои помощники поставили для крестьянина клетку в углу и принесли для него соломенный тюфяк, подушку и шерстяное одеяло. Карин сняла с мужчины оковы под пристальным взглядом всех остальных, и он послушно забрался в просторную клетку.

– Дом в доме, – с улыбкой пробормотал заражённый. – Но оно не прекращает… Ты дашь мне сладость? Принцесса… принцесса прекрасна… прекрасна.

– Носите ему еду и воду, пожалуйста, – сказала я. – Три раза в день. В сопровождении стражника. Клетку не открывать. В ней есть отверстие для кормёжки. Всё понятно?

– Да, госпожа! – в один голос воскликнули все помощники.

Когда в кабинете остались только мы с Карин, крестьянин немного успокоился. Он закутался в одеяло и свернулся в клубок на тюфяке. Мужчина больше не улыбался, но не прекращал смотреть на меня, слегка щурясь, как от света. Карин села за мой стол, и проверив, нет ли скверны на его поверхности, поставила локти. Она смотрела на заражённого со смесью жалости и отвращения, но знала, что никак не может помочь ему, кроме как добить, чтоб не мучился.

Белка, стоявшая в углу всё время, пока размещали клетку, тихонько сопела, шебурша лапками. Она казалась мне более спокойной, чем обычно, но, возможно, её активность напрямую зависела от кормёжек, а мы не давали ей скверну уже почти три месяца. Но когда я подняла птичью клетку в воздух, белка снова заверещала. Карин скривилась, пробормотав какие-то ругательства. Она никак не могла привыкнуть к тонкому голосу маленького дедра. Я не слышала, чтобы обычные белки вообще когда-либо кричали, но эта, заражённая, верещала при каждом беспокойстве.

Я поставила зверька возле клетки с мужчиной и отошла к Карин. Крестьянин с интересом посмотрел на монстра.

– Что… это? Кто это?

– Это дедр, – сказала я. – Что ты к нему чувствуешь?

– Что может чувствовать пленённый к закованному брату своему?

Карин с тревогой посмотрела на меня. Стихи, срывающиеся с губ простолюдина, звучали странно и противоестественно. Даже если он действительно слышал и запоминал слова поэтов на ярмарках или заучивал церковные псалмы, почему он изрекает их сейчас?

– Пусть оно прекратит, – прошептал он, смотря на белку.

Маленький дедр, пока что, реагировал на заражённого мужчину точно так же, как и на меня или кого-либо из помощников. Я знала, что это поменяется, когда крестьянин начнёт покрываться чёрной шерстью, но стоило ли оставлять их рядом друг с другом надолго?

– Можешь сказать подробнее? Ты видишь в белке врага?

– Это белка? – удивился мужчина. – Никогда не видел, чтобы они были такими чёрными и… и… зубастыми.

– Отвечай на вопрос, – утомлённо проговорила Карин.

– Простите, миледи. У меня нет ответа на этот вопрос.

В голосе крестьянина действительно звучало сожаление. Казалось, сейчас у него был момент просветления. Он не чесался, не раскачивался и не держался за голову. Сидел спокойно и смотрел на возящуюся в своей клетке белку.

– Я умру, да? – спросил заражённый.

У меня защемило в груди. Мне не хотелось лгать ему, но и никакой надежды я не видела.

– Не сразу, – тихо ответила я, и мужчина поднял голову, чтобы посмотреть на меня.

– А до этого, стану таким?

– Ты уже стал таким, – с горечью произнесла я. – Дело времени, когда ты потеряешь разум. А после покроешься чёрной шерстью.

– Что ещё вы хотите знать, пока… – тут он вскрикнул и схватился за голову.

Я подскочила к клетке и потянулась к замку, но Карин остановила меня, поймав за запястье, и притянула к себе.

– Зачем здесь так ярко!? – закричал крестьянин. – Так светло! Солнце выжигает мои глаза!

Вырвавшись из рук телохранительницы, я взяла свою накидку и накрыла ей клетку со стороны, через которую мог проникать свет из окна. Мужчина перестал кричать, спрятав лицо ладонями в самом тёмном углу, в который ему только удалось забиться, и тихонько поскуливал, как собака.

– Прости меня, – чувствуя вину, всё сильнее сдавливавшую моё горло, проронила я. – Я не могу тебе помочь… я…

Тут я поняла, что всё это время мы не пробовали снимать боль. Так сосредоточились на излечении, что и не думали об облегчении. Я вообще даже не знала, что заражённые испытывают какую-либо боль. Мне казалось, что это только беспокойство.

– Потерпи немного! – сказала я и вылетела из кабинета, оставив Карин присматривать за мужчиной в клетке.

В маленькой варочной комнате, в которую Сэр Дардион не допускал помощников, хранились не только порошки и травы для попыток лечения дедров, но и редкие зелья, выкупленные у южных торговцев. Мы почти никогда не знали подробный рецепт, но каждая скляночка была подписана, для чего это снадобье предназначалось. И у нас точно было обезболивающее, которое учитель разрешал мне применять только для солдат с оторванными конечностями. Всего несколько капель, разбавленных с водой, и рыцарь больше не стонал – он засыпал так, что можно было спокойно зашивать его раны и даже не просить других воинов его держать.

Я побоялась выносить склянку из комнаты, и капнув одну каплю в чистую чашу, добавила в неё воду. «Заодно и узнаем, будет ли она действовать против мора», – подумала я, но тут же попыталась отделаться от этой исследовательской мысли, присущей Сэру Дардиону.

Похоже сейчас, когда я почти свыклась с тем, что учителя больше со мной нет, его душа внушала мне мысли, или же моя душа стремилась к нему и восполняла утраченное. Я ведь помнила и знала, что лекарь мог сказать в той или иной ситуации, и сейчас могла воссоздать. Эти мысли помогали мне работать, и не важно, мои ли они собственные или принадлежат фантому Сэра Дардиона, который теперь оберегает меня от зла и беспомощности.

Я открыла клетку, несмотря на все протесты Карин, и помогла мужчине выпить снадобье. Он благодарно вцепился в моё плечо и сидел так, пытаясь с закрытыми глазами справиться с дрожью.

– Вы такая добрая, – тихонько пробормотал крестьянин. – Я недостоин… я виноват сам в своих бедах… но вы всё равно заботитесь обо мне…

Глаза заражённого всё ещё слезились, и я не могла понять, плачет ли он от боли, эмоций, или просто от того, что не может это контролировать. Я не знала, что могу ему ответить. Будь кто угодно на его месте, я поступила бы так же.

– Вылазь оттуда, – сказала Карин.

– Тебе полегче? – спросила я у крестьянина, игнорируя воительницу.

– Да… прикосновенье ангела излечит много хворей.

– Я не ангел, – пробормотала я, бережно убирая пальцы мужчины со своего плеча. – Попробуй отдохнуть.

– Как пожелаете, принцесса…

Карин повесила замок на клетку, с укором смотря на меня. Крестьянин медленно лёг на подушку, плотнее закутавшись в одеяло, и продолжил бормотать что-то невнятное. Я взяла белку и вынесла её из комнаты, чтобы мужчина мог отдохнуть.

– Не подвергай себя такой опасности, – сказала Карин, выйдя за мной в коридор. – Что, если он кинется на тебя? Ты помнишь, что говорят о заражённых? Они перегрызали горло своим жёнам и матерям! А ты подходишь так близко, что ему даже тянуться не нужно, чтобы схватить тебя!

– Карин… – устало пробормотала я.

– Что? Скажи ещё, что я не права!

Раскрыв дверь помещения для дедров, мы увидели, что тот огромный зверь, сидевший возле горы кристаллов, как-то выбрался из своей клетки и теперь стоял посередине комнаты. Он словно ждал сигнала к действию. И мы дали ему этот сигнал, когда показались в дверном проёме.

Повернув голову на шум, монстр бросился к нам, преодолев расстояние от середины комнаты до двери одним прыжком. Карин среагировала раньше меня и успела зажать морду чудовища дверью. Я навалилась на створку всем весом, помогая воительнице сдерживать дедра.

Если бы он выбрался каких-то полчаса назад, то застал бы меня внутри комнаты. В это время я как раз забирала белку. Одна. Это было предсказуемо: рано или поздно, дедры ломали любые ограждения и выбирались из запертых домов, но не у нас, у нас всегда всё было цело! Как же это случилось? Что я упустила?

– Чёрт! – прошипела Карин и, выхватив кинжал из ножен, начала вонзать его в нос и лапы чудовища.

– Стража! – закричала я, всё ещё помогая девушке держать дверь. Белке в это время удалось дотянуться до моей ноги и оцарапать. – Ай!

Я уронила зверька, и хвала Создателю клетка была надёжно закрыта на замок, иначе у нас стало бы два вырвавшихся дедра. И непонятно, кто из них опаснее – огромный и неповоротливый или маленький и юркий, норовящий исцарапать и покусать.

Мужчины с мечами ворвались в коридор и опешили от увиденного. Они привыкли к тому, что от них требуется только стоять возле входов и не впускать незнакомцев в небольшое каменное здание посреди двора, но вот впервые возникла реальная опасность, и они растерялись.

– Шевелитесь! – рявкнула Карин, и стражники, словно опомнившись, мечами помогли нам затолкать дедра обратно в комнату и закрыть дверь на засов.

– Как он выбрался? – спросил один из них. – Это заражённый его выпустил?

– Нет, – ответила я. – «Заражённый», – я вдруг поняла, что не спросила даже его имени, – был всё это время на виду.

– Что будем делать? – спросила Карин, осматривая своё перепачканное в крови дедра платье.

Стражники глядели на меня, ожидая указаний. На шум также собрались и мои помощники. Больше всего на свете они боялись, что случится что-то подобное, и оно произошло. Я всё ещё пыталась понять, что мы сделали не так, и ощущала свою ответственность за то, что дедр выбрался. Может быть, не стоило позволять ему жрать столько скверны?

– Нам… нужно его убить, – сказала я.

– Отойдите, Леди Тешер, принцесса.

Помощники закрылись в большой варочной комнате, Карин спрятала меня за собой, держа наготове кинжал, а два стражника встали перед нами, чтобы открыть дверь и отрезать дедру пути к отступлению через выход во двор. Оставшиеся двое приготовили мечи и подали знак снимать засов.