Читать книгу: «Между скалами», страница 6

Я вставила ключ в замок и долго дрожащей рукой пыталась его повернуть, но ничего не выходило. На лбу выступила испарина. А если это не тот ключ?! Нет, его ведь мне подбросила та женщина, я должна ей верить. Не каждый день тебе подбрасывают ключи привидения, к тому же, с чего бы ей мне врать? И потом, она ведь, кажется, и сама заинтересована в том, чтобы я сбежала.

Промучившись с замком целых пять секунд, я догадалась вытащить ключ, перевернуть его и вставить другой стороной, но на этот раз долго не могла попасть в чёрный изгиб.

После долгой минуты бесплодных попыток отпереть дверь, кладовая всё-таки была открыта.

Я ввалилась туда и аккуратно прикрыла дверь. У меня совсем мало времени. Санитару только и нужно, что выглянуть на лестницу и пройти по другому коридору, чтобы поискать ребёнка там. Потом он убедится, что ему почудилось, и вернётся. К тому времени я уже должна неуверенно переминаться с ноги на ногу около двери туалета, как этакая пай-девочка, которой никуда не позволено ходить одной. Моё счастье, если мальчик будет и дальше его пугать и уведёт куда-нибудь на другой этаж. Это поможет мне выиграть время.

В кладовой темно – хоть глаз выколи. А нужно поторапливаться. Да и Женя уже, наверное, с ума сходит. Звонить станет, чего доброго. И вообще, в такой ситуации заставлять её ждать просто неприлично.

Я пустилась на поиски халатов, вытянув перед собой руки на манер слепых. Пальцы тут же наткнулись на деревянный стеллаж и с грохотом в него врезались, я покачнулась, выбросила руки в стороны, чтобы удержать равновесие и на что-нибудь опереться, и почувствовала резкую боль в ладони. Кажется, чем-то порезалась. Осторожно ступила в сторону и нашла ногой свободное пространство, а затем медленно двинулась дальше, шаря ногами и рукам впереди себя.

Дальше мне попались какие-то палки, совсем не тяжёлые, видимо, швабры. Нога ткнула что-то твёрдое, и раздался глухой звон. Ведро. Ещё стеллаж, на полках склянки. Нащупав грань полки, я медленно повела пальцами вдоль него, чтобы ничего не уронить, и почувствовала край стеллажа.

Где же халаты, где? О, вот! Ткань… Кажется, хлопок… карман, пуговицы… Да, это они, халаты!

Я с облегчением выдохнула и прислушалась. В коридоре пока тихо.

Руки вцепились в спасательный халат и принялись ворочать и мять его, пытаясь сдёрнуть с вешалки.

Тут сквозь шорох ухо уловило какие-то звуки за дверью. Я остановилась, перестав дышать и шуршать халатом, снова прислушалась.

О нет! Шаги! Проклятие! Я замерла, пытаясь не дышать и унять колотящееся сердце. А если сюда свернёт? А если снаружи видно, что дверь не заперта? А если это санитар возвращается?..

Шаги всё ближе, спокойные, размеренные, и вот зазвучали совсем рядом… Сбоку, теперь прямо передо мной… Не остановились. И – снова сбоку… удаляются! Это не санитар, а кто-то другой.

Топ, топ, топ, шорк, топ, топ… идёт дальше, уходит, не останавливаясь…

Я ещё слушала, ощущая, как от испуга слезятся глаза, пока шаги неизвестного не стихли окончательно.

Затем облегчённо перевела дух и снова взялась за халат. На этот раз он сдёрнулся с вешалки легко, я наспех его свернула и торопливо засунула под пижаму. Теперь можно выбираться…

До двери я дошла без приключений. Первый этап почти пройден.

На цыпочках я прокралась назад к туалету, не забыв запереть дверь кладовой и подсунуть ключ под стол, за которым обычно сидел санитар, дежуривший ночью. Спасибо тебе, сестра Романа Александровича…

–Эй!

Я подскочила и оглянулась. Санитар, с надутыми губами и нахмуренными бровями, мрачный и сосредоточенный, смотрел на меня и, кажется, был рад хоть какой-то компании. Судя по всему, он не заметил ничего подозрительного в том, что я топталась около его стола. Да ещё и с каким-то неожиданно набухшим под пижамой животом.

–Просто вас не было, – невинно залепетала я, стараясь прикрыть внушительный бугор под одеждой, – и я пошла к палате сама…

–Ага, иди, – слегка дрожащим голосом ответил он и, покусывая губу, побрёл дальше по коридору мимо стола.

«А мальчишка-то жжёт!» – восхищённо отметила я про себя.

–Всё хорошо? – деланно заботливым тоном окликнула я санитара.

–Что?! – вскрикнул было он, скачком обернувшись. – А… да… всё нормально, – резковато пробубнил он, опомнившись, махнул рукой, выдавил улыбку, словно показывая, что всё и впрямь нормально, и побрёл дальше.

Я не сдержала ухмылки и быстро зашла в палату.

Как только дверь закрылась, мне на миг показалось, будто я вернулась домой, в тепло, сухость и уют после ливня и холодного ветра. Тишина, темнота и спокойствие.

Мне захотелось завалиться на кровать и отдохнуть хотя бы чуть-чуть, но я понимала, что медлить нельзя. Во-первых, меня дожидается подруга. Во-вторых, сейчас у врачей ужин, и если уж убегать, то пока они ещё едят. В-третьих, – и это самое существенное, – санитар может вернуться на пост, и тогда выскользнуть мне уже не удастся.

С этими мыслями я подошла к шкафу, вытащила оттуда свою одежду (её привычный вид вызвал у меня глубокую радость и тепло), стала в неё переодеваться и от нарастающего волнения путала пуговицы на джинсах. Облачившись в «гражданское», я набросила на плечи халат.

Ну что ж… пора. Я окинула прощальным взглядом палату, и где-то внутри шевельнулся обрывок грусти. Неужели я буду скучать?.. По этой палате – да. Особенно по этой жёсткой кровати, на которой родился план побега.

У двери я прислушалась. Снаружи было тихо, где-то в другой части коридора – отзвуки чьих-то голосов, но они далеко.

Неожиданно мне пришло на ум, что эти два призрака вполне могли бы быть моими друзьями, если бы были живы. А эта женщина ещё и красивая, у неё такая замечательная улыбка… как жаль, что нам, живым, этой улыбки не увидеть! Лучшее, что есть в человеке – это жизнь. Вот чему действительно стоит радоваться – тому, что окружающие живы. А раньше я думала, что чудо – это колдовство, монстры под кроватью или феи под подушкой. А чудо – это жизнь, та самая, которую люди воспринимают как данность…

На мгновение зажмурившись и стараясь запечатлеть себя в этот миг в памяти, я глубоко вздохнула и выскользнула из палаты.

Волнение всё нарастало по мере того, как я приближалась к лестнице. Мне стало казаться, что ступеньки подо мной двигаются и пытаются стряхнуть меня с себя.

Путь до первого этажа показался мне бесконечным. Едва спустившись с последней ступеньки, я нагнала на себя равнодушный вид и ровным шагом двинулась по коридору. Впереди послышались голоса, и я инстинктивно бросилась в ближайший поворот и затаилась там. Затем выдохнула, снова вышла и нагло пустилась дальше, вспомнив, что у меня есть прикрытие. Для убедительности я даже затопала погромче, чтобы показать всем и вся, что я тут законно, что меня пустили.

Мимо прошли врачиха и рядом с ней какой-то санитар, и я непроизвольно задержала дыхание, желая сделаться невидимкой. Возможно, я правда стала невидимкой, потому что врачи не удостоили меня и взглядом, словно я была микроскопической паутинкой в углу на потолке.

Ещё немного я попетляла по первому этажу, с самым озабоченным и серьёзным, деловитым лицом, какое обычно видела у посетителей. Также пугалась проходящих мимо людей, но уже не пряталась, и они, как один, едва бросали на меня взгляды. Видимо, мне удалось слиться с пейзажем.

На пол от ламп с потолка падали квадраты света, и я старалась держаться тени, огибая эти квадраты. Так мне казалось безопаснее.

Тут откуда-то сбоку раздалось:

–Честное слово, там был ребёнок!

Господи, да это тот самый санитар, который провожал меня до туалета! Мне показалось, что сердце пронзил разряд минимум в 200 вольт, и я метнулась к ближайшему и весьма ненадёжному укрытию – к большим горшкам с цветами.

–Вы забыли, что детей здесь больше не держат?

Час от часу не легче… Это уже голос Романа Александровича, и он, похоже, в крайне паршивом настроении.

–Да, но там точно был ребёнок, я вам клянусь!

Они вышли из тени и остановились прямо рядом с горшками. Я перестала дышать, чтобы не выдать себя, и замерла, напрягшись всем телом.

У Романа Александровича было очень озабоченное лицо, а санитар был всё ещё сильно напуган. Похоже, он не возвращался на пост.

–Я же собственными ушами слышал смех, а потом мальчишку увидел, настоящего! Роман Александрович, нужно принять какие-то меры!

–Госпитализировать вас? – с раздражением ответил ему врач, явно думая о чём-то другом. Этот тоже напуган. Приятно видеть произведённый тобой эффект.

–Вы намекаете, что у меня крыша поехала? – кудрявые чёрные усы словно поникли.

–Антон, ты знаешь, сколько я уже сегодня наслушался о призраках? Только от тебя ещё не хватало этих сказок, – сердито процедил Роман Александрович, перескакивая на «ты».

–Я серьёзно вам говорю…

И эти двое, продолжая спорить, пошли дальше в противоположную сторону от той, куда я направлялась.

Я облегчённо вздохнула и, подождав, когда шаги санитара и доктора стихнут окончательно, вышла из своего укрытия и двинулась дальше, на ходу поправляя на плечах белый халат. Скорее всего, врач и санитар сейчас направляются на тот этаж, где была моя палата. Не исключено, что они и ко мне заглянут. Значит, нужно поторапливаться. Побег скоро раскроется.

В приёмном отделении никого не было, кроме врачихи за столом. Я её сразу вспомнила: она была здесь, когда меня привезли. Надеюсь, у неё память на лица хуже, чем у меня.

Я молча прошла мимо неё и стала снимать халат, очень стараясь, чтобы движения были спокойными и непринуждёнными. Сердце торопилось и барабанило, как безумное.

–Вы к кому-то приходили? – устало спросил меня женский голос из-за спины. Даже не поинтересовалась, к кому. Видимо, посетителей не записывают.

–Да, – беззастенчиво соврала я. – В 107-ую. До свидания.

Врачиха лениво кивнула, даже и не подумав посмотреть в свою книжку и посмотреть, кто лежит в 107-ой палате.

–До свидания.

Я повесила халат на вешалку, где висели другие халаты, и тут поняла, что халаты, которые надевали посетители, более прозрачные, а у моего ткань такая же плотная, как у врачей. Закусив губу и загородив собой вешалку, я стала прятать свой халат, заталкивая его подальше под другие белые одежды. Ещё не хватало попасться из-за такой мелочи…

Справившись с ошибкой, я натянула куртку, которую упрятала под свитер, когда покидала свою палату, и вышла на улицу.

Никого.

Свобода… Свобода!.. Мне вдруг захотелось прыгать, визжать во все связки, голосить, плясать… я на свободе!!!

И я почти вприпрыжку направилась к дороге, и тут…

–Эй ты!

В глазах потемнело, а сердце замерло. Тут что-то снесло меня с ног.

–Вот ты где!

–Женя, – от облегчения я расплылась в глупой улыбке и повисла у подруги на шее.

–Ну точно, кишки вместо мозгов, – ухмыльнулась Женя и, обняв меня за плечи, поволокла в сторону киоска, на ходу оглядываясь и убирая телефон в карман. Наверное, она уже хотела мне позвонить.

–Ты приехала! – радостно сказала я зачем-то, подпрыгивая рядом с ней.

–Действительно? – саркастично протянула подруга, заталкивая меня в небольшую машинку у киоска. – Поехали быстрее, вдруг они уже забили тревогу?

–А знаешь что? – сказал я, кидая на психбольницу прощальный и торжествующий взгляд. – Сможешь нарисовать комикс про то, как призраки берут врачей в плен?..

Глава IX

-Так тебе нужно пристанище?

Мы сидели на кухне у Жени и пили чай. Было воскресенье, поэтому ей не надо было в университет.

Ночью Женя привезла меня на машине какого-то своего знакомого сюда, и ночь я провела здесь.

Кухня у Зайцевых очень уютная и светлая, много цветов в горшках, картин, вся мебель светлая… очень успокаивающая обстановка. Родители у Жени настоящие волшебники.

–Да, – я смущённо и виновато смотрела в кружку. – Я понимаю, что многого прошу…

Женя некоторое время молчала, а я боялась посмотреть на неё.

–Нужно только решить, здесь или в общежитии, – наконец, задумчиво сказала она.

–Правда?..

–Конечно, правда. Тебе ведь надо где-то прятаться. Я придумаю, что сказать родителям. Только вопрос, где тебя будет труднее разыскать.

Я снова опустила глаза. А вдруг у них будут из-за меня проблемы?..

Мы ещё несколько мгновений помолчали, потом Женя нетерпеливо спросила:

–Так что скажешь? Где лучше тебя спрятать?

–Жень, я… даже не знаю. Я тут подумала, а у вас не будет из-за этого проблем?

–Нет, я так не думаю.

Её тон меня немного обнадёжил.

–Лучше здесь, наверное, – тем временем сказала она.

–Уверена? Врачи с лёгкостью могут узнать твой адрес, – с сомнением сказала я.

–Вот именно. Они сразу обратятся к твоим родителям, а те наверняка поймут, что ты, скорее всего, не рискнёшь жить там, куда могут так легко наведаться, и выберешь более безопасное место. Скажем, общежитие. Поэтому тебе лучше быть как раз-таки здесь.

Женя, встала, забрала у меня пустую кружку и поставила в раковину, а затем снова села напротив меня.

Я молчала. Да, Женя права. Но её родители… Как им это понравится? Если бы со мной поселился друг моего ребёнка, в то время, как сам ребёнок живёт в общежитии? Не похоже, что этот друг приглашён в гости. Это само по себе вызывает подозрения. А потом сюда ещё придут мои родители, и станет ясно, что Женя меня прятала. Интересно, что ей на это скажут…

А меня, пожалуй, уже разыскивают. Бедняга санитар! Представляю, как ему от Романа Александровича влетело! Его ещё, чего доброго, тоже под надзором начнут держать.

С другой стороны, у меня нет выбора. Сейчас только положиться на друзей и остаётся. Не могу же я тайком от мамы с папой жить дома?

Мысли тут же потекли в этом направлении. Например, являться можно до наступления темноты, тщательно запирать дверь, будто её никто не открывал, тихонько прокрадываться к себе и ждать, когда все придут домой. Затем прятаться, а, когда все лягут спать, покидать своё убежище и тоже отходить ко сну… А утром… Не станут же мама или папа до работы заглядывать в мою комнату?..

Тьфу, ерунда какая! Разумеется, я не смогу втайне обитать дома. Разве что в крайнем случае. Если они переберут каждую мелочь во всех моих потенциальных укрытиях. И по камешкам разберут общежитие. А сюда, домой к Жене, они всё равно придут первым делом. Даже если родители прочистят им мозги на предмет того, что я не настолько глупа, чтобы совать нос туда, где они меня найдут в два счёта… Дом Жени мне не крепость.

–Слушай, а ты уверена, что мне лучше отсидеться здесь? Даже если родители их убедят, что я сюда не приду, они всё равно заглянут к вам. Хотя бы для того, чтобы просто удостовериться, что вы не прячете умалишённую беженку.

Женя, массирующая запущенными в волосы пальцами голову, медленно нахмурилась и сложила руки замком, упершись в них ртом и подбородком. Она всегда так делает, когда пребывает в замешательстве.

–Ты знаешь, – после долгой паузы заговорила она будничным тоном, – не факт, что они вообще станут тебя так усиленно искать. Во-первых, диагноз тебе никто так и не поставил, правильно?

Я кивнула.

–Во-вторых, ты напугала врача, да ещё и тот парень, которого они наверняка обвинили в том, что ты сделала ноги, несёт какую-то чушь, – продолжала подруга, – Псих вряд ли убедит здравомыслящего человека в своих бреднях, если только бредни не правда. Так что, возможно, кое-кто тебе там и верит. В-третьих, для поисков им придётся иметь дело с полицией. А я тут выкопала кое-что по поводу госпитализации детей в этой больнице. Оказывается, это не слишком-то законно, а тебе всего полмесяца назад семнадцать исполнилось, – Женя многозначительно вскинула брови. – От твоих родителей им, может, и удалось скрыть это, но я не думаю, что они станут связываться с полицией, тут ведь может всплыть то, что они вряд ли хотят, чтобы кто-то знал. Скорее всего, они постараются всё замять. А если и обратятся в органы, полиция наверняка поинтересуется, что у них делал несовершеннолетний и как он сбежал прямо у них из-под носа. К тому же, у них ведь нет ни единого существенного подтверждения, что ты опасна…

–Может, и не опасна, – перебила я, – но совсем другое дело, что без присмотра окажется несовершеннолетняя. И потом, если я в ближайшие дни не вернусь домой, меня сочтут без вести пропавшей.

–Даже если твои родители начнут розыск, в чём я тоже сомневаюсь, это случится далеко не сразу, – забормотала Женя, уставившись в стол. – Сама подумай, ты уже сбегала из дома ко мне на отцовской машине. Я думаю, твои родители не станут бить тревогу по крайней мере в ближайшие пару дней, а за это время тебе стоит объявиться и дать им о себе знать. Тогда они не обратятся в полицию…

Тут её ладони, сомкнутые напротив рта, резко расплелись и со звонким шлепком врезались в столешницу.

–Чёрт! Ты должна в минимальные сроки вернуться домой, а за это время надо либо убедить твоих предков, что ты в порядке, либо заставить их тебе поверить! – решительно и отрывисто объявила она.

У меня вырвался истерический смешок.

–И как ты предлагаешь мне сделать это? По-твоему, я смогу всю жизнь прикидываться, что никого не вижу? А поверить они мне всё равно не смогут, – я сама не заметила, как вскочила со стула и принялась бегать по кухне, – сколько всего я им рассказала, сколько доводов приводила, у меня было два нервных срыва, и это впервые за семнадцать лет!.. Я изменилась, просто резко взяла и изменилась, они это видят, но для них это ничего не значит! Они думают, я взрослею! Что у меня какой-то там переходный возраст! Они и слышать не хотят о призраках…

Я остановилась так же незаметно для себя самой. Порыв исчерпал себя, захотелось закрыть глаза и ни о чём не думать хотя бы какое-то время.

За моей спиной скрипнул стул, и вдруг две руки за плечи развернули меня назад. Женино лицо оказалось совсем рядом с моим, в голубых глазах отразился свет от окна, и они будто заискрились изнутри.

–Неужели мы не найдём способ убедить их? – по её губам пробежала усмешка, от которой в искрящихся глазах заплясали чёртики, и она решительно надавила мне на плечи, усаживая на диван, стоящий чуть сбоку от стола. – В ногах правды нет.

* * *

«Мам, пап, привет. Со мной всё в порядке, и у меня есть крыша над головой. Не волнуйтесь. Искать меня тоже не надо. Я сама скоро вернусь.

Не переживайте за меня, я самостоятельнее, чем вы думаете.

Я сбежала, потому что знаю о своём рассудке больше, чем врачи, и потому что не хочу находиться в статусе сумасшедшей. Надеюсь, этот поступок наведёт вас на мысль, что я вовсе не вру и не выдумываю.

Вы можете спросить Петра Ивановича, он подтвердит, что мне было известно то, чего я знать не могла. Он мне верил. Поверьте и вы.

И ещё раз, не волнуйтесь, пожалуйста!!!

Люблю вас, Ира

P.S. Те люди, которых я вам описывала, умерли в моей палате.

P.P.S. Поцелуйте от меня Фрака.

P.P.P.S. Мой мобильник остался в психушке!!! Я волнуюсь за него.»

Этим письмом я взволнованно хрустела, стоя у дверей нашей квартиры.

Нужно воткнуть его в щель между дверью и косяком… Сложенный лист очень тонкий, должен войти.

Сейчас 19:00, и мама ещё работает, а домой вернётся позже обычного, потому что я пропала, и она, скорее всего, заедет в психиатрическую больницу на Обводном канале. А это далеко от места её работы.

Когда я писала это письмо, сидя на диване перед журнальным столиков у моей подруги, я ощущала себя совсем взрослой и ответственной и будто успокаивала родителей, стараясь вложить в слова побольше уверенности в себе. А кроме этого, я втайне надеялась, что они, хоть и запереживают после этого письма, наверное, ещё сильнее, но всё же будут мной гордиться.

А сейчас, стоя у дверей дома и слушая, как за ней тоскливо скребётся Фраклик и жалобно мяукает, я просто–напросто старалась не зареветь.

–Фрак, я не могу зайти! Присмотри за родителями, пока меня не будет дома, – прошептала я, прижавшись к двери.

Как же мне хотелось распахнуть дверь, подхватит на руки мерзкого высокомерного кота и обнять так, чтобы он непременно расцарапал мне руки… А он, как ни странно, чувствовала меня из-за двери. Я давно заметила, что о моём приходе Фрак всегда узнаёт раньше других, ещё когда я только захожу в подъезд.

Я, всхлипнув, сунула письмо в дверь и торопливо кинулась к лестнице, пока окончательно не расквасилась. Или же пока мнительные соседские старушки меня не засекли.

У подъезда меня поймала Женя и ту же спросила, не заметил ли меня кто, на что я моментально расплакалась, уткнувшись ей в плечо.

–Ну Ир, – обнимая меня, утешительным тоном протянула Зайцева, – поехали. Мы что-нибудь придумаем, и всё будет хорошо.

–Да? – я хлюпнула носом.

–Обещая тебе.

–Спасибо, – продолжая всхлипывать и жаться к подруге, пробулькала я.

Когда мы вернулись, Женя принялась сочинять для своих родителей версию моего появления в их квартире. Сначала история получалась красивой и трогательной, потом трагической и болезненной, потом комичной, затем превратилась в страшное реалити-шоу, после чего стала самым настоящим фильмом ужасов. Как ни странно, эти полтора часа значительно подняли мне настроение, на что Женя, похоже, и была нацелена.

Когда к вечеру приехали Женины родители, мы несколько сбивчиво, поминутно переглядываясь и дополняя друг друга, выдали историю о том, как мои родители уехали в командировку, а меня оставили одну, и я потеряла ключи от квартиры. Женина мама сразу бросилась заваривать чай, дружелюбно и заботливо спрашивая, как же я ухитрилась, а папа скептически приподнял бровь, скользнул по мне взглядом и многозначительно посмотрел на Женю, словно вытаскивая из её головы правду. Надо сказать, отец у неё очень наблюдательный, даже слишком. Как мой…. Хотя мама у меня всё же наблюдательнее, чем папа. Мои родители порой и вовсе кажутся экстрасенсами.

–А куда уехали твои родители, я так и не поняла? – усаживая меня за стол, спросила Женина мама.

–В командировку в Москву. Они журналисты, – видя, что мне неловко, ответила за меня Женя, ставя перед матерью кружку с кофе.

–Правда? Женя раньше хотела быть журналистом. А ты уже решила, куда будешь поступать? – широко улыбнувшись, спросила Наталья Владимировна (так зовут Женину маму) – Спасибо, – прибавила она, обращаясь к дочке.

Я хотела ответить и так и застыла с открытым ртом, только сейчас заметив, как сильно Женя похожа на неё. Та же улыбка и те же голубые глаза, только взгляд у моей подруги… тяжелее, что ли. И мама явно улыбчивее дочери: у неё вокруг глаз разлетаются тоненькие морщинки, когда она улыбается, а от ямочек на щеках даже есть следы. У Женьки они совсем не заметны.

–Я… не знаю, тоже думала на журналиста, – я немного растерялась, а от радушия Натальи Владимировны мне стало совсем стыдно. Всё-таки мы её обманули… и на журналиста я идти вовсе не думала. С литературой у меня плоховато. Не пойму я, зачем нужно так тщательно анализировать произведения, разве важно, сколько в романе сюжетных линий, как прогрессируют герои и что значат те или иные нюансы вроде снов, цвета одежды и так далее? Гораздо важнее, интересен ли этот роман. Ведь книги пишутся не для того, чтобы их разбирали по частям, как конструктор, и разглядывали каждую деталь со всех сторон.

–Ну а сейчас? – с живым интересом продолжала Женина мама, отпивая кофе и уютно при этом причмокивая.

–Наверное, на переводчика, – ответила я, тоже отхлёбывая чай и с завистью поглядывая на кофе моей собеседницы. Уютно причмокнуть у меня не вышло, вместо этого я едва не подавилась.

–Очень востребованная профессия! Тебе интересны языки?

–Ну, – я скромно пожала плечами и в поисках поддержки взглянула на Женю, которая, пригнувшись к своей кружке рядом с Натальей Владимировной, исподлобья внимательно меня изучала, – у меня неплохо с английским, к тому же, мне нравится этот язык.

–Не полиглот? – улыбаясь, спросила Женина мама.

–Нет, я… нет, – я неловко улыбнулась. – Не представляю, как можно столько запомнить!

В этот момент на кухне появился Анатолий Сергеевич, Женин отец, и, встав у окна, задумчиво осмотрел оттуда нашу компанию.

–И как ты ключи потеряла? – протянул он.

Под его испытующим взглядом я невольно втянула голову в плечи.

–Сама не знаю, – я не узнала своего голоса: сущий комариный писк! – Наверное, они выпали, когда я доставала из кармана телефон…

–Стало быть, телефон твой при тебе? – Анатолий Сергеевич изогнул бровь.

Что-то в нём так же напоминало Женю, но это что-то было, скорее, в мимике. Его лицо было неподвижно, взгляд проницательный и сильный, на лбу – печать мысли. И весь он был как мысль – какой-то важный, значительный, но такой неосязаемый, словно воздушный. Тонкие черты, как у Жени; тонкие пальцы, быстро и сознательно водящие по подоконнику под властью постоянно движущейся мысли; величественная осанка; узкие, но крепкие плечи; худощавое тело и лёгкие движения…

Перед таким человеком ощущаешь себя жалким невежей, солдатом перед королём или кроликом перед удавом.

–Почему же ты не позвонила родителям со своей бедой? – продолжал он тихо, неторопливо, но эффектно, словно и впрямь был удавом.

–Я… я звонила им… они сказали, постараются приехать, – я почувствовала, что мысли начинают путаться.

–Пап, они в другом городе, – вмешалась Женя, разгибаясь и откидываясь на спинку стула.

Анатолий Сергеевич перестал гладить подоконник и сел рядом со мной. Мне стало неуютно: такой он был невесомый, что мне показалось, будто передо мной очередной призрак.

–Они оба уехали в другой город, так? – не сводя с меня глаз, спросил он.

Я так и вдавилась в стул, не зная, что ответить. Боже мой, кажется, догадывается… Но как?

–Да. Сначала уехал отец, но сломал ногу по пути в гостиницу, и следующим рейсом вылетела её мама, – моментально сориентировалась Женя. – Тем более, он её позвал. Она не могла не приехать.

Я бросила на неё благодарный взгляд и быстро добавила:

–Именно так. Жаль, что я не смогла поехать с ней! Но мама сказала, кто-то должен остаться с котом, да и школа ждать не будет.

Женя красноречиво вскинула бровь, совсем как её отец, и незаметно подняла большой палец, словно говоря: «Фантастическое враньё». Да она бы это и сказала.

–И как они собираются приехать, если твой отец в больнице?

–Мама собирается… Ну, вроде, она так сказала…

–Не надо! – решительно сказала Наталья Владимировна, которая всё это время озабоченно прислушивалась к разговору.

Все посмотрели на неё: я – с надеждой, Женя – растерянно, а Анатолий Сергеевич – с видимым раздражением.

–Если твой отец сломал ногу, пускай мама остаётся с ним. Поживёшь пока у нас. Зачем зря беспокоить их? – рассудительно сказала Наталья Владимировна.

Я уже хотела горячо её поблагодарить, но вместо этого, спохватившись, нахмурилась, изображая напряжённое шевеление мозгами.

–Ой, как неловко, – с притворным смущением протянула я и поняла, что краснею.

Это не укрылось от глаз Анатолия Сергеевича, который схватывал происходящее с необыкновенной скоростью.

–Но, как ты уже сказала, твоя мать собралась возвращаться. Почему бы тебе не позвонить ей и не сказать, что ты поживёшь пока у нас?

Упс… Телефона-то у меня нет…

–Вы знаете, – промямлила я и замолчала, покраснев ещё сильнее и окончательно растерявшись.

–Она потеряла телефон, – пришла на помощь Женя.

–Быть может, она выронила его вместе с ключами? – в упор разглядывая меня и обращаясь то ли к Жене, то ли к самому себе, спросил он.

Я хотела уже согласиться, радуясь подсказке, но подруга меня опередила:

–Нет, она ведь позвонила родителям после того, как выронила ключи. Она телефон потом потеряла.

–Давно ты здесь, Ира? – спросил вдруг отец Жени.

–Я здесь ночевала, – испуганно сказала я.

Когда Женя привезла меня накануне из психушки, здесь никого не было. Её родители ночевали у каких-то своих знакомых.

–А ты как узнала, что ей негде жить? – продолжал допрос Анатолий Сергеевич, поворачиваясь к дочери.

–Я ей позвонила, – ответила я за Женю, заметив, что под взглядом отца она вновь уткнулась в кружку.

–А, понятно… Ты позвонила Жене с телефона, который потеряла, верно? – его глаза торжествующе блеснули, когда он вновь вперил их в меня.

–Толя! – с упрёком шикнула на него Наталья Владимировна, призывая мужа к порядку.

–Папа! – одновременно с ней возмутилась Женя. – Она потом потеряла телефон!

–И я так и не понял, – игнорируя Женину поправку, продолжал мужчина, – твоя мама приехала, потому что твой отец сломал ногу и позвал её?

У меня язык словно пересох, отказываясь шевелиться.

–Когда он сломал ногу, у него был бред, и он в бреду называл имя её мамы, – выкрутилась Женя.

Я уставилась на неё, не веря ушам. Бред? Сломал ногу – и бред?.. Что за… бред?

Но Анатолий Сергеевич продолжал гипнотизировать меня взглядом, и я отчаянно закивала.

На полминуты повисла тишина, которую разрушил томный вздох. Все посмотрели на Наталью Владимировну.

–Пойдём, Анатолий, – сказал она, поднимаясь из-за стола. На её глазах блеснуло нечто, подозрительно похожее на слёзы. Похоже, история её растрогала. – Поживёшь у нас, Ирочка, всё хорошо.

Анатолий Сергеевич ещё раз смерил нас обеих свирепым взглядом и вышел из кухни вслед за женой.

Мы помолчали.

–Когда ты ломала ногу, у тебя был бред? – тихо спросила я, когда молчание затянулось.

–Не придирайся! – огрызнулась Женя, затем рывком встала и, собрав кружки, обрушила их в раковину и принялась мыть.

–Вечно всё испортит, – бурчала она себе под нос. – Всё хорошо было, пока он не пришёл…

Я смущённо думала о том, как нехорошо мы поступили, обманув родителей Жени. Точнее, её маму. Всё-таки, одно дело – обманывать такого, как Анатолий Сергеевич, который ложь может раскусить в два счёта, и совсем другое – врать такому добродушному и тёплому человеку, как Наталья Владимировна.

А Женя продолжала ворчать на отца.

–Я думала, он добрый и мягкий, – заметила я, выбрав момент, когда подруга сделала паузу.

Женя замолчала и перестала греметь посудой, а потом медленно и зловеще обернулась ко мне. Кажется, я зря это сказала.

–Запомни, – с расстановкой произнесла она, – он не добрый и не мягкий. Он был таким в старые добрые времена его детства. А теперь он расчётливый и колючий, – Женя снова взялась за посуду. – А ещё он стал телепатом и никому не сказал об этом.

–А чем он занимается? – я вдруг вспомнила тонкие и ловкие пальцы Анатолия Сергеевича. Они чертили на подоконнике какие-то витиеватые узоры, и каждое их движение так и испускало какую-то удивительную энергию, какие-то магические импульсы… Как и пальцы моей подруги.

–Рисует комиксы и мультфильмы, – поморщилась Женя, случайно уронив в раковину одну из кружек. – Даже этим ухитряется портить дело… Стоит мне начать рисовать, так папа уже тут как тут! Маячит за спиной и ну вовсю меня ругать, – она снова уронила кружку, – То рисовка ему наркоманская, то эмоции ему невыразительные, то жесты неестественные, то стиль скачет, то сюжет глупый… – она выключила воду и обернулась. – Так вот и живём.