Читать книгу: «Честная книга», страница 5

Думаю, папа, уходя, ощущал примерно то же. Скорее всего, несмотря на неделю в реанимации, три операции и искусственную вентиляцию легких, он совсем не страдал от боли. Пережив всё заново, теперь я знал, что в то место, куда моя основная личность попадала при переключениях, не проникала боль реального мира. Она проявлялась потом – когда вытесненные фрагменты отступали, действие алкоголя стихало и я приходил в сознание. Значит, и папа не должен был страдать. Просто темная мягкая вата, как и раньше, накрыла его с головой. Разорвав связь с реальностью, погрузила в теплую приятную пустоту. С одной лишь разницей. На этот раз навсегда. Что ж. Наконец-то ушли мучения, унижения и боль, терзавшие его на протяжении последних двух десятков лет. Я знал, что ему стало лучше. Но это не приносило облегчения. Грудь всё еще жег яркий и неприятный огонь. Вздохнув и пошевелив плечами, я чуть не упал.

Ноги сильно затекли. Я так и сидел на краю ванны. Встал, снова включил душ. Направил в лицо прохладные струи. Прислонился к стене. Нужно было завтракать, собираться и ехать в больницу. Но что-то меня держало. Какая-то мысль витала вокруг, сковывая руки и ноги, и не давая пошевелиться. Появилось знакомое ощущение медленно нараставшего напряжения. Я снова что-то упускал. Будто нечто очень важное только что настигло меня. Оказалось настолько опасным, что моментально вытеснилось из сознания. Подавив несколько приступов зевоты, я закрыл глаза и попробовал восстановить цепочку. Когда папа уходил, ему точно не было больно. Скорее всего, он даже не понимал, что уходит. Просто постепенно проваливался в темную приятную пустоту. Там не было ничего, кроме спокойствия, умиротворения и ощущения того, что жизнь осталась снаружи. Да, вот оно! Перед глазами что-то вспыхнуло. Ноги подкосились. Я сполз вниз по стене.

Год назад в Турции я решил освоить береговой спиннинг. Нашел подходящий участок дикого пляжа возле впадавшей в море небольшой реки. Несколько дней пытался поймать барракуду. Рыбы не было. Конкурировавший со мной молодой баклан от безысходности слопал поппер, а потом долго махал крыльями, возмущался и не хотел отдавать крючок, застрявший в темном шершавом клюве. В последнее утро перед отлетом, через пару часов после рассвета, начался шторм. Рыба промахнулась, перекусив толстый плетеный шнур. Ощутив легкий тычок, я увидел, как всплывает приманка. Пожалел крупный новенький воблер и полез в воду. Накрытый волной, стал стремительно удаляться от берега. Развернулся, справился с течением, подплыл обратно к скалам. Инстинктивно поднырнул под новую огромную волну. Выставив вперед руки и ноги, больно ударился о камни. Сохранил голову целой. Поток с силой потянул тело вниз. Так и не успев вдохнуть, я отчаянно пытался выплыть. Безуспешно. Следующая волна добавила сверху еще пару тонн воды. Ощущения контакта с мокрой шершавой скалой и тупой боли в виске пришли одновременно. Стало не хватать воздуха. Продолжая работать руками и ногами, я почувствовал глубокое разочарование. Неужели это – всё? Прямо здесь и сейчас всё закончится? Но ради чего тогда всё было? Не задумываясь об ответах, я собрал остатки сил и пополз вверх. Цеплялся за мельчайшие выступы и сопротивлялся ударам волн. Пробкой выскочил из воды, сделал первый вдох, вскарабкался на берег, откатился подальше и несколько минут жадно глотал воздух. Приходил в себя и изучал повреждения. Увидел торчавшие из стопы десятки крошечных иголок. Поморщившись, постарался не обращать внимания на боль. Решил, что наступил на колючую водоросль, и медленно похромал к машине. Вечером в Москве выяснил, что это был морской еж. За пару месяцев, избавившись от иголок, забыл неприятную историю. Но вопросы, возникшие в тот день, всплыли в памяти именно сейчас.

Только теперь я окончательно осознал, что папы больше нет. Он ушел рано и почти не успел побыть счастливым. Но в чем был смысл? Ради чего он жил? Что такого, кроме нас с сестрой, оставил после себя, что оправдало бы многолетние болезни, ежедневные страдания и сражения с самим собой? Ответов не было. Смутная догадка, промелькнувшая в голове, совсем мне не понравилась. Решив, что подумаю об этом потом, я прогнал оцепенение. Встал и несколько минут тщательно смывал южный речной ил, пропитавший руки и ноги. Почистил зубы, вытерся и пошел сушить голову.

То же самое я мог спросить и у себя. Ради чего я выжил? Зачем по частям начал собирать то, что почти безнадежно рассыпалось? Почему уже год не мог понять, как действовать дальше? Что такого важного должен был сделать, что объяснило бы всё, через что мне пришлось пройти? Смутные догадки для этих вопросов не подходили. Нужны были четкие ответы. Но сейчас на это не было времени. Я пошел на кухню. Выпил кофе и стал готовить завтрак.

II. Ожидания

Убедив себя, что алкоголь остался в прошлом, в первые недели эксперимента я был практически счастлив. Каждый день просыпался и писал книгу. Ближе к обеду отправлялся гулять с собакой. Спускался в парк Горького. Шел по набережной. Поднимался к Андреевским прудам. Минуя метро, огибал канатную дорогу. Обходил дачу Хрущева. Неприметной тропинкой добирался до Сетуни. Возвращался вдоль реки. При хорошей погоде проходил около пятнадцати километров. Если шел дождь или был сильный ветер, сокращал маршрут до десяти. Дома снова садился за книгу. Писал до глубокой ночи. Совсем не обращал внимания на мелкие досадные неприятности вроде болей в спине или странных ощущений в коленях. Однажды все-таки пошел к врачу. Стараясь поменьше давить на правую ногу с торчавшими остатками иголок, при ходьбе я перегружал левую. В результате повредил связку. Хмурый заспанный хирург диагностировал растяжение. Через пару недель опухоль прошла. Прогулки возобновились. Надоедливые боли никак не отступали. Стараясь их не замечать, я просто решил, что когда-нибудь всё само пройдет. В каком-то смысле именно так и случилось.

Прогулки идеально подходили для раздумий. Я намеренно выбирал маршруты, где встречалось поменьше прохожих. Шел, наслаждаясь тишиной и покоем. Тренировал команды с собакой. Думал. Постепенно заметил, что лучшие мысли рождаются с третьего по десятый километры. После них наступала эйфория, и любая, самая идиотская затея, уже казалась гениальной. Смирившись с этим, за полтора-два часа я успевал разобраться с таким количеством вопросов, на которое раньше уходили месяцы. Однажды, уже на подходе к дому, внезапно задумался – зачем мне офис? В последние годы, за исключением нескольких крупных проектов, бизнес приносил сплошные убытки. Из-за этого я очень злился. Пробовал массу решений. Результата, разумеется, не получал. Было очевидно, что время ушло. Рынок изменился, рентабельность упала. Следовало переходить в эконом-сегмент. Еще лучше – менять сферу деятельности. Но таких изменений я не хотел. Не видя альтернатив, любой ценой старался сохранить компанию. Теперь, наконец-то, сделал первый шаг. По странному стечению обстоятельств за полгода до всеобщего карантина перевел людей на удаленку. Через месяц отказался от офиса. Сам того не заметив, вступил в эпоху перемен.

На несколько недель меня поглотила зачистка. С наслаждением ребенка, топчущего в песочнице крепость, которую сам до этого полдня строил, я продавал, дарил и выбрасывал всё, чем окружал себя в последние годы. Лодка, мотор, компьютеры, фотоаппараты, мебель из офиса и тысяча других мелочей, раньше казавшихся важными, покидали мою жизнь. Расчистив склад, где хранились игрушки для отдыха, я отказался и от него. Вывез из гаража три фургона хлама. Еще раз перетряхнул шкафы и балкон дома. Присел отдохнуть. Понял, что и этого недостаточно. Подумал о машине. После семи лет, двухсот тысяч километров, пары сотен городов и несчетного количества приключений расставание походило на предательство. Через неделю она уехала во Владимир. Я просто знал, что так нужно. И тут же стал избавляться от людей. Легко и стремительно забывал тех, с кем пытался поддерживать отношения. Кого-то удалял из записной книжки. С кем-то демонстративно ссорился. Не понимая, зачем, чувствовал, что поступаю правильно. Ещё через месяц  с удивлением обнаружил, что попрощался с последними сотрудниками. Бизнеса больше не было. Вещей, удерживавших меня в прошлом, – тоже. Я, как никогда, был готов шагнуть в будущее. Но, вместо этого, застрял в настоящем.

Казалось, я сделал достаточно, чтобы однажды проснуться в новой жизни. Не понимая, что именно в ней должно быть, ждал волшебных перемен. Дописал первую часть книги, закончил последние дела и с чистой совестью отправился отдыхать. Вернувшись из новогоднего путешествия, заметил, что совершенно не представляю, чем заняться дальше. Пару месяцев пытался вдохнуть жизнь в несколько старых проектов. Всё было безрезультатно. Пришлось подумать о бизнесе.

Все последние годы я судорожно искал деньги. Зарплаты, аренда, кассовые разрывы и последовавшие за ними кредиты требовали всё больше и больше. Один из заказчиков не смог оплатить работу, на которую ушел почти год. Заняв у банков, я сохранил почти всю команду. Но потерял гораздо больше. Задержки зарплат, звонки о просроченных платежах – мне не нравилось так работать. Рынок схлопывался на глазах. Крупные проекты с хорошей прибылью приходилось вынашивать годами. Делать другие стало совершенно невыгодно. Обычные мелкие задачи, осложненные закупками через электронные площадки, непрерывными изменениями технических заданий и обязательными откатами менеджерам, заведомо превращались в убыточные. Тем не менее, чтобы не потерять выручку, приходилось соглашаться и на них. Через пару лет оказалось, что я построил пирамиду. В ожидании платежей по старым проектам в ней тратились предоплаты по новым. Лишь благодаря крупным клиентам, раз в полгода приносившим прибыль, шаткий карточный домик продолжал стоять. Закрыв бизнес, я, наконец-то, вздохнул с облегчением.

Не видя смысла повторять историю, пару месяцев искал что-то новое. Перепробовав несколько вариантов, ничего для себя не выбрал. Мелкая розница с продажей через соцсети не обещала ничего, кроме скрежета в зубах. Офис, аренда, сотрудники, зарплата – этим я был сыт по горло. Нужно было что-то другое. Стартапы подходили идеально. Но одна неожиданная встреча снова всё изменила. Через время я узнал, что собеседница испугалась. Ей было страшно иметь со мной дело, потому что я не жил в реальном мире. Это было очень обидно. И сильно походило на правду. Не понимая, что такое реальный мир, я совсем расстроился. Встретился с Андреем. Он спросил, не пробовал ли я искать работу. Мысль показалась неожиданной. На какое-то время она меня увлекла.

Сделав несколько вариантов резюме, я сосредоточился на поисках. Решил, что найду что-нибудь простое. Похожу в офис. Буду получать небольшую зарплату. Постепенно пойму, как быть дальше. Разумеется, это не сработало. Держатели простых вакансий боялись меня как огня и совсем не хотели разговаривать. Пришлось сменить подход. Прикинув, что хорошо умею делать, я переписал резюме и стал искать другие позиции. Они все были в крупных компаниях. Размер зарплат удивлял и вдохновлял. Казалось, что таких не бывает. Дело продвигалось. Сразу в нескольких местах мне обещали окончательные предложения. Не срослось. Озвученные причины были похожи на правду. По крайней мере, из многолетнего опыта мне было хорошо известно, что в больших компаниях всё именно так и бывает. Нужен был другой метод. Решив поискать работу мечты, я надолго задумался. Вспомнил первые годы бизнеса. Денег не было и тогда, но глаза горели, руки делали, а ноги сами бежали в офис. Каждая встреча с потенциальным клиентом заряжала невероятной энергией. Это было интересно. Новое резюме директора по развитию стало пользоваться популярностью. Опять начались собеседования. Но общение с управляющими и собственниками оставляло странный осадок. Чувствуя, что нравился им, я всегда получал отказы. Меня устраивала крошечная зарплата с разумным процентом от прибыли. Не смущала работа с утра до ночи 7 дней в неделю. В каждой компании было понятно, как быстро и почти без затрат в несколько раз увеличить прибыль. Но, по каким-то неведомым причинам, собеседников это не устраивало. Один грустно признался, что не верит в рост собственного бизнеса. Другой, улыбаясь честными кавказскими глазами, предложил не указывать в договоре проценты. Третий нашел мою книгу, прочитал и так сильно испугался, что совсем перестал брать трубку. Как-то раз Андрей сказал, что я очень медленно думаю. Конечно, он оказался прав. Поиски работы длились уже шесть месяцев. Пора было подводить итоги.

Долгие годы я жил с уверенностью, что алкоголь был единственной причиной всех моих проблем и неудач. Распрощавшись с ним, ждал заслуженного чуда. Не дождавшись, решил поискать сам. 10 лет назад, чтобы доказать всем вокруг, что могу иметь собственный бизнес, сделал большую ошибку. Через 3 года, наслаждаясь бурным ростом, снова свернул не туда. Вместо того, чтобы продать компанию на взлете, долго не замечал падения. Соврав себе в самом начале, много лет продолжал твердить, что хочу заработать деньги. Избавившись от бизнеса, снова делал то же самое. Подбирая новое занятие, опять думал о деньгах. Результат оказался предсказуемым.

Подтолкнув себя к масштабным изменениям, я споткнулся в самом начале. Расчистив завалы снаружи, не навел порядок внутри. Проткнув деревянным носом холст с нарисованным будущим, обнаружил закрытую дверь. Забыв о маленьком потемневшем ключике, давным-давно спрятанном от родителей, замер перед ней в замешательстве.

III. Истоки

Стоял светлый сентябрьский день. Дождь, обещанный синоптиками к вечеру, грозил растянуться на неделю. Мы с собакой шли обычным маршрутом. Сквозь поредевшие кроны деревьев сверкало высокое, чистое и почти прозрачное небо. Пахло осенью – сыростью, опавшей листвой, мхом и влажной, остывающей землей. Нахлынули детские  воспоминания.

В старших классах, целыми днями прогуливая уроки, я часто оказывался в парке. Окутанный такими же запахами, с утра и до вечера сидел на лавочке, проглатывая книгу за книгой. Ближе к зиме, когда начинало холодать, просто одевался теплее. Иногда брал с собой алкоголь. Однажды, выпив довольно много, почувствовал себя двухлетним. Тогда, опасаясь астматического компонента, родители отдали меня в санаторий. Из нескольких месяцев, проведенных в нём, я запомнил тоску, обиду, вкус кислородных коктейлей и этот осенний запах. Пару раз папа с мамой приходили меня проведать. Несколько коротких часов мы снова были вместе. Семеня по дорожкам парка, я держал папу за руку и с любопытством разглядывал его огромные, стоптанные наружу туфли. Мама грустно улыбалась. Родители казались большими, сильными и добрыми. Я очень их любил. За несколько следующих лет всё радикально изменилось.

Не знаю, что было хуже – боль, стыд или обида. С каждым новым ударом ремень обжигал сильнее. Стараясь увернуться, я прыжками перемещался по квартире. В конечном счете забивался в угол. Не обращая внимания на багровые кровоподтеки, закрывал руками лицо и голову. Продолжая терпеть удары, сыпавшиеся на шею и плечи, давился слезами и соплями. Умолял прекратить. Звал на помощь. Всё было бесполезно. Папа не знал других способов воспитания. В детстве его мама поступала с ним так. Теперь, подавляя чувство вины, он делал то же самое со мной.

Моя мама не признавала побоев. Иногда, пытаясь защитить ребенка, попадала под горячую руку. Казалось, папа тоже был не рад. Наверное, он испытывал стыд. Не находя другого решения, после каждого подобного инцидента родители быстро вытесняли воспоминания. Всего через час вели себя так, как будто ничего не случилось. Переживая сильную и глубокую обиду, я отдалился от мамы. Перестал доверять и стал бояться папы. Не понимая, как избежать наказаний, пытался их хотя бы отсрочить. Для этого приучился врать.

В начале второго класса начались уроки английского. Вставляя дома в магнитофон выданные учителем кассеты, я слушал странное кривляние диктора. Через несколько минут с негодованием жал «стоп». Мама была в длинной командировке. Просить помощи у папы было совершенно немыслимо. Не представляя, как учить чужой язык, я прятал дневник с двойками. Тщательно подражая родителям, делал вид, что ничего не происходит.

В школе, молча стоя у доски, я испытывал жуткий стыд. В поисках поддержки подружился с другим двоечником. Его звали Юра. За оценки его тоже били. После уроков мы бродили вместе. Собирали черемуху. Подкладывали под колеса трамваев монетки. Носили еду собакам, жившим возле железной дороги. Придумывали любые развлечения, лишь бы подольше не идти домой. Как-то раз, войдя в квартиру, я увидел папу. Вернувшись из бани под утро, днем он не пошел на работу. Разглядев мои испачканные брюки, очень разозлился. В первый раз с начала учебного года потребовал дневник. Изучив содержимое, совсем рассвирепел. За несколько минут покрыл мне спину длинными разноцветными полосами. Из правого плеча засочилась кровь. Проверка оценок стала ежедневной. Грустный и растерянный, почти каждый день я говорил учителям, что забыл дневник дома. Когда это не срабатывало, просто вырывал страницы. Папа догадался. Синяки и ссадины перестали заживать. Случайно я увидел по телевизору, как мужчину наказывали плетью. Решив, что буду вести себя так же, прекратил убегать и уворачиваться. Стиснув зубы, просто стоял и, не меняя выражения лица, молча сносил удары. Однажды, сам того не заметив, перестал чувствовать боль. Обида сменилась гневом. Затем – ненавистью. Каждый раз, когда папа упражнялся с ремнем, я строил подробные планы мести. От этого становилось легче.

Вернувшись домой, мама несколько недель занималась со мной английским. Быстро наверстав упущенное, я заполнил новый дневник пятерками. Восстановив иллюзию благополучия, долго терзался вопросами. Чем я заслужил такие пытки? Что сделал не так? Где ошибся? Как и у кого мне следовало просить помощи? Что нужно было сделать по-другому? Ответов не было. Напуганный, обозленный, разочарованный и удрученный, я оставил всё без изменений.

Так и не научившись просить помощи, все последующие годы я сам справлялся с неприятностями. Использовал проверенный способ, старательно скопированный у родителей. Встречаясь с новой проблемой, тут же вытеснял её из сознания. Себе и окружающим врал, что всё в порядке. Постепенно, когда последствия становились явными, неохотно признавал затруднение. Всегда надеялся на чудо. Как правило, это срабатывало. Значительная часть проблем исчезала сама собой. Другая, как и в случае с английским, решалась с неожиданной помощью. С оставшимися, которых было не так уж много, приходилось на время мириться. Постепенно находилось решение и для них.

Метод был невероятно эффективным. До седьмого класса я почти не замечал проблем. Скрывшись за стеной вранья, совсем отдалился от родителей. Утратив интерес к учебе, превратился в обычного троечника. Посвящая домашним заданиям не больше получаса в день, всё свободное время проводил за книгами. Учителя страшно злились. Жаловались родителям, что я, такой умный и талантливый, совсем не хотел учиться. Возвращаясь с собраний, папа брался за ремень. Мне было всё равно. Я терпел, молчал и ждал. В 9 классе, освоив двухпудовую гирю, наконец-то, дал сдачи. Папа весил в 2 раза больше. Меня это не смущало. От гнева и бессилия он стал срываться на маме. Я начал защищать и её. Наши драки продолжались до тех пор, пока я не съехал от родителей. Сломанный в двух местах нос до сих пор напоминает об этом.

Вытеснив чувство боли, я утратил и другие ощущения. Безмолвно, с невозмутимым выражением лица перенося жестокие удары, разучился проявлять эмоции. С тех пор, встречаясь с кем-то взглядом, испытывал подсознательный ужас. Страшно боясь выдать свои настоящие чувства и эмоции, избегал зрительного контакта. Из-за этого собеседники ощущали дискомфорт. В подавляющем большинстве случаев они просто меня не понимали. Чувствуя, что общение не клеится, я свел его к необходимому минимуму. Боясь истинных причин, придумал подходящее оправдание. Решил, что не люблю людей. Постепенно погрузился в изоляцию.

С детства много читая, я обзавелся объемным, ярким и очень богатым воображением. В средних классах стал придумывать длинные и очень подробные истории. Смотрел их, как фильмы. Прокручивая раз за разом, дополнял всё новыми деталями. Иногда в центр событий помещал себя. Иногда – какого-то другого человека. Взяв фрагмент реальности, достраивал вокруг него свою собственную вселенную. В паре кварталов от нашей пятиэтажки стоял красивый двухэтажный дом. Почему-то он был пустым. Я поселил туда себя. Наполнил различными деталями. Каждый день жил в нём, как в отдельной параллельной действительности. Всё более и более неохотно возвращался оттуда обратно.

С появлением компьютеров я начал додумывать игры. Просто гонять на машине было совсем не интересно. В моей голове рождались миллионы историй, объяснявших происходившие события. Почему я оказался там. Куда попаду следом. В какую сторону и для чего нужно свернуть на перекрестке. Мне нравились такие сюжеты. В последних классах школы и на первом курсе института половину свободного времени я проводил в них. Другую половину по-прежнему отдавал книгам. С годами грань между настоящей и вымышленной действительностью стала почти неразличимой.

В фантазиях всё давалось легко. Любые желания исполнялись моментально. Стоило чего-то-захотеть – воображение тут же предлагало результат. Картинка была настолько реальной, что казалась почти осязаемой. Однажды этого стало достаточно. Необходимость физических действий исчезла практически полностью. Каждая новая цель великолепно достигалась в уме. Увиденная, прожитая и прочувствованная, навсегда теряла привлекательность.

Мир раскололся на части. В одной – воображаемой – я жил так, как хотел. Получал то, чего искренне желал. Добивался всего, что было по-настоящему интересно. В другой – реальной – поступал так, как хотели и требовали окружающие. Стремился к тому, что видел у других. Врал, изворачивался, делал вид и просто плыл по течению. Где-то там, в череде бесконечных иллюзий, надолго потерял себя.

Конечно, я чувствовал, что что-то идет не так. Поэтому изо всех сил старался казаться нормальным. В детстве все вокруг говорили, что нужно много и усердно трудиться. Я именно так и поступал. Готовился к экзаменам, сдавал сессии, сутками пропадал в офисе. Главные достижения тех лет – медаль, поступление в институт, быстрая карьера в продажах, диплом, первый стартап – случились помимо моей воли. Я не хотел ничего из этого. Просто делал то, что и тысячи людей вокруг. Вполне предсказуемо получал такие же, как и у них, результаты.

Постепенно все совершаемые действия утратили привычный смысл. Превратились в символ того, что я был таким же, как все. Результаты не имели значения. Важна была видимость успеха. Последняя легко достигалась покупкой дорогих вещей. Некоторые люди, сталкиваясь со мной, инстинктивно чувствовали подвох. Но я этого не замечал. Просто убеждал себя, что снаружи всё выглядит неплохо. С тем же, что происходило внутри, дела обстояли всё хуже.

Любые попытки перенести желания из придуманного в реальный мир заканчивались фатальными неудачами. Стремясь избавиться от гнева – на себя и окружающую действительность, – я придумывал миллион причин. Сначала – чтобы объяснить провалы. Потом – чтобы оправдать бездействие. Подавлять и вытеснять желания оказалось гораздо проще, чем терпеть бесконечные поражения. Со временем я совсем перестал понимать, когда и чего хочу. Напряжение, возникавшее в результате, привычно снимал алкоголем. Отказ от спиртного, вопреки ожиданиям, лишь усугубил проблему.

IV. Реальность

В октябре 1943 года военно-морские силы США провели филадельфийский эксперимент. По замыслу, обычный боевой корабль, под воздействием электрических полей, должен был стать невидимым для радаров. Вместо этого эсминец «Элдридж» исчез с базы в Филадельфии. Но тут же материализовался в Норфолке, на расстоянии около двухсот миль. Мне всегда нравилась эта полностью выдуманная история. Таинственные ученые, совершая неведомые действия, получали странный и почти невероятный результат. В точности, как в моем эксперименте. Именно поэтому я назвал его калифорнийским. Что касается незапланированных результатов – они, конечно, не заставили себя ждать.

В начале третьей недели стали возвращаться воспоминания. Память о событиях, случавшихся во время переключений, хлынула бурным и немного устрашающим потоком. В мутных волнах промелькнул день рождения одноклассника. В тот год в начале мая стояла практически летняя жара. Мы отмечали на даче. Привезли мясо, овощи, огромное количество алкоголя и немного травы. Пока я жарил шашлык, дамы разбирали покупки. Началось застолье. Последовали переключения. На них никто не обращал внимания. Влюбленные парочки по очереди бегали на второй этаж в объятия скрипучего дивана и потрепанной звериной шкуры. Остальные пили, дурачились и гоняли соседских котов старой пневматической винтовкой. Ближе к вечеру, чтобы попасть на дискотеку, все вернулись в город. Подошли поздороваться с девчонками из параллельного класса. Я переключился в Макса. В следующие полчаса с одной из них мы танцевали, целовались и почти занялись сексом. Долго тискались на лавочке. Внезапно всё закончилось. Помню её удивленный взгляд. Запах волос и влажную от пота, разгоряченную кожу за несколько секунд до этого. Но тогда, став обычным собой, я совершенно не понимал, что случилось. Промычав что-то невразумительное, развернулся и поплелся домой. На следующее утро по школе поползли слухи.

Ещё год мы проучились вместе. И даже ни разу не поздоровались. Не знаю, что она думала. Наверное, это уже не важно. К сожалению, в тот момент в моей памяти не осталось ни следа от того удивительного вечера. Лишь спустя 20 лет воспоминания вернулись на место. Однажды Тургенев написал, что нет ничего хуже осознания только что сделанной глупости. Наверное, он не знал, что такое досада из-за давно упущенной возможности.

Долгие годы за пределами срывов я избегал безрассудных поступков. Стараясь казаться нормальным, разрешал себе только то, что было хорошо и правильно. Импульсивные действия, продиктованные эмоциями, азартом и интуицией, были мне совершенно неведомы. В самом начале эксперимента, под натиском нахлынувших воспоминаний, я сделал простое предположение. Для того чтобы вытесненные фрагменты и созданные для их хранения личности переехали на исходные места, нужно было разрешить им действовать. Просто совершать поступки, не дожидаясь моментов переключений. Какими бы плохими, нелепыми и странными эти поступки ни казались. Идея оказалась верной. Спустя еще год, взяв в руки машинку, я подстригся почти наголо. Много лет мне хотелось этого. Но мешал страх. Казаться некрасивым. Кому-то, возможно, не понравиться. Отмахнуться от насмешек и вздохов родни. Просто быть не таким, как все. В тот день все эти глупости перестали иметь значение. Глядя, как остатки волос рассыпаются по раковине и сильно осунувшимся плечам, я испытывал непривычную радость. Чистота, свежесть и прохлада остались со мной надолго. Честность победила страх. Увы, это случилось не сразу. А тогда, в самом начале эксперимента, до страхов было очень далеко. Тайные детские мечты. Забытые подростковые фантазии. Взрослые железобетонные табу. В ту осень я разбирался с ними. Почти месяц резвился, как ребенок. Несколько недель ждал неотвратимого возмездия. Оно не пришло до сих пор. Прочные стены запретов, возведенные вокруг самого себя, рассыпались, как песчаная крепость. Оказалось, за ними скрывались эмоции.

Десятилетиями я подавлял и вытеснял всё, что было связано с чувствами. Радость, удивление, грусть, отвращение, гнев. Ненужные и опасные игрушки, скучавшие и пылившиеся на складе. Медленно и осторожно я пробовал их достать и использовать. Выходило плохо. Хуже всего – с гневом. В детстве мне часто приходилось наблюдать совершенно безобразные сцены. Папа стремительно выходил из себя. Кричал, бил и крушил всё, что встречалось на пути. С легкостью поднимал руку на меня, сестру и маму. Пытаясь понять, что именно испытывал тогда, я старательно прислушивался к себе. Где-то глубоко внутри чувствовал обиду, негодование и злость. Но было и что-то еще. Ощущение чего-то неправильного. Чужеродного и почти противоестественного. Отчаянное отторжение. Животный, почти инстинктивный ужас. Было не ясно, перед чем. Разгадка пришла неожиданно.

Как-то вечером мама пожаловалась, что папе опять стало хуже. Весь последний год подобные разговоры повторялись с завидной регулярностью. Примерно раз в месяц, внезапно и без причин, он оглушительно взрывался. Орал и швырял вещи. Что-нибудь разбивал и ломал. Потом, хлопнув дверью, уходил в свою комнату. Там, успокоившись, засыпал. Несколько дней болел и практически ни с кем не разговаривал. Затем как ни в чем не бывало возвращался к обычному поведению. Всё это, за вычетом алкоголя, как две капли воды походило на мои срывы. Понаблюдав за следующим инцидентом, мама подтвердила догадку. Папа ничего не помнил. Ни одной секунды из этих пронзительных вспышек не сохранялось в его памяти. Это был не он. Просто кто-то другой. Чужой и необузданный незнакомец, так сильно пугавший меня в детстве. Тот самый, благодаря которому я вытеснил проявления гнева. Теперь, чтобы их вернуть, понадобился всего месяц.

Оказалось, эмоции работали. Гнев приходил неожиданно. Грудь сдавливалась гигантскими тисками. Дыхание перехватывало. Тело напрягалось, как пружина. Кривились и дрожали губы. Иногда даже дергался глаз. Борясь с отчаянным сопротивлением, я упорно старался подавить все эти неприятные проявления. Внутри вспыхивал бунт. Голова склонялась вперед. Шея вжималась в плечи. Спина напряженно сгибалась, стремясь принять защитное положение. Казалось, во мне просыпался зверь, готовившийся к безжалостной схватке. Попытки его усмирить приводили к болезненным последствиям. Скованные резкие движения завершались синяками и ссадинами. Стремительно повышавшееся давление стучало в висках острой, пульсирующей болью. Всё начинало раздражать. Уже через несколько дней состояние становилось невыносимым.

Почти неделю я заставлял себя кричать и ругаться, когда что-то шло не так. Давать сдачи мебели, больно пинавшейся в бока. Громко материть предметы, зачем-то падавшие на пол. Сначала – через силу. Потом – с легкостью и удовольствием. Внезапно действия, казавшиеся неправильными, принесли ощутимое облегчение. Вдохновленный, я сделал следующий шаг. Специально разбил тарелку. Намеренно хлопнул дверью. Двинул кулаком в стену. Высказал всё, что думал, заслужившему это человеку. Тяжелое гнетущее чувство, приходившее с подавлением гнева, уступило место легкой, едва заметной неловкости. Как будто мне было стыдно за простые и искренние эмоции. К счастью, всего через несколько дней и эти переживания исчезли. Убедившись, что мое поведение ничуть не смущает окружающих, я испытал неожиданную радость. Еще один важный фрагмент прочно встал на место. Пришла пора приступить к более существенным действиям.