Читать книгу: «Пока не кончится дождь. Сборник рассказов», страница 13

Этого не может быть! В отчаянии девушка вернулась к вчерашней скамейке.

Жемчужного цвета платье небрежно лежало на выкрашенной белой краской спинке скамьи.

Прикосновение серого щелка казалось прохладным и влажным. Платье, словно вторая кожа, обтянуло стройную фигуру девушки.

Сандра почувствовала себя актрисой. Парк – ее сцена, она играла спектакль, движениями выражая одной ей понятную правду. Каждый вздох – ложь, каждый выдох – истина. Она отпила от стоящей рядом со скамьей бутылки и, смеясь, закружилась между деревьев, как вчера это делала Лиана.

Фальшивые лики дня казались Сандре далекими и глупыми, они прятали от нее волшебство этой ночи. Скрывали полет, свободу и фантазию, которая сейчас была реальнее всего. Ночь жила внутри Сандры, пряталась глубоко внутри и сейчас рвалась наружу.

Сандра кружилась по сумеречным аллеям. Танцевала с ветром, с листьями, одна… Сандра жадно допила остатки густого напитка из бутылки, отшвырнула ее в темень кустов.

Девушка все кружилась и кружилась. И вот уже аккуратные аллеи парка сменились залитой лунным светом поляной, затем сплошным частоколом деревьев. Осенний лес манил Сандру, и девушка бежала ему навстречу. Там была настоящая жизнь. Голова кружилась, но в теле была такая легкость, что казалось еще секунда и ноги сами оторвутся от земли.

Сандра бежала. Нет, танцевала. Нет, она охотилась.

Это сон?!!

Сандра искала заблудившегося монстра. Монстр белый, хрупкий, совсем не страшный. Монстр кричал, когда девушка, смеясь, нагнала его. Из ушей монстра выпали наушники. На секунду Сандру окружила музыка. Это развеселило девушку.

Густое алое вино лилось на жемчуг ткани платья Сандры. Она откупоривала очередную бутылку острыми, словно иголки зубами.

Горько-солоноватый напиток играл у нее в крови.

Красный, как кровь.

Кровь.

– Я же говорила, – Лиана присела перед распростертым на гравии аллеи телом в испачканном жемчужном платье.

Сандра вздрогнула от звука ее голоса, но таки не разомкнула век. На ее губах застыла счастливая улыбка.

– Спящая, – Гэйхем пригладил растрепавшиеся волосы Сандры.

– Я сразу ее учуяла, – удовлетворенно произнесла рыжеволосая девушка. – Спящие, хоть и выглядят людьми, пахнут совершенно иначе.

Гэйхем кивнул.

– Нам удалось разбудить её, она – одна из нас.

Подошел Рэмси. Легко поднял Сандру с земли.

Она лежала на его руках, тонкая, хрупкая, грациозная. Сильная.

Сандра улыбалась во сне. Внезапно, тревожные морщинки пролегли на ее лбу.

Сандре чудились женские крики. Они долетали до ее создания сквозь толщу лет. Крики ее матери.

Та выла в голос, когда крохотная, еще безымянная девочка покидала свою тюрьму, рвалась наружу из живота матери.

– Что? Что это? – дрожащий голос матери, словно наяву, донесся до слуха Сандры лежащей на руках Рэмси.

Растянутое в вечность мгновение и удивленный голос акушерки в ответ:

– То, что редко бывает у новорожденных. Зубы.

Рэмси наклонился, поцеловал испачканные кровью губы Сандры. Та облегченно вздохнула. Ей вновь снилась охота.

Во сне она бежала. Бежала, потому что не могла остановиться, потому что не хотела. Она бежала, потому что жажда огнем разливалась по ее телу, и ей был нужен глоток того густого, опьяняющего вина.

Она бежала, потому что так полюбила… охотиться.

Собиратель пыли

– Просите, вам пыль не нужна?

– Что? – Стас снял наушники плеера и обернулся.

Высокий, выше на голову Стаса, молодой человек в белой спортивной куртке стоял прямо за спиной.

– Вы что-то сказали?

– Вам пыль не нужна? – повторил тот.

«Торговец дурью? Бли-и-ин» – подумал Стас и на всякий случай отодвинулся от парня, на сколько позволяло пространство переполненного автобуса.

– Эмм, не нужна, – пробормотал Стас, в уме прикидывая на какой остановке выйти, что бы и от незапланированного собеседника избавиться и до дома быстрее добраться.

– Правда? – отчего-то обрадовался тип в белой куртке и придвинулся ещё ближе.

«Он – ненормальный» – запаниковал Стас и рванул к выходу.

Практически выпав из автобуса, Стас перевел дух и застегнул ветровку, молния на которой каким-то непостижимым образом оказалась расстегнутой после трехминутной борьбы с желающими ехать дальше.

Подгоняемый криками «К выходу надо готовиться заранее!», Стас нырнул в первую попавшуюся на глаза подворотню. Фух, голова кругом, в институте пять пар совершено вымотали, теперь еще и сумасшедшие в автобусе пристают.

Солнечный блик, отразившись от кирпичной стены, соскользнул в лужу. Стоп. Разве кирпич способен отражать?!

Небо, затянутое сизыми тучами, выпустило пару лучиков, и теперь они, повиснув над городом яркой прозрачной тюлью, плавно колыхались в такт далеким громовым раскатам.

Важный голубь, неспешно шествовавший навстречу Стасу, вдруг взмахнул крыльями, но не взлетел, а, резко изменив траекторию своего движения, скрылся в кирпичной стене.

Стас присел на корточки и потрогал рукой стену. Шершавый, холодный, чуть влажный кирпич. Обычный, другими словами. Но где голубь?!

– Куда он делся? – спросил Стас вслух.

– Некоторые виды птиц, как и кошки, живут в нескольких измерениях сразу, – раздалось за спиной.

Да, что это за день такой?!

Стас встал и развернулся. Сумасшедший из автобуса. Ну, конечно!

– Где голубь? – уточнил Стас.

Парень пожал плечами.

– Наверное, собирает хлебные крошки в соседнем дворе.

– Он…

– Обычный голубь.

– А стена?

– Обычная стена.

– Так как же… Нет, не отвечай. Я просто переутомился, вот и мерещится всякое.

– Не совсем, – сказал парень. – Это из-за пыли.

– Ты дал мне какой-то наркотик? – разозлился Стас. – Там в толкучке? Первая порция – бесплатно? Продавец дури или как ты там сказал – «пыли»?

– Нет, что ты, – замахал руками незнакомец. – Я ничего не продаю. Я собираю пыль.

– Пыль? – удивился Стас. – Обычную, дорожно-квартирную?

– И да, и нет.

Стас на всякий случай сделал пару шагов назад.

– Понимаешь, – продолжил молодой человек и тут же спохватился. – Кстати, я не представился. Антон.

Стас осторожно пожал протянутую руку.

– Так вот, понимаешь, – сказал Антон, – существует несколько видов пыли. Та, о который ты говоришь, не что иное, как цветочная пыльца, частицы табачного дыма, кухонная копоть, текстильные волокна от одежды…

Поймав взгляд Стаса, Антон осекся, но продолжил.

– А бывает пыль душевная. Ведь говорят же – «чёрная душа», а темная она оттого, что слой пыли на ней накопился приличный.

– Пыль душевная? – изумился Стас. – Откуда?

– Много откуда. Например, затаенная злоба, глупый проступок, обида, не говоря уже о настоящих преступлениях, всё это копится и прилипает к душе. А душа – она… Как бы проще объяснить. Помнишь, у тебя в первом классе была такая игрушка «лизун» – шарообразное синтетическое желе, жутко ко всему липнущее? Так вот, представь, что душа – такой вот «лизун», пока он новый – чистый, почти прозрачный, красивый, а как только уронишь его на грязную поверхность – тут и появляются грязь и пыль.

Стас вспомнил, как было весело прилеплять эти сильно растягивающиеся игрушки к стенам, партам и спинам друзей. И он отлично помнил, во что превратился такой «лизун» после пары месяцев забав – шершавое, темное, грязное нечто, к которому было противно прикасаться.

– Примерно так, – кивнул Антон. – Очищаясь от этого налета дурных мыслей и нехороших поступков, человек начинает замечать не только всю красоту этого мира, но и нескольких параллельных.

– Нескольких? – переспросил Стас.

– А ты думал, наш мир единственный, уникальный и неповторимый? – усмехнулся Антон. – Подожди немного, я не закончил.

– Что?

– Пыль собрать не успел. Мы не можем насильно убрать налет с души, поэтому я и спросил у тебя в автобусе, а ты выскочил. Пришлось идти за тобой – не останавливать же дело на полпути.

– И какая она у меня? – заинтересовался Стас и тут же пояснил: – Ты говорил она тоже разная: обида, злость…

– А-а. У тебя немного раздражения, несколько плохих мыслей относительно одногрупника и небольшая обида на родителей. Я к тебе и подошел оттого, что твою душу легче очистить сейчас, чем…

Антон сделал движение рукой, словно нарисовал замысловатый иегорглиф и сжал кулак.

– Чем? – насторожился Стас.

– Чем потом. Всё, можешь идти.

Стас замялся.

– А куда ты её теперь?

Антон удивленно посмотрел на него.

– Собирателю.

– И что он с ней делает?

– Не знаю, – пожал плечами Антон. – Наверное, это вопросы из ряда «Почему небо синее, а облака белые».

– Ну, первый вопрос из элементарной физики: молекулы газов, составляющих воздух, по закону Рэлея, рассеивают синие и голубые лучи, а облака – белые, потому что состоят из мельчайших водяных капелек, – начал было Стас.

Антон рассмеялся.

– Зачет, студент. Конечно, логически можно объяснить всё, но станет ли от этого загадок в мире меньше?

Антон развернулся и пошел в остановке.

– Постой, – крикнул Стас, – откуда ты знаешь про «лизуна»? Мысли читаешь?

Парень рассмеялся.

– Нет, просто у меня был такой же.

Промаявшись сорок минут на остановке, Стас с трудом втиснулся в автобус.

Держась одной рукой за перила, и буквально повиснув на них, Стас задремал.

Ему приснилось пустынное побережье. Светло-зеленая вода, подсвеченная заходящим солнцем, становясь темнее у горизонта, превращалась в сине-оранжевое небо. Низкие грозовые тучи угрожающе замерли над человеческой фигурой, одиноко стоящей на вершине горы, ребристо-острая поверхность которой напоминала шип на спине исполинского дракона.

Человек на горе кутался в длинный плащ и неотрывно смотрел на горизонт.

Автобус дернулся. Стас вздрогнул и проснулся.

«Ему требуется моя помощь» – странная мысль пришла в голову.

Стас обернулся к стоящей справа от него девушке.

– Извините, вам пыль не нужна?

***

Побережье было пустынно. Собиратель пыли стоял на горе освещаемый лишь фонарем надежды. Острые горные выступы разительно контрастировали с мелким морским песком, словно лезвия бритвы на фоне мягких игрушек.

Собиратель посмотрел вниз, покачал головой – затвердевшая душевная пыль не может быть красивой. Но как он желал, что бы эта гора, насквозь состоящая из пыли, была единственным уродством третей планеты от Солнца.

Собиратель пыли стоял и смотрел на горизонт, где вопреки времени суток и законам природы, пробивался первый робкий луч зари нового мира.

Крылья мотыльков

Мой город… Он всегда со мной.

Каждый день он близко. Так близко, что мне не вырваться из его каменных объятий.

Мой город… Он холоден, туманен и сер.

И он стар. Он сотворён из праха и крови, и он гордится каждым днём своей жизни.

Под камнями переулков, щербатыми от многовековой влаги и ветров, он хранит свою душу.

Мой город… не пытается притворяться кем-то другим, не смеётся невпопад и не прячет своих слёз.

По ночам мой город зовёт меня.

Мой город – моя любовь.

И я ему нужна.

***

Шум воды врывается в сознание. С трудом разлепляю веки – вокруг клубящаяся чернота.

Каменный ящик. Просторный гроб. Похороненная заживо…

Глянцевый блеск галогенных ламп. Горячая вода хлещет из крана. Пар поднимается из такой же черной, как кафель раковины.

Запотевшее зеркало во всю стену. Стираю мелкую водяную взвесь с его прохладной поверхности – испуганное бледное лицо в отражении. Моё лицо.

Облизываю пересохшие губы.

Всего лишь чья-то ванная комната.

Похороненная заживо?..

Не в этой жизни!

– Дина? – настойчивый стук в дверь.

– М-м? – в ушах звенит, руки дрожат. В первые секунды сложно сосредоточится. К затылку больно прикасаться – будет здоровая шишка. Видимо ударилась, потеряв сознание. В горле пересохло.

Не обращая внимания на звуки, доносящиеся из-за двери, переключаю воду на холодную и жадно пью прямо из-под крана.

Вытираю губы тыльной стороной ладони и наконец-то отпираю замок.

Загорелый мужчина в сером свитере, искусственно мятых джинсах с дымящейся сигаретой в уголке рта.

– Что-то упало? – голос властный, волевой, тон – ничуть не обеспокоенный. Ненавижу таких самовлюблённых типов.

– Да. Я.

Отодвигаю его плечом и выхожу в коридор, разительно контрастирующий с ванной ослепительной белизной стен. Современный дизайн… «Что б его…» – ругаюсь сквозь зубы, пытаясь найти её сумочку. Вернее, свою сумочку. По крайней мере – на сегодняшнюю ночь.

– Ты куда? – мужчина стоит, привалившись к дверному косяку ванной комнаты. Слегка улыбается.

Уверенный в своей неотразимости хищник.

– Домой, – говорю я тоном, пресекающим всякие возражения.

Он удивлённо вскидывает брови. Как же так? Добыча уходит из-под носа.

«Извини, дорогой, сегодня я – не твоя жертва».

Срываю с вешалки пальто: черный твид, лёгкая подкладка, без утеплителя – видимо, сейчас, весна. Или осень.

Натыкаюсь взглядом на огромное зеркало. Внимательно оглядываю фигуру Дины: короткое тёмно-бордовое платье, чёрные чулки в мелкую сетку, волосы, некогда уложенные в прическу, растрепаны.

Вздыхаю. Картина ясна: вечер в клубе после утомительного трудового дня, пара бокалов в компании с подругами, потом еще пара за счёт мужчины в сером свитере, предложение подвести домой, уже в машине – приглашение на кофе, чай, бокал Мартини – нужное подчеркнуть. Обычный сценарий. В последнее время слишком часто я оказываюсь в телах таких вот дурочек.

Встреча с незнакомцем, волшебный вечер, на утро – трупп в канаве.

Ладно! Утрирую. Но суть от этого не меняется: верно учил Михаил Афанасьевич. Даже тот факт, что этот классик младше меня на пару столетий и я, по идее, должна быть много мудрее и опытнее, не умоляет гениальности фразы – «Никогда не разговаривайте с незнакомцами».

Я бы поостереглась доверять и знакомым… Ну да речь сейчас не обо мне.

Оборачиваюсь. Пристально смотрю в его глаза. В карем омуте вспыхивают и гаснут злые искорки.

Жертва ушла из когтей. А счастье было так возможно. Усмехаюсь про себя.

– Домой, – повторяю ровным, спокойным тоном, повторяю, скорее для себя, чем для него.

Его верхняя губа нервно дёргается – не привык к отказам. Такие всегда идут до конца. Он делает шаг вперёд и замирает.

Жду.

Он медлит и отступает. Вынимает сигарету и стряхивает пепел прямо на паркет.

Нет, не он убийца.

Дине повезло.

Повезло бы… Не очутись я в её теле. А раз я здесь – значит, именно сегодня ночью её судьба стать невинной жертвой сумасшедшего маньяка. И моя роль – не дать ей умереть.

Два раза оборачиваю вокруг шеи яркий розовый шарф и выхожу. Мужчина не спешит меня провожать.

Ну да не очень то и хотелось.

Тает в пустом подъезде эхо нарочито громко запирающихся замков.

Небо беззвездно и холодно. С запада надвигаются тяжелые тучи. Видны редкие вспышки молний. Быть грозе.

Всё-таки весна. Я вдыхаю ночной воздух полный смеси запахов клейких тополиных листочков, бензина и, кажущийся чуждым здесь, запах озона.

Прячу руки в карманы. Вместо перчаток пальцы нащупывают прямоугольную пачку – сигареты. Останавливаюсь. Что ж – покурим. Спешить некуда.

Огонь трепещет, обжигаем пальцы.

– Прикурить будет? – хриплое сопрано застаёт меня врасплох. Я вздрагиваю и роняю зажигалку.

Дешевая газовая зажигалка отскакивает от асфальта и исчезает в кустах.

– Растяпа, – беззлобно бормочет бомжиха, кутаясь в безразмерную куртку, и, ломая ветки, лезет за зажигалкой.

Я отхожу к подъезду и сажусь на скамейку.

И это не убийца. Что ж – подождём.

За годы я уяснила одно: ищешь ты приключений на свою голову или нет, они всегда найдут тебя. Случайно меня не забрасывает ни в одно тело.

Помню, вначале я старалась всячески избегать угрожающих жизни ситуаций, запиралась в безопасном, как мне казалось, месте, пряталась, предпринимала все меры своей защиты… Но не судьба. Ила наоборот – судьба. Фатум. Неотвратимость.

«Сиди на берегу и воды принесут тебе тело твоего врага» – не помню, кто сказал, но подмечено точно. Только я жду не врага – убийцу.

Тяжелая капля тушит сигарету. Щелчком я отправляю её в мусорку, зеваю, откидываюсь на спинку скамейки и прикрываю глаза.

Как же я устала.

Следующая капля падает на щеку. Я смахиваю её привычным жестом, как когда-то вытирала слёзы. Когда-то давным-давно…

Так невероятно давно, что та, прошлая жизнь, уже стала казаться сном. Невероятным. Далёким.

Жизнь, случившаяся не со мной.

***

Они несли меня куда-то вниз. Круг, круг, еще один. Всё вниз и вниз по винтовой лестнице. Подвал, поняла я.

Голова закружилась и сердце, до этого бешено колотившееся, замерло. Они даже не покинули замок!

Они убьют меня в собственном доме!

Свежий воздух почти не проникал через плотную ткань простыни, в которую я была завернута словно в саван.

Я устала кричать и дёргаться, и теперь только хрипло дышала, безвольно повиснув на руках своих похитителей. И мечтала стать тяжелей мраморной плиты, чтобы ни один из них не смог сдвинуть меня с места. Но с каждым их шагом мои мечты таяли, будто разгоняемый первыми лучами ночной туман.

За те бесконечно долгие минуты, что они прошли, не произнеся ни единого слова, от моей спальни до подвала, я молилась, чтобы всегда бдительная охрана услышала подозрительный шум и пришла мне на помощь… Но ни мечты, ни молитвы, как я успела убедиться сегодняшней ночью, не имели никакой силы.

Охрана патрулировала город.

Все искали убийц.

Убийцы же нашли меня.

Они остановились. Опустили живой груз па пол. Холод камня сквозь ткань обжег плечи.

Изо всех сил я прислушивалась, силясь различить звук, подсказавший бы, какую расправу готовили мне эти душегубы, но до слуха долетало лишь шарканье ног, звяканье ключей, скрип отпираемых дверей и потрескивание факелов.

Я попыталась сосредоточиться. Трое. Их трое. Не меньше. Один держал меня за плечи, второй нёс за ноги, третий, по-видимому, открывал двери и освещал путь.

Господи, помоги!

Убийцы, наконец, остановились. Всё так же молча, сосредоточенно сопя, они поставили меня на ноги. Спиной, сквозь тонкое ночное платье и простынь, я почувствовала влажный холодный камень. Нижнее подземелье! Господи! Они миновали подвал и спустились к месту бывших камер.

Холодное, страшное, мерзко-удручающее место. Проклятое! Здесь некогда держали преступников. Ходили жуткие слухи о тех временах, о пытках и кровавых расправах.

Я никогда не спускалась в эту часть замка, не думала, что сюда вообще можно попасть. И вот, поди ж ты – гнездо убийц было под самыми нашими ногами! Когда отец узнает…

Если отец узнает…

Теперь к знакомым звукам примешались другие: глухой стук камней, натужное сопение убийц и шепот. То ли молитва, то ли заклинание…

Страх душил. Холодные волны мурашек прокатывались по коже. Слёзы навернулись на глаза, я тихо заскулила.

Ноги подогнулись, я начала сползать вниз по стене, когда колени уткнулись в неожиданную преграду.

Внезапная догадка стрелой пронзила сердце. Я сглотнула и замотала головой с утроенной силой, пытаясь сбросить с лица простынь. Пока они несли меня, ткань значительно размоталась и… удалось!

Ничего. Темнота, хоть выколи глаз. Позади стена из огромных, неровно обтесанных камней, впереди – такая же стена.

От ужаса стало трудно дышать. Они замуровали меня! Похоронил заживо!

Краем глаза я уловила слабое свечение. В нововозведенной стене, в неровной кладке я заметила трещину.

Изогнувшись, насколько позволял мне туго обмотанный вокруг тела саван, я прильнула глазом к источнику света.

Убийцы стояли спиной к моей могиле, их черные плащи валялись на пыльном полу.

Их действительно было трое.

Лица двоих я не разглядела, но когда третий выпрямился и вытер пот со лба – мне показалось, что я сошла сума.

– Отец?!

Он подошел к стене и мазнул раствором по трещине.

Последний гвоздь в крышку гроба.

Паника накрыла меня алой удушливой волной. Он замуровал меня! Как? Почему?

– За что?!

Я закричала и лишилась чувств.

Так темно. Так холодно.

Так одиноко.

И так страшно.

Примерно за час до этого

Граф поднялся с массивного кресла, откинул медвежью шкуру, укрывавшую ноги, прошелся от стены к стене.

Зал тонул в полумраке. Свечи потрескивали и чадили, выхватывая из тьмы встревоженные лица влиятельных горожан. Четверо купцов, пятеро ремесленников и мастер золотых дел смотрели на сеньора с тревогой.

Не смотря на внушительных размеров графский замок, сам городок был крохотным. Пересечь его из конца в конец можно было за час. Ни о каком транспорте в городе речи даже не шло, кони и то были не у всех. Не столица же, в конце концов. Улочки узкие, домишки жмутся друг другу точно птицы в холода.

– Все вы в курсе, – наконец начал граф, – что творится в нашем городе…

– Угрозу нападения степных кочевников пережили, – перебил сеньора недовольный голос, – и это переживём.

Граф сверкнул глазами, на его щеках вздулись желваки, но, взяв себя в руки, он продолжил: