Читать книгу: «HYPERкоролева», страница 6

Прозиум

Я вернулась домой, но это не принесло облегчения: стартовал месяц месячных. Я испытываю тянущее ощущение в нижней части живота. Болит поясница. Меня мучают мигрени и ноющая головная боль. Я чувствую себя слабой и вялой. И так целый месяц, причем летом. От этого мне так обидно, что я постоянно плачу и злюсь. Меня все бесит. Я плачу по любому поводу – увидев котенка на улице, увидев новые фото Ани из отпуска, увидев фото Нюты где-то в парке. Аня и Нюта счастливы со своими лешами. Лещами. Мрази наслаждаются жизнью, а я одинокая и несчастная, должна ходить на работу. От этого я опять плачу. Тысячи непрочитанных сообщений в социальных сетях. Тысячи лойсов моим фото. Мне пишет в мессенджере чувак из музея, которого я начисто вычеркнула из своей памяти еще в летнем кафе. Прочитав, я игнорирую его сообщение.

Информация о сидящих в СИЗО активистках «Женского государства» попадает в Интернет. Нюта пишет статью в их защиту и снимает видео. Я все рассказала Нюте – и такой удар в псину! Мы поссорились и не разговариваем. Аня полностью погрузилась в своего лешу – непрерывная цепь ссор и примирений, измены леши гипотетические и реальные, о которых она рассказывает мне в утомительных подробностях, вызывают у меня зависть и дико раздражают. Мне на телефон приходят две жуткие смски: «МЫ ЗНАЕМ» и «МЫ БУДЕМ», а сегодня кто-то звонит, тяжело дыша в трубку, не говоря ни слова – в общем, это меня добило. Я совсем теряю сон.

Душным летним вечером в супермаркете я окутана волнами кондиционированной прохлады. Я набираю в сумочку банку джема «Бабушкин Слёрм» с изображением коричневой Королевы Слёрма на этикетке, псевдостейк, искусственную спаржу со вкусом земляники и сырный продукт – никогда никому не признаюсь, что частенько покупаю эту дрянь. Я устала экономить и каждый визит в супермаркет становится пыткой. Деньги списываются автоматом при проходе через турникет – кассиров нет, зато целая рота охранников. Под прицелами пристальных взглядов трех молодых и одного пожилого охранника я выхожу из супермаркета.

На улице меня останавливает гвардеец.

– Девушка, прапорщик такой-то. Остановитесь, пожалуйста. Вашу биокарту. Паспорт сопредельных стран.

– Кто-о-о, я-а-а-а-а!? – охуеваю я.

– Не-не, не вы. Я ей. Вы идите.

Оказывается, он обращался к таджичке, которая шла чуть за мной и сбоку, не попадая в мое поле зрения. Та молча начинает рыться в сумочке.

– Паспорт сопре… – голос прапорщика растворяется в уличном шуме.

Я прохожу по автостоянке в «Мак» мимо двух молодых росгвардейцев.

– Здесь все выглядит спокойно, – говорит один из них.

– Слышь, Баклан. Давай ее арестуем, – доносится до меня.

– Да, она подозрительно выглядит, – успеваю я услышать, открывая прозрачную дверь.

Я заказываю «Шримп Ролл» и молочный коктейль «Дольче Малина» и сажусь на свободное место.

– Извините, мэм! – обращается ко мне один из двух щуплых гвардейцев с парковки. – Это ваше? – он указывает на пластиковый стакан на полу под столом.

Они стоят рядом со мной.

– Не знаю, – говорю я, не смотря на придурков.

Мое лицо выражает все презрение мира.

– Ах, вы не знаете? – вмешивается второй, – Ну так вам лучше начать вспоминать!

Я молча жду, когда они уйдут, листая Instagram и потягивая коктейль.

– Эээ, – говорит рыжий с брекетами, – точно, мэм, поскольку этот стакан, эээ, не попал сюда сам по себе и сам по себе не исчезнет, так что лучше вам наклониться вперед, эээ. Ну, вы знаете, – придурки все также сутуло стоят рядом, козырьки их кепок топорщатся ниже уровня моей короны.

– Да! Точно, – поддакивает второй.

– Это вам платят за то чтобы вы убирались и снег лопатами в квадраты ровняли, – бросаю я, большим и указательным пальцем вытягивая креветку в панировке из коробочки.

– Мэм, мы здесь чтобы это место было безопасным, и нас сегодня уже попытались ограбить и меня чуть не убили, пока я защищал этот ресторан, – горячо говорит белобрысый. – Я не знаю, имеете ли вы к этому какое-либо отношение или нет, но, когда я вижу на полу мусор, для меня это означает что людям наплевать! – я впервые поворачиваю к ним свое лицо и это воодушевляет придурка: – А когда людям плевать, тогда преступники чувствуют себя безнаказанными! Разве о такой стране вы мечтаете, разве такая страна соответствует вашим и нашим ценностям! – почти орет он, уже пугая меня. – Нет! Это не та страна, чей флаг гордо реет над…

Просто два психа. Никого здесь нет, кто встал бы на мою защиту. Несколько обедающих в «Маке» охранников оборачиваются на тираду блондина.

– Хорошо, хорошо! – я раздраженно сдаюсь, – я подниму!

– И общество! – он резко обрывается, пока я ставлю корону на стол, наклоняюсь и вылавливаю закатившийся стаканчик.

– Вот так-то лучше, – примирительно говорит подросток. – Может, в следующий раз вы задумаетесь об этом.

Придурки наконец отходят, но недалеко. Их козырьки, сине-серый камуфляж и красные полоски тельняшек мелькают в цветах других посетителей «Мака».

Снова вызывают на групповое тестирование – на этот раз в кинотеатр. Мы встречаемся у входа в мультиплекс. Я холодно обнимаю Аню и прикасаюсь губами к воздуху у ее щеки. Киваю Нюте.

– Все еще не разговариваете? – спрашивает Аня.

Качаю головой.

К моему удивлению в вестибюле кинотеатра сотни девушек. Я не сразу понимаю, что все они участвуют в тестировании. Молодые и не очень, всех рас и национальностей, высокие и маленькие, блондинки и брюнетки, жирные и стройные, с коронами и без. Я замечаю скромно стоящую у стены медика-лесбиянку из «Росинноваций» и подхожу к ней.

– Тебя выпустили! – восклицаю я.

– Меня и не сажали! Я тебе в друзья добавилась и написала об этом, – радостно говорит она.

– Да прости… у меня там столько непрочитанных сообщений. Я просто не заметила, – говорю я. – Значит, ты и правда двойной агент. Знаешь, зачем тут столько девушек? – интересуюсь я.

– Мне самой ничего не говорят, – отвечает она, – знаю только, что все здесь сдавали кучу анализов в «Росинновациях». Все это не случайные девушки.

– А-а-а-а… – протягиваю я, не зная что еще сказать. – Это вот мои подруги, – я показываю рукой в сторону Ани с Нютой, беседующих у витрины с попкорном.

– Вот эта рыжая с короткой стрижкой и смуглая брюнетка?

– Нет, – говорю я. – Вон те. На меня похожи. Около попкорна стоят.

– Я там никого не вижу, – говорит она.

Я оглядываюсь. Ани и Нюты нет.

– Наверное, отошли куда-то, – говорю я.

Звенит звонок. Девушки заходят в кинозал. В толпе я теряю врача и снова встречаю подруг. Садимся на четвертый ряд. На правых подлокотниках кресел – металлические обручи на проводах, похожие на наушники. В левом подлокотнике у каждой – пластиковый стакан «Кока-Колы» с трубочкой через крышку.

– Все еще ссоритесь? – повторяет Аня, вынимая стакан и присасываясь к трубочке. – Да забейте.

– Забьем, – сухо говорю я.

– Зая! Ну прости. Но ты не права. Нельзя душить женское движение, только если ты столкнулась с каким-то эксцессом борьбы, – оправдывается Нюта.

– Меня чуть не убили, – говорю я. – Я твою позицию поняла: «это другое». Я не вижу смысла спорить, – не смотря на нее, говорю я

– Зая, ну прости. Однажды ты поймешь, – она касается моей руки и гладит по плечу.

Я вытягиваю губы, стараясь не сутулиться. На сцену выходит сиреневый здоровяк. Сегодня он в опять той странной безрукавке с металлическими вставками, что была на нем в день нашего знакомства в башне «Росинноваций».

– Дорогие друзья! Прошу минутку внимания, – его громовой голос, усиленный аудиосистемой кинотеатра, проносится по залу и гомон стихает. Я оглядываюсь. Зал почти полон.

– Справа от вас обручи – наденьте на голову, как обручи для волос. Следите за тем, чтобы провод от обруча не выходил из разъема кресла. Слева от вас стаканы с обычной «Кока-Колой». Сейчас наши ассистенты раздадут по таблетке. Наша новая разработка – обостряющий восприятие и подавляющий эмоции препарат «Прозиум». Запейте таблетку «Прозиума» «Колой», наденьте обручи и смотрите на экран.

Ассистенты проходят по рядам и раздают таблетки. Я запиваю крошечную розовую пилюлю «Прозиума» и чувствую, как возвращается мое привычное бесстрастное состояние, поколебленное в последние пару недель месяцем месячных. Мы с Аней и Нютой снимаем свои короны и надеваем обручи. Через несколько минут смешки и шепот в зале прекращаются. Какая-то заминка. Тестирование все не начинается. Несколько сотен женщин, среди которых многие знают друг друга, сидят рядом, почти касаясь друг друга плечами, видят друг друга, но ни говорят ни одного слова. До самого начала в зале стоит такая тишина, что, ни будь я сама в этой тишине, я никогда бы не поверила, что могут так молчать несколько сотен сидящих рядом с друг другом девушек.

Тестирование походит на то, что мы уже проходили втроем: нам снова показывают те же картинки мужиков в разных видах. Разве что прибавилось побольше мульти- и многонационалов. Потом показывают видеофрагменты, а после экран гаснет. Свет включается и на сцену выходят толпы статистов, красивых и не очень. В зале слышны редкие разговоры, но нет смеха. Все предельно серьезны и сосредоточены, будто решается их судьба. Ответов и мнений ни у кого не спрашивают. Видимо, все дело в обручах, надетых на наши головы. Ближе к вечеру, спустя несколько часов по возвращению домой, я чувствую, как месячное состояние вернулось и плачу над видео с очень эмоциональным котом, который кажется мне таким грустным, а потом всю ночь ворочаюсь и жалею себя.

Телешоу

– Вере из май факинг мани?! – вот что я думаю.

Мне так и не заплатили. Полтора месяца звонков и отписок – и ни одного ХЧ. Они заставляют меня ездить к ним в офис, подписывать бумаги, стоять в очередях, бесконечно пересчитывают сколько времени я провела в их лабораториях – и не платят. Я вне себя от ярости. С последнего теста прошло полтора месяца. Мы вроде как помирились с Нютой и она предлагает мне стать публичной персоной. Ее блог непопулярен – она лишь одна из десятков миллионов феминисток в стране. Нюта отчаянно старается раскрутить его, но получается пресно. Нюта слишком субмиссивна, ведома и недостаточно ультрарадикальна. Размышления по вопросам симуляций мужских оргазмов и харрасмента стали таким мейнстримом, что мы шутим: открой Аня курсы семейных ценностей и ебли мозгов – и то они стали бы успешнее чем лекции о привилегиях врожденных и приобретенных.

Кстати, мы с Нютой познакомились с аниным лешей. Это достаточно красивый и обеспеченный мужчина лет тридцати, похожий на чуть постаревшего Александра Петрова, и я ловлю себя на том, что строю ему глазки, что не ускользает от Ани, и я рискую потерять вторую подругу. У нее на лешу явно грандиозные планы. Как медведь сохраняет тушу оленя гнить под кучей валежника, чтобы отведать мягкого тухлого мяса, так и она маринует этого лешу, по запаху определяя, достиг ли он нужной кондиции, достаточно ли подразложился, подгнил, чтобы его окончательное переваривание прошло без трудностей. Главное не передержать, иначе концентрация трупного яда превысит допустимую норму. После окончательного протухания леши под горой хвороста, опавших листьев и иголок, Аня проявит беспокойство за сохранность добычи и утащит ее глубже в лес, подальше от взглядов других медведей. Нюту куда меньше меня интересует количество мяса, но перед сортом и она может дрогнуть.

Прошедшие совершенно спокойно полтора летних месяца притупили чувство опасности. Я уже отошла от жуткой истории с похищением, никто мне не звонил, дыша в трубку, поэтому я решаюсь нарушить контракт и записать интервью для бложика Нюты, в котором рассказываю всю историю, как меня кинули «Росинновации» и малиновый ученый. В итоге Нюта выпускает передачу, в которой нарезает и искажает мои слова так, будто я топлю за «Женское государство» и похитивших меня радикалок. Ее новое предательство меня даже не удивляет – с этого момента я бесстрастно игнорирую все ее звонки и сообщения. Реакция общества? Ее нет. Грозный контракт, которым они меня пугали, оказался пшиком, а сама корпорация – жалкой кучкой обманщиков. Я понятия не имею, куда пошли мои данные и зачем проходили исследования. Туплю за смартфоном на работе. Звонит телефон. Номер не известен. Жму на зеленую кнопочку.

– Меня зовут Дайана Кристенсен и я продюсер телеканала «Network». Мы ищем героиню последнего выпуска Youtube-канала «Современная женщина». Это вы?

– Да. А что? – спрашиваю я, внезапно встревожившись.

– Нам понравилась ваша история. Приглашаем вас на «Шоу Патти Винтерс». Тема очередного эфира – «Об этом не принято говорить: как найти идеальную пару».

– Ого! Шоу… Я…

– Если это правда.

– Да, правда. Только я не понимаю, как тема ко мне относится, – говорю я и быстро принимаю решение, посылая фиолетового и контракт куда подальше: – Я согласна. Если на студию привезете.

– Вам редакторы расскажут. Дорогу оплатим. Главное, чтобы у вас была позиция.

– Позиция у меня есть, – гордо говорю я. – Моя позиция…

– Замечательно. Редактор все расскажет на брифинге. До связи!

Хайпануть на «Шоу Патти Винтерс» и утереть нос Нюте с ее малоизвестным бложиком – я злорадно хихикаю, представляя ее лицо, когда она увидит меня в прямом эфире. На YouTube «Шоу Патти Винтерс» все еще собирает миллионы просмотров, несмотря на смещение с прайм-тайма кулинарной передачей «Вкус».

«Сапсан» за счет телеканала везет меня в Москву. Я совсем чуть-чуть волнуюсь. Я тщательно подобрала свой гардероб, сделала очень правильный макияж и моя корона сияет еще сильнее обычного, так что в целом я чувствую себя готовой к королевскому приему и известности. Мой пыл охлаждает скромненькая машинка, поданная к вокзалу и сама студия «Network»: облезлая, грязная, со стенами, крашенными в советское время, грудами ржавых софитов и замызганным туалетом с табачной вонью.

Меня встречает Дайана. После проходной со скучающим охранником мы идем по длинному коридору с отклеивающимся линолеумом и загаженными обоями мимо студии «Вкуса». Рядом с ней Дайану останавливает коллега. Все сотрудники шоу носят футболки и толстовки с портретом Патти в черном круге на красном фоне. Похожее на детектившу Джессику Флетчер из старого сериала «Она написала убийство», лицо Патти, с короткой стрижкой и хитрой ухмылкой, знакомо всем. Я с любопытством заглядываю в приоткрытую дверь «Вкуса». Внутри два усача, высокий и низкий, оживленно шинкуют ножами запредельно дефицитный после геноцида коров деликатес – говяжьи анусы.

– А теперь берем мелко нарубленные говяжьи анусы и аккуратно засыпаем на сковородку, – командует высокий усатый.

– Вот засыпаю… – отзывается усатый пониже, счищая анусы ножом на сковороду.

Коллега Дайаны оставляет нас и она увлекает меня дальше.

– Божественный аромат, – говорю я. – Настоящие готовят?

– Представьте себе, да. Поставка из Австралии, – отвечает Дайана.

– Дорого?

– Очень.

Мы приходим в столь же совковое помещение с электрочайником и ободранным диваном. На экране телевизора крутится свежий выпуск шоу про эскорт. За дверью сидят матерящиеся монтажеры. За стенкой снимается «Шоу Патти Винтерс». Как мне объясняет Дайана, снимается сразу 2-3 выпуска в день. Серия за стеной посвящена блату в кино.

– Он пихал свою жену во все свои фильмы! – доносится из-за стены вопль какой-то бабы.

Дайана уходит. Приходит другая продюсерша с бумагами.

– Я не продюсер, а юрист. Это ваше согласие на съемку и обязательство, что не будете с тем же самым выступать у конкурентов, – говорит она.

– Не собираюсь, – говорю я, ставя подпись.

Ко мне подсаживают пару смазливых, но карликовых парней, рыжего и брюнета. Дайана возвращается с еще одним продюсером.

– Брифинг для героев. Сначала обговорим с вами, – он кивает мне.

Я слушаю.

– Ваш выход в студию сразу после гинеколога Эйюс Дебент. Выходите по сигналу и занимайте свободное место на любом диване. Итак… – он листает блокнот.

За стеной взрыв аплодисментов.

– Начались съемки нашего эпизода. Выходите по нашему сигналу, – продолжает Дайана, – не стесняйтесь, говорите с гостями студии, но только когда камера смотрит на вас. Поймете по экрану в студии.

Я киваю:

– Ок, поняла.

– Да, как там у вас позиция? – спрашивает продюсер.

– У нее не только позиция. У нее своя история. Она уникум, герой. Она не эксперт, – вмешивается Дайана.

– Так. Где тогда персональная линия? – я слышу в вопросе продюсера напряг.

– Ты меня спрашиваешь? – повышает голос Дайана. – Будем сценарий менять? Времени не было. Совместили с рекламой «Росинноваций». Все вопросы туда, – говорит она, показывая пальцем в потолок.

– Ладно, – продюсер обводит всех в комнатке выпученными глазами, – Понятно. Итак, ваша позиция? – он смотрит на меня. – Расскажете, как вы страдаете? От столь странных, хм… – он лихорадочно перелистывает страницы блокнота и находит нужную, – …циклов.

– Я страдаю от того, что меня «Росинновации» кинули. Они таскали меня по лабораториям, не заплатили, чуть не убили. Меня похищали и чуть не сделали уродкой из-за них, – объясняю я.

– Ага, вот и конфликт! Вот это все и расскажите про них! – радостно говорит он. – Так. Напомни мне, откуда фемки в сценарии? – он смотрит на Дайану.

– Это они меня похитили, – говорю я.

– Они ей какой-то вирус хотели вколоть. Это те, которые сейчас под следствием. «Женское государство». Поэтому я и пригласила ребят из «Мужского государства», – Дайана кивает на смирно сидящих брюнета и рыжего.

– Все, понял. Извини, Дайаночка. Пазл сложился, – продюсер что-то чиркает в блокноте. – Ваша позиция? – он обращается к парням.

– Ваша задача – нападать на феминисток, – отвечает за них Дайана.

– Нас упрашивать не надо!

– Да-да-да. Травите феминисток.

– Мы расскажем. Наша позиция, – говорит более разговорочивый рыжий, – в том, что из-за них разрушена патриархальная семья. У женщин прав больше чем у мужчин. Обратная половая дискри…

– Ну вот и правильно. Об этом и скажете, – не дослушав его, говорит продюсер, – так, инцелы из «ЖГ», ой, то есть, «МГ» – чек, фемки – чек… – бормочет он про себя, лихорадочно делая пометки в блокноте.

– Феминистки будут? – я поеживаюсь. – А какие?

– Из этого… «Women horde of revolution»… Российский филиал…

– W.H.O.R., – завершаю я. – Я знаю.

– Да-да-да.

– А кто еще будет? – спрашивает рыжий.

– Селебрити. Депутат Госдумы Алексей Панин… Порноактриса Викалита… потом писатель какой-то.. ой, то есть журналист-расследователь. Не помню, как зовут. Потом, владелец телеграм-канала «Блядозор», – рассеяно перечисляет продюсер.

Дайана раздает гарнитуру:

– Можете не орать, – говорит она. – Вас и так хорошо будет слышно.

Я надеваю тонкий ободок микрофона на голову. Короне он не мешает.

– Вроде со всем разобрались, – завершает продюсер. – Ждите сигналов от редакторов и выходите в студию.

Заходит гример. Я сажусь за столик. Она мажет меня тоналкой, чуть проходя кисточкой по скулам.

– Я в принципе неплохо накрасилась, – говорю я.

– Надо ярче с учетом студийного света, – отвечает гример.

Дайана напутствует меня. Я почти не волнуюсь. За дверью комнаты экспертов в предбаннике студии – занавес, разбросанные на полу провода, на экране телика – участники шоу, которые сейчас в кадре.

– И после рекламной паузы в нашей студии уникальный гость – девушка без месячных!

Меня передергивает.

– Я не без, – начинаю быстро шептать Дайане. – У меня просто…

– Как обычная девушка оказалась в центре внимания могущественной корпорации? – громовой голос ведущей заглушает мой. – В чем цель загадочных исследований? Кто выводит суперсолдат на фармазаводах в промышленной зоне? Узнаем после рекламы! Оставайтесь с нами! – чеканит Патти. Камера показывает ее лицо крупным планом.

– Я… – опять пытаюсь я оправдаться.

– Выходите, – не слушая, шепчет Дайана, чуть подтолкнув меня в талию.

Занавес расходится и, грациозно покачивая бедрами, я выхожу под яркий свет софитов в отделанные розовым пластиком и ламинатом декорации студии. Ищу глазами свободное место на диванах – оно находится рядом с Паниным. С опаской подсаживаюсь к нему, заняв самый кончик дивана. Эксперты шоу бросают на меня взгляды. Депутат Алексей Панин сидит раскованно, широко расставив ноги. На меня он даже не смотрит. Его глаза рыскают по залу. Я смотрю в зал. Большинство зрителей в массовке студии – домохозяйки. На одном из диванчиков с удивлением замечаю спасавшую меня врача «Росинноваций». Она подмигивает мне.

– Теперь ахаем, – говорит Патти.

Зал синхронно ахает.

– Апплодируем, – зал апплодирует.

Я догадываюсь, что эти звуки специально записывают отдельно. На экране в зале включается моя проходка по студии. Показывают, как я прохожу через зал и деликатно подсаживаюсь к Панину. С досадой отмечаю, что немного сутулюсь.

– И мы возвращаемся в прямой эфир! – Патти направляет на меня внимание аудитории. – Она была нужна всем – и теперь не нужна никому! Итак, расскажите нам о том, в чем ваша уникальность и зачем вы «Росинновациям»! – Патти смотрит прямо на меня.

Мне на долю секунды кажется, что по ней пробегают помехи, как на экране телевизора.

– Эмм, – я облизываю губы. – Я… Эээ. Я сразу скажу… Что госкорпора… что внимание госкорпорации «Росинновации»… связано с моими особенностями, – умолкаю я, стесняясь.

– Смелее. Продолжайте, – подбадривает меня Патти.

– Так вот, да, я имею как бы несколько уникальный, эээ… менструальный цикл, – со вздохом, но чуть более уверенно, говорю я. – В моем случае эти дни происходят всего раз в год, но длятся целый месяц. Поэтому я… – артистично продолжаю я, уже вполне взяв себя в руки, и даже воодушевленная вниманием. – …поэтому я всегда думала, что это слово, «месячные», так и называется, что это лишь один месяц в году, а не несколько дней в каждом месяце.

Все шокированы. Я смотрю на экран: лицо домохозяйки крупным планом. Другая наклоняется к ней, что-то шепчет. Первая качает головой. Панин скалится.

– И я… – начинаю я, но меня перебивает автор гинекологического блога «Манбал» Эйюс Дебент:

– Постойте, девушка, как вы могли дожить до сознательного возраста и не знать этого? – спрашивает она.

– Это вопрос к нашим врачам, к нашей системе здравоохранения, – встревает порноактриса.

– Вот именно! Вопрос к нашим властям, к нашим депутатам! – поддерживает ее какой-то мужик в малиновом пиджаке.

– Попросим нашего депутата Госдумы Алексея Панина прокомментировать, – Патти Панину.

– Коллеги! – восклицает Панин. – Буду краток! Давайте не валить с больной головы на здоровую! Мы с вами понятия не имеем, где росла и как жила наша прекрасная героиня, – на этих словах я поправляю корону на голове, – Если кто-то из нас уйдет в лес и объявит бойкот врачам, медосмотрам, прививкам – это его святое кон-сти-ту-ци-он-но-е право!

– Ну… – пытаюсь сказать я, но меня перебивают.

– Святое право умереть без медпомощи, – едко замечает мужик в пиджаке.

– Наши медики святые люди! – не унимается Панин.

Я слушаю дискуссию, сложив ногу на ногу, сидя очень прямо и стараясь не мигать.

– Давайте не отклоняться от темы, – затыкает спорщиков Патти. – Итак, вы узнали, что вы особенная. Что было потом?

Камера снова смотрит на меня.

– Потом меня позвали в «Росинновации» на исследования, – рассказываю я.

– В чем заключались исследования?

– Мы…

– То есть вы были не одна?

– С подругами.

– Они такие же? – допытывается Патти.

– Нет, – говорю я. – Они обычные. Мы сдавали анализы и проводили тесты на… В общем, мужиков смотрели, – говорю я смущенно. – Как бы оценивали.

– Голых? – возникает Панин.

Все смеются. Я тоже.

– Нет… – хочу сказать я, но камера меняет положение и переходит на врачиху «Росинноваций», двойного агента. Мой микрофон перестает работать и продолжения фразы не слышно.

– Сегодня в нашей студии медик-эксперт! Она проводила тесты на уникальном анменструальном пациенте и других девушках в лабораториях «Росинноваций». Скажите, в чем была цель исследований? – дирижирует Патти.

– Нашей задачей было точно определить особенности восприятия у тестируемых.

– Восприятия чего?

– Внешности, – твердо говорит врач. – Из уникальных гормонов нашей героини выделен препарат «Прозиум». Ну вот как делали «Мезим» из ферментов коров, когда они были. Мы смогли передать ее качества по обостренному, очищенному от ложных когнитивных и культурных ассоциаций, восприятию внешности, более многочисленной группе испытуемых.

– Вот как, – говорит Патти, словно утратив нить разговора, и, готова поклясться, я опять видела мерцание помех на ее лице.

– Так я не поняла, – говорит Эйюс Дебент. – Из гормонов главной героини сделали лекарство?

– Это не лекарство, а обостряющий восприятие препарат. Точнее, уточняющий. Он блокирует эмоции. С помощью него мы собрали точную информацию у респонденток об их предпочтениях.

– И каковы предпочтения? – интересуется Панин.

– Ну, – пожимает плечами врач с фиолетовыми волосами. – Они разные. Тут нет какого-то единого стандарта. Главное, есть определенные рамки, в которых должен быть объект, чтобы вызвать симпатию.

– То есть вам было важно не только исследовать нашу героиню, но с ее помощью провести более широкое исследование? – спрашивает Патти, переставая подергиваться.

– Совершенно верно, – говорит врач.

– Простите, вы феминистка, – спрашивает Патти. Вопрос звучит как утверждение.

– Да, а что?

– А то, что ваши соратницы похитили нашу героиню. Она рассказала об этом нашим продюсерам, – говорит Патти.

Зал ахает.

– Я… – пытается сказать врач, но шум зала ее перекрывает.

– Тишина в студии! Дадим высказаться. Слушаем вас! – наводит порядок Патти.

– Я не отрицаю, что я состояла в «Женском государстве»… Но я оттуда ушла и в похищении не виновата. Напротив, я ей помогла.

– Это правда? – камера снова показывает меня.

– Не знаю, – говорю я. – Но она мне помогла. Это да. Меня похитили феминистки и чуть не…

– Как замешаны фемрадикалки в этой истории – смотрите после рекламы! – орет Патти.

В зале слышится шепот. Сидевшие прямо люди потягиваются. Мужчины смотрят на меня. Панин не пытается вступить в диалог. Патти стоит почти неподвижно и время от времени механически чешет нос.

– Экшн! – раздается голос из динамика где-то под потолком.

– Мы возвращаемся в прямой эфир! Итак, в первой части программы мы узнали о похищении нашей героини запрещенной ультрарадикальной группировкой «Женское государство». В нашем распоряжении – уникальные кадры суперсекретной базы террористок. Внимание на экран! – голос Патти Винтерс перекрывает всех в студии.

Запись с камер на арктической базе «ЖГ»: показывают чаны с розовым бурлящим FEV. Показывают спящую казарму и я вижу себя на одной из коек, стучащую зубами от страха. Группа спецназа вышибает дверь и вяжет всех. Короткая борьба с главной фемкой, ее искаженное, раскрасневшееся в драке лицо на миг попадает в кадр. Изображение останавливается и приближается к ее застывшему лицу и сжатым зубам до степени заметности отдельных пикселей. Пока я поеживаюсь от неприятных воспоминаний, из-за кулис приглашают феминисток из W.H.O.R. и инцелов из «Мужского государства». Они тихо рассаживаются на противоположных концах зала.

– Отмотайте назад. Стоп! – говорит Патти.

На экране опять видно меня.

– Сейчас мы видим нашу героиню в плену. Что с вами делали?

– Меня пытались чем-то накачать. Сделать сверхчеловеком или типа того. То есть я не с того начала – меня похитили на трассе…

– А что вы делали на трассе? – хихикая, спрашивает один из инцелов.

В зале смешки. Мужчины ухмыляются. Я мгновенно теряю самообладание и краснею, несмотря на загар.

– Оху… охренели чтоли такие намеки делать?! – я повышаю голос и испепеляю карлика взглядом. – Меня везли «Росинновации»! Фемки взорвали вездеход и привезли на их базу, где…

– Итак, хлопнул вездеход. Чем они угрожали на базе? – перебивает Патти.

– Превратить в одну из них с помощью FEV. Вируса женской эволюции. Насильно.

– Это правда? – Патти обращается к одной из активисток W.H.O.R., мощного телосложения бабище с зелеными волосами.

– Мы против насилия. Мы никого в свои ряды насильно не затаскиваем, – монотонно гудит та. – Это раскольницы из «Вумен Стейт» извратили нашу борьбу, наш мирный протест, украли у нас разработку FEV…

– То есть вы признаете что создали вирус уродов? – говорит Дебент.

– Каких еще уродов? Наш вирус делает сильнее! Тело человека – его право. Никаких уродов не существует! Каждый прекрасен по-своему. И еще раз. Дай сказать, – бросает она дергающей ее за рукав подруге. – Еще раз: вирус добровольный. Все добровольно, – внушительно говорит фемка. – Стать частью Единства могут все желающие. Мужчины тоже. Мы принципиально никого не отвергаем. Мы учим, что привилегии…

– Куда смотрят правоохранители? – перебивает мужик в малиновом пиджаке. – Мы только что узнали о преступлении, – вторит ему Панин.

– В нашем матриархальном государстве это кого-то удивляет? – подает голос один из инцелов.

– Дадим слово «Мен Стейту», – переводит камеру Патти.

– У нас феминистки похищают людей среди бела дня! И ничего за это не будет! Посадят условно! Если бы ее, – он тыкает в мою сторону рукой. – Похитили мы, нам бы дали реальные срока!

– Все судьи – бабы! – вторит ему второй. – Алиментный беспредел!

– То есть патриархат патриархатом, а алименты платить – это не про вас?! – вскипает толстая фемка.

– Это от вашего эгоизма у нас в стране снизилась рождаемость до 0,1 ребенка! – орет первый инцел. – Надо вернуться к идеалам СССР! Всеобщее равенство! Продукты по карточкам, пенсии по карточкам, секс по карточкам!

– Нельзя вернуться в СССР. Там не было ничего, кроме галош, – назидательно говорит Панин.

– Только единое массовое движение за права мужчин может добиться реального равноправия. Вместе мы непобедимы, – подуспокоившись, говорит первый инцел.

– Не смешите меня, – басит здоровенная фемка из W.H.O.R., – все ваше единство держится до первой призрачной надежды на бабу. Можно за секунду получить любую тайну вашей банды, стоит поманить пальцем.

– Врети! Я никогда не изменю организации! Уж точно не с жирной свиньей из W.H.O.R., – выкрикивает второй инцел, тут же испугавшись своих слов и, почему-то, косясь на меня.

Фемка насупленно смотрит на него. Камера фиксирует ее тяжелое лицо. Она молча встает, подходит к диванчику инцелов и отвешивает оппоненту пощечину. Рыжий инцел перелетает через спинку дивана, его очки улетают в зал к массовке. Домохозяйки ахают. Охрана бросается к фемке и с некоторым усилием сажает ее обратно на диван. Покрасневший белобрысый инцел рефлекторно поправляет измятую одежду. Упавший показывается из-за спинки дивана. Во время рекламной паузы побитый уползает под ноги массовки и находит залетевшие туда очки.

Анонсируется очередной гость. Честно говоря, это бесконечное шоу меня уже порядком подзаебало. Перекладываю ногу на ногу.