Читать книгу: «Пока не кончится дождь. Сборник рассказов», страница 14

– Вы все в курсе, что творится на улицах нашего города. Сегодня нашли пятую жертву, – граф подошел к лежащей у стены куче разноцветного тряпья. Горожане затрепетали, предчувствуя нехорошее.

Мужчина взял у камина кочергу и приподнял покрывало. Раздался приглушенный вскрик. Купцы и ремесленники в ужасе смотрели на обескровленный труп юной девушки.

Шею и руки несчастной покрывали глубокие порезы. На белом лице застыло выражение бесконечной боли и нечеловеческого ужаса.

– И это ждёт наших дочерей и жён? – мрачно спросил граф. – Патрулирование ни к чему не привело… – Он замолчал, словно передумав продолжать мысль. – Я собрал вас и спрашиваю: что будем делать?

Горожане сидели с широко раскрытыми от ужасного зрелища глазами, бледные с дрожащими губами.

Когда первое тело обнаружили в канаве, грешили на приезжих торговцев. Когда второе – насторожились. Третье повергло город в панику. Строго после заката главные городские ворота запирались, фонари зажигались на час раньше, а добровольцы из числа горожан и часть графской охраны попеременно патрулировали улицы. Как видно – все эти меры не помогли.

– Этот изверг, – начал полный мужчина с рыжеватой бородкой, – этот человек…

– Человек?! – зло хохотнул худой, черноокий золотых дел мастер. – Вы уверены?

Он вскочил и подошел к трупу.

– Вы уверены, что так, – мастер опустился на колени и посмотрел девушке в лицо, – так смотрят на людей?! Что скажите, господин книжник?

Щуплый, седловатый книжник, сидящий у самых дверей, вздрогнул и близоруко обвёл взглядом зал.

Граф грозно свел брови.

– Говори!

– Я же предупреждал об опасности, – залепетал книжник. – Я же говорил… Эта книга, она не то чтобы совсем тёмная магия, но и не белая. Никакая белая магия не одобряет жертвы. Тем более люди… Это же не козы. Да и животные тоже не должны быть…

– У нас не было выбора! – взвизгнул один из купцов и тут же притих под тяжелым взглядом золотых дел мастера.

– Я подозревал, что дух выйдет из-под контроля, – продолжал лепетать книжник. – Я…

– Ты обещал, – яростно начал граф, – что варвары не пройдут на территорию города, если мы… – он запнулся, – если мы, следуя указанием твоей проклятой книжки, принесём жертву…

– Здесь сильная энергетика! – пискнул книжник. – Сильная земля. Город стоит в месте древнего захоронения. Нам всего лишь нужно было обратиться к душам тех, кто погиб защищая эту землю. Обратится напрямую! Доброволец. Добровольная жертва! Никто его не принуждал. Кто ж знал, что варвары пойдут войной южнее?.. Необходимость в защите отпала, но дух добровольной жертвы не успокоился и сам начал мстить.

– Мстить? – спросил граф. – Нам? За что?

– Нам, всему городу, – кивнул книжник. – Его цель не была достигнута. Миссия не завершилась. И теперь он сам уничтожает всех, кого считает угрозой.

– Этих юных девушек? Угрозой?!

– У неупокоенных душ своя логика. За гранью они видят больше, чем мы можем предположить. Дух не может действовать своими руками, но вселяется в наиболее подходящее тело. Мы можем пересадить или поубивать всех дееспособных граждан, но духа, таким образом, мы не остановим.

– Допустим, – кивнул граф. – И что ты предлагаешь?

Книжник пожевал губами.

– Не тяни! – рявкнул граф.

– Есть два варианта. Один из них предполагает новую жертву.

– А второй?

– Сжечь город дотла, а пепел оросить водой настоянной на цветках восьмицветья.

Граф стиснул челюсти так, что скрипнули зубы.

– И эта новая жертва, она уничтожит духа?

– Нет, – качнул головой книжник. – Но у духа появится достойный соперник, а у города появится шанс.

Граф прикрыл глаза.

– Хорошо, – было видно, что слова даются ему с трудом. – Есть добровольцы?

– Сеньор, – перебил его книжник. – На этот раз жертва не должна быть добровольной.

В зале повисла тишина. Гнетущая и удушающая. Все понимали, что выбор предстоит тяжелый, возможно самый тяжелый за всю их жизнь, но жить в постоянном страхе город больше не мог.

– Остаётся единственный путь, – мрачно вымолвил граф и обвел глазами горожан. – Кинем жребий?

***

Посторонний звук привлекает внимание. Хруст сухой веточки. Еле слышный днём, оглушительно громкий – ночью.

Он пришёл. Они всегда приходят – летят как мотыльки на пламя.

Огонь всегда есть огонь, в какой сосуд его не помещай.

Нарочито медленно разглаживаю складки на платье.

– Ну здравствуй, мой убийца… – то ли подумала, то ли сказала вслух.

Поднимаюсь со скамьи. Я не вижу себя со стороны, но знаю, глаза лихорадочно поблескивают под густой чёлкой. Улыбаюсь самыми кончиками губ.

Он подходит ближе. В ладони зажат нож. Изогнутое лезвие блестит, когда на него попадает фонарный свет. Какая яркая вспышка! Мне так не хватает света.

– Там так темно, – на этот раз произношу точно вслух. Он недоумевает, отчего его жертва не боится. – Так темно… и страшно.

Не обращая внимания на лезвие, я обнимаю убийцу за плечи, прижимаюсь к нему всем телом. Он растерян и возбуждён, и пока не понимает что происходит.

– Поверь мне – там будет очень страшно.

Он напуган. Вот теперь он по-настоящему напуган. Дёргается, но не сдвигается ни на миллиметр, открывает рот в беззвучном крике.

Я возвращаю страх Дины, ужас всех его женщин. Не только тех, кого он насиловал, но и тех, кто спасся, кто успел убежать. Как жаль, что это было не в моём городе. Как мне жаль… Но теперь он здесь. Он решил поохотиться на моей территории. В моём городе!

И город позвал меня.

Страх плещется в глазах убийцы, страх плещется над ним, сжигает, топит, рвёт на части, тянет к самому дну. Всё ниже и ниже.

Судорожный вздох.

Толща ужаса сильнее его воли к жизни. Темные воды страха обнимают его тело – так крепко, что трещат кости, рвутся сухожилия, лопаются артерии… Ещё чуть-чуть: всё ниже и ниже. К истокам моего города. К камням, помнящим чадящие факелы и конские копыта. Камням, под которыми покоится прах убийц и героев, обывателей и знатных вельмож. И невинных жертв…

Асфальт жадно впитывает то, что осталось от убийцы. Мой город выпил его до дна.

И теперь он навечно заперт под каменными мостовыми, переулками, под ногами ничего не подозревающих горожан. Погребён. Но не мёртв.

Его душа будет вечно кричать от ужаса, молить о пощаде – но кто прислушивается днём к призрачным звукам из-под земли?.. Кто задумывается: что же там под ногами? Ниже асфальтированных дорог, ниже канализационных тоннелей, всё ниже и ниже…

***

Мой город просыпается: трамвайные перезвоны, шелест шин, автомобильные клаксоны, стук каблуков, взмахи голубиных крыльев…

Мой город. Живой. Невероятно шумный.

Следующей ночью я открою глаза, и не буду знать, кто я… и сколько мне осталось.

Сегодня Дина проснётся и не вспомнит вчерашнюю ночь.

А я?

Я умерла.

За Дину. Вместо сотен невинных жертв.

А мой город?..

Он принадлежит мне, а я – ему.

Мой город – моя любовь.

А я…

Его душа.

Навсегда, аминь

Чашка тонкого фарфора, наполненная ароматным кофе, очутилась передо мной. Монстр слегка склонил голову и растворился в сумраке кафе.

Напиток едва уловимо пах миндалем и сигаретным дымом.

Я вздохнула и пригубила напиток, ожидая почувствовать его обжигающий вкус.

Ничего.

За огромным, во всю стену, окном проплывали силуэты прохожих.

Совсем недавно я была одной из них: спешила по делам, торопилась, не смотрела по сторонам…

Теперь я здесь – в этом мистическом кафе, полном сумрачных монстров. Пью кофе, совершенно не ощущая вкуса. Смотрю, как кипит чужая жизнь.

Передо мной до сих пор лежит белый листочек с предсказанием.

И он пуст.

В миллионный раз я беру предсказание в руки, собираясь порвать его на сотни кусочков, сжечь, уничтожить… и в миллионный раз откладываю. Нет смысла срывать свою злость на листке бумаги.

Судьба.

Можно тысячу раз утверждать, что не веришь в нее, можно строить догадки, уходить от реальности, убегать от самой себя, но в итоге, когда-нибудь все дороги закончатся.

И приведут сюда.

Фатум.

Из затемненного угла, оттуда, где на импровизированной сцене стоит никогда не устающий саксофонист, льется прекрасный мотив. Воздух вибрирует от гибких, изящных мелодий, наполняется сочностью, глубиной и выразительностью звучания. Мотив не утомляет, он виртуозно перевоплощается, становясь то строгим и серьезным, то поэтичным и экспрессивным.

Я сделала очередной глоток и окинула взглядом зал. Расписанный замысловатым орнаментом потолок, кирпичные стены, тусклый пульсирующий свет. Здесь нет электричества – только толстые, оседающие под тяжестью капающего воска, свечи в вычурных канделябрах. Арочные своды помещения уходят куда-то вглубь, в бесконечность. Окна украшены темно-фиолетовыми плотными драпировками.

Здесь пахнет пылью и безысходностью.

А как иначе?

Это кафе на перекрестке миров.

Немёртвые здесь соседствуют с неживыми.

Монстры и люди.

Здесь все не более чем свои собственные призраки, тени, отражения.

Нежелающие покидать мир живых, не принадлежащие миру мертвых.

Здесь иначе течёт время. Если представить время рекой, то это кафе – камень, о который оно разбивается.

Я смотрю в окно, и каждый раз вижу разные лица, улицы, города, страны, континенты. Часами я могу наблюдать за неспешной жизнью прибрежного городка, утопающего в зелени, затерянного среди гор. Но стоит отвести взгляд, и вид меняется.

Пятая авеню, Монмартр, Арбат, пьяцца ди Спанья – из окна этого кафе я видела больше улиц, чем при жизни.

Это кафе находится везде и одновременно нигде. Его нельзя найти случайно, оно само позовёт, когда не останется иного выхода.

Приговоренные на смерть найдут здесь последний приют.

Я сижу напротив изящного зеркала в викторианском стиле.

Время от времени встречаясь взглядом со своим отражением, я вздрагиваю, привычно хмурюсь и кусаю губы, но не допускаю даже мысли о перемене места.

Специально в зеркало не смотрю. Я прекрасно знаю, что увижу там: светловолосую девушку с темными, словно вишни, глазами. Девушку некогда считавшуюся красавицей. А теперь, когда глубокие тени пролегли под веками и бледность кожи готова соперничать с белизной накрахмаленной скатерти, назвать меня даже симпатичной не повернулся бы язык у самого заядлого льстеца.

Динь-длинь-дон. Колокольчик у входной двери оповестил о новых посетителях. Я обернулась.

Парень и девушка. Насквозь мокрые. Похоже, там, откуда они пришли – дождь.

Девушка, звонко смеясь, стряхнула капли с коротко стриженных волос и потянула своего друга к барной стойке.

Юноша был ненамного старше меня. Темные, как у девушки, вьющиеся от влажности волосы, джинсы и темно-синяя куртка.

Монстр за стойкой оживился, подал новичкам карту напитков.

Я знаю, они не видят его, для них бармен – такой же человек. Только пробыв здесь достаточно долго, впитав кожей сверхъестественность этого места можно научиться видеть их – мутных, точно грязное стекло, серых монстров с пронзительными фиалковыми глазами. Хозяева ли? Кто знает…

Мне отчего-то кажется, что они тоже пленники этого места.

Девушка выбрала напиток и, обхватив ладонями чашку, внимательно слушала бармена. Её парень с недоверчиво-скептическим выражением лица оглядывал зал.

Я знаю, что бармен говорит им, и знаю, что нужно быть вконец сумасшедшим, чтобы поверить в его слова.

Монстр поставил очередную чашку передо мной. На этот раз чай. Молочный зеленый. Они всегда знают, чего я хочу.

Я не вижу всех посетителей кафе, но чувствую, что большинство столиков занято. Нас здесь много, но мы в одиночестве. Остро ощущается присутствие лишь новичков. Тех, кто еще не пропитался духом этого места, не соединился с ним в одно большое пульсирующее сердце. Это место питает нас, а мы его.

Мысли девушки были похожи на клубок алой шерсти, с которым играет котенок – они извивались, путались, прыгали. Мысли молодого человека давили, душили, напирали с целеустремленностью танка. У меня закружилась голова. Да так сильно, что я сжала в руке чашку, надеясь, что ощущение жара на коже отрезвит меня, приведет в чувство.

Фарфор треснул, острый край впился мне в ладонь. Тонкая, ядовито-алая струйка крови пробежала по запястью, закончила свой путь на скатерти. Монстр не растерялся – несколько секунд, и рука оказалась заботливо перебинтована, новый напиток подан. Но я добилась своего: ноющая, пульсирующая боль в ладони отвлекала от ментальных монологов новичков.

В этот миг парень у барной стойки обернулся и посмотрел на меня. Сердце бешено забилось. Кожей я ощущала его взгляд. Его синие глаза, казалось, смотрели в самую глубь души. Во рту пересохло. Я поняла, что напугана.

Мне хотелось оторвать от него взгляд, но это простое действие мне никак не удавалось. Тепло разлилось по телу, топило разум, чувства. Мне казалось, что я стою на обрыве, одно дуновение ветра – и я упаду.

Давным-давно никто не смотрел на меня так, как этот незнакомец, зашедший в кафе со своей девушкой.

– Бред! – звонкий голос вывел меня из транса. – Вы утверждаете, что я не могу выйти отсюда?!

– Можете, – спокойно кивал монстр. – Вас никто не держит. Вы можете выйти, только далеко вы не уйдёте.

Парень наклонился и что-то жарко зашептал в ухо девушки. Некоторое время та слушала, затем откинула голову и что-то ответила ему, до меня долетело имя – Максим. Она кивнула, отодвинула чашку и пошла к выходу. Тем временем ее спутник достал несколько купюр, бросил их на барную стойку.

– Сдачи не надо.

Дон-дон-дон. Над дверью мелодично попел колокольчик. Девушка решительно ступила на залитую солнцем мостовую.

Монстр-саксофонист замолчал. Тишина длилась всего несколько секунд.

От ее визга у меня заложило уши.

Девушка вспыхнула точно факел и сгорела за считанные секунды, но ее крик все еще бился в помещении, путался в пышных драпировках, тонул в бесконечности залов, отражался в зеркалах над барной стойкой.

Я опустила взгляд в кружку, боясь взглянуть на парня. Страшно представить, что он чувствует сейчас.

Боже! Как жестоко.

За окном небо меняло свой оттенок с грязно-серого на нежно-розовый. Ночь уступала место утру. Показалась поливальная машина. Совсем скоро по этой улице побегут на работу люди.

– Это правда? – Максим стоял перед моим столиком.

Я вздрогнула, отвела взгляд от стекла. В потемневших глазах молодого человека невыразимая боль граничила с непониманием.

Некоторое время он молча стоял, смотря на меня. Накатила слабость. В горле застрял комок, а сердце сжалось от нежности.

Когда пауза вконец затянулась, Максим произнёс:

– Вы тут кажетесь самой нормальной, так это правда?

– Смотря что считать правдой, – отозвалась я и кивнула официанту.

Монстр заменил чашки. Чай мне уже расхотелось.

Для этой ситуации подошло бы что покрепче: я украдкой понюхала содержимое – кофе с коньяком.

Идеально.

Не дождавшись приглашения, парень сел.

У него были до боли знакомые глаза – синие с фиолетовыми прожилками. К зрачку цвет становился более насыщенным.

Я зажмурилась.

– Что это за место?

– Мне жаль, – тихо отозвалась я, приглаживая волосы дрожащими руками.

– Что? – переспросил Максим, хмурясь.

– Мне жаль вашу девушку, – еще тише произнесла я.

– Это моя сестра. Была. – Слова давались ему с трудом. – Так что это за место?

Я пожала плечами:

– Кафе.

– Просто кафе?

– Просто, – кивнула я. – Как на вокзале. Или в аэропорту. Приятное приложение к залу ожидания.

– И я не могу отсюда уйти? – Максим сглотнул.

В шоке, поняла я. Не верит в реальность происходящего.

Я была такой же.

– Смотря куда вы хотите уйти. Отсюда два пути, но в любом случае от вас требуется только одно – умереть.

Он вздрогнул, словно я ударила его по лицу.

– Что это за место?! – закричал он.

Монстр у барной стойки вопросительно посмотрел на меня.

«Нет, помощь не нужна», – ответила я на его взгляд.

– Ну-у… – я укуталась в палантин. – Здесь прохладно, довольно темно и подают неплохой кофе.

За окном вечерело, на мостовую падали крупные пушистые снежинки. Парень отшатнулся от окна, не удержал равновесие и упал вместе со стулом.

Очередная смена панорамы.

Раньше он не обращал на вид за окном внимания (дождь, солнечный день, рассвет), но теперь… Да. Поначалу это шокирует.

– Вы должны были умереть, – сказала я, наблюдая, как Максим поднимается. – Автомобильная авария, сосулька на голову, обрыв лифтового троса, да мало ли чего еще. В тот день вы были приговорены.

– В тот день? – спросил он, подчеркнув голосом слово «тот». Вновь сел напротив.

– Да. Здесь же вы могли бы жить сколь угодно долго – это место не дало бы вам уйти.

– Уйти или умереть?

– Это одно и то же.

Я замолчала, сидела и комкала бумажку с предсказанием. Абсолютно чистая, она говорила больше, чем любые слова.

Сердце сжалось. Я не хотела об этом думать, столько времени я не позволяла себе вспоминать. Но образы уже разворачивались перед внутренним взором. И не оставалось ничего другого, кроме как беспомощно смотреть картинки, складывающиеся в события произошедшего. Я вспоминала день, когда впервые осознала, что у меня нет будущего.

Было ветрено, низкое небо висело над городом свинцовой гирей. Сухие листья водили хороводы под ногами, взлетали и опускались, повторяя па им одним известного танца. Обрывки тумана путались вокруг светящих себе под нос фонарей.

Боль в голове пульсировала и лопалась, а потом начинала биться о черепную коробку с новой силой, точно птица в клетке. Огромная, хищная птица, готовая разорвать мою плоть в клочья.

Тело болело, ныла левая лодыжка – её зажало между дверью и передним сидением. Мне понадобилось целых десять минут, чтобы выбраться из разбитой машины.

Бесконечно долгие десять минут.

Запах бензина дурманил, пару раз, всего на несколько секунд, я теряла создание. Вырвавшись из железного плена, я отползла от искореженного автомобиля, и только тогда увидела Сашку. Он так и остался на месте водителя, залитое кровью лицо было повернуто в мою сторону. Открытые глаза смотрели прямо на меня. Синие с фиолетовыми прожилками.

Смотрели. И – не видели.

Происшедшее не укладывалось в моей голове. Всего два часа назад мы выехали с родительской дачи, я спала на заднем сидении, как же так получилось, что теперь я лежу на холодном асфальте и давлюсь слезами?

Ведь еще каких-то три часа назад мы дурачились, кидали друг в друга яркой осенней листвой. Сашка становился на одно колено, нарекал меня принцессой осени и предлагал руку и сердце. Я, смеясь, соглашалась и он, мгновенно меняя выражения лица, двумя пальцами крестил воздух, произнося «Да будет так. Навсегда. Аминь».

Как же так может быть?!

Еле дыша, я вернулась к машине. Провела пальцами по Сашкиному лицу, прикоснулась к губам. То, что я чувствовала в этот миг, не было горем, это была безграничная нежность и любовь. Любовь такая сильная, что навсегда привязала меня к Сашке. Притянула к его миру.

К миру мертвых.

Около машины начал собираться народ, вдалеке слышались милицейские сирены…

Шатаясь, я поднялась и пошла прочь. Мне казалось, чем дальше я уйду, тем нереальнее станет этот сон. Всего лишь сон, в котором мой Сашка умирает.

«В девятнадцать лет жизнь должна начинаться, а не заканчиваться», – я твердила себе, бродя по пустынным улицам. Редкие прохожие шарахались. Я прятала исцарапанные об острый металл руки в карманы, отстраненно думая о всяких пустяках…

Я пришла в себя на пирсе. Волны с шумом разбивались о деревянные сваи, чайки неистово кричали. Их крик, острым ножом бивший по моим нервам, отрезвил. Холодный ветер трепал волосы, распутывал мысли. Я вдыхала соленый воздух и не могла заплакать.

Упругий комок, вставший поперек горла, никак не хотел рассасываться. Я сжала перила так, что побелели костяшки пальцев.

Волны внизу бились размеренно, равномерно, спокойно.

Умиротворяюще.

Я подтянулась, намереваясь перекинуть ногу через заграждение.

– Вытяни! – девочка в сером пушистом свитере смотрела на меня снизу вверх.

– Что? – хрипло спросила я, спускаясь на доски пирса.

Секунду назад я была уверена, что здесь никого нет.

Светловолосая девочка протянула маленький прозрачный лототрон.

Я мотнула головой. Не до розыгрышей.

– Вытяни! – настойчиво повторила малышка и легко толкнула барабаном в бок.

Хрусткая бумажка легко развернулась в моих пальцах. Пустая.

– Не выиграла, – глухо произнесла я.

Девочка вздохнула, надула губки и протянула мне светлый прямоугольник.

– Я не выиграла, – повторила я.

– Да, – серьезно, по-взрослому, отозвалась девчушка и вложила прямоугольник мне в ладонь.

«Кафе «На перекрестке» значилось на матовой поверхности визитки. И адрес – недалеко отсюда.

Холодные капли сорвались с неба и упали на щеку. Я вдруг почувствовала, как невероятно замерзла. Ссадины и ушибы ныли, виски пульсировали.