Читать книгу: «Такой, какой я есть», страница 16

На участке растет несколько березочек, большая клумба роз перед въездом и зимой там была проложена небольшая лыжная тропа-петля, где иногда генеральный конструктор позволял себе размяться и отдохнуть.

Вот такие великие, такие аскетичные люди, которые располагали самой большой роскошью, которая доступна разумному человеку, – это роскошь заниматься любимым делом, заниматься большим делом и чувствовать, что именно ты двигаешь человека вперед. Честно говоря, такая судьба, такая работа вызывает глубокую зависть. Мечталось мне поработать с подобными людьми и заниматься чем-то подобным или близким.

Особенности времявосприятия

Мы часто события воспринимаем, разложенные в истории по разным полочкам. Но некоторый парадокс обращает на себя внимание. Так, в частности, в один день – в день закрытия XXII съезда КПСС произошли два по истине исторических события: испытания на Новой Земле 50-мегатонной супербомбы, которая получила потом название «Кузькина мать», детище великого миротворца Андрея Дмитриевича Сахарова; в эту же ночь из Мавзолея был вынесено тело Иосифа Виссарионовича Сталина и захоронено около Кремлевской стены. Оба события имеют большое значение для нашей истории, оба являются важными вехами, но в нашей памяти лежат совершенно на разных полочках.

Первые красавицы диспансера

В 80-е годы жизнь диспансера была раскрашена соперничеством двух первых красавиц диспансера. Причем вопрос до конца так и не был решен. Одна была Ольга Алексеевна Карпова, терапевт, в последующем радиолог, блондинка, работала в последние годы во втором радиологическом отделении, перед этим была терапевтом в хирургическом отделении. То есть контакты с хирургами и диспансером были очень широкие. Второй не меньшей и не худшей красавицей была Лариса Васильевна Кузнецова. Брюнетка. В начале карьеры также терапевт хирургического корпуса, также широко общавшаяся с мужской половиной диспансера, в последующем врач-рентгенолог. Конкуренция была непримиримая, конкуренция была жесткая. Она выражалась не в стычках и скандалах, а конкурировали платьями, конкурировали стилем одежды, стилем общения. Со стороны это было наблюдать достаточно интересно. Но поскольку мы с Ольгой Алексеевной работали в одном отделении, я был юный клинический ординатор, с ее точки зрения, наверное, не представляющий большого интереса. Она была 30-летней цветущей барышней. Как-то летом в жару Ольга впархивает в ординаторскую, не оглядываясь, сбрасывает с себя кофточку. Лифчик она не носила или принципиально, или из каких-то других соображений. Поворачивается ко мне, видит меня, машет рукой и говорит: «Ой, да ладно, смотри! Видимых дефектов у меня нет». Видимых дефектов у Ольги, правда, не было, что да, то да. К сожалению, у обеих этих замечательных женщин не все ладно сложилось со здоровьем. Увы, они слишком рано ушли из жизни, но остались в памяти сотрудников диспансера и в моей как две очень яркие кометы на небосклоне нашей клиники.

Работать должно быть интересно

Мне кажется, достаточно многочисленны дискуссии о том, как привлечь молодежь в ту или иную профессию, как привлечь ее в медицину. Мне кажется, основное, что привлекает не только молодого, но и любого человека, работать должно быть интересно. Безусловно, должна быть зарплата, безусловно, должно быть оборудование, безусловно, должно быть жилье, но работать должно быть интересно. Мы знаем много профессий, где есть и деньги, и зарплата, но куда люди приходят, отбывают необходимый срок для получения этих благ и уходят. Мне кажется, у нас в диспансере работать интересно, поэтому у нас так много замечательной, умной, развивающейся молодежи.

«Росатом»

Рядом с метро «Третьяковская-Новокузнецкая» расположено громадное здание постройки начала 50-х годов, в котором расположен «Росатом», раньше располагался Минсредмаш. Легендарное здание, откуда управлялась вся атомная промышленность, и оборонная, и мирная, Советского Союза, а ныне России. В холле висит громадный, очень интересный, со вкусом и с любовью сделанный барельеф министра Славского в такой вогнутой бронзовой линзе диаметром, наверное, метров 4-5. Хотя понятно, что на самом деле там должен быть барельеф Лаврентия Павловича Берия, создателя «Росатома». Это нисколько не умаляет заслуг министра Славского, который был одним из первых строителей, руководителей химкомбината «Маяк», а затем с момента организации Минсредмаша до 1985 года руководил этим крупнейшим в Союзе, может быть, и в мире Центром атомной промышленности. Надо сказать, что традиции в «Росатоме», как и во многих серьезных фирмах, блюдутся очень строго. Так, на внутренней площадке-стоянке расчертили места для автомобилей: вот это стоянка для директора «Маяка», вот это стоянка для автомобиля директора Сарова, вот эта стоянка для автомобиля директора Федерального ядерного центра в Снежинске. Директора могут меняться, автомобили могут меняться, но место для машины этих руководителей свято и всегда свободно. Никто не покусится на эти священные табуированные места, какая бы толкучка во дворе и рядом с «Росатомом» ни была.

Rolls-Royce

Однажды мой хороший знакомый, челябинский олигарх, купил себе Rolls-Royce. Я его вижу рядом с одним казенным зданием выходящим из великолепного автомобиля. Он обращается ко мне с вопросом: «Ну что, Андрей, классная машина?» Я говорю: «Да, машина-то классная. Но понимаешь, нестыковка есть большая». Он удивленно спрашивает: «В чем?» Я говорю: «В Rolls-Royce джентльмен не должен ездить сам за рулем». После короткой паузы ответ: «А я и не джентльмен». Он действительно не джентльмен, он настоящий классный русский мужик.

Рулька

Некоторое время, достаточно давно, оказался я в компании двух коллег в Западной Германии на берегу Рейна. И захотелось нам в первый же вечер, естественно, чего-нибудь немецкого, а конкретно – пива и рульки. Мы зашли на берегу реки в небольшой ресторанчик. Народу почти не было. Немец-официант принес немецкое меню. Но вы понимаете, не зная языка, разобраться в этих длиннющих немецких словах, особенно применительно к еде, практически невозможно. Официант не понял наших объяснений. Тогда я, абсолютно не будучи художником, может быть, и хорошо, что Бог не дал такого таланта, попросил салфетку, ручку и нарисовал большой кружок, в нем маленький кружок с двумя дырочками, что подразумевало пятачок, два глаза, хвостик и четыре ножки. Обведя одну из ножек кружком, указав стрелкой туда, официант понял, что-то сказал по-немецки очень длинно. И действительно, через некоторое время у нас на столе стояла великолепно прожаренная отличная немецкая рулька. С пивом мы объяснились проще: beer интернационален и его знают все. К концу ужина появился еще один человек, то ли директор, то ли хозяин, и уже на таком вменяемом русском языке стал спрашивать, кто из нас автор этой картины. Я сказал, что автор я, что мы не могли иначе объяснить. Он сказал: «Вы мне очень помогли. Не будете ли вы против, если мы вашу картину разместим в качестве пояснения в меню для туристов?» Я, естественно, дал согласие, но до сих пор жалею, что не попросил с него не только еще одну рульку или процент, но и даже упоминания своего авторства под этой картиной.

ФИБ №1. Инвестиции в будущее

Первый филиал Института биофизики был создан в городе Снежинске. Фактически с момента работы «Маяка» специалистам было понятно, что воздействие на организм радиации абсолютно не безвредно, это не игрушки, нужно следить за персоналом, нужно выявлять профпатологию, нужно учиться с ней бороться. Именно этим занимались специалисты ФИБа №1 и молодые тогда врачи Григорий Давидович Байсоголов и Ангелина Константиновна Гуськова. Надо сказать, что мне повезло общаться и с тем, и с другой. С членкором Гуськовой мы познакомились на одной из сессий Российской академии меднаук. Я ее заочно знал, естественно, давно, она меня – нет. Но когда разговорились, что мальчик из Челябинска, мальчик – радиолог, завязалась очень интересная дружба. И дай Бог здоровья этой сподвижнице, одной из праматерей отечественной радиобиологии. Именно она на своих хрупких плечах подняла эту науку. Она описала вместе с Григорием Байсоголовым хроническую лучевую болезнь. Они лечили пациентов от острой лучевой болезни. Ее классические монографии на эту тему не потеряли актуальности до сих пор.

Григория Давидовича я имел удовольствие видеть и общаться намного раньше. Я учился в ординатуре, потом первые годы работал радиологом. Мне было непонятно, почему маститый профессор из Обнинска, признанный корифей в области лечения лимфогранулематоза, периодически появлялся у нас в области и обязательно заезжал к нам в диспансер, консультировал больных с болезней Ходжкина, разговаривал с нами, молодыми радиологами. Характер у него был, конечно, непростой, но это человек энциклопедических знаний, великого обаяния, большой умница. Потом сложилось все естественным образом, что он, оказывается, ездил по местам своей юности, он приезжал в ФИБ №1, он приезжал в город Озерск, где у нас были друзья, дела, ученики. И попутно заезжал в Челябинский областной онкологический диспансер.

Еще одна поразительная вещь из жизни ФИБа №1 непосвященным и неизвестным людям, не вхожим в этот мир. В подвале Института есть специальный зал от отдела патологоанатомических исследований, где хранятся фрагменты различных тканей и органов сотрудников «Маяка», которые работали непосредственно с радиоактивными препаратами плутония, урана, прежде всего плутония, умерших от разных причин, в том числе от лучевой болезни. У них забирались биоптаты в довольно большом объеме и законсервированные хранятся до сих пор. Такого масштаба исследования проводились только у нас, ни у американцев, ни у японцев ничего подобного нет. Люди предвидели интерес к этой теме, основоположники ФИБа №1 предвидели, что появятся, естественно, новые методы гистологических исследований и понадобятся нативные материалы, ткани людей, работавших в самом пекле атомной промышленности. И очень интересно, конечно, видеть современный снимок, гистологический препарат ткани легкого у пациента, который работал с плутонием, покрытый специальной фотоэмульсией. И наблюдаешь, вот она, частица плутония, вот трэки альфа-излучения, которые до сих пор исходят из этой частицы, хотя человека уже нет на свете несколько десятков лет. Но тело его до сих пор служит науке. Потрясающие впечатления. Потрясающие предвидения специалистов. Естественно, громадное мужество и самоотдача людей, которые своими руками сохранили мир на земле. И даже сейчас останки их тел служат их любимому делу.

Владимир Петрович Харченко. Защита докторской

Приближалась к окончанию моя работа над докторской диссертацией. Где-то в феврале 1993 года я был в Москве по делам, оставил своему руководителю, учителю и другу Владимиру Петровичу Харченко большую часть глав, по-моему, четыре, где не было автореферата, заключения, последней главы. Он сказал: «Давай я почитаю, потом тебе позвоню». Не было еще мобильной связи. И где-то недели через две, накануне 8 Марта, он меня находит в глубинах диспансера по одному из служебных номеров и звучит следующий разговор. «Я твою докторскую почитал». Я спрашиваю: «Ну и что, Владимир Петрович?» «Нормально. Хорошо. 31 мая защита». Я говорю: «Владимир Петрович, так ведь 31 мая почти завтра. Не успею. Там нет еще заключения, пятой главы, автореферата». «Да ни хуя, успеешь». Трубка кладется. Консультация научного руководителя закончилась. Я, естественно, успел, все было благополучно, даже удачно. Спустя несколько лет отношения с Владимиром Петровичем укрепились, стали еще ближе, я его спросил: «Владимир Петрович, помнишь такую историю?» Он ответил: «Конечно, помню». «А что вот так вот?» «А я хотел поглядеть, насколько ты расторопен, как себя поведешь в условиях стресса». Я спросил: «Ну и что?» «Ты же видишь, все нормально, все хорошо». Должен сказать, что наши учителя были и есть люди гениальные, талантливые, заставляют нас делать то, что нам кажется невозможным, и заставляют себя проявить в самых немыслимых условиях. Это все идет нам на пользу. Владимир Петрович, спасибо за консультацию и вообще спасибо за помощь и поддержку по жизни.

Честь области

Обращаются однажды ко мне уважаемые люди и говорят, что к тебе поступает пациент, очень социально значимый, который всю жизнь защищал честь области на хоккейных площадках. Мне пришлось возразить, что честь области я понимаю несколько иначе, это не хоккейная площадка, это достойные школы, это хорошие больницы, это ухоженные старики, это прочищенные тротуары. И настоящую честь области составляют академик Аврорин, академик Макеев, академик Рыкованов, сотрудники «Маяка», ЧТЗ, Федерального ядерного центра, но отнюдь не гладиаторы хоккейных полей, которые, в общем-то, живут за наш счет, на наш бюджет и за наши деньги. И чего ради я должен отодвигать инженера, офицера от каких-то благ или очереди ради предоставления каких-то льгот хоккеисту? Тем более что это не соответствует понятиям ни врачебного долга, ни человеческой совести. Давайте не будем разбрасываться такими высокими понятиями, как честь области, честь страны. Честь области и страны не на хоккейных и футбольных полях и не в руках дармоедов, она создается тружениками, их трудом, потом, талантом и умом. В этом я глубоко убежден.

Природная рента

Во время одной из поездок в Африку, а точнее, в Кению, мы на автомобиле неоднократно пересекали экватор. И вот в одном месте около заправки, какой-то африканской закусочной, небольшого рынка видим знак, указывающий, что вот здесь шоссе пересекает экватор. Хотя шоссе его назвать довольно сложно. Глиняная дорога местами со следами асфальта. Стоит африканец в длинном балахоне, кричит: «Экватор-шоу». 2 доллара». В руках у него из всех атрибутов только пластмассовое ведро, по-моему, красного цвета и такого же цвета пластмассовый ковш с дыркой посередине. Мы решили, что 2 доллара – не деньги, на экваторе посмотреть «Экватор-шоу» все-таки интересно, что бы собой это ни представляло. Негр подошел к нам. Это было метров, наверное, 15 от условной, как мы думали, условной линии экватора, зачерпнул ковшиком воду, вода начала, естественно, выливаться через дырку внизу. Он бросил в воду несколько спичек, и спички, естественно, стали вращаться по часовой стрелке по направлению к центру, куда сливалась вода. Ничего удивительного. Все такое зрелище видели. Он переводит нас по другую сторону от якобы воображаемой линии экватора, тоже недалеко – метров 15-20. Снова зачерпывает ковшиком воду и, к нашему удивлению, вода льется через отверстие, но воронка закручена совершенно в другую сторону и спички плавают уже против часовой стрелки. Сила Кориолиса. В детстве это физика, география класса 6-7-го. В третий раз он подходит и ставит ведро на линию экватора и там вода хаотично льется, рушится вниз, никакой воронки не образуется, спички хаотично плавают на поверхности воды. Мы были потрясены этим зрелищем природной ренты. Это демонстрация вращения Земли и демонстрация того, что линия экватора – это не просто некая абстрактная зона, а вполне конкретная, причем достаточно узкая полоса, которая действительно соответствует экватору. Природная рента в действии. Знание физики и географии в жизнь. Потрясающее впечатление. Вспоминайте иногда то, чему вас учили в школе наши замечательные учителя.

ЮУНЦ

В течение довольно многих лет существовала такая организация – Южно-Уральский научный центр, созданный благодаря долготерпению, уму, такту и таланту предвидения академика Юрия Михайловича Захарова и, безусловно, при полной поддержке президента Российской академии медицинских наук Валентина Ивановича Покровского. Это были прорывные годы, прорывная тема, когда действительно академическая наука федерального уровня приблизилась к местам, когда создавались научные центры ЮУНЦ у нас, в Тюмени, еще в ряде мест. Это было живое дело, которое позволяло молодым специалистам, молодым ученым приближаться к академическим кругам. Академия наук перестала быть башней из слоновой кости, хрустальным замком, недостижимым для простых смертных. Благодаря заботе и стремлению Юрия Михайловича Захарова ЮУНЦ приобрел очень большой вес, в Челябинске многие специалисты разных рангов работали в рамках ЮУНЦа. Это, я думаю, приносило пользу и самой Академии наук. Потом при смене власти и уходе Валентина Ивановича к руководству Академии пришел совершенно другой человек, с совершенно иными взглядами и подходами. Нашлись некие юридические нестыковки, и эти центры были в России уничтожены, чем был нанесен очень большой вред как развитию медицинской науки в целом, так и связи, подпитке между Российской академией медицинских наук и провинциальными специалистами. Вот так самодурство и недальновидность одного человека могут повлиять и на годы остановить развитие очень большой отрасли. Жаль. Спасибо ЮУНЦу, спасибо Валентину Ивановичу Покровскому, спасибо Юрию Михайловичу Захарову.

Хочется добавить, что Валентин Иванович Покровский, помимо того, что был талантливейший ученый, он был очень своеобразный и интересный человек, большой специалист и любитель в области крепких алкогольных напитков, при этом всегда знал меру и никогда не перебирал. Но достаточно часто можно было к нему зайти в кабинет и чувствовать от него вкусный запах свежего качественного алкоголя. Это придавало определенный шарм. Я помню, отмечалось 200 лет Российской академии медицинских наук. Достаточно помпезное действо в Колонном зале Дома Союзов в центре Москвы. Валентин Иванович выступает с очень интересной глубокой речью об истории академии, из которой я, допустим, для себя почерпнул много неизвестного ранее. Затем выходит министр Зурабов, поднимает стакан, нюхает и с улыбкой говорит: «Странно. После речи Валентина Ивановича (нужно сказать, что Валентин Иванович периодически подливал себе что-то из бутылки с прозрачной с жидкостью и выпивал) от бокала пахнет только минеральной водой». Это вызвало большой смех в зале. Вот эта причуда только добавляла нам уважения к Валентину Ивановичу как к живому нормальному человеку. Вообще нужно сказать, что Южно-Уральский научный центр и Юрий Михайлович Захаров дали путь в Академию наук мне, Илье Ильичу Долгушину, Арнольду Израилевичу Козелю и Владимиру Леонтьевичу Коваленко. Я очень рад, что в эти годы работал в этой компании, что мне довелось пообщаться, трудиться и доводится сейчас с этими блестящими учеными и замечательными людьми. Спасибо ЮУНЦу.

Интервью, статьи, заметки

«Рак излечим – уже лет двадцать, как минимум»

Андрей Важенин

«Южно-Уральская панорама», 2013 год

Пожалуй, ни одно другое слово не внушает сегодня такой панический ужас, как «онкология». Для большинства из нас это практически синоним приговора, смерти. Так ли страшен рак, как его нынче малюют? Можно ли его избежать и что делать, если вы подозреваете у себя наличие онкозаболевания? Эти и другие, не менее актуальные вопросы мы задали члену-коррекспонденту РАМН, профессору, доктору медицинских наук, главному онкологу Челябинской области Андрею Владимировичу Важенину.

– Андрей Владимирович, почему вы занялись этой, достаточно непростой, темой? Почему стали именно онкологом?

– Я считаю, что это произошло достаточно естественным путем. После того, как лет в пять я перехотел быть пожарным, меня стала интересовать медицина. Моя мама была онкологом. Плюс ко всему я окончил школу № 31, причем в достаточно хорошие ее годы, когда она еще не была «фабрикой мозгов для Запада» – несмотря на то, что наших ребят пачками отправляли за границу для участия во всевозможных конкурсах, олимпиадах… Тем не менее, поступали затем в наши ведущие вузы. Нам очень мощно преподавали физику, химию, математику. И для меня медицина, причем именно онкология, как ее еще называли, ядерная медицина, стала таким хорошим компромиссом, позволила объединить и мое желание стать врачом, и технические способности.

– В те годы ведь еще не было такой истерии вокруг рака?

– Истерии не было. По моему мнению, в те годы наше общество вообще было более зрелое, более образованное, потому не было таких иррациональных страхов, как сейчас. Было меньше мракобесия, было доверие к официальной науке, уважение и доверие к врачу – человеку, который имеет профессиональные знания, опыт. Не было бичевания медиков в прессе и по телевидению в кликушеских передачах. В целом было более здравое отношение к проблеме онкологии. Сейчас, как вы сами видите, у нас разгул мракобесия, образованность упала, а потому столько страха. Ведь чем меньше знаешь, тем больше боишься.

– А как сегодня изменилась ситуация с заболеваемостью, если говорить языком цифр?

– С начала 90-х заболеваемость выросла в полтора раза, но при этом смертность от рака за последние 20 лет сохраняется на стабильном уровне, число летальных исходов не увеличивается.

– То есть можно сказать, что в общем-то онкологические заболевания излечимы, что у нас лечат от рака, причем давно?

– Да. Излечивали и излечиваем. Но! В чем особенность нашей профессии? Когда у нас есть успех, когда люди у нас вылечиваются, об этом все молчат. И кроме докторов, самого пациента, его родных и близких никто об этом не знает. Не принято у нас в обществе об этом говорить. Вот если какая «звезда» из наркотической или алкогольной зависимости выйдет – тут да, тут трубят на всю страну. А если от рака вылечатся – как правило, помалкивают. И то, что помогли, вытащили из онкоклещей, вылечили – это тоже не озвучивается. Зато про наши неудачи знают все. Есть такое выражение: «У победы много родителей, только неудача – сирота». В случае нашей неудачи все наоборот: все знают, как надо было лечить, что надо было делать. И начинается бичевание врачей, то самое кликушество. И во всем этом растворяется простой факт: онкология сегодня излечивается. И излечивается не знахарями, не магами, не экстрасенсами, а врачами. И вам скажу, что это не самая безысходная болезнь, есть более страшные.

– А как же все эти разговоры о том, что рак сегодня молодеет?..

– Это легенды. Есть статистика, наглядно доказывающая, что частота заболеваемости растет с годами, то есть в большей степени это была и есть болезнь пожилых. Но поскольку растет общее количество онкобольных, то, соответственно, растет и количество молодых заболевших. К тому же, когда заболевает человек 25-30 лет, обществом это воспринимается более трагично, более эмоционально, чем болезнь 70-летнего. Плюс ко всему, сейчас есть тенденция к постарению населения, и это одна из причин, которая обуславливает рост заболеваемости. Но надо сказать, что здесь мы, к счастью, отстаем от Западной Европы, от США и Японии, там заболеваемость раком выше, причем намного. В том числе и потому, что там больше пожилых людей, стариков.

– Значит, то, что за рубежом меньше болеют – очередной миф?

– Там больше болеют. Меньше болеют в слаборазвитых странах – там, во-первых, и народ более молодой, а во-вторых, болеют и погибают от других причин: инфекции, травмы, войны…

– Можно сказать, там просто не успевают заболеть раком?

– Знаете, есть такой афоризм одного старого французского онколога: «Каждый человек, с точки зрения биологии, должен умереть от своего рака, но не каждый до него доживает». Вообще, диабет, рак, атеросклероз с позиции дарвиновской теории эволюции абсолютно необъяснимы. Онкоген, ген диабета, атеросклеротические нарушения прописаны в геноме человека. И с точки зрения естественного отбора, когда выживает сильнейший, они вообще не должны передаваться и закрепляться из поколения в поколение! Получается, что это некий механизм, который включается тогда, когда живое существо преодолевает все другие смертельно опасные коллизии. При условии, что это живое существо нужно с «жизненной полянки» убрать.

– Так можно ли тогда вообще говорить о том, что рака можно избежать, что его можно предотвратить?

– Вы знаете, о первичной профилактике рака действительно очень сложно говорить. Тем более, до сих пор нет полной и окончательной ясности, что же все-таки лежит в основе данного заболевания. Вирусная теория Зильбера имеет место быть, теория канцерогенов – химических, физических, гормональных – тоже совершенно правомерна… И нужно учитывать еще, что интервал между биологическим появлением опухоли и ее клинической манифестацией (манифестация болезни (лат. manifestatio обнаружение, проявление) – развитие выраженных клинических проявлений болезни после ее бессимптомного или стертого течения. – Прим.ред.) – 8-10-12 лет. И линейной связи не существует. Мы знаем, что курение – да, влияет, автомобильные выхлопы – да, отвратительная вода – да, канцерогены в пище – да, элементы наследственности – все это есть. Но, допустим, сегодня поступает к нам больной, страдающий раком легкого. И я не могу сказать, что это заболевание развилось от того, что в таком-то году на таком-то перекрестке этот больной покурил в то время, как рядом стоял КамАЗ с неисправным фильтром в выхлопной системе. Рак – это ведь не венерическое заболевание, не кишечная инфекция, где легко можно установить «причинно-следственные связи». Так что тут сложно сказать, чего опасаться конкретному человеку. Где ему в этом смысле «соломки подстелить».

– То есть первичная профилактика невозможна в принципе?

– Возможна, но только в теории. Ведь это нужно что? Как сейчас любят говорить, поменять образ жизни. А это значит – среду в которой живет человек, работу, привычки, питание, наследственность. Так что вопрос первичной профилактики – не медицинский, а скорее политический, экологический. Мы ведь сегодня живем в мире, напичканном канцерогенами. Ну и как отдельно взятый человек это сможет изменить? А вот вторичная профилактика – ранняя диагностика – вполне реальна, более того, это в зоне ответственности каждого конкретного человека. Выявление заболевания в ранней стадии сегодня очень эффективно, поскольку значительно повышает шансы на излечение. Но раннаяя диагностика – не задача онколога. Один из парадоксов опухоли в том, что она не имеет своей клиники. По сути это ведь та же самая ткань человека, генетически родная ткань – но с включенным механизмом онкогена. Так что она практически не отличается от здоровых тканей организма. Опухоль начинает давать клинику тогда, когда или начинает разрушаться, появляются кровотечения, воспаления, нагноения, или когда закрывает просвет полого органа, например, кишечника, или сдавливает какие-то нервные стволы, вызывая сильные боли. И вот только тогда, как правило, пациент обращается к врачу первого контакта – гинекологу, проктологу, терапевту, дерматологу и так далее. И тут многое уже будет зависеть от подготовки этого специалиста – какие он выводы сделает, куда направит. Направит к онкологу – на такой стадии заболевания для пациента это будет путевка в жизнь. Опять же, если сам больной пойдет к онкологу сразу же. Сейчас ведь часто бывает, что сначала сделают крюк – обойдут гадалок-знахарей-экстрасенсов и прочих магов. Только потом появляются у нас – уже с потерей времени, денег, нервов. И вот тогда начинается уже лечение. Но пока пациент лежит дома на диване, ищет чудо-рецепты в Интернете или ходит по «бабкам», мы ничего сделать не можем.

– Вы сказали, что может пройти 8-12 лет между появлением рака и его клинической манифестациией. Может быть, если исключить из своей жизни разные провоцирующие факторы – канцерогены, стрессы – опухоль не «активизируется»?

– Давайте говорить серьезно: обратного развития быть не может. Да, какое-то время иммунитет будет сдерживать развитие раковых клеток, но избавиться от них организм не в состоянии. Другими словами, само по себе не рассосется, не верьте, если вам обещают такие «чудеса». Поэтому, повторю, чем раньше пациент доберется до врача, тем больше шансов на излечение.

– Андрей Владимирович, вы ведь сами говорите, что не всегда врач первого контакта достаточно компетентен, и нередки случаи, когда участковые терапевты буквально отмахиваются от «беспокойных» пациентов. Так что же делать?

– Побольше личной отвественности проявлять. Вот сегодня к нам часто попадают больные с раком ротовой полости третей, четвертой стадии… Ну, если у человека во рту какой-то «непорядок», какие-то нетипичные появляются образования, а стоматолог не обращает на это внимания, значит, человеку надо идти к другому специалисту, третьему, искать того, кто обратит внимание и направит куда следует. Не смиряться, а настаивать, добиваться.

– А что порекомендуете тем, для кого страшный диагноз прозвучал?

– Во-первых, не суетиться. Понятно, что человек, узнав такую «новость», испытывает шок, начинает паниковать, метаться, куда-то ездить, советоваться непонятно с кем. Имейте в виду, счет тут идет не на минуты, часы или дни – онкология достаточно медленно развивающийся процесс. Тут есть время для взвешенного установления диагноза, взвешенного выбора лечения. Повторю, не должно быть тут суеты. Самое разумное – это довериться специалистам и следовать их рекомендациям.

Федеральная программа «ОНКОЛОГИЯ» в Челябинске

«Южно-Уральская панорама», 2010 год

Важенин Андрей Владимирович.

– Андрей Владимирович, хочется от всей души поздравить вас с таким знаменательным для всего Уральского региона событием – открытием 28 декабря 2009 года Центра позитронно-эмисионной томографии! Все с нетерпением ждали этого дня. Но сегодня очевидно, что он возник не на «пустом месте», какая научно-техническая база для внедрения подобных новшеств имелась в онкологическом диспансере?

Действительно, программа по созданию ПЭТ-центра и появлению у Челябинского онкологического диспансера статуса окружного – лишь большой, яркий, но эпизод во всей деятельности нашего учреждения на протяжении шести десятков лет. Серьезная работа начала вестись не с прошлого года, а уже давно. Преамбулой создания Центра позитронно-эмисионной томографии является ведение реальной, серьезной работы в направлении диагностики и лечения онкологических больных.

Следует подчеркнуть, что Челябинский онкологический диспансер на протяжении всего своего существования являлся одним из ведущим онкологических учреждений России. Однако отправной точкой, давшей начало иному витку развития ООКД, следует считать 2000 год. Именно в этот период был сдан новый современный 7-этажный корпус, открыты новые отделения – онкоурология, онкоофтальмология, существенно (в среднем на 15%) увеличена мощность существующих отделений. Даже если говорить о полученном в 2009 году современном оборудовании (хотя здесь уместнее говорить не об оборудовании, а о технологиях!), то следует отметить, что оно не является для наших специалистов абсолютным новшеством. Наши доктора успешно работали на подобной аппаратуре до ее обновления на более совершенную, с наличием современных функций. В начале 1990-х годов наш диспансер, один из немногих в стране, получил радиационные установки «Микроселектрон» и «Селектрон» («Нуклетрон», Голландия), на которых наши доктора наработали колоссальный опыт в области контнактной лучевой терапии опухолей женской половой сферы, радиохирургического лечения рака молочной железы, пищевода, а использование ресурсов аппаратов было превышено и превысило 3,5 раза. Иными словами, к работе на полученном по федеральной программе оборудовании мы готовы, поскольку опыт уже имеется, и не малый. Безусловно, получение новой аппаратуры даст нашим врачам больше возможностей для выполнения лечебных и диагностических процедур, но нельзя сказать, что ее освоение явилось для нас «открытием Америки». По программе совершенствования онкологической службы мы получили комплекс ускорительной аппаратуры с фантастическими возможностями, но на «ускорителях» работа ведется с 1996 года.