Читать книгу: «Фиолетовые миры. Мистика», страница 6
– Давай купим мне новое платье, с той витрины “Дамских страстей”.
– Но оно же стоит, как пятьдесят моих рубашек, – аккуратно запротестовал муж.
– Половину я займу у отца, половину заработаю.
Глеклен прищурил глаза, вглядываясь в Тасами. Он ответил через минуту:
– Определенно, тебе пришлось стать мужчиной, чтобы стать женщиной, если ты понимаешь, что я имею ввиду, – он потер подбородок, – Не переживай, я помогу тебе.
Жена улыбнулась и прыгнула к Глеклену; он ее подхватил и закружил в объятиях. Супруги поцеловались. Восходящее солнце подчеркнуло их силуэты на фоне идеально подстриженного газона и гуляющих по парку лебедей.
Потомки
Тридцать первое февраля
Леля держала на своем дворе тридцать кошек, и у нее не было детей, как и мужчин.
Однажды в её дом-гостиницу поселилась милая женщина, она гостила пол недели, а когда ушла, Леля заметила, что у нее пропали женские дни. Леля переживала, что беременна, но живот все не округлялся.
На девятый месяц при полной луне Леля ощутила схватки и родила котёнка.
То был единственный год, когда в феврале назначили тридцать один день, чтобы подогнать спешащий календарь к космической ситуации.
Никто не должен был знать о таинственном рождении.
Леля растила кошачью дочь, как тридцать первую кошку.
Однажды в её дом приехала гостить компания мужчин. Они заселили все пять пустых комнат и шумно обедали на кухне, тискали многих кошек, и пристали к дочери Леле – Мяукалке.
Леля бросилась к мужчинам, и попросила не трогать Мяукалку. Те засмеялись, а один затаил улыбку.
Через день все мужчины уехали, а этот продлил срок пребывания и присматривался ко всем кошкам. Он долго наблюдал и, наконец, сказал:
– Я хочу выкупить вашу Мяукалку.
– Кошки не продаются, Версей, – ответила Леля.
– Хорошо.
Ночью Версей украл Мяукалку и исчез.
Леля долго рыдала, объявила о пропаже, но кошки терялись в городке постоянно, и никто не мог отнестись к этому достаточно серьезно. Леля пошла в церковь и исповедовалась священнику Иониту о своем горе.
Священника так потрясло откровение о кошке, рожденной человеческой женщиной, что он рассказал об этом верховному отцу. Все монахи и святые отцы пришли к решению, что наказания заслуживают как священник, нарушивший обет молчания, так и Леля, совершившая сделку с темными силами. Но прежде окончательного приговора, они наказали Иониту сопровождать Лелю, чтобы найти дочь-кошку, ибо та не имела права ходить по свету.
В следующие дни Леля заплаканной ходила по улицам родного города, пока внезапно не встретила свою Мяукалку.
Она погладила ее и накормила, а потом привела в церковь всех своих кошек, и сказала:
– Если вы считаете мою дочь порождением дьявола, сами найдите ее, если сможете отличить.
Первым взял слово верховный священник:
– Твоей кошки здесь нет.
– Неверный ответ, – злорадно ответила Леля.
Второй священник подошел и обследовал тридцать одну кошку, и сказал:
– Вот эта! – и показал всем рыжую кошку в полоску.
–—Нет, это не она, – ответила Леля.
Тут из толпы выскочил фанатик, который чаще всех посещал церковь, приставил нож к горлу Лели и прокричал:
– Неужели вы не понимаете, что она дурит нас? Кошка, рожденная человеком будет отличаться от обычных кошек. Мы никогда не узнаем, где она!
– Ты прав, – склонил голову верховный. – Сжечь их.
Ионита и Лелю подняли на сооружение из бревен и привязали к столбам. Верховный отец махнул рукой, и младший служитель опустил факел к бревнам.
Костер полыхал все сильнее, Леля и священник Ионит начали задыхаться в дыму.
Неожиданно из рядов кошек выскочила Мяукалка и прыгнула в огонь, развязала веревки на Леле. Они выбежали из церкви под возмущенные крики окружающих. Но никто не решался ни помочь,ни помешать им.
Кошка привела Лелю в соседний город, в дом Версея, где тот признался, что взял Мяукалку в жены, и благодаря черной магии, ему удалось сделать сына. Поэтому в колыбельке покоился маленький котенок, также не отличимый от обычных кошек.
Леля умилилась и осталась жить, как беглянка, в доме Версея, мужа ее дочери-кошки, отца ее внука-котенка.
По факту по дому ходило только два человека – Леля и Версей. Соседи воспринимали их, как пару супругов; и они действительно обвенчались, чтобы не плодить слухи. Но в быту они не нарушали семейную субординацию – Леля спала одна, а зять с ее дочерью кошкой.
Они никому не открывали тайну своего дома, поэтому умерли в один год, по-своему счастливыми.
Пожизненная беременность
Моя мама, Тельза, росла любвеобильной девочкой.
«Из всех прочих, воспитание Тельзы – многообещающее, – сказал мне голос и это стало первым моим воспоминанием».
Впоследствии я назвал голос Сияющим Светом. И, несмотря на многообещающую мать, я все еще сомневался.
Бабушка и дедушка подарили ей трех щенков, чтобы удовлетворить ее стремление к общению.
Моя мама Тельза кричала и хлопала в ладоши:
– Когда я вырасту, у меня будет большущий дом!
Дедушка Гвин с удовольствием принимал участие в воспитание, любил катать Тельзу на плечах, люил слушать ее смех.
– Я рожу тебе много внуков, папа! – обещала моя мама Тельза. Сияющий Свет мне все показывал. Она бегала по дому как самолет. Соседи вечно жаловались деду Гвину. Обычно он выпроваживал их за дверь, выслушивал нотации, но ничего не высказывал своей девочке. Она радовала его душу. Дедушка Гвин работал в продуктовой компании и единственным лекарством от стресса и всех напастей считал лишь свою дочь.
– Что они сказали? Я громко бегаю?
– Нет, девочка моя, все в порядке. Это собаки громко гавкают. Но ты не беспокойся, я с ними договорился, с собаками…
Нельзя сказать, что дедушка Гвин легко отпустил дочь, когда очередной ухажер спросил ее руки и сердца. Но дед Гвин преодолел себя.
– Позаботься о ней.
– Я позабочусь о ней, – пообещал Герд и увез маму Тельзу в новый трехэтажный дом. Вскоре она забеременела.
Дедушка Гвин приложил руки к животу Тельзы.
– Какое счастье!
Дедушка ярко представил себе своего внука внутри живота – то есть меня.
Так прошло восемь месяцев. И дед, и папа жили как на иголках.
Дедушка Гвин переехал в дом к моим маме и папе, чтобы помогать по хозяйству и разгрузить в бытовых вопросах молодую маму.
– Так! Скоро наступит время рожать!
Но мама Тельза не родила ни через неделю, ни через месяц после этого. В один из дней она вновь мучилась на кушетке в гостиной.
– Со мной что-то не так!
Папа Герд прикладывал влажную тряпку к ее лбу.
Врачи разводили руками; никто не мог сказать, что с ней.
Она не родила ни через пару месяцев, ни через четыре месяца, пять месяцев, ни через год, ни через два.
С тех пор мама ежемесячно проходила осмотр. За ней наблюдало почти все сообщество передовых умов человечества.
Наблюдало и в тот день, когда на девятом месяце я не родился и прекратил развиваться.
– Мы сделаем кесарево, – предложили врачи.
Но мама Тельза с детства боялась операций: с двенадцати лет развившаяся гемофилия, несворачиваемость крови. Операцию отменили. «Кроме того, это отличный шанс понаблюдать за феноменом, – заметил один из наших докторов».
«А Сияющий Свет все наставлял, чтобы я вышел. Я уже честно собирался, но помедлил. Как вдруг обнаружил, что можно не выходить».
Мама Тельза продолжала заниматься хозяйством, вела уроки литературы в лицее для одаренных детей и частенько прикладывала руки к животу, чтобы почувствовать мое движение внутри. Я понимал, что занимаю много места, что служу ей пятнадцати килограммовой обузой и старался особо не надоедать: много спал и отдыхал, веселился вместе с ней лишь, когда она звала меня.
В один из осенних пасмурных деньков мама Тельза прижала руки папы к своему пупку и сказала:
– Сегодня малышу исполняется пять лет. Сегодня он необычайно активен.
Папа Герд знал это ее состояние – каждый год перед потенциальной датой моего рождения она заводилась, как ненормальная, и верила, что вот-вот родит, но я как обычно ее разочаровывал и оставался внутри.
– Я устал, дорогая. Не то, чтобы я тебя не люблю, но я хочу детей.
Они с мамой Тельзой не прекращали половую жизнь, и в самом деле мне даже не мешали. У меня было много своих собственных занятий на это время. Однако новых детей сделать снова у них не получалось – я занимал вакантное место.
– Знаешь, Герд, если судьба, малыш бы подвинулся.
И действительно, я, нерожденный мальчик Экль, в день пятых именин подвинулся. И в животе мамы Тельзы начал развиваться долгожданный второй плод (на который возлагали не меньше надежд, чем на меня).
Око передовых умов пристально следило за ситуацией, готовое в случае чего вмешаться.
– Я волнуюсь, Герд. Что, если они оба погибнут?
– Нет. Мы не будем думать об этом.
Всю беременность родители держались друг за друга, как за спасательный плот. Папа Герд мечтал о девочке, чтобы воспитать ее принцессой. Свою мечту о сыне он похоронил.
«И вышла сестра моя, а я остался. Сияющий Свет настаивал сильнее, но я был не готов. Мне разрешили остаться. Я почувствовал».
Моя сестра уговаривала меня и пинками, и поглаживаниями, но я так и не смог решиться. Я слишком любил маму и её теплую утробу. Мне никогда не понять сестру, которая говорила что любит, а тем временем, с такой легкостью вышла наружу.
Папа принял дочь на руки и радостно выдохнул:
– Моя мечта сбылась!
Врачи возились над распахнутыми ногами мамы. Они видели мои ноги, видели, как я подтолкнул сестру, но сам остался внутри. Это был их медицинский провал. Двое врачей после этого случая уволились: решили, что акушерское дело – не их призвание.
Мама Тельза стонала, металась из стороны в сторону на кушетке:
– Почему он не вышел? Почему Экль не стал выходить? Они были бы отличными близнецами!
– Он был бы на пять лет старше сестры, маменькин сынок.
– Не шути так!
– Мы попробуем снова. Думаю, он сам выберет, с кем выйти.
– Может, с прошлой жизни у него много психотравм, и он решил, что ему безопаснее отсидеться в моем животе? Может ему важно быть со мной в непрерывном телесном контакте, чтобы исцелить свои душевные проблемы.
Папа Герд продолжал ругаться.
– Легче было бы сразу умереть. От чего он прячется в твоем животе? У нас отличная семья! А как же я? Я стал бы отличным отцом! А дедушка? Мы максимально адекватные родственники!
Дедушка Гвин кивнул зятю; тот качал на руках мою сестру. .
Вскоре мама Тельза и папа Герд вновь зачали ребенка, и снова мальчика.
– Это отличный шанс! – потер руки папа Герд. Он сидел рядом с мамой напротив медсестры на УЗИ.
Мужчина ничего не говорил жене. Он решил действовать самостоятельно. С тех пор, как она беременна мной – беременность дает ей чувство безопасности. Поэтому, в первые в моей жизни, когда мама заснула, папа Герд задрал одеяло, обнажил мамин живот и прислушался.
Он слушал мои движения, к которым уже успел привыкнуть. Я был его нерожденный горячо любимый сын, которого он видел только на экране монитора, которого чувствовал каждый день под ладонями рук.
– Экль.
Папа Герд старался говорить тихо. Мамин живот заурчал и я невольно шевельнулся в ответ на прикосновение папиных рук.
– Я обращаюсь к тебе, мальчик. Тебе уже семь лет с лишним. Ты совсем большой. Ты должен понимать, что пора выходить оттуда. Ты понимаешь?
Мамин живот снова заурчал. Однако мне не нашлось что ответить.
На следующий день маму Тельзу пришлось везти в больницу – она начала рожать. Но то оказалось ложной тревогой. Родители чуть не потеряли второго сына. Папа Герд испугался и решил больше не обращаться напрямую ко мне.
С тех пор утекло много воды, и мои родители зачали и родили Нукля, Киара и Сию. Все это время я оставался внутри и по всем подсчетам являлся уже взрослым человеком. Являлся бы.
Родители потеряли всякую надежду вызволить мальчика и, в конце концов, привыкли к этому нестандартному положению матери. Не прошло и десятка лет, как у них появились внуки, затем, пара правнуков.
И вот однажды, в один не совсем солнечный день, когда папа Герд держал маму Тельзу за руку, она умерла – от старости, счастливая.
Ужасаясь, папа Герд понял, что умерла только моя мама, но я все еще сидел внутри и не хотел умирать.
Папа привел себя в чувство, позвонил врачам. Его внук помог привезти тело мамы в больницу, и меня извлекли.
Папа Герд, ошеломленный, взял меня, своего пятидесятилетнего первенца, на руки.
Он смотрел в мои глаза, расширенные до пределов зрачки, рассматривал напряженные мышцы лица. Я чувствовал себя, словно загнанное в угол животное. Я пытался совладать с телом, совершал хаотичные движения руками и ногами, тщетно искал путь назад, в убежище. Папа Герд не мог стерпеть этого.
– Перестань, Экль! Ты родился на Земле. Ты должен понять, что мы здесь все ждали тебя и были замечательной семьей! Мы хотели тебя!
Я издал глубокий пронзительный вопль. Раскатисто, срываясь со связок. Мой голос обращался к каждой живой душе в помещении. Я распахнул налитые розовые глаза и слепо перемещал взгляд, словно от одного разочарования к другому. Я не хотел жить – руки метались в совершенно чужом для него теле, губы хватали и судорожно выталкивали нежеланный земной воздух. Ногами я невольно отталкивал отца, которого давно знал, заботливые руки врачей, теплые пеленки.
Герд и Стак отвезли меня домой. Герд не расставался со мной ни на секунду.
«Мать моя умерла и увидел я Свет, но уже не был он Сияющим. И начал я забывать его».
Папа Герд, несмотря на преклонный возраст, обеспечил космический уход за младенцем. Он объяснил своим внукам, как важно заботиться обо мне, как важно удовлетворить все мои потребности. Внуки терпеливо выслушали Герда, но остались при своем мнении.
Когда Герд отошел на Свет Иной, мне пришлось не сладко. Умом я понимал, что получил от жизни и любовь, и доброту. Однако все дальше продолжал смотреть на свои сморщенные руки, словно после долгого сидения в ванной, затем переводил взгляд на небо и глубоко вздыхал легкими, которые не могли расправиться до конца. Так я мог долго сидеть в неподвижности и смотреть на один предмет, затем на другой, качать головой из стороны в сторону. И забывать. Все что я делал – это забывал. Со временем я выяснил, что так становилось легче.
Перед началом летних каникул Стак с младшими дочерьми взялись и нашли достойный приют «Акторис», санаторий для восстановления и реабилитации людей с психологическими травмами. Им понравилось описание, и в первую неделю, когда вся семья была свободна, мы вместе поехали разведать обстановку.
Они усадили меня на веранде одного из дощатых домиков. Стак подошел и похлопал меня по спине. Я изо всех сил старался видеть в нем не только чужого человека. Я снова настроился смотреть на верхушки деревьев.
– Здесь полегче?
– Да, – ответил я, – можете оставить меня.
Стак спустился с веранды и сделал пару шагов в направлении родных, расположившихся на лужайке.
– Спасибо, – услышал он мой голос за спиной, и развернулся.
Я смотрел на ворон, которые вьют гнездо над самой крышей. Стак услышал, как я сделал глубокий продолжительный вдох. Затем наступила пауза. Стак напрягся, я видел это в его сведенных чуть приподнятых плечах. Затем все-таки я сделал выдох, и увидел облегчение на лице моего родственника.
Я опустил взгляд в землю и произнес:
– Идите, будьте спокойны. Я справлюсь.
В сердце кольнуло, с какой легкостью Стак развернулся и зашагал к семье. На мгновение мне стало дико страшно: он – последняя ниточка, пуповина, которую надо когда-нибудь отрезать. Спустя пару минут, когда Стак и семья скрылись из виду, я взял себя в руки и вернулся к наблюдению за воронами.
Наш несуществующий ребенок
Познакомились однажды Вар и Тиша, влюбились друг в друга, и сразу начали мечтать о том, как будет у них ребенок.
Они обсуждали любые детали и подробности: как будут воспитывать, какое образование обеспечат, где будут укладывать спать и какие колыбельные петь на ночь, какую марку фруктовых пюре будут покупать, и как наставлять его на общение со сверстниками.
Одна беда – постоянно возникали разные обстоятельства и препятствия к зачатию: то денег нет, то условий, то здоровье не подтянули, то ремонт не доделали. Бесплодие среди причин не числилось, но и остальные аргументы были весьма существенны. Или сезон не подходил: дату родов стоило рассчитать так, чтобы рождение совпало с нужным знаком зодиака. Не поймите предвзято, но к приходу любимого и желанного ребенка нельзя подготовиться слишком хорошо.
Вар и Тиша так часто говорили о своем ребенке, что он взял, да и материализовался где-то во вселенной, как волшебная фея – от одних только бесчисленных разговоров о нем. Они даже имя ему придумали – Фэйдом, но разумеется, не могли знать, что Фейдом где-то существует.
Так проходила их обычная человеческая жизнь. Так прошло около двух десятилетий – в планах, интересных и вдохновляющих совместных подготовках, которые удержали будущих родителей от ссор и размолвок множество раз, потому как у них была высшая цель их союза, помимо любви друг к другу – подготовка к родительству.
Ну а Фэйдом, воплощенный в теле сказочного существа где-то на планете Земля, по прошествии стольких лет тоже не мог найти себе места. Его рост не доходил и до полутора метров, зато имелись крылья, как у больших африканских насекомых. Только еще больше. И кожа – ни туда, ни сюда – вроде как у людей бледная, но словно обескровленная, с зеленоватым оттенком, изборожденная венами (они располагались у самой поверхности тонкой кожи). Пигментные пятна усеивали все его грушеобразное тело. Жир преобладал над мускулами, и все же ребра просвечивали, как и ключицы, запястья, щиколотки – казались чрезмерно исхудавшими по меркам людей, а ручки и ножки наоборот люди бы восприняли слишком пухлыми и детскими. Лицо тоже получилось кругленьким, с маленькими глазками и вздернутым носиком. А рот выглядел словно после операции с волчьей губой – несимметричным, чересчур чувственным и странным.
Фейдом правда пытался наладить контакт с людьми, но они при его виде либо падали в обморок, либо убегали, либо пытались его убить, а потом убегали. Всю свою жизнь он наблюдал за людьми и пытался найти своих создателей или тех, кто окажется к нему неравнодушен (так уж получилось, что Вар и Тиша жили на северном материке, а Фэйдом материализовался на южном), но они друг о друге не имели ни малейшего представления.
Когда Фейдому исполнилось шестнадцать лет, Вар и Тиша поехали в Австралию – повидать мир, посмотреть на экзотическую природу. И, когда они отошли от туристической тропы, то наткнулись на одну из самых красивейших пещер, которые когда-либо видели. Не успели супруги заглянуть внутрь, как оттуда к ним вылетел повзрослевший Фейдом. Что-то родное он увидел в этих влюбленных, и бросился навстречу к маме и папе.
Вар с испугу ударил по летающему существу сумкой, и Фейдом упал на землю в паре метров от отца.
Потом пожилая пара влюбленных приблизилась к странному маленькому человекообразному созданию. Супруги переговаривались. Вар достал из сумки перочинный нож.
– Кто ты? – Вар обратился к Фейдому.
– Меня зовут Фэйдом, – пролепетал зеленоватый мужчина ростом полметра. Он как жук, не мог сесть или перевернуться на живот. Вару и Тише стало очевидно,что монстр что-то повредил, и, возможно, необратимо.
– Фэйдом? – со страхом повторила Тиша. Они всю жизнь с мужем повторяли имя своего несуществующего ребенка. Они фантазировали о ребенке, но так и не сделали его. – Фэйдом?
– Это все, что я о себе знаю – свое имя.
Фей издал стон, когда вновь попытался встать и не смог. Он с большим интересом и мольбой бросал взгляды на пару.
– Мне кажется, я вас знаю.
– Ты подслушивал нас, а теперь насмехаешься, – разозлился Вар.
– Дорогой, как бы он нас подслушал? О Фэйдоме мы всегда говорили вполголоса.
– Это очень странно. – сказал Вар и указал на коротышку в одежде из листьев с крупными зелеными родимыми пятнами по всему лицу и телу. – Он странный!
– Возьмите меня с собой, – неожиданно попросил фей. – Вы первые, кто не испугались и не убежали. Вы действительно что-то обо мне знаете. Пожалуйста! Кто я?
Только тут Вар и Тиша заметили под существом зеленую расползающуюся лужу. Он продолжал лежать на земле. Тиша присела на колени рядом с ним, а Вар помог придержать голову. Так они просидели минут пять, прислушиваясь к вздохам Фейдома. Фей как будто засыпал.
– Послушай, – Вар потер свое лицо, чтобы мышцы не дрожали, – Мы мечтали о ребенке, и готовились к его созданию. Мы назвали его Фейдом. Неужели с тех пор прошло 16 лет? – он с болью взглянул на жену: она держала ладонь у рта, – Мы просто хотели как следует подготовиться! Фейдом? – Вар ловил взгляд существа, – Тебе 16 лет сейчас. Ты учишься в Синейском училище. У тебя есть подруга с рыжими кудрями. Ты познакомил нас с ней на прошлых выходных. Еще ты любишь кататься на скейте и почему то любишь финики. Поэтому мы берем их для тебя в овощном на углу нашего района, даже при том, что Тиша и я их не особо любим. Тебе безумно нравится рок. В детстве ты любил плавать и играть с нами в шашки. Ты… наш любимый ребенок, которого мы выдумали себе 16 лет назад.
Фейдом скорчился, но вскоре стало понятно, что он улыбается:
– Это прекрасно, – он снова набрал в грудь воздуха – Это удивительно и чудесно. Какую прекрасную жизнь вы для меня придумали. Вы – отличные родители.
Фейдом умер у них на руках. Его тело было слишком странным и слишком инопланетным,чтобы кому-то рассказать об этом. Вар и Тиша зашли в пещеру, чтобы там похоронить останки своего сына.
Уже через пятнадцать метров, когда поворот каменной стены загородил солнечный свет, внутри пещеры загорелись растения и грибы, произрастающие на стенах и между камней. Где-то капала вода. Вар и Тиша прошли в самую глубину, так и не включив фонарик. Светящиеся растения отразились в воде, и супруги увидели темное озеро, вокруг которого располагались каменные кубы с надписями.
“Виктор”, “Ласка”, “Атрея”, “Ляля”, “Дарий” и другие имена. Кладбище.
Вар стоял с Фейдомом на руках. Тиша отодвинула верхний камень одной из могил.
– Здесь подобные скелеты. Маленькие, странные. – она присела и все-таки включила фонарик, шмыгнула носом и вытерла влажные глаза, – Вот, смотри, Вар. У скелетов по бокам, из-под спины торчал косточки. Это все, что осталось от крыльев.
Супруги сдвинули камни подобным образом, соорудили куб, и положили внутрь Фейдома. “Он оказался таким хрупким” – прошептала Тиша. Вар положил сверху плоскую плиту, и выскреб перочинным ножом имя ребенка сверху.
Они вышли из пещеры в молчании. Догнали свою туристическую группу к ночи, по карте. Утром они с экскурсоводом выдвинулись обратно по тропе, чтобы показать ему найденную накануне пещеру. Хотя они и отметили эту точку на карте, но не увидели нужного поворота дороги: целых три поворота походили на нужный, но ни один из них не вел к пещере. А если и выходил, то не к той пещере, или внутри которой оказывалось что-то другое, но не озеро, и не кладбище фей.
Вар и Тиша вылетели домой из Австралии, вернулись в родной город субботним вечером, и ночью под одеялом придумали второго, уже настоящего, ребенка, решив, что это будет лучшим, что они могут сделать по отношению к первому, который, кем бы он ни был, так и не узнал, что такое настоящая жизнь.
