Читать книгу: «На грани», страница 5

Не то чтобы я не был патриотом своего государства, просто эти земли ассоциировались не с самыми приятными моментами моей жизни и, быть может, именно поэтому я испытал подобного рода чувства ко всем американским городам, которые мы проехали. Однако, чем больше близился финиш нашего путешествия и мы осознавали это, тем сильнее становилась наша любовь ко всему, что встречалось нам на пути. И если Пит мог ещё продолжить своё путешествие по миру, то я был вынужден вернуться к своей привычной жизни и скучнейшим будням. Поэтому я стал цепляться за любую возможность, за любой шанс побыть в дороге как можно дольше и начал бороться со своим чувством по отношению к американским городам.

После Портленда было ещё несколько менее значительных городов и затем мы добрались до штата Калифорния, в котором на побережье Тихого океана неплохо расположился город Сан-Франциско, куда мы и направлялись с самого утра. В тот день солнце было ярче, а небо голубее. Было в этом калифорнийском городе нечто такое, что моментально разрушало мою «любовь» к американским землям. Здесь мне понравилось всё: от трамвайчиков, наполненных людьми, до по-своему прекрасных автомобильных свалок, на которых нам довелось побывать. Повсюду нас окружали люди из поколения хиппи и простые рабочие. На улицах почти не было машин, чего нельзя было сказать о других больших городах. Даже местные люди со своим особым юмором понравились мне. Несколько людей, увидев, что в кафе рядом с ними находятся явно не жители Сан-Франциско, сказали:

– Эй, кого я вижу! Не иначе, как пара туристов пожаловала в наш скромный городок. Вы откуда, ребята?

– Аризона, – ответил я.

– Колорадо, – добавил Пит.

– А знаете ли вы, Аризона и Колорадо, что в нашем городе нельзя выходить из машины? Могут расценить как попытку бегства и подстрелить. Теоретически.

– Неужели? – с недоверием спросил кто-то, сидевший рядом с нашим собеседником.

– Замолчи, Кирк, – ответил тот, – не видишь, что я пытаюсь разыграть приезжих?

– Иди к чёрту, Майкл. Нечего пугать ребят, они ещё не привыкли к нашему юмору, – ответил Кирк нашему собеседнику, а затем, повернувшись к нам, спросил: – Не хотите ли присоединиться к нам? Лично я буду рад новым знакомым.

Мы присоединились к их скромной компании и довольно неплохо провели время до самой поздней ночи. Поведав историю своих приключений, ни я, ни уж тем более мой друг, не могли насытиться созерцанием отвисших челюстей наших новых друзей. Майкл и Кирк были простыми работягами, чья жизнь наполнялась красками лишь длинными вечерами пятниц. Поэтому не удивительно, что наш рассказ вызвал в них чувство гораздо большее, нежели просто восторг.

Они не могли похвастаться какими-то особыми историями, кроме как случаев в пабах, где они играли кантри каждую пятницу. Майкл и Кирк были теми людьми, чья жизнь, чье представление о мире ограничивалось лишь несколькими десятками квадратных километров – площадью их родного Сан-Франциско. И продолжалось это для них вот уже двадцать с лишним лет – до того дня, как мы заявились в город и встретились с ними в небольшом кафе на углу двух улиц.

Тот вечер мы провели на славу. Я потерялся в днях и в числах, поэтому забыл, что как раз была пятница – день еженедельного триумфа для наших друзей. Каждый вечер пятницы их так называемая «группа» выступала в наибольшем пабе города и, кажется, пользовалась необыкновенной популярностью. Спланировала ли так судьба или это была чистая случайность я не знал, но тем вечером играл вместе с Майклом и Кирком, заменяя на сцене их друга, слёгшего за день до этого с пневмонией. А когда наш концерт закончился поздней ночью, наши друзья согласились приютить нас на одну ночь. Роскошными эти условия, конечно, назвать было очень и очень трудно, но всё же это было лучше, чем ночлег в машине и гораздо лучше, чем условия многих гостиниц, в которых нам приходилось бывать. Одним словом, это была простая квартира, в которой явно не хватало руки девушки.

Следующим утром наши великодушные друзья провели для нас экскурсию по родному им городу. Не знаю, все ли достопримечательности мы успели обойти, но по городу бродили довольно долго. Моё тело, так и не привыкшее к долгим передвижениям пешком, постепенно тяжелело, а уровень усталости моих ног возрастал. Тогда меня мучил единственный вопрос: сколько ещё мы будем ходить?

Подобно всем людям, которые тяжело работают и не имеют времени для эмоций и жизни, Майкл курил. Затрудняюсь ответить, каково было остальным, но когда к моим смешанным чувствам добавился ещё и дым дешёвых сигарет, моё терпение лопнуло.

– Вы как хотите, а я пошёл обратно, – сказал я уже развернувшись и твёрдо намереваясь уйти.

– Да ладно тебе, здесь лишь несколько минут идти осталось, – сказал Майкл, намереваясь остановить меня, но моё намерение было слишком серьезным. Лишь Пит, который шёл позади всех, сказал мне:

– Постой, ну и куда же ты пойдешь? Вряд ли ты вернешься назад. Это не значит, что я в тебя не верю, просто если я запутался в улицах, то что уже говорить о тебе?

Всё как всегда. И где же та свобода, о которой так старался рассказать моим родителям этот человек? За пятьдесят дней нашего путешествия мне ни разу не удалось почувствовать эту самую «свободу». Особенно сейчас, когда асфальт раздражал мои ноги, а тяжелый табачный дым – мои дыхательные пути. Даже теперь мои инициативы… всё ещё не воспринимались всерьёз.

Внутри меня началась борьба между внешним спокойствием и неким чувством, подобным возмущению. Да, я осознавал, что до счастья мне оставалось совсем чуть-чуть, но если бы существовал экзамен по контролю эмоций, то я с треском провалил бы его. Мой разум вновь перестал совладать со мной. В ответ на удивление всех из меня вырвалась фраза:

– Я – не ты, я тот, кто я есть. Поэтому мне решать, что я буду делать дальше. Если я собираюсь идти, значит, я так и сделаю.

Я ушёл в том направлении, откуда, мне казалось, мы пришли. Двигаясь довольно быстро, я всё же услышал, как Пит сказал нашим новым друзьям, чтобы они нас подождали. Его шаги звучали медленно и поспешно одновременно, будто он хотел догнать меня и поговорить, но в то же время он вёл себя подобно охотнику, который не хочет спугнуть свою жертву. Внезапно я почувствовал, как кто-то взял меня за локоть и повёл за угол дома. Оказавшись в проулке, мы так и глядели друг на друга, пока Пит, не выдержав, не спросил:

– Ну и какого чёрта здесь происходит?

– Я хочу уехать из Сан-Франциско. Прямо сейчас.

– Зачем? Мы же ещё не видели город.

– Да, но… с таким успехом моему терпению скоро придёт конец. И, несомненно, мне нравятся эти люди, в некоторой мере, но я слишком устал. Тебе не кажется, что мы уже довольно долго идём? Как по мне, так мои ноги, да и я сам, жутко устали.

– Ладно. Но ведь мы не прошли и половины пути.

– Половины пути? – машинально и очень удивлённо спросил я.

– Да, половины. Но раз уж ты так хочешь вернуться, то давай вернёмся.

Неужели? Кто бы это ни был, заберите этого человека обратно и верните настоящего Пита. Что-то словно переменилось, ведь я с трудом вспомню хотя бы один раз, когда он шёл мне на уступки.

Ошеломлённые или слегка озлобленные и опечаленные парни, когда мы сказали им об этом, спросили:

– И вы вот так сразу бросите всё и уедете?

– Том хочет уехать. Я уважаю его решение, – ответил мой путеводитель и друг до сегодняшнего дня.

– Так вас провести обратно? – спросил Майкл, пытаясь смириться либо же осознать происходящее.

– Спасибо, не нужно. Мы сами найдём обратную дорогу, – поспешно ответил я.

Хоть и с трудом, но всё же мы вернулись к тому месту, где оставили автомобиль. Время было довольно-таки раннее, поэтому наш скромный экипаж ещё некоторое время осмотрел город. Мне стало заметно лучше после недавнего истощения, да и осматривать все краски из автомобиля было гораздо удобнее.

Вскоре мы уже летели по дороге на пути в Денвер. Мне всё ещё остаётся непонятным, зачем мы пожаловали в этот город. Была ли это моя очередная экскурсия или же Пит привёз меня туда лишь из-за собственных потребностей? Дорогой мы миновали несколько прелестных городов, названия которых, увы, я не запомнил. Безумец за рулём вновь захотел преодолеть порядка тысячи трёхсот миль без долговременных остановок. Конечно, я удивился, но после нашего путешествия из Далласа в Майами я не удивлялся таким длительным переездам. Скорее в моей голове мелькнула мысль: «Что? Неужели вновь?». При нашей так называемой «средней» скорости шестьдесят миль в час это должны были быть минимум восемнадцать часов в дороге, при условии, что мы не будем останавливаться надолго. В итоге, раньше ночи мы точно не остановимся для сна.

Как и всегда, без сна я продержался только до вечера. Дорога, признаться, неимоверно утомила меня. Но в этот день спать мне было не суждено.

Глубокой ночью, когда непроглядная темнота окружила нас, кто-то довольно упрямо толкал меня в бок.

– Что на этот раз? – ещё не открыв глаза, но догадываясь, кто является нарушителем моего покоя, спросил я.

– Садись за руль. Твоя очередь. Где-то здесь лежала карта. На дороге есть указатели. Надеюсь, не заблудишься в трёх соснах.

Затем он поспешно поменялся со мной местами и беззаботно, словно дитя, уснул. И вот я вновь находился за рулём этой машины, чье название с каждым днём всё больше приближалось к колымаге, вытащенной из свалки. Не удивительно, что она не прослужила нам долго, ведь ещё до этого Пит ездил на ней, задолго до нашей встречи. Да и вообще, любая техника требует ухода, а мы со своими замашками на двадцатичасовые переезды и вовсе не уделяли внимания автомобилю. Странно, как ещё мы не забывали заправлять его. Одним словом, мы были вовлечены в это путешествие, возможно, чрезмерно, о чём я сейчас откровенно жалел. Каждым атомом своего тела я молился, чтобы мы не заглохли посреди дороги. Я никогда не верил в Бога, но всё же знал о существовании некоторой силы, которая, я надеялся, поможет мне. Во всяком случае, мне не хотелось застрять в темноте ночи посреди безлюдной местности. Да и где мы вообще находились?

Ладно, так уж и быть, поеду прямо. При свете одного из уличных фонарей, вскоре повстречавшихся мне, на циферблате наручных часов я разглядел время. Было около двух часов ночи. То есть, ехать мне нужно было ещё примерно четыре часа. Не так уж и много, учитывая длительность всей поездки.

Через некоторое время мы оказались в Шайенне, штат Вайоминг. Расстояние между нами и штатом Колорадо, а вместе с тем и Денвером, стремительно уменьшалось. Постепенно непроглядно-чёрный туман ночи рассеялся и где-то далеко на горизонте загорелась ранняя заря. За окном начало светать.

Деревья на обочине, ещё недавно находившиеся в тени, необычайно ярко зазеленели под лучами утреннего солнца. Просыпались птицы и дарили миру свою песню, которая едва ли доносилась до меня из-за закрытых окон и шума мотора. Кажется, это был первый рассвет, который я встретил в одиночестве. Внезапно я почувствовал себя невероятно радостным. Да, я находился за тысячу и сотни миль от родительского дома, но то, что я познал в дороге, стало бесценным опытом. И пока мои сверстники попусту тратили драгоценное время, я нежился в лучах солнца, терял Луну, считая звёзды, встречал разных и, порой, странных людей, чувствовал боль и горе, которые заставляли меня ценить здоровье и счастье, и которые показали мне, во что превращается жизнь, когда теряешь внутреннюю гармонию. Я начал жить. А, возможно, я уже жил до этого, но не замечал счастья, которое окружает меня?

Давно я уже не говорил с кем-то о своём душевном состоянии. Даже с собой. Будто в мире существовала лишь моя оболочка, а душа тем временем погрузилась в глубокий сон. Сейчас же всё стало на свои места. И это необычайное свойство утра я замечал много раз. Это мистическое и по-своему целебное время помогло мне восстановить внутреннюю гармонию. Мне хотелось спать, но, опьянённый прекрасным утром, я лишь думал и глядел на дорогу. Я погрузился в состояние, когда весь мир теряет значение. Внезапно всё вокруг словно исчезло. Остался лишь я и момент великолепного времени. Ни прошлое, ни уж тем более будущее, совершенно меня не беспокоили. Неужели счастье наконец-то нашло меня? Или же это я постиг счастье?

Спустя несколько часов, показавшихся мне вечностью, мы оказались в Денвере. Я уж было подумал, что время остановилось. Но ничего такого не произошло, и как только работа двигателя была прекращена, я присоединился к своему другу и так же беззаботно уснул, расположившись на переднем сидении.

XI

Часа эдак через два я проснулся. Сначала я с трудом вспомнил, где мы находились, но отголоски этой ночи были настолько серьезны, что я поймал себя в состоянии, когда не знал ни кем являюсь, ни как попал сюда и что со мной произошло. Когда же память частично вернулась ко мне, то я обнаружил, что товарищ на заднем сидении всё ещё спит. С каких это пор я просыпаюсь раньше него?

Тем временем вокруг красовалась природа, а где-то вдалеке виднелись романтические Скалистые горы. За всем этим невозможно наблюдать из горячего салона автомобиля, поэтому мне пришлось выйти наружу. Впрочем, как и несколько городов до этого, Денвер ничем особым не отличался. Вокруг нас находились несколько небольших домов, а мимо них то и дело проезжали фургоны, водители которых постоянно оглядывались на нас с невысказанным вопросом о том, что мы здесь забыли. А ведь и правда, зачем мы здесь?

Вскоре Пит присоединился ко мне и какое-то время мы так и стояли, созерцая пейзаж вокруг. Позже, когда продолжать молчание не имело более смысла, он сказал мне:

– Зачем ты здесь стоишь?

– Наверное затем же, зачем и ты. И, видимо, по той же самой причине. А ещё я пытаюсь понять, для чего мы здесь и как так получилось, что ты проснулся позже меня.

– У меня сегодня ответственный день, поэтому мне необходимо было выспаться.

– И что же может быть настолько важным?

– Терпение, друг мой, терпение. Скоро сам всё увидишь. Сейчас лучше идём, позавтракаем по-денверски.

За все дни нашего путешествия Пит довольно редко посвящал меня в свои планы. Этот раз не стал исключением. Мы зашли в небольшой ресторан, с которого открывался потрясающий вид на реку Саут-Платт. Когда здешняя официантка по-дружески поздоровалась с Питом, а он ответил ей более чем взаимностью, меня это слегка удивило. И лишь когда мы сели за столик у окна, а наш завтрак был подан, я наконец не только понял, что происходит, но и осознал возможную причину, по которой мы были здесь. Мне вспомнился самый первый день путешествия и горячая летняя ночь в Эрмосильо, когда во время задушевной беседы в мексиканском номере Пит сказал мне, что вырос и долгое время жил в Денвере. Так, быть может, это было его возвращение домой?

После недолгого, или, если быть точнее, короткого завтрака, мы сели в машину и поехали вглубь города. Где-то далеко, видимо, на самой окраине Денвера, мы покинули средство передвижения и пошли пешком. Впервые за всё наше путешествие я был удивлён поведением Пита. Человек настроения и характера, каким я всегда его видел, к моему удивлению, вёл себя подобно параноику, убеждённому, что за ним следят. Он постоянно смотрел по сторонам, оглядывался и шёл ссутулившись, хотя почти всегда держал осанку идеально ровной. Возможно, ему есть, что скрывать?

Перед одним из домов, внешний вид которого не самым лучшим образом отличался от других на этой улице, мы остановились.

– Что это за дом? – спросило моё назойливое любопытство.

– Это…, – начал было Пит, но тут же замолчал. Затем, глубоко вдохнув и выдохнув, он сказал: – Когда-то это был мой дом. Только мой и моей семьи.

– Твоей семьи?

– Моих родителей и моего брата.

– У тебя есть брат? Кажется, ты не упоминал об этом…

– Потому, что тебя это не касается. Тебе достаточно знать того, что ты уже знаешь обо мне. Ладно, идём назад.

– И ты вот так уйдёшь, не войдя внутрь?

– Нет. Я не могу войти внутрь. Впрочем, как и четыре года до этого. Это я во всём виноват.

– Что? Я не совсем понимаю. В чём ты виноват? Что произошло четыре года назад?

– Остановись, Том. Для меня это слишком болезненные воспоминания. Я не могу и не хочу быть вновь в том состоянии, из которого я с таким трудом выбрался.

– Хорошо, тогда давай войдём вместе. У тебя есть ключ?

– Нет, дверь не заперта, но я прошу тебя не делать этого.

– А кто говорил мне не держать эмоции и чувства в себе? – спросил я и пошёл в дом.

Признаться, я ожидал увидеть лучшую картину. Тот факт, что вот уже четыре года Пит не входил сюда, давал о себе знать. Здесь было не столько грязно, сколько неприбранно: повсюду пыль, на потолках, антресолях и прочих предметах вверху находилась паутина, да и в целом картина будто говорила, что здесь произошла либо ссора, либо я не знаю…

Столы и несколько кресел были перевёрнуты, на полу лежали осколки стекла, видимо, из окна, которое было разбито. Там же на деревянных досках кое-где виднелись следы крови. До последнего момента я верил, что эта мрачная картина – лишь мой очередной кошмар, но я никак не просыпался.

– Зачем ты делаешь это со мной? – спросил вошедший за мной Пит ледяным и в то же время дрожащим голосом.

– Что именно? – с легким недоумением спросил я.

– Зачем ты вошёл сюда? Это место слишком… неприятное для меня. Мне очень и очень больно вспоминать тот день. Прошу тебя, не заставляй меня переживать всё это вновь.

– Я лишь помог тебе преодолеть твой страх. Или это больше, чем просто боязнь? Лучше расскажи мне. Уверен, что тебе станет легче.

– Всё случилось четыре года назад. Однажды вечером, в этот же день я вернулся домой после небольшого путешествия по Америке. Хотя, на самом деле, я лишь проведал родных в Шайенне. К моему удивлению, дом, всегда красочный и живой, превратился в мёртвое царство. Тогда я ещё не знал, что это сравнение наиболее удачно опишет произошедшие события. Двери здесь не было, видимо, её выбили. Внутри всё выглядело вот так, как это выглядит сейчас: окно разбито, мебель перевёрнута, на полу кровь… В тот же день я наведался в полицейский участок, как мне посоветовал некто из соседей. Я будто знал, что ничего хорошего это не предвещает. В полиции выяснилось, что своих родителей я больше никогда не увижу.

– Почему? Что произошло? – встревоженно задал я вопрос.

– Мой отец тяжело работал, поэтому иногда позволял себе очень сильно напиться. Случалось это крайне редко, но когда всё же случалось, то он становился неконтролируемым. Нам часто из-за этого приходилось терпеть его побои, но защищались мы так сильно, как только могли. За два дня до моего возвращения это случилось вновь. Тогда моему брату и матери надоело терпеть это и… по случайности пистолет в её руках выстрелил. Пуля попала в сердце, не оставляя ему шансов на выживание. Однако, я не могу сказать, чья это кровь – его или близких мне людей. Не захотев ждать и терпеть угрызений совести, в тот же день они пошли в полицию. Следующей ночью, не дождавшись суда, моя мать повесилась в камере.

– Что дальше?

– Мистер Бёрн, наш с Робом дядя, забрал нас под свою опеку. Жилось у него, конечно, довольно хорошо, но моя душа всё ещё была привязана к этому месту и к тем, кого я так скоропостижно потерял. К тому же, никто кроме родителей не поддерживал мои начинания, никто больше не прививал мне любовь к прекрасному. Более того, мистер Бёрн желал сравнять меня с серой массой людей вокруг, хотел утихомирить мою бунтарскую натуру. Так я впервые сбежал из дому, так познакомился с Патриком Рейнольдсом. Тогда я не знал, что больше не вернусь в тот дом, как и не знал, что постоянно буду возвращаться сюда, но так и не осмелюсь войти.

– Да уж, печальная история. Надеюсь, что тебе стало легче после этого признания.

– Нет, совершенно. Но кого это волнует? – ответил он и впервые за этот день улыбнулся.

– Неужели ты всё ещё боишься? К тому же, ты беспокоился за меня в Балтиморе. Пришло время отплатить той же монетой.

– Спасибо, конечно, Том, но я не стою этого. Я не стою твоих волнений и переживаний, я не хочу обременять тебя своими проблемами, ведь у тебя их и без меня хватает. Возможно, всё это зря? Что если всё то, что мы сделали – лишь пустая трата твоего времени? На самом деле, я очень счастлив, но моя нервная система настолько неустойчива, что при любом стрессе, любом сильном неприятном чувстве я вновь оказываюсь в депрессии. В своей душе я меланхолик, снаружи я самый уверенный человек в мире, а по своей натуре я самый настоящий безумец. Не бывает состояния счастья или уныния. Это лишь пики – после точки счастья сразу идёт спад эмоций, пик которого – уныние, депрессия, которая сразу же близится к состоянию счастья. Это как кривая, которая повторяется периодически на графике.

– Что за чушь ты несёшь? Весь страх – лишь иллюзия. Посмотри, чего ты достиг! Конечно, твои достижения нельзя выразить в материальном эквиваленте, но они выше этого. Ты познал гармонию настолько, что можешь быть счастлив. А ведь в наши времена это почти что уникальная возможность. Даже самые богатые люди мира изредка могут быть счастливы. Неужели ты никогда не задумывался, что не имея ничего у тебя одновременно есть всё?

– Конечно, задумывался. Но ведь это я! Лишь так я спасаюсь от постоянного стресса и напряжения, к тому же, это дает мне новый опыт. Так я познаю себя.

Мы могли бы спорить об этом довольно долго, но у меня не осталось ни аргументов, ни желания что-либо доказывать своему, и без того опечаленному товарищу. Решив уступить, я предложил уйти отсюда. Несомненно, ему удалось разжечь мой интерес к его прошлому, но раз уж он не хочет об этом говорить, то пусть не говорит – я давить не стану.

После той беседы что-то изменилось в Пите, но что это было довольно непросто понять. По непонятной мне причине, меня охватило волнение за своего напарника. Как бы с ним не случилось чего… Тот человек, который так упрямо убеждал меня в своей правоте и настаивал на том, чтобы я постиг счастье, куда-то исчез. Вместо него рядом со мной шла очередная жертва. И это лишь из-за дома, воспоминаний из прошлого? Или причина в другом?

Мне вспомнилась фраза, что этот день для него ответственный и вскоре я осознал, почему. Далее мы приехали в другой район Денвера, более шумный чем предыдущий. Вокруг нас находились большие и высокие дома. И это лишь для одной семьи?

Перед одним из таких и остановился наш автомобиль. Помимо того, что внешний вид этого строения был эстетически приятным, так ещё перед домом находился сад с небольшой зелёной лужайкой и всё это было ограждено высоким белым забором. На момент я понял, почему Пит навсегда сбежал отсюда, ведь, как я полагаю, это был дом того самого мистера Бёрна.

– На этот раз обойдёмся без лишних вопросов и пустой траты времени. Просто иди за мной и веди себя соответственно к ситуации.

Не успев сказать что-то более, мы уже вышли из старого автомобиля и направились ко входу. Дверь нам открыл почти седой мужчина, на чьем лице в больших количествах были видны морщины. Но сам он находился в отличной физической форме, что понятно было не столько по его телосложению, сколько по его спортивному костюму, в котором он предстал перед нами на пороге.

Сначала, увидев меня, он проявил недлительную ноту радости, отразившуюся на его лице, ведь потом он увидел моего спутника и от него вновь стал излучаться негатив, который, видимо, жил в нём и до моей с ним встречи. С явной неохотой говорить, он лишь спросил:

– Что на этот раз?

– Хочу забрать свои вещи и повидаться с братом.

– Брат в своей комнате. У тебя есть десять минут и время уже пошло.

Поспешно Пит оттолкнул стоящего на пороге мужчину. Всё же мои догадки были верны: передо мной стоял не кто иной, как мистер Бёрн. Возможно, только потому, что имел какую-либо связь с его наибольшим, как мне показалось, врагом, я в дом приглашён не был. Более того, так же грубо и строго, как и у Пита, он спросил:

– Ты ещё кто такой?

– Томас Бальдбридж, сер, – ответил я и протянул руку, ожидая, что он пожмёт её, а когда этого не случилось и я убрал руку, продолжил: – А вы, судя по всему, мистер Бёрн?

– Угадал. И зачем ты здесь тратишь моё время?

– Что вы, сер. Я не хочу тратить ваше время, я лишь ожидаю своего спутника, который лишь по ему одному известной причине привёз меня сюда.

После моего объяснения, входная дверь передо мной скоропостижно закрылась. Что мне оставалось делать? Не имея желания стоять под палящим солнцем целый десяток минут, ожидая Пита, я присел на одну из ступенек, ведущих ко входу, однако, ждать мне суждено было недолго. Через несколько минут дверь вновь открылась и уже с совершенно иными эмоциями мистер Бёрн пригласил меня войти. Его холод за эти несколько минут полностью исчез, а на его место стала теплота. Он протянул мне стакан холодного яблочного сока и указал на диван, стоящий неподалёку от входа.

Сразу напротив входа находилась, условно говоря, гостиная, состоявшая из диванов, кресел и невысокого стола. Слева от гостиной находилась кухня, размерами ничуть не уступавшая этой комнате. Справа же от меня находился кабинет – рабочее пространство кого-то из членов семьи и место, наполовину занятое полками с книгами. Прямо перед гостиной и входом находилась лестница, ведущая на второй этаж.

Я сел на один из двух диванов, мистер Бёрн же сел напротив меня. Неожиданно он спросил:

– Как давно ты знаком с этим… парнем?

– Пятьдесят три дня и несколько месяцев.

– Пятьдесят три дня? Считаешь время, проведённое вместе?

– Нет, просто это пятьдесят второй день нашего, так называемого путешествия, ещё один день до его начала и ещё я встретил его однажды до того.

– Путешествия?

– Колесим по североамериканскому материку. Даже не знаю, зачем я согласился поехать с им. Он такой непредсказуемый в плане… всего. Никогда не знаешь, что он придумает или предпримет в следующую секунду.

– Том, послушай меня очень внимательно. Всё это время, с того самого момента, как Пит стал жить у меня, я пытался понять его. Я пытался делать всё: заинтересовать его карьерой, учёбой… спортом в конце концов, но ему не нравилось ничего. Он предпочитал сидеть в своей комнате и лишь писать что-то. А вот его брат совершенно другой – он любит футбол, бейсбол, отлично учится и даже мечтает стать… кем-то в политической или экономической сфере.

– Пит – бунтарь и безумец по своей натуре. Не уверен, что ему что-то нужно, ведь он счастлив и сконцентрирован на сегодняшнем дне. Он объехал всю Северную Америку и часть Европы. Мне кажется, что это о чём-то должно свидетельствовать.

– Разве он не хочет завести семью, детей, друзей, работу?

– Простите конечно, но заводят автомобили и собак. Друзей, семью и детей… их добиваются, они не могут внезапно появиться. И я не уверен, нужно ли Питу что-либо из этого списка, кроме друзей. Он сумел отпочковаться от больного мышления общества, сумел побороть зависимость от материальных благ и постигнуть счастье, которое не каждому дано понять. Кстати, почему вы так суровы с ним? Злитесь за что-то?

– Поставь себя на моё место, Том. Представь, что Пит – твой ребёнок, которому всё безразлично, который замкнулся в своём внутреннем мире и никого в него не пускает. Он почти не разговаривал со мной. Конечно, у него было трудное прошлое, но ведь он так и не вернулся в наш мир. И вот вскоре, ты приходишь к нему в комнату, а его и след простыл. Лишь на столе лежит записка: «Хочу быть орлом, который может летать высоко и свободно. Не ищите меня, всё равно не найдёте». Прошло четыре года, и вот он сам заявляется к тебе на порог. И не раскаивается, не хочет вернуться, нет, он пришёл, чтобы забрать свои оставшиеся вещи и на этот раз исчезнуть точно навсегда. Какова была бы твоя реакция?

– Наверное, та же, что и у вас сейчас. Просто примите его таким, какой он есть. Он иной, но я бы на вашем месте радовался, что он не смешан с серой массой людей, а наоборот, стремится к самосовершенствованию. Не стоит бить тревогу, с ним всё в порядке… почти.

К тому времени Пит вернулся с дорожной сумкой в руке и сказал мне:

– Идём.

– Разве ты не хочешь попрощаться?

– Я не здоровался, чтобы прощаться.

После этого мы уехали из второго по счёту дома Пита. Когда мы уже собирались уезжать из Денвера в целом, Пит повернул машину и привёз меня в неизвестный квартал. Одно мне стало понятно – это квартал наиболее бедных людей Денвера. Около одного из парней Пит остановил машину и крикнул:

– Эй, Стив!

Он оглянулся, но когда увидел нас, то сказал:

– Какая интересная галлюцинация: прямо сейчас я вижу своего старого друга Рейда.

– Это не галлюцинация, чёрт тебя дери, Стив. Лучше садись в машину. У меня есть для тебя кое-что.

После того, как он присоединился к нам, Пит продолжил:

– Стив, это Том. Том, это Стив. На заднем сидении есть сумка, но, думаю, ты это и без меня заметил. Давай сейчас заберёшь себе всю одежду.

– Нет, Пит, ты же знаешь, что я не могу этого взять, – ответил Стив.

Ничего не добавив в ответ, Пит взял сумку с заднего сиденья и стал её разбирать. Он вытащил всё, но затем сложил большую часть, которая главным образом состояла из одежды, банки с деньгами, нескольких газет и запасов сухарей. Себе же он оставил записник, больше походивший на дневник, несколько газет и одну книгу, на которой не были указаны ни автор, ни название.

Удивлённый Стив спросил:

– Что мне делать со всем этим?

– Что хочешь, – ответил Пит. – Кстати, когда ты в последний раз был в приличном заведении?

– Когда ты навещал меня в последний раз.

Затем мы отвезли Стива в салон, где настоящий профессионал за небольшое относительно время превратил его из грязного, непричесанного и небритого бродяги в человека высшего общества.

– Как твои дела с Дженни? – спросил Пит, когда он вернулся.

– Всё плохо, Пит, фактически безнадёжно. Даже несмотря на взаимность наших чувств, мне никогда не жениться на ней. Какой отец захочет выдать дочь за простого бродягу?

– Стив, помнишь, что я тебе говорил? Угол зрения – неотъемлемая часть достижения успеха. И раз уж я здесь, позволь мне наладить твои дела. Возьми в сумке смокинг.

Всё это время мы ехали и останавливались, ускорялись и притормаживали. После цирюльника для Стива мы приехали к месту, где жила та самая Дженни. Дом был похож во многом на дом мистера Бёрна, и мне сразу стало понятно, почему Стив так пессимистически настроен относительно своей женитьбы. Он и она явно были из слишком разных социальных слоёв.

А пока мы добирались к дому Дженни, я успел как следует разглядеть Стива. На вид ему было примерно столько же, сколько и Питу. Разве что больше на несколько лет. Стив был относительно невысокого роста, но своё маленькое и хрупкое телосложение он успешно скрывал за мышцами. Да, у этого парня было и есть огромное количество времени, чтобы заняться собой. Ему не нужно было куда-то ехать, чему-то учиться, ведь всё необходимое он знал и без того. Когда живешь на улице, то невольно научишься, как жить и что делать.