Читать книгу: «Паровоз», страница 3
Гуськом, я в середине, поднялись по трапу. Самолет был пуст, только мы. Я попросился в туалет. Пустили, только закрыть дверь не дали. Я пожаловался, что холодно. Один из конвоиров принес стопку пледов. Сели в бизнес-классе, я у окна закутался в пледы. Прошли еще трое в штатском. Минут через десять самолет тронулся.
– В Москву? – спросил я конвоира.
Тот не ответил.
«В Москву, больше некуда, – подумал я. – За кого же они меня принимают, чтобы пустой самолет гонять? За живого рептилоида?», – я усмехнулся.
Часа через два сели. В полете не кормили, дали только бутылку воды. «Победу», что ли ангажировали?
Сели, а где сели, черт его знает. К трапу джип, погрузили, повезли. Ехали долго, по загороду где-то, приехали уже смеркалось. Стена, колючка по верху, ворота, охрана. Территория в парке, корпуса двух-трех этажные. На психушку похоже.
Остановились у двухэтажного здания, решетки на окнах и на первом, и на втором этаже. Точно психушка. Внутри холл, персонал в белых халатах, двое прошли, на нас ноль внимания, на стене пейзажик намалеван: речка, лесок, солнышко над лесом, птички, облачка. Детсадовский сюжет.
Меня усадили на диван, снова наручники надели, но хоть впереди.
Пришел мужик в белом халате, из кармана молоточек торчит. Ко мне по имени-отчеству:
– Пойдемте, – говорит.
Я встал, пошел, конвой остался в фойе.
– Я ваш доктор, меня зовут Вадим Алексеевич. Прошу любить и жаловать.
Привел на второй этаж, кабинет открыл ключом, перед столом кресло, не табуретка какая-то. На столе ноут «Apple», все честь по чести. Кабинет вроде медицинского: шкаф с препаратами, стенка с книжками, кушетка. Еще пара кресел, камеры по углам висят.
Доктор сел не за стол, а в кресло сбоку.
Я ему руки показал.
– Может, раскуете, док?
– Позже. Вы иногда неадекватно агрессивны бываете.
– Вы? – я поднял бровь. – Не объясните, кто это «вы»?
– Сейчас ваш следователь придет, он вам все и объяснит, – врач улыбался.
– Следователь? Я под следствием? А в чем меня обвиняют?
– Сейчас, сейчас, потерпите, вам все расскажут. Я здесь только для контроля.
Открылась дверь, вошла женщина. Лицо – Алла Демидова в роли эсэсовки из кино. Одета, только что не в форму, а так – пиджак, галстук, юбка черные. Блондинка, естественно. Лет тридцать пять. Майор, наверное.
Я вздохнул, бабы следователи, говорят, самые жуткие.
– Меня зовут Мария Ивановна, я ваш следователь, – представилась баба. Прошла, села за стол, включила комп. Посмотрела на доктора, спросила,
– Как он?
Доктор пожал плечами.
– Пока адекватен.
– В чем меня обвиняют? – поспешил спросить я.
– Ни в чем.
– Как так? А почему я здесь, в наручниках?
– Хотите кофе? – неожиданно спросила Демидова.
– Конечно, хочу, фройляйн, – поддержал я игру.
– С юмором. Это хорошо, – ответила фройляйн. – Сейчас принесут, – кивнула она мне.
Я снова показал руки.
– Мне будет трудно взять чашку.
– Ничего, справитесь, – следователь улыбнулась.
Вошла девушка в белом халате, в руках поднос, три чашки кофе, молочник, сахарница, вазочка с печеньем. Оглядела кабинет, не зная куда поставить.
– Ставь сюда, – Мария Ивановна убрала бумаги с угла стола. – Сначала нашему гостю, сливок не надо, он предпочитает черный, одну ложку сахара и печенья штук пять, он не обедал, успел проголодаться. Сейчас поговорим, и вас покормят, – ободряюще улыбнулась она мне.
– Я в КГБ? – спросил я.
– Можно и так сказать, – кивнула следователь.
– Чем же удостоился чести?
Девушка поставила чашку кофе и блюдце с печеньем на широкий подлокотник кресла. Я двумя руками взял чашку, отхлебнул, кинул в рот печенье. Вкуса не почувствовал ни того, ни другого.
– У вас два варианта. Либо вы сотрудничаете с нами добровольно. Живете дома, пользуетесь определенной свободой, под нашим контролем, правда. И временами приезжаете сюда на несколько дней. Мы вам придумаем работу с частыми командировками. Участвуете в экспериментах, очень увлекательных, поверьте. Даже неплохо зарабатываете. Либо сотрудничаете не добровольно. Нам придется инсценировать вашу гибель в авиакатастрофе, сбить самолет из Екатеринбурга. Ужас какой. Вы отсюда уже не выйдете никогда и участвуете в экспериментах, но под препаратами и гипнозом.
Подумайте, у вас на размышление три дня, до времени вашего возвращения с фестиваля. Если выберете первый вариант, то сбежать не удастся. Во-первых, ваша семья, во-вторых, чип где-нибудь в печени.
– А мое нападение на Анастасию Петровну?
Демидова сделала пренебрежительный жест.
– Вы все как пауки в банке. Не вы ее, так она вас.
– Как она? Я ей в бедренную артерию целил.
– Прооперировали, жить будет. Ожог лица серьезнее, но не волнуйтесь, глаза целы.
– Слава богу. Не понимаю, что на меня нашло. А «вы все», имеете в виду наше рептилоидное прошлое? – догадался я.
– Именно.
– И много нас таких у вас в застенках?
– Хватает. Вы удивитесь, сколько.
– Готов удивиться.
– Пока сказать не могу.
– Вы серьезно относитесь к этому бреду?
– Наша организация очень серьезная сама по себе, и к своим разработкам она относится очень серьезно. Мы давно наблюдаем за вами, а за Анастасией Петровной вообще с начала существования нашего отдела. Лет сорок, где-то так.
– Стояла прослушка, поэтому вы так быстро появились?
Следователь кивнула.
– И то чуть не опоздали. Потеря любого из вас была бы невосполнимой.
– Упс! – подумал я.
На последних глотках понял, что кофе восхитительный, а печенье – супер.
– Мария Ивановна, а если я буду звать вас Машей, позволите?
– Конечно. Что может быть лучше доверительных отношений с подследственным? – следователь улыбнулась.
– Маша, вам говорили, что у вас совершенно обворожительная улыбка?
Глазки у следователя блеснули. Доктор тихонько хмыкнул.
– Маша, наверное, можно даже не говорить, что я согласен? А чип точно будете в печень ставить, не в голову?
– Ну это как наша медицина распорядится. Да, доктор? Сейчас такие технологии, на рентгене не виден, и батарейка не нужна, в организме электричества своего хватает.
– Но по сигналу отследить же можно? Иначе для чего он нужен, если сигнала нет.
– Сигнал идет импульсный, очень короткий, обычная техника его не ловит.
Я усмехнулся: «Только не говорите мне, что это сколковская разработка, – подумал я, – а на самом деле никакого чипа нет, а отслеживают они обычный мобильник. Это же родина, мать ее, хоть КГБ, хоть ФСБ».
– Очень рада, что вы согласились. И результаты в добровольном режиме всегда выше чем в принудительном.
– Окей, Маша. И все же, чего вы от меня хотите?
– Нас интересуют ваши воспоминания о существовании в форме рептилоида. Все, что сможете вспомнить.
– Хорошо, с этим нет проблем, но ведь я могу и придумать что-то, тем более, что определенный опыт в этой сфере имеется, – я улыбнулся. – Или мне может присниться, просто показаться. Ведь все эти воспоминания прошлых жизней, да еще таких давних, не слишком достоверная вещь.
– Но вы ведь не единственный подследственный, извините за термин – дань традиции. Вся поступающая информация проходит сравнительный, перекрестный анализ. Фантазии мы научились отсекать.
– А с чужими воспоминаниями познакомите? А с другими подследственными? А с Анастасией Петровной я смогу контактировать? Когда она поправится, естественно.
– Возможно, позже. Пока ничего сказать не могу. Сегодня отдыхайте, сейчас вас проводят в камеру, обед подадут туда. Не удивляйтесь, обстановка там специфическая, это ведь бывшая психушка, – следователь подмигнула. – Мы давно просим подобрать нам помещение поудобней, или это перестроить, обещают, но тянут, тянут. Тоже понять можно, бюджет у нас все же ограниченный.
Открылась дверь, вошел санитар похожий на мясника – амбал под два метра ростом. Я внимательно осмотрел его халат, поискал следы крови. Нет, вроде, чистый.
– В тринадцатую его, – сказала следователь.
Я встал с кресла, звякнула задетая локтем чашка, но не упала.
– А наручники? – протянул я руки.
– Ах да, – Маша улыбнулась, – Иван, расстегните.
Санитар шагнул ко мне, замок щелкнул, я потер запястья.
– Пошли, – наручники упали в карман санитарского халата.
Мы вышли в коридор, пятерня сжала мое плечо, я ойкнул. Следом за нами вышел доктор. Я оглянулся.
– Я с вами, – док развел руками, – протокол есть протокол. Пошли, Иван.
Хватка чуть ослабла.
Идти оказалось недалеко, спустились в подвал, недлинный коридор, на потолке лампы в сетках, стены: белая масляная краска, пол: метлахская плитка, кое-где вывалившаяся, двери обиты железной оцинковкой, глазки, дверцы для подачи пищи, номера камер. Тюрьма, однако.
Подошли к тринадцатому. Иван повозился с ключами, отпер, внутри загорелся свет. Вошли.
– Не хрена себе! – только и смог сказать я.
Все белое, стены обиты мягким, напротив двери, на месте окна цветной витраж – «Время» Сальватора Дали, пол тоже мягкий, вроде спортивного мата. Кушетка, наверняка привинчена к полу. Санузел в углу, унитаз металлический и душ свешивается с потолка, на полу поддон.
Но Дали! У ребят воображение. Обалдеть.
– Располагайтесь, – сказал врач.
Санитар остался в дверях.
Я попробовал подвинуть кушетку.
– Привинчена, – пояснил врач.
Я посмотрел на свои ноги, на мне до сих пор оставались бабкины тапочки, в которые я переобулся у нее в квартире.
– Обувь, сейчас принесут, пижаму тоже. Часы, – доктор кивнул на витраж, – все циферблаты показывают реальное время, приспособитесь определять.
– Дали для прикола? – спросил я.
– Вам для медитации. По моей рекомендации, я полагал, что вам понравится.
Я покачал головой.
– А вот и обед, или, скорее, ужин, – улыбнулся врач.
Санитар посторонился, пропуская в камеру девушку с подносом.
– Мы постарались учесть ваши вкусы, – доктор кивнул на поднос.
Грейпфрутовый сок в бумажном стаканчике, вообще вся посуда бумажная, одноразовая, овощной салат, филе трески с гарниром из запечённой картошки, пластиковая ложка. Стакан с чаем, пакетик «Greenfield», зеленый с жасмином.
– Угощайтесь, приятного аппетита.
Я поставил поднос себе на колени.
– Так всегда будет? Стол не принесете?
Доктор промолчал.
Сок оказался свежевыжатым и даже не разведенным. Рыбу есть ложкой было неудобно, но я приспособился, зато помидоры в салате оказались с рынка, не турецкие, пластмассовые.
– Что же, – прихлебывая горячий чай, сказал я доктору, – кормежка отличная, как дома. А как у вас с развлечениями? Что-то не вижу ни телевизора, ни компа.
– Развлечения начнутся завтра, а сейчас отдыхайте.
Девушка забрала поднос, доктор, попрощавшись, вышел за ней, санитар запер дверь.
Я лениво подумал о душе, но видимо в еду было добавлено что-то седативное, поэтому повалился на кушетку, сунул подушку под голову и, не дождавшись обещанной пижамы, провалился в сладкий, глубокий сон.
«Крик петуший нам только снится». Нет, не снится, орет натурально. Я открыл глаза: в камере светло, часы на картине показывают восемь. Хорошо, не шесть, но, однако, какое воображение у ребят, даже восхитился. Потянулся, зевнул, повернулся, еще раз потянулся, выругался (негромко), сел, встал, побрел к унитазу.
Открылась дверь, вошел вчерашний санитар, и со словами: – Переоденься, – бросил на кровать запечатанный в целлофан пакет. Собрал с койки мою одежду, вышел.
Я разорвал пленку. Мягкая фланелевая пижама с зайчиками, белые, махровые шлепанцы.
– Охренели совсем, что ли? – поговорил я. – Точно, сумасшедший дом.
Санитар снова открыл дверь, пропустил внутрь девушку с подносом.
– Ваш завтрак, – сказала девушка, ставя поднос на кушетку.
Стакан чая, из-под крышки торчит нитка с традиционной этикеткой «Greenfield», аэрофлотовская упаковка меда, в пластиковой пиалке мюсли залитые апельсиновым соком, – «Знают, суки, что молоко не пью», – усмехнулся я.
Два бутерброда с сыром на бумажном блюдце завершали сервировку.
Я принялся за еду. Тюрьма три звезды.
Санитар стоял у двери, ждал, когда я поем.
Последний глоток чая, и санитар махнул рукой.
– Пошли.
Я покорно поднялся.
Пришли в уже знакомый кабинет, там опять двое: врач и фройляйн. Поздоровались.
– Маш, а можно мне нормальную одежду? Зайчики меня расстраивают, совсем себя психом чувствую.
Штурмбанфюрер покачала головой.
– Требование наших психологов.
Я поморщился.
– Петух и Дали тоже их разработки?
– Стараемся разорвать ваше привычное ощущение реальности, не повредив при этом психику. Вы ведь быстро адаптируетесь?
– Ну, – я пожал плечами.
– Хорошо, давайте работать, у нас не так много времени.
Я поднял руку в пионерском салюте.
– Всегда готов! – бодро воскликнул я.
Мария Ивановна не отреагировала.
– Начнем с ваших воспоминаний. Пожалуйста, подробно, со всеми деталями, расскажите, как вы начали вспоминать свое инопланетное прошлое. Послужило ли что-то толчком. И последовательно все что помните. Устанете, сделаем перерыв. Не торопитесь.
Я кивнул и начал с чистки зубов. Закончил своей неадекватной вспышкой ненависти к Анастасии Петровне. В промежутках был обед и несколько чашек то кофе, то чая. Про Египет и свои дальнейшие, человеческие жизни благоразумно промолчал.
– Спасибо, Дмитрий, вижу, вы устали, на сегодня достаточно, Иван проводит в вашу комнату. Отдыхайте.
Я оценил «комнату». Поднялся, правда, устал. Зевнул.
Следующим утром (я в зайчиках, Демидова в черном) «работа» началась с текста. Маша протянула мне распечатку моего рассказа висящего в ФБ.
– Отметьте, пожалуйста, где здесь ваши реальные воспоминания, а где художественный вымысел.
Я вооружился карандашом. Почеркал, весь Египет вымарал на фиг, ну и дочку на всякий случай.
Фройляйн пробежала глазами текст.
– ЛСД реально помогает вам вспоминать?
– Если к этим видениям относиться серьезно, то да, – пожал я плечами.
– Не откажетесь от путешествия? Доктор посидит с вами.
– Когда? Сейчас?
– А что тянуть? Завтра вам возвращаться из Екатеринбурга. Неделю мы вас точно не побеспокоим. Давайте, сейчас. Какая доза вам привычна?
Я снова пожал плечами.
– Одна, две марки, 100-200 мкг, наверное. В высокие дозы не ходил. Иногда, вообще без кислоты обходился, лег на диван, глаза закрыл и вспомнил. Только не ночью, ночью засыпал. Но иногда наоборот во сне такое приснится, хоть падай. И запоминается хорошо, что удивительно.
– А как сегодня спали? Ничего интересного не снилось?
– Увы, – развел я руками.
– Что же, слетаете в космос? Нас больше интересует ваша последняя рептилоидная жизнь. Постараетесь про космические корабли побольше вспомнить? Про эти, «живые», как вы их называете.
– Ок, – я улыбнулся, – вы же и без спроса кольнуть можете. Но, понимаете, гарантий никаких, что я там увижу?
Следователь не улыбнулась.
– Вадим, дайте дозу, – велела она доктору. – Сто микрограмм для начала, препарат химически чистый, – пояснила она мне. – Вон, кушетка сзади вас.
Перед глазами заплясала разноцветная вакханалия, Стены и предметы в кабинете потеряли жесткость и принялись изгибаться. Фройляйн приоделась в национальный тирольский костюм, ничего черного на ней больше не оставалось. «Поехали», – пробормотал я, закрывая глаза.
Я честно пытался увидеть свет звезд, но только цветные узоры в глазах кружились словно в калейдоскопе.
– Во, блин, – сказал я открывая глаза, рядом сидел доктор.
Поверхности стен по-прежнему изгибались, у разноцветного доктора то вырастали, то пропадали рога.
– Долго я путешествовал?
– Нет, часа два.
– Я засмеялся, голос доктора звучал словно на потянутой, магнитофонной пленке.
– Ладно, поехали дальше, – пропел я, – Гагарин!
Закрыл глаза. Немного цветовой какофонии и плеск волн. Я на борту триремы, Древний Рим. Наш легион перебрасывают в Египет, там восстание. Жара, на палубе теснота, качка, центурион принес кувшин с водой, мы пьем по очереди, передаем друг другу кувшин.
Так весь трип и проплыл, больше ничего не происходило.
Радужная пляска поутихла, мир приобрел присущую ему твердость, реальность вернулась в естественные границы.
В кабинете горел свет, за окном звезды и фонари.
– Все, что ли? – спросил я.
– Вам виднее, – ответил врач. Пощупал пульс, оттянув веко, заглянул в глаза. – Как себя чувствуете?
– В туалет хочу, – я сел на кушетке.
– Голова не кружится?
–Немного, – вставая, сказал я.
–Пойдемте, провожу, – врач взял меня под руку.
– Должен вас расстроить, доктор, – сказал я по дороге. – Никаких инопланетян не привиделось.
– Это вы расскажите Марии Ивановне, я занимаюсь исключительно вашим здоровьем. Пульс, АД, температура. Жажда не мучает?
– Да, пить хочется. И еще прогуляться бы. Как доктор насчет выгулки? Ведь даже в тюрьме вроде обеспечивают?
– Так вы завтра домой уже. Гуляйте сколько хотите, – врач пожал плечами.
– Как домой? – удивился я.
–Фестиваль закончился, завтра рейс из Екатеринбурга.
– Значит, чип будете ставить?
– Давно стоит, – доктор улыбнулся.
– Блин.
Вернувшись, мы застали в кабинете следователя.
– Как я поняла, порадовать вам нас нечем? – спросила она, протянув мне бутылку воды.
– Увы, – я пожал плечами.
– А как сам трип не был неприятным? Монстров не видели?
Закончив пить, я поставил бутылку на стол.
– Обошлось без монстров, – я улыбнулся.
–Садитесь, пишите отчет, – Демидова подвинула бумагу и ручку.
– Маш! Пожалейте! Не руками же писать. У меня почерк плохой, я завтра сам не прочитаю, что напишу. Можно на компьютере?
– Нет. Нам нужен материал для анализа, почерк покажет ваше эмоциональное состояние в момент написания, и отношение к тому, что вы пишете. Специалисты многое могут вытащить из рукописного текста.
– Пусть с мимики моей считывают, камеры же работают, – недовольно пробурчал я.
– Не волнуйтесь, про мимику тоже не забудут.
– Сколько же народа на мне кормиться собралось! – восхитился я. – Маш, а назад откатить? Процентов десять? А?
– Это я думаю, как бы с вас откат получить, – усмехнулась следователь, – за хорошее отношение. Пишите.
– Доктор сказал, что завтра отпустите. Правда?
– Правда, правда. Пишите.
Я взял ручку, склонился над листом, вздохнул, потом поднял голову.
– А давайте я надиктую. И материала для анализа до хрена будет.
– Пиши, блин! – взорвалась фройляйн.
– Обед организуйте, я на голодный желудок плохо соображаю.
Описывая цветные пятна, с которых начался трип, я раздумывал, писать про легионера или нет. Мне как-то не хотелось посвящать контору в мои земные жизни. Почему и сам не знал. Возможно, мне казалось, что эта цепочка слишком близко подводит к шизофрении, а к белым халатам я совсем не хотел. Но потом решил не рисковать. Описал все, что видел.
Легионер – что-то новенькое. С этой жизнью столкнулся впервые.
Следователь похвалила за работу, посожалела, что к рептилоидам не пробился, и пожелала успехов в дальнейших попытках.
Я, конечно, не верил, что отпустят, ФСБ же. Будут и препараты, и гипноз. Понимал, что в первую очередь контору интересовали космические технологии. Управляющий гель, «живые» корабли, переход в волновую форму, способы передвижения во вселенной на астрономические расстояния, эффективные виды вооружения.
Теоритическая возможность существования подобного и если возможно, принцип действия, хоть в самых общих чертах.
Но я немного мог рассказать. Ведь в той жизни я простой пилот, а в другой, что помнил – примитивный воин с копьем. Была еще одна техническая – совместная с бабкой, но она докосмическая, и ее я прожил девушкой и умер рано. И уровень развития там был близкий к нашему.
К моему величайшему изумлению на следующий день реально отпустили.
Привезли чемодан, выдали мои вещи, вернули отнятый в самолете мобильный. Я с удивлением прочитал свои диалоги с женой в WhatsApp. Действительно изучили. Мои ответы были вполне в стиле, включая шутки.
Мы тепло простились со следователем, даже обнялись. Демидова шепнула, что через недельку напомнит о себе. Доктор протянул кляссер с марками, пожелал хороших путешествий. Пожав ему руку, я захлопнул дверцу такси. За рулем сидел санитар Иван.
Шел дождь, желтая «Шкода Октавия» летела по мокрому шоссе, Иван вел виртуозно, пожалуй, даже круче меня. Забитый МКАД мы прошли по обочине, вряд ли Ивану придется платить штрафы, усмехнулся я. Подумал, что хорошо бы попросить и себе индульгенцию от камер, а то ездить по Москве стало невозможно, хоть тачку продавай. Про парковки, вообще, молчу.
Еще подумал, что никогда и предположить не мог, что стану сотрудничать с конторскими. Правда, вроде не политический повод, а научный, даже эзотерический. Впрочем, любая эзотерика сведется, в конце концов, к шпионским технологиям и укреплению режима. И тут я окажусь на переднем крае, блин.
